Текст книги "Пепел чужих костров (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

– Кхм. Сглотнув набежавшую слюну, Эддард покрутил шеей и оттянул ставший вдруг ужасно тесным воротник рубахи. Несмотря на некоторое костноязычие северянка была прирожденной рассказчицей. – А…

– По нашим обычаям когда кто-то говорит его не перебивают, книгочей. – Недовольно цыкнула зубом. Духи сердятся когда их перебивают.

– Прости. – Смиренно склонив голову Эддард перевел взгляд на почти прогоревший костер. – Продолжай пожалуйста.

Горянка кивнула и продолжила.

Староста Кабаньей пади новости выслушал. И предложил звать сход. Собрались через три дня. Обсудили. Решили – Надо соседей в Дубравницах проведать и предупредить. Чудище мол, что завелось – баб крадет. Выбрали мужиков от каждого села. Все крепкие, к лесу привычные, кто копьем умеет, кто с луком с измальства, Банко, вон, даже на медведя с одним топором, без собак и рогатины, каждую зиму ходил. Всего шестеро человек. Пару дней ходу. Из шестерых вернулся только один. Через седмицу. Банко. Лишившийся руки и глаза. Отощавший как скелет, со слезящимися глазами и заплетающимся языком, мочился в разорванные штаны и орал что-то о свиноголовых чудищах в человеческой коже, о людях покрытых чешуей, о ходящих на двух ногах гигантских пауках, о пустом селе, о дикой бойне под открытым небом, о страшных жертвоприношениях, о земле, что не хотела уже впитывать кровь, о огромном демоне, что выходил из тьмы и разрывал людей пополам. Ни успокоить, ни расспросить толком его не удалось. Едва выпив пару глотков поднесенной кем-то крепкой браги, Банко посинел, и схватившись уцелевшей рукой за сердце, замертво упал на землю. Староста тут же выслал к стене голубя. И потом еще одного. Для надеги. Другие села стоят в лесу, мало ли что с теми вестниками случилось. Может сова подрала, или еще какая хищная птица. Удвоил ночные дозоры. Выходить за частокол разрешил не меньше чем впятером и при оружии. Две седмицы было тихо. От стены никто не пришел. А потом пропала сразу дюжина человек. Восемь парней и четверо девушек, что вопреки запретам вышли в лес. А еще через седмицу головы двух из них нашли насаженными на колья частокола. Прямо под носом у дежуривших в ту ночь мужчин.

– Как понимаешь, глаза-льдинки горянки буравили ученого не хуже стального сверла. – От Стены никто на помощь не придет. Легионам сейчас не до занюханного одаля на краю леса. Зато мы здесь.

– И… – Абеляр громко сглотнул. – Ваш рассказ… весьма красочен. Откуда вы узнали все эти подробности?

– Прежде чем мы подошли к селу… Сив повстречала охотника, что решился выйти к заставе Легиона. И…. расспросила. – Травница глубоко вздохнула. – Думаю, эта одна из причин почему нас не пустили внутрь села.

– Он в меня из стрелу пустил. – Пожала плечами горянка. – Что мне, надо было его по голове гладить да молоком из сиськи кормить?

– Ты ему обе руки сломала. – Поджав губы, отвернула Кирихе. – И Задушила бы если бы мы тебя не остановили. А теперь, деревенские и говорить с нами не хотят.

– Э-э-э… – Озадаченно почесав макушку, Эддард зябко передернул плечами. Не то чтобы ему верилось в эти россказни, но то, что гибриды существуют он знал. Видел пару чучел в университете. Отвратительные создания. – И что вы собираетесь делать?

– Уже делаем. Нам нужен кузнец. Август и майя стерегут фургон. Барон хоть и дохляк с виду, за себя постоять может, Да и Майя не только травница но и колдунья. А я хожу в лес. Ищу следы. Охочусь. Пару дней назад действительно наткнулась на парочку смешанных. Немного их было, всего пол дюжины, в основном свинолюди. На стаю не тянет, шамана нет… Видимо отбились от своих. Ничего удивительного. Духи говорят, тут рядом нехорошее место. Такие места этих поганцев как свежее дерьмо мух притягивает. Но гнезда я пока не нашла. Было бы гнездо они, бы тропинку к нему протоптали. – На мгновение великанша нахмурилась. – Но их вполне достаточно чтобы черных дел натворить. В общем их бошки я старосте уже через забор перекидала. Остался, судя по следам, последний. Здоровенная тварь. Бродит где-то неподалеку. Пристукну гаденыша, починим фургон и уедем отсюда подальше.

– Ты… – Глаза Аберяра расширились от удивления. – Ты ходишь охотиться на гибридов в одиночку? В Летописях написано…

– А ты видишь здесь кого-то еще кроме нас? – Вскинула бровь горянка. – Делать все равно что-то надо. Уши разуй, книгочей. Кузнец нам нужен, а то так и проторчим здесь да зимы. А по морозу и скотина эта четырехногая околеет и нам несладко придется.

– Но если ты… Гибриды утаскивают пленников, чтобы… Осекшись на полуслове Абеляр отругал себя за тупость.

Она северянка. Ты читал про гибридов, видел гравюры, и пару скверно исполненных чучел пылящихся в запасниках университета. Большинство из «просвещенного общества» вообще считают их не более чем выдумкой. Байкой, чтобы пугать детей. А она живет с ними бок о бок. Конечно, она знает, что с ней станет если она попадет в плен.

– Жрать охота. – Ни к кому не обращаясь вздохнула Сив.

– Можешь взять мою долю. – Мягко улыбнувшись Кирихе, нервно потеребила косу и глянув на Абеляра пожала плечами. – Теперь, надеюсь, вам понятно почему мы так рады что встретили вас. Лишние глаза и руки не помешают. Сив уже третий день не спит. И это скверно влияет на ее характер. Скорее это скверно влияет на характер всех нас.

– Скорее седмицу. Скоро начну видеть другую сторону и засыпать на ходу. – Фыркнула великанша и пододвинув к себе миску с изрядно остывшим супом принялась шумно хлебать варево. – А характер у меня нормальный. Пока еще никто не жаловался. Из тех кто выжил.

–

Первыми ее почуяли собаки. Сначала забрехал здоровенный кудлатый пес Ставра, спустя пару мгновений его поддержала свора охотника Терва, и уже через минуту к этому захлебывающемуся от ненависти и страха хору присоединились все до единой псины села. Борх, не сомневался, что псы боялись. Он умел чуять чужой страх не хуже собак. Она пришла по южной дороге с той проклятой стороны, откуда приходят большинство чужаков. Здоровенная не меньше пяти локтей замотанная в тряпье фигура не торопясь прошла мимо дома Терва, проводила задумчивым взглядом поспешно прячущегося в худой, покосившейся, зияющей дырами конуре волкодава Ставра, и прошагав еще десяток шагов остановилась аккурат за его спиной. Борх окинул взглядом застывшую у пролома в наполовину сгнившем, не сколько создающим защиту, сколько просто обозначающим границы двора плетне, фигуру, походя отметил, высокий рост, широкие плечи, скрывающий лицо глубоко надвинутый на голову угол заляпанного дорожной грязью продранного в десятке мест пледа, торчащие из под него заляпанную грязью косу, покачивающийся за спиной покрытое затейливыми узорами древко тяжелой секиры и глубоко вздохнул – Кто бы сомневался.

– В дом не пущу. – Буркнул он, и не спеша оборачиваться к незнакомке лицом, продолжил свое занятие. Получалось из рук вон плохо. Бесов навес, ни с того ни с сего еще вчера решивший, что ему надоело защищать крыльцо дома от дождя и снега никак не хотел вставать на место.

– У меня есть монеты. – Прохрипела великанша, голосом больше похожим на клекот рассерженной хищной птицы, и осторожно оперлась на жалобно заскрипевший под ее весом торчащий из забора кол. Борх горько усмехнулся, то, что у девчонки проблемы с горлом, он определил, когда она еще только вошла в село. Бесами драный дар. Ну и кому он нужен?

– И жрать не дам, самим не хватает. Проворчал он, и крякнув от усилий поставил опорный столб в вертикальное положение. Навес глухо стукнул о рассохшуюся, местами тронутую плесенью стену избы. Не теряя времени Борх спихнул в яму где покоилось основание столба немного тронутой стужей земли и принялся ее утаптывать.

– Тебе не нужны монеты? – Прохрипела с интересом наблюдающая за его работой горянка.

На то, что эта здоровила с гор Борх готов был заложить собственные зубы. Только клятые горцы могут вырастать такими здоровенными. И такими упрямыми. Ну и островитяне, пожалуй.

– А на кой они мне здесь? Хмыкнул он и отступив на пару шагов скептически осмотрел дело своих рук. Словно в подтверждении его сомнений опорный столб скрипнул и покосился, навес угрожающе затрещав, отодвинулся от крыльца почти на фут. На лицо посыпалась кора, мусор и куски глины. – Мать его.

– Хозяйке своей отдашь. – Пробурчала незнакомка, и кивнула в сторону возвышающегося над деревней холма.

– Проходи, с навесом поможешь, тяжело вздохнул Борх, и взялся за лопату.

– Меня Сив зовут, огромная рука великанши медленно стянула с головы край пледа обнажив худое, костистое, истощенное, покрытое пятнами гематом и частой сетью бледных шрамов, лицо.

– И на кой мне твое имя, девка? проворчал мужчина. Воцарилась пауза. – Борх – ворон, наконец покачал головой он. Лицо гостьи ему не понравилось, слишком бледное, слишком усталое, слишком неживое. А запах мертвечины он учуял, когда она еще только в село зашла. Бесами клятый дар.

–

Изломанная паутина стволов, сучьев, ветвей. Хватающих, скручивающих, царапающих, вспарывающих, режущих. Пронзающих небо цвета стали кривыми кольями. Ветви – пальцы, ветви-руки, ветви-пасти, ветви-зубы. Ищущие, голодные, жаждущие. Горячий, словно в дыхание перегретого кузнечного горна, ветер обжигает и рвет кожу. Перехватывает дыхание. Шипы, пронзающие плоть, иззубренными крючьями рвущие, давящие, впивающиеся в тело, алчно припадающие к кровоточащим ранам. Он хочет закрыть слезящиеся глаза, но не может, сучья уже проросли в веки, шипы проникли в череп, ощетинившиеся хищными побегами почки разрывают мозг. Его распятое в ветвях тело бьется в агонии. Скорченный спазмом желудок подкатывает к горлу, безжалостно сминая легкие, жидкий огонь растекается по кишечнику, но вездесущие лозы проникли и туда, безжалостно скручивая внутренности кусками раскаленной проволоки. Он кричит, но изо рта раздается лишь слабый писк. Лозы раздвигают, рот, крушат зубы, раскаленными гвоздями втыкаются в уши.

– Я ЗАПОМНИЛ, ТЕБЯ, НАСЕКОМОЕ. – От раздающегося, казалось со всех сторон голоса, дрожит земля. – ЗАПОМНИЛ. БОЙСЯ НОЧИ. БОЙСЯ ТЕМНОТЫ. БОЙСЯ ТИШИНЫ. БОЙСЯ, ВРЕМЕНИКОГДА ГРАНИЦЫ НАШИХ МИРОВ РАЗМЫТЫ. Я ИДУ ЗА ТОБОЙ.

Перевалившись на бок Август, с сипением втянул в себя воздух. Затекшее тело прострелила волна боли. Она началась снизу от пяток прошла по телу крушащей все на пути волной и вырвалась из глаз всполохом гаснущих звезд. Желудок свело, рот заполнился чем-то мерзким, кислым и липким, пахнущим гнилым мясом и желчью. Титаническим усилием, отбросив безнадежно тонкое, не способное защитить от ночного холода одеяло, воздвигнув себя на четвереньки, цу Вернстром бросив осторожный взгляд в дальнюю сторону воза – не разбудил ли соседей, отполз от заменяющего ему ложе комковатого, пахнущего прелым сеном и кислым потом тюфяка, и свесив голову с борта фургона сплюнул заполнившую рот желто коричневую дрянь.

Вокруг стояла ночь. Дуб, под которым располагалась стоянка, мерно шелестел потревоженными еле заметным ветерком листьями, принося запахи трав, папоротников, жирной земли и костра. Над лагерем царила тишина. Было довольно светло, только пару дней назад решившая пойти на убыль огромная, невероятно близкая, казалось, только руку протяни, луна раздвинув облака заливала лагерь холодным металлическим светом. Старясь не шуметь, юноша неловко соскользнул с фургона и сделав несколько шагов в сторону, скорчившись упер руки в колени.

Кошмар. Всего лишь кошмарный сон. Не первый, и видит пресветлый Создатель, судя по всему не последний.

Рука Августа будто обретя собственный разум сама собой полезла за пазуху. Неприятно исхудавшие, покрытые царапинами и ссадинами пальцы скользнули в потайной клапан сюртука, обломанные ногти впились в маслянистую массу отколупывая мельчайшие кусочки. Выпростав ладонь из кармана, Август принялся жадно обсасывать застрявшее под ногтями сгущенное спокойствие. Обжигающая, и в то же время замораживающая нёбо, пахнущая чем-то гнилостным, горькая масса растеклась по языку, проникла в пищевод, желудок снова стянуло судорогой, но барон этого уже не замечал. Дыхание кошмара становилось все дальше, страшный голос слабее растворяясь в окутывающем разум вязком тумане. Прорастающие в теле ветви, будто отступили, замерли, отделились от него стеной замораживающего душу льда. Облегченно выдохнув, юноша сел на траву и задрал голову к небу. Скорченное судорогой тело расслабилось. Дрожь сменилась приятной слабостью и теплом. Луна улыбалась в тридцать два зуба.

Как же это… быстро. Надо же… даже звезды видно.

Звезды действительно было видно. Холодные, глумливо подмигивающие, они прорвались сквозь тучи, то появляясь, то исчезая от чего казалось будто само небо смеется над юношей. Эта простая вроде бы мысль всколыхнула в душе Августа волну раздражения.

Они смеются. Все смеются. Все против него. Но он же не виноват, не виноват, не виноват. Это все из-за них, из-за этих двух девок он сейчас такой. Гребаная северянка. Это она. Это все она. Из-за нее он потерял замок. Владение. Имя. Право на наследство и даже называть своих детей, коли они будут именем своего рода. Потерял свою жизнь. Всю жизнь. Из-за нее, грязной варварки, вылезшей из грязной промерзшей норы наполовину животного, он оказался в этом богом забытом селе. Из-за нее он подставил шею сначала под клеймо инквизиторов, потом под вилы и косы озверевшей черни, а после будто этого мало, под клинки раубриттеров, и в конце концов схлестнулся с выползшей из легенд и сказок тварью изнанки. И где благодарность? Лишь издевательства, насмешки да угрозы. Он, мать его, герой! Настоящий герой! Это он вышел во тьму ночи и метнул гребаную бомбу в чудище! Это он разорвал тварь на куски! А гнусная варварка смеется ему в лицо. Это из-за нее он получил клейма, и навлек на себя проклятье. Это из-за гребаной дикарки он превратился в блюющего по ночам, боящегося сомкнуть глаза, вздрагивающего от каждого шороха, полуголодного бродягу, у которого из имущества только расползающиеся по швам рубаха да штаны, рваный сюртук да готовые развалиться от неосторожного чиха, сапоги. А Майя… Стиснув зубы цу Вернсром с шипением втянув в себя воздух сжал кулаки. Майя еще хуже. Она ведь казалось ему почти терпимой. Умной. Образованной. Для черни, конечно. Эти многообещающие взгляды. Эти улыбки. Ложь, все ложь. За маской участия и ласковыми словами, притворяющейся лекаркой ведьмы, таилось лишь змеиное коварство и холодная, мертвая злоба. «Сокращать дозу». Надо же. Будто она не понимает, что хассис, это единственная стена между ним и той пучины кошмара, в который эти клятые девки его толкнули. Но нет. Его Августа цу Вернстрома так просто не возьмешь. Не обдуришь. Да, у него нет ни звериной силы дикарки, ни воистину демонского коварства колдуньи. Но он вдвое умнее этих баб вместе взятых. Он владетель, мать его, в конце концов. Гребаный владетель.

Приглушенно хихикнув, юноша растянул бескровные губы в довольной ухмылке. Он выведал, где хранится зелье. Проследил. В сундуке, с двойным дном. Настоящее сокровище. Не меньше четверти стоуна, притворяющегося невзрачной серо-бурой массой счастья. Зачем этой вертящей задом паскуднице было так много оставалось непонятным. Притворялась овечкой, а на самом деле продавала хассис пиктам? Возможно, вполне возможно. Говорят лесные дикари платят за него по весу золотом. Остальное было несложно. Он взял совсем немного. Кусок не больше фаланги большого пальца. Ведьма этого конечно не заметила. Но при умелом использовании и этого хватит надолго. Очень надолго. Покачнувшись, от внезапно накатившей волны слабости Август чуть не упав, пьяно мотнул головой, разгоняя заволакивающий разум туман, и оскалился еще шире. В сердце тяжко ворочалось что-то темное, злое, жгучее, будто угли от догорающего костра. Майя. Она ведь могла что-то сделать. Сотворить гребаное заклятье. Сделать амулет. Усыпить память. Избавить его от кошмаров. Но не захотела. Как бы он не просил. Она просто поила зельем, которое медленно но верно делало его рабом. Ее рабом. А потом его отвергла.

Вы бредите, господин барон, вам лучше прилечь.

Воспоминание обдало разум потоком ледяной грязной воды, заставив сердце споткнутся а лицо покраснеть от вновь пережитого стыда и клокочущей в груди ярости. Они уже больше месяца в пути. Богами отиметого месяца. У мужчины есть свои потребности. Как смела эта хамка его отвергнуть!? Чернь, безродная крестьянка, его Августа цу Вернстрома, отпрыска одного из древнейших родов Империи!? Да она должна была ноги целовать за то, что он обратил на нее внимание! А дикарка? Юноша с трудом сдержал болезненный стон. До какой грязи он опустился… Она ведь все слышала.

Иди и присунь кобыле, барон, если так невтерпеж. А если еще раз подойдешь к Майе я оторву тебе твое хозяйство.

Тогда он не сдержался, вытащил меч… Вернее попытался вытащить. Большего унижения чем в следующие мгновения он не испытывал еще никогда. Северянка просто схватила его за шиворот и трясла как кутенка до тех пор пока он не потерял сознание. Северная свинья. Неблагодарная нелюдь… Она будет гореть за это на другой стороне. Да будет. Будет гореть. Обязательно. Бог все видит. И наказывает. С трудом воздвигнув себя на ноги юноша пошарил взглядом вокруг. Погасший костер. Горбатая масса укрытого тенями фургона. Мерно качающая головой в такт своим снам, стреноженная лошадка. Чуть слышный храп, устроившегося на сложенных у фургона тюках Эддарда – этого выскочки, так неожиданно появившегося и невесть почему так понравившегося этим девкам. Бегали вокруг него, квохтали как курицы увидевшие петуха, наперебой глазки строили. Шлюхи. Гребаные шлюхи. Налетевший порыв ветра качнул ветви дуба, зашелестела листва, земля под ногами Августа тоже плавно покачивалась, словно море в безветренный день, но обычного умиротворения это не приносило.

А может они заодно? Может это часть какого-то хитроумного плана, цель которого свести его с ума и убить? Может, все было продуманно заранее? Гибриды, инквизиция, клейма, болото, демон?

Поразмыслив над этим некоторое время, цу Вернстром покачал головой. Нет. Его противники хитры и коварны, но не настолько. Он умнее. Намного умнее… Но этот «ученый»… О нет, его так просто не обманешь, Август видел, что скрывается за его сочувствующим взглядом. За сдержанными жестами, за ложным интересом, за его писульками и каракулями. Брезгливость и жалость. Да как он смел, так на него смотреть! И его замечание насчет несправедливости жизни. Неслыханное оскорбление. Абеляры… Мелкий, ничего не знающий род вчерашних купчишек, вся заслуга которого, что, когда один из князей, выходил из спальни жены, застегивая штаны, муж пожелал его милости приятного вечера. Голодранцы, возомнившие себя благородными. Дерьмо. Драное «новое поколение» дворянства. Те, кто настолько беден, что не брезгует искупаться и в выгребной яме в поисках лишнего медяка. Ученый. Три раза ха. Этот хлыщ наверняка просто присосался к цеховым деньгам Академии, как свинья к коровьему вымени. Тратит Императорские налоги на ничего не значащие бесполезные писульки и «экспедиции». Марает пергамент, просиживает штаны в уютном кабинете, и дурит мозги честным людям, потому как ни на что другое не способен. Да как он смел над ним издеваться! А как на него смотрела проклятая дикарка? Как голодная собака на кость. Подумаешь, нарисовал ее голую задницу! Она не имеет право так смотреть! Не имеет! Это не он убил демона, это не он не единожды прикрывал ее спину в бою, не он оберегал ее мудрым словом, при этом терпеливо выслушивая все ее гнусные нападки. Не он спускал с рук ее выходки, и шел за ней ни смотря ни на что. Если бы не данное им слово, слово чести дворянина он бы давно на все плюнул и ушел бы в Ислев. И плевать на награбленные ей деньги, плевать на все. Можно обратится к собратьям, к настоящим потомкам дворянских радов, взять ссуду в банке, уж на корабль до Лютеция ему то точно хватит, а там… Отец не окажет, точно не откажет и тогда… На мгновение сбившись с мысли Август тряхнул головой.

Просто покажи кто тут главный.

Поразительная в своей простоте мысль оказалась настолько свежей и яркой, что заставила юношу вздрогнуть. Точно. Боги насколько он слеп и мягок. Он Владетель. Владетель, а не какой-то безродный щенок. Он справился с демоном, дрался один против пятерых, рубил головы смешанным. Надо показать, кто тут главный. Продемонстрировать, что значит крепкая рука. И выскочке Абеляру, и заносчивой вертихвостке Кирихе, и этой звериной девке. Сделав несколько шагов в сторону костра Август неловко наклонившись подобрал с земли камень. Тяжелый окатыш лег в руку как влитой. Можно конечно вернутся к фургону и взять скьявону. Но честной стали эти выскочки недостойны. Да не достойны. И дело вовсе не в том, что он опасается разбудить эту шлюху Майю или сраную дикарку. Нет, нет. Просто он не хочет никого сильно калечить или убивать. Нет, он не будет убивать. Просто научит хорошим манерам. Да, научит. Преподаст урок послушания. Мысленно представляя, как стонет закрываясь руками книжник, как хрипит выплевывая зубы из разбитого рта великанша, как страстно стонет прижатая к земле Кирихе, юноша не сдержал улыбки. Да. Точно. Так он и сделает. Решено.

Сделав пару шагов в сторону воза Август споткнулся и выпучил глаза. Поляна качнувшись вздыбилась горбом, небо и земля на мгновение поменялись местами, заставляя его пошатнулся взмахнуть руками и с трудом удержав равновесие застыть в нелепой, раскоряченной позе.

Бесы. Титаническим усилием воли вернув себе вертикальное положение юноша замотал головой, пережидая пока верх и низ займут положенные им места. Мир покачивался, будто палуба корабля, желудок сжимался и подкатывал к горлу но это было не важно. Совсем не важно. Вернув улыбку скалящейся с небес луне Август надолго задумался.

А если его услышали? Юноша прислушался. Нет. В возу все так же тихо, под телегой, где обычно устраивалась великанша, виднеется край ее пледа. От тюков и мешков где расположился Абеляр слышится мерное похрапывание довольного жизнью человека. Стоящая поодаль лошадка свесила голову.

Он спит. Спит и ему наверняка не приходится видеть кошмаров. Долбанный задавака. Обосратый счастливчик. Так я ему сейчас покажу, как спать я ему покажу…

Ноги юноши внезапно сделались чудовищно слабыми, руки задрожали и он чуть не выпустил камень.

Что ты делаешь? Ты готов размозжить камнем голову совершенно незнакомому человеку? За что? За то, что он спокойно спит? За то что это не он опьянев от восточной отравы лез с непристойными предложениями к женщине которая кормила тебя с ложечки бульоном пока ты израненный валялся в возу и ныл как ребенок? За то что ему удалось за пол дня найти общий язык с той которая оберегает тебя словно неразумное дитя? За то что этот мужчина не имея ни имени, ни влияния, сумел стать лектором крупнейшего университета в империи не дожив до седых волос? Да ты еще большее дерьмо и трус, чем я думал.

Прозвучавший где-то в глубине черепа скрипучий голос отца заставил его застонать.

– Нет, уж. Больше ты меня с понталыку не собьешь. Я сам знаю что делать. Сам знаю, как мне жить. – Зло зашипел Август и сделав еще один осторожный шаг по направлению к вольготно разлегшейся на мешках, продолжающей беспечно храпеть, до носа завернувшейся в дорожный плащ, фигуре, поудобней перехватил булыжник, и глубоко вдохнул. Еще пару шагов и этот боров подавится своими зубами. Да сначала в челюсть, потом в висок, потом, потом бить до тех пор пока от его тупой башки и месива не останется… Додумать он не успел. Что-то большое, тяжелое и стремительное, бесшумно соткавшееся из теней, нависло над ним пятном тьмы на фоне мрака, схватило за шею, перекрывая дыхание, безжалостно, до хруста смяло и выломало запястье, выгибая его назад и заставляя бросить камень. Стальной обруч на шее сжался, неумолимая сила потянула вверх и Август почувствовал, что его ноги отрываются от земли. В ноздри ударил запах перетопленного жира, лесных трав, и звериных шкур.

– Совсем плохой ты стал, барон. – Тихо проворчала без малейшего усилия держащая его за горло на вытянутой руке великанша, и встряхнув, сучащего ногами, тщетно пытающегося разомкнуть сдавившие горло пальцы, юношу, словно нашкодившего щенка, потащила его к дальнему краю поляны. Все происходило почти в полной тишине. – Ну и что ты удумал? – Приглушенно прошипела северянка глядя ему в глаза. – Что на тебя нашло? Бошки проломить нам решил, пока мы спим? Совсем ум потерял? Думаешь… – Не договорив Сив приблизила лицо к начинающему медленно синеть Вернстрому и совершенно по звериному раздув ноздри с шумом втянула воздух.

– Ясно. – Заключила она спустя пару мгновений и небрежно уронив свою жертву на землю навалилась сверху.

– Отпу… – Жадно проглотивший столь желанную порцию воздуха Август попытался закричать, позвать на помощь, ведь гнусная варварка явно сошла с ума и пытается его задушить, но сообразив, что помощи ждать не приходится, вслепую замолотил руками перед собой, в надежде хоть как-то сдержать натиск нападавшей. С тем же успехом можно было попытаться сдержать лавину палкой. Огромная ладонь запечатала ему рот и нос снова лишив юношу даже надежды на дыхание. Твердое, неожиданно костистое колено придавило его к земле. Ощущение было такое, будто на него обрушился донжон замка. Твердые как гвозди пальцы бесцеремонно и грубо зашарили под одеждой.

– Айе… Точно… – Раздался треск разрываемой материи, и в руках великанши оказался оторванный потайной клапан вместе с его содержимым.

ШЛЕ-ЕП! Она ударила ладонью, но пощечина была такой силы, что получивший было возможность дышать и кричать Август забыл, как это делается. Так его не били никогда. Даже учитель фехтования. Даже когда брат ударил его по лицу деревянным мечом ему не было настолько чудовищно больно. ШЛЕ-ЕП! Следующая, чуть не сорвавшая лицо с костей оплеуха заставила голову барона бессильно мотнутся, в шее что-то явственно хрустнуло, ушах звенело, мир перед глазами поплыл и начал заваливаться куда-то вверх и в бок.

– Может ты сейчас и не понимаешь, барон. Но духи говорят, что из тебя надо выбить немного дерьма. Для твоего же блага. – В руках оседлавшей юношу великанши словно из ниоткуда появился моток даже на вид жесткой кожаной сыромятной веревки. С пугающей легкостью перевалив задушено хрипящего Августа лицом вниз, дикарка споро вывернув ему руки смотала их в нескольких местах, перекинула петлю через шею, и снова затянув узел на запястьях безжалостным рывком затянула веревку. Лопатки и локти юноши затрещали от напряжения, грубые кольца петель впились в кожу, шею снова сдавило, стало трудно дышать. – Так вяжут у нас в горах, барон. Начнешь дергать руками – сам себя придушишь. Вздумаешь разогнуться, или сучить ногами слишком сильно и быстро – петля затянется. Вздумаешь бежать или идти… Надеюсь, ты понял? И еще. Если начнешь орать, я возьму этот гребаный камень и воткну тебе в глотку так глубоко, что он выглянет у тебя из задницы. Еще раз встряхнув Августа великанша снова перевернув его лицом вверх, и цу Вернстром содрогнулся от ужаса и омерзения. Когда-то когда он был еще подростком у его старшего брата был сокол. Гуго. Названный так в честь великого генерала прошлого, Гуго Тоттенхоффа. Безжалостная тварь, совершенный механизм для убийства. Острый клюв способный проломить череп коню. Могучие острые как бритва, когти. Один раз сокол сжал их и поранил руку. Сквозь перчатку поранил. Могучие крылья способные казалось поднимать ветер. Но больше всего юноше запомнились глаза. Черные. Ледяные, безжалостные. И именно эти глаза, глаза крылатого убийцы смотрели сейчас прямо ему в душу.

– Привет, еда.

Голос, прозвучавший в его голове был настолько отчетлив, настолько холоден и настолько страшен, что юноша тихонечко заскулил от ужаса. Нечто огромное, темное, древнее и донельзя холодное с ленивым интересом разглядывало его через глаза Сив. И оно было голодно. В штанах Августа неожиданно стало тепло и мокро. А потом все внезапно кончилось. Окаймленные ледяной синевой провалы в ничто будто схлопнулись и глаза дикарки стали просто глазами. Справа раздался какой-то шум. С трудом преодолев давление стягивающих горло тугих петель, Август повернув голову выплюнул набившиеся в рот листья и землю, и сфокусировал взгляд на подбежавших к месту схватки, растерянно замерших Эддарда и Майю. В руках ученого была зажата трость, травница неловко сжимала в руках копье северянки.

– Что случилось? – В голосе ученого слышалась неприкрытое волнение.

– Она сошла с ума! Она меня убить хоче… – Договорит он не смог. Огромная как медвежья лапа ладонь северянки надавила ему на скулу и он снова поперхнулся землей.

– Уже ничего. – Голос великанши был холоден словно горный ледник. – Похоже, барон добрался до твоих запасов, Майя. Съел слишком много отравы и двинулся умом. Я заметила его, когда он крался к Эддарду с камнем в руках. Вон там лежит та дрянь, что он жрал… Я такое уже видала. Если за пару дней не оклемается… Северянка покачала головой.

– Вы не имеете пра… – Вскинулся было Август, но очередная ленивая оплеуха буквально вбила голову юноши в мешанину земли и листьев.

Дикарка смерила долгим взглядом сначала опустившую копье Майю, потом бледного как смерть Эддарда и надолго о чем-то задумалась глядя на очертания рвущих постепенно светлеющий горизонт гор.

– Надо бы ему рот заткнуть. – Наконец заключила она. – А то так и будет до рассвета орать. – Встав, Сив схватила задыхающегося юношу за стягивающие запястья петли и резким движением воздвигла его на ноги. – Хорошо, что ты взял первую стражу и дал мне немного поспать Эддард. – Заключила она и грубо толкнув цу Вернстрома в сторону опешившего ученого, растянула рот в широком зевке. – Засуньте его куда-нибудь так, чтоб не укатился.

– Сколько он сьел? – Уронив, кажущееся настолько же неуместным в ее руках насколько нелепым было бы появление в церкви голого паяца, оружие, Майя склонилась над наполовину втоптанным в землю куском ткани и обеспокоенно глянула на дикарку.

– Не знаю. Но, похоже, достаточно. – Пожала плечами Сив. – Видишь как дышит. Только… – Почесав в затылке северянка упрямо мотнула косами словно отгоняя от себя назойливую муху. – Нет. Думаю. Дело не в этом.

– Простите. – Покрасневший как рак Эддард опустил свою трость и настороженно посмотрев на сидящего на земле злобно сверкающего глазами юношу оттянул воротник рубахи. – Я давно уже не имел возможности поесть досыта. Вот, видимо и разморило.

– Это север, книгочей. – Криво усмехнувшись, великанша снова зевнула. – Здесь нельзя спать на страже. Можешь проснуться мертвым.