Текст книги "Второгодка. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ромов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 85 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]

Кукуша онемел. Я раскрыл один из них, посмотрел и вынул из углубления. Он был небольшим. В нём лежали десять пачек стодолларовых купюр и насыпью ювелирка. Часы, серьги, цепи. Всякая мишура. Деньги были сложены в полиэтиленовый пакет.

– Рыжьё брать не будем, – сказал я и вытащил баксы.

В следующем «стокмане» оказалось несколько пластиковых брикетов с белым порошком. А в двух других – коллекция «Макаровых». Я высыпал оружие прямо на железный щит. Пушки застучали, загромыхали. Всего было оказалось шесть стволов.

– Оружие тоже не берём, – сказал я. – Тут на каждом стволе знаешь, сколько крови? Во век не отмыть. Бандитское оружие. А вот это помнишь?

Я поднял со щита маленький металлический предмет и показал его Кукуше.

– О! – воскликнул он. – Зорро! Это же знаменитая зажигалка Винтера. Он её постоянно всем показывал, говорил, единственная в мире, по спецзаказу.

Это была «Зиппо», позолоченная и с чёрной гравировкой с изображением силуэта человека в шляпе и с кнутом. А ниже была выгравирована шпага, под которой красовалась надпись «Зорро». А ниже стоял год 1993 и надпись мелким шрифтом: Зорро продакшн инк.

Я аккуратно разложил оружие, рядом высыпал золото а сверху на золотую кучку водрузил зажигалку.

– Кукуша, посвети, пожалуйста. Мне фотографию надо сделать. Чтобы надпись на зажигалке читалась. Давай её на передний план вынесем, а остальное пусть само. Ты знал, что Никитос дядьку никогда Бешеным не называл. Только чтобы поддразнить мог. Но чаще даже он его называл Зорро. Посмеиваясь. Тот же за справедливость боролся. Ну, вот… Давай, вот сюда свети.

– Смотри, там ещё паспорта выпали, вон в пакетике отдельном.

Паспорта я тоже присоединил к натюрморту, сделал несколько снимков и сохранил геопозицию.

– Ну, что, двигаем? Надо это будет спрятать где‑то. У тебя же есть место?

– Есть. Гараж у бичары одного снимаю. Никто не знает, что мой.

– Отлично.

Из машины я оправил фотографию с описанием находок Петрушке. И геопозицию тоже. Пусть порадуется человек. Сообщил ещё и то, что проинформирую ментов через полтора часа, так что у Вити оставался простор для манёвра.

* * *

Вернувшись в город, мы заехали в гаражный кооператив рядом с Кукушиным домом.

– Бабки по нынешним временам не такие сумасшедшие, – сказал я. – Но с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Давай возьмём десятку для Матвеича.

– Обрыбится! – замотал головой дядя Слава. – За что ему такие бабки?

– Считай, что это тоже приманка. Чтобы он не сполз. Да ты не переживай, бабки мы отыграем назад. Нам главное подцепить его и вовремя подсечь.

Я хлопнул его по плечу.

– А как подсекать‑то? – поинтересовался дядя Слава.

– А это мы с тобой всё продумаем, до самых мелочей. Идёт?

– Ага.

– Ну, поехали тогда в баню. Заодно и помоемся.

– Купюры, кстати, старые. Могут быть проблемы.

– Какие проблемы? – удивился я. – Баксы же не имеют срока годности. Их всегда должны принимать.

– Должны, но не обязаны. Ладно, погнали в баню. Заодно и помоемся, чё?

– Погнали. Держи, тебе лавэ и мне лавэ.

Я взял одну пачку себе, а вторую протянул Славе.

– Я не возьму, – покачал головой Кукуша. – У меня на эти деньги даже планов нет.

– Возьмёшь, – твёрдо сказал я. – Если бы не ты, мы бы об этих деньгах ничего бы и не узнали, скорее всего…

Ехать было всего ничего – в центре всё было более‑менее рядом. Так что от Кукушиного гаража мы добрались до бани чуть больше, чем за десять минут. Большого наплыва посетителей я не наблюдал. Если честно, вообще никого не было.

Только один человек. Он вышел из двери и остановился на крылечке. Остановился и достал из кармана сигареты. Посмотрел в одну сторону, а потом в другую. Повернулся к нам, лениво скользнул взглядом по Кукушиным тонированным окнам и закурил.

– Постой‑ка, – тихонько сказал я. – Не выходи пока из тачки.

– Как не выходить? Там же Матвеич…

– Видишь того шкафа на крыльце? – кивнул я.

– Вижу, – кивнул он.

– Это человек вьетнамца, – ответил я.

Это действительно было так. На крылечке стоял тот самый крендель, которого я испугал через окно в доме Калякина. Стоял и кого‑то поджидал. И, кажется, совсем не торопился…

14. Где этот Алеша…

А вот это было интересно. И неожиданно. Допустить, что этот парень пришёл сюда случайно, просто решив попариться, я, разумеется, не мог. Всё, что происходило вокруг меня было последствием возмущения реальности, которую я хорошенечко раскрутил, размешал и встряхнул своими действиями.

Так что следовало признать, что этот «трусишка», упавший в бурьян, увидев моё лицо в окне, каким‑то образом вышел на наш след. И мне было очень интересно узнать, каким именно. Можно было предположить, что Харитон, например, под давлением обстоятельств или попросту поменяв точку зрения, вдруг признался Раждайкину, что знает меня.

От этой точки пути развития событий раздваивались, или даже размножались многократно. Он мог сказать, что знает меня в связи с событиями, случившимися на базе. Это в том случае, если Раждайкин связал котельную и вьетнамца. Харитон, опять же, мог рассказать, при каких обстоятельствах встретил меня и связать меня с часами.

Он мог рассказать всё полностью, а мог сочинить историю, не имеющую ничего общего с реальностью. Но, по моим соображениям, он должен был всё отрицать и хранить гордое молчание.

Потому что доказать его причастность к пропаже досье, часам и стакану было невозможно, если, конечно, не нашлось каких‑нибудь свидетелей или ещё чего‑то неопровержимого. И я думаю, он был уверен в ценности досье и возможности выручить за него немалые деньги. Или использовать ещё каким‑то образом.

В любом случае, он хотел сам потолковать со мной по душам. Я не сомневался в этом. Правда, нужно было принимать во внимание видимые способности майора Раждайкина добывать нужную информацию, но и вьетнамец был не лыком шит. Сто про…

– Запаркуй там, у служебного входа, – кивнул я Кукуше. – Не нужно мне сейчас встречаться с этим кренделем.

– Ага, – кивнул Кукуша, переключая автомат на заднюю скорость.

Он лихо нырнул за угол, проехал по дорожке вдоль стены бани и запарковался на служебной стоянке.

– Послушай, что скажет, телефончик возьми. Чтоб был. Лады?

– Лады, – кивнул он и показал на железную служебную дверь. – Давай, прыгай туда. Там никто не стережёт. Просто иди спокойно и всё. Если спросят, скажешь ко мне. А я пройду через главный и задержу его малость, чтобы он тебя не спалил. А ты, когда пройдёшь, нырни в кандейку. Скажешь, Любке, что я сейчас буду.

Я так и поступил. Дёрнул дверь, заскочил внутрь и двинул по коридору. Пахло запаренными вениками, было тепло и влажно. Из коридора я ткнулся в Кукушину подсобку. Дверь была закрыта, и я тихонько постучал.

Открыла вечно хмурая и сердитая Люба.

– Чего?

– Люба, – сказал я. – Славик придёт через минуту. Пусти, я его здесь подожду.

– Иди в зал, там и жди, – грубо ответила она.

– Не, – мотнул я головой и бросился на неё, как пират на торговый корабль.

Шагнул, извернулся и просочился в узкую щель между непробиваемым корпусом Любы и дверным косяком.

– Здесь подожду, – кивнул я и покрутил головой, осматриваясь, – он в курсе.

Коморка была довольно тесной и забитой, как Юлин ларёк. Ящики с бутылками, пивные кеги, коробки, салфетки, упаковки. В общем, в тесноте, да не в обиде. Снаружи раздался голос Кукуши.

– Ща, погоди, куртку скину, – громко произнёс он. – Постой минутку.

Он зашёл внутрь, кивнул мне, сделал знак Любе, чтоб помалкивала, кинул куртку и вернулся за стойку.

– Слушаю тебя, – строго и отсутствующе бросил он. – Чем смогу, тем помогу.

– Да тут такое дело, – с притворным дружелюбием начал бояка. – У нас на Якунинке шухер случился, слыхал, может?

– Нет, – равнодушно ответил Кукуша.

– Кипиш там был, конкретный. Может, ты чего слыхал или видел даже.

– Я чё, неясно объяснил? – отозвался дядя Слава. – Нет. Не слышал и не видел. Я каким боком твоего кипиша касаюсь?

– Да хер знает, просто ты там ехал в ту ночь.

– Да ты чё? Как это ты просёк?

– Ну, там заправка, я заехал, поспрашивал, и они согласились показать записи с камеры. Короче тебя камера записала, ты там проезжал. И ещё две машины. Может, конечно и больше, но там несколько раз фуры заправлялись, не видно, что в этот момент на дороге было. Можешь, сказать, во сколько обратно ехал? Чё видел там и всё такое.

– Слышь… а ты не попутал, любезный? Ты чё, предъявлять пришёл?

– Нет‑нет, – пошёл на попятную бояка. – Я нет, чисто поинтересоваться. Я же объяснил, для чего мне это надо. А ты к кому, кстати, ездил вообще‑то?

– К кому я ездил, тебя колыхать не должно. Это вообще, кроме меня, никого не е. Понял? Может, к бабе, может, к родственнику, а может, червей копать, въехал?

– Слушай, я же спокойно спрашиваю, с уважением.

– Да чё‑то уважения я не чувствую! – вскипел Кукуша. – У тебя там хер знает где, хер знает чё, то ли кипиш, то ли нет, а ты с меня спрашивать прихилял? Чё за предъявы, болезный? Ты кто такой, в натуре, чтобы с меня спрашивать? Ты мент? Сучка мохнорылая. Ты с кого вообще спрашивать взялся? Мусорок, в натуре.

– О нехерово Славик парит в баньке своей! – воскликнул кто‑то и послышалось ржание в несколько голосов. – Ты чё тут разошёлся?

– Не‑не, я со всем уважением, тут недопонимание просто, – испуганно зачастил бояка. – Я же говорю, чисто для себя интересуюсь. Я же за помощью, может ты видел чего или слышал? У нас там менты всё перевернули и, народ приняли и хабар тоже…

– Где‑где? – спросил тот же насмешливый голос, и я понял, что это Матвеич пожаловал.

– На Якунинке.

– А ты чё, Славик, Якунинку держишь?

– В натуре, – ответил Кукуша. – А ты, борзый, как вообще вычислил меня? По номерам? Ментяра!

– О! По номерам выпас⁈ Серьёзные рамсы пошли. Ты смотри, уважаемый, придётся ответить, предъява серьёзная. Давай, дядя Матвей щас всё разрулит честь по чести. Ты для начала скажи уважаемым людям, кто по жизни, что за масть имеешь, где чалился. Объясни обстоятельно, что и как. У нас тут как раз кабинет заказан, так мы на месте всё и зарешаем.

– И меры сразу, – раздался ещё один голос, наглый и принадлежавший явно человеку блатному, – примем. На месте. Масть определим и в жизнь большую отправим.

Компашка Матвеича снова заржала.

– Тебя величают как? – послышался тот же голос. – А⁈ Чё молчишь‑то, когда люди спрашивают? Это признак неуважения.

– Да ладно, я всё понял. Прошу прощения за беспокойство.

– Ты погди‑погоди, прощения он просит. Тебя за язык‑то не тянул никто, сам пришёл. Звать как?

– Алексей…

– Да ладно, Болт, харэ, – сказал веское слово Кукуша, – пусть идёт себе.

Говор у Болта был глумливый и вкрадчивый. Вроде, как он прикалывался, а вроде был готов в глотку впиться.

– Куда идёт‑на⁈ – заголосил этот Болт. – Лексей, в натуре! Погремуха какая, Алёша? Как к тебе люди обращаются? А? Ты кто такой есть, Алёша⁈ Ты чё там мутишь, на Якунинке своей? Слыхал я, там бомжатник есть чушканский, не о нём ли речь?

– Чё за бомжатник?

– Бродяг всех туда гребут, – захохотал Болт, а Матвеич подхватил и ещё кто‑то тоже.

Попал Алёша, как кур в ощип.

– Бродяг, в натуре!!! – ржал народ. – Насмешил, Болт!

– Ты чё, малой, сказал⁈ Я тебе клоун что ли смешить? А? Клоун? Я не слышу? Давай, объясняй, в натуре, чем я тебя так насмешил.

– Хорош, Болт, ты его остроумием насмешил и интеллектом, – вступился за кого‑то там Кукуша. – Так, братва, давайте, не создавайте мне шухер тут. Идите, парьтесь. Я подтянусь скоро.

Кое‑как он выпроводил корешей, а издалека всё ещё доносился голос Болта:

– А где этот Алёша? Где Алёша, в натуре?

– Не туда разговор пошёл… – покачал головой Кукуша, заглядывая ко мне в подсобку и вытирая голову платком.

– Я уж понял, – кивнул я. – Свалил этот Алёша? Надо было малость с ним поболтать, не давить сразу.

– Да чё‑то закусил. Рожа наглая, пришёл, блин, частный детектив, в натуре.

– Ну, ладно, делать нечего.

– Кенты ещё невовремя подтянулись…

– Он сейчас пойдёт другие варианты пробивать, – покачал я головой. – Но если там, какие‑то божьи одуванчики, например, окажутся, то он на нас будет думать. Вернее, на тебя и Болта. Жаль, что мы не знаем, как его найти, Алёшу этого…

– Да ладно, придумаем, – махнул он рукой. – Чё, надо идти париться с Матвеичем.

– Пусть там оглядятся, парку хапнут, успокоятся малость.

– Точно, согласен.

Пока ждали, я позвонил в полицию и сообщил о найденном оружии и золоте. И предупредил, что данные и фотографии уже пошли по инфоканалам. Чтоб ни у кого не возникло соблазна, чего‑нибудь себе прихватить.

Через некоторое время мы поднялись в кабинет. Там стояла весёлая суета. Народ балагурил, дул пиво. Из парной неслись удовлетворённые звуки. Кукуша постучал и мы зашли внутрь. Худосочный, низкорослый, костлявый чувак с жидкими прилипшими ко лбу волосами пил пиво из большой кружки.

Он перевёл взгляд на нас и смотрел, не мигая, круглыми, узко посаженными глазами. Но пока не допил, от кружки не оторвался. Закончив, вытер губы тыльной стороной ладони, поставил кружку и гаркнул:

– А где этот Алёша⁈ А? Я не понял, где этот Алёша⁈ Щас мы порешаем! Всё сделаем по красоте! В натуре!

– Свалил, – усмехнулся Кукуша.

Болт был тощий, как доходяга. По пояс он был замотан в простыню, а всё тело у него было буквально синим от татуировок. Были там и звёзды, и кресты, и девицы в распутных позах. Вообще всё, на любую букву, как в букваре.

– Ну, давайте тогда, пацаны, парок нормальный. Рыбка, тут на столе и так, туда‑сюда. Водяра тоже, если есть потребность. Не стойте. А это кто с тобой?

– Племяш мой, – угрюмо ответил Кукуша. – Серёга.

– А‑а‑а, – с пониманием протянул Болт. – Это хорошо, Серый, молоток, что к дядьке тянешься. Так‑то он пацанчик чёткий, да, Славик? Чёткий ты пацанчик? Всегда был.

– Мы разделись. Матвеич и ещё один молчаливый и смурной и довольно молодой мужик выходил из парилки, а мы, как раз, заходили. Кабинет в принципе был организован сносно. Не роскошно, но нормально. Главное, было чисто. За тридцать лет тут и плитку поменяли, и сантехнику и вообще, очень приличненько всё сделали.

– А, – кивнул мне Матвеич. – Здорово.

Я поздоровался. Мы с Кукушей посидели в парной. Он, надо сказать, чувствовал себя на жаре не так уж и хорошо. Высидел минуты три и поднялся.

– Ты сиди‑сиди, а я пойду. Не климатит мне.

– Да я тоже тогда.

– Не надо, посиди, а то начнутся сейчас подколки.

– Мне пофиг как‑то, – пожал я плечами.

– Да попарься ты нормально, раз уж залез.

– Ну, ладно, если нужно для дела, – хмыкнул я.

– Кукуша вышел, и тут же ему на смену завалился Болт.

– Ну чё? – осклабился он, разглядывая меня. – Не замёрз, Серый?

– Нет пока.

– Я плесну тогда. Знаешь, анекдот про Винни‑пуха?

– Винни, плеснуть кипяточку?

– Значит, знаешь, – разочарованно ответил он и зачерпнув ковшом из шайки плюхнул на камни. Вода взорвалась, превращаясь в раскалённый пар. Взлетела наверх, и поплыла раскалённым туманом под тёмной вагонкой потолка.

– Эааух! – выдал неопределённый клич Болт и взял в руки веник, запаренный в тазу.

– Ну‑ка, дай дедушка ляжет, – ухмыльнулся он. – Парить умеешь?

Я пожал плечами и забрал у него веник.

– Ложись, если такой бесстрашный, – усмехнулся я.

– Чё? Это типа прикол или чё, я не понял?

Он конкретно напрягся, демонстрируя желание и способность мгновенно переходить в состояние недовольства, грозящего обернуться неуправляемой яростью.

– Да почему, – пожал я плечами. – Просто предупреждаю, не каждый выдержит, как я парю.

Ну, во всяком случае, раньше так было. А уж как себя покажет Серёжа Краснов, посмотрим.

– Это чё значит? – прищурился он. – Типа ты такой крутой что ли?

– Ну, типа.

– А ты, я смотрю, тоже весь синий, – кивнул он на мою руку, переводя разговор. – Где так?

– Менты, – пожал я плечами и начал помахивать веником над головой. – Ложись, если не страшно.

– Вот сучонок, а, – под нос пробубнил Болт и залез на полок.

Пар, разгоняемый веником, заметался, обжигая высохшую и никак не желавшую потеть, кожу. По спине пробежал озноб, и я шлёпнул берёзовыми листьями по спине Болту.

– А‑а‑а‑а! – гортанно заорал он. – Хорошо пошла! Давай, потихонечку сначала.

– Ну уж нет, тут темп задаю я.

– Чё? А‑а‑а! А‑а‑а!

В общем, я выдержал. Ну как выдержал. На молодости только. Был бы, как этот Болт, уже бы скорую вызывали. В общем, уработал я его так, что он с полока сползти не мог.

– Хватит! – завыл он. – Хватит! А‑а‑а!

– Всё, считай, сдался, – сказал я, бросая веник в шайку.

Дошёл до душевой кабинки и опрокинул на себя кадушку с ледяной водой.

– А‑а‑а‑а! – заорал я, как Болт.

Кайф! Вот это был кайф. Я набросил на себя простыню и поплёлся в комнату, где Кукуша, Матвеич и длинный угрюмый кент сидели за столом и тянули пиво.

– Наливай пивас, – кивнул мне Матвеич.

– Благодарю, я квас.

– Ну, смотри коли захочешь, присоединяйся.

– Ух! – приковылял Болт. – Чуть до смерти не запарил племяш твой! Киллера привёл, в натуре!

– Ты орал так, что уже мысли разные, знаешь, – заржал Матвеич.

– Так, я не понял, чё за тема! – рявкнул Болт, взял кружку с пивом и сделал несколько крупных глотков.

– А где этот Алёша? – затянул он уже знакомую песню, напившись. – Надо его было сюда притащить всё‑таки. Падай, Серый. Я тебе так скажу, бросай всё и двигай работать в баню, это прям твоё, стопудово.

– Ага, – согласился я. – Я с детства ж мечтал в бане работать.

– Шутки шутками, – расплылся в улыбке он, – а хорошего банщика днём с огнём.

– Ладно, братцы, – кивнул Матвеич. – Перетрём делишки наши мелкие.

– Смотри‑ка, – удивился Болт, – и малолетке право голоса дадут?

– Угомонись, – махнул ему Матвеич, и того это зацепило.

Видно было, как он дёрнулся наверняка при случае вернёт, даже и на миг не задумается.

– В общем, Славик, – прохрипел Матвеич, – как‑то ты не торопишься платить добром за добро. На стройке этой тогда, сколько я пацанов положил желторотых? На ботаника твоего наезжали. Всё по чести сделали, не за бабки, от души, от сердца, от понятий наших древних и дорогих. А отдачи ноль. Завтраки, обеды, ужины, а дела‑то и нет никакого. Люди расстраиваются. Но это бы ладно, но они же и выводы делают. Мы‑то нет, конечно, и даже пресекаем в меру сил, когда слышим, а пацаны меж собой толкуют, мол, Славик‑то слово крепкое своё не держит, обесценился Славик. В тираж пошёл, как бакс фальшивый. И веры, говорят, ему нет больше и вообще, раз такое дело, пусть рассчитывается.

– И сколько? – поморщился Кукуша. – Сколько же ты хочешь, чтобы угомонить никчёмных сплетников?

– Нисколько, – помотал головой Матвеич и даже состроил брезгливое лицо. – Я же говорю, мы не за деньги, нам важен дух. Наш сплочённый и нерушимый дух. А то вы там чё‑то мутите, крутите, а братва последний хрен доедает. Не по‑братски это.

– И чё мы, по‑твоему, мутим‑крутим? – спросил, прищурившись, Кукуша.

– Так вот и объясни честной компании, – развёл руками Матвеич. Чтобы все непонятки закрыть и дальше жить спокойно. Алёша этот. Там пару дней назад на Якунинке менты накрыли барыг‑работорговцев, товаров разных было там на суммы крупные. Наркота, опять же. А сегодня что получается, походу Славик наш в этом деле отметился, а мы сидим и ждём, когда он нас подключит. Да только, походу, он нас и не собирается никуда подключать. Это как, вообще?

Я незаметно кивнул Кукуше, и он поднялся со своего места, подошёл к шкафчику, вынул из кармана пачку «зелени» и положил перед Матвеичем. Повисла тишина. Наконец, обретя дар речи, Матвеич глянул исподлобья и, не прикасаясь к деньгам процедил:

– Откупиться хочешь? Отмазаться и отделаться? Я же только что сказал… Видать и дела у тебя неплохо идут, что ты такие бабки, не глядя на стол швыряешь.

Болт взял пачку, пролистал её, послушал звук, понюхал, только что не лизнул.

– Старые, – подмигнул он. – Толчок обклеивать?

– Старых баксов не бывает, – ответил Кукуша.

– Так то в Америке, – тяжело вздохнул Болт, демонстрируя свой широкий кругозор. – А у нас в стране советов, всё бывает.

– Дядя Слава, – обратился я к Кукуше, – дозволь слово молвить.

Он согласно кивнул.

– Дядя Матвей, – начал я, – чистую правду сказал, нам важно общее дело. Не абстрактное, а конкретное дело для конкретных людей. Он так и поступил, когда мы к нему обратились. Честь по чести, без лишних слов, вообще без разговоров. Условия, конечно были, но дядя Слава эти условия принял. А раз принял, то собирается их выполнить. Он говорил, что завтра или послезавтра или ещё в какой‑то конкретный день мы пойдём на дело и возьмём вас с собой?

Матвей не ответил, просто молча смотрел.

– Нет, не говорил он такого, – пожал я плечами. – Ну, и какие тогда претензии? Люди ропщут? Ну так, чьи люди? Я что ли приду с вашими людьми политинформацию проводить? Нет. Решайте со своими людьми сами. Мы готовим хорошее большое дело, в котором всем сидящим за этим столом будет отведена важная и ответственная роль. Бабок нормально поднимем. Если вы нас дёргать не будете.

Троица смотрела с нескрываемым неудовольствием.

– Чё‑то племяш твой помело распустил, – покачал головой Болт. – Как веником парит.

– Короче, бабки эти – не останавливался я, – знак того, что мы не забыли. Всё помним. И ждём. Но не просто ждём. Мы кое‑что готовим. А когда приготовим, вы узнаете первыми, просто имейте немного терпения и всё. А пачка бакинских – знак того, что всё серьёзно. Мы понимаем, что вы помогли не ради этой пачки. Ну, значит, вычтем её потом, когда в финале будем бабки делить.

Я замолчал.

– Вопросы? – оглядел всех Кукуша. – Племяш по делу задвинул. Всё. Больше добавить нечего. Берите пока это, а как понадобитесь, я вас дёрну.

О, молодец, Кукуша, правильно. Не попрошу, а дёрну. Бабки взяли, служите, псы. А не так, как привыкли, что им надо башлять, а они ещё подумают, за что возьмутся, а за что нет.

– Если по существу всё ясно, то давайте, развлекайтесь, парьтесь, будьте моими гостями. Всё за мой счёт. А нам идти надо.

Гости не возражали.

– Ты не думай, это не надолго, – сказал Кукуша, когда мы вернулись в его бар. – Как собаке блин. Сейчас они перетрут всё между собой, решат, что раз такие бабки просто так выбрасываем, значит чё‑то конкретное мутим.

– Я же сказал, что это аванс.

– Забудь. Эти бабосы из баланса уже ушли.

– Да и хер с ними, не расстраивайся. Эти деньги грязные, они нам счастья не принесут. Но, как инструмент для борьбы с разными уродами мы их использовать вполне можем и должны. Ну и так, если надо чего, бери да трать. Пофиг, вообще не парься.

Надо будет матери как‑то всучить, а то она уже заколотилась вся на трёх работах. Ладно. Что‑нибудь придумаю. Не знаю пока что. Но это сейчас было не так важно. Она всё равно работу не бросит. Сейчас меня беспокоил Алёша. Где этот Алёша, блин. Ну и кадры, конечно, нас окружали, ну и кадры.

То, что он пробил номера, было возможно, но совсем мне не нравилось.

– Кукуша, ты домой пойдёшь когда, внимательно смотри, – предупредил его я.

– В смысле?

– Алёша.

– А‑а‑а… Да, я уж подумал.

– Боюсь, пушки в ближайшее время надо при себе держать.

– Спалиться можно, – покачал он головой.

– Можно, да, – кивнул я и достал телефон.

Нужно было переговорить с Романовым. Вернее, даже встретиться. Я набрал его номер.

– Пётр Алексеевич. Это я…

– Слышу, – отрезал он. – Ты со своими симками уже определись как‑то. Хрен дозвонишься тебе. Полдня пытался.

– Что‑то срочное?

– У меня всё всегда срочное. Давай, в наше место подходи через… Минут через двадцать сможешь?

– И раньше смогу, – ответил я.

– Раньше не надо. Всё, отбой. А, позвони Чердынцеву! Он тебя потерял тоже.

– Хорошо.

Я отключился и засунул телефон в карман. Чердынцев пока в мои планы не входил.

– Ладно, дядя Слава. Денёк неплохой был, да? Пойду я.

– Давай, – кивнул он.

– Глянь только, пожалуйста, нет там этого Алёши? А то, может, болтается снаружи, пасёт.

– Ага, молодец. Нужно быть поосторожней.

Кукуша ушёл и вернулся через пару минут.

– Нет никого. Всё чисто.

Мы попрощались и я, напарившийся и почти, как заново родившийся, пошёл на встречу с Романовым. Что ему экстренно понадобилось, интересно? Вроде ничего не происходило…

На всякий случай я решил выйти через служебный вход. Тем же путём, как и пришёл. Прошёл по коридору и приоткрыл дверь. Снаружи было темно, лампочка над входом не светила. Я вышел из двери и… в тот же момент, от Кукушиной тачки отделились две чёрные тени и ломанулись в сторону, а потом забежали за угол.

Я рванул за ними, добежал до угла и выглянул. Они дёрнули во двор травмпункта. Вроде, молодые парни. Может, угнать хотели? Вообще, тачка неновая. Непонятно. Я вернулся в баню и сказал об этом Кукуше.

– Давай так, дядя Слава. Машину оставь на ночь здесь, а сам такси вызови. Непонятно, что там. В темноте не разберёшь, а завтра посветлу поищешь, что не так.

Кукуша из‑за тачки разволновался.

– Блин, если угнать хотели, то здесь лучше не оставлять.

– Занеси аккумулятор в баню, хрен они угонят.

– Ладно, подумаю, – недовольно ответил он. – Вот суки…

– Главное, чтоб не Алёша.

– Разберёмся…

Мне нужно было уже идти, поэтому я снова попрощался и двинул в кафешку на Кирова. Напрямки отсюда было идти минут десять. Думал, пройти через Первую школу, но вся территория была огорожена и хрен там где пройдёшь. Пришлось обходить. Я двинул в сторону Павки Корчагина и пошёл через длинный ряд гаражей.

Фонарей здесь не было, и я уже запереживал, как бы нос ненароком не разбить в темноте, когда вдруг… или показалось? Я обернулся, но никого не увидел. Но чувство, что сзади кто‑то есть не проходило.

Сзади улица был освещена, поэтому ряд просматривался нормально и никаких преследователей я не заметил. Видать, паранойя прогрессировала. Я повернулся и пошёл дальше. Гаражи закончились, я пересёк тёмный, заросший кустами двор и уже вошёл в длинную арку, ведущую из двора на Кирова, как паранойя снова дала о себе знать.

Я резко обернулся и увидел человека. Он шёл за мной на некотором расстоянии, но от него явно исходила угроза. Я прибавил, чтобы скорее выскочить на улицу, сделал несколько шагов и… впереди, на другом конце арки появилось ещё двое.

– Тихо, не дёргайся, – сказал один из них холодным безразличным голосом. – Не дёргайся. Не заставляй причинять тебе боль…

– Где этот Алёша! – в сердцах воскликнул я.

– Чего⁈

– Где этот Алёша…

15. И вновь продолжается бой

 
В мире – зной и снегопад
Мир и беден и богат
С нами юность всей планеты
Наш всемирный стройотряд!
 

Ну, и дальше там… про бой. Вновь продолжается, понимаешь ли… Продолжается и продолжается, продолжается и продолжается. Мы так к нему привыкли, что даже и не представляем, что вообще делать будем, когда он вдруг закончится.

Я конечно рванул дальше, к выходу из арки, к свету в конце тоннеля, к огням большого города и к людям, которые обязательно придут мне на помощь. Правда, наверное, не в этот раз…

Это, как в компьютерной игре – сердце обрывается, ты уже видишь, что настал конец и даже успеваешь внутренне принять поражение, но мышцы и бурлящая кровь толкают тебя вперёд, не давая задуматься и сдаться. И ты жмёшь и жмёшь на кнопку мыши.

Те двое впереди тоже рванули в мою сторону и сзади появился ещё один. Как раз тот самый Алёша. Болта на тебя нет, мил человек, честное слово. Всего их стало четверо. Ну ладно, сдаваться я не собирался и мысленно превратил этот туннель в поле для американского футбола. Правда, веса у меня было маловато, чтобы пробивать двух защитников, но и они же не в доспехах…

Разогнался я славно, как метеорит. После баньки бы полежать, физику почитать, а тут такие вот дела. В общем, разогнался, нацелился и… БАБАХ! Прорвался‑таки, проскочил!

Есть!!!

Эти двое разлетелись в стороны, хотя были явно тяжелее. Ну, что тут скажешь, на бильярде надо почаще упражняться. На бильярде… Это, конечно, да, но только сам‑то я, пробившись и кое‑как пролетев между этими двумя шарами, запнулся, запетлял, затопал, как подбитый птеродактиль, и с высоты своего роста грохнулся на пыльный асфальт.

Ну, и всё. На этом удача приостановила поддержку, и на меня сверху навалились два здоровых мужика. Как говорится , налетели гурьбой, стали руки вязать, а потом уже все позабавились …

Я не сопротивлялся. Смысла сейчас не было, так что пусть видят во мне смиренного и послушного пленника. Меня подняли, схватили под руки, поволокли в сторону двора и затащили за трансформаторную будку, окружённую зарослями кустов. Там мы и затихли. Орать было бесполезно. Да и кто бы мне дал орать.

Один из четверых побежал за машиной, двое держали меня под руки, а ещё один трепал языком. Это был, как раз, Алёша. Сердце моё молотило, как сумасшедшее, а под ложечкой царапал когтями чёрный кот…

– Ты думал, твои синие братки годятся на что‑то, кроме как чепуху молоть? – усмехнулся он. – Мы же всё про тебя знаем.

– Ну, допустим, не всё, – покачал я головой, стараясь говорить спокойно и не проявлять особой озабоченности.

– Всё что нужно мы узнали, – самодовольно усмехнулся этот козел. – А остальное ты сам расскажешь.

– Алёша, что за дела? – хмуро спросил я. – Ты зачем меня похищаешь? Меня человек серьёзный ждёт, а ты мне голову морочишь своим всезнайством. Босса твоего отпустили что ли?

– Его и не брали, чтобы отпускать, – самодовольно ответил он.

– Вот как? Значит, вчера на очной ставке был человек очень на него похожий. С руками, скованными за спиной.

– Чего? – протянул Алёша.

– Значит, его прямо вчера и выпустили… – вслух размышлял я. – А это, в свою очередь означает, что либо он согласился сотрудничать с полицией, либо его выдернул кто‑то сильный и могущественный, либо он просто сбежал. Да вот только как сбежать от нескольких мордоворотов? А? Да ещё и от мордоворотов с серьёзной подготовкой. Нет, я лично в побег при таких обстоятельствах не верю.

Про свой собственный побег из бомжатника я дипломатично промолчал и продолжил думать вслух:

– Выходит, снюхался ваш Харитон с ментами, так? Сдал, наверное, кого‑то. Но тебя нет, конечно, ты же нормальный чел, правильно?

– Да нам пофиг, с кем он там сделки совершает, – немного напряжённо ответил Алёша, продолжая гнуть свою линию. – Это у вас, блатных, всё умное западлом считается. А мы плюём на ваши понятия и поэтому делаем вас на раз‑два.

Он нервно засмеялся и похлопал ладонью по сложенному кулаку, демонстрируя, как именно происходит это раз‑два. Впрочем, я скорее догадался, чем увидел, потому что в этой части двора было, хоть глаз коли.

– Он у вас прямо Трамп, – одобрительно подметил я. – Сделки заключает. Со следствием.

Но, с другой стороны, зачем бы Раждайкину перекладывать на вьетнамца работу, которую он мог сделать сам? У него был Усы с командой. Опять же, все ресурсы МВД тоже находились в его распоряжении, учитывая, что он был у меня на обыске. Ну, то есть можно было предположить, что он расколол вьетнамца и решил взять меня его руками. Но это выглядело несколько рискованно. К тому же, доверять Харитону он не мог.