Текст книги "Второгодка. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 85 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

– Короче, ехать не надо. Я созвонился со вьетнамцем. Он сам подъехал. Стоит у школы. Так что, хорошо, что тебя встретил. Пошли. Побазарим.

 
Мой князь – князь тишины
Мой князь – князь тишины
Мой князь – князь тишины
Мой князь – князь тишины…
 

8. Лестница в Небо

«Побазарить» с Харитоном я был совсем не против. Даже и сам бы хотел этого. Только при других обстоятельствах. И взял бы я для этого разговора не Князя, а, например, Кукушу. Тем более, в бою он был проверен. Неоднократно. И раньше, и вот сейчас.

Я посмотрел в окно и начал прокручивать в голове отмазки, которые нужно предложить Князю, чтобы не ходить на смотрины к вьетконговцу. Мне нужно к директору, у меня живот подвело, ты иди, а я догоню и всё в таком роде.

– Это его тачка? – спросил я, кивнув на старый «крузак», припаркованный на обочине.

Хитрый гад, как Корейко. Неприметный, не слишком богатый, никакой броской роскоши, только прагматизм. И ничего человеческого. Просто машина для зарабатывания бабла. Без сожалений, умствований и нелепых самокопаний.

– Да, походу его, – подтвердил мою догадку Князь. – Он написал, что будет в тёмно‑синем «крузаке».

– А почему ты просто не послал ему фотку Мэта? Зачем ходить, светиться, лично встречаться? Скинул фото и готово.

– Ну, я хотел с ним познакомиться ещё, мало ли что. Нужно потихоньку команду подбирать для работы.

– А он номер машины тебе прислал? – ухмыльнулся я, неожиданно найдя необходимое решение.

Вовремя заметить и использовать – это тоже умение. Иному счастье буквально в руки падает, а он щёлкает клювом и понять не может, оно это или ещё не оно. Как говорится, задним‑то умом каждый крепок, а вот…

– Прислал, а чё? – недоумённо ответил Жан. – Погнали скорей, чё ты встал‑то?

– И какой номер‑то?

– Да какая разница?

– Ну, скажи‑скажи! – подмигнул я.

Он пожал плечами.

– Ноль шестьдесят пять, и чё?

Буквы выпытывать я уже не стал.

– А то, что там сейчас два «крузака» стоит, – усмехнулся я. – И оба тёмно‑синие.

– Чё? – воскликнул Жан и выглянул в окно. – Ну да. Только эта новая, а у него старая.

Ну‑ка…

– Звони ему срочно! – резко сменил я тон и заговорил по‑деловому собранно.

– Да пошли, быстрее подойдём да и…

– Да ты смотри‑смотри! Звони, говорю!

Князь уже и сам всё понял и начал лихорадочно тыкать в телефон. Из второго «крузака» вышел… Мэт. И Катя. Они пошли к школе, но Катя что‑то сказала и Мэт остановился, а сама она вернулась к машине, заглянула в неё и потянулась внутрь.

– Алло, это я, – начал Князь. – Смотри щас прямо перед тобой тачка, из неё вышел чувак и тётка. Чувак. Погляди на него. Это он? Да ты внимательно погляди… Точно?.. Уверен?..

Конечно, точно. Уж кто‑кто, а Мэт на меня нисколечко не походил.

– Я понял тебя, – разочарованно сказал Жан. – Ясно. Да понял я. Лады, всё тогда.

Машина вьетнамца завелась и начала выворачивать, и я отвернулся.

– Ну чё, – кивнул я, – не он?

– Неа…

– Базарить пойдём? Ты же хотел с ним лично перетереть.

– С вьетнамцем что ли? Не, он поехал уже.

– Куда поехал? Вон же…

Я снова повернулся к окну.

– А, да, точно, – разочарованно сказал я. – Поехал. А как тот чувак выглядит он не сказал?

– Ну, такой, – пожал Князь плечами. – Невзрачный. Стрижка короткая, куртка кожаная. Короче, на тебя похож.

– На меня? – усмехнулся я. – Значит, нормальный чел, если действительно на меня похож. И хер мы его найдём, в таком случае.

На лестнице раздались шаги. Это поднимались Мэт и Катя. Мэт, заметив меня и Князя, сделал морду тяпкой и прошагал мимо, а Катя меня узнала.

– О! – воскликнула она. – Привет.

– Здрасьте…

Сынок её дёрнулся и зашагал быстрее, но, к моему удивлению тоже процедил сквозь зубы:

– Здорово…

– Мотя, – крикнула Катя ему вслед. – Ты куда разогнался‑то? Погоди!

– Тётя Мотя, в натуре, – заржал Князь, когда они прошли. – А это чё, мать его? Ты её знаешь что ли?

– Мы ж в одном классе учимся, – пожал я плечами. – Знаю, что это его мать. Пересекались когда‑то.

– А‑а‑а…

– Ну, ладно, я пошёл. У меня химия вообще‑то…

То, что Мэт припёрся к концу занятий, да ещё и с матерью могло быть связано с тем, что его действительно будут переводить в Москву. А Катю? Интересно, её тоже будут переводить или оставят здесь, чтобы удобнее было контролировать?

На химию я не пошёл, что там уже оставалось‑то того урока. Вместо этого я перешёл по коридору в противоположную сторону и поднялся на один пролёт и встал на лестнице так, чтобы можно было видеть кабинет директрисы.

Минут через пятнадцать дверь открылась и из неё вышел Мэт. Он сразу, прямой наводкой двинул к лестнице и побежал вниз. Я чуть сдвинулся, чтобы он меня не заметил, и остался на своём посту.

Пришлось ждать ещё пятнадцать минут. Зазвенел звонок, поднялся гвалт, захлопали двери и понеслись по коридорам школьники. А Катя всё не выходила. Наконец, дверь снова открылась и появилась она. Остановилась, рассеянно покрутила головой, увернулась от несущихся на неё мальчишек и двинула в сторону выхода.

А тут и я пошёл вниз. Будто случайно спускался и встретил её. В толчее она меня и не заметила, но я её окликнул.

– Катя!

Она повернулась, скользнула взглядом, узнала.

– Привет, – кивнула она. – Ты Матвея не видел, ушёл он?

– Наверное, ушёл, – пожал я плечами.

– Хорошо… – сказала она. – Ну, как дела? Чего не заходишь?

Катя была трезвой и выглядела неплохо. В том смысле, что не как алкашка.

– Ага. Твой муж приревновал в прошлый раз. Пообещал отстрелить жизненно важные органы. Так что давай лучше на нейтральной полосе.

– Муж? – хмыкнула она. – Фуагра и конфитюр из груш.

Я улыбнулся.

– Он только с виду грозный. А так…

Она махнула рукой.

– Ну, тогда приглашаю, – улыбнулся я. – В этот раз туда, куда он не нагрянет.

– Не знаю, – покачала она головой. – Ты же был на той вечеринке? У Назарова? У нас после неё осадное положение дома. Так что…

– А у меня, между прочим, твоё пальто осталось…

– Ай, – махнула она рукой.

– Нет, я бы, конечно, его сам носил, но цвет не мой. Так что придётся вернуть.

Она засмеялась.

– Ну, позвони как‑нибудь. Только через пару дней хотя бы, не раньше.

– Скажи номер тогда.

Она продиктовала.

– Можем, в принципе сейчас по кофейку хлопнуть, – прищурилась она, и я заметил шальной огонёк в её взгляде.

– Я‑то с удовольствием, а Матвей Никитич возражать не будет? А то он меня не жалует.

– Это у него от отца. Но ничего он, наверное, уехал уже. Никита дал машину, потому что моя в сервисе, чтобы в школу съездить, и Мотю на французский закинуть. Так что он и не узнает.

– А ты как будешь возвращаться?

– Меня подружка отвезёт. Она подъедет минут через сорок. У меня вся логистика чётко простроена. Так что много времени нет, но по рюмочке кофе выпить успеем.

– Пойдём тогда. Я угощаю.

– Богач, – усмехнулась она. – Деньжата завелись?

– Есть такое дело, – подтвердил я.

Мы вышли из школы, пересекли бульвар и зашли в кафешку в доме, выходящем торцом на гостиницу. Народу там не было, но зато за стойкой стояли целых три девочки, готовых обслужить нас максимально качественно и быстро.

Я заказал нам кофе, а Катя, немного подумав, добавила:

– И… «Бейлиз», что ли… Да, давайте, ты будешь, Сергей?

– Нет, если только лизнуть. Так‑то мне на тренировку ещё.

– Ну, значит хотя бы лизнёшь, – разулыбалась Катя. – Хоть что‑то.

Мы прошли в дальний уголок и уселись за столик.

– А Мотя что, в Москау уезжает? – как бы мимоходом спросил я, когда Катя замахнула первый бокальчик.

– Слушай, это пока не решено. Сначала Никита… ну, отец…

– Да знаю я. Познакомились уже.

– Да‑да, он мне потом все мозги вынес, чтоб я с тобой даже не разговаривала, – кивнула она.

– Не понравился я ему?

– Ой, а кто ему нравился когда? В общем, сначала разорался, сказал, что всё, терпенье лопнуло, отправит Мотю в концлагерь. Там школа есть очень хорошая. Дисциплина, как в армии, и вообще всё строго, только что розгами не секут. Девочка там, кстати, эта училась. Ну… подружка Мотькина, короче. Из вашей школы. Любовь‑морковь. Матвей уже обрадовался, что поедет, но сегодня Никита позвонил, сказал, что вроде отбой.

– Переменчивый какой.

– Там вроде обстоятельства поменялись и Мотя здесь понадобится.

Ну, собственно, не нужно было иметь репутацию особо одарённого опера или следака, чтобы сложить два плюс два. Впрочем, риск прослыть параноиком тоже никто не отменял. Тем не менее, если выстроить известные факты в простом хронологическом порядке, то получался нехитрый ряд:

Я начал интересоваться компроматом на Никитоса; я побывал у Кати дома и сходил с ней в винный бар; директриса усилила давление, чтобы вышибить меня из школы; меня похитил Усы и установил на телефон прослушку; появился Чердынцев; появилась Ангелина…

Затем по хронологии шёл форс‑мажор: вечеринка у Назара и возник план перевести Мэта в Москву…

А дальше в цепочке событий снова появилась Ангелина и намёкнула на «начать всё сначала». А потом пошли слухи о появлении Калякинского досье. И пришло многообещающее сообщение от Ангелины. И, наконец, Мэта передумали переводить в Москву…

– А тебе, – кивнул я Кате, – чего бы больше хотелось, чтобы Мотя уехал или остался?

Десять, вернее, девять как бы не связанных между собой пунктов. Они вполне могли бы остаться разрозненными, но, если допустить, что между ними всё‑таки имелась связь, то в ближайшее время следовало ожидать наезда со стороны полиции и/или (ненужное зачеркнуть) попытку установить дружеское общение со стороны Мэта. Нужно было взять меня в тисочки и хорошенько прищемить.

– Мне? – Катя взяла мой нетронутый бокал с ликёром, вытащила пальцами круглую ледышку, положила на блюдце и с удовольствием проглотила белую сладкую жидкость. – Да пусть едет, я не против. Никитос хочет из него сделать министра или кого там. Президента, может быть. А для этого нужно тереться с детками тамошних начальников. Супершколы, супервузы, бизнес, общественные организации. Тусовка. Всё вот это. Просто Матвей сам ещё не знает, надо ему это или нет. А отец считает, что надо.

Того, что именно я связан с появлением Калякинского досье, Никитос знать не мог. Но, если Чердынцев был его человеком, то предположить такое они могли и должны были.

– А ты как считаешь? – поддержал я разговор.

А через кого он мог устроить мне ментовское давление? Через Романова, через кого ещё. Я засвечен на этой вечеринке и дать ход показаниям цыган можно по щелчку пальцев. Даже быстрее. А там и котлован всплывёт.

– Я? – рассеянно переспросила она и махнула рукой девочке‑барменше. – Моя хорошая, ты всю бутылку неси сюда, чтоб тебе не бегать каждый раз. Ставь вот сюда. Я лично не хотела, чтобы Мотя уезжал. Он мальчик домашний, ему в этой волчьей стае тяжело будет. Но, с другой стороны, у него есть потенциал. А раз есть, пусть пробует, развивается. Знания есть. Английский на высоте, французский приемлемый. С китайским, конечно, ни шатко ни валко. Но подучит ещё.

Не сможет Петя меня уберечь, даже если захочет. А это значит, что нужно играть на опережение.

Катя налила себе ещё.

– Кать, а почему ты сама не уезжаешь? Что тебя держит? Ты думаешь, Никитос к тебе вернётся?

– А? – она посмотрела на меня уже не слишком трезвым взглядом. – Вернётся? Он, может, и захочет, когда эта губастая и сисястая мокрощелка ему надоест. Да только, кто его пустит? Мне сказали, что он уже фактически съехал от неё и живёт практически постоянно на даче или здесь, знаешь дом элитный на Набережной? Высотка, ну?

– Да знаю, знаю.

– У него там квартира есть. А она в хоромах одна царит. Царица недоделанная. Юность и привлекательность проходят быстро, а ум прибавляется медленно. А у некоторых вообще не прибавляется, а убывает.

– Кать, хорош бухать.

– Чё? Ты меня учить что ли будешь?

– Нет, – покачал я головой и положил свою руку поверх её. – Учить не буду, а вот пожалеть могу.

Она зависла. А мне правда стало жалко её профуканную жизнь. Я и злился на неё, и презирал, и даже, может быть, ненавидел… Но и жалел. В итоге‑то, похоже, она сама себя и наказала. Не отдай тогда она мои бумажки Никитосу, может, всё иначе бы сложилось…

– Жалеть меня не нужно, – покачала она головой. – А вот Никитосом его только один человек называл. И это было очень давно. Жалко, что ты не его сын. А мог бы…

– Да что старое ворошить, – кивнул я.

– Есть в тебе что‑то такое… – подмигнула она. – Девки поди проходу не дают?

– Чего? – засмеялся я. – У Моти спроси, он скажет.

– Что он скажет‑то? – махнула рукой Катя. – У него все задроты, тормоза, кринжовые и… что там ещё… не помню, ещё словечко какое‑то. Для него только тир‑один нормальные чуваки. Но мне и спрашивать не надо. Я сама вижу.

– Преувеличение, но спасибо, – сказал я. – Ладно, Кать, я пошёл.

– Сиди, куда пошёл‑то? Сейчас Ленка придёт. Я ей тебя показать хочу.

– А это, как раз, не нужно, – покачал я головой. – Я бы с тобой посидел ещё, но не хочу, чтобы она нас видела.

– Чё такой стеснительный?

– У тебя и так с Никитосом напряги. Зачем усугублять?

– Чего? – засмеялась Катя. – Усугу‑ чего?

Филолога сразу видно. По подходу. Я усмехнулся.

– Блять. Усугублять, Кать.

Она захохотала.

– Нет, Ленка ему не скажет, ты шутишь что ли? Она со мной…

Катя задумалась.

– Миллион лет, короче.

– А что за Ленка?

– Миронова. Подруженция моя.

Да, Миронова точно крутилась вокруг Катюхи ещё с тех времён. Хитрая. Никогда мне не нравилась.

– Я тебе щас один умный вещь скажу, только ты не обижайся, да? – с выговором Фрунзика Мкртчяна произнёс я и Катя захохотала.

А я наоборот стал предельно серьёзным.

– Вокруг тебя нет ни одного человека, Катя, ни одного, кто бы не стучал Никитосу. Только я. Имей в виду. Я тебе серьёзно говорю. Подумай сама.

Она даже протрезвела немного.

– Ладно, позвоню как‑нибудь, – снова улыбнулся я. – Пальто к хозяйке просится.

Я подмигнул и пошёл. Заплатил на кассе и вышел. А она осталась. Будто окаменела от моих слов. Сидела с открытым ртом и смотрела мне вслед.

А я вышел и зашагал домой. Идти пять минут было. Зазвонил телефон. Икар… Блин, сегодня тренировка, но я, конечно, после выходных был явно в очень хреновой форме. Но говорить ему об этом было нельзя. Выгонит из секции, как нефиг делать. Пацаны рассказывали, там уже куча была таких случаев.

– Здравствуйте, Икар Артурович, – бодро ответил я.

– Ты где? – сразу пустился он с места в карьер.

– Иду из школы домой. Сегодня приду по расписанию.

– Давай, прямо сейчас лети, сам знаешь, куда. Домой не заходи, прямиком сюда лети. Жду пять минут и ухожу.

– Семь, – твёрдо ответил я.

– Ладно, – согласился он и отключился.

Голос у него вроде бы был обычным, но только вроде бы. На самом деле, я почувствовал в нём тревогу. И тревога эта мгновенно передалась мне. Блин. Я, конечно, примерно понимал, о чём может идти речь, но домой мне зайти было просто необходимо! Я остановился. Прикинул, посчитал. И… зарядил, что было сил в кафешку. Добежал за пять минут. Запыхался, задохнулся, но добежал.

– Молодец, – сердито сказал Икар, – форма улучшается. Молодец. Но надо продолжать работать.

У меня было чувство будто я лёгкие свои выплёвываю и выкашливаю.

– Значит так, – деловым сосредоточенным тоном проговорил он. – Мне звонил Петя. Ты должен к нему идти сегодня, да?

– Да, – кивнул я, пытаясь отдышаться.

– Не ходи. Ясно?

– Сука, – помотал я головой.

Откуда этот хренов узкоглазый вьетконговец появился? А может, он не просто там возник, а целенаправленно искал? Не знаю, выглядело всё, конечно натурально, но надо будет разобраться.

– Хорошо, что понял. Значит, понял, что и по телефону не стоит болтать лишнего, да? Его вообще лучше выключить. А ещё лучше выбросить куда‑нибудь. Бросить в трамвай или в фуру какую, и пусть себе путешествует. Россия большая, куда‑нибудь да приедет. На Кузнецком фур много.

– Я понял, Икар Артурович.

– На, – всё так же недовольно и сердито сказал он и положил передо мной другой телефон.

Маленький, миниатюрный, с кнопочками. В моё время таких не было.

– И зарядка вот. Позвони кому‑нибудь, чтобы зашли мать предупредили. Сам не ходи. Понял меня?

– Понял.

– Что ты понял?

– Не ходить домой.

– Есть, где перекантоваться?

– Есть, Икар Артурович. Петя не объяснил, что к чему?

– Нет. Он вообще хрен знает откуда звонил. Не со своего телефона. Всё. С ним можешь через меня связь держать.

– Спасибо вам.

– Спасибо… – передразнил он. – Расшевелил ты, похоже, улей. Смотри, не сваляй дурака теперь. Понял?

– Постараюсь.

– Не постараюсь, а не сваляю, надо говорить!

– Не сваляю.

– Всё, давай отсюда. Чеши!

Ну я и почесал. Только не залегать на дно, а прямо туда, куда мне бежать не советовали. Но быстренько же можно. Как в кино. Герой знает, там опасность, и идти туда никак нельзя, пусть хоть весь мир перевернётся. Но ему именно туда и надо. И он идёт, нарывается, всех там туда‑сюда и выходит обгорелый, но непобеждённый. Хэппи, бляха, энд. Жаль только, что я был не в кино.

Я забежал во двор со стороны котлована. Пробегая мимо соседского дома бросил телефон в мусорную машину и полетел дальше. Прокрался, как Тарзан, Маугли или даже удав Каа через кусты, подобрался, как можно ближе и осмотрелся. Никого. Никаких признаков опасности, никакой угрозы.

Блин‑блин‑блин… Пятая точка‑то не железная, но идти было надо. Внутри всё тряслось, клокотало. Но спорт великая сила, когда бежишь и выкладываешься по‑полной, становится не до мандража.

Ладно. Нужно было во что бы то ни стало забрать ключи от соседской квартиры. Они валялись в прихожей на самом видном месте. И могли вызвать интерес. Потому что у нас дома ничего незаконного не было. Если, конечно, моя доблестная милиция не принесёт это с собой. Но этого, надеюсь, Петя не допустит.

Ладно. Три, два, один… Поехали!

Я выскочил из кустов и стрелой понёсся к подъезду, на ходу вытаскивая ключ от дома. Технично. Одно касание – чип. Одно движение – дверь на себя. Замок запел, а я забежал в подъезд и с силой притянул дверь. Отлично.

Перескакивая через ступени понёсся на второй этаж, с налёту воткнул ключ, повернул, влетел в прихожую и…

– А! Мама!

Фу‑у‑у…

– Ты чего меня пугаешь, Серёжа?

– А ты чего в коридоре? И почему вообще дома?

– Так я сегодня в ночь. Вот зашла только…

Я схватил ключи от соседской квартиры и подскочил к окну. Во дворе было чисто.

– Мам, смотри. Сейчас, наверно будет шухер.

– Что? – испугалась она и схватилась рукой за тумбу в коридоре.

– Не бойся, мы с тобой прорвёмся. Я ни в чём не виноват. Это связано с вечеринкой, с наркотиками. Я тебе говорил. Менты сейчас всех подряд шерстят. Ищут козла отпущения. Не переживай, у нас никогда в доме ничего подобного не было. Так что пусть ищут, если хотят. Главное, проследи, чтоб были понятые и чтобы чётко контролировали. Поняла?

– Ой… Серёженька… Какой ужас…

– Мам, пожалуйста, помоги мне, не теряй самообладания, ладно? Бывает всякое. Пройдём с гордо поднятой. Нам стыдиться нечего.

– Ой, сынок…

– Мне не звони, телефон выключен.

– Ты его выбрось лучше. Потом другой купим, ладно?

– Ладно, – хмыкнул я и шагнул к ней. – Молодец. Вот правильно.

Я притянул её к себе, обнял и выскочил из квартиры.

Ну, и собственно, всё. На этом везенье закончилось. Я бросился вниз по лестнице и сразу же увидел через окно бобик и две гражданские тачки. Ну твою же мать! И подъездная дверь в этот самый момент запела свою извечную мелодию. В подъезд вбежали сильные и смелые милиционеры и бегом‑бегом затопали по ступеням, торопясь навести порядок в этом прогнившем мире. И восстановить справедливость.

Мать вашу за ногу!

Ломиться в соседскую квартиру было точно нельзя. Я бы не успел. Шансов на это не было никаких. Да и вообще, надо сказать, шансов было очень и очень мало. Надо было хотя бы успеть сбросить ключи!

Я мгновенно развернулся и бесшумно, насколько это было возможно, помчался наверх. По лестнице. Наверх, наверх, наверх! Прямо в небеса. Как в песне. От напряжения рвались жилы, рвались сосуды, вены и артерии, не справляясь с бурной рекой кровотока. И с бурлящими потоками адреналина. А в голове бренчал Лед Зеппелин, а я искал волшебное слово, которое помогло той бабе из песни купить лестницу в небеса. Лестницу в Рай…

 
When she gets there she knows
If the stores are all closed
With a word she can get what she came for
And she’s buying a stairway to heaven
 

Я искал и искал это слово, а сам забирался всё выше и выше. В самое небо….

9. Петля

Время – штука странная. То оно летит, как сумасшедшее, то мучительно и бесконечно тянется и практически замирает. То не успеваешь заметить, куда делся последний десяток лет, а то не понимаешь, как дожить до конца урока.

Лично мне всегда было не до тупых размышлений о времени. Всегда было некогда. И тогда, и сейчас, в новой жизни. Но самое смешное, что все эти банальности полезли мне в голову именно в эту секунду, когда я нёсся по лестнице наверх.

Снизу раздавались громкий топот и восклицания, а наверху оставалось всего лишь три этажа до конца этой короткой гонки.

Настя могла быть дома. Но даже, если и так…

– Закиров, наверх! – раздалось снизу.

Но даже, если и так, ей нужно было оторваться от компа или отлипнуть от телефона, встать, поискать, разлетевшиеся тапки или поправить съехавший носок, дойти до двери, посмотреть в глазок, сообразить, что это я, протянуть к замку руку, повернуть…

А что нужно было товарищу Закирову? Не снижая темпа и не особо напрягаясь, протопать по лестнице и добежать до четвёртого этажа. Даже интересно кто из них окажется быстрее…

План был прост до ужаса. Как дважды два, как начальная арифметика. Влететь на лестничную клетку, ткнуть в кнопку звонка Настиной квартиры, подскочить к ящику, куда заведены провода интернетчиков и телевизионщиков и сбросить ключи. Всё. На большее времени не было. А там уже чистое везенье. Откроет Глотова – можно попытаться отсидеться у неё, не откроет – сделать удивлённое лицо, разглядывая дяденьку милиционера. Но тут уж всё понятно. Чик‑чирик, короче.

Бежал я быстрее Закирова, это уж точно. Даже не топая и ступая мягко, как кошка, я явно побил все мыслимые рекорды. И палец уже выставил, чтобы звонить в первую дверь справа, и траекторию рассчитал, как подскочить к железному ящику. Там, собственно, раз‑два и всё. А когда вылетел на последний пролёт, отделявший меня от площадки, практически сразу увидел его.

Он стоял, будто тень – молча, и печально, и, как монах таинственного ордена, смотрел на эту действительность, на несовершенство и суету мира и на страсти, пожирающие людишек. Кабы знать, где упасть, там соломки б подкласть.

Это был Соломка.

Он молча кивнул на открытую дверь своей квартиры. И я, не нажимая на звонок Глотовых, прошмыгнул в его келью. Он притворил за мной дверь. Хорошо притворил, со знанием дела – без скрипа, шума и стука.

– Ладно, ладно, – прошептал он. – Ты же тоже, тоже, не сдал же ментам, не сдал. А так‑то да, так‑то да, в хате порядок нужен. Порядок…

– Молодец, что хабар по‑тихому подкинул, – кивнул я. – Закрыли вопрос и всё.

– Ну, давай, на кухню. Чай, чай.

– Дядя Лёня, попросить хочу, спустись ко мне в квартиру.

Он посмотрел с интересом.

– Им понятые нужны будут, – пояснил я. – Но они могут подбросить что‑нибудь.

– Шириво?

– Скорее всего, – кивнул я.

– Змей, змей, собственный хвост жрёт, – усмехнулся он.

– В каком это смысле?

– Всегда так было. Всегда. Мент, мент, жрёт мента. А ты‑то и есть мент.

Он подмигнул и засмеялся. Медиум, блин, нашёлся.

– Иди, – мягко, но настойчиво сказал я. – Проследи за настоящими ментами, пожалуйста.

– Ну, ты тут это… не скучай, не скучай тогда… Телевизор вон… телевизор.

Да‑да, телевизор. Это точно. Телевизора мне только не хватало. У меня в голове такой был телевизор, что никакой первый канал, помноженный на НТВ, рядом не стоял. Мне и без телевизора, было что прокручивать и моделировать.

Я уселся на старый продавленный диван и огляделся. Обстановка была убогой, хотя и демонстрировала тягу хозяина дома к прекрасному. Дурацкие деревянные подсвечники, чеканки с грудастыми красотками, плакат с одной из них же, хрустальные вазы и прочая мишура скрашивали унылый быт пенсионера‑домушника.

Я прикрыл глаза, погрузился в размышления и не заметил, как уснул. Отрубился, провалился в черноту и полностью отключился. Очнулся от звука открывшейся двери. Ключ вошёл в замок тихо, почти неслышно, но в мозгу, будто щелчок раздался. Раз, и глаза распахнулись. Хлоп‑хлоп. День за окном посерел и притаился в ожидании скорых сумерек.

– Ушли, – доложил Соломка. – Ушли. Перевернули всё вверх дном, но не нашли ничего. Не нашли. Я так понял, они бумажки какие‑то искали. Документы, документы. За наркоту чё‑то спрашивали у мамки твоей, но так, без фанатизьма . Велели, как придёшь, стало быть, в ментуру двигать. В ментуру. Мамка всё записала. К кому идти, то есть. А чё искали‑то? Знаешь?

Надо было поговорить с Романовым, но как позвонить, чтобы не спалиться, я не понимал. На улицах ведь даже ни одного таксофона не осталось, может, прав Глитч и нас действительно игуанодоны поработили? А теперь вот используют. Как хотят буквально.

– Я так понял, – поделился соображениями Соломка. – Закрывать тебя пока не хотят. Но это, сам знаешь, бабка, бабка надвое сказала. А потом опять же сегодня так, а завтра, завтра, всё наперекосяк. У них там своя математика в голове. Математика, да. Был там один мусор прям ушлый такой. Со стороны, по ходу. Везде нос засунул, всё на зуб, на зуб попробовал…

Выждав минут пятнадцать после отъезда ментов, я вернулся домой.

– Я прямо перед ними успел прошмыгнуть, – сказал я, осматривая следы погрома.

– Знаю, – кивнула мама, – сосед мне шепнул, когда они уехали. Вот так не знаешь, как жизнь повернёт… Ты его табуреткой подпёр, а он тебя от полиции спас.

– Так и я его спас, – пожал я плечами. – Семён Евграфыч написал бы заявление, и его выследили и посадили бы. Знаешь, на сколько бы загремел с учётом былых заслуг? А мы его, можно сказать, вовремя за руку поймали.

– На вот, – протянула мама мне визитку. – Велел позвонить. Романов Пётр Алексеевич. Сказал, вроде, что ты как свидетель пока…

Пока. Вот тебе и пока…

– Позорище‑то… – вздохнула она. – Всё перерыли. В трусах рылись. Да вообще везде.

– А что искали?

– Да разве ж они скажут? Ты иди поешь, котлеты уцелели вроде. Хотя, думала их тоже переломают все. Ручищами своими. И смотри, никого в дом‑то не води сегодня, в разруху эту. И Настю тоже.

– А ты что, на работу пойдёшь?

– Ну, а как? Естественно. Волка ноги кормят. Пойду. Кое‑как отбрехалась, что опоздаю. Хоть бы полную смену закрыли, а то вычтут половину часов… Ты в своей комнате уж прибери, пожалуйста.

– Ага…

Заодно и узнаю, что где лежит.

Мама ушла, а я позвонил Кукуше… Но не из дома. Потому как в квартире вполне могли остаться сюрпризы. Я вышел во двор и прошёл к беседке, чтобы не маячить перед входом и иметь нормальный обзор.

– Дядя Слава, здорово.

– Блин, опять с нового номера. Я так‑то не беру незнакомые номера. Чё такое‑то?

– Мобила нужна, я свою выбросил.

Он замолчал.

– Сделаем, – ответил, подумав. – Опять чёт случилось?

– Ну, так… Ни дня без приключений, на том стоим. Не знаешь, есть телефон‑автомат где поблизости?

– На главпочтамте вроде только. Так и не скажу даже. Только я не знаю, как платить. Явно не двушку бросать. Может, картой…

Поговорив с Кукушей, я позвонил Альфе. Хранить номера телефонов в голове было давней привычкой, и она меня выручала в жизни не один раз.

– Слушаю вас, – недовольно ответила Алфёрова.

– Лен, привет, это Краснов.

– Сергей? – удивилась она. – Номер неизвестный… Это твой новый телефон?

– Нет, у товарища одолжил. У меня другой будет. Слушай, ты как?

– В каком смысле?

– Ну, заглянуть хочу, проверить, всё ли хорошо у тебя.

– С чего это ты заглянуть решил? – хмуро ответила она. – Не поняла я.

– Это кто там⁈ – раздался в глубине неприятный мужской голос.

– Это он там? – спросил я.

– Это он⁈ – одновременно со мной воскликнул мужик рядом с ней.

– Нет, папа, это из школы звонят! – сердито бросила Альфа. – Сергей, я у родителей. Сегодня не получится. Спасибо, конечно, за твоё беспокойство, только, пожалуйста, оставь, ладно? И не влезай в эти дела.

Вот бесила она меня. И бросить жалко и тащить тяжко!

– Что ещё за Сергей? – не унимался батя.

– Па‑ап! Это из школы!

– Ты долго там будешь? – спросил я.

– Поживу пару дней…

– Ясно. Ладно, пока могу быть за тебя спокоен, да? Отец присмотрит?

– Ох, одни присмотрщики кругом.

– А этот петровский уродец не проявлялся? – уточнил я. – Витя твой.

– Ладно, Серёжа. Давай, до свиданья.

– Стой‑стой. Можешь его адрес дать?

– Я по твоему совету на пару дней больничный взяла, – казённым голосом отчеканила она. – Так что пока литературы не будет. А когда выйду, тогда и поговорим. Хорошо? Ну, ладно. Спасибо что позвонил.

Я не ответил.

– Сергей… – сказала она уже несколько мягче. – Ты меня слышишь?

– Ну, типа. Слышу, только понять не могу.

– Серёжа, – выдохнула она уже совсем по‑другому, по‑человечески. – Правда… Спасибо, но ничего не надо. Я у родителей побуду пока.

Ага, побудешь ты. Завтра уже смоешься. Папаша, похоже, тот ещё типок был. Не хуже твоего блогера.

– Лен. Я тебе дам свой номер. Если что, сразу звони, ясно? И днём, и ночью. Хоть когда. Пока – на этот. Поняла?

– Да… Ладно… Пока…

Ну, пока, так пока. Я зашёл в подъезд, поднялся к своей двери. Прислушался. Постоял немного, а потом прошёл по лестнице до конца, до пятого этажа. Учитывая способности Соломки соблюдать тишину, я решил убедиться, что в подъезде действительно никого нет. После этого я вернулся к себе и быстро открыл соседскую дверь и шмыгнул в квартиру Семёна Евграфовича.

Здесь всё было тихо и спокойно. Ни Семёна, ни Соломки, ни, тем более, Романова не наблюдалось. Свет я включать не стал, а воспользовался фонариком, найденным в своих  перевёрнутых вверх дном вещах.

Я прошёл по квартире, осмотрелся, и только потом залез в свой временный тайник. Добро лежало на месте. Достал толстый конверт и вытащил, лежащие в нём бумаги.

Там оказалось несколько подшивок. Все документы были собраны, пронумерованы и аккуратно скреплены. Работа была проделана скрупулёзно и педантично.

Первым делом оказалось убийство директора «ИнтерЦем Плюс». Это ещё при мне было. Я им не занимался и Никитос тоже. Так что… Я начал листать документы. Большинство из них были копиями. Кроме одного любопытного документа, который назывался показаниями свидетеля. Написанный от руки и заверенный подписями. Там же была и маленькая кассета для диктофона.

Её мне сейчас прокрутить было не на чем. И вообще, неизвестно, можно ли на ней ещё было что‑то разобрать. Через столько‑то лет… Показания были датированы две тысячи первым годом, и речь в них шла о рейдерском захвате крупнейшего цементного завода в области.