Текст книги "Второгодка. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 85 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

Свидетель утверждал, что директору угрожал лично начальник ГУВД генерал‑майор Деменёв, тот самый, в баню к которому мы с Никитосом ездили в последний день моего пребывания в… том времени. Я внимательно прочитал показания. Хм… Щеглов при разговоре присутствовал, но лично участия не принимал…

Ну… так себе дело… К тому же следующая бумажка была свидетельством о смерти этого самого свидетеля… Оп‑па… А умер‑то он, бедолага, не просто так… Пять ножевых, поражены жизненно важные органы. Практически сразу после дачи показаний… Да, уж…

А это… Ух ты… а владельцами Интерцема стали Ольга Деменёва, «однофамилица» генерала, Алия Ширяева, «однофамилица» криминального авторитета и успешного бизнесмена Ширяя, и Екатерина Викторовна Шалаева, вдова опера Бешметова. Двадцать пять процентов акций Катюха принесла в семью… Эх, рано я сгинул, сейчас бы, как сыр в масле катался.

Я откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Посидел так немного, раскладывая всё по полочкам в голове. Ладно, Эдик Калякин, молодец, интересную пищу для размышления подбросил. Едем дальше. Я просмотрел остальное. Материал был интересный, во многом познавательный, но не железобетонный. Ну, вот куда сейчас сунешься с этим Интерцемом? Деменёв давно в маразме, Ширяй в иных мирах, а Катюха сама по себе. Бейлиз хлещет.

Да она и не знала ни о чём. Наверняка, и сейчас не в курсе, что на ней висит. А список собственности был внушительным. Она, блин, миллиардершей оказалась, а я так запросто с ней кофеи распивал. Я усмехнулся и выругался.

– Сука…

Собственность её мне до одного места была, но вот вспомнил старое, и в груди зашевелилось. Чувство неприятное. В последние дни, прямо скажем, мне не до этих воспоминаний было, а тут. Ещё и увидел её опять сегодня.

Ладно. Похеру. Не убивать же её. Любила меня когда‑то… Наверное…

Я снова взялся за дела. Нет, кровь попить с таким материалом можно было, но вот реально прижать очень трудно. К тому же, Никитос сейчас был в ресурсе и всё такое. Если бы разыгрался скандал, его бы могли и турнуть, конечно. А могли и не турнуть, а, наоборот, защитить.

Остальные дела были плюс‑минус на том же уровне, что и по цементному заводу. Одна подшивка правда отличалась, но её я решил подробнее изучить потом. Сейчас нужно было двигать дальше. И, блин, необходимо было придумать новый тайник. Надёжный. Стопроцентный.

* * *

На улице уже стало темно. Я вышел из дома и заспешил в сторону главпочтамта. Там мне продали телефонную карту, и я позвонил Романову. Таксофон действительно нашёлся. Он размещался в пластиковой будке в фойе почты.

Будка была, разумеется, совсем не такой, как раньше, но вайб, как говорили мои новые сверстники, почувствовать было можно. Ностальжи, ёлы‑палы… В общем, Романову я позвонил и даже сразу дозвонился.

– Это…

– Я понял, кто это, – недовольно бросил он. – Знаешь шахматный клуб на Советском? Между Кирова и Кузнецким.

– Он до сих пор там существует?

– Через час будь там, – сухо сказал он. – В шахматишки поиграем.

– Я как бы… – хотел сказать я, что шахматист из меня не очень, но он уже отключился.

Ну, что же, шахматы, значит, шахматы. От почтамта до клуба было идти минут пятнадцать, поэтому я решил заглянуть в баню. Там в это время, наверное, был самый пик. Хотя в рабочий день, в понедельник, посетителей оказалось не так и много. Кукуша бросил бар на Любу и, заметив меня, кивнул и вышел на улицу.

– Здорово, – бросил он. – Как дель?

– Нормас, – подмигнул я. – И шикардос.

– Ну, зашибись, тогда. А с телефоном‑то чё?

– Да, перестраховался. Выбросил, чтоб не палиться.

– Перестраховался? – удивлённо переспросил Кукуша. – Эт как?

– Да, так, – усмехнулся я и рассказал ему сначала про вьетконговца, приезжавшего в школу, а потом и про шмон.

У Кукуши челюсть даже и не пыталась встать на место, пока я всё это излагал.

– Ну, племяш… – помотал он головой. – А я думал, у меня херовые новости. Но говорят же умные люди, всё познаётся в сравнении.

– А у тебя там что?

– Матвеич, что ещё. Держи. Я тебе, мобилу организовал. Не новая, но сказали, прям крутая. Симка активная, всё. Но она через какое‑то время может обрубиться. Она левая, в смысле, хрен знает на кого зарегистрированная. Но вроде пока не должны заблокировать.

Он отдал мне телефон.

– Спасибо, – кивнул я. – Сколько должен?

– Приколист, в натуре.

– Рассказывай про Матвеича, чего он?

– Объявился сегодня. Не понял, говорит, мы дела делали, а нас киданули типа? Или чё? Мы по‑братски всей душой, а нам кутак, говорит, бараний? В общем, я предупреждал, он теперь не отвяжется.

– Ты сказал ему, что скоро за всё расплатимся?

– Да по телефону он и слушать ничего не будет. Приедет сегодня в баню париться. Кабинет заказал.

– Во сколько?

– Через час. Меньше уже. Минут через сорок.

– Блин. У меня уже есть одна встречка в это же время. Ладно. Я там постараюсь по‑быстрому закончить и прибегу к тебе.

– Да ладно, я сам с ним перетру, – махнул рукой Кукуша.

– Кстати, не появились у тебя выходы на нарколыг, помнишь, я спрашивал?

– Ну… как бы да. Есть там один мутный крендель, но я не уверен, что с ним можно вести дела, понимаешь? Ну, и опять же, я не знаю, о чём говорить.

– Пока и не надо ни о чём. Но смысл в том, что нам надо купить довольно большую партию дури.

– Зачем? – захлопал глазами Кукуша.

– Есть мыслишка одна. – Потом перетрём. Кстати. А ты можешь ещё одну симку достать. Ну, левую.

– Да без проблем. Я несколько купил. Дать?

– Ага, дать…

* * *

В Шахматном клубе было полно народу. Сегодня здесь проходил финал городских соревнований. Детских. Я прошёл внутрь не очень большого помещения. За столами сидели дети, а их родители занимали всё свободное место вдоль стен. Стульев было мало, зато было много всевозможных кубков, фотографий и вымпелов.

Я заприметил неплохое местечко в закутке в дальней части зала и пошёл туда. Оттуда хорошо просматривалось всё пространство и можно было более‑менее свободно поговорить.

– Сергей! – раздалось справа.

Я отыскал взглядом Романова и кивнул в сторону закутка. Он тоже кивнул и начал двигаться туда же.

– Ну, и что с тобой делать? – тихо, но зловеще спросил он вместо приветствия.

– И вам не хворать. У вас, что сын играет сегодня?

– Играет‑играет, – нахмурился он. – Ты меня тут своей дедукцией не впечатлишь.

– Ладно, понял. Чего злитесь?

– Да, не знаю, что с тобой делать. Во‑первых лично Щеглов меня сегодня драл несколько раз. Интимно без свидетелей, публично перед свидетелями и ещё публично перед руководством области.

– Из‑за сынка своего непутёвого?

– Да. Из‑за того, что работу мы заваливаем и не можем найти истинных заказчиков, а хватаем неинформированных исполнителей. Это официально. А неофициально за своего сынка. Честного человека, поставили безо всякой причины на прослушку и всё такое прочее. Сказал, в общем, что я профессионально непригоден. Щас…

Он вдруг преобразился, улыбнулся доброй улыбкой, шагнул вперёд и помахал рукой.

– Саша! Я здесь‑здесь. Мне отсюда лучше видно. Играй, не волнуйся.

Мальчишка лет десяти серьёзно кивнул ему в ответ и уселся за стол. В зале было душно из‑за большого скопления народа. И не очень тихо. Родители негромко переговаривались, и от этого в помещении стоял гул.

– Что за бумаги? – спросил у меня Романов.

– Какие бумаги?

– Не насилуй мой мозг. Что за бумаги ищет Щеглов? Это связано с тем, что нужно Чердынцеву?

– Я не знаю, Пётр Алексеевич, – пожал я плечами. – А почему вы думаете…

– Я не думаю, – резко перебил он. – Я тебя спрашиваю. Когда у тебя был обыск… Ты, кстати, знаешь об этом?

– Знаю.

– Там был какой‑то хер, непосредственно от Щеглова и искал документы. Мне его представили, как майора Раждайкина. Кто, откуда, хер знает. Сам он мне и двух слов не сказал. Такой, восточный немного. Кожа смуглая. Он у вас дома все бумажки перетряс.

– А что именно? Что он искал‑то в наших бумажках? Может, Щеглов мой биологический отец?

– Очень смешно, – прищурился Пётр. – Короче, дела плохие. Я сейчас пока тебя оставляю свидетелем, но есть показания Константина Нащёкина, дружка Назарова. И показания цыганят.

– Я с ними вообще никак не пересекался, с цыганятами. Вообще никак. Ни звонка, ни письма, ни устного разговора. Мне сигнал не от них пришёл вообще‑то, а даже не знаю, от кого. С левого номера. У чуваков конспирация. И что они могут показать?

– Вот и я не знаю что.

– Биллинг же у вас есть. Пицца. Я только про пиццу и знал.

– Ну, это мы между собой можем про пиццу хохмить. А на том уровне… Короче, я думаю, он меня отстранит от дела. Потому что у него явная цель прижать тебя. Поэтому, если у тебя есть какие‑то нужные ему архивы, документы, или что там, лучше отдай. Я тебе не советую тягаться с… С ним, короче. Если меня отстранят, то и по тому делу, по первому, они тебя легко переквалифицируют.

– Да с чего? – возмутился я. – Там чисто работа агента была.

– Было бы с чего, убили бы давно. Не знаешь что ли?

– А с Назаровым как прошло? – спросил я, помолчав. – Со старшим. Объявлялся он? Бабок дал?

– А с Назаровым прошло, как раз хорошо. Он хочет дружить и чтоб за дураком его по‑отечески кто‑то присматривал. А про бабки даже не смей, понял?

– Ладно. Только имейте в виду, Прошка мудак конченный. Нехороший человек.

– А кто хороший? – пожал плечами Романов.

– А у Щеглова как отношения с Назаровым‑старшим?

– Война не на жизнь, а на смерть.

– Так может, – пожал я плечами. – Он поэтому на вас и взъелся?

– Не знаю. Но да, сказал мимоходом, что типа никакой Назаров не поможет, если я тупой и не могу нормально работу делать.

– А если вы крупную партию вдруг накроете?

– Что за партия? – насторожился он.

– Ну, пока толком не могу сказать. Слышал, вроде будет сделка скоро.

– От кого?

– Говорю же, выясняю пока. Выясню – доложу. Вам звезда, мне удовлетворение, барыгам возмездие. Как вам такая фигня?

– Если фигня, то никак. А если дело, то цены тебе нет, потому что об этом пока никто не сообщал. Но если у тебя действительно есть какие‑то бумажки… Лучше скажи мне, Сергей.

– Да откуда? – не выдержал я. – Я что Штирлиц? Я школьник, ещё и второгодник. И так вон кручусь, как юла.

Не нравилось мне, что он сто раз сказал о бумагах.

– А тебе, школьник, мля, ничего не говорит такое имя, как Стакан?

– Нет, – пожал я плечами. – Первый раз слышу.

– Точно?

– Блин. Нет, не точно. Приблизительно, Пётр Алексеевич. Ста знакомо, а кан нет. У меня, кстати, новый номер телефона. Сказать вам?

– Говори. Запоминаю.

Вот за это уважаю. А вот про Стакана услышать неприятно. То есть волна разговоров про компромат на Никитоса пошла. И это плохо. А с вьетконговцем этим надо бы мне поговорить, да только… Блин хотел ведь попросить найти его по номерам машины, но с учётом всех этих вопросов про документы, пожалуй, задавать лишние вопросы не стоило…

– А про вчера‑то что? – кивнул я. – Что там было в ящиках? Сигареты или что?

– А что вчера? А‑а‑а… Да… Я блин со всеми этими нашими делами и забыл. Ну, да. Молодец. Я тебя не стал сдавать. Сказал, что получил информацию от штатного информатора и всё. И так дел у тебя столько, что охренеть. Ещё к этим чушканам приплетаться. А как ты туда залетел‑то?

– Так по беспределу, в том‑то и дело. Если бы повод какой хотя бы. Сказали, типа, ты бомж, будешь на нас работать. Я не пойму, я что, на бомжа похож?

Он посмотрел на меня внимательно и заржал.

– Реально, бомж, Краснов…

– Ну, спасибо…

Мы ещё несколько минут поговорили. Его это дело не слишком интересовало. Наркоты там не было, а про остальное он и слушать не желал. Даже про то, что рабовладельцы с цыганами связаны, а у тех с наркотой всё чётко.

Романов велел не высовываться и залечь на дно. Быть тише воды, ниже травы. Юля Салихова номер два. По сути, он сам не знал толком, что делать и чего ждать. Сказал, если что, позвонит. Всё. Нафига встречались? Я попрощался и вышел.

Вышел, но ушёл не слишком далеко. Когда я поравнялся с чёрным микроавтобусом «Тойота», запаркованным у обочины, дверь у него съехала, и оттуда выскочили два бугая. Они перемахнули через заграждение и рванули ко мне по газону.

Я повернулся, чтобы попытаться сделать ноги, но сзади ко мне спешил мент в форме.

– Капитан Токаев, – представился он и протянул корки.

– Не видно, – сказал я. – У меня фонарик в кармане. Я сунул руку в карман, но вытащить не успел.

Меня схватили под руки и поволокли к «Тойоте».

– Произвол! – закричал я. – Вы не имеете права! Я несовершеннолетний! Похищают!

Разумеется, всем было пофиг. Но я, хотя бы, напряжение сбросил.

– Ты думал, щенок, выбросил телефон и всё? – раздалось с пассажирского места. – Серьёзно, считал, что ты, жалкая чешуйка перхоти, можешь противостоять всей карательной машине государства? Ты ещё тупее, чем я думал.

Я не ответил.

– Поехали, – кивнул он и повернулся ко мне.

Но я и так его уже узнал. И ощущение у меня возникло такое, как если бы на шее начала затягиваться петля…

Это был Усы, начальник ЧОПа, владелицей которого была моя жёнушка Катя. Бывшая. Бывшая жёнушка и бывшая моя. Ягода‑малина, Катя‑Катерина. Помню отжигали полтора года назад под Державина. Он в филармонии выступал, не в зале, а в клубе. В «Марте»…

Только обратной дороги нет

И я к тебе приду

Помнишь как тихо шептала мне

Верю, люблю и жду…

Ягода‑малина, Катя‑Катерина…

Неслабо мы тогда поддали. Смешно… «Верю, люблю и жду», – она выкрикивала заглядывая мне в глаза, а я думал, что всё это будет длиться вечно. Всегда будут эти «Верю, люблю и жду»… Не догонял правды жизни, опер. Не догонял. Зато сейчас экстренно повзрослел.

– Повзрослеешь здесь, – подмигнул я Усам, – да, Вадим Андреич? После того, как пулю в рожу схлопочешь. Верно я говорю?

– Чё несёшь‑то? – грубо ответил тот. – Дуру гнать не советую. А то ведь и правда схлопочешь. Пулю в рожу.

– Как скажете. Далеко ли едем? В ЧОП или в Чоп?

– Я сказал, рот закрой. Будешь говорить, когда спросят.

– У меня дела, между прочим, а вы не то, что без оснований, а вообще в нарушение закона действуете. А ещё и капитана Токаева привлекли. Нехорошо. Прокурору не понравится. Я на вас найду управу, Вадим Андреевич. Найду.

– Я тебе, мальчик, реально советую посерьёзнее быть. Шуточки закончились. Где ты вчера был весь день?

– Дома сидел. После вечеринки у Назаровского сынка. Отходил. Вечеринка та ещё получилась.

– Бухать не надо.

– Кто бы говорил, – усмехнулся я.

– Что⁈ – взревел он, и народ в тачке тихонько заржал. – Разговорчики!

Дальше ехали молча. Переехали на другой берег, и направились в гору, в сторону Рудника. С проспекта Шахтёров повернули налево и забурились в узкие улочки, наполовину застроенные старыми частными домами. Чуть ли не к Матвеичу ехали. Но нет, не к нему.

Минут через пять, поблуждав хрен знает где, подъехали к стоящему на отшибе зданию. Трёхэтажное, кирпичное, обнесённое бетонным забором. Хрен знает, что это такое было. Людей не было, огни не горели. Ворота открылись автоматически. Технологии, бляха. Объехали здание и остановились с обратной стороны.

– Выходим! – скомандовал Усы. – Краснов, даже не дёргайся, ясно?

Мы вышли, подошли по влажной асфальтовой дорожке к зданию. Было темно и холодно, луна прогуливала, фонари светили тускло и жёлто. Пахло растаявшим снегом. Видать, скоро уже закрутит.

Молча спустились вниз по бетонным ступенькам и прошли через коричневую железную дверь в полуподвал. Холодный плохо освещённый коридор привёл к лестнице, мы прошли мимо и уткнулись в двустворчатую деревянную дверь.

Хождение по этим мрачным лабиринтам отзывалось неприятным тянущим чувством под ложечкой. Вроде, на тюрягу эта контора не походила, но запах был казённый, а вид до крайности унылый и безрадостный. Серый цвет, тусклый свет…

Усы несколько раз стукнул в дверь.

– Да! – послышался резкий, как выкрик шаолиньского монаха, ответ.

Он заглянул в дверь.

– Товарищ майор, разрешите?

Наверное, тот кивнул, потому что нового выкрика не последовало, а Усы сделал знак зайти. Только мне. Остальные сопровождающие остались в коридоре. Я переступил через порог и оказался в просторной подвальной комнате. Тут стояло несколько учебных столов. Но они были сдвинуты в угол и громоздились друг на друге.

Под высоким потолком горели яркие лампы дневного света. Шкафов не было, кроватей не было. Был стул посреди комнаты, и на нём сидел черноволосый человек со скованными за спиной руками. Сидел он спиной ко входу, так что лица его я не видел. А вот лицо товарища майора я разглядел сразу. Вероятно, это был тот самый Раждайкин, о котором говорил Романов.

Майор был невысок и коренаст. Коротко стриженные волосы непослушно топорщились. Лицо он имел круглое, смуглое с чуть раскосыми глазами. Верхнюю губу украшали небольшие жидкие усики. На нём были брюки и расстёгнутая на три пуговицы серая рубашка с закатанными рукавами. Это делало его похожим на заплечных дел мастера. Таких любили показывать в кино про гестапо.

– Привезли, – доложил Усы.

Майор презрительно глянул на меня и сделал короткий и по‑японски резкий знак подойти. Я пожал плечами и подошёл.

– Встань рядом, – скомандовал он и обратился к человеку на стуле. – Знаешь его?

Во рту у меня моментально пересохло. Передо мной сидел вьетнамец Харитон и внимательно меня разглядывал.

10. Знак Зорро

 
Удивительное дело – головой с балкона вниз,
Что б душа при этом пела, ноги к небу поднялись,
Что б торжественно и смело закружился листопад…
А кому какое дело
Куда брызги полетят…
 

Почему‑то в голову пришла именно эта песня Леонида Сергеева. Ну, как песня… Не песня, песенка… Но про листопад, закружившийся торжественно и смело – это было в точку. Признаюсь, встреча была неожиданной, и в голове у меня действительно малость закружилось.

Увидеть здесь Харитона я точно не ожидал. Быстро работали ребята. Быстро и довольно эффективно.

Майор ждал ответа и переводил внимательный взгляд с Харитона на меня и обратно. Вьетнамец хранил непроницаемое лицо. Я тоже. Старался. Не было бы здесь этого Раждайкина, я бы с ним потолковал. По душам. Доверительно. А так… Разве ж при постороннем может откровенный и искренний разговор получиться? Нет, театр один. Маскарад.

Выглядел Харитон не фонтан, кстати. Похоже в этом месте гуманизм, как понятие, был подвергнут глубокой ревизии, и майор прощупывал, как далеко можно зайти по пути этого отрицания.

Наглядевшись, вьетнамец отвернулся.

– Нет, – пожал он плечами.

Ни одним движением не выдал он истинных чувств, бурливших внутри. Я не сомневался, во всех бедах, обрушившихся на него и его бизнес он обвинял исключительно меня. Его можно было понять, ведь человек в одночасье потерял всё. Вернее, не знаю, всё или нет, но мне очень хотелось, чтобы это было именно так.

– Внимательно смотри, – процедил майор, но Харитон не пошевелился.

Тогда он подпрыгнул и ногой врубил вьетконговцу в грудину. Тот, естественно, отлетел вместе со стулом, упал, ударился затылком. Но не произнёс ни звука.

– Ты тоже внимательно смотри, – повернулся ко мне дознаватель. – Видел его когда‑нибудь?

– Нет, – помотал я головой. – Я бы точно запомнил. Взгляд у него тяжёлый.

– Хорошо посмотрел? – зловеще спросил Раждайкин.

– Хорошо, – пожал я плечами. – Там и одного взгляда бы хватило. Не видел я его. А вы простите, кто?

Майор свирепо посмотрел на меня и, махнув на Харитона, сделал знак Усам убирать.

– Я? – уточнил он. – А ты сам как думаешь?

– Думаю, вы тот, кто приходил ко мне сегодня домой и что‑то искал. Что, я не знаю. А ещё, я думаю, вы тот, кто нарушает УПК и вообще плюёт на закон.

– Я тот, – холодно усмехнулся он, – кто может задавать любые вопросы и требовать на них ответы по праву силы. Так что, отвечать придётся.

– Ну, давайте свою викторину, – кивнул я. – попробуем не упасть в грязь лицом.

– Где ты вчера был?

– Дома. Отдыхал от отдыха. После вечеринки у Назарова.

– А почему твой телефон показывал, что ты находился в любых местах, но только не дома?

– Я его на вечеринке потерял.

– А почему не заблокировал?

– Хватился сегодня только, а вчера даже не обратил внимания, что телефона нет.

– Неправдоподобно, – покачал он головой. – Где ты познакомился с этим вьетнамцем?

– Только что увидел его впервые в жизни.

– Ты знаешь Никиту Антоновича Щеглова?

– Так я с его сыном в одном классе учусь, – удивлённо воскликнул я. – Знаю, конечно. Несколько дней назад он в школу приходил.

– Ты поставил на телефон Матвею шпионскую программу?

– Блин, да я в телефонах этих вообще слабо шарю. Мне они до фонаря вообще.

– Ты поставил?

– Нет, конечно. Вы блин, как Полиграф Полиграфыч. В смысле, как детектор лжи.

– Та знаком с Розой Гафаровой.

– Да.

– Откуда?

А действительно, откуда же я был с ней знаком? Эта точка на карте взаимосвязей, выстраиваемых Раждайкиным, была очень важной и жирной. Зная Розу, не было нужды знаться с вьетконгом, ведь Калякинское досье можно было получить прямо от неё. Майор пропускал через свой встроенный полиграф все возможности и все вероятности. Ничего не отбрасывал, ни одну ниточку, ни одну потенциальную зацепочку. Заходил с разных сторон. Обкладывал, обрисовывал, ставил крестики на стенах лабиринта.

– Я с ней стрельбой занимался, – ответил я мгновенно, без малейшей запинки.

– А разве она не у девочек стрельбу вела?

– В последние годы да. Но я не в секцию ходил, а в частном порядке. Её в тире порекомендовали. На полноценные занятия в секции у меня времени не было, а у мамы средств, а так время от времени она мне позволяла.

– И из чего стрелял?

– Из мелкашки, в основном. Патроны дешёвые. Ещё из револьвера, знаете, как у комиссара или чекиста. Но там точность стрельбы сомнительная, у меня хреново из нагана получалось. Но к нему те же патроны, что и на мелкашку идут. Ну, а по праздникам из Макара. Но это раза два всего за всё время.

Хорошим стрелком мне выглядеть точно не стоило.

– А из импортных? Из «Беретты» никогда не пробовал?

Вот‑вот, пошли вопросики наводящие…

– Нет, – помотал я головой. – Это только Джеймс Бонд из такого стреляет. Да у нас в тире такого и не было, сто процентов. Был там Глок, Вальтер из заграничных, а из наших ТТ ещё. Но для меня тяжёлый. Но это вообще‑то давно уже было. Я потом болел, история там случилась одна. И уже два года прошло, как я бросил тир.

– А с Гафаровой продолжал общаться?

– Редко очень. Она, так‑то хорошая, не злая. Но строгая. Мне пострелять, а она свою матчасть, да нормативы, да параметры. Короче, такая история.

Майор замолчал, но продолжал смотреть на меня, не отводя тяжёлого испытующего взгляда. Ладно бы материалы попали ко мне, это можно было бы объяснить знакомством с Розой. То, что она Калякинская подруга жизни они уже знали. Сразу выяснили, иначе не бежали бы сломя голову в больницу…

Значит, теперь их больше всего будет интересовать Роза Каримовна. Но с ней невозможно было говорить.

– А я тоже спрошу, ладно? Вы частную структуру представляете или государственную? Мне, конечно, скрывать нечего, но хотелось бы понимать. Просто вот Вадим Андреевич, который с усами, в ЧОПе работает, а вас майором называл. Не укладывается как‑то.

– А зачем она просила подъехать в больницу? – игнорировал мой вопрос Раждайкин.

– Я не знаю. Она позвонила, попросила приехать. Я примчался, но она уже не говорила ничего. Её в операционную везли. Там персонал был, они видели, что она и не сказала ничего. Хотела попросить что‑нибудь сделать, скорее всего.

– Что она про своего мужа рассказывала?

– Про мужа? А я и не знал, что она замужем была… Ничего не рассказывала.

– А про девяностые годы говорила с тобой?

– Она вообще так‑то неразговорчивая. Может, и рассказывала что‑то. Сейчас уже не помню.

– Повторяю вопрос. Про девяностые годы она говорила с тобой?

– Блин…

– Если ты хочешь, я могу поговорить с тобой так же, как с тем вьетнамцем. Если не будешь отвечать чётко и правдиво, я перейду к следующей стадии.

Хех, значит предыдущие ответы показались ему правдивыми? Ну, что же, верной дорогой идёте, товарищи.

Раждайкин этот крутил меня ещё около часа. Конкретно про Бешеного и Круглого не спрашивал, но я сам задвинул тему, что готовлю ко Дню полиции проект про героических сотрудников, погибших на боевом посту.

Так что появилась вполне рабочая версия, что я реально ни о каких материалах не знал, а все эти волны слухов были порождены случайностью. Я даже сказал, что пытался с бывшими уголовниками делать интервью, но пока нашёл исключительно придурков, а один даже запросил целый лям за какую‑то потрясающую информацию.

Заодно я назвал пару фамилий оперов, никак со мной, в смысле, с Бешеным, не связанных, и с досье на Никитоса тоже. Это получилось хорошо, потому что демонстрировало более широкий интерес с моей стороны. Не конкретно к Бешеному‑Никитосу, а к другим персонажам тоже.

В общем, через час меня отпустили. Немного напрягало, что майор ничего не спросил про Романова. Не знать о моих контактах с Петей он не мог, поскольку меня выследили у шахматного клуба только потому, что прослушали мой с ним разговор.

А раз не спросил, возможно, считал нашу связь с Романовым вполне понятной. Значит мог знать, что я являюсь информатором Пети. И это было бы херово. Но сейчас выяснить, что к чему я не мог.

Оставалось надеяться, что Харитон не расколется. Иначе картина мира, с таким усердием и фантазией созданная мной, разлетелась бы на мелкие осколки. Но, как известно, вьетнамцы смерти не боятся. Так что я в него верил.

Вероятно, меня постараются на всякий случай подвесить на крючке уголовного дела, возможно, попытаются втереться в доверие и, в любом случае, оставят под наблюдением. Но какое‑то время мне выиграть удалось. И отыграть позицию, пошатнувшуюся на фоне слухов, запущенных Стаканом и Харитоном.

Усы довёз меня обратно до шахматного клуба и уехал, а я побежал в баню. Позвонил Кукуше, но тот был уже дома. Отдыхал. Выяснилось, что в последний момент Матвеич визит перенёс и вечер у меня оказался свободным.

Но, собственно, кроме желания завалиться спать, ничего другого у меня не было. Поэтому, когда я пришёл домой, проглотил три холодные котлеты и рухнул в постель. Посреди полного беспредела и бардака.

Утром пришла мама, я слышал сквозь сон. Она тоже ничего не стала делать и сразу легла спать. Я поднялся, принял душ и приготовил завтрак. Глотовой написал, чтобы в дверь не звонила, а тихонько постучала.

– У тебя что, новый номер? – удивилась она, как ни в чём не бывало, зайдя за мной.

– Да. Я телефон потерял.

– Так номер восстановить можно было.

– Захотел чего‑нибудь новенького, – усмехнулся я. – Ты пей‑пей, это же латтэ. Специально, для тебя сделал.

– Правда? – моментально расцвела Настя. – Спасибо.

– Я поняла, почему ты номер решил новый взять, – хитро улыбнулась она.

– И?

– Чтобы те, от кого ты не хочешь получать звонки и сообщения не могли дозвониться. Если тупо заблокировать, это было бы невежливо. А так, всё чётко, да?

– Какая ты проницательная, Настя, – усмехнулся я.

– Да, – расплылась она в улыбке. – Ты сегодня страшно милый. Что случилось?

– Выспался в кои‑то веки.

– Слушай, Красивенький, спасибо что не сообщил полицейским, что я тоже на той вечеринке была. Если бы к нам пришли вот с таким, – она обвела вокруг себя рукой, – обыском. У меня мама бы уж с ума сошла. Да и я тоже. Спасибо тебе.

Она наклонилась ко мне обняла и чмокнула в щёку.

– А ты правду сказал вчера?

– Не помню, что именно ты имеешь в виду, но если учитывать, что я всегда говорю только правду, то да. Только ты напомни, о чём речь.

– О том, что ты не помнишь, что делал после того, как твоя маркиза ангелов свалила в столицу.

– А, да. Не помню.

– А как ты узнал, что я психологией увлекаюсь? – спросила она.

Вообще‑то, я так понял, что сейчас не было ни одной девушки во всей Руси‑матушке, которая не разбиралась бы с видом профессионала в психологии и диетологии.

– Так по тебе видно, – хмыкнул я.

– Ну, ладно, после уроков я с тобой поговорю. Устроим психологический разбор, хорошо?

– Очень хорошо, – кивнул я. – Жду не дождусь.

* * *

Школьный день прошёл на удивление спокойно. Не было никакой нервотрёпки и никаких потрясений. Я заработал два пятака и был счастлив, что никуда мне не нужно бежать, а можно было бы собраться с мыслями и разработать план тактических мероприятий.

Наводя порядок после обыска, я размышлял о Никитосе, о его досье, снова о Катьке и всём таком прочем. У мамы тоже был сегодня отсыпной и мы не торопясь разложили все вещи по местам.

Настя должна была идти на танцы, поэтому до вечера я был совершенно свободен. Даже тренировки сегодня не было. В общем, шоб я так жил, как говорится.

Ближе к вечеру, сделав все уроки и разобрав вещи в своей комнате, я пошёл к Кукуше.

– Не желаешь прокатиться? – спросил я после приветствий и рукопожатий.

– Далеко? – насторожился он.

– На Набережную.

– Не вопрос, – кивнул он. – Чего брать?

– Ничего, пойдём налегке. А… блин, забыл. У тебя случайно нет баллончика с краской?

– С какой?

– Да, всё равно. С любой.

– Ну, чёрная есть. Машину подкрашивать если чё.

– О, отлично! Она в баллончике? Аэрозольная.

– Да, – пожал он плечами.

– Отлично. Одолжишь?

– Не вопрос, – кивнул Кукуша. – А зачем тебе?

– Похулиганить хочу. Чувствую потребность. Надо начинать новую главу в охоте на Никитоса.

– Смотри, как бы из охотника не превратиться в дичь, – вздохнул Кукуша. – Пошли к машине, краска там. Ты чего делать‑то собираешься?

– Хочу Никитоса выследить. Узнать в какой квартире он живёт. Дом знаю, а квартиру нет. Катюха, жена его, сказала, что он там ночует частенько. Но может и порожняк быть, он вроде не каждый день туда ходит.

– Чё типа будешь тупо сидеть и ждать?

– Точняк, Кукуша. Мне не привыкать.

– Интересное кино, – покачал он головой. – Ладно, мне всё равно делать нефиг.

– Ну, поехали, если не шутишь.

Вдвоём, конечно, было сподручнее. Я зашёл во двор и сел на лавку, а Кукуша запарковался на Набережной и остался в машине. Так мы получали возможность наблюдать сразу за двумя сторонами дома.

Ждать пришлось долго. Никитос всё никак не ехал. Позвонил Кукуша.

– Ну чё, до утра будем сидеть?

– Слушай, ну ты езжай, я посижу ещё, – ответил я.

– Да ладно чё, я чисто для себя поинтересовался, – недовольно ответил он. – Если пожрать мальца, можно и до утра… о… кто‑то едет. Гляди, может, он. Шишка какая‑то. Чёрный мерин…

За время дежурства подъехало уже несколько шишек. Думаю, не первые люди области, но граждане, безусловно, уважаемые. И вот, сейчас во двор заехал здоровый и вальяжный, чёрный джип «Мерседес». С маячком на крыше. Ага. Это мог быть…

Открылась задняя дверь и из неё вышел поджарый чувак в штатском. С видом скучающего барина он принял из рук водителя портфель и, не глядя по сторонам, пошёл к подъезду.

Вне всяких сомнений это был Никитос. Он приложил к замку чип, дорогая и красивая дверь бесшумно распахнулась, и он вошёл в подъезд. Я тут же перешёл к детской площадке, расположенной в центре двора. На ходу позвонил Кукуше и начал ждать.