Текст книги "Журавли покидают гнезда"
Автор книги: Дмитрий Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Верю, что отцу дороги слезы сына. Но Эсуги давно уже забыла детские шалости. Теперь она хозяйка этого дома. Счастлива и мать, определив ее столь выгодно.
– А Эсуги? – спросил Енсу. – Довольна ли она своим положением? Могу ли я услышать об этом от нее самой?
– Кто вы такой, чтобы допытываться у девушки о ее чувствах? – Хэ Пхари злобно сощурился.
– Это верно – нет у меня прав, – согласился старик.
Хэ Пхари отошел от него к двери.
– На прощанье примите один полезный совет – перестаньте упорствовать и оставьте Эсуги в покое. Прощайте.
Старик нехотя направился к выходу.
Глава восьмая
ЮСЭК ИЩЕТ ДРУЗЕЙ
1
Главная улица города упиралась в базарную площадь. На ней когда-то жили самые знатные янбани, и ходить здесь не всем было дозволено. Но с тех пор как в старых, почерневших от времени домах с резными колоннами и фигурными крышами поселились имперские чиновники и торгаши, прибывшие с острова Хоккайдо, улица стала открытой для всех. Теперь здесь рады прохожим; с вежливой улыбкой лавочники навязывают им всевозможные ткани, белье и дорогие платья с маркой Великой империи. Теперь на этой торговой улице всегда многолюдно. Толпы стариков с коромыслами, женщины с привязанными за спиной детьми и ношами на голове тянутся к базару. От тяжести трещат коляски рикш. Здесь же на улице предсказывают судьбу гадальщики. У входа в куксикани валяются изнуренные жарой бродяги. Люди спешат. Трудно найти в этой толчее старого рикшу, самого старого и вездесущего. Недаром его все называли сенсами[28]28
Учитель.
[Закрыть], хоть он не умел ни писать, ни читать. Юсэк познакомился с ним в первый же день, когда впрягся в коляску. Стыдно самому сейчас вспомнить о том, как произошло знакомство. Полный сил и задора Юсэк носился с коляской, как молодой, необъезженный жеребенок. Но странное дело – почему-то все предпочитали старого рикшу, который, очевидно, уже не помнил своего возраста. Решил он тогда подшутить над ним. Однажды, когда старик, оставив коляску на базарной площади, куда-то отлучился, Юсэк вывернул из колес его коляски оба золотника. В это время в нее сел ожиревший, с одышкой европеец. Вернувшись, старик, не мешкая, впрягся в поручни и поднатужился. Но не тут-то было. «Ага, старая кляча! Так тебе! – радовался Юсэк, наблюдая, что будет дальше. – Силенок-то нет. Сейчас пассажир пересядет в мою коляску!» Старик не сдавался. Поплевав на руки, он крепко ухватился за поручни и рванул коляску с такой яростью, что шляпа европейца сползла на затылок. Набрав разгон, он через минуту скрылся из виду. Когда рикша вернулся на площадь, Юсэк отдал ему золотники и сказал виновато:
– Простите меня, дедушка. Я подшутил… Хотел узнать, насколько вы еще крепки.
Старик не обиделся, почесав затылок, он поглядел на колеса и сказал:
– А я думаю: ну и жирная же туша досталась! И чем они только питаются, эти европейцы. – И, улыбнувшись, добавил: – А ведь я с него содрал вдвойне. Выходит, нужно тебя не ругать, а благодарить.
Глядя на старика, который вел себя с ним как ровесник, Юсэк с огорчением подумал о своем дряхлом отце.
– Ну коль ты хотел испытать мою силу – давай поборемся, – сказал старый рикша, закатывая рукава и привычно поплевывая на руки.
– Вы хотите со мной бороться? – спросил Юсэк, оглядывая собравшихся рикш. Ему было стыдно состязаться со стариком, к тому же он не был уверен в своей победе, поэтому промямлил чуть слышно: – Но здесь не место для потехи…
Рикши хохотали, подзадоривая и без того разбушевавшегося старика:
– Он еще не знает нашего деда!
– Нарвался, бедняга!
Видя, что Юсэк не собирается с ним бороться, старый рикша сказал:
– Мы лучше с ним посостязаемся в беге. – Отобрав из толпы двух тучных мужчин, он одного усадил в свою коляску, другого к Юсэку и пояснил: – Кто первый сойдет с дороги – тому больше не появляться на этой стоянке. Согласен?
Юсэку ничего не оставалось, и он кивнул головой.
– Поехали! – крикнул кто-то.
Взяли старт. Старый рикша не спешил. Он бежал размеренным шагом. Выбрались за город. Осилив крутой подъем, они спустились в долину и побежали по густо поросшему свежаку. Юсэк надеялся, что здесь-то старик завязнет со своей коляской, у которой колеса все еще были спущены. На одних ободках он не протащит ее по такому густому бурьяну. Но старик бежал уверенно, опершись грудью о ремень. Держался и Юсэк. Пот резал глаза, стягивал губы. Не хватало дыхания. Расстегнуть бы ворот, да заняты руки.
– Давай, давай! – кричал старик, заметив, что Юсэк отстает от него.
Начался новый подъем. Дорога была каменистая, с глубокими выбоинами. Перед глазами Юсэка плыли круги, под ногами сыпались камни. Еще шаг, другой, и он упал…
Толпа не расходилась. Кто же победит? Старик или юноша? Спорили, делали ставки. Наконец из-за угла показался старый рикша. К его коляске была прицеплена другая, в которой полулежал вконец измотанный Юсэк.
Такая прогулка надолго остудила пыл молодого рикши. Он стал уважительней относиться к людям, и особенно к старику. Позже он узнал, что этого человека по имени Хон почитали все. О нем ходили легенды. Говорили, будто он в поисках корня жизни пешком исходил всю Корею. И что, найдя три корня, съел их разом, словно редьку. Старики не верили в это, зная, что с корнем жизни шутки плохи: хватишь лишку – и отдашь душу небу! Просили не раз и самого Хона открыть секрет бодрости. Он отвечал коротко: «Орел и в старости настигнет фазана. Иначе худо дело». Старика почитали за мудрость. Он мог часами рассказывать о возникновении древней Чосони[29]29
История Кореи, относящаяся к V веку до н. э.
[Закрыть] и жизни первых королей от Когурё[30]30
Правил Кореей в 590—618 годах.
[Закрыть] до королевы Мин[31]31
Правила Кореей в 1874 году.
[Закрыть].
Острый язык старика многим не нравился, поэтому не раз ему приходилось коротать дни в подвалах полицейских управлений.
Старого рикши не было ни на главной улице, ни на площади. Кто-то указал его адрес, и Юсэк поспешил туда.
В узком дворике перед лачугой, сидя на корточках, Хон возился над разобранной коляской. Подойдя к нему, Юсэк поклонился:
– Здоровья вам, Хон сенсами. Вы меня, конечно, помните?
– Еще бы! – воскликнул старик, поднимаясь. – Из-за твоих шуток я до сих пор нянчусь с этой коляской.
– Погорячились вы тогда зря, – сказал Юсэк.
– Чтобы поправить человека – не жалко поломать тачку, – ответил Хон.
Юсэк стыдливо улыбнулся.
– Да, это было здорово. Научили вы меня кое-чему. Потому и пришел к вам за советом.
– Советы я даю охотно, – сказал старик. – Только вот времени сейчас у меня нет. Развалилась тачка-то. Заменить бы ее, да все думаю – дотяну. Мало осталось тянуть.
– Вы хотите бросить коляску?
– Жизнь так хочет, – сказал старик. – Рикша никогда не обгонит машину. А их теперь сам видишь сколько.
– Это верно, – согласился Юсэк. – А я ведь бросил коляску.
– Бросил? – Хон еще раз поглядел на Юсэка. – Ты нашел другую работу?
– Хочу в Россию… – Юсэк не договорил, заметив, что старик вздрогнул и приложил палец к губам. – А что? – шепотом спросил Юсэк. – Почему вы испугались, Хон сенсами?
– Разве ты не знаешь, что сейчас за одно упоминание о России тово… – Хон рукой провел по шее.
– Почему?
Старик не ответил и, присев к коляске, стал завинчивать на колесе гайку.
– А ты зачем туда? – спросил он тихо. – Что ты там потерял?
Юсэк подсел к нему, сказал также тихо:
– Не потерял я. Найти хочу.
– Что?
– Счастье.
– Счастье… – Старик косо поглядел на Юсэка: – Ты его как собираешься найти?
– Вы, конечно, знаете владельца ювелирной лавки Хэ Пхари? – спросил Юсэк.
– Ну и что?
– Он ведь нашел, – сказал Юсэк.
Старик засмеялся.
– Вот ты о каком счастье мечтаешь! Нет, дружок, на такие вопросы и я не отвечу.
– Вы все знаете, – произнес Юсэк обиженно. – Вы ведь знаете, только не хотите сказать… Разве вам это трудно?
Хон поманил пальцем Юсэка и шепнул на ухо:
– Дурень, революция там.
От кого-то Юсэк слышал это слово, но, до сих пор неясно понимая его значение, спросил:
– Революция? А что это?
– Эге, дружок, – вздохнул Хон. – Ты, вижу, и впрямь кладоискатель. Но придется тебе, наверное, отложить свое путешествие в страну золотых гор. Туда сейчас люди идут не за золотом.
– А зачем еще? – спросил Юсэк.
– Ну вот что! – обиделся наконец старик. – Вали-ка отсюда, а то мне и до ночи не справиться с моей кормилицей. – Он постучал по сиденью коляски. – И чего это я должен тебе обо всем рассказывать.
Юсэк не хотел и не мог уйти, особенно после того как уверился, что старик многое знает о России. Но и оставаться было нелепо. Сделав несколько нерешительных шагов, он остановился, пробормотав несвязно:
– Пожалуйста, не сердитесь. Кроме вас… Вы людей знаете. Вы все знаете. Мне нельзя оставаться в этом городе. У вас нет времени, я бы рассказал…
Что-то неладное заметил старик и в голосе Юсэка, и в глазах. Поэтому подошел к нему:
– Хорошо, если ты считаешь нужным поделиться со мной – я тебя выслушаю. Только зайдем в дом.
Он внешне мало отличался от других, но войдя Юсэк почувствовал разницу: здесь было уютно и не так тесно, как у них с отцом. Циновка на ондоле была застелена мягким одеялом, тюфяки разных размеров и расцветок лежали один на другом у стены, затянутой ярким ситцем. Потолок обклеен оберточной бумагой и газетами. На полках, поверх дверной рамы, стояли деревянные кувшины и позеленевшие от времени бронзовые тазы. Ковши из сухой коры тыквы, связки чеснока и сушеной капусты висели на крючках в углу. Пахло соей и вяленой рыбой.
Пока Юсэк разглядывал жилище, Хон о чем-то говорил с мужчиной в очках, сидящим у окна. Оба они поглядывали на Юсэка. Он понял, что речь идет о нем.
– Садись, Юсэк, и знакомься, – сказал старик. – Это мой сын Ир.
Тому было лет сорок. Строгим лицом и одеждой он напоминал деревенского учителя. Юсэк поклонился и сел на ондоль.
– Стало быть, ты собрался в Россию? – Ир привычным жестом снял очки, прищурился на Юсэка: – Это верно?
– Да.
– За золотом?
Юсэк помялся, поглядел на старика и на Ира, стараясь угадать, не хотят ли они посмеяться над ним. Он молчал, не зная, что рассказать раньше: о том, как ему необходимо это золото, или про Хэ Пхари, отнявшего у него любимую девушку.
– О чем ты задумался? – спросил старик Хон. – Можешь быть уверенным, что у моего сына доброе сердце.
– Как фамилия твоего отца? – Ир придвинулся к Юсэку.
– Ким Енсу, – ответил Юсэк.
– Ким? А чей пон?[32]32
Фамильная ветвь. Представители одного пона считались родственниками, и браки между ними были запрещены.
[Закрыть] – спросил Хон.
– Кимга пон, – пояснил Юсэк.
– Так ты приходишься моему сыну младшим братом! – изумленно воскликнул Хон, переглянувшись с Иром. – Вот уж не ожидал! Я ведь и твоего отца давно знаю. Но никак не думал, что мы родня.
Юсэк не верил ни в небесную силу, ни в чудеса идолов, но сейчас подумал, что кто-то из этих богов пожалел его и столкнул со стариком Хоном. Теперь он может, не стыдясь, открыть им сердце! И он уже в который раз стал рассказывать о своей жизни.
Юсэку показалось странным, что и старик, и его сын оставались равнодушными к его печальному рассказу. А ведь тетушка Синай плакала. Душа, видать, у нее чувствительней, чем у этих мужчин.
– Ну, допустим, ты нашел золото, – сказал Ир строго. – Что ты собираешься с ним делать? Откроешь ювелирную лавку? А потом переманишь чью-то девушку и будешь счастлив. А тот бедный юноша, у которого ты отнял девушку, разве не станет страдать и убиваться, как и ты сейчас?
– А кто сочувствует моему горю? – пробормотал Юсэк. – Никто.
– А ты задумывался, почему это происходит? – спросил Ир. – Ты хочешь стать богаче других. Известно, что разбогатевший нищий милостыню не подает. Зачем тогда тебе сочувствовать?
– Я не стремлюсь быть богатым, – сказал Юсэк, насупившись. – Я хочу доказать…
– Ты хочешь доказать волку, что есть еще и тигры? – перебил его Ир. – Отец знает о твоих планах?
– Да.
– И он согласился тебя отпустить?
– Да, – соврал Юсэк.
Заметив смущение Юсэка, Ир сказал:
– Твоему отцу я не скажу, что ты соврал. А убедить старика, зачем его сыну необходимо быть в России, постараюсь.
– Вы все-таки хотите помочь мне? – оживился Юсэк.
Ир поглядел на юношу тем снисходительным взглядом, каким обычно смотрят родители на непутевых детей:
– Представь себе – хочу. И ты, я верю в это, обретешь богатство, только другого рода.
– Какое еще? – спросил Юсэк.
Ир похлопал Юсэка по коленям.
– Ты не понимаешь, отчего тебе трудно. А вот твои земляки, ушедшие в Россию, хорошо знают, за что бедняк терпит позор и унижение. Они не ищут сочувствия, как ты. Они сами смогут защитить и себя, и своих невест. У тебя горячее сердце, Юсэк, и ты бы мог быть в их рядах.
Не все, сказанное Иром, понял Юсэк. Главное, этот добрый человек пообещал поговорить с отцом и он поможет найти Россию. А там будет видно…
2
Юсэк вернулся домой только под вечер. Дядя Хон никак не отпускал его без ужина. Добрая хозяйка приготовила соевый суп, приправленный сушеной капустой и листьями стручкового перца. От этой острой пищи у Юсэка жгло в желудке, в котором со вчерашнего дня не было и крошки. Боясь обидеть хозяйку, он ел все, что подкладывали ее добрые руки, а тетушка глядела на него с состраданием и часто вздыхала. Юсэк успел рассказать ей о смерти омони и больном отце. На прощанье она положила в узелок немного пшенной каши и редьки, оставшейся от ужина, и велела отнести старику.
Юсэк передал отцу гостинцы и сообщил о родственной близости семьи Хона.
– Дядя Хон с сыном собирается вас навестить, – сказал он, перекладывая еду в чашки.
– Сын мой, возьми из кувшина деньги и купи все, что нужно для гостей. Добрые гости в наше время редкость. – Отец сидел сгорбившись, всеми силами стараясь казаться бодрым. Он дышал часто и хрипло. Опухшие веки прятали его глаза, в которых Юсэк заметил отчаяние. Никогда еще Юсэк не чувствовал такого прилива нежности к отцу, как сегодня. Нет, это скорее была жалость к нему от понимания, что время разлуки совсем близко. Напрасно старик многие годы собирал дэн за дэном, отказываясь от еды и лечения; напрасно он тешил себя надеждой выкупить на них Эсуги и увидеть сына счастливым. Священный мешочек теперь превратился в обычный кошелек, из которого в любое время можно расходовать деньги. Юсэк сел к отцу, взял его сухую руку и, как в детстве, стал ею гладить свою голову и лицо. Старик улыбнулся, но не так, как раньше. Улыбались одни губы, а глаза оставались грустными. Юсэк никогда не забудет эти выцветшие глаза, вокруг которых, словно усики рисовых колосьев, пролегли глубокие морщины. И разве забудет он когда-нибудь жиденькую бородку, теперь совсем белую, как голова и брови. И кто знает, когда он снова увидит его улыбку, пусть даже грустную. И сможет ли он, Юсэк, еще раз прижаться лицом к его спине, чтобы согреться и уснуть, убаюканному ударами неутомимого отцовского сердца.
– Ободи, вы когда-то хотели переехать к морю, – неожиданно сказал Юсэк. – Вы и сейчас хотите к вашему другу Ли Дюну?
– Сын мой, дорога твоего отца пролегла не к морю. Она тянется к холму, – ответил старик.
– Вы не смеете говорить об этом, – рассердился Юсэк. – Вы еще поправитесь. Там, у моря, мы поставим хижину. Вас будут лечить, и вы подниметесь на ноги. А я… я с дядей Ли Дюном на шхуну пойду.
– Ты думаешь – тянуть сети легче, чем коляску? – поспешно произнес отец. – Нет, мой мальчик, дырявым зонтом от дождя не укроешься. Старый отец не мог осчастливить сына, значит, нет у него права мешать ему самому искать счастье. Мир необъятен – ты его весь не обойдешь, но, наверное, где-то есть над головой более ласковое небо. Поищи эту землю. Ты молод, и пусть твои силы не растратятся попусту. Дерево крепнет, когда стоит на ветру.
Юсэку тоже хотелось сказать что-то теплое и ласковое, но слова не лезли в голову, он только глядел на отца благодарными глазами. Старик сам полез в кувшин, достал мешочек и, отсчитав из него медяки, бережно положил в руку Юсэка:
– Спрячь их, сынок, подальше. В пути пригодятся. – Юсэк хотел отказаться, но Енсу крепко сдавил его руку: – Мне будет спокойнее, если в твоем кармане будут деньги.
Юсэк спрятал их в карман, подробно рассказал о встрече с Иром. Отец охотно слушал, изредка, в знак одобрения, покачивая головой. Позабыв обо всем, он радовался вместе с сыном.
* * *
Утром, когда Юсэк собрался в лавку, в лачугу вошел Санчир и попросил его следовать за собой. Отец сбросил с себя ватник, подполз к краю ондоля и в страхе спросил:
– Куда ты его уводишь?
Санчир сегодня был строг и подтянут.
– Начальник жандармерии желает лично поговорить с ним, – пояснил он, самодовольно расхаживая по дому. – Он скоро вернется, если, конечно, будет благоразумным.
– На кой черт сдался ему этот мальчик! – заорал старик, поднимаясь и цепляясь за мундир Санчира. – Ты что ему наболтал? Говори, что напридумывал?
Юсэк не испугался. За ним нет ничего такого, чтобы тревожиться. Он попробовал унять старика, но тот вырвался из его рук и, уцепившись за ворот пришельца, повис всей тяжестью.
– Уйди, Санчир, добром прошу! Ты знаешь – старому Енсу терять нечего! Он и так на краю могилы. Не кусай его, кэкхо!
Санчир разжал его руки, старик упал. Не имея сил подняться, он позвал Юсэка.
– Не троньте отца! – Юсэк сжал кулаки.
Увидев его гневное лицо, Санчир отошел к двери и, поправив мундир, подал знак солдатам, стоявшим у входа. Вбежав в дом, они скрутили Юсэку руки и выволокли на улицу. Отец дополз до порога, попытался подняться, но не смог.
3
До прихода японцев этот небольшой каменный домик принадлежал корейцу Хвану. Его прачечная имела хорошую репутацию у горожан. Даже привередливые японцы с удовольствием пользовались ее услугами. Любое белье, попав сюда, обретало первоначальную белизну. Молва о том, что здесь белье полощут не в воде, а в поту, пошла не случайно. Юсэк сам видел это, когда однажды, в поисках работы, забрел в прачечную. Сквозь плотный обжигающий и едкий пар едва можно было разглядеть мужчин. Двери и окна были закрыты наглухо, чтобы сохранить нужную температуру в моечной. Вынутое из кипящих котлов белье еще долго парилось на топчанах, после чего полуголые мужчины принимались дубасить его тяжелыми зубчатыми досками. Горячие мыльные брызги летели в разные стороны, облепляли лица, глаза. Один из рабочих, увидев Юсэка, подошел к нему:
– Ты кого ищешь, мальчик?
– Работу.
– Ты хочешь здесь трудиться?
– Если возьмете, – ответил Юсэк.
Мужчина выругался и захохотал:
– Эй, люди, работник пришел! Нет, вы только поглядите на этого трудягу! – кричал он, до боли тыча пальцем в ребра Юсэка. И вдруг закашлял долго и хрипло, повалившись на топчан.
Юсэк увидел на голой спине мужчины пузыри от ожогов, руки его тоже были в волдырях. Он попятился к двери и, не помня себя, выскочил из этого страшного дома.
Дом Хвана с его толстыми каменными стенами и узкими зарешеченными окнами как нельзя лучше подходил для жандармского управления.
Юсэка провели в сырую комнату, посреди которой стоял одинокий топчан, вероятно оставленный бывшим владельцем прачечной. Узкое окно было наполовину заложено кирпичами. На цементном полу валялись окурки, какие-то куски материи, пуговицы, видны были следы крови. «Неужели они узнали о моих планах? Ведь дядя Хон говорил, что сейчас хватают в тюрьму только за одно упоминание о России». Утром следующего дня к Юсэку вошел Санчир.
– Ну как спалось на новом месте? – спросил он, ухмыляясь.
– Чудесно, – ответил Юсэк. – Первый раз приходится спать на таком почетном месте. Но, пожалуй, на ондоле лучше.
– Жестко, наверное? – Санчир демонстративно постучал кулаком по топчану.
Юсэк присел, почесал под ребрами:
– Только вот не пойму, почему топчан голый? Разве можно гостей укладывать на доски? Ондоль и тот застилают соломой.
Санчир хитровато улыбнулся:
– У тебя будут перина, одежда и пища. Все будет, если одумаешься. Ну, а станешь упрямиться – бедный твой отец и ты всю жизнь будете валяться на голом полу. Иди, тебя ждет начальство.
Начальник управления находился в зале, где некогда была моечная. Он сидел в кресле рядом с низеньким столиком, на котором стояли лампа и графин с водой. Это был худой, бледнолицый японец. На нем, как и у большинства его соотечественников, были овальные, в тонкой оправе очки, которые без конца сползали на конец плоского носа. Это, видимо, нервировало его, потому что, поправляя их, он каждый раз кусал свои мясистые губы. Вдруг он поднялся и, высоко задрав голову, очевидно чтобы удержать очки, произнес гортанным голосом:
– Скажите, вы недовольны, что Великая империя опекает вашу Корею?
Юсэк насторожился. Кажется, он об этом никогда не распространялся.
– Доволен, – сказал Юсэк нерешительно. – Отчего быть недовольным?
– Нет, вы неискренни, – сказал японец, нервно поправляя очки.
Юсэк развел руками и как-то глуповато улыбнулся.
– По правде сказать – мне все равно. Хотите – опекайте, хотите – нет. Мне все равно. – Юсэк замолк и вдруг, подталкиваемый какой-то мыслью, спросил: – А что означает – опекать? Это примерно так же, как за моим больным отцом присматривает тетушка Синай?
– Мелко плаваешь, – вмешался Санчир. – Великая империя дала Корее электричество! Построила железные дороги! На полях появились разумные машины! Великая империя опекает всех людей Кореи!
– А почему же позабыли моего отца? Он уже три года не может подняться с циновки. А помощи ни от кого нет. Его никто не навещает. Нет, пожалуй, вру. К нему изредка наведывается Санчир. Правда, он приходит не помогать, а досаждать… Вот и вчера ни за что обидел больного старика, ударил его.
Жандарм вопросительно поглядел на Санчира.
– Я не ударил, а оттолкнул его, потому что он оказал сопротивление, – доложил Санчир.
– Мы отвлеклись от главного, – сказал японец, поправляя очки. – Я непременно дам указание, чтобы позаботились о вашем отце. Но хочу заметить – Великая империя благосклонна к тем людям, которые отвечают ей взаимностью. А вы, говорят, отказываетесь служить нам? Отвергаете честь, предоставленную вам самим генерал-губернатором!
– Думаете, мне нравится таскать коляску? – сказал Юсэк. – Но чтобы служить в жандармерии, нужно иметь хорошее здоровье. А из меня какой жандарм? Любой мальчишка одолеет меня.
Японцу, по-видимому, надоело возиться с очками, он снял их и, повертев в руке, бросил на стол.
– Тайный агент, или, как мы еще называем – осведомитель, не обязательно должен обладать бычьим здоровьем. Достаточно иметь хорошую слуховую и зрительную память. – Заложив руки назад, он прошелся вокруг Юсэка. – Мы не случайно обратились к вам. Рикше приходится общаться с разными людьми, с вашими и иностранцами, которые любят прокатиться в коляске. Как видите, у вас колоссальные возможности! Это во-первых…
– Стало быть, я должен по-прежнему таскать коляску? – перебил Юсэк.
– Непременно! – воскликнул жандарм. – Иначе теряется всякий смысл.
– Понял, – кивнул головой Юсэк. – Но… у меня не будет формы. Не будет жалованья… А в чем тогда, как вы говорите, смысл?
– Вы должны гордиться, что служите Великой империи, которая заботится о судьбе вашего народа! – снова воскликнул японец.
Опустив голову, Юсэк задумался. Собственно, его не интересовали ни форма, ни жалованье, он искал причину, чтобы отказаться. Прямой отказ осложнил бы его отношения с жандармерией и, возможно, разрушил его планы, одобренные отцом. А не лучше ли пообещать, согласиться, а потом… А если без него они станут беспокоить старика?.. Не должны, ведь отцы не всегда знают, куда сбегают их дети.
– Хорошо, – сказал Юсэк, воодушевившись своей мыслью. – Что я еще должен делать?
Японец снова надел очки и на этот раз строго и подозрительно поглядел Юсэку в глаза.
– В городе появилась большая группа мятежников, – сказал он. – Три дня назад они напали на одно из наших управлений и забрали все имеющееся там оружие. А вчера они перебили охрану крепости и выпустили особо опасных преступников. Об этом пока никто не знает, кроме вас. Один из бежавших является предводителем бунтарей. Он ваш сосед. И не исключено, что он захочет повидаться с матерью. Вот тут-то и потребуется ваша помощь.
– Понял, – закивал головой Юсэк, тщетно пытаясь скрыть радостное волнение. «Значит, Бонсек на воле!»
Словно разгадав причину его радости, Санчир сказал:
– Советую быть честным, иначе место бежавшего займешь ты.
– Понял, – опять кивнул Юсэк.
Японец еще раз недоверчиво оглядел Юсэка и протянул ему руку:
– Желаю успеха. А сумма вознаграждения будет зависеть от вашего усердия.
Юсэк поклонился и вышел из кабинета.
