Текст книги "Добрые времена"

Автор книги: Дмитрий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

– Какие льготы получают те, кто набрал наивысший балл? – спросил Разумов.

– Это решает аттестационная комиссия, которую возглавляет главный инженер. Как правило, вносится предложение о выдвижении специалиста по должности или о повышении ему категории. Увеличивается денежное вознаграждение по итогам года. Учитывается активность специалиста и при распределении путевок, жилья и прочих льгот.

Возвращались Разумов и Бессонов удовлетворенные.

– Давай побыстрей материал в газету, – сказал Сергей Михайлович корреспонденту. – А потом партком соберем, обсудим. Дело, действительно, стоящее. Будем внедрять!

Через несколько дней Самсонов, вернувшийся из парткома, пригласил Бессонова к себе в кабинет. Он молчал, но глаза его хитро с удовлетворением смотрели на Романа.

– Чего вы молчите? – взмолился Бессонов.

– Беседовал я сейчас с Сергеем Михайловичем и Ириной Петровной. – Самсонов опять таинственно замолчал, с улыбкой поигрывая пальцами по столу.

– Насчет чего?

– Чего, – хохотнул Николай Иванович. – Будто не догадываешься! Насчет тебя. Вырос, говорят, ты очень. Пора думать о вступлении в партию. Мы с Демьяновым рекомендации дадим, а одну от комитета комсомола возьмешь. Ну как?

– Спасибо, – сказал Роман, еще не придя в себя. – А не рано?

– Не рано, – серьезно ответил Самсонов. – Конечно, кое на что надо будет смотреть серьезнее, ответственнее, что ли. Надо иметь постоянное поручение. Ирина Петровна предлагает тебе стать лектором общества «Знание». У нас международников маловато. Подумай.

– Конечно, о чем разговор!

Дождаться конца рабочего дня, чтобы поделиться с Ладой, у Романа не хватило терпения. Он сбежал этажом ниже, где размещался отдел Немова, вызвал ее в коридор. Услышав волнующую весть, Лада вместо того, чтобы поздравить, коротко спросила:

– А я?

– Что ты? – тупо переспросил, не поняв, Роман.

– Я тоже хочу вступать в партию.

– О тебе я, честно, не подумал.

– Ты обо мне вообще редко думаешь.

– Ну посуди сама, зачем тебе в партию?

– А тебе зачем?

– Сравнила, – оскорбился Роман. – Работать в партийной печати и быть беспартийным?

– Ай, ай, ай! – начала стыдить его Лада. – Аркадия в домостроевщине укорял, а сам и того хуже...

– Ладно, я пошутил, – сказал Роман.

– Значит, решено, – непоколебимо заявила Лада. – На комитете оба рекомендации будем просить.

– Вместе, так всем вместе! – с воодушевлением сказал Роман.

– Как это?

– Надо, чтобы Немов и Петров тоже подали заявления.

– Немову давно пора, правильно, – кивнула Лада. – А Аркадий – мразь.

– С чего ты взяла? Ну, дурит слегка. Стерпится – слюбится, – не соглашался Роман.

– Как же, слюбится, – проворчала Лада. – Я, между прочим, с Потаповой вчера разговаривала...

– Ну и что?

– Ты знаешь, как я к ней отношусь. Подружками никогда не были. А сейчас мне ее жалко стало. Издевается над ней Аркадий. То соберется в загс, то потом раздумает. Трижды уже заявление подавали. Живет у нее, а денег не дает.

– Не может быть, – ахнул Роман. – Уж в чем, в чем, а в жадности его не упрекнешь.

– Я ж говорю, издевается.

Бессонов скептически хмыкнул.

– Не знаю... Муж и жена – одна сатана. Так что особенно не лезь. Без тебя разберутся. А я все-таки скажу и ему, и Немову.

– Но учти, на комитете я буду против! – упрямо сказала Лада.

Роман зашел к Немову, закопавшемуся в каких-то бумагах.

– Квартальный отчет, – простонал тот. – Сколько бумаги переводим, ужас.

– Жень, – весело заявил Роман, усаживаясь прямо на стол. – Есть мнение, что пора мне в партию.

– О-о, – Евгений поднялся, пожал руку, – поздравляю.

– Ну, а ты-то как? Давай вместе. Вон и Лада собирается. Аркадий, и тот загорелся.

– Значит, комсомольский призыв? – заулыбался Немов.

– Конечно.

– Ну что ж, давайте.

Немов поскучнел. Снял зачем-то очки, подышал на них, снова надел.

– Ну, будем считать, что еще не дорос.

– Ты? Ты же из нас самый грамотный, способный. Таким отделом доверено командовать.

– Хочешь начистоту? – Евгений снова сел, слегка помялся. – Не буду я вступать в партию.

Увидев, как Роман выпрямился и хочет что-то сказать, замахал руками.

– Нет, нет. Ты не думай. Меня за коммунизм агитировать не надо. Но не всем ведь быть в партии? Как ты считаешь?

Роман пытливо посмотрел на друга.

– Что-то ты не договариваешь, по-моему. Никто тебя, конечно, силком в партию тащить не будет, оставайся беспартийным. Но все-таки, что тебя не устраивает?

– Понимаешь, – Евгений слегка помялся, потом выпалил: – Многие в партию идут из карьеристских соображений.

Роман почувствовал, как кровь жарко бросилась ему в лицо.

– Ну спасибо.

– О присутствующих не говорят, – отмахнулся Немов. – Ты парень честный. Не зря же мы дружим. Да я и не утверждаю, что все. Но многие.

– Ну хорошо, допустим, – подумав, сказал Роман. – Но, во-первых, ты же знаешь, какой идет строгий отбор. Причем решающую роль играет голос первичной организации. А своих товарищей не обманешь. И, во-вторых, если карьерист попал в партию, надо же его искоренять. А кто будет этим заниматься? Легко стоять в стороне этаким чистоплюем...

– Значит, я чистоплюй?

– Конечно.

Евгений подпер рукой голову, бесцельно уставился в окно.

...Заседание комитета шло тихо и спокойно, пока черед не дошел до рекомендации Петрову. Юля еще не успела дочитать до конца его краткую характеристику, как Лада уже подняла руку.

– Ты чего, Бессонова? – спросил Любимов, которому еще не надоело слегка поддразнивать Ладу замужеством.

– Отвод! – вскочила Лада.

– Как же так, – пролепетала Юлия, еще не успевшая сесть. – Он же комсорг...

– Мало ли что, – повела плечиком Лада. – Можно быть хорошим командиром и нехорошим человеком.

– Это чем же я тебе нехорош? – приосанился Аркадий. – Конечно, после твоего Ромочки...

Своей развязностью Петров усугубил дело. Уже насупился Любимов.

– Да, Аркадий, ты со своей любовью решай что-нибудь. Хоть ты и во флоте служил, а не по-морски себя ведешь. Если уж моряк верит, верит твердо.

– Мы уже заявление в загс подали, – буркнул Аркадий.

– В четвертый раз? – ехидно осведомилась Лада.

– Почему в четвертый? – опешил Аркадий. – Кто тебе такую глупость сказал?

– Невеста твоя, Людмила. И она же пожаловалась, что ты ей денег на житье не даешь.

Казалось, что от возмущения глаза Аркадия выскочат из орбит. Он даже начал заикаться:

– К-как не д-даю? Я ж телевизор новый только что купил!

– Нехорошо так о любимой женщине говорить, – упрекнул его Любимов, но голос секретаря явно смягчился.

Да и остальные члены комитета были склонны поверить Аркадию. Неожиданно заговорил Немов:

– Я тоже предлагаю пока воздержаться от рекомендации.

На него с удивлением уставились и Бессонов, и Петров.

– Ну, она женщина, с ней все ясно, – брякнул Аркадий, кивая в сторону Лады. – А тебя-то какая муха укусила?

– А та муха, – раздельно сказал Немов, зло взглянув на Петрова, – что вступаешь ты в партию из-за карьеры.

– Докажи, – зашипел Аркадий.

– Помнишь, ты нам как-то с Бессоновым в общежитии байки заправлял, дескать, к черту завод, в науку подаваться надо. Ну и смекнул, что партийный билет в этом деле не помешает.

– Я так не говорил, – быстро сказал Аркадий.

– Не сказал, так подумал. Вон Бессонов подтвердит.

Члены комитета поглядели на Романа. Тот смутился:

– Разговор, вообще-то, был такой. Но это же давно. Может, Петров передумал.

– Да пошутил я, братцы, – запричитал Аркадий.

– Плохие это шутки, – брякнул Немов и снова замолчал.

– Что делать будем? – Любимов обвел глазами комитетчиков. – Непростой вопрос получился... Наверное, действительно рановато Аркадию в партию. Путаницы в голове многовато.

Аркадий выскочил из комнаты, успев погрозить кулаком Немову и Бессонову и прошипел:

– Тоже мне – друзья!

Стали расходиться и остальные члены комитета. Лада сверкнула глазами на мужа.

– Что ж ты – «не знаю, может быть». Вон Женька как отбрил.

Роман опять вздохнул.

– Да неплохой он парень, Аркадий. Может, действительно ему рано. А может быть, вот оттолкнули его, он совсем чудить начнет. Разве мы доброе дело сделали сегодня? Вон Головкин Виктор Иванович как говорит? Надо опираться на доброе в человеке...

– У тебя Головкин, как Иисус Христос, – отмахнулась от мужа Лада.

– Какой Головкин? – заинтересовался Любимов. – Не из литейного?

– Он, – кивнул Роман.

– Постой, постой. Ты же о нем в областной газете писал? Так что он твой крестник. Поздравляю.

– С чем?

– Сегодня мы четырехугольником на него характеристику подписывали. Представили его на Героя.

– Да что ты! – обрадовался Роман. – Сейчас побегу поздравлю.

– Ты что! Ни в коем случае! – испугался Любимов. – А если наверху не утвердят? Пока молчи. А то человека в неудобное положение поставишь.

* * *

До приема на парткоме оставалось чуть больше двух недель, и Роман форсировал выполнение своего первого партийного поручения. В подготовке лекции ему помогала Чалова.

– Ты не хватайся за все сразу! – сказала она ему. – Возьми пока один материк, скажем, Африку, где сейчас горячо. И лекцию так назови, без претензий: «У карты Африки».

Ирина Петровна подобрала ему справочники, подшивку еженедельника «За рубежом». Через несколько дней Бессонов принес ей конспект лекции. Ирина Петровна внимательно посмотрела его и одобрила:

– В целом неплохо. Можно, конечно, поглубже проблемы копнуть, но это со временем. Тебе мой совет: на каждую страну веди досье. Появилось новое сообщение или обзор. Ты его в папочку. Понял? И еще, не вздумай лекцию по бумажкам читать, немедленно перестанут слушать. Постарайся начать сразу с каких-нибудь интересных фактов, чтоб внимание приковать. Понял?

Роман благодарно кивнул.

– Где первую лекцию читать будешь?

– В типографии просят.

– Правильно, – согласилась Ирина Петровна. – Аудитория для тебя знакомая, легче будет. Да не робей. Я обязательно приду тебя послушать.

Типографию, действительно, Бессонов выбрал не случайно. Вот уже два месяца по понедельникам и средам он приходил сюда с Демьяновым верстать газету. Налицо были определенные успехи. Роман уже на глазок мог отличить петит от корпуса, знал многие заголовочные шрифты – узкий латинский, наполеон! Познакомился с линотипистками, печатницами и особенно наборщицами, с которыми, собственно, и макетировал полосы. Бойкая сухонькая старушка тетя Поля, рассудительная и спокойная Шура, резкая на язык и умеющая стрелять глазами Нина охотно помогали молодому литсотруднику, что нередко вызывало шутливую ревность Василия Федоровича.

– По-моему, мне в типографии уже делать нечего, – не раз восклицал он, просматривая оттиски сверстанных полос.

Но хотя народ был знакомый, у Романа что-то екнуло, когда он увидел у входа в типографию афишу: «Сегодня. „У карты Африки“, журналист Бессонов. Явка обязательна». Последняя фраза была лишней, поскольку лекция читалась в обеденный перерыв, когда все работники были на месте. Они расположились за длинным столом, аппетитно поедая бутерброды и встретив лектора приветственными возгласами.

Роман прикреплял карту, пока парторг, механик Лютиков, представлял его аудитории. Лектор посмотрел на сидевшую в стороне Чалову и решил, что надо брать быка за рога. В качестве «быка» он избрал тетю Полю, сидевшую впереди с аппетитной булкой в одной руке и кружкой чая – в другой...

Проводили лектора аплодисментами; Чалова пожала ему руку.

– Молодец. Верю, что не растеряешься в любой аудитории.

...Первой в зал заседаний парткома вошла Лада. Роман не успел как следует начать переживать, как она уже выскочила, вся пунцовая.

– Чего спрашивали?

– Да Сергей Михайлович в краску вогнал... Чалова сказала, нора меня в пропагандисты готовить, он вдруг заулыбался и говорит: «Надо ей сейчас в первую очередь к материнским обязанностям готовиться, а остальное – потом». Ром, неужели у меня такой большой живот?

– Брось ты, не переживай. Ничего не видно, – успокоил он рассеянной скороговоркой, поскольку следующим вызывали его.

С ним вместе зашли Самсонов, Демьянов, секретарь партбюро типографии механик Лютиков.

Члены парткома, слушая доклад Лютикова, благожелательно поглядывали на Бессонова. Со всеми из них он хорошо познакомился за полтора года работы.

– Пусть расскажет биографию, – предложил Разумов, когда секретарь партбюро закончил. – Давай, Роман Павлович.

Биография его уместилась в несколько фраз – «родился в семье служащих, отец и мать – учителя, члены партии; поступил в школу, был принят в комсомол, учился в институте, работаю...» Роман говорил и сам остро чувствовал, что хоть четверть века за плечами, еще ничего не сделано.

Ему казалось, что так думают и члены парткома. Во всяком случае, кто-то иронично бросил:

– Как говорится, все впереди.

– Ну разве это плохо? – улыбнулся Разумов. – Очень даже хорошо. Кстати, по работе на заводе он себя успел зарекомендовать. Как, Николай Иванович?

– Конечно! – поднялся Самсонов. – Иначе разве мы стали бы с Василием Федоровичем его рекомендовать. Парень творческий. Увлекается, конечно, иногда слишком доверчив...

– Доверчивость для журналиста – первейшее свойство, – прогудел сидящий рядом Демьянов. – Если человек не верит людям, нечего ему в газете делать. Да и на партийной работе тоже, как я понимаю... Лучше десять раз обмануться, чем один – не поверить.

– Ишь ты! Не даешь в обиду ученика? – хмыкнул Угаров. – Правильно. Верить надо, но проверять тоже. А также и советоваться иногда. Намек понял?

– Понял! – улыбнулся Роман.

– Есть предложение принять, – сказала Чалова. – Имеет партийное поручение, хорошо его выполняет. Он теперь у нас лектор-международник.

– Ну, раз так, – улыбнулся Разумов, – думаю, следует согласиться. Других мнений у членов парткома нет? Принимаем тебя, Роман Павлович, кандидатом в члены партии. Поздравляю!

Едва он вышел из зала заседаний, к нему устремилась Лада:

– Ну как?

– Порядок, – ответил Роман односложно. – Единогласно.

Лада внимательно поглядела мужу в лицо:

– А почему не радуешься?

– Радуюсь. Но как-то... еще в себя не пришел.

– Не тормоши его. Человек осознает важность свершившегося, – услышал Роман из-за спины голос Немова.

Евгений крепко пожал руку Бессонова и взволнованно произнес:

– Поздравляю, дружище! Это замечательно.

И тут снова не удержался, чтобы не подтрунить:

– Лада, взгляни, у него, правда, лицо...

– Чем тебя мое лицо не устраивает?

– Выражает... – громким шепотом сообщил Немов.

– Чего выражает-то? – начал сердиться Роман.

Немов торжественно поднял палец:

– Значительность!

– Да ну тебя, – махнул Роман рукой. – Тут такой момент, подумать надо, как дальше жить.

– Думать полезно, – с улыбкой кивнул Немов. – Но, между прочим, следует помнить, о чем серьезно предупреждал Ленин молодых коммунистов.

– О чем? – насторожился Роман.

– О комчванстве.

– Что, что?

– Эх ты, а еще историк. Коммунистическое чванство, зазнайство, Ленин считал самой страшной болезнью. Так что не зазнавайся. А то мы с Ладой живо тебе душ горячий устроим.

Роман было насупился, но потом вдруг заулыбался:

– Ребята, я рад. Понимаете. Так рад! Это ведь как второе рождение. Я чувствую в себе такие силы, я такое сотворю. Ого-го!

Обняв Ладу и Евгения за плечи, Роман прошел с ними в комитет комсомола, потом в редакцию, принимая поздравления и радуясь как ребенок.

И дома, уже поздно вечером, он нет-нет да и начинал улыбаться каким-то особым светлым мыслям.

– Коммунист! Я теперь коммунист, – повторял он про себя.

* * *

Вскоре Роман и Лада уехали в подмосковный санаторий. Лыжные прогулки, сытный обед, послеобеденный сон, вечером – кино. Бездумно и безмятежно бежали день за днем.

Вот и сегодня сразу после завтрака они встали на лыжи. Скользили меж высоких елей, образующих зеленый туннель, лучи яркого солнца, пробиваясь сквозь ветки, рисовали на сугробах синие узоры. Лыжня внезапно пошла под уклон. Роман, шедший первым, со скоростью вылетел на поляну. Здесь тормознул, ожидая Ладу. Среди стволов показалась ее пушистая красная шапочка. Вот и она сама. Увидела Романа и вместо того, чтобы затормозить, громко сказала «ой» и шлепнулась.

Роман рассмеялся, а Лада тут же обиделась.

– Почему ты смеешься?

– Потому что смешно. Упала на ровном месте.

– Издеваешься? Нет чтобы поймать!

Он поднял ее и громко чмокнул в розовую щечку, но Лада надула губы и не разговаривала с ним до возвращения в корпус. После обеда они, как обычно, улеглись на свои кровати, Роман принялся за чтение журнала. Неожиданно он услышал всхлипывание.

– Ты чего?

Всхлипывание усилилось. Роман отбросил журнал, перебрался к Ладе на кровать, нежно обнял ее за плечи:

– Ты чего? – повторил он. – Заболела?

Лада уткнулась в его плечо.

– Ну скажи чего-нибудь! – потребовал Роман.

– Ты-ы меня – я не-е лю-бишь! – всхлипывая, сообщила Лада.

– С чего ты взяла? – вскрикнул Роман.

– Смеялся, когда я упала. И вообще не разговариваешь. Только читаешь!

– Так о чем говорить, когда все в порядке? – рассмеялся Роман, вспомнив старый анекдот.

– Вот, вот. Не о чем со мной говорить, потому что я глупая.

– Что за ерунда!

– Нет, не ерунда. С Немовым есть о чем разговаривать, а со мной нет.

– Здрасьте пожалуйста! Ладно, давай разговаривать!

– Не буду. Я на тебя обиделась.

– Замечательный образец женской логики.

– Скажи еще, что я глупая.

– Глупая! – сказал Роман в сердцах.

Снова послышалось всхлипывание.

– Ну ладно, прекрати! – он поцелуем стер слезы на ее щеках. – Давай поговорим.

– Ты меня любишь?

– Люблю.

– Честно?

– Честно.

– А жизнью ты доволен?

Роман рассмеялся:

– Ничего себе вопросик!

Лада опять надула губы:

– Все-таки ты меня глупой считаешь!

– Да нет же! Наоборот. Вопрос, я сказал бы, философский. Однозначно не ответишь. Понимаешь, раньше для меня интеллигентский треп, остроумие было главным. А сейчас у меня есть дело! Я чувствую, что моя работа нужна. Понимаешь? Вот что главное. Особенно теперь, когда вступил в партию. И есть ты. И будет еще кое-кто...

– Ой, слышишь?

– Что?

– Он бодается!

Роман действительно почувствовал ритмичные толчки.

– Надо же, какой настырный!

– В тебя, – хохотнула Лада. – Как мы его назовем?

– Константином... Это по-латыни значит «постоянный».

* * *

Всего двенадцать дней их не было на заводе, а новостей! Уже вечером забежал Немов:

– Кричите «ура»! Уломал я все-таки директора и главного инженера. Будем внедрять АСУ.

– Какая еще такая оса тебя укусила? – рассмеялся Роман.

– Профан! – обиделся Немов. – Вовсе не осу, а АСУ! Понятно? Автоматизированная система управления. Есть уже договоренность с министерством. Будем закупать в Минске комплекс электронно-вычислительных машин.

– Это, наверное, дорогое удовольствие? – осторожно спросила Лада.

– Еще какое! – радостно подтвердил Немов. – Больше трех миллионов.

– Ого! – только и сумел сказать Роман.

– Не огогокай, пожалуйста, – сказал Немов. – Это окупится за год, потому что мы наконец сумеем ликвидировать штурмовщину.

– Электроника ликвидирует штурмовщину? – недоверчиво произнес Роман.

Немов внимательно уставился на друга:

– Ты хоть понимаешь, отчего у нас то и дело лихорадит цехи?

– Может, руководители плохие? – предположил Роман. – Потом, нарушения дисциплины...

– Это все, конечно, сказывается, но главная причина в плохом планировании.

– Планировании? – переспросил Роман. – А плановый отдел на что?

Евгений засмеялся и покровительственно глянул на Бессонова.

– Типичная ошибка дилетанта!

– Ладно тебе уж задаваться! Лучше объясни.

– Плановый отдел занимается, так сказать, внешним планированием. Он формирует пятилетний план, годовой, готовит отчеты о выполнении и все это посылает наверх в министерство. А есть еще оперативное планирование. То есть планирование самой работы. Ясно?

– Не очень, – честно признался Роман. – В общем, валяй дальше, авось разберусь.

– Ну как же! – возбужденно начал пояснять Евгений. – Это так просто. Ежемесячно цеха получают задание на выпуск тех или иных деталей в определенном количестве. Понимаешь?

– Понимаю.

– Дает эти задания производственный отдел, который знает, какие классы станков надо выпускать.

– Значит, производственники плохо планируют?

– Да.

– А почему?

– Не потому, что они не хотят. Они физически не могут все предусмотреть. Вместо планирования они занимаются выбиванием.

– Каким выбиванием?

– Выбиванием из цехов тех деталей, которые сами забыли заранее запланировать.

– И какой же выход?

– Выход один – планирование с помощью ЭВМ. Машина ничего не забудет.

– Да, но ты забываешь о длительности технологического цикла, – возразила внимательно слушавшая их разговор Лада.

– Как это? – не понял Роман.

– От литейной заготовки до окончательной сборки проходит порой месяц, а то и больше, – пояснила она. – Иначе говоря, литейному цеху нужно сегодня планировать те детали, которые понадобятся на сборке через месяц.

– Да, и предвидеть такие вещи можно только с помощью очень хорошей организации планирования, – убежденно сказал Немов. – В каждом цехе, на каждом участке будут установлены простейшие электронные машины. По окончании смены каждый мастер будет опускать в такую машину карточку с отчетом о количестве сделанных деталей. Все сведения будут поступать на центральную станцию. Здесь с помощью программистов все сведения будут обобщены и в виде перфоленты запущены в машину, и та через несколько минут выдаст задание на следующий день по каждому цеху и участку. Можешь быть спокоен, машина ни одной детали не забудет! Утром мастер приходит на работу – а ему из машины карточка с заданием. Здорово?

– Фантастика, – восхитился Роман. – Но ведь сколько нужно специалистов, чтобы машины обслуживать.

– В кадрах вся загвоздка, ты прав, – вздохнул Немов. – Сейчас мы отбираем из числа молодых специалистов ребят, которые наиболее способны к математике. Пошлем их на курсы программистов. От кадров будет зависеть все, – повторил Немов и вдруг оживился: – Кстати, друг твой Аркадий...

– Что, тоже в программисты подался? – удивился Роман.

Немов недобро хохотнул.

– Почти. Вот ты на меня тогда обиделся, что я Аркадия карьеристом назвал, – он не скрывал своего торжества, – а он взял и с завода ушел!

– Как ушел?

– А так. Я Людмилу встретил. Они, кстати, расписались.

Роман усмехнулся и, покосившись на Ладу, вполголоса сказал:

– Надо думать. От нее живым не уйдешь. Ну, а Аркадий при чем?

– А при том! Она сообщила, что теперь Аркадий – важное начальство. Работает заведующим вокзальным буфетом!

Роман аж присвистнул, а Лада уронила тарелку с бутербродами. Ребята кинулись поднимать.

– Не нагибайся! – рыкнул сердито Роман Ладе. – Тебе нельзя.

– А что, уже скоро? – заулыбался Немов.

– Скоро, скоро! – вздохнула Лада.

– А почему так грустно?

– Боюсь, Женечка! Тебе этого не понять!

– Ты что ж начальника своего так фамильярно называешь? – засмеялся Роман.

– По привычке. А потом здесь же все свои...

– Так расскажи толком, как он туда попал?

– Из горкома комсомола позвонили Любимову. Дескать, необходимо выделить комсомольцев в сферу обслуживания. Аркадий узнал и предложил свои услуги.

– А при чем здесь карьеристы, не понимаю? – спросил Роман. – Человек пошел на трудный участок работы...

– Ты знаешь, что Людмила сказала?

– Ну?

– Хоть будем жить по-человечески.

– Это как?

– Я то же самое спросил. А она отвечает: о еде думать не будем. Понимаешь?

– Что, он воровать будет? – брезгливо сказал Роман.

– Наверное, так надо понимать. Признаешь, что был неправ?

– Не знаю, – раздумчиво произнес Роман. – А если мы дали бы рекомендацию, может, он бы и не ушел?

...На следующий день после работы Роман, никому ничего не сказав, решительно отправился на станцию. У мордастого буфетчика, торговавшего у стойки пивом, спросил Петрова. Тот молча указал на дверь в глубине буфета, за витриной. Толкнув дверь, Роман очутился в маленьком коридорчике. Слева была кладовая, через открытую дверь виднелись большие весы и какие-то коробки, на двери справа висела табличка: «Заведующий».

Роман без стука отворил дверь и очутился в крохотной комнатушке, целиком занятой письменным столом, за которым сидел Аркадий, усердно строчивший что-то на бумаге.

– Ты? – Он не скрыл своего изумления при виде Романа, однако и особой радости не выразил.

– Гляжу, писать научился, – с усмешкой сказал Роман, без приглашения умащиваясь на обшарпанном стуле.

– Научишься, – буркнул Аркадий, но, тут же увлекшись, заговорил скороговоркой: – У нас своей кухни нет, горячее доставляем в термосах, а их не хватает. Вот пишу управляющему трестом столовых, чтобы добавил...

– Доволен? – односложно спросил Роман.

– Доволен, – с вызовом ответил Аркадий. – Сначала растерялся, хлопот полон рот. Но скажу честно, хлопоты приятые. Приходят люди голодные, холодные, озабоченные. А поедят, чайку или пива попьют, и жизнь лучше становится.

– Прямо поэт желудка! – усмехнулся Роман.

– А ты думал!.. – самодовольно усмехнулся Аркадий и зычно крикнул в дверь:

– Петрович, принеси нам пива!

– Спасибо! – смутился Роман, когда мордастый буфетчик ловко поставил перед ним кружку и соленые сухарики.

– Пей, пей, – покровительственно кивнул Аркадий и сам сделал глоток.

– Не воруешь? – вдруг спросил Бессонов, сурово поглядев в глаза Аркадию.

Тот чуть не захлебнулся пивом, медленно поставил кружку на стол и начал наливаться кровью.

– Ты что сказал?

– То, что слышал!

– Неужели ты думаешь, что я из-за этого ушел с завода?

– Говорят, ты заявил, что голодать теперь не будешь...

– Ах, вон что, – протянул Петров. – Ну, говорил. Но я же совсем другое имел в виду. Во-первых, зарплата у меня здесь почти в два раза выше, чем в цехе, а во-вторых, питаюсь я здесь по себестоимости. С разрешения руководства треста. Ясно? Премиями не обижают опять-таки.

– Тогда прости, что нехорошо подумал, – открыто сказал Роман.

– Ладно, прощаю! – хлопнул его по плечу Аркадий. – Я же помню, что на комитете ты за меня был.

– А на Ладу и Женьку обижаешься?

Петров вздохнул:

– Сначала зверски обиделся. А потом остыл, думаю, что они правы были. Действительно, к Людмиле по-скотски относился. Но опять-таки они же ничего не поняли. Я не потому, что скотина. А потому что люблю ее очень. И ревную к каждому столбу. Понятно?

Роман встал:

– Ну, я рад, что у тебя все в порядке.

– Как Лада там? Скоро наследника ждете?

– Скоро!

Аркадий весь засиял:

– И мы ждем. Представляешь, будет такой рыжий, как я.

* * *

...Утром в редакции Роману сообщили радостную весть.

– Дуй в литейку, – сказал Самсонов, – твой крестник стал Героем. Так что надо интервью. Из областной газеты уже звонили.

Головкин встретил Романа отнюдь не радостно. Кряхтел около очередной формы, не глядя в сторону корреспондента.

– Виктор Иванович! Поздравляю! – прокричал ему Роман.

– Спасибо! – устало сказал Головкин, отбрасывая плиточку и садясь на край формы. – Думаешь, рад?

– Конечно!

– Ну, если честно, то рад! Но это ведь какой груз! На всю жизнь!

– Почему?

– Испытание почетом – это самое трудное. Вот тебе недавний пример. Участку заливки в прошлом году присвоили звание коллектива коммунистического труда. За дело присвоили. И дела отличные, и дисциплина. А что потом? Потом в этом году сняли. Как это получилось? Очень просто. Один прогулял, другой запил. Раньше бы стружку сняли. Теперь нельзя. Участок-то коммунистический! Неудобно шум поднимать. Замяли. Дальше хуже – дисциплина падает, план наперекосяк. А все молчат. Ну, и достукались – участок хуже других стал. Понимаешь, зачем рассказываю? Нельзя человеку предел ставить. Остановился – и сразу вниз пошел! Вот и стал я Героем. Почетно, хотя, думаю, что можно это звание по крайней мере сотне рабочих с нашего завода дать. Ну ладно. Выбрали меня, значит, и нужно быть Героем. Всегда! Чушь? Нет, очень нелегкое это дело!

Головкин взял кисточку, махнул другой рукой Роману и снова взялся за форму.

Ладу забрали в больницу раньше времени. Врачей встревожило ее повышенное давление. Роман прибегал каждый вечер, приносил ей копченую колбасу, что Ладе запрещалось категорически. Но ей «так хотелось». Лада вообще капризничала. Как-то вечером раздраженно заявила:

– Ну что ты каждый вечер шляешься?

Роман обиделся и на следующий день не пришел, хотя сердце екало. Он убежал из редакции утром, после планерки. У окна стояла полная женщина и сурово смотрела на него:

– У, злыдень! Довел жену до слез!

Тут же из окна показалась заплаканная Лада.

– Ты почему не приходил?

– Но ты же сама сказала...

– Мало ли что я скажу. Чувствовать должен! Колбасу принес?

И вот наступил тот счастливый день. Утром, когда Роман прибежал, его прогнали.

– Увезли в родильное. Приходи после обеда.

Он пришел грустный домой. Не находил себе места. Лежал, пытался читать, но не мог. Наконец снова поплелся в больницу.

– Где ты шляешься? – крикнула суровая женщина. – Получай записку!

«Ромочка, все в порядке. Сын. Вес три с половиной. Рост пятьдесят. Целую!»

Он ворвался в квартиру Крутовых.

– Сын! У нас родился сын!

Роман поднял на руки и расцеловал тещу. Та неожиданно заплакала.

– Зоя Петровна! Вы почему плачете? Неужели не рады?

– Рада! – всхлипнула женщина. – Только бы не было войны...