Текст книги "Планзейгер. Хроника Знаменска"

Автор книги: Дмитрий Баюшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

Глава 29. Пространство Козырева

– Как-то само собой получилось, – туманно ответил Рэм.

– Почему среднее? – откидываясь на спинку кресла и пристально глядя на Рэма, спросил Жан. Этот парень чем-то заинтересовал его.

– Мне тринадцать лет, – ухмыльнувшись, произнес Рэм.

– Ну, я не знаю, – сказал Жан и вскочил с кресла. – Это черт знает что. Поднатаскай!

Забегал по кабинету, потом сказал:

– Всё, увольняюсь.

Принялся стаскивать белый халат.

Рэм стукнул пальцем по клавише, через пять секунд в кабинет заскочил дежурный по этажу.

– Где пожар? – вскричал дежурный, принюхиваясь. – У меня сигнализация ревёт.

Тут же в дверях появился Мусатов и спросил:

– Лернер не забегал?

Жан невольно посмотрел на монитор, Лернера на каталке не было. Осталась лишь вмятина на белой подушке.

Между тем Мусатов строго осведомился у дежурного, что тот здесь делает?

– Вроде пожар, – сконфуженно ответил дежурный, боком-боком протискиваясь между ним и косяком.

– Сергей Анатольевич, – сказал Бланшар. – Можно вас на минуточку?

И вывел Мусатова в коридор…

Вернувшись через пару минут, Бланшар сказал Рэму:

– Извини, погорячился.

Был он уже мягок, улыбчив, раздражение как корова языком слизнула.

Рэм с недоумением посмотрел на него.

– Пожар – твоих рук дело? – подсев к нему, спросил Бланшар.

Рэм утвердительно кивнул.

– Тройная система защиты, – сказал Бланшар. – Что перепугало Лернера?

– Привидение, – ответил Рэм, давясь про себя от смеха. Внешне, правда, это никак не проявлялось.

– Откуда в пространстве Козырева привидения? – спросил Бланшар. – Там перед человеком как наяву возникает его «субъективное время», его прожитая жизнь. Можно увидеть себя в детстве, можно даже увидеть свои прошлые жизни. Там можно излечиться от тяжелой болезни, но встретить привидение – увольте.

– Пространство Козырева – часть Зазеркалья, – сказал Рэм. – А Зазеркалье – страшная штука, там живут демоны, там блуждают покойники. Это мир мертвых. Думаете, вы со своей стерильной аппаратурой ограждены от Зазеркалья?

– Сопряжение с миром Зазеркалья – наш следующий этап, – нахмурившись, отозвался Бланшар. – Сейчас мы работаем в тестовом режиме. Мы строго ограничены пространством камеры. Вообще-то, эта информация засекречена.

– Пространством камеры, говорите? – сказал Рэм и нажал пару клавиш.

Тотчас на экране монитора появилась бледная ассиметричная вся в расплывшихся кровоподтеках физиономия Дениса Антипова.

– Кто это? – слабо спросил Бланшар.

– Денис Антипов, – сказал Рэм. – То самое привидение из Зазеркалья. Заточен навечно Олегом Павловичем Мортимером, освобожден досрочно бывшим начальником Галереи Шарком. Информация, сами понимаете, секретная.

Бланшар со скучным лицом побарабанил пальцами по столу, вздохнул и набрал телефон Мусатова. Мусатов не успел ответить, как Рэм сказал: «Смотрите» и показал глазами на настенное зеркало, из которого выбирался наружу призрачный Денис Антипов. Выбравшись, он отряхнулся от невидимой пыли и потерял прозрачность.

– Алло, – веско сказал в трубку Мусатов. – Будем молчать или как?

В эту же секунду в кабинет влетел запыхавшийся Лернер. Был он в одних трусах, растрепан, глаза бегали, как у мелкого воришки. Увидев Антипова, вскрикнул «Снова он» и начал опрокидываться в обморок. Рэм подхватил его, посадил, безвольного, на стул.

Из трубки раздались гудки.

– Но почему именно со мной? – с досадой сказал Бланшар, забыв про телефон. – Я приехал заниматься наукой, а не дворцовыми интригами. Русский выучил, будь он трижды неладен.

– Кто-то же должен начинать, – философски изрек Денис. – Вы, уважаемый Бланшар, думаете, что заколотите здесь кучу бабок и, богатенький, уедете в свой Париж? Ошибаетесь. Никто отсюда не уедет. Это большая красивая комфортная ловушка.

– Вот уж дудки, – прошептал Бланшар. Но заколотилось ретивое, предчувствуя беду.

Раздалось щелканье быстрых каблуков, и в кабинет влетел Мусатов. Он сидел на том же этаже, совсем рядом, к тому же определитель номера четко указал на Жана.

– Ага, все в сборе, – сказал Мусатов. – И даже лишние.

Всмотрелся в нездоровое лицо Дениса и добавил:

– Вам бы, товарищ, в здравпункт надобно.

– Чья бы корова мыча…, – сказал Денис, исчезая.

Наверняка сегодня был день открытых дверей, потому что сразу после слов Антипова в кабинет вошел Мортимер. Прямиком с пляжа.

Учуяв посторонний запах, он хищно покрутил носом и вперился большими своими карими глазами в Иеремию. Тот поежился, но остался сидеть на краешке стола, даже, поерзав, устроился этак повольготнее. Мортимер жестом показал ему: выйдем.

В пустынном гулком коридоре Мортимер взял далеко не маленького Рэма за шиворот, приподнял до своего великаньего роста и прошипел:

– Не сметь у меня валандаться с мертвяком. Человеком он быть не может, вот и шастает туда-сюда, вот и наводит поклёп. Понял?

Рэм полузадушенно вякнул, типа того, что понял. Сопротивляться этому слону было бесполезно, такого и трактором с места не сдвинешь.

– Вот и умничка, – ласково сказал Мортимер, опустив Рэма на пол и бережно стряхивая с его рубашки пылинки. – Всё у нас будет хорошо, только ты мне, сынок, помогай. Ты парень талантливый, я таких ещё не встречал. Всё ловишь на лету, не чета этим французам и немцам. Они, конечно, тоже хороши, но до тебя им далеко. Не так уж и много у меня толковых, как ты, помощников. Лады?

Рэм кивнул. Мортимер похлопал его по плечу и спросил:

– Как тебе Жан Бланшар?

– Исполнительный.

– Мусатов?

– Пока не разобрал, – ответил Рэм. – Шныряет туда-сюда…. Мне кажется, они тут дальше носа ничего не видят.

– Такова нынче наука, – сказал Мортимер. – Голый атеизм. С таким багажом трудно уследить, что там, перед носом. Размаха нету, фантазия на нуле, но усидчивость поразительная. Раньше были светлые головы, нынче чугунные зады. Бывай здоров.

И стремительно пошагал к лифту…

Пока Рэм общался с Мортимером, Мусатов попытался узнать у Бланшара, что же тут, в кабинете, произошло после появления Рэма. То есть, конкретно, с одиннадцати до (Мусатов посмотрел на часы) одиннадцати тридцати. Бланшар начал было говорить, но быстро понял, что несет какую-то ахинею, и заткнулся. В самом деле, никакой логики в происшедшем не было, а где нет логики, там трудно найти что-то разумное, поэтому лучше помолчать.

– Может, Рэм объяснит? – сказал Мусатов и бросился к Лернеру, который вдруг начал падать со стула на пол.

– Детсад, – с чувством произнес Мусатов, водворяя Лернера обратно на стул. – Жан, будь любезен, посмотри в шкафу нашатырь. Там должна быть аптечка.

– Нету, – заглянув в пустой шкаф, сказал Бланшар.

Вошел Рэм, мигом оценил ситуацию и отвесил расслабленному Лернеру пару звучных оплеух, после чего тот скуксился, захныкал, но быстро ожил.

Глава 30. Биополе

– Шли бы вы оделись, что ли, – предложил Рэм Лернеру и огляделся. – Какое-то тут у вас сонное царство. Вы не находите, Сергей Анатольевич?

Ушмыгнувший было Лернер приостановился в дверях и вредно хихикнул. Потом исчез окончательно. Не думайте, что он мелкий, тощий и ехидный, вовсе нет. Лернер – юноша среднего роста с уже оформившимся животиком и вьющимися светлыми волосами на голове. Щекаст, постоянно облизывает губы, любит пошутить. Вполне уверенный в себе юноша, а ассиметричного Дениса напугался до смерти потому, что никак не ожидал подлости от окружающих его безвредных зеркал, которые никогда раньше не мешали сладко кемарить. Кемарить за большие деньги – это сущая польза для организма.

Мусатова задело едкое хихиканье Лернера, но наглые слова Рэма просто покоробили.

– Вы, молодой человек, на работе меньше часа, а уже делаете замечание более старшим и более опытным товарищам, – сказал он. – То, что вы протеже Олега Павловича, вовсе не оправдывает вседозволенности.

– Да я ничего, – совсем по-детски смутился Рэм. – Просто с помощью зеркал можно общаться с биополем Земли. Мне, например, интересно, что за цивилизация установила вокруг нашей планеты противометеоритный пояс. Это же интереснее, чем просто дрыхнуть.

Бланшар, не сдержавшись, хохотнул.

– Ты согласен с этим юным нахалом? – тут же повернулся к нему Мусатов, в глубине души понимая, что Рэм, увы, прав.

– А куда денешься? – ответил Бланшар. – Зажрались мы, Сергей Анатольевич, зажрались. Да и Олег Павлович обещал совсем другое. Телепортацию, например, выращивание человеческих органов…. Я уволен?

– Да, да, помню эту конференцию, – в задумчивости произнес Мусатов, расхаживая по кабинету. – Непростое было время. Тогда ещё Научного Центра и в помине не было, а сейчас – вон какие хоромы…. Ну, что тут скажешь? Вы правы, ребятки, а я не прав. Потерял чутье, уцепился за самое легкое. Вот ты, Рэм, что-то там говорил про биополе. А как ты себе это представляешь?..

Когда одетый и причесанный Лернер появился в кабинете, то увидел огорчившую его картину. Рэм сидел на его, Лернера, рабочем месте и с сумасшедшей скоростью работал с клавиатурой, а Мусатов и Бланшар, глядя на то, что появляется на экране монитора, кивали с умным видом и порой изрекали что-нибудь величественное. Что-нибудь типа: «ибо», или «приемлемо», или «а не забыли ли вы, коллега, про постоянную Больцмана?»… Судя по всему, Рэм их не слушал. Он, как понял Лернер, составлял какую-то новую программу, а что Мусатов, что Бланшар в программировании были ни бум-бум. То, что новичок сёк в программировании, было хорошо, плохо было то, что он расположился на его, Лернера, месте…

– Ну, вот, – сказал Рэм, откинувшись на спинку стула и положив руки на колени. – Есть желающие?

Посмотрел по сторонам. Желающих не наблюдалось.

– Тогда позвольте мне, – сказал Рэм, поднимаясь. – Управление прежнее, можно в ручном режиме, а можно в автоматическом. Куда идти?

– Стоп, стоп, – остановил его Жан. – Что значит – в автоматическом? Такого раньше не было.

– Не было, – согласился Рэм, – но в автоматическом удобнее. К тому же оператор, то есть вы, Жан, может не успеть за моими командами. Я уж, так и быть, буду общаться с Матушкой напрямую.

– Вот так запросто? – усмехнулся Мусатов – пусть и молодой ещё человек, но сторонник методов традиционных, требующих проверок и перепроверок, а не огульных, когда всё решается ударом топора. То есть, наобум лазаря, без возможности восстановления, отката.

– Этажом ниже, бокс 433, – сказал Рэму Бланшар. – Если что пойдет не так, я вырубаю систему.

– Не надо, – сказал Рэм. – Вы меня убьете. Поставьте на автомат и не вмешивайтесь. Что бы ни случилось.

– Запрещаю, – вмешался Мусатов, стараясь быть строгим. Получилось не очень.

– Тамаре запрещайте, – улыбнулся Рэм. – Хотите, чтобы вам приказал Олег Павлович? Могу устроить.

И вышел.

Ну, ни капельки уважения. Мусатову только и оставалось что утереться. Возникла вдруг гордая мысль бросить всё к чертовой бабушке, уволиться, потом благоразумие победило. Внешне это проявилось в том, что Сергей Анатольевич внезапно покраснел, гневно задышал, потом так же внезапно сделался прежним…

– Вот он, – сказал Бланшар, кивнув на монитор.

Рэм лежал на каталке и улыбался, потом подмигнул Жану и закрыл глаза.

Бланшар нажал нужную кнопку…

Рэм очутился внутри ослепившей его зеркальной сферы, которая начала крутиться поначалу медленно, потом всё быстрее и быстрее. Какое-то время он ощущал, что лежит на прохладной простыне, но вскоре забыл про это, полностью переключившись на работу подсознания.

Когда бедная его голова уже готова была взорваться от бешеного мельтешения, он приказал сфере остановиться. Странное дело – она немедленно остановилась. Затем растворилась, открыв перед внутренним взором Рэма бесконечное и унылое серое пространство. Боже, как здесь было тошно.

Он приказал убрать это убожество. После этого далеко-далеко на горизонте начала заниматься заря, сначала узкая слепяще-белая полосочка, потом ленточка, а вскоре всё вокруг заиграло нежным розовым светом.

– Ты не человек, – сказал приглушенный женский голос.

Рэм понял, что обращаются к нему.

– Но я мыслю, – ответил он. – И я не биоробот. По замыслу я должен был заменить нынешнего человека.

– Пусть так. Значит, ты проект. Именно поэтому ты обращаешься ко мне с инфицированной территории?

– Как, то есть, инфицированной? – не понял Рэм. – Нормальная территория, всё растет, всё плодится.

Вместо ответа он увидел часть земной территории сверху, с большой высоты. В центре красовался гнойного цвета маленький пузырь, который потихоньку пульсировал и помаленьку увеличивался. Под пузырем появилась надпись: «Масштаб времени: в одной секунде – десять суток», вслед за чем пузырь стремительно увеличился и занял половину обзорного пространства. На поверхности пузыря пунктиром обозначилась площадочка в одну двадцатую его величины, под площадочкой появилась надпись: «Первоначальный размер Объекта». Далее пузырь сделался прозрачным. Обведенный пунктиром Объект был зеленого цвета, то есть, как бы занят лесом, остальная же площадь до нового периметра цвет имела совершенно непотребный и смердело от неё соответствующе.

Да уж, показано всё было весьма реалистично.

– Что будет с инфицированной территорией? – спросил Рэм.

Ответа не последовало.

– Что будет с Объектом? – не отставал Рэм.

Молчание. Да что же это такое?

– Вернуться ли серафимы?

– Об этом мне не докладывают.

Розовый свет замигал, начал понемногу гаснуть.

– Если не секрет: кто построил противометеоритную защиту? – спросил Рэм, чувствуя, что связь вот-вот прекратиться.

– Повелители Венеры.

Розовый свет погас.

Рэм открыл глаза, захотел сесть, но голова закружилась, и он решил не спешить. На всякий случай подмигнул в черный глазок видеокамеры.

– Порядок? – сказал искаженный динамиками голос Мусатова. – Поднимайся к нам.

Глава 31. Флешка

– Что-нибудь видели? – спросил Рэм, заходя в кабинет.

– А как же, – ответил Мусатов. – И сразу возникает вопрос: что значит «Ты не человек»? Ты обращённый?

Бланшар с Лернером смотрели на Рэма, первый с недоумением, второй с плохо скрытым злорадством.

Рэм улыбнулся и утвердительно кивнул.

– Вот тебе, бабушка, и тринадцать лет, – пробормотал Бланшар. – А кто такой обращённый? Суперчеловек?

– Я, вроде, отвечал, – сказал Рэм. – Или этого не было?

Бланшар открыл было рот, но Мусатов жестом остановил его.

– Наверное, над программой нужно поработать, – сказал он. – На записи сплошные помехи, работал только динамик, да и то с пятого на десятое. Первые твои слова разобрать можно, а дальше увы.

– Можно посмотреть запись? – спросил Рэм.

– Пожалуйста.

Запись на внешнем носителе была, но такая, как будто рядом включили генератор помех – ничего не разберешь.

Это было весьма странно.

Бланшар вновь открыл рот, но Мусатов сказал:

– Всё, вопрос исчерпан. Идите, господа исследователи, пообедайте, а после обеда в библиотеку – повышать свой теоретический уровень. На сегодня испытания закончены. Жан, будь любезен, пройди ко мне.

Рэм чувствовал себя оплеванным. Вроде бы всё шло хорошо, контакт-то был, да ещё какой. Для первого раза ого-го какой контакт. Да и в программе он не сомневался. Какое может быть сомнение, если диалог состоялся. Не мог же он сам придумать про Повелителей Венеры…

Рэм плелся следом за вышагивающим впереди Лернером, у которого каждый шаг был, как его, Рэма, полшага, и злился. Злиться, конечно, было не хорошо, но отвлекало, однако нет-нет, да и всплывали этакие раздраженные нотки. Типа: нет, это ж надо придумать – повышать свой теоретический уровень. Замучаешься пыль глотать в этой библиотеке. То ли дело родной комп. И так далее, и тому подобное…

Мусатов тем временем вызвал Саврасова и вместе с Бланшаром отправился к Мортимеру.

При его появлении Тамара расцвела, как майская роза, но Мусатов ограничился тем, что поцеловал её нежную душистую ручку и, пропустив вперед Бланшара, вошел в кабинет начальника.

– Ну-ка, ну-ка, – с этими словами Мортимер взял флешку, которую положил перед ним на стол Мусатов, и подключил к компьютеру.

Молча просмотрел запись и спросил:

– Кто ещё знает кроме вас четверых?

– Никто, – ответил Мусатов.

– Пройдите, господа, в этот кабинет, – Мортимер показал на неприметную дверь за своим столом и встал.

Через пять минут в очищенной памяти Мусатова и Бланшара не осталось ни намека на несанкционированный эксперимент Иеремии. Оба с удивлением обнаружили себя в удобных креслах в кабинете Мортимера, который сказал им следующее:

– Впредь, господа, поаккуратнее с Зазеркальем. Ещё чуть-чуть, и пришлось бы вас помещать в желтый дом. Я думаю, с экспериментами нужно повременить.

– Да? – расстроенно сказал Мусатов. – А так хорошо начиналось. Даже Лернер, Олег Павлович, сам Лернер рвался в бой. Ай-яй-яй. А что случилось-то?

– Вы ещё спрашиваете, – расстроенно ответил Мортимер. – Как в старинном фильме: бах, трах, всё вдребезги, сплошной сероводород. Полна комната рогатеньких. Куда же это вас занесло-то, дорогие мои? Нет, это не наука, господа, это чистой воды шаманство…

Пообедав, Рэм и Лернер вышли из столовой и честно направились к массивному библиотечному корпусу, но едва вошли в его густую тень, тут же получили резиновой дубинкой по черепу. А когда, спустя двадцать минут, очнулись на деревянной лавке под окнами библиотеки, то никак не могли вспомнить, как они здесь очутились и долго таращились друг на друга. Естественно, недавние события из головы вон, напрочь, будто их и не было…

Мортимер был прав: в кабинете молодых ученых вся аппаратура была вдребезги и сильно пованивало. Но рогатеньких не было.

– Их ещё тут не хватало, – проворчал Мусатов, мучительно раздумывая, куда же теперь распределить молодежь.

Зазеркалье было весьма перспективным направлением. Жаль, жаль.

– Ты, Жан, иди, – сказал Мусатов, устало опускаясь на стул и силясь вспомнить что-то, связанное с этой комнатой. Что-то ведь было. Но что?

– Как иди? – удивился дисциплинированный Бланшар. – А прибраться?

– Да, да, приберись и иди, – согласился Мусатов. – Не могу понять.

– И я, – сказал Бланшар. – Но, помнится, Рэм менял программу. Зачем?

Он быстро и умело снял боковую стенку системного блока. Винчестер был цел. И проверить – менял ли Рэм программу, на исправном компьютере была пара пустяков.

Бланшар начал отворачивать крепежные винты, фиксирующие жесткий диск, но обесточенный винчестер вдруг задымил, зачадил и быстро превратился в кусок черного спекшегося железа…

Проводив Мусатова с Бланшаром, Мортимер включил было крамольную запись на флешке, но тут в кабинет к нему ворвалась расстроенная Тамара и, сдерживая слезы, принялась жаловаться на судьбу.

Уж эти люди, как они со своей вечной дурью надоели. Но нужно было терпеть, нужно было быть выше этого.

– Ну-ну, – выключив запись и поднимаясь навстречу Тамаре, мягко сказал Мортимер.

Она уткнулась лбом в его живот и ну рыдать, что-то бормоча при этом. Он разобрал одно слово «Сережа».

– Что Сережа? – спросил он. – Не попрощался?

Она заревела белугой.

– Ты уж его прости, беднягу, – сказал Мортимер. – Пока он был у меня, его оборудование взорвалось. Напрочь.

– Напрочь? – она подняла голову, в глазах был ужас.

Можно было подумать, что она знала, что такое «оборудование».

– Бывает хуже, – сказал он, потихоньку отпихивая её. – Хорошо, что его там не было…. Ты иди, иди, голуба. Через час он тебе позвонит и пригласит на банкет. Сегодня же день города. Но для избранных, будет от силы человек тридцать-сорок. Каждому приготовлен подарок.

– Ура, – воскликнула она и, счастливая, окрыленная, помчалась на своё рабочее место.

Нет, Мортимер не соврал во благо, сказал чистую правду. Сегодня был день города, выбранный достаточно произвольно. Приблизительно где-то полгода, плюс-минус лапоть. И он уже заранее обзвонил человек двадцать, которых хотел бы видеть на этом вечере, а пригласить ещё десяток-другой – что за проблема? Пусть поедят вкусненького, пусть порадуются царским подаркам, пусть лишний раз восхвалят щедрого Олега Павловича Мортимера. Авось зачтется.

Но к делу. Он вновь, внимательно, с остановками, просмотрел уникальную запись. Это для человека с его убогой аппаратурой Планзейгер представлял непрошибаемую физическую и визуальную защиту. Для матушки Земли не существовало преград. Судя по всему, инфицированным участком являлась площадь от старого до нового периметра Объекта. Старый Объект, как собственность Серафимов, был неприкосновенен, прочее подлежало уничтожению.

Или нет? А если да, то каким образом? Любопытно было бы посмотреть, что ещё по меркам Земли является инфицированным. Москва, скажем, подлежит уничтожению? Грязнющий ведь город, в котором дышать нечем. Город, как грибком подточенный налом и безналом, где во главе угла только выгода, где порядочному человеку страшно трудно. Как она, родимая?