Текст книги "Второгодка. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 85 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

– Я пыталась, – вздохнула она. – Я хотела поговорить, всё объяснить… Но не смогла. Сначала ты не хотел слушать, а потом всё понеслось под откос. Это было так дико, так нелепо и так… я не знаю… необоснованно…

«Необоснованно» хорошее слово. Ёмкое. Его легко можно услышать в разговоре на повышенных тонах у пары, прожившей хрен знает сколько лет вместе… Хм… Необоснованно… И что же такого необоснованного случилось?

– Я даже поверить не могла. Ты понимаешь? Позавчера только мы с тобой говорили…

– Как ни в чём не бывало говорили? – прищурился я, и она смутилась.

Мы стояли прямо друг напротив друга. В полутёмной комнате, с этим глухим будоражащим светом, запахом и…

– Серёжа, ну а что такого случилось‑то? Мы же сразу с тобой понимали, что когда‑то это произойдёт. Ну, произошло на год раньше, чем мы планировали. Но это же родители решили, я же не могла им сказать, мол, нет я не поеду в вашу Москву. Вы езжайте, а я тут останусь? Так что ли? Что я должна была сделать?

– Не знаю, Анжел, – пожал я плечами. – Сама скажи.

– Слушай, но два года можно было как‑то перетерпеть…

– Сто про, – кивнул я. – Хотя это, как болевой порог, знаешь, индивидуальная штука. У всех разный. Но его можно тренировать.

– Серёжа, – вздохнула она. – Я ведь не для того… Ну зачем нам снова те разговоры прокручивать? Уже времени много прошло. Я хочу сказать… что это не я твои сообщения… Я клянусь всем на свете, всем самым дорогим для меня… Я ни кому их не рассылала. Ни фоточки, ни сообщения. Ну… что сделать, чтобы ты поверил?

Фигасе… Все мои сообщения, фоточки и что‑то ещё? Бляха, у меня аж живот подвело. Кажется, часть Серёги Краснова оставалась в его теле. И неслабая часть, надо сказать…

– Да я верю‑верю, – кивнул я. – А кто?

– Что? – не поняла она.

– Кто разослал все мои сообщения, если не ты?

– Я не знаю, – испуганно сказала она.

– А кто имел доступ к телефону?

– Серёж извини, но ты сейчас, как следователь ведёшь себя. Я не знаю, кто это сделал. В этом и состоит проблема. А ты всё это время, считай полтора года уже, не хочешь слышать моих слов. Я понимаю, ты обижен…

– Э, нет, – усмехнулся я. – Какие обиды. Это вообще не про меня. Ты разве не знаешь?

– Ну, а почему ты тогда не можешь дать мне шанс? Ведь мои чувства к тебе не изменились. Сейчас бы ты учился в одиннадцатом, а на следующий год переехал бы в Москву, поступил в университет. Учился бы вместе со мной. Родители обещали помочь. Если что, можно было бы на платное поступить.

– Ого, – покачал я головой и вздохнул. – Но я пока ещё не в одиннадцатом классе, Энджел.

– Ну, и ладно, – с жаром ответила она. – Ничего. Вернёмся на исходную. Подождём два года, начиная от этого момента. Когда приедешь, я буду на третьем курсе. И что такого? Но давай уже оставим весь этот…

Она запнулась и не смогла подобрать слово.

– Идиотизм, – подсказал я.

Она улыбнулась и кивнула. А я… а я вдруг захотел хотя бы на секундочку стать простым школьником, забыть свои проблемы, принесённые из старых и уже никому не интересных времён, и вот с этой красивой, умной и доброй девочкой пойти в новую прекрасную жизнь.

– Ладно, – сказал я. – Твою мысль я понял и не возражаю. Зачем жить прошлым? Надо двигаться вперёд. Правильно?

– Да, – кивнула она. – Только… мне кажется… Ты такой отстранённый…

– Серьёзно? – удивился я и, не успев остановить себя, подался вперёд, наклонился и поцеловал Ангелину в улыбающиеся губы.

А она… испугалась. Вжалась в дверь и вообще, превратилась в комок. Не увернулась не оттолкнула меня, а просто испугалась. Я, разумеется, не стал продолжать и тут же отступил. Возможно, от меня пахло казематами, в которых пришлось провести несколько часов, а возможно…

Не ходи к ней целоваться, не ходи,

У неё гранитный камушек в груди…

Зазвонил телефон. Я кивнул Анжеле и взял мобильник в руку. Это был Романов. Я потянул за зелёную светящуюся кнопку. Но в этот же самый момент пришло сообщение от Насти Глотовой. И, не знаю как, я в этих смартфонах пока ещё не профессор, в общем каким‑то образом вместо ответа Пете я нажал на её сообщение.

И на экране вдруг появилась сама Настя. Она постриглась и покрасила волосы в светло‑зелёный цвет. Это был видосик, снятый, судя по всему у неё дома. Она стояла на большой кровати, как на сцене, а в руке держала микрофон. Заиграла музыка, и я сразу её узнал. Как говорится, я угадаю эту мелодию с трёх нот.

Я пытался уйти от любви

Я брал острую бритву и правил себя…

Блин! А я пытался закрыть это видео! Но оно никак не желало сворачиваться и уходить с экрана. Настя в коротеньких шортах и майке, едва прикрывавшей её выпуклости, изображала собственно пение. Открывала рот под слова Бутусова и делала различные жесты, полные драматизма и глубоких чувств.

– Глядь! – повторил я подцепленное в бомжатнике словечко. – Зависло!

– Дай я попробую, – протянула руку Ангелина и выхватила мой телефон.

 
Я хочу быть с тобой
Я хочу быть с тобой
Я так хочу быть с тобой
Я хочу быть с тобой
И я буду с тобой…
 

Глотова, конечно, отрывалась. На последних словах она многообещающе тыкала в меня пальцем, будто говорила, мол, никуда ты не денешься, я буду с тобой.

– Да пофиг, – я махнул рукой и кинулся к городскому.

Набрал Романова и сразу крикнул:

– Это Краснов, я с городского.

– А чё с мобилой?

– Да завис, гад. Сейчас перезагружу.

– Ясно. Ну, короче, я твоим вопросом позанимался. Поднял народ. Выслушал сто раз, кто я и что со мной сделают, понимаешь, да? Смотри, если там будет какая‑нибудь подстава, я тебе лично голову отверну. Понял?

– Да, Пётр Алексеевич. Я понял. Выезжаю.

– Куда, нахрен!

– Нет, а как? Я ж там был. Покажу всё.

– Не надо ничего показывать!

– Там вещи мои, мне их забрать надо по‑тихому.

– Чего? Какие ещё вещи?

– Куртка кожаная, одна штука. Дорога мне, как память о родителе. И ещё там одна штуковина. Фамильная реликвия.

– Короче, не долби мне мозги, понял? Сиди дома, жди звонка.

– Да я еду‑еду уже. Как раз и проконтролирую заодно.

Сука‑сука‑сука‑сука… Если мы сейчас попрём туда, значит стволы с собой лучше не иметь. Поскольку можно нарваться на досмотр и будет тогда такой кипеш, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

– Надо телефон выключить! – покачала головой Анжела. – Крутой косплей, кстати. Это Настя что ли Глотова?

Я взял у неё из рук телефон и отвернулся. Настя там наяривала, с плясками и двусмысленными, почти эротическими движениями и жестами. Кое‑как я вырубил мобильник и подбежал к окну. У подъезда стояла тачка Кукуши. Видать не мог мне дозвониться. Я снова потыкал кнопки городского телефона.

– Приехал?

– Да! А ты где?

– Сейчас! Телефон завис. Бегу. Мам, бутерброды!

– Держи! – воскликнула она. – Мастер квеста. Юля мне почему‑то ничего не сказала про ваши казаки‑разбойники.

Я схватил спортивную куртку, бутерброды, сунул телефон в карман и открыл дверь.

– Я тоже пойду, – кивнула Анжела и снова улыбнулась своей фирменной чистой и непорочной улыбкой.

– А как же ты будешь добираться? – взволновалась мама.

– Да вы что, Тамара Алексеевна, – усмехнулась Энджел. – Меня же машина возит. Она за мной в режиме семь на двадцать четыре закреплена.

Я открыл дверь и… Блин, почему всё всегда происходит одновременно? Открыл дверь и буквально натолкнулся на Настю.

– А ты куда? – удивилась она. – На ночь глядя.

– На этот, как его…

– Квест, подсказала, Анжела и тоже вышла из квартиры.

– Да, на него.

– Привет, – изменилась в лице Настя, и по тому, как сурово произнесла она этот привет, я понял, что встреча эта была ей максимально неприятна.

– Классный косплей, – улыбнулась Ангелина. – Огонь. У Сергея даже телефон завис. Я думаю расплавился от жара.

Глотова, поджала губы, прищурилась и ничего не сказала.

– Ладно, – кивнул я Анжеле. – Я побежал. Ты завтра утром улетаешь?

– Да, – подтвердила она.

– Ну всё. Хорошей дороги. Настя, завтра созвонимся. Я утром в школу не пойду.

Настя молча повернулась и пошла вверх по лестнице.

– Классный цвет, кстати, – крикнул я ей в спину и, перескакивая через несколько ступеней полетел вниз.

Девушки прекрасные существа, кто бы спорил, но иногда… Я вылетел из подъезда и заскочил в тачку к Кукуше.

– Поехали, мой друг. Жил ты спокойно и размеренно, спокойно спал по ночам и питался по режиму. Пока не встретил меня. Держи компенсацию. Один бутер тебе, и два мне.

Он заржал.

– Излагай, племяш.

– Поехали, только пока не к стакану. Я вот только думаю, что с арсеналом делать. По идее шмонать нас не должны. Но, в кругу ментов сам знаешь, челюсти лучше держать крепко сжатыми.

– У меня тайник в тачке. Надо её по винтикам разобрать, чтобы найти. Так что всё путём. Давай, рассказывай уже.

– Тогда погнали в Якунино.

Я быстро в общих словах обрисовал ситуацию.

– Менты будут там через пятьдесят минут, – прикинул я. – Мы примерно через полчаса. Нам надо забрать часы и куртку.

– Чё⁈ – возбудился Кукуша.

– Вот именно! – подтвердил я. – Куртку Бешеного отжали! У меня, кстати, тут неподалёку грузовик стоит. Может, взять? Вдруг пригодится?

– Ну его нахер, племяш, грузовик твой. Телепаться будем пока туда, пока сюда. Время потеряем. Погнали так. За двадцать минут долетим. Обещаю. Нам надо до ментов приехать. Они все вещдоки себе заграбастают. Если куртку ещё туда‑сюда, то часы хер ты докажешь, что они твои, сечёшь? Я не знаю, нахрен они тебе нужны, но лучше их забрать до приезда ментов. А чушканов твоих мусора сами вывезут. По‑любасу. Давай, рассказывай всё в деталях. Кто, чё, почём.

– Хорошо.

* * *

Когда мы подъехали к котельной, Кукуша уже знал всё. И эти знания его не радовали. Большие знания, как известно – большие печали. Его конкретно колбасило. Я даже боялся, что он оторвёт свою баранку, к херам.

– А ты там ничё не трогал? – тем не менее уточнил он. – Ну… просто там же зараза всякая… Как бэ…

– Ну, ты артист, – засмеялся я. – Человек, можно сказать, практически с того света вернулся, а ты волнуешься, не законтачился ли.

– Да, ну, чё ты гонишь, племяш… – растерялся он. – Я же чисто ради…

– Не кипишуй, я вообще ни к чему не прикасался, сидел только на корточках, рук не жал. По чайнику одному влепил и всё.

– Да ладно‑ладно, я ж не к тому, – замотал он головой. – Короче… вот ворота. Скоро нагрянут, имей в виду, надо в темпе.

Ворота были выгнуты, помяты, но притворены.

– Ворота, я думаю открыты, – прищурился я. – Видишь, как я их отрихтовал?

– Так… – нахмурился Кукуша, и я понял, почему.

– Давай‑давай, проезжай, не останавливайся, – кивнул я.

Сзади резанули лучи фар. Подъезжала машина. Кукуша поехал дальше, типа мы просто мимо проезжали, а я обернулся назад и смотрел что там происходит. Машина заехала на территорию. Белый грузовой фургон без окон.

– Тормози, – скомандовал я. – Заехали. Похоже, готовят эвакуацию.

Кукуша тормознул.

– У них есть оружие, – дал я вводную. – Минимально ружьё. Возможно что‑то ещё.

– Или они его скинули, – заметил Кукуша. – Не идиоты же они, понимают, что ты к мусорам полетел. А если менты накроют с оружием, это будет совсем другое дело.

– Думаю, – покачал я головой, – бомжей им нахер не надо перевозить. Те ничего не знают, рассказать ничего не смогут. Ни кто их хозяева, ни где объекты находятся. Лишний гемор не нужен.

– Да хер знает, – пожал он плечами. – Объекты могут вычислить. Я бы на месте этих уродов, бомжей перевёз. Меньше проблем. Нет рабов, нет дела.

– А я думаю, они что‑то другое хотят вывезти.

– Ну, уж не напольные часы, наверное, – качнул головой Кукуша. – Нахера они вообще тебе нужны?

– Нужны, – прищурившись, ответил я. – Очень нужны.

– Ну, пошли тогда, – горел от нетерпения Кукуша. – Надо раньше мусоров до них добраться.

– Уговорил.

Кукуша вышел из машины, открыл багажник, пошуровал там, стукнул, дрюкнул и вернулся с плоским деревянным ящиком.

– Держи, – протянул он мне «Беретту» и глушитель Розы Каримовны. – Если не успеем до ментов свалить, скажем, пушки у этих отобрали. Хер с ними. Новые купим. У меня есть кент. Не парься, племяш.

Он выключил фары, развернулся и медленно подъехал к воротам. Видно было, что внутри царила спешка. Створки никто даже прикрыть не потрудился. Мы въехали во двор. Там горели два прожектора, освещая середину. Белый фургон стоял рядом с контейнером чуть дальше от каземата.

От контейнера к вэну, как мураши, бегали бомжи, перетаскивая ящики. Ящики были громоздкими и большими, так что таскать их нужно было вдвоём. Руководил этим делом Плевака, а ещё один бомж подгонял своих собратьев и хлестал их кнутом.

– Сска… – процедил сквозь зубы Кукуша. – Угнетатели, в натуре… Плантаторы.

– Тут минимально ещё один должен быть, – напомнил я. – Который в меня стрелял.

– Да помню я, помню. С ружьём. Пошли, за куртку спросим.

– А вот и он, – прошептал я и полез на заднее сиденье.

– Где?

В груди зажгло. И сердце, хлебнув очередную дозу адреналина, заработало быстрее.

– В зеркало посмотри, от ворот идёт. С твоей стороны. Отвлеки его.

– А?

– Сейчас подойдёт, а ты спроси, где Харитон. Скажи привёз ему, что тот просил. Полностью стекло сразу не опускай. Только когда до дела дойдёт.

Я взял с сиденья Кукушину биту и передал ему.

– Быстро из машины! – раздался голос снаружи. – Я считаю до трёх, а потом начинаю херачить на поражение!

Под ложечкой заныло… А сердце… Оно было совсем не гранитным. А жаль…

– Нихера себе амбал, – прошептал Кукуша и, опустив стекло наполовину, громко добавил. – Слышь, братан, я к Харитону. Привёз ему тут, как договаривались…

6. От скуки мы точно не помрем

На радио «Шансон» тихонько пел Розенбаум. Про Семена, про ребро и про предательство воровских идеалов. Задавал своим мотивчиком настроение. А в открытое окно шёл холодный воздух. Пахло осенью, опасностью и прошлым. Я будто и не улетал никуда, не перемещался на целых тридцать лет.

Мир шагнул вперёд, бандитов давно прижали к ногтю, а я всё плыл и плыл по одной и той же волне. По одной, сука, и той же… А может… это моя, как она называется… миссия? Точно! Да это моя миссия! Вот в чём был смысл. Оставаться вечным Жегловым, крепким орешком и Грязным Гарри. Ну, да, польстил, конечно, сам себе, но нужно же было себя приободрить? Нужно. Чай не из железа сделан…

Я наклонился к окну и посмотрел на громилу. Он меня видеть через чёрные Кукушины стёкла не мог. А я его видел.

– Чё ты гонишь⁈ – кипятился он, но наставлять прямо на Кукушу ствол своей берданки не решался, полагая, должно быть, что и так держит ситуацию под контролем.

Да и действительно, дёрнись Кукуша, он тут же вышиб бы ему мозги. Чуть сдвинул ствол и нажал на спуск

– Ты кто такой, вообще⁈ – зло спросил он.

– Ты прикалываешься что ли? – словив кураж, импровизировал Кукуша. – Кто я такой? Я Гоча Психопат. Слыхал?

– Нет!

– Да мне на это ровно, в натуре. Просто позови Харю.

– Кого⁈

– Харитошку! Кого ещё? Где он, я тебя спрашиваю. Ты смотри, дурой своей не тычь. У меня с ним типа бизнес, понимаешь, бро?

Я переместился к дальней двери, вытер ладонь о штанину и сжал рукоять «Беретты».

– Сейчас я выйду, – тихонько сказал я, – он отвлечётся, а ты разбей ему шары битой.

– Как на бильярде, – ухмыльнувшись сказал Кукуша. – Но без кия.

– На каком бильярде⁈ – заволновался йети.

Я чувствовал азарт охотника, тревогу, лёгкую нервозность и электрические вибрации, от которых волосы то топорщились, то опускались. Разве только ноздри не трепетали, как у льва. И ещё я чувствовал просто бешеное нетерпение и практически не мог его сдерживать. Я знал, что не успокоюсь, пока не верну то, что принадлежало мне.

– Поехали! – бросил я и резко открыл дверь. – Послушайте, уважаемый. Мы договорились с вашим начальником о встрече. Может быть, стоит ему позвонить?

Он меня узнать не должен был, потому что толком и не видел. И не узнал. И явно растерялся, не ожидая, что у Кукуши в тачке окажется ещё кто‑то. Громила дёрнулся, переводя ствол и всё внимание на меня.

– Слышь, полтора Ивана, – окликнул его Кукуша но вместо того, чтобы нанести точечный удар кием, пока тот отвлёкся, продолжил импровизацию.

Он с силой распахнул свою дверь и одновременно ударил по газам. Бэха, взревев, рванула с места и сшибла йети дверью, протащив пару метров по сухой траве. Я рванул следом, отбросил ногой потерянную им аркебузу и той же ногой зарядил ему по зубам. С размаху, как по футбольному мячу. С такой силой, как если бы от моего удара зависела судьба чемпионата мира.

Голова гиганта откинулась, и в свете фар я увидел брызги, веером вылетевшие из его пасти. Импровизация удалась. В себя он придёт не скоро. И главное, хрен что вспомнит. Проверено.

– Ходу! – скомандовал я.

В одно мгновенье картина у фургона изменилась. Стройная, как у муравьёв, цепочка рабов вмиг смешалась. От неё отделилась фигура главного надсмотрщика, и рабочий процесс тут же нарушился.

– За ним! – крикнул я Кукуше и показал на Плеваку, который увидел нас и подорвался.

Я махнул, чтобы не ждал, и Кукуша, не выходя из машины, рванул в сторону летящего, как сайгак, похитителя моей куртки. Я тоже помчался в ту сторону. Но «бэха», естественно, оказалась быстрее меня.

Кажется, в Кукуше зажёгся инстинкт охотника. Он обогнал этого чемпиона по бегу, резко затормозил прямо перед ним, выскочил из тачки и без слов, вразумлений и прочей ненужной лирики впечатал свой внушительный кулак в нос Плеваке.

Тот, как манекен, не прошедший краш‑тест, переломился и полетел кувырком, замерев в неестественной позе. Но тут же зашевелился, заскулил, закопошился и попытался приподняться.

– Где⁈ – зарычал Кукуша, склонившись над ним. – Где⁈

– Мужик… мужик… я тебя не знаю… – затряс головой поверженный монстр, моментально став покладистым и практически ручным.

– Где куртка, тварь⁈

– А? – не мог сообразить он, в чём дело. – Какая? Ты кто? Мужик, ты…

– Ты, кого мужиком назвал⁈ – прорычал Кукуша и его кулак, украшенный знаками воровской доблести, указал на допущенную Плевакой ошибку.

Плевака тонко завыл, схватился за рожу, а Кукуша начал долбить его могучими и жёсткими пинками.

– Где куртка? – спросил я, склоняясь над сломленным рабовладельцем, когда Кукуша устал, запыхался и начал утирать своё взмокшее лицо.

Увидев меня в свете фар, Плевака обомлел.

– Я… я… я… – заблеял он.

– Головка патефонная, – закончил его мысль Кукуша.

– Ошибся ты, мудила, – покачал я головой. – Бабки, часы и куртку. А, ещё наручные часы. Быстро.

– Я не знаю, – замотал он головой.

Тогда я поднял руку и выстрелил в землю рядом с его головой. На стволе был глушак, так что эффект получился не слишком грандиозным, но от сдержанного лязга, запаха пороха и дрогнувшей от удара пули земли, Плеваке стало действительно страшно.

Я навёл ствол ему в междуножье и он засучил, задёргал ногами, попытался подняться и тут же получил от Кукуши новую оплеуху.

– Быстро, гнида, если не хочешь, чтобы следующая моя куртка была сшита из твоей шкуры, – процедил я и нацелил ствол ему в лоб.

– Куртка, я понял! Куртка… здесь… Она в котельной…

– Часы! Напольные! Старые часы, которые ты из моего дома взял!

– Их Харитон увёз!!!

– Где Харитон⁈ – заорал Кукуша так, что стены задрожали. – Где⁈

– К Стакану увёз!

– Где сам Харитон? – спросил я.

– Я не знаю…

– Веди! – зарычал Кукуша и рывком поставил Плеваку на земелю. – Живо!

Ноги у него подкашивались, но отказать Кукуше он не смел.

– Туда… – чуть слышно сказал он и махнул рукой в сторону здания.

– Живей! – приказал я. – Бегом, тварь!

Мы прошли в котельную. В кочегарке пыхтели два бомжа и больше никого не было. Мы пошли было дальше, но я вдруг остановился. Ботинки. Вернулся назад и точно, из‑за печки торчали ноги. Я прошёл мимо не обращающих на меня внимания кочегаров и уставился на тело.

Там лежал человек. Мёртвый человек. Я стиснул зубы. Буквально заскрипел зубами.

– Чего там? – Крикнул Кукуша, вернувшись ко мне.

Одной рукой он держал Плеваку, а во второй сжимал пистолет. Я не ответил. К горлу подкатил комок. На полу, как мусор, приготовленный к сжиганию, лежал Робинзон. На нём от побоев живого места не было. Сердце моё запеклось от жалости, от гнева, от несправедливости этой жизни.

Я поднял глаза на Плеваку. И он понял. Такие моменты всегда чувствуются. Мой вид не предвещал ничего хорошего, потому что он задрожал, затрепыхался, замотал головой.

– Они… они же не люди… звери… – залепетал он. – За кусок мяса… за хавку…

– Ты его забил? – прорычал я.

– Что?

– Ты? За ведро? За то, что тебя опомоил, петушара?

– Нет! – заорал Плевака. – Я? Что? Нет!

– Выходите! – приказал я кочегарам и подтвердил легитимность приказа, взмахом ствола. – Быстро отсюда.

Кочегары, забитые и замордованные соображали слабо и тупо уставились на Плеваку.

– Скажи им, – кивнул я.

– Идите, идите! – кивнул он.

Те молча бросили лопаты и двинули на выход.

– Я не понял! – раздался в то же время недовольный голос из коридора. – А кто грузить будет? Я чё боссу скажу за задержку? Куда все делись?

– Это кто? – тихо спросил я.

– Водила фургона… – ответил пленник.

– Скажи, чтобы шёл сюда.

– Сюда иди! – неуверенно крикнул он.

– Громче, – недовольно прошипел Кукуша и встряхнул Плеваку за шкирку.

– Я здесь! – послушно повысил он громкость, а я подобрал с пола лопату и встал так, чтобы меня не было видно от входа.

– Я не понял, чё такое? – раздалось совсем близко, и коротко стриженный человек вбежал внутрь. – Почему рабы твои…

Бом! Он не договорил и рухнул на пол. Вечерний звон . Я хорошенько приложил его лопатой. Как много дум наводит он…

– Время! – рыкнул Кукуша, и Плевака повёл нас дальше. Мы вошли в кандейку со столом и старым продавленным диваном. На стуле у стола висела моя куртка.

– Часы, бабки! – заорал я, снимая со стула то, что принадлежало мне.

– А? – затрясся наш пленник.

– Бесит он меня, – едва сдерживаясь, сказал Кукуша и приставил к его голове ствол.

– Щас‑щас… я всё… – залепетал Плевака. – Всё, что есть… Всё, что…

Он начал поспешно вытаскивать из карманов деньги. Вытаскивать и выкладывать на стол. Кукуша молча сгрёб всё это и повторил вопрос.

– Где найти Харитона? Ты в натуре хочешь за него сдохнуть?

– Я правда, – замотал он головой. – Я правда не знаю…

– Для человека, который каждый день забирает жизни, – сказал я. – Ты очень плохо держишься. Очень.

– Пора валить, – заметил Кукуша, и я кивнул. – А с этим что?

– Времени мало, я бы его засунул в печь вместо Робинзона. Но придётся взять с собой.

– Да я его пальцем не трогал! – завизжал Плевака. – Я всё сказал. Куртку отдал. Я не знаю, где Харитон шкерится. Он мутный! Никому не говорит!

– После тебя куртку в химчистку отдавать придётся, – заметил Кукуша. – Давай, шевели булками, помойка.

– Да я её не одевал даже! Я всё! Я всё сказал! Мужики! Ой, то есть… не надо!

Мы вышли на улицу и двинули к машине.

– Что в ящиках? – спросил Кукуша.

– Сигареты… – ответил пленник. – И техника там всякая… Это на продажу…

– Придётся его… – начал я, и не договорил.

Хотел сказать, что его придётся вырубить так же, как йети и сунуть в багажник, но йети нарисовался сам, как живой. Да ещё и с мушкетом. Он появился из темноты и бросился на нас. Не добегая, остановился и поднял ружьё.

– Вот же тварь бессмертная, – покачал я головой.

– А? – переспросил, смотревший в это время на меня Плевака, переживавший, как я распоряжусь его жизнью.

Но я не ответил. Я вытолкнул его вперёд в тот самый момент, когда прогремел выстрел. Огромная медвежья пуля пробила его грудь и он замер, а здоровяк йети, каланча и полтора Ивана, бросил ружьё повернулся и дал дёру.

Да только шансов у него было мало. Я подскочил к бэхе, завёл и помчался за ним. По кочкам, по траве и крупной бетонной плитке. Он уже подбегал к контейнерам, между которых его было бы не достать, но ему не хватило самой малости.

Кукушин железный конь саданул этому уроду по ноге, и тот подлетел перекувыркнулся и грохнулся на землю. Грохнулся и заорал, оглашая округу дикими воплями. В сельском поселении, находящемся неподалёку, вполне могли принять эти крики за вопли оборотня. Тем более, как на заказ, сегодня было полнолуние, и скрытая за тучами луна, сейчас засияла на чёрном зловещем небе.

Я подлетел к Кукуше, и он, поняв всё без слов, запрыгнул на пассажирское место.

– Валим, – кивнул я и притопил педаль.

Мы покидали эту обитель страхов и ужасов, надеясь, что мрачные тени, бывшие раньше людьми, получат возможность вернуться к жизни. Проехав пару километров, я заметил впереди синие всполохи.

– Северное сияние, – усмехнулся Кукуша, и я свернул на боковую дорожку.

Проехал немного по грунтовке и остановился.

– Классная тачка, дядя Слава, – подмигнул я.

– Знаю, – кивнул он. – Пострадала сегодня малышка моя. Хоть фару мне не разбил, и то спасибо.

– Да ладно, – возразил я, – я же аккуратненько, пык бампером и всё. Там даже и следа не осталось.

Я освободил место за рулём и вернулся в статус пассажира.

– Крутая тачка, – повторил я.

– Да чё в ней крутого, – пожал плечами Кукуша, усаживаясь за руль. – Старушка уже.

Постояв немного с выключенными огнями, мы развернулись и снова выехали на шоссе. Проехали мимо кладбища и помчались по шанхаю, а в том месте, где я подсаживался к Катюхе, Кукуша свернул в боковую улочку и покатил между частных домов.

– Стакан здесь живёт, – мрачно кивнул он. – Навестим?

– Ничего, что поздно? – усмехнулся я.

– Перетерпит. Он привычный.

Ночью нахаловка выглядела, как декорация для фильма о выживших после апокалипсиса. Вросшие в землю дома и заборы ждали, когда их снесут и застроят территорию высотками.

Кукуша остановился у добротных железных ворот. Дом за ними тонул в темноте. Здесь вообще был самый тёмный участок. Луна, к тому же, снова спряталась и подсвечивала оловянным сиянием контуры туч.

– Надо постучать, наверное, – предложил я.

– Не надо. Он не любит, когда шум. Чуткая тварь. Услышит мотор и выползет.

Но Стакан не выползал. Прошло минуты три, и ничего не происходило.

– Не знаешь, сколько людей в доме живёт? – поинтересовался я.

– Один он. Сам удавится и жильцов удавит. Неуживчивый.

Я кивнул и мы помолчали.

– Ну, ладно, – покачал головой Кукуша и нажал на клаксон. – Сам виноват.

Округу разрезал резкий тревожный звук. После этого ждать пришлось совсем недолго. Из калитки выглянул толстый всклокоченный дед в ватнике. Он выглядел помятым, с крючковатым носом, круглыми птичьими глазам и растрёпанными волосами. Не знаю, почему его звали Стаканом, но походил он на обожравшегося какаду.

Кукуша включил в салоне свет, чтобы чувак мог рассмотреть наши лица. Он злобно зыркнул, недовольно кивнул и захлопнул калитку. И в тот же момент ворота начали открываться. Мы въехали во двор и вышли из машины.

– Ты чё трубишь на всю деревню! – набросился на Кукушу хозяин.

– Так ты ж не открываешь, – засмеялся дядя Слава. – Спишь что ли?

– Чё? – окрысился тот. – Нет, мля, звёзды считаю в два часа ночи. Чё ты припёрся⁈ Утром не мог приехать? Всех соседей на уши поставил! Чё, не знаешь, что я в тишине живу? Хер ли вам надо?

– Да, говорят, у тебя вещь одна появилась. Очень ценная. Рококо в натуре. Называется сраные напольные часы, нерабочие и с дырой.

– Нет никаких часов! – зло ответил Стакан. – Наврали.

– Сколько Харитон за ремонт обещал? – спросил я.

– Это чё за сявка? – скривился он.

– Эх… какой же ты негостеприимный, – покачал головой Кукуша. – И очень недалёкий. Можно сказать тупой.

– Это у него старческий маразм, наверное, – предположил я. – К возрасту надо относиться с уважением.

– Старость – не радость, маразм – не оргазм, да, Стакан? – заржал дядя Слава. – Но нет, он всегда был такой. Тупой и жадный. А вот руки золотые. Ты чё, правда думаешь, что я посреди ночи приехал к тебе, чтобы свалить ни с чем? Стакан, сука, радуйся, что я тебе бабки предлагаю. И не зли меня.

Стакан не мигая посмотрел на Кукушу, потом на меня, потом снова на Кукушу и кивнул.

– Двадцать, – наконец произнёс он.

– Ты не долбанулся, старый? – охренел Кукуша. – Двадцать? За эту рухлядь? Там всё паутиной заросло.

– Не хочешь не бери, – пожал тот плечами и снова по очереди оглядел каждого из нас.

– Отдай, хер с ним, – кивнул я.

У Плеваки Кукуша выгреб кучу красненьких пятитысячных бумажек. Так что можно было и отдать двадцатку.

– Отдай.

– Ты ко мне пришёл, – отрывисто проговорил, будто прокаркал Стакан. – Не я к тебе. Не хочешь, не бери.

Кукуша достал из кармана кучу денег и отсчитал четыре бумажки. Стакан посмотрел на пачку с жадной тоской, посчитав, вероятно, что продешевил. Не думаю, что Харитон предложил ему больше пары тысяч за ремонт.

Стакан пересчитал полученные четыре бумажки, аккуратно сложил и засунул в карман телогрейки. Потом он кивнул в сторону гаража и пошёл вперёд. А мы двинули за ним.

Да, это был гараж. Хозяин зажёг в нём свет, и я обалдел. Там была оборудована мастерская, забитая всевозможным хламом. Будильники, картины, видеомагнитофоны, кухонные комбайны, телевизоры, шкафы… Чего там только не было. Всё это громоздилось вдоль стен, а в центре стоял верстак с тисками и другими инструментами.

– Забирайте, – кивнул Стакан на часы, стоявшие у стены в дальней части гаража. – За ремонт ещё не брался. Только сегодня привезли.

Я почувствовал себя Остапом Бендером и Кисой Воробьяниновым. Десять стульев из дворца, блин… На сердце отлегло.

– Как мы их попрём только, – под нос буркнул Кукуша. – Надо разложить заднее сиденье… Сука… Могут не войти…

Стакан ничего не говорил. Он ждал и настороженно смотрел, что мы будем делать. Ну, а мы подошли и как там у Никулина про бревно, весело с улыбочкой понесли. Часики, конечно, были будь‑будь, не лёгкими, мягко говоря. Как рояль. Кое‑как вытащили мы их во двор, поднесли к машине и поставили на землю.

Кукуша перевёл дыхание и обратной стороной ладони вытер лоб.

– Ворота сами откроете, – прокаркал хозяин. – Я потом закрою.

Он остался в гараже и прикрыл дверь сразу, как только мы вышли наружу.

– Не войдут в тачку, – покачал головой Кукуша. – Племяш, слышишь что я говорю? Зачем они тебе вообще?

– Не войдут и хер с ними, – кивнул я. – Значит, здесь бросим…

– Так… – оторопел дядя Слава. – А нахера двадцать штук…

Я открыл дверку, перевёл стрелки в положение десять, ноль три и нажал на «двенадцать». Цифры послушно вжались в циферблат и его передняя часть сразу отщёлкнулась. Я протянул руку и… замер. Ниша, в которой днём находился конверт с документами, была пустой.

Я поднял голову и сделал глубокий, бесконечно глубокий вдох. Вдохнул, посчитал про себя до десяти и выдохнул.

– Серый, ты чё? – озабоченно спросил Кукуша.

Я ничего не ответил, развернулся и двинул к мастерской. Взгляд мой мог прожечь камни, я чувствовал, а сам я в этот миг готов был сокрушить любого, кто встал бы на моём пути. Любого!

Я шарахнул по двери ногой и она распахнулась, громко стукнула тумбе у стены, и большая керамическая ваза, стоявшая на тумбе грохнулась на пол, рассыпавшись на мелкие осколки. Стакан молча уставился на меня и не мигал.