Текст книги "Второгодка. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 85 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

– Ладно, Воробышек. Покажешь, что там за приёмчики. Но сразу скажу, шансов у тебя примерно ноль, парень. Ясно? Так, заходим в зал, разминаемся. Чернов, ну-ка, иди сюда.

Мы вошли в зал.

– Чернов, – снова позвал Икар. – Давай-ка, вместо разминки покидай это тощее пугало. Но смотри только, не сломай ненароком. Аккуратненько, как ты умеешь.

Все загоготали.

– Тихо все! Делом займитесь.

Чернов, моего роста, но более мощный, подошёл, хмыкнул и начал меня мотать. Бросал, гнул и всячески куражился. И вдруг, когда он уже совершенно расслабился и перестал ожидать от меня ответа я сделал такую штуку. Он схватил меня за футболку, на груди, типа как за кимоно, а я резко опустил кисть левой ему на запястье, прихватил, а правой, локтем, рубанул по локтевому сгибу, затащил себе за спину, развернул и обрушил вниз.

– Эй! – заорал Икар, как потерпевший. – Ты что сделал⁈ Ну-ка повтори. Чернов, схвати его ещё раз. Точно так же!

Чернов сделал захват и я снова крутанул его, но уже в другую сторону. Икар рот открыл.

– А ну, ещё раз!

И я продемонстрировал третий вариант. А потом ещё несколько раз по кругу. Хваты и броски были очень необычными. Я их из Афгана привёз. Был там у нас один узбек старший сержант, он в рукопашке просто королём считался. И имел кое-какие приёмчики собственного, так сказать, изобретения. И я Икару это показывал. Ему тогда это страшно понравилось.

– Ты где это увидел? – набросился он на меня.

– Да, показывал один дядя, – усмехнулся я.

– Какой дядя?

– Мой дядя. Только он скончался уже.

– Как зовут твоего дядю?

Ну, имя я выдавать не стал. Брякнул что-то от фонаря. Но Икарчик остался очень доволен. В общем, я его хоть немного, да впечатлил.

– Так что, берёте меня, Икар Артурович? Можно на следующую тренировку приходить?

– Ладно, Краснов, приходи. Я тебе сейчас разложу всё, что ты будешь делать. Каждый день, понял? Каждый! И питание тоже. А там увидим, будет с тебя хоть какой-то толк или нет. Но задатки ты имеешь, конечно, только нос не задирай. Задатки все люди имеют. От рождения, ясно? А вот сможешь ли ты их развить, зависит от упорства, дисциплины и от генетики. Так-то, Воробышек.

* * *

До дома я еле дошёл, если честно. Вымотался на тренировке так, что ноги еле переставлял. Всё-таки Серёжа Краснов был тем ещё ботаном. В жизни, наверное ни одного отжимания не сделал. Но ничего. Это дело мы поправим, конечно. Правда, не сразу. Но и Москва не один день строилась…

С другой стороны, мне на душе полегче стало. Раны-то ещё свежие были, да только за время занятия я про Катю ни разу не вспомнил. Ни одного. Да и после увиденного сегодня…

– Сергей!

Я обернулся. На скамейке около моего подъезда сидела Елена Владимировна, Алёнушка с урока литературы.

– Здравствуйте, – нахмурился я. – А вы чего на лавочке?

– Здравствуй, – покачала она головой. – Пришла вот с твоей мамой поговорить, а её дома нет. Ты почему в школе не был?

– Как не был? – пожал я плечами. – Я ведь даже отвечал у вас на уроке.

– Да. А потом? Ушёл и не вернулся?

– А в чём дело-то?

– Серьёзно? Не знаешь в чём дело?

– Ну… Я плохо себя почувствовал, вот и ушёл… А что случилось?

– Случилось, – печально и даже немного обиженно покачала она головой и прижала руку к взволнованно вздымающейся груди. – Случилось, Серёжа. Кое-что очень и очень неприятное…

7. Значит, будем здесь приживаться

Я посмотрел на Алёнушку повнимательнее. Выглядела она расстроенной.

– Твоя мама не ответила на сообщение и в родительском чате она совсем неактивна.

– Вы её прорабатывать пришли? – поинтересовался я.

– Да причём здесь это? – взмахнула она руками. – Просто не хотела вызывать её в школу, потому что… – она замолчала, подыскивая слова. – В общем, чтобы не обострять, там у нас и без того, знаешь ли…

– Так что случилось-то?

Она поджала губы и прищурилась, как ребёнок.

– Ну, пойдёмте, я вас чаем угощу, – предложил я. – Мама, наверное, скоро придёт.

Блузка у неё на груди была натянута и глаз невольно зацепился за расстёгнутую пуговицу.

– Какой чай! – вспыхнула она, отследив мой взгляд. – Что у тебя в голове, вообще? Чаем он меня напоит. Когда мать придёт?

– С минуту на минуту. Пойдёмте, а то как-то странно на скамейке у подъезда торчать.

В этот момент подъездная дверь распахнулась и оттуда выскочила весёлая Глотова, а следом за ней появился парняга с довольной рожей. На ней была микроскопическая юбка и объёмная куртка, а на нём широкие джинсы и большущая толстовка. Лицо у него было дерзким, но счастливым, будто блин масляный съел.

– Это что на тебе такое, Красивый⁈ – распахнула глаза Настя, уставившись на мою куртку, но тут же заметила училку. – Ой, здравствуйте, Елена Владимировна.

– Здравствуйте, ребята.

– Здрасьте, – пробурчал пацан.

– Куда это вы такие весёлые, Феоктистов?

– Да просто… – туманно ответил он.

– Настя!

– Мы погулять, – с вызовом ответила Глотова, глядя не на училку, а на меня, прямо в глаза. – Последние тёплые денёчки… Чисто на слэйе. Может, в кафешку зайдём, или там суши поедим… Увидим.

Вот так-то, как бы говорила она, делай выводы.

– Опять эти дурацкие англицизмы. – нахмурилась Алёнушка. – Феоктистов, а ты тройку свою исправлять собираешься?

– Чё за куртка стрёмная? – шепнула Настя и быстро глянула на училку. – Ты чё с Альфой мутишь? Ну тогда да, прикид скуфа – то, что надо.

– Собираюсь, – понуро ответил Феоктистов.

– Погнали, Миш, – скомандовала Глотова, хватая его под руку, и потянула от подъезда. – До свидания, Елена Владимировна.

Училка покачала головой, глядя им вслед.

– Хорошо, что не я её классный руководитель. Потому что её тоже будут исключать.

Слово «тоже» мне не понравилось.

– За что? – нахмурился я.

Она не ответила.

– Ладно, Елена Владимировна, – кивнул я. – Пойдёмте, а то люди подумают, что мы тут с вами «мутим» у подъезда.

– Что? – вспыхнула она. – Это она такое сказала?

– Нет, – усмехнулся я, – по глазам прочёл.

* * *

– Вино будете? – спросил я, когда мы уселись за кухонным столом. – Ничего, что так, по-домашнему, на кухне?

– Ты с ума что ли сошёл⁈ Какое вино⁈

Альфа снова покраснела.

– Во-первых, я вообще не пью. А, во-вторых, как ты себе представляешь учителя, распивающего алкоголь с собственным учеником?

– Да ладно, вы же не при исполнении, – хмыкнул я. – И разница в возрасте каких-то жалких пять-шесть лет всего.

Если бы не боялся убить хилого Серёжу Краснова, я бы маханул, честно говоря. В груди-то у меня горело. И пожар этот нужно было тушить. Тушить, сука, тушить. Нет, я, конечно, понял, как не понять, она прямым текстом сказала, что мол, предала и не жалею. Но если она, напившись, начинает говорить об этом через тридцать лет…

– Прекращай, даже не смешно, – нахмурилась классуха. – Ты же неглупый мальчик, Серёжа. Нечего из себя Эмануэля Макрона строить.

– Кто это? Автор эротических рассказов?

– Очень смешно. Ты, между прочим, сегодня здорово выступил на уроке. Не по программе, конечно, но собственное мнение ученика даже ещё более ценно. Я поняла, что ты не просто для галочки изучил произведение, а думал о нём, возможно, читал дополнительную литературу. Это ведь замечательно.

– Это случайно вышло, – пожал я плечами. – Нелепое совпадение. Точно вино не будете?

Она нахмурилась, вглядываясь в моё лицо.

– Вот любопытно, глаза у тебя, как у взрослого и опытного… – она запнулась, подыскивая слово, – парня. А отношение к жизни и к своим обязанностям совершенно инфантильное.

Взгляд снова зацепился за расстёгнутую пуговицу, и я резко отвернулся. Сейчас плыть по этой волне точно не стоило.

– Так что случилось-то? Что вас так расстроило?

Она понурилась и вздохнула:

– Выговор получила…

Выговор… Знала бы ты, малышка, сколько в моём личном деле выговоров. Один майор Кузьмичёв штук сто забабахал.

– Беда, – кивнул я и встал, чтобы налить чай. – Пирожное будешь?

Кажется, получилось не слишком сочувственно. Взял чайник, достал чашку.

– Что-что? – помолчав спросила Альфа таким голосом, будто приведение увидела.

Я оглянулся на неё и…

– Ай! Сссу…

Чашка полетела на пол, грохнула, рванула, как граната и залила линолеум горячей водой.

– На руку плеснул, – объяснил я и помахал обожжённой рукой. – Сейчас уберу.

– Я помогу, – вскочила с места Альфа.

– Да сиди ты, – отмахнулся я. – Я сам.

Я устранил последствия катастрофы, взял другую чашку и налил чай. Поставил перед училкой. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами и в них читались растерянность и досада.

– Сергей! Почему ты ко мне на «ты» обращаешься?

– Елена Владимировна, а у вас парень есть? – спросил я и тут же пожалел.

Ну зачем, что за дурь, в конце концов! Есть у неё парень, нет – какая мне разница. Она ведь была не из тех девиц, которыми тушат такие пожары, как у меня.

– Ты почему так себя ведёшь, Краснов?

Голос её вдруг надломился и она всхлипнула.

– Если я молодой учитель, то я не человек что ли? Меня уважать не надо? Можно дерзить, гадости говорить, ни в грош не ставить? Разве это по-человечески?

Я молча опустился на табурет напротив неё. Сердце сжалось.

– Да ладно, Елена Владимировна, – попытался смягчить я ситуацию. – Вас все любят и уважают.

– Это неправда, – помотала она головой. – Вам всем плевать. И на меня, и на других учителей и друг на друга. Вам вообще всё равно! Только поржать над кем-нибудь и унизить. Больше ничего не интересует. Ну, деньги ещё, может быть. Вы не сочувствуете, не сопереживаете, вы…

– Да не все же такие. Не все. Наверняка, есть и хорошие. Такие, как вы. Что у вас случилось? Расскажите. Дело в лицее? Пытаются изгнать из коллектива умных, но беззащитных, а оставить бестолковых, но послушных? Это я про учителей.

Она уставилась на меня, будто я её мысли прочитал.

– А выговор за что? За то, что ничего со мной сделать не можете?

Она кивнула.

– Сегодня директриса почти кричала на меня, потому что ваш класс все показатели портит, – вздохнула Альфа. – Сказала, тебя надо отчислять. Сразу, как только станем лицеем.Моментально. Поэтому все материалы должны быть заранее подготовлены. У неё уже целый список желающих на твоё место.

– И сколько ей заплатят за моё место?

– Да откуда я знаю? Ты думаешь, она взятки что ли берёт?

– Подарки, какие взятки, – усмехнулся я. – Форм много, но суть одна.

Алёнушка озадаченно на меня уставилась.

– Со мной всё понятно, – кивнул я. – Можно спокойно выпнуть, тем более имеются формальные основания, а вот…

– Вот именно! – перебила она. – Оснований выше крыши, Серёжа. Хорошо, что ты сам понимаешь. И главное из них не то, что ты по болезни практически целый учебный год пропустил, а то, что ты на учёбу…

Она запнулась.

– Забил?

– Я бы так никогда не позволила себе выразиться. Это очень низкий, мусорный способ излагать мысли. Но в данном случае – да. Ты на учёбу просто-напросто забил. И ладно, если бы ты был глупым, неспособным. Но нет, всё совсем наоборот. Ты ведь толковый и умный мальчик.

– Ну, не мальчик, всё-таки, – хмыкнул я.

– Не перебивай.

Она разгорячилась. Коса к концу дня немного распушилась, да и чёлка растрепалась. Глаза горели, щёки снова стали розовыми, а грудь взволнованно вздымалась.

– Но ты просто не хочешь! – бомбила она меня. – Или ленишься. Или… что? Я не знаю. Пойми, ты сам сокращаешь свои шансы на успех в жизни. Почему⁈

– Ещё и вас за собой тяну, да?

– Что? – вспыхнула она.

– Ну, вас же из-за меня тоже выпрут из школы. Выговор уже вкатили, основания готовят.

– За меня не беспокойся! – сердито рубанула она. – Я без работы не останусь, в городе дефицит учителей! Устроюсь в другое учебное заведение!

– А зарплата? Здесь же гранты будут, надбавки и…

– Всё! – она хлопнула ладонью по столу. – Прекрати! Ты думаешь, я из-за себя что ли⁈ Эх ты!

Она встала и выбежала из кухни. Я, разумеется пошёл за ней.

– В общем, передашь маме, – не глядя на меня сказала Альфа, – чтобы написала, когда будет свободна. Ясно? Если вам самим на себя наплевать, я не буду за вами бегать постоянно! У меня и собственная жизнь имеется, в конце концов!

Она нагнулась, поправляя туфельку, вставила красивую точёную ножку, обтянутую чулком. «Омса-велюр», всплыло в голове и злость разлилась по груди с новой силой.

– Ладно, – кивнул я и отвернулся. – Хватит уже сердиться.

– А это и бесполезно, – махнула она рукой. – Есть рожок?

Я подал.

– Что толку сердиться? – не успокаивалась Альфа. – Вам же всё безразлично…

– Я постараюсь учиться, чтобы вас оставили в покое.

– Да причём здесь я⁈ – с обидой воскликнула она. – Не это, так что-нибудь другое! Если решили сократить, сократят, найдут повод, поверь. Дело не во мне! Я же о тебе беспокоюсь!

– А я о вас, – перебил её я и открыл дверь.

Мы вышли из квартиры вместе.

– Вас почему Альфой называют, потому что вы Алфёрова? – спросил я, когда мы спускались по лестнице.

– Потому что вы злые, – равнодушно пожала она плечами.

Мы вышли из подъезда.

– Я мягкая и не склонная к доминированию, получаю прозвище Альфа, – продолжила она. – Смешно же, да? Неплохая издёвка. Ирония, доведённая до сарказма. Но вы такие, нет-нет, какая ещё издёвка? Это просто сокращение от фамилии. И в этом ваша суть. Ужалить и посмеяться.

Она стала похожа на обиженную девчонку. Да она и была для меня девчонкой. Такой же, или чуть старше, чем моя Катя. То есть, уже не моя.

– Ладно, Краснов, до свидания. Если у тебя в голове хоть что-то имеется, ты о моих словах задумаешься и сделаешь вывод. И, главное, не болтай, ладно? Я же с тобой говорила, как товарищ, хоть и старший, понимаешь?

– Не волнуйся, товарищ Альфа. Я не болтливый.

Я развернулся и зашагал в сторону «пепелища». Туда, где вместо моей хрущёвки собирались строить клубный комплекс с подземной парковкой, спорт-залом и ещё какой-то хренью. Подходя к месту, где раньше был мой дом, я увидел белую пластмассовую канистру. Она оказалась пустой и я со всей дури влупил по ней ногой.

Она взлетела, грохнулась об землю, пролетела дальше, пару раз перекувыркнулась и замерла. А я подошёл к своему исчезнувшему подъезду, остановился и… и ничего не произошло. Никакая тайная сила не подняла меня над землёй и не перекинула на тридцать лет назад. Только порыв холодного ветра ударил в лицо. Осень давала знать, что скоро мы погрузимся в мрачную хмарь и слякоть…

– Ну, и хер с вами, – процедил я сквозь зубы. – Было бы к кому возвращаться. Значит, будем здесь приживаться.

– Э! Слышь-слышь, пацан? – вынырнул из-за сложенных плит гопник из тех, что ошивались здесь вчера.

Он направился ко мне пружинистой жиганской походкой. Спортивные штаны, спортивная куртка, под ней толстовка с капюшоном, бейсболка, тёмные очки.

– Ты глухой что ли, братан?

О, старинные подкаты. Хоть что-то в этом мире осталось неизменным… Я хмуро на него глянул, а он воровато осмотрелся по сторонам, достал из кармана тяжёлый железный кастет и насадил на руку.

– Ты что ли Ромка Кастет? – ляпнул я от фонаря первое пришедшее на ум имя.

– Чего? – опешил он.

– Малява пришла, ищут его. Так ты или нет? Похож по наколке.

Он сорвал тёмные узкие очки и уставился на меня красными воспалёнными глазами.

– Чё ты гонишь! Попутал, малой? Ты чё здесь крутишься, вообще? Потерял чего?

Потерял. Дохрена, чего потерял. Прямо на этом месте…

– Чё молчишь, чушпан? Ты здесь живёшь? Чёт я тебя не видал раньше.

Блин. Проходят годы, гопники взрослеют, стареют и умирают, оставляя после себя новых гопников. И так по кругу. Наверное, у них есть особый ген. Чувак снова оглянулся по сторонам и подошёл ближе. Я не пошевельнулся, провожая его тяжёлым взглядом.

– Нет такого слова, в нашей фене, – угрюмо сказал я и сплюнул сквозь зубы ему под ноги. – Чушпан.

– Э, ты чё! – заорал он.

– А живу может, здесь, может, не здесь. Смотря кто интересуется. И обоснован ли интерес. Выкладывай, братуха, что сказать имеешь. Под чьей крышей двигаешься? Кто по масти? Давай начистоту, раз такой базар, без муток.

У него пошла работа остатков мозга. Заскрипели извилины, защёлкали.

– А ты кто? – недоумённо спросил он через несколько секунд.

– А ты кто? – передразнил я и поддал жару, закрепляя психологическое преимущество. – А он кто? А вы кто? А не много ли вопросов? Ты не мусор, случайно? Определись, прежде чем интересоваться. Ты шинкарь что ли или банкир, в натуре? Ты Ромка Кастет или нет? Рукоятка-то на руке чисто, как в маляве.

– Я не Ромка, я Жека, – пошёл он на попятную.

– Ты слыхал за Лёню Бубна? Он очень недоволен, что на его земле бахуры малолетки шмалью барыжат. Чё ты щёки надуваешь? Под кем ходишь, спрашиваю? Погремуха какая?

– Нет погремухи, – помотал он головой и сделал шаг назад. – Мы просто тут с пацанами чилим, пивас, музло. Ничё такого.

– Ничё такого. Смотри Жека, доиграешься и со шмалью, и с рукояткой своей. Лёня Бубен пацан жёсткий. У него личное кладбище в Моржухе, вкурил? Он за копейку мать завалил, так что шакалов терпеть не станет. Я чисто предостерегаю. Ну а раз ты тут зависаешь постоянно, узнаешь за Кастета, ясно? Завтра загляну с кентами, и ты мне расклад двинешь. Но чёт, я думаю, ты и есть Ромка, а не Жека, да?

Разговор на этом быстро свернулся. Мой визави утратил интерес к продолжению беседы и поспешил ретироваться. Порода эта была мне известна, так что результат оказался ожидаемым. И теперь вариантов ближайшего будущего было два. Или Жека со своими дружбанами свалит отсюда, чтобы не злить Лёню Бубна, который, если честно, уже больше тридцати лет лежал в сырой земле, или придёт снова.

Это значило бы, что у него есть какая-то крыша и босс. И тогда пришлось бы действовать иначе. Ну, если потребуется, будем действовать, что поделать. В любом случае, иметь в собственном дворе точку сбора гопников и нарколыг я не собирался.

А двор этот, судя по всему, останется моим ещё неизвестно на сколько. Потому что вся эта канитель меньше всего походила на «Сказку о потерянном времени» и чувство, что новые времена пришли всерьёз и надолго, всё больше превращалось в уверенность.

* * *

– Серёж, – зашла перед сном в мою комнату мама. – Мне Альфа ваша писала, а я не могла ответить. Сегодня на работе полный трэш был. Эпидемия на подходе. Как учебный год начался – всё, получите и распишитесь. Ты давай аккуратней, я там на столе витамин «Ц» поставила, пей после завтрака. Понял?

– Ага.

– Так чего там с Еленой Владимировной?

– Она приходила сегодня, хотела с тобой поговорить.

– Ты что, натворил там чего-нибудь?

– Нет, она говорит, что если я не возьмусь за учёбу, меня выпнут коленом под зад сразу, как только получим статус лицея. Директриса на меня зуб точит и ждёт, когда меня съесть можно будет.

– Почему?

– Потому что она за взятку продаст моё место и не будет мучиться с двоечником.

– Она так и сказала про взятку?

– Нет, это я сам додумал. Она сказала, что её тоже выпнут тем же коленом, потому что у неё в классе низкие показатели. Из-за меня.

– Ну, а ты что?

– А что я? – пожал я плечами.

– Тебе что, не жалко, что молодую учительницу, хорошую, между прочим, выгонят только потому, что ты обормот учиться не хочешь?

– Мама, тебе говорил психолог, что на меня после болезни давить нельзя?

– По-моему, нужно на этого психолога давить было, – покачала головой мама. – Что ты делать-то думаешь? В дворники пойдёшь после школы? Или куда?

– В дворники не возьмут, я хилый.

– Даже в дворники не возьмут, – вздохнула мама. – Что с тобой делать, Серёж? У меня ведь руки опускаются. Дать бы тебе ремня, да психолог, паразит, не разрешает.

– Да-а, – махнул я рукой. – Если других вариантов нет, придётся браться за ум.

– Чего-чего? – недоверчиво сощурилась мама.

– Учиться, говорю, буду. Жалко ведь, если Альфу из-за меня уволят. Но придётся у неё потребовать что-нибудь взамен.

– Балбес ты, Серёжа! – покачала головой мама. – Разве ж ты для неё учишься?

– Ну а для кого, мам? Мы-то с тобой и так грамотные. Только, чтобы её не выперли…

* * *

Утром за мной снова зашла Глотова.

– Ты идёшь? Давай скорее, опаздываем. Или что?

Она улыбнулась и добавила игриво:

– Может, дома останемся, что скажешь?

– Что я скажу? – повторил я, натягивая джинсы. – Скажу, что когда идёшь гулять с мальчиком, стоит надевать такую юбку, чтобы она закрывала твои упругие булочки.

– Что⁈

Она открыла в удивлении рот, а потом захохотала.

– Ты типа, как это, приревновал меня что ли?

– Я типа предостерёг, – состроил я кислую рожу. – Потому что не смогу победить в битве за твою невинность, сражаясь со всем мужским родом. Подумай, я погибну, а тебя разорвут на лоскутки, которые будут украшать многочисленные флагштоки.

– Ты чё, серьёзно?

– Серьёзней некуда.

– А вдруг я уже… ну… это…

Она поиграла бровями, но не осмелилась произнести.

– Даже, если ты уже «ну это», быть разодранной по флагштокам всё равно очень плохо и неприятно. Так что ты перенеси мыслительные процессы из этих румяных и аппетитных полукружий в головную часть организма, ладно?

Она насупилась и всю дорогу молчала. Даже про куртку ничего не сказала. Хрен поймёшь этих девок! Зачем ей сдался доходяга Крас, если за ней, по моим соображениям, полшколы должно бегать? Почему именно он? Ну, то есть я? Только потому, что не обращал на неё особого внимания?

– Ты какой-то другой стал, – покачала она головой, когда мы подошли к школе.

– Боюсь, таким уже и останусь, – пожал я плечами.

– Ну, хотя бы признал, что булочки аппетитные…

* * *

– Смотрите, Красивый на стиле сегодня! – воскликнула розововласая Алиса. – Иди ко мне.

Я усмехнулся и направился к ней.

– А-а-а! – закричала она. – Спасите! Он правда ко мне идёт! Кыш! Не приближайся!

– Привет, Алиса, девочка с розовыми волосами, – улыбнулся я и опустился на стул рядом с ней.

– Она уже давно не девочка, наивный романтик, – заржал Юнусов, но она на него не отреагировала.

– Какая шикарная у тебя кожанка. Я бы тоже такой гордилась. Но такой во всём мире больше нет, наверно. Дашь поносить?

Она захохотала.

– Ты музей революции грабанул? Признайся.

– Это моя вторая кожа, – подмигнул я. – Магическая защита.

– Кольчужка что ли? Это хорошо. Она тебе пригодится, потому что сейчас придёт Мэт, и если он увидит, что ты сидишь рядом со мной, устроит тебе такой трындец, что вчерашнее побоище покажется детской шалостью.

– А если нет? – спросил я.

– Что «нет»?

– А если он ничего мне не сделает?

– Тогда я тебя поцелую, мой милый.

– Отлично, – расплылся я в улыбке. – Ты сама предложила. Но только по-настоящему. С языком.

– Ладно, – заржала она. – Походу у тебя от встряски связь с действительностью окончательно оборвалась.

– Возможно, – пожал я плечами.

– Но я тебя серьёзно предупреждаю, лучше тебе Мэта не агрить, в твоём-то положении.

– Поздно.

– Что?

– Я говорю, поздно. Мэт уже здесь.

Он ввалился в класс с недовольной рожей и остолбенел. В глазах его вспыхнуло пламя гнева, но я сохранял полную невозмутимость.

– Что с тобой? – вскочила Алиса.

Рожа Мэта, помимо того, что была недовольной, была ещё и разбитой. Удар хрустальной сахарницей вызвал определённые последствия, следы которых не успели за один день исчезнуть. Поэтому сейчас Матвей Шалаев имел весьма героический вид.

Но, несмотря на то, что моё присутствие рядом с Алисой его явно огорчило, он крепко сжал зубы и ничего не сказал. Просто бросил рюкзак на соседнюю парту и нехотя опустился на стул.

– Мэт? – удивлённо воскликнула Алиса и её брови поползли на лоб.

– Та-да-да-да! – процитировал Бетховена Саня Глитч. – Так судьба стучится в двери.

– Чё ты уселась с этим обсосом? – бросил Мэт, не глядя на Алису, да и вообще ни на кого не глядя.

Он не боялся меня, он, скорее всего, одержал бы верх, доведись нам биться один на один и с голыми руками. Не так легко, как раньше, но, чего греха таить, силёнок у него было побольше, чем у Краса.

Но произошедшее между нами казалось ему постыдным и жалким, особенно учитывая, что я видел его мать в неприглядном виде. В общем, я был уверен, теперь он начнёт меня сторониться, не желая напоминать себе о позоре, а мне – давать шанс снова ткнуть его мордой в нечистоты.

– Ну всё! – крикнул Глитч Алисе. – Ложись, девка, большая и маленькая! Целуй Красивого!

– Отвали, Глитч! – недовольно рыкнула она и поднявшись со стула, перекинула свои вещи к Мэту.

– Э! – не унимался он, продолжая отсыпать прибаутки от Фоменко. – Долг нагишом платят! Давай!

– Я тебя убью щас!

Мэт не обращал на перепалку никакого внимания. А народ смеялся и подначивал Алису. Она старалась не реагировать, но явно разозлилась. И на себя, за нелепое пари, и на меня – за моё самодовольство, и на Шалаева – за полное равнодушие к проблеме.

Глитч сегодня был без дурацкого жилета и выглядел более-менее прилично.

– Слушай, Крас, ты после школы что делаешь? – подкатил он.

– Да есть одно дельце небольшое, а что?

После школы у меня была встреча с Кукушей и ещё одним кренделем из бывших ментов. Поэтому Глитчу ловить было нечего.

– Да блин… Продай куртофан. Винтаж из девяностых – моя мечта. Я нормально заплачу. На «Авито» отстой один, а тут огнище!

– Нет, Саня, не продаётся. Это моя собственная кожа.

– Как это? – удивился он.

– Обыкновенно. Мы, рептилоиды, по достижению половой зрелости, сбрасываем шкуру и шьём себе из неё куртки. И польты.

Все заржали.

– Да ну, тебя, ящур, – махнул он рукой и снова начал донимать Алису.

В кабинет вошёл химик, но Глитч так увлёкся, что не заметил.

– Юноши и девушки! – воскликнул он, забравшись на стул. – Овладевайте друг другом!

– Петров! – окликнул его химик, седой суровый дядька. – Овладей для начала предусмотренными программой знаниями по химии. Иди к доске. Иначе тобой овладеет дух двойки. И будет тебя терзать и мучить.

Все заржали. А учитель нахмурил густые брови и покачал беспорядочной, как у Эйнштейна, шевелюрой. В этот момент открылась дверь и вошла строгая дама с затейливо уложенными волосами.

– Директриса, – пронёсся по рядам шепоток.

– Здравствуйте, – строго кивнула она, вставшим в приветствии ученикам. – Садитесь, садитесь. Так… а где у нас…

Она выглядела, как оперная дива на сцене. Все съёжились и опустили головы, стараясь не встретиться с ней взглядом.

– Серёжа, Краснов, иди сюда, – практически пропела она зычным глубоким голосом, заметив, наконец, меня на задней парте. – Алексей Вениаминович, я на пару минут буквально его заберу.

Химик, естественно, не возражал. Я встал и пошёл к двери.

– Ну всё, – бросили мне в спину. – Кирдык Красивому. Сожрёт Медуза…

По школьному коридору она шла, гордо расправив плечи и подняв голову. Цок, цок, цок. Шпильки цокали по дорогой плитке, и всё вокруг стихало, как в саване, когда лев выходит на охоту.

Навстречу нам проскользнули три тени. Это были ученики одиннадцатого класса. Угрюмые и суровые, они тоже поддались властной энергии директрисы и постарались стать прозрачными и невидимыми.

Она ничего не сказала, не смотря на то, что уже начался урок, но остановилась и проводила их пристальным взглядом. А вот они свои суровые взгляды обратили на меня. Будто плёткой обожгли. С чего бы…

– Заходи, Серёжа, – ласково, пригласила меня директриса в свой кабинет. – Садись на стул.

Кабинет оказался просторным, с большим письменным столом и несколькими офисными шкафами с глухими, непрозрачными дверками. На стене висели большие круглые часы и портрет президента.

Цок… цок… цок… Часы оказались подстать каблукам – громкими и звонкими, бесстрастно приближая конец времён.

– Серёжа, – манерно вздохнула директриса.

Ей бы депутатом в Думе работать, фактурная дама, волевая. В теле. Лицо её изображало сострадание, правда формально, недостоверно.

– Я говорила о тебе с учителями.

Я поднял брови.

– Не переживай, я на твоей стороне. И все учителя тоже.

Интересно, кто же, в таком случае находился в стане противника?

– Они очень хорошо к тебе относятся, – продолжала Медуза. – Мы ведь понимаем, тебе очень трудно. Ты ещё не полностью восстановился после болезни, хоть времени уже много прошло. Мы все сошлись во мнении, что это не страшно. Не нужно торопить события. Ты и так большой молодец. Некоторые вообще не могут в себя прийти после такого. Так что ничего страшного, работай в том режиме и в том графике, который тебе удобен. А оценки… Ну, не обращай на них внимания. Мы с учителями в конце четверти посмотрим, что с ними можно сделать.

Она широко и ободряюще улыбнулась.

– Ну что? – кивнула она.

– Я понял, Лидия Игоревна, – ответил я. – Большое спасибо, что входите в положение. Мне очень приятно иметь такую мощную поддержку с вашей стороны.

– А как же, а как же, – развела она руками. – Ведь мы одна большая семья и должны друг другу помогать. Ну всё, можешь идти. Если силы есть, возвращайся на урок. Но помни, в любой момент ты можешь пойти домой и отдохнуть. Мама не хочет переходить на дистанционное, но я с ней ещё поговорю.

Ну, не змея ли? Медуза, блин…

Выйдя от директрисы, я зашёл в туалет. Но только я оказался внутри, сюда же скользнули три молчаливые тени

– Крас! – окликнул меня один из троих парней.

Это была та самая троица, что попалась нам навстречу, когда мы шли с директрисой. Выглядели они неприятно. Худые лица, злые глаза, заострённые черты. Будто братья.

– Разговор есть.

– Не сейчас, – покачал я головой. – мне на урок надо.

– Зачем? – усмехнулся один из них. – Ты же кретин. Всё равно ничего не поймёшь.

– Похоже, ты можешь многое рассказать про кретинизм, да?

– Ты чё борзеешь? – ощерился пацан. – Это ты позавчера Назарова уделал?

– Первый раз слышу, – пожал я плечами.

Они подошли вплотную, прижимая меня к стене.

– А ты чё, у нас бессмертным стал или как? – спросил один из троицы.

Он был ниже и злее остальных.

– Ну-ка, пацаны, давайте его подальше вглубь затащим.

– Не советую, – покачал я головой и почувствовал, как меня схватили за локти.