Текст книги "Журавли покидают гнезда"
Автор книги: Дмитрий Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
– Да, но для этого необходимо, чтобы листовка попала в руки тех, кому адресована, – сказала Синдо.
– Ты сомневаешься во мне? – спросил Ир.
– Нет. Верю. Но листовка – это еще не главное. Нужна подрывная работа. А это очень рискованно.
Ир ухмыльнулся.
– Мудрые старцы говорят: «Без риска – чудес не бывает».
– Не страшно?
– А что теперь не страшно? Родина пролетариев стягивается цепью. И если каждый из нас ценой жизни сорвет хотя бы одно звено в этой цепи – уже хорошо.
– Ты никогда не говорил громких фраз, учитель, – заметила Синдо. – И меня это настораживает.
– Это не фразы, Синдо, – сказал уверенно Ир. – Я готов идти. Но вы-то как?
– Будем держаться. И ждать от тебя сведений. …Хороших сведений.
2
Снова тайга, непролазные тропы, перевитые корягами и ветвями. Раньше она не пугала его, ведь рядом была Эсуги. Теперь он вздрагивает от малейшего шороха. Страшно здесь, в этих дебрях, зато не мучает совесть, отплатил добром за добро. Разве виноват он, что отец и мать одарили его чувствительным сердцем? В памяти Юсэка возникали добрые лица отца и тетушки Синай – единственных на земле людей, понимавших его. «Моя совесть чиста! Чиста! – бормотал Юсэк. – Не могу видеть, как люди готовы растерзать друг друга!.. – Юсэк оправдывался, но как-то неуверенно, что-то мешало ему полностью снять с себя вину. Он никак не мог понять: что именно? – Если моя совесть чиста, – думал он, – почему не вернуться к товарищам?» Да, Хагу был добр к нему, Юсэку, но крайне жесток с другими. И как знать, не от его ли руки погибнет Синдо и те, кто с нею рядом? Кто же тогда он, Юсэк, для Синдо, если помог Хагу?..
Шло время, а Юсэк продолжал блуждать по тайге, прячась от людей. Питался чем попало и уже еле волочил ноги. Но вот однажды он встретил в лесу старика. Тот был корейцем, что Юсэка крайне обрадовало.
– Обай! – закричал он, кидаясь к нему и цепляясь за руку. – Вы меня не знаете! И я вас тоже! Но мне нужна ваша помощь… – выпалил он со слезами.
Старик с опаской оглядел незнакомца, вид которого вызывал скорее страх, чем жалость.
– Что тебе от меня нужно? – спросил он, сторонясь. – И кто ты?
– Я из Кореи. А мои товарищи в отряде Синдо. Вы, конечно, ее знаете?
– Ну и что? Ты не можешь их найти?
– Нет, тут совсем другое…
– Побили, видать, всех, – сказал равнодушно старик, но вдруг встревожился: – А моего мальчика?.. Что с Игнатом?!
– Вы его знаете? – еще больше обрадовался Юсэк. – Кто он вам? – Старик угрюмо отвернулся.
– Никто. – Он хотел уйти, но Юсэк снова схватил его за руку. – С Игнатом ничего не случилось. Это у меня беда. – Юсэк рассказал свою историю.
Старик долго молчал.
– Помочь тебе ничем не могу, – сказал он холодно. – Ступай к Хагу. Коль ты помог ему, он примет тебя.
– Нельзя мне к нему…
– А что скажут люди Синдо, если я спрячу тебя? Нет уж, я хочу умереть своей смертью. Она и без того волочится следом.
– Ну что я сделал такого, что вы боитесь помочь мне?
– Ты предал своих! – сказал старик сердито. – И вряд ли кто из бедняков поможет тебе…
Старик уходил. Юсэк не бросился за ним, он был подавлен его словами: «Ты предал своих!» Почему никто не может понять, что он хочет добра всем. Всем.
* * *
В августе в Приамурье ночи длинные и прохладные. В безлунье такая плотная темень окутывает леса, что и бывалый охотник не отважится удалиться далеко от дома. Каждый раз, когда наступала ночь, Юсэку казалось, что все живое навечно растворяется в этой темени. Зато по утрам, когда ранние лучи, проникая сквозь чащу леса, ласкали землю, ему становилось радостно, словно он прозревал от долгой мучительной слепоты.
…Тропинка вывела Юсэка к избушке, одиноко стоящей на самом берегу реки. Однако он не обрадовался ей, решив, что это и есть жилище того неприветливого старика. Обойдя ее стороной, он спустился к реке и понял, что это Уссури. Юсэк стоял у самой воды, вглядываясь в ее медленное течение. Река, словно ножом, делила землю на две части. «Зачем ее делить, если и здесь, и там одинаково враждуют люди…» – с горечью подумал Юсэк. Он вспомнил, с каким волнением они с Эсуги стремились переплыть эту реку. Тогда страшно гневалось небо. А сегодня ясный день. Но сегодня ему труднее, чем тогда… Юсэк нагнулся и, как раньше, зачерпнув ладонями воду, напился. И вдруг ему показалось, что он слышит счастливый смех Эсуги. Сердце его дрогнуло и замерло. Он оглянулся – песчаный берег был пуст…
– Не надо валяться на сыром песке, – услышал он над собой хриплый голос.
Подняв голову, Юсэк увидел знакомого старика.
– Идем ко мне, – сказал он.
В избе было душно и темно. Сквозь единственное крохотное оконце, завешанное пожелтевшей от времени бумагой, проникал слабый свет. Все здесь было как в типичной лачуге бедных корейцев: и печь-ондоль, занимавшая половину избы, и соломенная циновка, и папсан с посудой.
Сбросив у порога резиновую обувь, старик взобрался на ондоль, пригласил и Юсэка. Ощутив тепло ондоля, юноша с благодарностью поглядел на сидящего рядом хозяина, который теперь не казался таким строгим.
– Ты давно из Кореи? – спросил старик, внимательно оглядывая парня.
– Недавно, – ответил Юсэк.
– А родители живы?
– Отец в Корее. Он болен.
– И ты бросил больного отца? – поразился старик. – Тогда скажи, что тебя заставило прийти в Россию?
Юсэк медлил с ответом. Ему трудно было признаться, что пришел к друзьям, которых, как сказал старик, он предал.
– Буду здесь работать, – ответил Юсэк. – А там видно будет…
– Стало быть, и ты пришел за этим же, – понимающе кивнул тот, почему-то поглядев на него с состраданием.
Юсэк не знал, что сидящий рядом старик был тем самым дедом Ваней, накопившим здесь солидное богатство. Поэтому ждал от него какого-нибудь полезного совета, как бедняк от бедняка. Но услышал совсем другое.
– А знаешь ли ты, что за тончун[55]55
Равняется 3,75 граммам.
[Закрыть] золота нужно отдать годы жизни? Я пришел сюда таким же зеленым, как и ты, хотел родителей порадовать. Не дождались они – время прибрало. Да и сам, похоже, скоро затухну в этом склепе. Тяжелое оно, золото. Хочу переложить его на молодые плечи Игната. Сумеет осилить – будет счастлив, нет – надорвется, как и я.
Юсэк глядел на старика с удивлением. Растратив свои молодые годы в поисках богатства, он спокойно отдает его другому!
– А как Игнат? – спросил Юсэк скорее с беспокойством, чем с завистью, он уже знал, что богатство не всем приносит счастье.
– Его, похоже, командир удерживает, – сказал старик, недобро сверкнув глазами. – Ну, ничего, скоро все уладится. Все станет на свои места, и обиженным вернут отнятое.
Он говорил почти то же, что когда-то и Хагу. Поэтому Юсэку захотелось узнать, на чьей стороне симпатии старика: Синдо или Хагу?
– Скажите, обай, Синдо правильно поступает с братом?
– Ну а ты как думаешь? – прохрипел старик. – Возможно ли ни с того ни с сего лишить человека богатства, в которое он вложил, можно сказать, жизнь? Ну, допустим, у новой власти чего-то недостает – попроси. Зачем же отнимать? Потому и люди озлоблены и мстят как могут. Ты, верно, не знаешь Хагу. А это трудяга, каких свет не видел! Но ведь его обобрали до последнего зернышка! И как тут не обозлиться?! Понятно, стал он резать всех подряд. А недавно, здесь, на реке, парня ихнего кокнул. Тот хотел на моей лодке Уссури переплыть, а он его в спину и трахнул из берданки. Вот до чего доводит вражда.
Юсэку стало холодно на горячем ондоле. Тесная избушка показалась ему бревенчатым склепом, а старик – привидением. Он что-то бормотал, а Юсэку почудилось, что слышит тихий, едва уловимый голос Бонсека: «Ты слеп, Юсэк, доверившись Хагу. Ты изменил друзьям. А я ведь из-за тебя погиб. Одумайся, Юсэк! Еще не поздно. Искупи свою вину».
– Непонятное творится на земле, – продолжал старик глухим голосом. – Мои годы уже на исходе, и мне все равно, что будет после. Но пока на земле есть золото, есть богатство – не уймется и людская вражда.
– Хагу заходит к вам? – вдруг спросил Юсэк.
– Очень редко. А что?
Юсэк ничего не ответил старику и вышел. Он шел по едва вытоптанной тропе, шел уверенно, ускоряя шаги и нащупывая в кармане холодный пистолет.
* * *
– Папа, куда ушел дядя Ир? – спросил Игнат, сидя за столом напротив Мартынова, возившегося с наганом. – Пошел Юсэка искать, да?
– А что его искать? Сам сбежал, сам и объявится, – ответил Мартынов.
– А ты веришь, что Юсэк предатель? – снова спросил Игнат.
– Верь иль нет, а все одно погано – он врага отпустил, – ответил Мартынов, помедлив. – А кто с врагом дружит, тот и наш враг.
– Я бы тоже отпустил тебя, – вздохнул Игнат, желая как-то заступиться за Юсэка.
– Но я-то тебе не враг, а друг, – ответил Мартынов.
– И вовсе не за это.
– За что же?
– Потому что ты добрый, – сказал Игнат. – И дядя Хагу к Юсэку тоже хорошо относился. От смерти его спас. Это он с тобой вредный. Ты тоже такой же: ко мне добрый, а к другим не совсем.
– Добрый, говоришь? Это как получится. Заслужишь, так и тебе достанется, – пообещал Мартынов и, отложив наган, вдруг спросил: – Ты, Игнат, мамку-то свою хоть помнишь?
Тот ничего не ответил, только шмыгнул носом.
– Я знал ее. Тосковала она по тебе. Любила шибко… Вот когда все уладится – учиться пойдешь. Тогда и другим расскажешь, как ты без мамки рос, чтоб и другие своих оберегали.
– И про тебя расскажу, – пообещал Игнат.
– А что про меня расскажешь? Как я тебя под арестом в хате держал? – Мартынов поднялся, стал прибирать на столе. – Ты, хлопец, лучше самовар распали. Мне уже в штаб пора.
Игнат спрыгнул с табурета, взял со стола самовар и вынес его в сени, а вернувшись, радостно сообщил:
– Я расскажу, как нового отца нашел, как воевал с ним.
Пили чай без сахара, смачивая в нем подгоревшие корки хлеба.
– Видать, проголодался, – посочувствовал Мартынов, заметив, как Игнат набросился на картошку.
– Ага.
– Ну вот и ешь на здоровье, – Мартынов быстро поднялся и стал собираться.
– А я знаю, почему ты не доел свою картошку, – сказал Игнат. – Чтобы мне больше досталось.
– Тебе еще расти надобно, а я уже вырос, – сказал Мартынов, направляясь к двери. – Какой же ты боец со своим ростом? Так что сиди в хате. А захочешь на гармошке попилить – возьми.
– Я-то наелся, а вот Серого еще не кормили, – пожаловался Игнат, – Ты дашь ему сена?
– У скотины, брат, нынче тоже паек.
И хотя Игнат получил разрешение взять гармошку, на которой до сих пор играл тайком, он вышел вслед за Мартыновым. В сенях отыскал припрятанный еще днем мешок и осторожно выбрался на улицу.
Смеркалось. Избы теперь как близнецы походили друг на друга. Только одна из них была немного больше, и возле нее стояла высокая скирда сена. Игнат подкрался к плетню, пролез в дыру и быстро стал набивать мешок сеном. От малейшего шороха он сжимался в ком и опять принимался за дело. Набрав полмешка, он ползком добрался до плетня, перекинул мешок, а сам выбрался через дыру. И тут почувствовал сильную боль в локте. Потрогал – кровь. Вгорячах напоролся на разбитое стекло. Но мешкать некогда – могут заметить. Взвалив мешок, пошел быстро, без оглядки. Подкашивались ноги, в глазах рябило. Мешок тянул то влево, то вправо, валил с ног, но он упорно шел вперед. И вот наконец конюшня. Не успел войти, как услышал знакомое ржанье. Серый затоптался в углу, вскинул голову, нетерпеливо и отрывисто зафыркал.
– Тише ты, – прошептал Игнат, высыпая перед ним сено. – Я тебе еще завтра принесу. – И, довольный, он опустился на землю.
В эту ночь Мартынов опять не пришел. Игнат заснул, сидя за большим столом. И приснился ему сон: по сочной траве широкого луга мчится он на своем Сером. А навстречу ему скачут всадники. У них сверкают глаза, в руках – кнуты. Они хватают за уздечку Серого. Конь мечется, не поддается. Они бьют его кнутом. Игнат падает. Серый ржет, зовет на помощь. Игнат выхватывает наган из-за пояса и стреляет – бах! бах! Все мигом разбегаются… И тут Игнат проснулся. Возле него стоит дядя Петро.
– Петухи горло дерут, аж охрипли, – говорит он улыбаясь, – а Игната никак добудиться не могут.
Еще не придя в себя, мальчик испуганно огляделся:
– А где Серый? Они забрали его?
– В конюшне, – сказал Мартынов, догадываясь о сне Игната. – И сено дали твоему ученому.
Мартынов выложил из кармана тужурки куски сахара и сухарики.
– Это тебе тетя Синдо прислала. – Вдруг он заметил запекшуюся на рубашке кровь: – Э-э, постой, постой, что это? – он задрал рукав рубашки. – Кто ж тебя так ранил, боец?
– Упал, – соврал Игнат.
– У тебя и рожа как у той хрюшки. – Сердито поглядев на него, Мартынов поднялся, смочив полотенце, вытер на локте спекшуюся кровь. – Ну, теперь сам скажи: что тебе положено?
– Самое малое – два дня ареста, – сказал Игнат, надувшись.
– А не мало будет?
– Достаточно. А на двор можно выходить?
– Положено, как любому арестанту, – ответил рассерженный Мартынов.
Игнат заметно приуныл. Эти два дня он не сможет носить своему другу сено, навещать Эсуги. А ей сейчас очень трудно. Что она подумает о нем? Не дело оставлять ее одну в беде, да что поделаешь? Арестован… Он отошел к окну, поглядел на большую избу, на скирду и только вздохнул.
А Мартынов, звеня шпорами, вышагивал перед ним взад и вперед, о чем-то думая. Потом рухнул на кровать и вскоре задремал. Игнату стало совсем плохо, ведь Мартынов уснул, не помирившись с ним.
Когда Мартынов проснулся – мальчик тут же признался ему, потупясь:
– Папа Петро, я тебе наврал.
– Что ты? Что ты? Игнат? – встревожился Мартынов, вскакивая с постели и опускаясь к нему на корточки.
– Я не упал, а порезался, когда в соседний огород за сеном лез.
– Ну, знаешь, это уже чересчур! – взорвался Мартынов. – Это, брат, есть грабеж! А за него, брат, домашним арестом не отделаешься. Осрамил ты, солдат, своего командира. Что теперь скажут хуторяне? Красные грабят бедных крестьян и кормят своих лошадей!
– Никто же не видел, – попытался оправдаться Игнат, чтобы утешить Мартынова.
– Не видел, говоришь! – еще больше возмутился Мартынов. – Вот и плохо, что не видели. Попался бы – без ушей ходил. – Внезапно успокоившись, он добавил: – Подумай, брат, что хозяину скажешь. Посмотрим, как он с тобой поступит.
– Простит, – заверил Игнат. – Коня голодного ведь жалко…
– Мы тоже не очень сыты, – сказал Мартынов, – так неужто и нам всем отрядом идти воровать? Нет, брат, это не оправдание.
Мартынов усадил мальчика рядом с собой, сунул ему под нос сухарик с сахаром. Тот поднял на него мокрые глаза и, увидев добрую улыбку, успокоился.
Выпив кружку холодной воды, Мартынов ушел. А немного спустя Игнат вошел во двор большой избы, чтобы вымолить у хозяина прощения. И вышел оттуда веселый, с краюхой еще теплого печеного хлеба. Неожиданно возле своей избы, за плетнем, он увидел Юсэка! Подбежав к нему, Игнат крепко вцепился в его руку, хотя тот и не собирался бежать.
– Где ты пропадал? – закричал Игнат, радуясь и сердясь. – Тебя весь отряд ищет! А Эсуги думает, что тебя убили. – Он потянул его на улицу: – Идем скорей к ней! Она теперь у тети Синдо живет! – Он вдруг замолк, вспомнив о своем домашнем аресте.
– Передай ей, что я скоро вернусь, – сказал Юсэк, озираясь по сторонам.
– Ты опять уходишь? Нет, я не отпущу! – попытался удержать его Игнат. – Тебе разве не жалко Эсуги? Она всё время плачет, а ты…
– Не могу остаться, понимаешь. Я должен…
– Опять к белым пойдешь? – навострился Игнат.
– Я никогда не был у них.
– А где пропадал?
– В лесу.
– Тебе, что ли, стыдно остаться? Или боишься? – спросил Игнат. – Мартынов добрый, он сразу простит. Только извинись. Он меня тоже не раз прощал.
– Не боюсь я ничего. Что заслужил, то и получу, – сказал Юсэк.
– Ты бы лучше Чангера выручил. Его Хагу поймал и увел к себе. Он тебя послушается. Ты ведь его спас.
Юсэк почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри и резкой болью сдавило дыхание. Случилась новая беда. И в ней повинен опять же он, Юсэк. Из-за его проклятой жалости ждет своей страшной участи Чангер! Может быть, права Синдо, что так непримирима к врагам, даже к родному брату?..
– Я пойду к нему, – сказал Юсэк, вырывая свою руку из цепких мальчишеских пальцев. – Скажу ему все, что о нем думаю! Я хочу видеть, как он посмотрит мне в глаза! – Он кинулся бежать через огород, крикнув Игнату: – Не вздумай выболтать о нашей встрече Мартынову!
– Постой! – спохватился Игнат, догоняя Юсэка и протягивая ему краюху хлеба: – Возьми. А Эсуги можно сказать?
– Нет, и ей не говори ничего. А то она бросится меня искать. Я скоро вернусь, – сказал Юсэк и, взяв хлеб, пошел от него уверенным шагом через огороды к лесу.
А Игнат, несмотря на запрет и домашний арест, тут же побежал к Эсуги, чтобы порадовать сообщением о Юсэке.
Часть четвертая
ПРОЗРЕНИЕ
Глава первая
ВСТРЕЧА
1
Юсэк быстро выбрался на знакомую дорогу. Теперь он шел один, распираемый ненавистью к Хагу и самому себе. Почему он никогда не пытался разобраться в том, что происходит в России, а жил, лишь подчиняясь своим чувствам? Словно обреченный, ничему не сопротивляясь, он будто следовал предначертанным путем, не пытаясь ничего изменить, как это делали его товарищи. В эти минуты он казался себе жалким, ничтожным существом, которого невесть за что любила Эсуги. И не раскаяньем должен он искупить свою вину перед отцом, Эсуги, товарищами…
Он торопился, не зная, как брат Синдо встретит его, не решив до конца, как он поступит с самим Хагу.
Тот велел в честь своего спасителя приготовить вкусный обед. Сам повел гостя в только что истопленную баню, а после выдал новое белье. Однако ни горячей парной, ни услужливостью не удалось отогреть сердце Юсэка. Хагу то и дело подкладывал в чашку юного гостя еду и говорил друзьям:
– Чистое и великодушное сердце этого мальчика уберегло меня от верной гибели. Это небо послало его в награду за мои муки! И отныне он будет наследником моего хутора!
Услышь такое раньше, Юсэк одурел бы от счастья, но сейчас он оставался равнодушным. Щедрые посулы Хагу казались насмешкой. Хотелось сию же минуту выложить все, что он думает о нем. Но Юсэк уже был не тем мальчишкой, которого Хагу видел в первый раз. Он знал, что своей несдержанностью может испортить дело. И поэтому, пользуясь его добрым расположением, осторожно сказал:
– Дядя Хагу, вы меня тоже спасли однажды. Так что мы в расчете. Но я хочу просить… чтобы вы отпустили Чангера.
– В своем ли ты уме, мальчик! – воскликнул Хагу. – Об этом не может быть и речи! Это он нас поссорил с Синдо! Меня только от одного его имени колотит! А ты…
Юсэк понял, что просить его бесполезно, поэтому решил оглядеть место, где заточен Чангер, с тем чтобы ночью помочь ему сбежать.
Оставшись наедине с Юсэком, Хагу вдруг повеселел:
– Я знал, что ты придешь. А где Эсуги?
– Там осталась.
– Осталась… – повторил Хагу, думая о чем-то своем. И неожиданно спросил: – Почему ты сразу не ушел со мной? И почему тебя не наказали?
– Они не могли меня найти.
– Так ты все это время скрывался?
– Да.
– Бедняга, – вздохнул Хагу. – Теперь не попадайся им на глаза. Они тебе ни за что не простят. А как ты узнал про Чангера?..
– Об этом знает весь отряд.
– Но ведь ты жил не в отряде, а в лесу?
– Игнат сказал.
– Игнат? Кто он? И как он тебя в лесу нашел?
– Мальчик. Я встретился с ним случайно.
– Не подумай ничего плохого. Это не допрос. Я верю тебе. Мне просто любопытно, как они умудряются все знать.
– Я вот тоже знаю, что это вы убили Бонсека, – выпалил Юсэк, осмелев.
– Бонсека? – Хагу изобразил на лице удивление, потом с прищуром поглядел на Юсэка. – Не помню такого, – сказал он холодно и отвернулся.
– Вы так много убивали, что уже не помните, кого?
– В кипящем котле все рыбешки одинаковы. И тебе не в чем меня упрекнуть. Не я этот огонь развел.
– Но вы выстрелили ему в спину, когда он был в лодке, – перебил Юсэк. – Это подло.
– Какая разница, где и как убивать врага, – заметил Хагу сдержанно. – Однако кто тебе набрехал обо всем этом?
– Старик, что живет на берегу Уссури, – пытливо глядя на него, сказал Юсэк. – Он вас хорошо знает. Не думаю, что старец хотел посеять вражду между нами, сообщив об этом.
При упоминании о старике Хагу передернуло от злобы. Наполнив стакан вином, он не спеша осушил его и придал лицу трагическое выражение.
– Да, да, что-то припоминается. Кажется, было что-то подобное. Но, клянусь, этот парень первым в нас стрельнул. Можешь спросить моих людей. Я приказал ему причалить к берегу, а он ответил огнем. Тогда и я, конечно, не удержался. В тебя стреляют, а ты что – любоваться будешь? Ну хватит о нем, поговорим лучше о своих бедах. Не ровен час – и нас самих-то могут прикончить.
Юсэку очень хотелось, чтобы это случилось – и как можно скорее. Его не пугала собственная смерть, пугало убийство, которое он должен совершить как акт возмездия. Он не был готов к убийству и думал о нем с ужасом. Легко ли это сделать, лишить жизни человека, если твое сердце каждый раз немеет при виде страданий? Но ведь Хагу, по его же словам, делал это очень легко. Стало быть, в его груди бьется не человеческое сердце. И ему, Юсэку, предстоит убить не человека, а зверя – хищного и коварного…
– У тебя слишком чувствительная душа, и это меня беспокоит, – сказал Хагу, глядя в застывшее лицо Юсэка. – Боюсь – не погубило бы оно тебя. Жизнь, мой друг, жестокая штука. Она не щадит слабых. Я тоже когда-то глядел на мир наивными глазами и не знал, что кроме красоты есть еще нечто другое. И красивые маки источают яд. Понял, но поздно. Вот почему я теперь гляжу на людей, щурясь.
– Зачем вы мне все это говорите? Вам нужно, чтобы и я ожесточился?
– Я хочу предостеречь тебя, мой братишка.
– От чего? …Да, я должен был вас застрелить. И не смог! Не смог! Благодарите небо, что я такой…
Хагу чувствовал свою власть над ним и верил, что рано или поздно этот парень будет стрелять. И стрелять в его, Хагу, противников.
Придвинувшись, Хагу погладил его по голове:
– Не перед небом, перед твоей омони я склоняю голову. Это она одарила тебя честным и чувствительным сердцем. Это ей я, в первую очередь, обязан своим спасением. И потому я должен оберегать и любить ее сына. – Он вздохнул и закончил: – Вот почему трачу так много времени и слов, чтобы внушить тебе простые истины этого мира. Да и сам ты видишь, отчего я стал несчастным. Уж слишком доверился своему сердцу.
– Стало быть, по натуре вы добрый человек? – спросил Юсэк.
– Конечно! Злой не подобрал бы вас с Эсуги тогда, не спас. К плохому человеку люди не тянутся. А ко мне идут. Ты сам видел, с какой сердечностью принял меня мой хуторянин, Чунсеб, – отец этого сосунка.
– Если вы в самом деле добрый – отпустите Чангера.
И без того смуглое лицо Хагу стало черным. Сквозь узкие веки глядели уже совсем другие глаза.
– Ты хочешь, чтобы я его отпустил? – переспросил Хагу спокойно.
– Да… – Юсэк замер в ожидании.
– Ты можешь помочь Чангеру избежать его участи, – сказал Хагу.
– Что я должен сделать? – насторожился Юсэк.
– Об этом позже, – сказал Хагу. – А сейчас могу тебе позволить навестить его. Хочешь?
Юсэку очень хотелось повидать Чангера. Однако что-то его удерживало, пугало.
– Ну, что приуныл? Пойди, послушай, что он тебе скажет. Может, ты не станешь после этого свидания страдать за него? – сказал Хагу, поднимаясь из-за стола.
Выйдя из избы, они подошли к широкой двери сарая. Не спеша, вынув из кармана безрукавки связку ключей, Хагу отомкнул замок и сказал, подставив Юсэку раскрытую ладонь:
– Положи сюда свой пистолет. Ты получишь его после свидания.
Юсэк и сам не понял, почему протянул пистолет Хагу. Но ему показалось, что он лишился друга, на которого мог положиться. Хагу толкнул его в спину:
– Ну, чего заробел? Проходи, полюбуйся на своего друга.
Сдерживая волнение, Юсэк шагнул в сарай. Увидев неподвижно лежащего на сене Чангера, он с ужасом стал всматриваться в его изуродованное лицо. Сейчас, как никогда, как ни перед кем он терзался угрызением совести. Испытывая к себе ненависть, он хотел уйти, но тот, открыв вдруг глаза, спросил:
– Кто ты?!
Юсэк почему-то вздрогнул, испугался и, еще не придя в себя, сказал растерянно:
– Это я…
– Ах, вот ты где! – воскликнул Чангер, приподнимаясь на локти и глядя на него с отвращением. – А в отряде думают, что ты совершил ошибку по доброте своей. Да и я, осел, верил. Искать тебя кинулся. Мало меня били. Ты тоже пришел за этим? Бей, гад!
– Не говори так… – Юсэк не мог сказать, что пришел отомстить Хагу: в дверях стоял он сам.
– Уйди с глаз моих, – прошептал Чангер, трясясь от ненависти.
Юсэк пошел к выходу.
Заскрипела усохшая дверь, будто не желала затворяться. Щелкнул замок. Хагу уже было собрался вернуть Юсэку пистолет, даже полез за ним в карман и вынул его, но, заметив, с какой ненавистью юноша смотрит на него, раздумал и быстро направился к избе. Юсэк не знал, как поступил бы он сейчас, окажись в его руке оружие.
* * *
Юсэк злобно глядел на шторы, висевшие в проеме двери. Там, за этими шторами, спал Хагу. В карманах его брюк должны храниться ключи от сарая и пистолет… Осторожно ступая по скрипучим половицам, Юсэк подошел к двери, остановился, прислушиваясь к тихому и равномерному храпу, доносящемуся из-за штор. Лампа, казалось, излучала слишком много света, он вернулся, притушил ее. «А если Хагу проснется в тот момент, когда я полезу в карманы за ключами?.. Что я отвечу?..» – думал Юсэк, немея от страха. Он слышал лишь голос, исходящий откуда-то изнутри: «Спаси! Спаси! Спаси!» Нет, это был не голос, это билось сердце… Медленно приоткрыв шторку, в полутьме, Юсэк увидел Хагу, лежавшего лицом к стене. Юсэк прошел в комнату. Одежда была сложена на табурете, стоящем рядом с кроватью у изголовья. Скрипнула половица – Юсэк вздрогнул, будто кто-то толкнул его в спину. Еще шаг, еще. Непослушными руками он поднял с табурета брюки, полез в карман – карман был пуст, полез в другой – тоже. Нужно найти ватник. Ватник перекинут через спинку кровати у ног. Следует сделать еще несколько шагов. Первый сделан! Сделан и второй, третий. Обшарил карманы – ключей нет. Наверное, они под подушкой? Вернулся к изголовью. Медлить нельзя: в любую минуту Хагу может проснуться. Был бы пистолет… Теперь Юсэка не знобило, ему было душно. «Чего я боюсь? Смерти? – спрашивал он себя, отчаиваясь все больше и больше. – А если накинуться на него и силой взять ключи и пистолет? Ведь борьба будет равная, честная, один на один. А вдруг да и окажусь победителем?..»
Хагу заворочался, повернулся лицом к Юсэку и вдруг открыл глаза. Не узнав Юсэка, выдернул из-под подушки пистолет.
– Кто здесь? – крикнул он, вскакивая.
Юсэк не испугался, наоборот, распрямился, словно готовился принять удар.
– Я не боюсь вас! Ненавижу!.
Увидев Юсэка, Хагу успокоился, отбросил пистолет, подошел к Юсэку, вывел его в переднюю, где тлела лампа. Приподняв фитиль, он внимательно поглядел на Юсэка.
– Ты что задумал? – спросил Хагу, подняв его голову за подбородок. – Скажи, зачем ты вошел ко мне?
– Мне плохо, – Юсэк с трудом добрался до лежака.
– Отчего плохо-то? – наседал Хагу. Он подскочил к нему, готовый ударить. – Отчего? Говори же? Ну?!
– Оттого что я… трус, – пробормотал Юсэк.
Неожиданно успокоившись, Хагу присел к нему, потрогал лоб.
– Вот видишь, – воскликнул он, – до чего довела тебя твоя доброта! Ты даже заболел! Не можешь уснуть и шарахаешься по избе. А из-за кого? Из-за этой дряни, труп которого побрезгают клевать даже стервятники!
– Замолчите! – осмелев, выпалил Юсэк. – А вы? Вы хуже стервятника. Пьете кровь живого человека. Я говорю правду. Поступайте со мной как хотите. Можете бросить меня туда же, в сарай!..
– Что ты болтаешь? – Хагу с трудом сдерживал гнев. – Ты здорово обидел меня, но, как видишь, я не сержусь. Подумай: почему? Ты дорог мне, это я говорю честно. А обидел ты меня напрасно. Я ведь сказал, что отпущу Чангера.
Юсэк усмехнулся:
– Вы отпустите? Когда?
– Все будет зависеть только от тебя.
– Но что я должен сделать?
– Ничего особенного. Поедешь со мной к атаману и расскажешь ему о положении отряда Мартынова. Все как есть. И о том, что Мартынов хочет соединиться с другими партизанами и готовится напасть на него.
– Но разве атаман мне поверит? – пролепетал Юсэк, выискивая предлог отказаться. – Вам-то, поди, больше доверия. А потом… кто вам сказал, что Мартынов хочет напасть на атамана? Я об этом не слышал.
– Зато я знаю, – строго произнес Хагу. – Только атаман мне не верит. Он думает, что все дело в нашей с Синдо вражде, и не хочет из-за моего хутора своих людей подставлять под пули. Калмыков не дурак, он ждет японцев. Ты пойми, если атаман припугнет Синдо, можно будет избежать кровопролития. Когда японцы нагрянут – будет поздно. Сотрут они в порошок и твоих друзей, и Синдо, и Мартынова. Об этом и подумай. Поверь, мне совсем не нужна бойня, нужен мой хутор. Если имение попадет в руки японцев, не бывать мне хозяином. А русскому барину Калмыкову не нужна моя «шанхайка». Ему и городов хватает!
И опять, кляня себя в душе, Юсэк засомневался. Может, действительно для всех будет лучше, если отряд уйдет, оставив этот проклятый хутор? Говорят же в народе: «Не зли собаку, лучше брось ей кусок мяса». Но верно ли это изречение? Почему нужно потворствовать злу?
– Хорошо, – сказал он. – Я пойду к атаману. Я скажу ему все, что вы захотите.
Хагу насторожился. Уж очень легко согласился этот упрямый парень! Однако не выдал своего недоверия, похлопав его по колену:
– Вот и прекрасно! А теперь нужно выспаться… – Он быстро погасил лампу и скрылся за шторами своей комнаты.
Юсэк понял, что Хагу ему не доверяет, а ведет свою игру. Он рассчитывал, что хозяин вернет ему пистолет. Но этого не случилось. Теперь к его заботам прибавилась еще одна: нужно найти причину, чтобы не идти к атаману.
Юсэк еще долго сидел на лежаке без единой мысли в голове. Потом поднялся, подошел к окну, прислушался. И в ураганных завываниях ветра ему казалось, что слышит голос Эсуги: «Почему ты медлишь, Юсэк? Ты жесток в своей жалости!» Он вышел на крыльцо. Косой холодный дождь хлестал его по лицу. Он глядел в темноту, в сторону сарая, где по его вине страдал Чангер.
«Завтра Хагу узнает об отказе пойти к атаману. Что он предпримет?» – подумал Юсэк. Вспомнив, что где-то видел топоры и пилы, он побрел наугад, не рассчитывая в темноте быстро что-либо найти, как вдруг укололся рукой об острие металла. Схватив и прижимая мокрый и холодный тесак к груди, побежал к сараю, обошел вокруг, снова вернулся к двери, потрогал замок. «Топором не выломишь», – решил он, просовывая лезвие между засовом и замком. Еще раз оглядевшись, он резко дернул на себя ручку – звякнул штырь, ударившись об замок. Он повторил все еще раз и убедился, что тратит время попусту.
Донесся чей-то хриплый голос: «Кто там лазит?» Сжав в руке топор, Юсэк, не мешкая, юркнул за угол сарая и прижался спиной к стене. Нет, это был не голос Хагу. «Возможно, кто-то вышел по надобности и случайно услышал? Или кто-то приставлен к пленнику? – думал Юсэк, вслушиваясь. – Завтра Хагу узнает о моем отказе… Чангера выволокут из сарая – и тогда… Другого случая спасти его не будет! Но как же взломать дверь? Может, попробовать через крышу?» Станет отдирать доски – услышат все, проснется Хагу. А сейчас он спит… там, за шторами… Широко расставляя отяжелевшие от грязи босые ноги, он подошел к крыльцу избы, остановился. Потом быстро и тихо поднялся по ступенькам. Осторожно приоткрыв дверь, вошел в избу. Слева комната Хагу. Юсэк подкрался к шторам, напряг слух. Тихо. Переступил порог, сделал несколько шагов к кровати. «Голова должна находиться справа. Так что удобно, не смажешь…» Он крепко зажмурился и занес топор. Секунда, другая… Юсэк почувствовал, что с каждым мгновением слабеют руки и он не в силах подчинить их своей воле. Тесак грохнулся на пол. И сразу же вспыхнул свет. Юсэк оглянулся. В проеме двери стоял Хагу. Запалив спичкой лампу, висящую на стене у входа, он приблизился к Юсэку.
