Текст книги "Планзейгер. Хроника Знаменска"

Автор книги: Дмитрий Баюшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Глава 39. Шарк-Шарк

Следующее помещение было занято хитрыми механизмами, которые свертки разворачивали, их содержимое помещали в контейнеры на колесиках, а упаковку бросали в мусорный бак, который безостановочно сновал по залу от механизмов к пышущей жаром печке, куда самостоятельно опоражнивался.

Дергунов заглянул в один из контейнеров и заскучал. Там внавал лежала груда тел.

– Пошли отсюда, – сказал Дергунов, но Черемушкин вынул из кармана видеокамеру и принялся снимать.

Снял механизмы, печку, поснимал содержимое контейнера и то, как контейнер сам собой покатил к стене, в которой открылся черный проем.

Он прекрасно понимал, что Мортимер не одобрит его действий, больше того – одним движением мизинца лишит всего, что так щедро и незаслуженно надарил в виде аванса, но ничего не мог с собой поделать. Какая-то неведомая сила заставляла его фиксировать происходящее на видеокамеру. Похоже, и Дергунова это неведомое тоже зацепило. Он с горящими глазами показывал, что и откуда лучше снимать, чтобы вышло посмачнее, чтобы хватало за живое.

В третьем, далеко не последнем зале, находилось самое интересное. Здесь в зарешеченных клетках находились действующие экспонаты, иначе не назовешь. Мужчины и женщины, дети и старики, кто в чем. Вот трое парней, сросшихся плечами, – эти наверняка из давешней демонстрации, которая попалась им на улице Зомбера. Вот бомж, которого изметелил кто-то из местной полиции, сидит, поматывая нечесаной башкой и подвывая. Черемушкин постучал по клетке, бомж испуганно отпрянул, втянул голову в плечи.

А вот и Иеремия. Их даже двое, один пацан, другой белобрысый бугай, и всё это он – Иеремия.

– Узнал? – спросил Черемушкин, не переставая снимать, потому что это уже было конкретно, с этим человеком они уже встречались. Или не с человеком?

– Узнал, – отозвался мальчик.

Плечи у него затряслись, на глаза навернулись слезы.

– Почему вас двое? – спросил Черемушкин.

– Теорий много, а ответа нет, – сказал младший Иеремия. – Такого не должно было быть, однако факт налицо.

– И давно с вами такое? Это больно – разорваться надвое?

– Даже не почувствовали, – пробасил бугай. – А случилось это в тот же день, когда вы приходили за сумкой. Ближе к вечеру.

– Выпустить? – спросил Черемушкин, прицениваясь к висящему на двери амбарному замку. Если подцепить ломиком, то запросто можно открыть. Главное – найти ломик.

– Мы на воле и часа не проживем, – отозвался младший. – Подпитки не будет. А здесь тепло, кормят.

– Порвут нас на воле, – произнес бугай. – Куратор запросто найдет. Он теперь, я слышал, носит фамилию Берендеев. А про подпитку младший верно сказал: нет у нас, у коренных, источника бесперебойного питания, чтобы жить на воле. Что там мечтать о тонкопленочном квазиисточнике, даже завалящего микроаккумулятора нет, чтобы к розетке подключиться.

Черемушкин согласно покивал, дивясь про себя начитанности бугая. Хотя, известно же, что рогатый силен в точных науках. А эти несчастные в клетках – его создания.

– За что же вас сюда-то посадили? – спросил он.

– А ни за что, – ответил бугай. – Мы, парень, создания переходной стадии, переходные создания. Надежда на нас была большая, это мы должны были заселить территории будущего, но что-то пошло не так…

– Власть сменилась – вот и вся «не так», – сказал из соседней клетки старый весь в морщинах обращённый. Он стоял, держась за прутья и навострив лопоухие уши.

– Так что теперь мы творения не вашего Господа, а нашего, – ввернул бугай.

Выходит, изначально эти несчастные были созданы Господом, а вовсе не рогатым. Ну-ну.

– Всех в одну ночь забрали и сюда, – сказал лопоухий. – Как в тридцатые годы при большевиках. Репрессия, однако.

Бугай согласно покивал, потом сказал проникновенно:

– Шли бы вы отсюда подобру-поздорову, пока Шарк-Шарк не нагрянул.

– Уже идем, – сказал Черемушкин, понимая, что Иеремия прав и что если их схватят – толку от видеосъемок не будет никакого. – А кто эти несчастные в свертках?

– Это отходы производства, – ответил старший Иеремия.

– Эй, – сказал мальчик, протягивая Черемушкину завернутый в полиэтилен плоский бумажный кулёчек. – Спрячьте, чтобы никто не видел.

И тихонечко добавил:

– Это для Леры.

В отдалении пронзительно заскрежетал металл, заглушив последние слова мальчика. Черемушкин сунул кулёчек в карман и тут же о нем забыл.

– Меня-то за что? – провыл кто-то поблизости.

– Надоел уже, – с отвращением сказал бугай. – Ноет и ноет. Тьфу. Интеллигенция гнилая.

Черемушкин присмотрелся: в клетке через одну тосковал поэт-лирик Язвицкий. Схватившись руками за толстые прутья, он смотрел в их сторону и тихонько, как щенок, поскуливал.

Черемушкин подошел, сказал утешительно:

– Поэты во все времена гонимы. Мужайтесь, товарищ.

Язвицкий замолчал, всмотрелся в него и сказал:

– Я, значит, тут, а ты на воле? Вот он – блат. Сколько Хозяину заплатил, иуда?

Потянулся к Черемушкину руками, да они далеко не пролезли, прогалы между прутьями были узки. А так-то, если бы не клетка, обязательно бы дотянулся – ручищи у него с той памятной ночи в клубе пишущей братии значительно выросли и достигали уже пола.

– Да, брат, до Пушкина тебе далеко, – злорадно сказал Черемушкин. – Тот бы ямбом убил.

И отошел, хихикая. Сделал он это вовремя: Язвицкий побагровел, мелко-мелко задрожал, мгновенно вспух и неожиданно лопнул, обдав окружающее желтой масляной жидкостью. Тело его съежилось, потемнело, сделалось похожим на мумию.

– Забыл предупредить, – сказал Иеремия старший. – У неё, у интеллигенции, это бывает. От зависти. На то она и гнилая.

И вдруг забормотал, но так, чтобы его слышали:

– Быстренько отсюда. Шарк-Шарк идёт.

Тут и Черемушкин услышал, что кто-то быстро приближается, волоча ноги по полу. Кинулся к выходу. Дергунов сделал это чуть раньше. Вдогонку вразнобой орали: «Ату их. Вон туда поскакали. Держи шпану». Выслуживались…

Уже на лифте, куда они уместились вдвоем, Черемушкин увидел Шарк-Шарка. Тот был высок и толст, передвигался вперевалку, одет в застегнутый до шеи коричневый кожаный плащ. Шея была мощная, длинная, гибкая, отливала серебристой чешуей, венчала её маленькая змеиная голова с ужасными, завораживающими глазами.

Черемушкин навел на него камеру, нажал кнопку. Из встроенной видеолампы вырвался вдруг острый красный луч и ударил Шарку в левый глаз, после чего окно видоискателя погасло.

Остановившись, Шарк часто-часто заморгал, потом начал протирать буркала, это спасло беглецов. Лифт поехал вверх

Шарк вскинул когтистые руки, но не достал. Когти со скрежетом, высекая искры, царапнули основание лифта, который через секунду сравнялся с полом первого этажа.

«Жаль, не снял этого Шарка», – подумал Черемушкин, пытаясь догнать Дергунова, который мчался впереди со скоростью хорошего рысака.

Вот оба вломились в кусты, которые их не остановили, напротив придали прыти, потому что показалось – Шарк догоняет.

Треск стоял на весь лес.

На последних метрах Черемушкин обогнал-таки Дергунова, первым заскочил в машину на переднее сиденье и выпалил: «Гоните, Сергей Сергеич. Гоните».

– Куда гнать-то? – невозмутимо осведомился Семендяев. – Вперед или назад?

Черемушкин огляделся. Никто их не преследовал.

– Домой гоните, – сказал он, отдуваясь и вытирая взмокший, исхлестанный ветками лоб. – Ну и влипли же мы.

– Куда влипли? – уточнил Семендяев, разворачивая машину.

– Потом, – сказал Черемушкин, а Дергунов вздохнул.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1. Был он красив и грозен

Дома у Семендяева Черемушкин ни разу не был, не довелось. Сергей Сергеич жил один, жена померла пять лет назад, а деток Бог не дал. Двухкомнатную свою квартиру держал в чистоте, на ночь в спальне протирал пол, чтобы воздух был свежее.

В прихожей Семендяев выдал ребяткам тапки, велел посмотреть в гостиной телевизор, пока он приготовит ужин. Дергунов присмирел, уже не тыкал генералу.

По телеку по всем программам гоняли бездарные сериалы российского производства. Жаль их не видел Язвицкий, то-то бы воспрял духом, почувствовал бы себя на этом унылом фоне гением пера.

– И чего полезли? – сказал Дергунов ни к селу, ни к городу. В кресле ему, видите ли, сидеть было неудобно, всё чего-то ёрзал, то на правый подлокотник обопрется, то на левый.

– А что мы, собственно, сделали? – отозвался Черемушкин, успокаивая скорее себя, чем Лёшку. – По большому счету мы по-прежнему в Хронопоиске. Поступил сигнал, на который отреагировали. В чем криминал?

– Должен признаться, – понизив голос, сказал Дергунов, – что меня будто взяли за шкирку и силком заставили всё это сделать. Это сейчас начинаешь спрашивать: на кой ляд было лезть на рожон? Там и сомнений не было.

– У меня то же самое, – признался Черемушкин и вполголоса добавил: – Про камеру помалкивай, она у нас прекрасно работала.

– Камеру, положим, я и в руки не брал, – возразил Дергунов. – Ты сломал, ты и выкручивайся.

– Ишь ты какой, – сказал Черемушкин. – Если бы не камера, мы бы тут не сидели.

– Ребятки, к столу, – зычно позвал генерал. – Два раза не повторяю.

Куриный суп с домашней лапшой был изумителен, ели молча, истово, причавкивая. Второе, голубцы со сметаной, также не дали расслабиться. Это ж надо так готовить! Зато малиновый кисель, холодный, как лед, тугими пластами, прямиком из холодильника, мог подождать.

– Вы, ребятки, не переживайте, – откидываясь на спинку затрещавшего под ним стула и отдуваясь, сказал Семендяев. – Это наша работа, мы обязаны реагировать на запросы населения. Если что – валите на меня, я привычный.

Помолчал и добавил:

– Посмотрим, что вы там наснимали…

Камера была классная, Семендяев привез её год назад из Японии, знакомый кейши (полицейский) подарил. Она имела приличную память, где-то 30 гигабайт, и напрямую подключалась к компьютеру – перекачивай, если знаешь код доступа. Семендяев, естественно, знал…

Итак, камера была классная, чистенькая, не помятая, вот только видеолампа почему-то не работала. Семендяев покосился на скромно потупившихся, ожидающих показа ребятишек, и подключил камеру к компьютеру. Пошли первые кадры.

Просмотрев видео, Семендяев сказал:

– Удивляюсь уважаемому Мортимеру. Стереть эту запись для него что два пальца облизать. По идее мы сейчас ничего не должны были увидеть. Что ж, заслуженно вдарим по киселю…

Утром бодрый, заряженный оптимизмом Разумович позвонил в дверь своего патрона. Семендяев с ребятами уже позавтракали, уже были готовы ехать в столицу.

– Человеком стал, – похвалил Разумовича генерал. – А-то всё работа, работа, никакой личной жизни. Верно, Фима?

Тот заулыбался в ответ…

Семендяев был прав – Мортимеру ничего не стоило ещё на Объекте, в так называемой Галерее, которой ведал Шарк-Шарк, стереть информацию с карты памяти шпионской видеокамеры, и он попытался это сделать, но увы – руки оказались коротки. Кто-то более могущественный наложил запрет. Мортимера это взбесило, однако он умел ждать, решил не показывать раздражения, тем более что впереди было дело гораздо большей важности.

Останки Пращура были тщательно очищены от всего лишнего, что могло внести искажения в процесс восстановления, обработаны в камере ультиматонов и помещены в огромную голубую капсулу со стеклянным окошечком для наблюдения. Через час, заглянув в окошечко, Мортимер нажал кнопку «Открыть».

Капсула распахнулась. В ней, свернувшись клубком, дремал гигантский змей с львиной мордой и багровым оттиском S на покатом лбу. S означало Samael. Знак этот, а лучше сказать клеймо, во времена оные был поставлен архангелом Михаилом. Так выжигают клеймо на лбу оголтелого преступника, чтобы все знали – это вор, это тать, это нежить.

– Самаэль, – позвал Мортимер.

Змей приоткрыл выпуклые черные глаза, ловко, невзирая на размеры, клубком перекатился из капсулы в зал, затем, встряхнувшись, встал на четыре крепкие когтистые лапы. С треском расправил перепончатые крылья, и оказался вовсе не змеем, а скорее драконом длиною около шести метров и высотой метра четыре.

– Эй, эй, полегче, – сказал Мортимер, отступая от крыльев, обрамленных острыми, как бритва, стальными пластинами.

– Простите, господин, – прорычал Самаэль, садясь на задние лапы и обвившись гибким, раздвоенным на конце хвостом. Хвост этот, остро заточенный, отливающий металлическим блеском, также был грозным оружием.

Был он красив и грозен. Его бронированную поблескивающую чешую не взяла бы даже автоматическая пушка.

– Я знал, что вы придете, господин, – понизив голос, чтобы не оглушать, сказал Самаэль. – Где Лилит?

– Будем искать, – ответил Мортимер.

Он соврал. От Лилит осталась лишь частичка черепа с золотым венцом, которая нынче была внедрена в Небироса, зубами не отдерешь.

– Я так и останусь зверем или таки смогу принять истинный вид? – спросил Самаэль.

Мортимер развел руками…

Жилище Самаэля располагалось неподалеку от Резиденции Мортимера внутри покрытого соснами холма, в хорошо вентилируемом бункере, с выходом через горизонтальную шахту на берег Стеклянного Моря. Выход, он же вход, был надежно защищен бронированной заслонкой диаметром три метра, цвет которой в зависимости от времени года мимикрировал под окружающую среду. Бункер был соединен подземным переходом с Резиденцией. Всё это, естественно, строилось заранее, без спешки. Самаэль своим теплым чистым жилищем остался доволен.

Ночью дракон покинул бункер, полетал, наращивая скорость, над Стеклянным Морем, затем взмыл вверх, к стылой, ослепительно белой Луне. В ночном черном небе не было ни облачка, и кое-кто из знаменских полуночников заприметил на фоне четкого белого диска странный непривычный силуэт.

Самаэль летел со страшной скоростью и вскоре вышел в безвоздушное пространство. К адскому холоду и отсутствию кислорода он относился равнодушно, единственное, что мешало и сковывало – это невозможность перейти в привычное измерение, где не было ни пространства, ни времени. Увы, теперь Самаэль был чисто физическим существом. Конечно, сверхбыстрым, сверхвыносливым, крепче любого космического корабля, способного преодолевать немыслимые расстояния, но не тем бессмертным созданием, каким был во времена оные. Естественно, до встречи с архангелом Михаилом, оклеймившим его и лишившим вечности.

Облетев Луну, он «приземлился» на обратной её стороне рядом с неприметным неглубоким кратером диаметром в какую-нибудь сотню метров. Следует заметить, что кратер этот являлся антиподом знаменитого кратера «Альфонс», расположенного на видимой части Луны, но в отличие от своего знаменитого коллеги не имел даже имени.

Самаэль спланировал в центр кратера и мощными лапами принялся рыть спекшийся песок-реголит, который рассыпался под его ударами в пыль. Вскоре появилась трещина, вход в пещеру. Самаэль удвоил усилия, круша твердый базальт. Обломки взмывали вверх, затем плавно, как в замедленной съемке, опускались вниз.

Что-то там, внизу, в грунте, запищало, закопошилось.

Самаэль залез лапой под камень, пошарил и выудил наружу существо, похожее одновременно на крота и на мелкого бобра, только в отличие от крота оно имело большие миндалевидные глаза, а конечности его заканчивались изящными розовыми пальчиками, которых было шесть. И вообще, для подземного обитателя оно было непривычно чистым, ухоженным, будто только что из-под душа. Спрятав его в специальный термос, чтобы не дал дуба на обратной дороге, Самаэль вывернул мешающий камень и выкорчевал «домик» существа. Очевидно «крот», почуяв опасность, дал деру из своего жилища, но далеко уйти не успел. «Домик» был солидный, этакий прочный утепленный увесистый куб с ребром в два метра.

Поместив «домик» в герметичный мешок, Самаэль покинул Луну.

Глава 2. Сисадмин Архаим

Зверек прекрасно перенес перелет на Землю, дрых всю дорогу. Мортимер пощекотал его горлышко, зверек, не просыпаясь, заурчал, как кот.

Посадив его в «домик», Мортимер установил «домик» на специальный стенд, подключил к странного вида приборам, видеокамере, подвел трубочку, через которую подавалась питательная смесь. На мониторе было видно, как зверек, побегав по своему жилищу и обнюхав все углы, удостоверился, что всё в порядке, ничего не пропало, вслед за чем подскочил к трубке и ну кормиться. Животик у него быстро округлился, но он и не думал останавливаться.

– Ну, ну, – пробормотал Мортимер и вместо питательной смеси начал подавать шипучую кока-колу.

Зверек, как ошпаренный, отскочил от трубки и погрозил видеокамере кулачком.

– Не ходите, дети, в школу, – хохотнув, промурлыкал Мортимер. – Пейте, дети, кока-колу. Назовем-ка мы тебя Тюпой, потому что ты Тюпа и есть.

Любил он мелкую живность, была такая слабость. К волосатому человечку привязался, теперь вот к зверьку.

Тюпа переместился к стенке, уселся в кресло, ловко надел крохотные очки и сразу стал похож на маленького системного администратора, ибо перед ним на столе находилось нечто наподобие ноутбука с тремя кристаллами-экранами. Ловко включив «ноутбук», Тюпа пробежал пальчиками по «клавиатуре».

Экраны замерцали голубым светом, из горизонтальной грани домика-куба, напротив которой располагался Тюпа, вырвались пять фиолетовых лучей и уперлись в двояковыпуклую линзу. Линза превратила их в один луч – узкий и острый, с шипением проделавший в толстой стальной мишени дырку. На этом дело не закончилось.

Всё происходило внутри Тюпиного куба, но это так, для начала, демонстрация возможностей. В дальнейшем Тюпа, будучи уже Архаимом, развернулся на полную катушку. Но продолжим.

Тюпа поработал с «клавиатурой», и отрезок луча, вырывающийся из мишени, принялся шарить по окружающему пространству, пока не нашел нужное, а именно зеркальный отражатель, который повернул луч на 90 градусов. И так далее, пока луч, описав неправильную кривую, не вернулся к дырке в мишени. После этого, странное дело, в воздухе на пути следования искривленного луча возникло несколько маленьких фантомов, отдаленно напоминающих те, которые наблюдались на Луне земными астрономами. Были тут и меняющие очертания хрустальные строения с ослепительно белыми куполами, и исчезающие стены, и самороющиеся траншеи, и выпуклые НЛО. Фантомы эти созревали до физической твердости, потом вновь становились полупрозрачными.

Мортимер ухватил биомеханической рукой один из таких созревших НЛО, выдернул из фантомной системы, облучил ультиматонами, и маленький объект зажил своей жизнью.

– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно сказал Мортимер, отпуская вырывающийся из рук игрушечный НЛО.

Тот принялся порхать по просторной лаборатории.

Тюпа высунулся из домика, деловой такой, весь в работе, проследил за передвижениями своего творения и жестом показал Мортимеру: могём. Нет, ну какой же он после этого зверек? Очень даже разумное существо, поумнее иного лоботряса, который только и умеет, что балдеть под Казантип.

После этого Мортимер стал уважительно называть Тюпу Архаимом.

Той же ночью стараниями Архаима над Галереей Шарк-Шарка был возведен гравикупол, и теперь ни со стороны леса, ни с вертолета туда было не попасть. И это было только начало…

Вернемся, однако, к Семендяеву, когда утром бодрый, заряженный оптимизмом Разумович позвонил в дверь его квартиры. Семендяев с ребятами уже позавтракали, уже были готовы ехать в столицу.

– Человеком стал, – похвалил Разумовича генерал. – А-то всё работа, работа, никакой личной жизни. Верно, Фима?

Тот заулыбался в ответ и наивно спросил:

– Что, сразу к Господину?

– Всё-то ты знаешь, – произнес Семендяев, после чего вынул из кармана мобильник и шепотом сказал: «Олег Павлович, примете?» Получив добро, с хитрецой посмотрел на Разумовича.

– Кто там? – высунулся из комнаты Черемушкин. – Ба, господин Разумович. Лёшка, поехали.

– Фима, дружище, будь добр отвези ребятишек в столицу, – сказал Семендяев, пряча мобильник обратно в карман. – А мне нужно срочно сгонять на Объект…

Несмотря на бессонную ночь, Мортимер был гладко выбрит, бодр, насмешлив.

– Выкладывайте что принесли, – произнес он, едва Семендяев вошел в его новый кабинет в знакомой нам десятиэтажной желтой «сталинке» с башенками на крыше.

Дом этот теперь располагался в центре разрастающегося города, был окружен парком и ажурной двухметровой решеткой, чтобы никто лишний не вошел, имел, как водится, охранника на входе, который строго спрашивал: к кому. Охранник сидел в стеклянной будке, перед ним была пара кнопок, открывающих калитку или ворота. На решетке перед входом имелась табличка «Администрация Института Инновационных Исследований, г. Знаменск». Всё как у людей.

Семендяев положил на стол перед Мортимером свою шпионскую видеокамеру.

– О, японская, – похвалил Мортимер, показывая рукой на кресло. – Как у вас оказалась?

– Знакомый японец подарил, – Семендяев сел.

– Кто приказал собирать компромат? – улыбаясь, спросил Мортимер.

– Откуда вы знаете, что здесь компромат? – прикинувшись удивленным, спросил Семендяев, но ноги предательски задрожали.

– Мне ли не знать, – дружелюбно сказал Мортимер. – Так, всё же?

– Письмо позвало в дорогу, – произнес Семендяев. – Я всё же возглавляю Хронопоиск, курирую Объект. Этот Пронин так изложил факты, что проняло до печёнок. Но сейчас думаю – бес попутал. Кстати, видео делал не я, а Черемушкин. Кроме нас об этом материале никто не знает.

– Хорошо, – сказал Мортимер. – Преданных людей я ценю. В чём конкретная просьба?

Семендяев мгновенно вспотел.

– В Постановлении сказано…, – начал он.

– Да, да, привлекать к работе при необходимости, – перебил его Мортимер. – Это моя формулировка. А что вы хотите? Вам семьдесят два…

– Семьдесят один, – вскинулся Семендяев.

Мортимер, ухмыльнувшись, согласно покивал и продолжил:

– В этом возрасте, папаша, берут только сторожем на кладбище, да и то молодые начинают вытеснять. На Васю Черемушкина у меня определенные планы, Дергунов тоже кое-где сгодится, а вас, извините, куда? Евнухом к Лилит?

– К какой, простите, Лилит? – насторожился Семендяев. – Каким евнухом?

– Вот видите, уважаемый, даже вам смешно, – улыбнулся Мортимер. – Поэтому и сказано: «Привлекать при необходимости». К тому же этот ваш компромат проверить невозможно, отныне вход в Галерею запрещён.

– Кому как, – вяло отреагировал Семендяев, чувствуя, что почва стремительно уходит из-под ног. – Гаагский суд вправе создать международную комиссию…

– Плевать на Гаагский суд, – Мортимер ловко смёл семендяевскую камеру в ящик стола. – Что это вы всё про Гаагский суд? Разве так просят?

– Виноват, – сказал Семендяев, вытирая взмокший лоб. – Но, право, обидно. Пашешь, пашешь, а жар загребают другие, непричастные. Между прочим, повторяю, видео делал Черемушкин, не я.

– Но с твоей подачи, – Мортимер расхохотался. – Ладно, старый хитрец, не обижу.

Посмотрел на Семендяева проницательно и вкрадчиво спросил:

– Выпьешь?

– Что именно? – уточнил Семендяев, несколько покоробленный этим бесцеремонным «ты».

– Эликсир, – ответил Мортимер. – Многие просят, да я не даю. Выпьешь?

Семендяев немедленно вспомнил фалернское вино, подарок Воланда Мастеру. Сатана предлагает эликсир вечной молодости, на самом же деле это яд.

– Попозже, – сказал Семендяев. – Премного благодарен. Ещё увидимся.

И вышел, держась к Мортимеру вполоборота и непрерывно, как китайский болванчик, кланяясь.