Текст книги "Добрые времена"

Автор книги: Дмитрий Евдокимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– В областную газету? – Глаза Лады, и без того большие, стали еще больше. – Но это же замечательно!

– Так ты не против? – удивился Роман.

– А почему я должна быть против? – в свою очередь удивилась Лада. – Наоборот, я страшно горжусь тобой! Я сразу, еще когда читала твои первые маленькие заметки, поняла, что ты настоящий журналист.

– Ну уж! – отмахнулся Роман. – Как же – гений!

Зато Самсонов и Демьянов стали дружно отговаривать Романа от перехода, причем каждый по-своему.

Самсонов «жал» на материальную сторону вопроса.

– Ты меня послушай, – проникновенно сказал Николай Иванович, усаживая молодого литсотрудника рядом с собой. – Я ведь все-таки экономист по образованию. Ну, сколько ты будешь получать? На пятьдесят рублей больше. Это ж фикция!

– Почему? – удивленно поднял брови Роман.

– Сейчас докажу. На дорогу туда, обратно надо? Надо! Обедать надо? Надо. А то и ужинать. Вот и считай. Не то что пятьдесят, все сто истратишь. А всякие столичные соблазны! То захочется купить, это!

– Но там и гонорар, – возразил, впрочем, довольно вяло, Роман.

– Гонорар? – всплеснул руками Самсонов. – А кто тебе здесь мешает иметь? Я тебе хоть слово против сказал? Наоборот, хвалю. Давай, расти в творческом отношении сколько хочешь! А потом подумай и о жилье. Сколько еще будешь по углам мотаться? Ведь жениться собрался. В Москве, чай, жилье не обещают?

– Нет, – покачал головой Роман. – В обозримом будущем, как сказал Герман Иванович, никакого просвета.

– Вот видишь, – обрадованно сказал Николай Иванович, – ну, убедил?

Роман отрицательно покачал головой.

– Что? Нет?

– Для меня деньги – не главное, – упрямо сказал литсотрудник.

– А что же тогда главное? – изумился Самсонов. – Поглядите на него, какой бессребреник...

– Главное, чтоб работа интересная была, – упрямо настаивал Роман.

Тут не выдержал Демьянов, до этого молчавший и лишь свирепо попыхивавший сигаретой.

– Скажите на милость – чтоб работа интересная! А у нас тебе уже не интересно? Сделал два или три более-менее сносных материала и считаешь, что все уже превзошел? Ты же завода толком не знаешь. Да и в газетном деле птенец. Вот тебя замом ответственного секретаря сватают, а верстать ты умеешь? Нет. Тебе еще учиться и учиться.

Он вскочил и забегал по маленькому кабинету редактора, натыкаясь на стулья. Потом остановился напротив Бессонова, засунул руки в брюки и уставился на литсотрудника.

– Ну, что вы на меня так смотрите? – поежился Роман.

– Разочаровываешь ты меня, Роман Палыч! – буркнул Демьянов. – Надеялся, что человек из тебя получится. Думал, вот на пенсию спокойно пойду. Подготовлю из Романа себе смену... Мы уже с Николаем прикидывали. Было?

– Говорили, – подтвердил Самсонов.

– А ты... как птичка! Тю-ить! – Демьянов неумело свистнул.

– Ну что вы за меня взялись! – взмолился Роман. – Я с вами посоветоваться хотел. Думаете, не понимаю, что рано?

– А понимаешь, так звони, категорически отказывайся! – указательный палец Демьянова был строго направлен на телефон.

Герман Иванович, которому позвонил Бессонов, отнесся к отказу благожелательно, не уговаривал, а, напротив, сказал:

– Ну и правильно! В областную газету надо идти с определенным житейским багажом. Парень ты, безусловно, способный, так что все у тебя впереди.

– Редактору скажете?

– Конечно, скажу. И между нами, я думаю, что он будет доволен.

– Доволен отказом? – удивился Роман. – Зачем же тогда предлагал?

– Ну, надо знать нашего Василия Николаевича. Он тебя как человека проверял. Дескать, клюнет на приманку или нет. Он карьеристов терпеть не может. Вот так-то. Ну, бывай! Если напишешь что-нибудь хорошее, привози. Нам, кстати, очень нужны проблемные материалы по движению за коммунистический труд, подумай!

* * *

Свадьба была очень скромной. Так хотели и Лада, и Роман. В загсе их свидетелями были Любимов и Немов. Они без конца подшучивали, сбивая рабочее настроение у пожилой дамы, ведавшей бракосочетанием.

– Тринадцатого, да еще в пятницу! – притворно вздыхал Евгений. – Всю жизнь промучаетесь!

– Для нас тринадцатое – число счастливое, правда, Ромочка? – нежно взглянула на жениха Лада.

– Это уж как пить дать! – подхватил Любимов, уже приступивший к раскупорке шампанского. – Тринадцать детей будет. Пухленьких, как Лада.

Пробка с гулким хлопком вылетела из бутылки, напугав даму, собравшуюся было произнести заученную речь.

– Будьте счастливы, дети! – сказала она неожиданно для себя просто и тепло, слегка прослезилась и охотно выпила шампанского.

Вечером в домике Крутовых пир горой. На столе – дары щедрой осени. Жареные баклажаны, фаршированные кабачки, маринованный чеснок и перец, грибы... Обстановка царила самая непринужденная. Отвечая на «горько», выкрикнутое Самсоновым, Роман и Лада с удовольствием расцеловались. Но когда Немов через какой-то промежуток попытался вновь закричать «горько», Роман решительно пресек друга, погрозил ему кулаком.

– Хорошенького понемножку! Ешь лучше!

Потом пели любимые песни – «Хаз-Булат» и «Фонарики». Неожиданно каплю дегтя в общее веселье внес Андрей. Он с самого начала много пил, не обращая внимания на замечания жены. Потом сказал ей что-то резкое и демонстративно поднялся из-за стола, крутя в руках папиросу. Лада насторожилась.

– Что-то с Андреем творится, не пойму, – шепнула она Роману.

Он кивнул в знак понимания и, воспользовавшись тем, что все со смехом слушали очередную байку дяди Павлика, незаметно выскользнул следом за Андреем. Тот стоял на терраске, упершись лбом в стекло, словно что-то высматривая в вечернем полумраке.

– Андрей, ты чего? Нашей свадьбой недоволен? – окликнул его Роман.

– А, Рома! – вяло оглянулся Андрей и снова уперся лбом в стекло. – Прости, что нарушаю ваше веселье. Больно уж настроение пакостное...

– Что-то случилось? Может, помочь надо? – продолжал допытываться Роман.

– В двух словах не скажешь, – вздохнул Андрей.

На терраску буквально ворвалась Валентина, раскрасневшаяся от праведного гнева.

– У, храпоидол! – закричала она, не обращая внимания на Романа. – Нализался! Все люди как люди, веселятся. А ему все не так.

– Прекрати! – не поворачиваясь к жене, ровным голосом сказал Андрей.

Валентина неожиданно коротко и зло взревела:

– Вот, смотри, Ромочка! Всю жизнь с ним мучаюсь, Может, у вас с Ладой по-другому будет.

Андрей, уже не сдерживаясь, выругался, отшвырнул щелчком сжеванную папиросу и направился к двери.

– Куда? – попыталась задержать его у двери Валентина. – Не пущу!

– Не волнуйся, – процедил Андрей. – Домой. Веселиться настроения нет.

Он выбежал на улицу. Валентина на секунду замешкалась, а потом ушла следом.

Вышедшая из комнаты Лада удивленно проводила ее глазами.

– Куда это она, будто с цепи сорвалась?

– За Андреем, домой.

Лада поскучнела.

– Видать, опять поругались.

– Похоже.

– Ну ладно, пойдем, – она взяла его под руку. – А то перед гостями неудобно.

Часа через два стали расходиться. Роман и Лада вышли провожать гостей. Неожиданно она предложила:

– Слушай, давай добежим до Андрея. Тут ведь недалеко. А то что-то у меня душа неспокойна.

– Ах ты, добрая моя душа! – нежно обнял ее за плени Роман. – Конечно, пойдем.

Им открыла Валентина, вся в слезах.

– Что, не помирились? – коротко спросила Лада.

Та даже не смогла ответить, только махнула в сторону кухни.

На кухне стоял верстак, за которым Андрей обычно занимается резьбой по дереву. Он и сейчас сидел за верстаком и с задумчивым видом тесал маленьким острым топориком какую-то заготовку, постепенно превращая ее в лучины.

– Ты чего делаешь? – удивленно спросила его Лада.

– Вот полюбуйтесь, люди добрые! – слезливо выкрикнула Валентина, выглядывая из-за плеча Романа.

– Уйди! – бросил Андрей.

– Семьдесят пять рублей на помойку! – опять выкрикнула Валентина.

– Какие семьдесят пять рублей? – не понял Роман.

– Ну да! – так же слезливо выкрикнула Валентина. – Это ведь он маску изничтожил. А уже покупатель есть...

– Уйди! – так же монотонно сказал Андрей.

– Лада, – решительно заявил Роман, – убери ее в комнату, а я поговорю. Тут надо разобраться.

Он подсел к верстаку, Андрей аккуратно смахнул последние стружки в стоявшую рядом корзину, потом встал и направился к холодильнику.

– Выпьем? – спросил он, доставая початую бутылку водки.

– Давай, – согласился Роман.

Андрей кивнул, вытащил из буфета две рюмки, поколебался и спросил:

– А Лада?

– Потом, – сказал Роман. – Давай излагай.

Они молча выпили, Андрей сморщился, понюхал кусочек хлеба и, наконец, начал:

– Все Колька Симаков, сволочь. Подкатывается тут однажды. Приносит маску шамана. Кто-то ему с Севера привез. «Можешь, – говорит, – такую сварганить?» Посмотрел я – хорошо сделано. Понравилось. «Что ж, – говорю, – могу, и даже лучше». – «Ну, сделай». Достал я липовую доску большую, вырезал. Да еще трубку этому шаману присобачил. Страшен, как смерть. Моя благоверная даже испугалась. «Убери, – говорит, – эту гадость». А Колька и скажи ей: «Эта гадость, между прочим, сейчас в страшной моде. За нее запросто семьдесят пять рублей дадут. Ты сколько ее делал?» «Дня три», – отвечаю. «Вот видишь, двадцать пять рублей за вечер. А за месяц семьсот пятьдесят рублей. Чуешь?»

Роман даже присвистнул.

– Побольше, чем министр получает!

– Вот, вот. Скажу честно, поддался я на это дело. Правда, Симакову говорю: нет у меня заготовок, да и покупателей где я искать буду? Отродясь торговлей не занимался. А Колька, змей, смеется. «Ты, – говорит, – главное, талант свой проявляй, об остальном не беспокойся». Как я теперь понимаю, у него тоже свой интерес имелся. Не меньше, видать, чем по сотне их загонял...

– По полторы, – раздался из комнаты всхлипывающий Валин голос.

Видно, что женщины внимательно слушали Андрееву исповедь.

– А ты почем знаешь? – недобро покосился в сторону комнаты Андрей.

– Сказывали...

– «Сказывали», – передразнил жену Андрей и снова взялся за бутылку. – Еще по одной?

Роман прикрыл ладонью рюмку:

– Потом. Давай рассказывай.

Андрей вздохнул.

– Потом так потом. Ну, короче, взялся я за это дело. Так наловчился, что за пару дней маску лепил. Штук десять сделал и чувствую: аж тошнит меня от этих шаманов. Думаю, нет, так дело не пойдет. Пора завязывать, иначе свихнешься. А тут эта...

Андрей опять покосился на дверь, ведущую в комнату, и оттуда послышались всхлипывания.

– Вот, слышишь? Деньги бабе в голову ударили. Она уже не мужа видит, а одни двадцатипятирублевки.

– Что ты мелешь? – запричитала Валентина. – И не думала вовсе...

– Говорю ей, мочи нет, – не обращая внимания на реплику, продолжал Андрей. – Друзей не вижу, просто в домино с ребятами поиграть и то некогда. Так, веришь, до чего додумалась? Бутылку в холодильнике держит. Только я за кепку, она сразу мне стопарик. «На, Андрюшенька, выпей, только не ходи, делом занимайся».

– И неправда! – взвизгнула Валентина.

– Правда, мать, правда! – соизволил ответить Андрей. – Все, говорю, кончать надо. А она: «Ну еще парочку. Детишкам пальто справить». Тьфу!

В кухню влетела Валентина, за ней Лада.

– Неужто я не понимаю! – горячо заговорила Валентина. – Что я тебе, враг, что ли? Так зачем же почти готовую изничтожил? Семьдесят пять рублей.

– Опять за свое? – взъярился Андрей. – А завтра снова...

– Ни, ни! – испуганно сказала Валентина.

– Суду все ясно! – усмехнулся Роман. – Пали вы, ребята, жертвой вещизма.

– Чего, чего жертвой? – испугалась Валя.

– Проклятое наследие прошлого, – продолжал шутить Роман. – Деньги, они засасывают.

– Вот и я говорю! – обрадованно заявил Андрей. – Ни одной вещи на продажу не буду больше делать. И сад загоню! Горбатишься, горбатишься, а кому это нужно? Так и жизнь пройдет, а, Валюха?

Та испуганно молчала.

– Правильно, – одобрил Роман. – Плюньте на это все. Лучше возьмите турпутевки на теплоход – и по Волге. Встряхнитесь.

Когда шли обратно, Роман крепко обнял Ладу за плечи и сказал ей:

– Пообещай, что такой не будешь.

– Какой такой?

– Жадной.

– Ну что ты! – она даже отодвинулась.

– Вот получим комнату, купим только самое необходимое...

– Необходимое? – переспросила Лада. – А что, по-твоему, необходимое?

– Ну, кровать, – неуверенно сказал Роман, – стулья...

– Холодильник надо? – спросила его Лада.

– Не знаю.

– Не погреб же копать? Телевизор надо?

Роман поморщился:

– Зачем?

– А магнитофон ты хотел?

Он сразу загорячился:

– Как ты не понимаешь! Магнитофон – вещь необходимая.

– Вот, вот. Шкаф надо? Буфет надо?

Роман почесал в затылке.

– Черт его знает, что это получается. Все надо, надо... И все-таки поклянись, что вещи для нас не будут главными.

– Клянусь!

* * *

Общежитие молодых специалистов заканчивало свое «житие». Аркадий еще раньше перебрался к Людмиле, хотя с законным браком пока не спешил, теперь настал черед и остальных. Немов получил комнату в доме гостиничного типа – по пять хозяев в квартире; Бессонову, как семейному, завком выделил площадь побольше в старой квартире с одной соседкой, с которой Лада успела тут же подружиться.

Евгений и Роман сели перед расставанием на пружины голых коек (расторопная комендантша благоразумно заранее убрала постельные принадлежности) и с легкой грустью посмотрели друг на друга. В проходе стояли два потертых чемодана, бывшие ветеранами еще в студенческую пору, да в углу валялись вдрызг растоптанные Ромкины мокасины.

Больше года они прожили рядом, бок о бок, и не замечали перемен, происходящих в них обоих за это время. А перемены были. Особенно в Немове. Став начальником ОНОТИУ (так красиво, почти как боевой клич Тарзана, назывался его отдел), Евгений тщательнее следил за своей одеждой, во всяком случае, не ходил, как бывало раньше, в разного цвета носках, был всегда при галстуке и даже причесан. На носу очки в импортной оправе, привезенной Романом из Болгарии. Даже с другом он часто говорил с начальственной определенностью. Скажем, озабоченно взглянув на дождь за окном, скажет:

– Трудная уборка будет!

– Милый мой, – изумленно восклицает Роман, – тебе-то что за дело?

– А как же? Рабочую силу посылать надо на уборку. От погоды зависит – сколько. А кто должен решать? Я.

Впрочем, все так же обуреваем идеями. Начальников цехов прогоняет. Петр Крутов пожаловался: «У вас, – говорит, – есть кураторы в отделе, вот с ними и беседуйте. Но сможете решить вопрос, тогда ко мне милости прошу. Нечего через голову прыгать».

Сотрудники – народ сложный. Как сказал Немов, дамы, и все с трудной судьбой; половина замуж выходит, а вторая половина уже разводится. Поэтому главные усилия Евгений «кладет» на сплочение коллектива. Знает день рождения каждой сотрудницы, – утром открытка, цветы, конфеты, вечером коллективно выпиваемая бутылка шампанского.

– Старик, тебя привлекут за организацию пьянки, – сказал ему как-то Роман.

– Женский коллектив, не опасно, – парировал Немов.

– А как насчет твоей идеи?

– Какой?

– Что людям надо платить за работу?

Евгений как-то странно усмехнулся.

– Что, не так просто?

– В общем-то, да! Со стороны, как говорится, все легко. Но за главное я борюсь – должны быть везде технически обоснованные нормы выработки. Но это действительно ой как сложно. Представь себе, мы делаем «фотографию» дня станочника. По нашим подсчетам, он должен делать сто деталей. Я об этом сообщаю начальнику цеха. А он мне отвечает, что в прошлом году сократили единицу кладовщика, значит, станочник сам должен топать за заготовками. Меньше стало и наладчиков. Поэтому станочник, чтоб не ждать, сам переналаживает. Времени у него больше уходит, да и качество, соответственно, хуже может быть.

– Так ты же начальник! Прибавь кладовщиков и наладчиков!

– Они же повременщики! – почти простонал Немов. – Понимаешь? Им-то как раз платят только за выход на работу, а не за саму работу. В этом-то вся и сложность.

– Так, – понял Роман. – Ну, а нельзя их тоже как-то к сдельщине приобщить?

– Ага, – обрадовался Немов. – Наконец-то начал понимать. Я как раз этой проблемой сейчас и занимаюсь. Есть еще одна проблема, но она, как говорится, от меня не зависит.

– Какая?

– Представь себе, что я добьюсь технически обоснованных норм и начну платить людям за заработанное. Сделал вдвое – больше и получи. У меня половина лишних рабочих будет.

– Сократи лишних!

– Правильно. Сокращу. А через год министерство, знаешь, что сделает? Сократит мне соответственно фонд зарплаты. А это значит, что людям я уже не смогу платить за перевыполнение.

– Не может быть! – поразился Роман.

– Увы! Сам не верил, – вздохнул Немов. – Но тут недавно у нас совещание зональное было. И выступил один начальник ОНОТИУ. А предприятие, между прочим, самое передовое. Первым на щекинский метод перешло. И заместитель министра ничего членораздельного сказать не смог по этому поводу. Вот так-то!

И неожиданно лицо Немова стало вдруг старым-старым.

Немов тоже смотрел на Романа и тоже думал о друге.

Когда к нему ни зайдешь, всегда у него люди. Когда писать успевает, непонятно. Всем нужен, потому что безотказный. Старается помочь, хотя берется порой за немыслимые проблемы, вроде жилья или, скажем, сохранение семьи. Как-то застал Немов у него в кабинете рыдающую молодуху. Роман сочувственно кивал головой, слушая горестную повесть о том, как муж молодухи, по специальности наладчик, загулял у всех на виду с технологом цеха, даже ночевать иногда не заявляется.

– Пропесочьте их, пожалуйста! Чтоб на весь завод опозорить.

Роман поскучнел, потом неожиданно спросил:

– Вы его любите?

Молодуха растерялась:

– Теперь уж и не знаю.

– Хотите, чтоб он с вами остался? Знаете, почему спрашиваю? Если я, как вы говорите, «пропесочу» его, он наверняка уйдет. И с завода и из семьи. Поверьте моему опыту. Ни один материал на моральные темы не сохранил семьи. Он этого вам никогда не простит. Тут надо только по-хорошему и вдвоем – один на один. Может, усовестится. Так что подумайте. А уж если решитесь расходиться, скажите, тогда пропечатаем!

– Мудрым становишься, – хмыкнул Немов, когда молодуха в растерянности удалилась. – Я к тебе тоже, между прочим, по семейному вопросу.

– Никак жениться собрался? – Роман от восторга хлопнул себя по коленкам.

– Ну вот еще глупости, – недовольно сказал Немов. – Я относительно твоей жены...

– Лады? – недоуменно спросил Роман.

– Так у тебя, по-моему, пока одна жена. Конечно, Лады. Хочу взять ее начальником группы по социалистическому соревнованию.

Роман скривился:

– Жена – начальник? Веселенькая история. А впрочем, давай. Соревнование – это в ее характере. Только она справки не любит писать.

– Муж поможет.

– Хитер, – рассмеялся Роман, – оформляешь одного человека, а берешь фактически двух.

– А ты как думал...

Вспомнив об этом разговоре, Немов вдруг вздохнул.

– Ты чего? – спросил Роман.

– Да вот думаю, удобно ли к вам в гости ходить? Лада ведь теперь моя подчиненная.

– Плюнь и разотри! – твердо сказал Роман. – Будешь ходить в гости ко мне, а не к Ладе. Понял? Вот она, кстати, легка на помине.

– Вы чего рассиживаетесь? – закричала с порога Лада. – Я уже за холодильник заплатила. Кто тащить будет? Неужели я?

– Вот так, старик! – с драматическим вздохом воскликнул Роман. – Уже холодильник появился.

* * *

Роману позвонил Петр Крутов.

– Здорово, пресса!

– Здорово, начальник! Что хорошего?

– А ничего хорошего. Расхвалил нас в репортаже, будто наш сборочный – самый передовой в отрасли.

– Ну?

– Да еще директору небось помогал готовить статью в областную газету о том, какая замечательная штука – реконструкция.

– Сам он писал.

– Ладно, замнем для ясности.

– Так чем твоя светлость недовольна? Такое вам «паблисити» сделали, а вы ворчите. Избаловали вас...

– Вот, вот. После этого «паблисити» сиди хоть по уши в дерьме и не пикай.

– Не понял.

– А ты зайди к нам и все поймешь...

Крутов встретил Бессонова в дверях своего кабинета. Невысокий, широкоплечий, в синем халате, он смотрел на корреспондента набычившись. На столе затрещал телефонный аппарат. Крутов покосился на него, потом махнул рукой и сказал:

– Пошли на конвейер.

Спустились по антресолям в огромный зал. Роман замер на мгновение, окидывая взглядом конвейерную линию, на которой в строгом равнении располагались собираемые станки. У каждого – два-три суетящихся сборщика.

– Красота! – не удержался Бессонов.

– Вот именно! – фыркнул Петр. – На таком оборудовании и станки должны собираться самые лучшие, так?

– Естественно.

– Вот теперь давай посмотрим, что приходится собирать...

Они прошли к началу конвейера. Здесь уже были Андрей Крутов, Холодковский, Сумароков, еще какие-то люди, обступившие станок, показавшийся весьма неуклюжим даже такому профану в технике, как Роман.

– Это что за бабушкин комод? – спросил он.

Андрей, повернувшись к нему, рассмеялся:

– Точно подмечено. Именно «бабушкин комод». Детище нашего отдела главного конструктора.

– Ну что вы хотите, – вступился за своих конструкторов Сумароков, – этот станок давно проектировался. Узко специального назначения, поэтому производится крайне редко. А сейчас понадобился срочно, причем всего три штуки.

– Слышали мы это, – резко сказал Петр Крутов. – И считаем, что нас никак не оправдывает такое объяснение.

– Вот, Роман, посмотри, – потянул Бессонова за рукав Андрей Крутов, указывая на металлическую штангу, расположенную на некотором расстоянии от станины. – Угадай, для чего эта штуковина?

– На вешалку похоже, – глубокомысленно заметил Роман.

Теперь расхохотались все.

– Ну вас, – обиделся Роман. – Разыгрываете.

– Да нет, ты почти угадал, – вытирал слезы от смеха Андрей. – На эту штангу будет крепиться кнопка для включения станка. Вместо того чтобы разместить кнопку непосредственно на корпусе, вот спроектировали такую дуру. На нее металла больше пуда пошло...

– Ну и ликвидируйте эту «дуру», как ты говоришь! – сказал Роман.

– Думаешь, так просто? – усмехнулся Петр. – Холодковский и Андрей сразу подали рационализаторское предложение. Так отказали. Обиделись, видите ли. Пытаются соблюсти честь мундира. А не думают, что пачкают мундир всего завода. Напишешь?

– Обязательно, – твердо сказал Роман. – Фельетон так и назовем: «Бабушкин комод»...

После публикации позвонил Петр Крутов, поблагодарил:

– Звонил мне главный конструктор. Сменил гнев на милость. Убирает он эту штангу.

Однако последствия публикации фельетона на этом не кончились. Через несколько дней Романа пригласил к себе Разумов. В кабинете секретаря парткома сидел директор. Обычно улыбчиво встречавший корреспондента, на этот раз Борис Алексеевич смотрел холодно-отчужденно.

– «Бабушкин комод», твою мать, – процедил он.

Бессонов даже рот открыл от удивления.

– Не понимаю.

– Конечно, – саркастически хмыкнул Угаров, – писать – это мы все понимаем. А как расхлебывать...

– Чего расхлебывать? – еще больше удивился Бессонов. – Мне из цеха звонили, положение поправлено...

– Ты садись, Роман, – спокойным голосом сказал Разумов.

Роман сел, встревоженно поглядывая на продолжавшего возмущаться директора.

– Да объясните мне, что произошло.

– «Что произошло», – передразнил его Угаров. – Ангел во плоти. Ну хоть бы со мной или вот с ним посоветовался. Ведь из-за твоей заметки весь коллектив премии по новой технике лишили.

– Как это?

– А вот так, – Борис Алексеевич поморщился. – Ты думаешь, нашу газету только на заводе читают? В министерстве, знаешь, как смотрят? Вот сегодня позвонил заместитель министра и минут сорок нотацию читал. «Как же, передовое предприятие, а комоды какие-то выпускаете. Хорошо, – говорит, – что журналисты молодцы, смело вскрывают недостатки».

И Борис Алексеевич снова поморщился, вспоминая неприятный разговор.

– Разве я что-нибудь исказил? – перешел в наступление Роман, не терпящий повышенного тона. – Думаю, что все в фельетоне написано правильно.

– Так если бы неправильно было, мы бы с тобой иначе разговаривали, – усмехнулся Разумов, с интересом взглянувший на ставшего взъерошенным Романа.

– Если бы ты показал мне заранее, я бы объяснил, – сказал Угаров. – Ведь ты же не знаешь всей ситуации. Понадобилось срочно три специальных станка. Думаешь, мне приятно старье выпускать? Но выхода не было. Новый проект закладывать времени нет, да и нерентабельно из-за трех станков возиться. Это ж надо понимать...

– Хорошо, допустим, – не сдавался Роман. – Но ведь было подано рационализаторское предложение, чтобы как-то хоть станок в божеский вид привести.

– Да, тут, конечно, главный конструктор зря в бутылку полез, – согласился Угаров и недобро усмехнулся, – за что и получит выговор в приказе по заводу.

– Значит, можно давать «По следам наших выступлений»?

– Обязательно, – кивнул Угаров, – и не только в газете, но и непосредственно заместителю министра. Видишь, какой сыр-бор?

– Я думаю, что все правильно, – упрямо сказал, пряча глаза, Бессонов.

– А ты опять за свое. Я тебя прошу, советуйся чаще в таких случаях. Понял?

– Понял! – кивнул Роман. – Вот, кстати, насчет стадиона. Можно посоветоваться?

– А что насчет стадиона? – снова насторожился Угаров. – Строительство идет по графику.

– Я не про то. Что на нем будет, когда построим? Хочу статью об этом дать, но Самсонов сомневается.

– Говори толком.

– Есть предложение, чтобы заводу создать команду мастеров.

– Ой, погоди с этим, – снова сморщился Угаров, – вот ты какой настырный. Нам самим неясно, что в такой ситуации делать. Мы с секретарем уже были в горкоме, пока отказываемся. Может, игроков по нескольким заводам раскидают. Будет городская команда.

Роман скептически взглянул на Угарова.

– Не будет толку. Свою команду надо готовить. Создать мощную детскую спортшколу.

– Все это замечательно, – довольно кисло сказал Угаров. – Но где деньги взять? Мы сейчас все на жилье бросили. Иначе рабочие уходить начнут.

Роман решительно поднялся.

– Подожди, не торопись, – усадил его снова на стул Разумов. – Еще одно дело есть, собственно, почему тебя и пригласили.

– Ну не только поэтому, – снова с нажимом, дескать, не забывай, сказал Угаров.

Разумов поглядел на него:

– Борис Алексеевич! Бессонов уже все понял. Давай ближе к делу.

Угаров усмехнулся, мотнул головой и уже деловито продолжил:

– Вчера состоялся пленум обкома партии. И в докладе очень хвалили инициативу парткома Воскресенского завода «Машиностроитель». У них каждый инженерно-технический работник имеет личный творческий паспорт. Говорят, дело очень эффективное. Вот я и предлагаю Разумову и тебе съездить туда, посмотреть и опыт этот описать в газете. Прямо скажу, у нас далеко не все итээры с полной отдачей работают. Ну как? Машину я вам дам...

– Я как солдат! – рассмеялся Роман, польщенный таким ответственным поручением. – Когда выезжать?

– Завтра утром, – ответил Разумов. – Такой вопрос лучше не откладывать.

* * *

...Когда вырвались на загородное шоссе, Володя, водитель Угарова, запел: «Степь да степь кругом...»

Голос у него был сочный и хорошо поставленный. Разумов и Роман, сидевшие сзади, подпевали как могли – негромко, чтобы не заглушать Володю. Когда тот допел, Роман сказал:

– Слушай, тебе надо в нашу хоровую капеллу записаться. Такой талант пропадает. Видел, наверное, афиши о призыве в капеллу?

– А я уже записался, – весело ответил Володя. – Хожу на занятия с первого дня.

– Ну и как, нравится?

– Здорово. Профессор строгий, но дело любит. Мы уже нотную грамоту выучили. Поем только классические произведения. А меня он вообще в свой хор зовет. Будешь, говорит, по всей стране ездить с гастролями и даже за рубеж!

– А ты что?

– Загорелся было. Да жена против, сопьешься, говорит, в артистах.

– Это уж от тебя зависит, – рассмеялся Роман.

– Во, во! И я так говорю. Но она слышать ничего не хочет. Да и мне моя работа нравится. От добра добра не ищут. Правильно, Сергей Михайлович?

– Правильно, Володя, – поддакнул Разумов.

Володя снова запел, а Разумов, повернувшись к Роману, попросил:

– Расскажи чего-нибудь о себе.

– А чего рассказывать? – растерялся Роман. – Родился, женился, теперь вот работаю...

– Нравится работа?

– Очень, – вырвалось у Романа искренне.

– Очень – это хорошо, – раздумчиво произнес Разумов. – А сколько ты уже работаешь у нас?

– Больше года.

– Больше года, – снова в раздумчивости повторил Разумов, потом, остро посмотрев в глаза Роману, спросил: – О партии не думал? О вступлении в партию?

– Я? – От такого вопроса Роман буквально подпрыгнул. – Н-нет, не думал. А не рано?

– Это уж ты сам должен решить! Советую подумать.

Некоторое время ехали молча, слушая Володино пение.

Потом Роман спросил:

– Сергей Михайлович, а вы давно секретарем парткома работаете?

– Пять лет. А почему ты спрашиваешь?

– Мне кажется, что вы всю жизнь секретарем парткома были, такой вы...

– Какой?

– Ну, настоящий партийный работник.

– Что ты имеешь в виду?

Роман замялся, не зная, как объяснить.

– Отношение к вам на заводе. С одной стороны, вроде побаиваются. А с другой стороны, идут с любым вопросом. Как к отцу родному. Значит, любят или хотя бы уважают.

Разумов усмехнулся:

– Как к отцу родному, говоришь? Так, наверное, и должно быть. Если к секретарю парткома люди не идут, значит, плохой секретарь. Конечно, партийными работниками не рождаются. Пришел я на завод двадцать лет назад молодым специалистом. Работал в отделе главного конструктора, потом в цех перешел начальником смены. В цехе в партию вступил. Был комсоргом. Потом пропагандистом.

Потом секретарем партбюро. Когда начальником цеха назначили, вскоре избрали членом парткома. А потом вот сменил Угарова. Так от ступеньки к ступеньке учился работать с людьми. А это наука такая – всю жизнь учиться надо...

Машина остановилась у двухэтажного здания, на котором была вывеска: «Заводоуправление». После некоторых расспросов они попали в кабинет секретаря парткома. Тот с полуслова все понял и сказал:

– Сейчас начальника отдела техпропаганды приглашу. Он вам все покажет и расскажет.

– Что, часто приезжают? – понял Разумов.

– Со всей области, – улыбнулся секретарь. – Но мы рады. Потому что творческие паспорта – очень полезная форма. Теперь, когда мы проводим ежегодную аттестацию специалистов, по этому паспорту сразу видим, кто как работает...

Разумов и Бессонов долго потом сидели в кабинете новой техники, тщательно изучая изготовленный типографским способом паспорт.

– На первой странице, как обычно, фамилия, имя, отчество, должность, место работы, образование, – давала им объяснения симпатичная женщина, инженер отдела технической пропаганды. – На следующей – оценки основной деятельности специалиста. Они проставляются поквартально руководителем подразделения. Далее – вклад специалиста в рационализацию производства. Потом учеба и общественная работа. По окончании каждого квартала мы собираем паспорта всех инженеров и техников здесь, в кабинете техпропаганды, и проставляем оценки по существующей балльной системе.