Текст книги "Пожарная застава квартала Одэнмате (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Богуцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

– Пожарный? – спросил надзиратель, приблизившись ко мне и окидывая острым взглядом раскинувшееся пепелище. – Ты здесь старший? Благодарю за труды. Что там случилось, в этом доме?

Я с поклоном рассказал все, что видел. И все, что слышал. Но не то, что думал, конечно, это не мое дело.

– Удар молнией? – удивился надзиратель. – В это время года? Действительно?

В его отставленной руке – упертое в землю копье с крюками под узким наконечником и перекладиной для обездвиживания задержанных. Видимо, по привычке прихватил, прежде чем выдвинуться на дело в город. А может, и действительно могло здесь пригодиться. Очень сподручное пырялово для того, чтобы замысловато, с выдумкой так орудовать на расстоянии. Я рассматривал миротворческий инструмент с отстраненным интересом, что-то подобное очень даже могло пригодиться в нашем огнеборческом деле, где-то на горящей крыше…

– Так сказал хозяин дома перед смертью, – произнес я. – Ничего сверх того мне не известно.

Даже если Курода был убийцей и поджигателем, он уже в ином мире и сам дает ответ за свои дела. А его выжившим близким, жене его ни к чему еще страдать за деяния мертвеца. На ней и без того долгов осталось от мужа без счету…

Ёсида бросил на меня косой, свойственный его званию недоверчивый взгляд, но, ничего более не спросив, меня отпустил. Неприкасаемые, явившиеся с надзирателем, бродили по пепелищу в поисках улик и тел. Хорошо, что братки Икимару убирались в свое логово до их появления…

Ну, вот все и кончилось. Дальше уже не наша ответственность.

И мы оказались в некотором недоумении. Дело сделано. Что дальше?

И все опять решил Нагасиро.

– Ну что? – спросил Нагасиро легко и просто, так, словно только что ничего не произошло, принюхиваясь к собственной хорошо прокопченной подмышке. – Теперь в баню?

* * *

И мы действительно пошли в баню.

…Было заметно, что народ после этого случая на пожаре Нагасиро-то зауважал. Всерьез. А еще у нас после сегодняшнего совсем не осталось чистой выходной одежды. Та, что была, оказалась вся в мелких прожженных дырочках от искр и провоняла дымом.

Пришлось не только в баню идти, еще и одежду в стирку отдавать! И думать о том, что далее носить на службе. Или мы после следующего пожара уже останемся без повседневной одежды. А у каждого из нас ее немного, прямо сказать… и взять особо негде, да и пока не на что.

Расходы росли. Количество дзэни на связке таяло… Та же баня встала нам весьма немало, за пятерых-то. Но принять ее после давешних беспокойств было весьма кстати. Горячая вода и пар смывали все тревоги. Хорошо было лежать в горячей воде, расслабившись и отрешившись от суеты. Так и лежал бы, если бы влетевший в парилку брошенный могучим броском наш человек-гора Саторо Оки не приземлился прямо в общую купальню, едва не сломав дощатый борт и подняв тучу воды и тем почти осушив ее.

– Саторо! – зарычал могучий голос, напуганные люди покидали обмелевшую купальню, пришлось вылезти и мне встречать неведомую опасность самому. Саторо едва поднялся за мной с мокрых досок вплеснувшейся напрочь купальни.

Человек, ворвавшийся следом, был потрясающе, нечеловечески огромен. Великан, гора, Фудзияма на ногах.

– Саторо! – зарычал он так, что мощь его голоса едва не потащила меня по скользкому полу. – А ну вернись, шавка! Я с тобой еще не закончил!

– В чем дело? – громко выкрикнул я, одновременно понимая, что место и время не самые удачные для противостояния, мечей-то у меня в бане нет. А у этого ходячего ужаса оружие как раз всегда при себе, прямо под кожей. Огромные мускулы перекатывались на плечах толщиной с мой торс. Зеваки восхищенно шептались. Волосы у меня на затылке шевелились.

– Ты еще кто такой? – грозно нахмурившись, пророкотал, наклоняясь надо мной, человек-Фудзияма. – Смерти ищешь?

За моей спиной вновь сомлевший Оки, поскользнувшись, сполз без сил обратно на мокрый пол.

– С некоторых пор я начальник этого человека, – с каким мог достоинством ответил я. – Все, что вы имеете к нему, теперь следует решать со мной.

Гора Фудзи усмехнулась в затянутом паром поднебесье:

– Староват ты для посыпанного рисом круга, дедуля, но ценю за решительность. А теперь сделай шаг в сторону, почтенный, будь добр, и я быстро и безболезненно пришибу этого твоего подопечного, никто даже и не заметит, и на том закончим.

Вот тут я очень сильно пожалел, что оставил мечи у входа, под присмотром банщика…

– Никто никого здесь не пришибет, – негромко, но веско произнес новый голос. – Не в моем присутствии. Приказываю всем разойтись.

Я и человек-гора разом посмотрели на нового участника. А это оказался не кто-то, а сам надзиратель квартала Одэнматё, господин Ёсида! Тоже изволили посетить баню после грязного и пыльного занятия на пожаре. Уже чистый, выбритый, свежий, в свободно накинутой верхней одежде – видно, только что спустился на грохот и крики по лестнице сверху, со второго этажа бани, где в приятной компании сослуживцев вкушал послебанный отдых за игрой в сёги и пересказами слухов из Замка…

Человек-гора право на грозный взор надзирателя оценил, а может, по натуре был законопослушен. Кидаться мимохожими борцами в бане это одно, это удаль дурная, но какая ни на есть, а вот кидаться на представителя власти – это другое. Это уже глупость.

– Увидимся еще, Оки, – произнес человек-гора и отбыл в покое на восток.

Оки повозился в бассейне и смог подняться на ноги.

– Что вы не поделили, Оки? – раздраженно спросил я.

– Простите, господин Исава, – громким шепотом повинился мой самый крупный и младший подчиненный. – Не разошлись вот в узком месте, человек уж больно большой. Важный… Место ему я уступил, по-вежеству, а вот спину ему тереть, я уж не обяза. Я хоть и младше, да не из его школы. Вот и порешали, кто кого первым из бани-то вытолкнет…

– Просто не знаю, что сказать, – ошарашенно проговорил я.

– Исава, – не мигая, проговорил господин Ёсида, и от его равнодушного голоса мне стало не по себе. – Полагаю, что в дальнейшем вы сможете внимательнее следить за своими людьми и никто из них больше не потревожит мой послеобеденный отдых. Я очень на это рассчитываю.

– Простите, господин надзиратель, – кланяться в пояс голым было странно… – Приложу все старания…

– Если в остальном все в порядке, я удаляюсь, – произнес почтенный Ёсида и степенно отбыл наверх.

Ох я потом Оки накостылял. По-отечески, в воспитание. Все высказал, что на душе накопилось! И банщику пришлось доплатить за разлитую воду и беспокойство. Расходы одни…

А еще на обратном пути в храм пришлось пройти мимо давешнего еще не остывшего пепелища, и там мы увидели, как копается в пепле парочка людей Икимару! Ничего себе! Совершенно возмутительно!

– Эй вы! – выкрикнул малыш Тогай. – Вы чего там делаете⁈

А эти двое как раз ломали лезвием короткого танто крышку деревянного ящика, который достали из схрона под домом. Никто после нас это схрон, видимо, не искал или не догадались, как найти, а эти ловкие в своем деле ребята его раскопали, пока никто не видел!

– Эй вы! – крикнул уже я, ступая на пепелище, невзирая на только что принятую ванну. Я чувствовал, что остальные следуют за мной не колеблясь, и даже не оборачивался. Я был уверен.

Тут эта парочка сломала крышку, и крепкий голоногий, с длинной щетиной на лице молодец запустил в ящик руку и вскочил со свертком белой ткани в руках. Сверток развернулся, когда он взялся за рукоять меча при нашем приближении. Это оказалось длинное сложенное вдвое белое кимоно из белого ясного шелка, в ярком узоре из цветов, подобных языкам пламени, кажется, это были стремянники долины Мусаси…

Товарищ молодца, малолетка, совсем пацан еще, оглядел, как мы развернутым полукругом приближаемся, и дал деру.

Молодец с добычей, к чести его, не дрогнул, только отступил от ящика, наматывая кимоно на руку.

– Тише, – отозвался, он, – тише, дедуля. Мы же со всем почтением, безо всякого умысла.

– Положи что взял, – приказал я.

– Ну, это нет, – отозвался молодец, пряча сверток в запах своего короткого юката. – Что в руки попало, то пропало. Не взыщи.

– Это вещи женщины, у которой ничего в жизни больше не осталось, – сказал я.

– Свадебное кимоно ей тем более ни к чему, – отозвался молодец, делая еще шаг назад.

– Сухэй! – крикнул его более молодой товарищ, мальчишка, который, оказывается, и отбежал не так уж и далеко. – Давай уже, тут нет никого!

А. Так он и не сбежал, дорогу проверил, нет ли засады со спины. Разумно сработано.

Сухэй дернул краем рта, вроде как улыбнулся, махнул нам рукой и дал деру, вздымая голыми ногами облака пепла.

Мы за ними гнаться, конечно, не стали.

– Вот же низкие людишки, – в сердцах бросил я. – Как так можно опуститься? Как так? Подберем ящик, нужно вернуть его владельцу.

Забрав ящик с собой, нагрузив им провинившегося Саторо, мы пошли в сторону храма Кэйтёдзи.

– Опять стираться, – пробормотал я, глядя на измазанные пеплом рукава. – А время уже обеденное…

– О! Поесть, это было бы неплохо, господин Исава, – подхватил малыш Тогай. – Конечно-конечно, обязательно нужно! Как же иначе-то? Вот только бы вкусно и недорого…

– Я знаю такое место, – мгновенно дал ответ Нагасиро. А он показывал себя отличным старшим. Ну, таки бандой театральной молодежи крутить нужна хватка…

И мы пошли есть.

Еда целых два раза в день! Что может быть более обнадеживающе?

Глава 2
На пути огня

После обеда я поставил отобранный нами ящик в нашей каморке, вышел в низкую деревянную галерею храма и задумался.

Нам была нужна рабочая одежда. Пожарные из Каммигасэки – района княжеских усадеб между заливом и Замком, которых мне уже довелось повидать, носили настоящие доспехи, полный комплект, как на войне. Черные лакированные панцири в разноцветной шнуровке, шлемы, наручи, поножи с гербами их владений – все в наилучшем виде. Ничего подобного мы себе позволить не могли: доспехи стоят непомерных денег, даже самые простые, из прессованной бумаги и покрытые лаком, вроде тех, что когда-то носили пехотинцы Одноглазого Дракона Датэ. Несмотря на вроде бы несерьезный материал, такая кираса держала аркебузную пулю, хотя и не в упор. Нам требовалось что-то проще, конечно, но чтобы защищало от искр, жара и ударов падающей черепицы, что-то на голову и тело, что-то прочное…

Нужно было это что-то придумывать. Простеганные тканевые накидки на тело и плоские прочные пехотные шляпы дзингаса на головы, например. Но так нужно идти к торговцам хлопком и поношенными доспехами. С деньгами.

Окасукэ денег больше дать не мог.

– Простите, господин Исава. Но пока денег нет. Кое-кто у нас и вовсе против сбора новых пожарных, от прежних-то непонятно как избавиться, войдите в положение, прошу. А уж такие траты, да разом, могут привести к неприятным разговорам. Лучше подождать, повременить.

– А что же делать, почтенный Окасукэ? Следующий пожар может быть уже завтра…

– Может быть, обратиться к ростовщику? Если вы этот следующий пожар погасите – деньги будут.

– Вы предлагаете мне самому вложиться в это дело? – удивился я. – Впрочем, я вас понимаю.

Я задумался. Если мне нужна эта работа – мне нужно держаться за нее, делать для нее все и даже более того…

– Вы правы, – со вздохом согласился я. – Где мне найти подходящего ростовщика?

– Я дам вам рекомендательное письмо, – заулыбался Окасукэ.

Ростовщик обитал недалеко от устья реки Сумида. От его дома был хорошо виден остров Рэйгандзима далеко в заливе, с двускатными соломенными крышами приземистых рыбацких домов, весь берег в длинных сохнущих на бамбуковых рогатках сетях. Там жили исключительно поставками макрели ночного лова к столу сёгуна. Тамошних рыбаков, как рассказывал Нагасиро, даже переселили сюда специально откуда-то…

Ростовщик жил в квартале неприкасаемых-эта. И это оказалось неожиданно. Но предсказуемо, кому же еще, кроме купцов, заниматься столь сомнительной деятельностью? Без Нагасиро я это место не нашел бы – узкий проход между домами с улицы, а там, за ними под склоном, оказывается, еще целая деревня притаилась. Внизу, в заросшей ивами в пойме реки. Скрытая и неприглядная.

– Что там у вас? – недовольно спросил ростовщик, хозяин довольно большого дома, какой себе мог позволить отнюдь не каждый приличный горожанин выше по склону, и весьма прилично одетый, и в целом весьма ухоженный, что оказалось второй неожиданностью. – Письмо? Давайте сюда.

Ростовщик прочел письмо, крепко задумался.

– Сколько вам нужно? Десять моммэ серебром? Однако! Отдавать чем будете? Медью? Ха! Давайте так, почтенный господин. Я организую вам сразу поставку товара, что там вам нужно? Простеганный хлопок, выделанная оленья кожа, ремни, медные пряжки. Вот все это и доставлю. А денег я вам не дам, слишком это. Могу со скидкой организовать и пошив. Сами справитесь? Ну как скажете, было бы недорого, а здешние шьют за бесценок. Не хотите? Ну, дело ваше.

Я получил от него накладную на склад, нацарапанную на белой древесине с внутренней стороны ровно расщепленного на дощечки обрезка бамбука, к купцу в районе моста Рёгубаси. Получив обрезок со списком товара, я, чувствуя неуместность вопроса, все же поинтересовался:

– Почтенный, а почему вы живете в таком месте?

– Неприкасаемым выбирать не приходится, – процедил через губу ростовщик. – Беднякам тоже. Накладная у вас? Прошу пожаловать за товаром, и всего доброго. И не забывайте о платежах, я ценю, когда все делается аккуратно.

– Тэ-тэ-тэ, – процедил через губу Нагасиро. – Какие мы важные.

Но трогать наглеца не стал и меня увел. Похоже, что и заемщикам выбирать не приходится…

– Странное занятие и странный человек, – сказал я на пути к складу с товаром. – Не боится ничего.

– Да уж, в Эдо неприкасаемые вконец обнаглели, – ответил Нагасиро, вновь ставший моим проводником. – Ставка за ними присматривает и защищает. Они неплохо тут имеют с должников. Этот поселок здесь давно, когда даже города тут еще не было, а берег заливало разливом реки. Привезли с юга, работают с кровью, мясом и кожей, хоронят мертвецов, наш надзиратель берет из них себе помощников на задержания и вынос тел.

– Да, я слышал. Думал, слухи.

– Правду говорят. Так и есть.

На складе получили материал, носильщики принесли два тяжелых тюка вслед за нами в Одэнматё, а после мы за два дня пошили себе прямо в храме защитные одежды на руки и плечи. Получилось мешковато и душновато, но надежно.

– Ох, жарко будет, – попрыгал нагруженный снаряжением Тогай. – Семь потов сойдет, и в баню не нужно.

– Так лучше, – ответил я. – Целее будем.

– Спасибо, господин Исава, – хором поклонились братья.

* * *

Настоятель Окаи снял из-под края храмовой кровли два висевших там бронзовых изогнутых одноручных багра, приготовленных на случай пожара, и вручил мне:

– Под вашу ответственность, господин Исава, пока не заведете собственные.

– Премного благодарен, почтенный Окаи!

Я собирался вернуть храмовое имущество при первой же возможности.

А покуда мы как могли мы готовились к грядущим трудам, занимая, доставая по знакомым, делая сами.

Как было договорено с Окасукэ и настоятелем Окаи, местом нашего сбора стал задний двор храма Кэйтёдзи. В еще одной выделенной каморке мы хранили инструмент, в другой народ спал вповалку, кроме Саторо Оки. Тот ночевать упорно ходил к себе на Рыбный рынок, но каждое утро первым являлся на сбор и будил остальных. А еще мы получили право пользоваться храмовой кухней в обмен на текущий ремонт по храму и помощь в повседневной уборке.

Я снял с походного ящика горшок с уже вполне зазеленевшим саженцем сосны, вытащил из своих вещей пачку неиспользованных расписок моего бывшего княжества – их мы пустили на заплаты для обклеенных бумагой внешних перегородок храма, разорванных ветром. Строители наши тем временем чинили кровлю, перебирая черепицу. Нагасиро остался клеить мучным клеем бумагу на перегородки, а я взобрался по приставленной лестнице на крышу, разогнулся, оглянулся и вот тут-то и увидел вдруг весь район как на ладони! Вон ворота, вон река и каналы, вон «Обанава» уже под новой, еще светлой, кровлей из дранки среди темных соломенных крыш длинных домов, почти закончили возводить…

Вот, оказывается, где нужно держать человека, дозорного, чтобы следил за дымами!

– Замечательно, а! – прокричал старший, Хаято, полуголый, с повязкой на голове, со стопой плесневелой черепицы в руках, потный от работы. – Как видно-то далеко, а⁈ Вот за что я свою работу люблю! Высоко! Далеко видно!

Я улыбнулся его рвению.

Потом меня учили ходить по черепичной кровле. Это искусство оказалось не таким простым. Ну, не в последний раз на крышу вылезаю. Еще придется, если буду этим делом заниматься. Но на работу в деревянных гэта никому из нас больше не ходить – не устоишь на крыше.

Проходивший в храм настоятель Окаи кивнул мне снизу.

– Нам пора где-то попробовать свои силы, – произнес я, задумчиво глядя на блещущее вдалеке, за устьем реки, море. – Все так воодушевлены. Нам нужно наше первое настоящее дело.

И за делом дело не стало, потому что Хаято, бросив возиться с черепицей, прищурился, пригнулся, приложив ладонь ко лбу от солнца, и выкрикнул, ткнув рукой:

– Эй! Смотрите! Дым!

И это действительно был дым, черный, однозначно пожарный, угрожающий. Горело пышно, горело совсем рядом.

Народ сначала застыл в удивлении, потом мы ссыпались с крыши, потом заметались, хватая то то, то это, роняя и снова поднимая, и сам я, к своему стыду, в этом участвовал по мере сил и слабого разумения.

Потом мы бежали к месту пожара, обремененные баграми, инструментом и защитной одеждой, роняя по пути части снаряжения, возвращаясь и подбирая потерянное. Хвост из соседских мальчишек с гиканьем и песнями тянулся за нами следом.

Да. Тот наш новый выход на пожар оказался собран не лучшим образом. Неприятно и вспоминать.

А в довершение всего Икимару и его молодцы оказались на пожаре раньше нас.

Мы столкнулись с его бандой прямо у Рыбного рынка, за их спинами подымался дым пожара, там уже шустрили его подручные. А сам Икимару с вооруженными баграми товарищами молча преградил нам дорогу. И по всему было видно, что им не впервой бить конкурентов. А нас было мало.

– Стойте где стоите, – спокойно посоветовал нам Икимару издали.

Я не решился скомандовать в атаку и прорвать их строй.

И нам только и оставалось смотреть, как наши соперники возвращаются с дела продымленные, подкопченные, веселые и пьяные, нагруженные прихваченным добром.

– Учитесь бегать, дурачье, – проорал нам верный подручный Икимару, закопченный дымом, потный от работы, тяжело груженный добычей Бурункай. – С дороги!

Очень хотелось дать ему по зубам рукояткой меча. Но я отступил в сторону. И все мои отступили вслед за мной.

Мы разошлись, скаля друг на друга зубы как собаки, по разным сторонам улиц.

Неприятно было.

Потом, спотыкаясь о собственное снаряжение, мы уныло брели к себе на зады, в храм. Чувствовали мы себя до предела униженными.

– Начальник, – несмело спросили меня. – Пожрать бы…

Пришлось еще и вести их кормить.

А деньги опять начали кончаться – на пять-то ртов…

Глава 3
Огненные рукава

Женщину, чей ящик мы принесли с пожарища ее дома, нашли не сразу. И не сразу она пришла в Кэйтёдзи.

– Мы отобрали этот ящик у людей Икимару, когда они копались в развалинах. Нам не все удалось спасти, что-то они утащили, какую-то праздничную одежду, – объяснил я настоятелю. – Неужели нельзя прекратить эту порочную деятельность?

– К сожалению, тут все очень непросто, – покачал головой настоятель Окаи. – И всем будет спокойнее, если удастся сохранить видимость приличия. Это наше дело, и мы должны решить его сами.

– Понимаю, – поклонился я. – Надо бы передать этот ящик несчастной женщине, у нее же совсем ничего не осталось…

– Я дам знать людям, ее приютившим, – кивнул настоятель Окаи. – Ее пригласят. Сейчас у нее другие хлопоты, а средств у нее и не было… Эх, Курода, беспутный муж и отец. В долг жил, в долг похоронили…

Прошла еще пара дней, прежде чем несчастная женщина показалась в воротах храма.

То утро в храме Кэйтёдзи началось как обычно, уборка на прихрамовом кладбище, а затем сотня взмахов мечом, как раз перед скромным завтраком из целого рисового шарика. В походах времен Междоусобицы это был дневной запас пищи пехотинца.

И тогда она пришла. Было это уже сильно после полудня, когда все уже разошлись после обеда, и настоятель Окаи пригласил ее присесть в галерею храма, задавая утешающие вопросы.

Она прошла, не поднимая глаз, словно избегая приближаться к кому-то, кроме настоятеля, осторожно присела на край террасы галереи и робко сгорбилась, словно мокрый воробушек.

Я принес из нашей каморки ящик с пожарища, поставил перед нею:

– Посмотрите, почтенная, мы нашли ваши вещи.

Она не сразу робко подняла глаза. Но она сразу заметила ящик, впилась в него взором, и чувство робкой надежды на лице вдруг разом обрушилось в черную пропасть непередаваемого ужаса, ее рот переломило гримасой немого крика, она громко икнула, подалась назад, и из ее горла вырвался хриплый, как вопль чайки, крик:

– Оно там! Оно все еще там! Нет! Нет! Уберите его от меня! Нет!

И бросилась бежать, безоглядно и бесстыдно оголив ноги, я только ошарашенно проводил ее взглядом.

У ворот она поскользнулась, упала, настоятель Окаи поспешил за нею, помог встать, потом о чем-то расспрашивал или утешал, но она вырвалась и умчалась через ворота прочь. Настоятель потерянно смотрел ей вслед.

Наконец он обернулся и подошел ко мне.

Снял крышку с ящика, переложил несколько вещей, имевших, видимо, какую-то ценность: бронзовое зеркало, пара писем, короткая связка квадратных бронзовых монет – ничего такого, что могло объяснить такую вспышку ужаса.

– Вы говорили, отсюда что-то забрали, – произнес тихо настоятель, глядя на вещи в ящике. – Какую-то одежду.

– Да, один из людей Икимару забрал кимоно, праздничное.

Настоятель резко поднял на меня глаза, его лицо переменилось мгновенно и необратимо, словно у лучника, заметившего цель.

– Свадебное? – негромко спросил он.

– Может быть… Белое такое.

От моих слов лицо настоятеля исказилось так, что я испугался; скрипнув зубами, словно от боли, он мгновенно усмирил в себе непокорные чувства. Кончиками пальцев настоятель медленно опустил крышку ящика и поднял на меня пытливый взор.

– Белое свадебное кимоно? – настойчиво повторил он. – Расписанное узорами по рукавам?

– Именно так, – подтвердил я, сомневаясь, стоит ли. Мне уже было ясно, что все это оказалось очень и очень неладно.

– Вы его видели лично?

– С небольшого расстояния и мельком.

– Она сказала, что ее дочь убила не молния, – произнес настоятель Окаи. – Ее зарубил Курода из-за этого самого кимоно.

– Так ее там не было. Ее за сакэ послали.

– Да, – глухо произнес настоятель Окаи. – Я хотел бы, чтобы вы взглянули кое на что. Я вам покажу.

Он ушел в храм, а вернувшись, вынес бумагу формального вида, с красными цензорскими печатями по краю, а на ней неожиданно изящно изображенное одним движением кисти фурисодэ, праздничное богатое кимоно с длинными рукавами, с огненными языками из цветов долины Мусаси на них.

В прихотливых языках пламени горели, или порхали, мотыльки…

– Фурисодэ белое, китайского шелка, – добавил настоятель. – Узоры красные и черные по рукавам. Я хотел, чтобы вы взглянули. Это оно?

– Да.

У настоятеля словно сердце остановилось, он осунулся, отвернулся, замкнулся, тяжко задумался, запечатав рот рукой так, словно боялся закричать.

А я боялся прервать его глухое молчание.

– Его необходимо найти, – проговорил наконец настоятель Окаи. – Человека, укравшего кимоно. Он в страшной опасности. Он и все, кто может быть рядом.

Помолчав, он добавил:

– Вы помните имя? Того человека?

– Э-э, – я был не готов к такому вопросу. – Кажется, его называли Сухэй…

– Я знаю его, – кивнул настоятель Окаи. – Идемте. Нам нужно спешить.

Он собрал и сложил в стопку бумагу с описанием кимоно и еще несколько листов, кажется, это были каллиграфически исполненные отрывки из Сутры Ядов, печати, защищающие от эманаций скверны. Со времен моего пребывания в монастыре не видел таких…

– Вижу, вы ожидаете худшего…

– Эту вещь ищут уже очень давно. – Настоятель сложил пачку бумаг вдвое и спрятал за запах своего кимоно. – Мы готовились. Идемте.

* * *

Мы подошли к укрытию Икимару, когда солнце уже клонилось к закату, наливаясь алым в дымке над горами, почерневшими до неразличимости деталей. День заканчивался.

И там, на гребне разрушенного забора, мы первым встретили сидевшего в дозоре того мальчишку, сопровождавшего Сухэя.

Пацан вскочил, ловко покачиваясь на камнях стены, готовый дать деру.

– Эй, малец! Подожди! – крикнул я, когда понял, что тот вот-вот сбежит. – Да стой ты! Мы не собираемся тебя ловить! Сухэя позови.

– Ага, щаз, – дерзко отозвался пацан. – Уже побежал. Вы тут никто, проходите куда шли.

– Мальчик, – произнес настоятель Окаи. – Кажется, твое имя Кинтоки? Ты же знаешь, кто я. Нам Сухэй не нужен. Ему досталась одна вещь… очень плохая вещь. Она уже не одного человека сгубила. Мы опасаемся за Сухэя. Или за того, кому он ее отдаст. Ты просто передай ему это, мальчик. Мы будем ждать его в храме Кэйтёдзи. Идемте, господин Исава. Надеюсь, беды не случилось…

Я медленно повернулся и в недоумении последовал за настоятелем. Я бы настаивал на встрече…

– Эй вы, – раздалось внезапно за спиной. – Банда Кэйтёдзи. Стойте.

Мы повернули обратно. Пацан спрыгнул с забора, как воробей с жердочки, и встал от нас на той стороне дороги, чтобы не дотянуться было.

– Я где Сухэй не знаю, он мне не докладывает. Но в Ёсивара у него есть зазноба, он ей это фурисодэ и подарил. Я ее видел, она добрая.

– А где? В каком доме? – быстро спросил настоятель. – Кто хозяин дома?

– Не знаю, – бросил малец. – Я ее на прогулке видел. А внутрь, в бардаки, меня не пускают. Мал еще.

Помявшись, малец добавил главное:

– Сухэй сказал давеча, что заболела она. Врача ей ищет. Онсэн ее звать.

– Найди Сухэя, – приказал мальчишке настоятель Окаи. – А мы идем искать девушку. Может быть, мы успеем вовремя…

* * *

Солнце быстро закатилось за горы, и к воротам Ёсивара, веселого квартала города Эдо, мы подходили уже в темноте, в самое горячее время.

– Эй, воробушки! – развязно бросил нам веселый сторож, когда мы прошли через ворота, увешанные огромными алыми фонарями, как волшебными многообещающими плодами. – Шляпы возьмите! По дзэни штука!

Он протягивал нам круглые соломенные шляпы с низко загнутыми краями, скрывающими лицо, – обычная мера для гостей, не желавших, чтобы их узнали на этом торжище удовольствий.

– Ты знаешь девицу по имени Онсэн? – спросил его настоятель. – Говорят, она болеет.

– На больных девиц у нас тут спрос небольшой, – ухмыльнулся сторож. – А вам-то она на кой, да еще двоим сразу? Я вам подскажу свежих, здоровых и веселых девушек, никаких болезней!

– Понятно… – проговорил настоятель. – Мы тут пройдемся, посмотрим.

– Прыгайте, воробушки, – махнул рукой сторож.

Воробушки – это завсегдатаи Ёсивара, из тех, что без гроша и ходят хотя бы посмотреть на недостижимое, там, куда их никогда не пустят…

– А он не знает меры в своей надменности, – пробормотал я обескураженно, когда мы отошли по главной улице квартала чуть дальше от ворот. – Он так однажды вдруг останется без головы.

– Тут много охраны, – ответил настоятель. – И они всех знают. Сама Ставка за ними присматривает. Ему бояться нечего. К тому же мы же не собираемся ничего оплачивать. А значит, действительно тут на птичьих правах…

Мы останавливались у каждого дома с решетчатой оградой на низком балкончике, за которым сидели девушки, и задавали им свои вопросы. Те смеялись в широкие рукава и не говорили ничего полезного. Мы шли дальше.

До тех пор пока не дошли до огороженного священной рисовой веревкой со сложенным из бумаги белыми лентами квадрата дикого тростника посреди квартала – остатка того самого тростникового поля, давшего название кварталу, места обитания местного духа, перекрестка всех путей здесь, и где за нас взялась та самая охрана.

Пяток мужичков с копьями, под началом толстенького старшего при мечах, вышел на нас из переулка с недовольными лицами.

– И чего вы тут шатаетесь? Не платите, пристаете к девушкам, работать не даете? А? Так, давайте на выход, это вот туда.

– Простите, – кланялся настоятель Окаи. – Мы ищем девушку!

– Уже давно могли найти, если бы искали, – сварливо отозвался старший в карауле.

– Она больна!

– А ты же не врач, – удивился старший. – И у нас вроде никто пока не умер, для священника дел нет. Подожди своей очереди.

– А вы не слишком приветливы к посетителям, – нахмурился я, коснувшись локтем рукояти меча.

Но на старшего это не произвело должного впечатления.

– К посетителям мы со всем расположением, – бросил он, нахмурившись. – Но ведь и вы не посетители. И никто вас сюда не звал.

И его люди сгрудились за его спиной, дерзко выставив челюсти. Давно на меня так не смотрели. С войны, пожалуй…

Дело шло к потасовке, и я только мог надеяться, что обойдется ударами меча в ножнах и что сам получу не слишком много ударов тупым концом древка, прежде чем нас отсюда выкинут с позором.

– Их пригласила я.

Твердый, хотя и нежный, голос остановил едва не начавшуюся драку.

Все обернулись, и я мог увидеть ту самую юдзё, деву веселья, прогулку которой наблюдал несколько дней назад на краю канала, охватывающего Ёсивара.

Она вошла через ворота квартала из города, сегодня в неброском кимоно, но с необычайно богатой, изощренной даже, прической, напоминающей из-за множества заколок скорее паука, чем волосы женщины. За нею следовала скромная служанка, а далее следовал, как всегда, молодец со сложенным зонтиком.

Женщина, дама, юдзё остановилась перед нами, поклонилась старшему, потом настоятелю.

– Настоятель Окаи, – произнесла она.

– Дама Магаки, – настоятель радостно поклонился в ответ.

Она разогнулась, заметила меня и поклонилась и мне, очень благовоспитанная дама:

– Господин пожарный…

Я поклонился в ответ, размышляя, что от нас понадобилось женщине самого высшего разбора в этом месте.

Я уже достаточно пожил в Эдо, чтобы знать, кто ходит в таком сопровождении, и скромный наряд меня не обманул: бант ее пояса все равно был вызывающе повязан впереди.

– Вы ищете Онсэн, – утвердительно произнесла дама Магаки. – Я как раз иду к ней. Ей нездоровится.

– Мы надеялись, что вы нам поможете, – быстро отозвался настоятель. Интересно, как произошло их знакомство…

– Так это ваши гости, госпожа Магаки, – почтительно отозвался старший, кланяясь. – Прощения просим, обознались.

И охранники быстро один за другим скрылись в полутьме своего переулка.

– Следуйте за мной, – бросила дама Магаки, царственно поворачиваясь и следуя по главной улице квартала. Путь перед нею очищался словно сам собой…