Текст книги "Второгодка. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 85 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

– Приехал. Смотри там, ладно?

– Понял, – ответил он и отключился…

Смысл был в том, чтобы попытаться выяснить, в какой квартире он живёт. Я ждал, ждал, но ничего не происходило. Снова позвонил Кукуша.

– Седьмой этаж, – сказал он. – Справа от лифта.

– Точно?

– Сто процентов. Он даже к окну подошёл, так что я уверен. Я этот дом знаю. Планировки. Как выйдешь из лифта, повернёшь направо и через одну квартиру. Сто процентов.

Он заехал во двор стоявшего рядом отеля и подождал, когда я подойду.

– Здесь камер, вроде нет, – кивнул он. – Ну, какой план?

– Давай краску.

– Слушай, племяш, а в подъезде камеры есть, может, даже и в лифте, во дворе. Везде, где можно. Спалишься.

Я не ответил. Стоял и следил за теми, кто подходил к дому, а кто наоборот. Отходил. Рядом с нами остановился велосипедист на велике с широкими колёсами.

– Доставка что ли? – спросил я.

Парниша в чёрной бейсболке и чёрной куртке, с большим кубическим рюкзаком за спиной слез с велика и пристегнул его к специальному креплению на парковке. Он достал из кармана телефон и позвонил.

– Добрый вечер, – приветливо поздоровался он. – Это «Еда едет». Я подвёз ваш заказ. Скажите, пожалуйста, вы сейчас дома? Отлично. У вас пятый этаж, верно? Я тогда через минутку позвоню в домофон и принесу. Хорошо. Отлично. Максим… Максим.

Он кивнул, отключил телефон, сунул в карман и снял кубик термосумки.

– Макс, – крикнул я. – Здорово!

– А?

Он обернулся и с недоумением уставился на меня.

– Привет, говорю. Ты в какую квартиру идёшь?

– А в чём дело? – напрягся он, моментально утратив всю приветливость.

– Давай, я отнесу. А ты здесь подожди.

– Ага, щас, – кивнул он. – Ты чего парень, долбанулся?

– Давай сюда торбу! – подключился Кукуша, выскочив из тачки. – Не понял что ли? Быстро‑на!

Сопротивление было сломлено действительно быстро. Кукуша сорвал с курьера кепку и потянулся к куртке.

– Снимай! – рявкнул он так, что парень сразу перешёл в режим беспрекословного подчинения.

Я натянул на себя курьерские пожитки и пошёл к подъезду. В доме он был всего один, так что тут никаких трудностей не ожидалось. Позвонил в домофон и, прикрывая лицо козырьком, вошёл внутрь.

Дежурных в доме не предполагалось. Никаких охранников, никаких консьержей. Я вызвал лифт и поднялся на пятый этаж. Вручил людям коробку со странно пахнущей едой и поднялся пешком на два этажа выше.

Подошёл ко второй квартире от лифта. Прислушался. Даже голову к двери приложил. Там всё было тихо. Тогда я взял баллончик с краской и пшикнул на глазок в двери. Он был обыкновенный, стеклянный, в отличие от того, что находился на входной уличной двери.

После этого одним движеньем я начертил на двери большую чёрную букву «Z». К политической повестке моя акция отношения не имела. Я просто решил напомнить Никитосу, как он меня называл, когда злился. «Зорро, в натуре. Все в грязи, а ты Зорро, да?»

Сейчас он это не вспомнит, естественно. Сейчас у него возникнут другие ассоциации, но у меня был небольшой план на этот счёт.

Обведя глазами своё произведение, я кивнул и развернулся, собираясь уходить. Развернулся и остолбенел.

– Тьфу‑ты, – тихонько проворчал я. – Так же и на тот свет отправить можно!

Прямо на меня смотрел человек. Он стоял в дверях квартиры напротив и с интересом меня разглядывал.

– Ты, кто, – спросил он. – Террорист что ли?

– Наоборот, – кивнул я. – Антитеррорист. Как Антикиллер, только ещё лучше.

Он криво усмехнулся и покачал головой.

– Придётся вызывать полицаев.

– Послушайте, а вы… – я нахмурился. – А вы случайно не Сергей Сергеев?

– Ну надо же, минута славы, – покачал он головой. – А ты кто?

– Я? Я Андрей Андреев.

– Очень смешно, – нахмурился он. – Знаешь. Сколько раз я слышал такой прикол…

– Примерно. Сергей Сергеич, а можно с вами поговорить?

– Нет, – помотал он головой.

– А вдруг что‑то интересное? А вдруг эта «зэт» нарисована для вас?

Он снова нахмурился:

– А вдруг я всё‑таки полицию вызову?

– Нет, – усмехнулся я. – Я так не думаю…

11. Курьер и его команда

Выглядел Сергеев Сергей Сергеевич, как моя потрёпанная куртка. Качественная фактура, проступала, конечно, но следы времени, лицемерно маскируемые термином «винтаж», преобладали.

Истончившийся и посветлевший волос, дряблая кожа и провисшие щёки, делающее немолодое мужское лицо похожим на женское, муть в глазах и красные звёздочки сосудов – все эти приметы явно свидетельствовали об увядании некогда светлой, дерзкой и отчаянной говорящей головы нашего города.

– Сергей Сергеевич, – чистосердечно улыбнулся я, – не откажите в дружеской беседе вашему древнему поклоннику.

– Для древнего ты неплохо сохранился, сынок, – поморщился он. – Нет у меня времени. Не обессудь.

– Рядом с вашим домом есть шикарная гостиница, а в гостинице имеется прекрасный ресторан. А в нём, возможно, и бар найдётся. В любом случае, мы могли бы пропустить по стаканчику и провести несколько минут в лёгкой, ни к чему не обязывающей беседе. В дружеской и уважительной атмосфере. Ужин в этом ресторане, боюсь, мне не по карману, а вот пара‑тройка коктейлей…

– Я пью только чистые напитки, – помотал головой Сергеев, и это, кажется, был один из тех случаев, когда отрицательный жест означал безоговорочное согласие.

– Как скажете, – снова улыбнулся я.

– Дожились, – помотал он головой, – уже с курьерами водку жру. Так скоро и до социально близких дойдём.

– С трудом верю, – пожал я плечами, – что за всю жизнь вы ни разу не оказывались с этими социально близкими элементами за одним столом.

– Не умничай, курьер. Для тебя довольно и того, что дошёл до последней буквы латинского алфавита. Остановись на этом и не перегружай мозги.

Я засмеялся.

– Узнаю брата Колю, – сквозь смех сказал я.

– Вот только не нужно меня запугивать дыханием прошлого, пожалуйста. Это я про брата Колю. На всякий случай, чтобы ты не пытался обратиться во что‑нибудь злое и потустороннее. В дух минувшего и ушедшего, например. Не надо портить вечер, раз уж ему суждено было наметиться. Выпьем, закусим и разойдёмся. Я не против и даже согласен. Желательно молча, или, хотя бы не слишком многословно.

– Ладно, – согласно кивнул я. – Договор.

Мы вышли из подъезда и двинули к соседнему зданию.

– Эй! – окликнул меня ограбленный курьер.

– Ах, да, минуточку. Мне тут нужно вернуть кое‑что.

Я подошёл к курьеру и вручил его пожитки.

– Всё нормально, не парься, не съели мы твою пиццу. Вручил по адресу. Вот, держи, ещё и чаевых отсыпали.

Всё это время чувак сидел у Кукуши в тачке, чтобы не замёрзнуть и теперь с облегчением принимал назад свои вещи.

– А ты, – покачал головой Сергей Сергеич, – ещё и курьер фальшивый. Ну пи**ец. Куда мир катится.

Кукуша смотрел на дяденьку с явным удивлением. Может, смутно угадывал в нём бывшую информационную звезду и местного Доренко регионального разлива.

– Сергеев Сергей Сергеевич, не узнаёшь? – кивнул я. – Я вот сразу узнал. Пошли, посидим тут в рестике недолго.

– Вот только не нужно привлекать ко мне внимание в заведении, хорошо? – нахмурился Сергеев. – Я не настроен сегодня на лучи славы и возгласы обожания, хорошо?

– Как скажете.

– Фальшивый курьер и каторжанин, – покачала головой угасшая звезда. – До чего я дошёл, как низко пал, мама дорогая. Ну, давайте, ведите меня уже. Этот мир невозможно наблюдать без определённой оптики. Спасибо творческому гению незабвенных Левенгука и Менделеева. Каждому – за своё.

Мы зашли в гостиницу «Верхотомье». В мои годы здесь селились командировочные и рыночные с самыми низкими бюджетами, готовые мириться с удобствами на этаже. Сейчас гостиница была уже совсем не та. Пять звёзд, заоблачные цены и приветливо‑снисходительные лица персонала.

Мы прошли в ресторан «Навигатор» и уселись в самом конце зала за столик у большого окна с видом на реку. Кукуша захотел сесть именно сюда.

– Вид красивый, – кротко улыбнулся он.

– Вид, – передёрнул плечами Сергеев. – Вид не съешь и не выпьешь. У меня этот вид двадцать четыре часа в сутки из окна доступен. И что? А ничто. И вот тебе добрый человек… Как звать тебя?

– Слава, – кивнул Кукуша.

– Прекрасно! Восхитительное имя. Вот почему я не Слава? Ну, ладно, Слава, не желаешь ли ты приобрести мою прекрасную четырёхкомнатную квартиру с огромными панорамными окнами и видом на набережную, реку и тот берег с волшебной надписью на холме? Ты видишь, там написано «Верхотомск»? Голливуд отдыхает и нервно курит в сторонке. Это я про надпись.

– А чё продаёшь? – кивнул с любопытством Кукуша.

– Жизнь жестока и требует постоянно забрасывать в свои топки пачки денежных знаков. Вот и весь сказ. Поэтому и продаю. Сосед напротив не шумит бывает редко, девок не водит. А… нет, не знаю. Да и пусть водит, если здоровье позволяет. Он ещё и шишка невообразимо серьёзная. Будешь жить и радоваться. Возьмёшь?

– Не, – усмехнулся Кукуша. – Боюсь, не заработал ещё на такие хоромы. Но за предложение благодарю. И я вот тут поинтересоваться хочу, это родители твои по жизни такие прикольщики или тут где‑то разгадка имеется? Ну что за фантазия назвать ребёнка Сергеевым Сергеем Сергеевичем?

Подошёл официант. Мальчишка, чуть старше нынешнего меня.

– Добрый вечер, выбрали что‑нибудь? –поприветствовал нас он, но, увидев, что меню мы даже не открывали ещё, сдал назад. – Или к вам чуть позже подойти?

– Не надо позже, – твёрдо ответил Сергеев. – Значит, «Сибирский Ортодокс»… Или «Финляндия» появилась?

– Нет, у нас нет, – покачал головой мальчик‑официант.

– Ну, вот, тогда, как я и сказал, «Сибирский Ортодокс», двести пятьдесят, холодненькую, но не ледяную, понятно? И «Бородинского» порежь нам, а на отдельную тарелочку – сало, соломкой, как картошка фри, знаешь? И… гулять, так гулять! Грузди солёные с зелёным лучком и со сметанкой.

– Грузди все будут?

– Ты в стол неси, а тут мы уж сами разберёмся.

Мальчишка убежал, а Сергеич развеселился, предвкушая встречу с прекрасным.

– Эх! – потёр он руки. – Забыл! Томатный сок забыл. Ну ладно скажем ещё. Некоторые глупые и неумелые люди пьют водку замороженной до отрицательных температур. Это неверно. В корне. Так можно и тормозуху шарахнуть и не понять.

Он посмотрел вопросительно на Кукушу и тот сипло засмеялся:

– Я не знаю, Сергеич. Тормозуху не пробовал.

Он взял со стола салфетку и вытер лоб, а потом расстегнул свой «адик» строгач.

– У водки есть аромат и вкус, – продолжил прерванную мысль Сергей Сергеевич и минут пять, пока нам не принесли заказ, рассказывал о нюансах вкуса различных отечественных и заграничных водок.

Подошёл официант и принёс графинчик. Сергей Сергеич взял его в руку и укоризненно посмотрел на парнишку. Посмотрел, но говорить ничего не стал. Разлил по рюмкам себе и Кукуше, взял кусочек хлеба, положил на него два брусочка сала, выпил, закусил и зажмурился.

– Если скажете, что это плохо, вы мой кровный враг на всю жизнь.

Кукуша крякнул и тоже закусил «Бородинским» с салом.

– А по поводу имени, многоуважаемый Слава, – вальяжно откинувшись заявил Сергеев. – Не знаю, были ли родители приколистами, не имею ни малейшего понятия. Но зато наверняка знаю, что Кочкин Евгений Самуилович был тем ещё весельчаком и любителем выпить беленькую. Вот он‑то, имея власть давать деткам, поступающим в его детский дом имена, и придумал эту редкостную комбинацию имени, отчества и фамилии.

Кукуша закашлялся.

– Ты чё, Сергеич, детдомовский? – спросил он, переведя дух.

Тот молча пожал плечами и налил ещё по одной.

– Двойка? – разволновался Кукуша. – На Южном, да? Кочкин! Алкаш Кочкин. Смотри!

Он протянул через стол руку и показал свою ювелирную коллекцию.

– Красота, – покачал головой Сергеев. – Да, был у меня такой же.

Он ткнул в кружок на пальце, в который был вписан эллипс с двумя буквами «Д».

– Но я свёл. Большие люди, работа, презентации. Губер сказал, мол, давай, Серёга, убери. Ну, я и убрал. Поехали.

Они замахнули ещё, а потом заговорили о месте, где прошло их детство. Когда Сергеев выпускался, Кукуша только поступил в обитель. Общих друзей у них не нашлось, но воспитатели и общие впечатления были…

– Эй, мальчик. Неси ещё.

– Двести пятьдесят?

– Да, и закусочки освежи, – скомандовал Сергеев и повернулся ко мне. – А ты, курьер фальшивый, Андрей Андреич, значит?

– Нет, я вообще‑то тоже Сергей.

– Да‑а‑а? – удивлённо протянул он и проследил за приближающимся графинчиком. – Молодец. Но не Сергеич, надеюсь?

– Андрей Андреичем вас дразнил Воробышек лет тридцать назад, – усмехнулся я.

– Что ещё за воробышек? – прищурился Сергеев.

– Да, вы ходили тренироваться на Кузнецкий с ментами, помните? Заодно и сведения эксклюзивные получали для материалов своих.

– Я‑то, может, и помню, – подмигнул он, – да забыл. А вот ты откуда знаешь?

– А я у Воробышка тренируюсь, – объяснил я.

– Что за Воробышек? Ерунда какая‑то.

– Да как вы не помните‑то? Щупленький такой, армянин. Икар Тер‑Антонян. У вас компашка спортивная была. Воробышек этот, Икар.

– Армянин?

– Да, молодой такой пацанёнок был, хиленький.

– А сейчас?

– А сейчас он терминатор. Сходите. Вам тут по Набережной напрямки пятнадцать минут ходу всего. Там у вас ещё был такой капитан Бешметов и Никитос, сосед ваш нынешний.

Кукуша замер с вилкой, с насаженным на неё груздём, хрустким, мясистым. Отличные грузди, кстати. Сказка, просто.

Сергеич тоже замер. Но, в отличие от Кукуши, взгляд у него был не удивлённый, а тяжёлый. Исподлобья. Глаза покраснели, налились. Он уже поплыл. Правда нить не терял, держался.

– То есть, ты хочешь сказать, что вот со всем этим букетом воспоминаний и чёрной буквой «зет» во всю дверь… случайно? Хочешь сказать, случайно нарисовался?

Он цыкнул зубом, оторопело прошёлся взглядом по залу, навёл фокус на нашем пацанёнке и махнул ему, требуя ещё двести пятьдесят.

– И да, и нет, – пожал я плечами. – Хотел Никитосу привет передать. А про вас не знал, честно говоря.

– Так он подумает, что это я ему привет передал. Я же как бы эксцентричный. Чё к чему, кстати, я не понял? Он за или против? Зачем ты ему букву‑то впаял?

– Эта не та буква, – усмехнулся я. – Это знак Зорро. Из фильма. Он поймёт.

– Ну‑ну, в суде трудно будет к кинематографической классике апеллировать.

– Да пофиг.

– А от меня тебе чего надо? Я вообще‑то просил без воспоминаний, а вы меня на слезу разводите здесь. Кочкин, Воробышек… Бешеный…

Он разлил по стопочкам и снова замахнул. Кукуша ход пропустил.

– Я, как его не стало, бросил тренировки, – сказал Сергеев и икнул. – Поцапался с Никитосом и всё. А он до сих пор меня стороной обходит. И в лифте не здоровается.

– А чего поцапался?

– Да‑а, – махнул рукой Сергеев, – ляпнул, что о нём думал, а он и закусил. Я тогда в силе был, областная газета сначала, потом областное телевидение, с Доренко дружбу водил. Губер доверял, мы с ним душа в душу жили. А этот, Никитос… Сказал ему, короче, что из‑за него Бешеного завалили…

– Как это из‑за него? – нахмурился я.

– Да так. Серёга Бешметов копал под Ширяя… Ну, был тут деятель, ты не знаешь, давно его уже нет. А Ширяй был с начальством ментовским в спайке крепкой. Бешеный хотел их уделать, а этот, наоборот, канючил, что не надо лезть, не надо путать карты, ещё там херню какую‑то, не помню. Короче, Бешеного убили, а этот член с генералом да с Ширяем дружбу завёл. Ну, я и сказал, мол, чё ж ты за мудак, у тебя друга лучшего убили, а ты с его убийцами в дёсны сосёшься. Ну, он и закусил. Потом подниматься начал, а меня гасить. Это долго длилось. И он все эти годы, сука мусорская, прошу прощения за мой французский, гнобил лучшего журналиста области и единственный беспристрастный и чистый голос правды.

– Как он тебе хату не спалил ещё? – хмыкнул Кукуша.

Чистый голос правды в ответ только рукой махнул.

– Вы чем сейчас занимаетесь, Сергей Сергеевич? – спросил я.

– Водку пью.

– Не прямо сейчас, в трудовом смысле.

– Преподаю журналистику.

– В универе?

– В Культуре. Из универа попёрли меня.

– А в плане профессиональном?

– Сказал же, – пожал он плечами. – Водку пью.

– А скандалы, интриги, расследования? – нахмурился я.

– Ты с луны что ли упал, злой мальчик? Мальчик, бля… Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан.

Кукуша заржал.

– Жестами, а‑ха‑ха… Хуан… Сергеич жжёт!

Ресторан заполнился успешными чиновниками, высокопоставленными предпринимателями, креативными и просто переделанными жёнами и подругами разных важных людей. Они гармонично встроились в дорогой интерьер и заказывали всякие затейливые штуки.

А наша компашка на фоне этой публики смотрелась, как группа обнищавших и заблудившихся путешественников во времени.

– Все скандалы давно закрылись, – не обращая внимания на эффект от своей шутки, сказал Сергеев и посмотрел мне в глаза.

– Ну, есть же каналы в Телеге, например, ещё какие‑то популярные площадки?

– Я же сразу понял, что ты не случайно нарисовался. Кого заказать хочешь?

Я прищурился.

– Никого.

– Никого? – поднял он брови. – А зачем поставил знак Зорро?

– Заказ подразумевает оплату, – подумав, сказал я. – А я собираю единомышленников. Команду.

– Несостоявшийся курьер и его команда, – задумчиво процедил Сергеев. – А почему нет, в конце концов? У нас увеличенная простата и Альцгеймер на подходе, а у него тестостерон, юношеский приапизм и желание отыметь весь мир. Если сами уже не можем, то почему бы не посмотреть, как это сделает тот, кто может?

– Вы завтра всё забудете по трезвяку? – спросил я.

– Нет, – скривился он и постучал пальцем себе по лбу. – Хотел бы я забыть, хотя бы что‑то. Хотя бы самую малость из того, что когда‑то сюда попало.

Он налил ещё водки и выпил. Вскоре мы обменялись телефонами и разошлись. Я отдал почти всё, что у меня оставалось после дележа изъятого у Плеваки. Вышли на воздух. Я настоял на том, чтобы сесть за руль, поскольку Кукуша был основательно под мухой. Можно было бросить машину здесь и пройти триста‑четыреста метров до дома Кукуши пешком, но он хотел, чтобы тачка ночевала в родном дворе.

– Прикольный он, – сказал дядя Слава на прощание. – Я его вспомнил, кстати, он программу по ящику вёл.

– И не одну, много разных.

– Мальчик жестами показал, что его имя Хуан!

– До завтра, дядя Слава. Матвеич завтра же, да?

– Ага, вроде бы. Позвонит. Чао, племяш. Чёт я убрался с Хуаном твоим…

* * *

Я шёл по вечернему городу. Знакомому и незнакомому. За тридцать лет он похорошел, стал чище и добрее. Но бесшабашность и отчаянная удаль того времени исчезли. А может, мы просто постарели…

Я мёрз и ёжился от ветра, но на сердце почему‑то было тепло после этой неожиданной встречи. Неожиданной и удачной. Я ещё не знал как точно, но уже начинал закручивать паутину, которую мы накинем на Никитоса.

У подъезда на скамейке сидела Настя. А ещё бабулька с первого этажа и дядя Лёня Соломка.

– Привет честной компании, – поздоровался я. – Вам не холодно сидеть?

– Так здесь ветра нет, ветра, – объяснил Лёня. – Мы же в закутке здесь. А так‑то тепло, тепло. Сидим вот, с невестой твоей, невестой. Разговоры разговариваем. Давай с нами?

– Не, я чёт замёрз, там ветрина такой. Да уроки ещё делать. Пойдём, невеста, вон нос синий весь. Хоть бы оделась потеплее.

– Так она ж это, – засмеялась соседка, – чтоб на элеганте быть. Раз такое дело.

Настя встала и пошла за мной.

– Тебя где носит всё время? – спросила она. – Никогда дома не бывает. У милфы своей отирался?

– Ага, и ещё в Москву ездил. К маркизе.

– Я б не удивилась, – покачала головой Глотова. – Домой зовёшь?

– Зову. Сейчас мы с тобой терапию устроим. Знаешь кино «Вспомнить всё»?

– Опять старьё какое‑нибудь?

– Свежак, девяностый год, – засмеялся я. – Там Шварц.

Настя тоже засмеялась.

– Откуда такая тяга к прошлому? Тянуться надо к будущему, но и о настоящем не забывать.

Мы зашли домой. Мамы не было.

– Настя, только мне надо просто и по пунктам без боязни разворошить старое и причинить новую травму. Договорились? Что было, что будет, чем сердце успокоится.

– Красивый, а я тебе нравлюсь?

– Не то слово, Насть. А ты с какой целью интересуешься?

– Не пойму я тебя…

– Это тебя не красит, не говори больше никому, – усмехнулся я. – Я ж прямой, как рельс. Чего тут понимать‑то?

Она насупилась.

– Настя, иди на стол собери, а то во мне, кроме груздей солёных, наверное, ничего не было с утра самого. Мне надо одному челу послать кое‑что.

– Значит, хочешь, чтобы я тебе всю правду выложила?

– Конечно. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

– Ну, не знаю…

– Теперь знаешь, я же только что тебе сказал, – улыбнулся я. – Иди, готовь. Я сейчас.

Она фыркнула и пошла на кухню, а я уселся за стол и поменял симку. Одну левую на другую левую. Нашёл номер блогера Вити и написал ему сообщение:

«Есть эксклюзивный криминальный материал из недавней истории города. Оригинальные документы, протоколы допросов, показания свидетелей, нигде не публиковались. Демонстрирует коррумпированность предыдущей администрации. Может притормозить связанных с ней оппозиционных кандидатов. Безопасно. Не затрагивает никого из действующей власти».

Отправил и пошёл на кухню.

– Настя, ну что тут у тебя? Где еда‑то?

Она не ответила и даже, похоже не услышала. Стояла, уткнувшись в телефон, и не могла оторваться от экрана.

Плим… Пришло сообщение от абьюзера Вити. Ответил моментально. Похоже, наживку заглотил:

«В принципе, интересно. Но нужно смотреть, проверять. Не уверен, что подойдёт под тематику канала. Нужна встреча» .

Ага, встреча. Разбежался, лечу уже.

– Насть… Ты чего зависла?

– Посмотри, – кивнула она, – что в «(Не)быть добру» запостили.

Я подошёл и посмотрел на экран. И сжал зубы. Ах, ты ж Витя‑Витя. Конь ты педальный. На экране двигалась Альфа. И ещё я… Это был тот самый ролик.

– А утром я проснулся знаменитым, да? – отстранённо спросила Настя

12. Такая вот петрушка

Настя сунула мне в руку свой телефон а сама опустилась на табуретку и уселась, уперев взгляд в старенький кафель на стене. А я досмотрел до конца. Ролик был тем же самым, с теми же огрехами монтажа и подстановки лиц.

– Я уже видел, – сказал я.

– Ну и как, понравилось? Теперь полгорода это тоже увидело. Думаю, будет невероятный хайп.

– А разве публиковать такое в средствах массовой информации законно?

– Да какая мне разница⁈ – возмутилась Настя и повернулась ко мне. – Мне все завтра будут говорить, ты видела, ты видела, ты видела? Краснов с Альфой чик‑чирик делал. А я что, буду всем отвечать, мол, как вы посмели это смотреть, ведь канал опубликовал видос, нарушив закон? Так ты себе представляешь?

– А почему, – засмеялся я, – тебе надо что‑то им отвечать?

– Почему? – как старая сердитая бабка покачала она головой. – А потому! Вырастешь, поймёшь! Хотя, судя вот по этой киношке, ты уже и так достаточно вырос.

– Ты же знаешь, что это фальшивка, – пожал я плечами. – Знаешь же?

– А я уже не знаю, что я знаю, – сердито продолжала она.

– Ты чё такая сварливая, Наська? Повезёт муженьку твоему. Будешь по каждому пустяку мозг сверлить?

– Что⁈ – выкатила она глаза. – По пустяку⁈ Ничего себе пустяк! Тебя весь город увидел, а тебе пустяк.

– Ну, смотри сама, – засмеялся я и начал расстёгивать рубашку. – Сравнивай. Посмотри, он же негр. Матёрый, к тому же. И я. Птенчик неопытный.

– А штаны тоже будешь снимать? – прищурилась она. – Давай, сравнивать, так сравнивать. От начала, до самого… конца.

– Так там причиндалов не видно вроде, в киношке‑то.

– Да нет, мелькали в начале.

Я бросил рубашку на свободный табурет и открыл ящик с лекарствами. Мазь я купил, а вот мазать ещё не мазал.

– Давай, полиция нравов, поработай, – протянул я ей гепариновую мазь.

– Это как… – очумело посмотрела она на мою синеву, красиво и плавно переходящую от глубокого фиолетового к синему и голубому, а там уже – в жёлто‑зелёный.

– Как? – усмехнулся я. – Фиолетово, как видишь.

– Это когда…

– Когда ты послушала умного человека и сделала наоборот…

– Это…

– Понимаю, – засмеялся я, потому что мордочка у неё стала как у озадаченной мартышки. – Понимаю, выбрать сложно. Ведь ты только так и поступаешь.

– Это на вечеринке, что ли?.. – прошептала она, пропустив мою колкость мимо ушей.

– Ну уж не на съёмках порно, наверное, как сама‑то думаешь?

– Ну да, на съёмках порно, наверное, другие части синеют.

– Всё‑таки надо тебя высечь, – покачал я головой. – Подарок. Мажь давай. Знаешь анекдот про масло?

– Где ж ты мажешь, ты кусками кладёшь? Древний, как вся моя жизнь.

– Даже подревнее, старушка.

Глотова встала, взяла тюбик, выдавила немного на пальцы и осторожно прикоснулась к моей коже.

– Больно? – прошептала она.

– Вообще да, но от тебя нет.

Она фыркнула. А потом углубилась в работу.

– Насть, немного тоньше мажь, а то до утра не впитается.

– Когда надо, тогда и впитается. Скажи лучше, что теперь с этим всем делать? Медуза завтра такое устроит, даже представить страшно.

– Подадим заявление на этого гуся Витю. За клевету и оскорбления. А также за изготовление и размещение в средстве массовой информации запрещённого законом… как это слово?

– Какое?

– Ну, материалов короче. Запрещённых материалов.

– Контента что ли?

– Точно. Его. Ещё и компенсацию отсудим.

– Ну‑ка, подними руку, у тебя и бок весь…

– А! Холодная! Мажь скорее, пожалуйста. Живот‑то зачем? Настя! Не хулигань.

Но Остапа уже понесло. Паразитка. Состроила гримасу, ну вылитая Ким Бейсингер из «Девяти с половиной недель».

– Настя! Настя, прекрати с огнём играть! Джинсы не запачкай!

– Ты сейчас у меня сам их запачкаешь! Кстати, такие синячищи нужно несколько дней подряд мазать. И раз уж ты получил их, освобождая меня, я принимаю обет намазывания.

– Спасибо, Настя! – усмехнулся я, забирая у неё из рук тюбик. – Я решил до свадьбы быть девственником. Извини. К тому же ты ещё слишком юна для некоторых знаний и умений. Боюсь ранить твою нежную психику.

– Что? – взвилась она. – Юна⁈ Тебе, значит, милфу надо, постарше, да?

Я молча убрал мазь и открыл холодильник. Вытащил кастрюлю, снял крышку. О! Борщ! Сметанка, сало опять же.

– Порежь хлеб, хотя бы. Посмотри там, чёрный есть?

Мы наконец‑то уселись за стол. Горячий, красный, такой, что и пурпурный и оранжевый одновременно. Да, борщец у мамы получился знатный! Свёкла и капуста не разваренные в лохмотья, а упругие, аль денте, а запах… Она туда засунула зонтик сухого укропа в самом конце. И острый, с перцем. Огонь! С кусочками говядины… Я набухал туда сметаны и… даже глаза зажмурил, проглотив, обжигаясь, первую ложку.

– Маньяк! – засмеялась Настя. – Извращенец. У тебя всё либидо сублимируется в достижение экстаза от пожирания борща.

– Я сейчас, кроме слова «борщ» ничего не понял. Но, раз, ты такая подкованная, давай уже, жги глаголом, рассказывай, что там со мной не так.

– Я думаю, что пережитая травма не пускает тебя в новые отношения.

– Ужас какой, – покачал я головой, успевая закидывать ложку за ложкой. – Может, я действительно извращенец?

– Сто процентов. Скорее всего, эта травма заставляет искать тебя объекты старше себя.

– Блин, ты опять что ли про Альфу сейчас?

– Про Альфу, конечно, шутка, но в каждой шутке, ты сам знаешь. Я уже давно про эту фигню прочитала. И про Алфёрову тебе твержу, чтобы ты вдруг не ступил на этот путь.

– Блин, в чём‑то продуманная, а в чём‑то…

– Сейчас не обо мне. Если захочешь, потом поиграем в «Правда или действие», и ты про меня узнаешь, всё что захочешь. Но сейчас послушай, пожалуйста. Лично я считаю, что эта Ангелина лживая сука. Не потому что там что‑то, а правда так считаю. Во‑первых, даже два года назад она не могла не понимать, что у вас не может получиться ничего серьёзного.

– Почему? – поднял я брови, продолжая наяривать борщ.

– Ну, потому что ей бы родители тупо не разрешили, а она вся такая послушная пай‑девочка. И вообще. Если честно… не знаю… ты не обижайся, просто посмотри объективно. За ней такие парни бегали и не только из нашей школы. И спортсмены и какие‑то там майнеры и сынки родителей с большим будущем и красавцы настоящие.

– А может, они все мудаки?

– Да, естественно, так и есть. Но кого это смущает? Зайди в соцсети, почитай. Не коучей, а нас почитай, девочек. Семья? Отстой. Любовь. Бред. Дети? Мужику надо, пусть сам и рожает. А мы должны быть красивенькие, купаться в деньгах, тусоваться с ухажёрами, делать ресницы, брови, губы, попы, тити… Всё вот это.

– А ты не преувеличиваешь?

Она даже не ответила.

– И вот, на фоне роскоши и бабок она бы выбрала трудный путь и типа «с милым рай в шалаше»? Ты же не миллионер, вроде. Не смешите меня, честное слово.

– А зачем тогда?

– Я не знаю, может, у них приколы такие. Может, на спор. Не знаю, правда. Так вот…

– Я подолью, ладно?

– Блин… тебя легче убить, чем прокормить…

– Не, убить тоже трудно. Давай, про попы, тити. Продолжай.

– Ну, как я себе это вижу. Вы потусили. Может быть поцеловались, не знаю, пообжимались. Думаю, это максимум. И тут она сообщает, что уезжает в столицу. Родаки пристроили в крутую школу, из которой не просто в универ, а прямиком в шикарную сладкую жизнь повелителей мира – прыг‑скок. Там у них миллиардеры, прынцы и аристократы. Короче, оттуда – прямо в Рай, прямо в Рай, только ножки задирай. Это бабушка так говорит.

– Ты с ней что ли консультировалась по моему вопросу?

– Нет. Ну, и вот. Мальчик в шоке, у мальчика драма. Но всё бы ничего, да только пошли слухи, что эта воздушная и неземная, нежная и чистая недотрога маркиза крутила любовь с ещё более младшим мальчиком.

– Это с Мэтом, что ли?

– А ты действительно ничего этого не помнишь? Это прямо классический случай, описанный…

– Рассказывай, Насть, теорию потом обсудим.

– Так это всё, практически…

– А слухи‑то подтвердились? Ну, что маркиза с Мэтом?..

– Да как они подтвердятся, с пузом её не видели. Но все говорили, что у них всё прям максимально серьёзно. Ну, тебя и торкнуло. Пошёл вразнос. Подрался, вернее, получил хорошенько от Мэта, ещё там разное. Тоже не помнишь?

– Это можно и не вспоминать.

– Я тоже так думаю. Короче, ты поехал на каникулах в Москву. Мать собрала денег, привезла тебя, а Ангелина такая, ты чё, Серёжа, головой ударился? Хочешь, чтобы я всё бросила и вернулась? Ну, ты и сам увидел, там космос, а здесь задворки мира. Ну, и всё. Тут и сказочке конец. Приехал, ни с кем не говоришь, замкнулся, забил на учёбу, не жрёшь. Какой там борщ, вообще ничего.

– А ты, значит, со мной нянчилась?

– Я‑то? – переспросила она и покраснела. – Нет… Почему… Ну, я пыталась с тобой как‑то, не знаю, чтобы ты отвлёкся, в общем. А ты взял нажрался таблетосов и улетел. Сначала в больничку такую, потом в больничку сякую…

– В дурку что ли?

– Ну… да…

Под натиском слов, сказанных Настей, двери заблокированных архивов начали распахиваться, хлопать, открываться настежь, и на меня посыпались воспоминания Серёжи Краснова.

– Ну, а потом…

– Всё, Настя, хватит, – нахмурился я. – Спасибо…