Текст книги "Фейри (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

   Что там у тебя, человек? Голодные спазмы? Что в качестве «пищи» ты возжелаешь?

   – Мне кажется, что Магистр хотел сказать, что мы вместе. Мы живём на одной с вами планете. Не знаю, почему вы не ушли. Но раз вы остались – судьба этого мира сплетается с вашей. Я вас отпущу. Но дайте мне обещание: вы вернётесь, переговорив с вашими; вернётесь для переговоров в спокойной, лишённой давления и угроз обстановке. Нам есть, о чём поговорить.

   А какой в этом смысл? Чего они хотят добиться? Зачем суетятся? Беспокоятся? Хранят древний хлам и выискивают новый? Время разгадывать тайны? Время действовать? Следует помнить? Зачем? Разве можно подготовиться к вселенской катастрофе такого масштаба? Если допустить, что это действительно правда. Ведь даже мифы кристаллизуются вокруг зёрен истины.

   Допотопные артефакты им не помогут. Не смогли Древние Допотопцы предотвратить катастрофу. И древние знания подобны песку в периодически встряхиваемом сите. Они, не находя применения, просачиваются, уходят в небытиё.

   О чём нам говорить?

   Но не собираюсь же я пребывать вечно в плену.

   – Обещаю.

   – Поклянитесь.

   – Клянусь.

   И немного подумав:

   – Встречу лучше всего организовать на нейтральной территории. В Харке. В доме Бориса.

   Он кивнул.

   – Хорошо. Вас будут там ждать... Новый наш лидер.

   Голова отрастёт.

   – А сейчас, я думаю, следует вернуть вам вашу вещь. Вы были правы. Она на корабле.

   Первое, что я ощутил, взяв в руки меч: он передал сообщение. В какой-то момент связь восстановилась, и далёкий передатчик на Базе отсигналил, подтверждая приём информации. Они уже знают. И наверняка уже взялись за уборку проступивших Следов. Раз связь налажена – они должны знать, что клинок утратил хозяина. Местоположение меча доведено до их сведенья серией коротких сигналов, и вскоре за ним пришлют специальную группу с целью изъять его у людей, проведя расследование и предприняв все доступные меры по обнаружению незадачливого владельца данного универсального инструмента, чьей главной (но не единственной) функцией, чего уж скрывать, является сеянье смерти.

   А вообще мой меч универсален. Им одинаково можно резать как плоть, так и дёрн. Он детектор и передатчик; в него вложена серьёзная база данных. Он оборудован средствами записи аудио и видео информации. Его можно подключать к внешним электронным устройствам, оборудованным соответствующими портами ввода-вывода. Мой клинок – это смесь стали, сложных приборов и калькулятора. Я таким его «выковал» (воспользуюсь этим человеческим термином, хотя он и вводит в заблуждение, ибо затруднительно назвать ковкой литьё под давлением с помощью сложнейших приспособлений, идеальным способом, почти на грани немыслимого, сочетающих высокие и сверхнизкие температуры).

   Мой меч – это чудо. Как и луки Дана. Доспехи Бориса. Или поделки хитреца Конттуина.

   Воссоединение с потерянной вещью так сладостно.

   На лицах людей видно изумление. Лёгкая примесь испуга. И похоже вялый налёт сожаления. Странное существо обзавелось волшебным оружием, и силы его стали неизмеримы.

   Не могу удержаться от активации внешних эффектов.

   По поверхности лезвия пробегает голубая вязь тонких рун, вгоняющая смотрящих на это людей в лёгкий ступор. Знали бы они, что эти каракули ничего ровным счётом не значат... Я их просто так рисовал, поленившись взять в руки образец какого-нибудь экзотического шрифта и сплести буквы (слоговые знаки, логограммы и смысловые детерминативы, и прочее, прочее) в какую-нибудь связную фразу. В девиз, например.

   И всё равно, хоть и глупо, но вышло красиво.

   Пусть знают, что меч узнал руку избранного.

   Мгновение я ощущал себя центром внимания, ловил устремлённые на меня и Обсидиан изумлённые взгляды, с усмешкой заглядывал в переполненные восхищения и ревности глаза Клары. Потом... рукоять едва ощутимой вибрацией дала мне понять, что клинок принял чей-то сигнал, и весь мир для меня внезапно померк, потускнел, отодвинулся вдаль.

   Кто-то вышел на связь.

Дан Арчер (IX)

   Максим старик, мечом своим

   Прославленный когда-то,

   Неудержимый, статный и богатый.

   Крутой в бою и кроткий в мире,

   Остыл с годами, и с родными

   Держал в своих руках Урал.

   Не немощь, мощь его росла

   И поднимаясь в небеса

   Сверкала на крутых боках

   Баллонов и гондол,

   Больших сигар – небес коней,

   Приютов воинов и вестников смертей

   Душонок мелких,

   Что по земле ногами ходят.

   Я прислушивался к песне и отрешённо думал: Урал... Это севернее... Значит, северяне тоже летают. И наверно ещё как летают.

   Позади меня возвышался Верховный, и что-то монотонно втирал про изменение баланса на огромном кладбище слонов, в которое превратилось в последние дни Подлунное Общество. Меня же волновало совершенно другое.

   – Может, не следовало его взрывать?

   Эрик меня понял сразу:

   – Проходы расчистят. Пусть даже на это потребуется несколько столетий. Вопрос в том, что времени может нам не хватить. Теперь вся надежда на вас. Прочитайте кристалл.

   Я не стал ему отвечать, что верования людей дело не наше. При разговоре с исступлённо верующим человеком на воздушном корабле, принадлежащим фанатикам, такой ответ весьма нежелателен. Бережёного бог бережёт. А болтливый может уподобиться птице. Летать я не умел, а перестрелять всех в случае чего у меня не хватит ни стрел, ни нервов. Да и что мне делать на судне без экипажа? Но в Кыявль лететь у меня нет желания.

   – Куда летим?

   – Вас беспокоит ваш груз?

   Именно. Я в ответе за него. Мысль о том, что в недрах Путеводителя остались двое заключённых с изрядной примесью нашей крови, я старался гнать от себя. Я не мог для них ничего сделать. По крайней мере, не при такой спешке. Да, в момент бегства я о них напрочь забыл. А напоминание Верховного пулей просвистело вдоль извилин мозга, ничего не задев. Я не считал их за своих и не возлагал на себя тяжесть ответственности, но воспоминание – они брошены там – было весьма неприятно.

   – Выгрузите груз в указанной точке.

   – Где именно?

   – Восточнее Харка, – я смотрел на горизонт, туда, где в атмосферной дымке должна вскоре обозначиться суша, и думал о том, что у Смотрителей и Верховного свои планы на счёт прокладываемого курса. – Намного восточнее...

   – Если мы заберёмся слишком далеко на восток, то возвращаться нам придётся против встречного ветра при весьма неблагоприятных условиях...

   Я молчал. И неуверенный голос у меня за спиной умолк. Человек отошёл, задержавшись на миг, чтобы робко напомнить:

   – Барометр падает...

   Я знаю.

   Небо на юге неприятно темнело. Грозовой фронт надвигался, скользя в верхних слоях атмосферы. До полудня погода была великолепной. Синева вокруг нас казалась чудесной и вечной. Чуть выше над нами проплывали кучевые облака хорошей погоды, похожие на небрежно разбросанные куски белой ваты. Однако со временем мне указали, что их вид изменился: они резко выросли, приняв вид вертикальных столбов. Как для меня – ничего необычного. Но для опытных небесных волков их вид говорил, что приближается холодный фронт, несущий с собой ливни, грозы и шквалы.

   Беда приближается.

   Судно шло по ветру. Двигатели были переведены в экономичный режим. Ветер умеренный. Но выше уровнем он надрывался сильней. И облака нас обгоняли, а темнота за спиной стремилась окрасить всё небо, расправив крылья дождя и обхватив треть горизонта.

   Меняем курс.

   Северо-северо-восток.

   Дирижабль плохо управляем. Что-то там произошло с предохранительным газовым клапаном, ответственным за стравливание из оболочки избытка газа, и он выпустил водорода несколько больше чем следовало. Пока обнаружили неисправность, пока исправили это дело, оболочка дирижабля сморщилась, утратив упругость и образовав так называемые «ложки» – неприятные складки и впадины, ухудшающие аэродинамику и затрудняющие динамическое управление посредством стабилизаторов и рулей. Это основная причина почему «Кит» не мог взять круто к ветру и уклониться в сторону от надвигающегося ливня.

   Утечка водорода имела ещё одну неприятную особенность – грозовые разряды угрожали стать смертельно опасными. Легенды воздухоплавателей гласили, что можно пройти сквозь грозу, но маневры, связанные со снижением высоты, следовало полностью выставить. Чёрт! Нельзя было совершать такие манёвры даже просто рядышком с дождевым облаком, а не то что в утробе его. Если клапан будет пропускать, когда нас накроет – мы мертвецы, и наши останки поглотит глубокое море. Потому команда под руководством неугомонного такелажмейстера, опоясанная страховочными тросами, который час ползала по оболочке, проверяя и перепроверяя состояние маневровых и предохранительных клапанов, герметизируя их для пущей надёжности специальным раствором и фиксируя в замкнутом состоянии железными скобами.

   Выживем. Мы обязательно выживем. И когда-нибудь тоже окажемся частью легенды.

   Небесный кит, вышедший победителем в битве над Путеводителем Мёртвых, везущий Усопших Ушедшего Народа, пролетит сквозь грозу и плавно вплывёт в сказанья и песни. Рассказ о нём усложнится, обрастёт эффектными подробностями и странным образом преобразится, приобретя глубокий смысл и философскую подоплёку, о которых с серьёзным видом спустя столетия, а может и больше, будут разглагольствовать учёные мужи, производя анализ мифологии и сказочного эпоса.

   Мы последние осколки Эпохи Легенд.

   Мысль об этом вызывала одновременно и веселье и грусть. Всё вперемешку.

   Я стоял, глядя в меркнущую синеву, и прислушивался к словам эпической песни, посредством которой люди пытались заглушить свои страх и тоску.

   Его воздушный флот -

   Вражда низин, оплот богов -

   Покорный пению ветров,

   Не раз в лихой набег

   За край небес,

   В восход, в закат,

   В глухую ночь вплывал.

   Большой добычей обладал.

   Владел он всем:

   Удачей, властью, уваженьем,

   Железом, златом и углём,

   Людьми, животными, зерном.

   Детьми он не был обделён.

   Два сына были у него

   И девять дочерей...

   К семи часам вечера нас накрыло дождём. Какое-то время было явственно видно, что мир рассечён пополам: на привычное нам и живое; и на поглощённое и переработанное мглою – холодное, влажное, периодически громыхающее и посверкивающее сгустками злобной и чертовски опасной энергии. Потом всё растворилось в обступившей нас пелене.

   Капитан «Кита» приказал сбросить балласт, чтобы хоть как-то компенсировать уменьшение высоты – дождь бил упругими струями, наполнив избыточной тяжестью всё, что могло впитать в себя влагу.

   Нас несло вместе с грозой. И теперь наши судьбы находились в руках Бога Бензиновых Двигателей, которому механики не переставая бубнили молитвы. Только моторы могут нас вынести. Курс наш лежал почти перпендикулярно направлению ветра, и если бензин не закончится, если не откажут беснующиеся под кожухами лошадиные силы, если не полетят редуктора и водород не взорвётся над головою, если резким нисходящим потоком нас не ударит об воду, если деформация оболочки, не компенсируемая даже подкачкой воздуха в баллонеты, всю эту летающую конструкцию не угробит, то... то мы спасёмся.

   Гондолы раскачивало. И мне было трудно представить, какие нагрузки приходятся на оболочку. В воображении с надоедливым постоянством рисовалась картинка, как она разрывается, подобно бумажному пакету, в который натолкали слишком много всего. В каждое громыхание грома мне казался вплетённым треск рвущейся ткани. Вокруг всё сверкало. Извивы зарядов плели замысловатую сеть. Было светло словно солнечным днём. Вода стекала с «брюха» дирижабля в гондолы каскадами и проникала за шиворот холодными пальцами. Дождевики не спасали. Температура упала. По телу ползали ледяные мурашки. Пальцы мёрзли, и челюсть, словно поддаваясь какой-то вибрации, тряслась так, что стук зубов, казалось, заглушал даже грохот карданных валов.

   В моторной гондоле было несколько суше. Там, помимо механиков, пристроили Хаврония, Люси и Конттуина, и ещё кое-кого из смотрителей.

   Люди, незадействованные непосредственно в управлении, фанатично молились. Изредка до меня доносились слова «...будь милостив к нам...» вперемешку с заклинаниями из технических формул, что-то про электростатику, взрывоопасную кислородно-водородную смесь и руку Доподлинного.

   Через час отказал один из моторов. Засорился какой-то клапан (злополучные клапаны!), и кто-то говорил ещё об образовании кристалликов льда в трубах водяного охлаждения.

   Спустя какое-то время такелажмейстер – весьма стойкий парень – заявил об обмерзании оболочки.

   Капитан приказал сбросить остатки балласта, что с заминкой (что-то где-то примёрзло) было исполнено.

   Высотомер отмечал то полторы тысячи, то тысячу метров.

   Воды внизу совершенно не было видно.

   Мы шли сквозь фиолетовое сияние грозового облака. Все металлические детали набрали заряд и больно били искрами по неосторожным рукам. Оболочка над нами сверкала огнями, а над головами механиков, в лётных форменных шапочках с железной оправкой, светилась световая корона, похожая на нимбы святых.

   Грохот грома. Блеск молний, струи дождя. И резкие шквалы...

   Не помню, когда это закончилось. Переход был постепенным, но по сравнению с прочим кошмаром показался весьма кратковременным. Вначале сократилась сеть молний. Потом почти утих дождь. А потом... внизу проступило в лунных бликах прекрасное море, и мир вокруг показался необычайно спокойным. Даже пронзительный ветер стал словно другой.

   Сдох ещё один двигатель. Нет, с ним всё в порядке – закончилось топливо. И это ужасно. Уже два часа, как забрезжил рассвет, и почти час как впереди обозначилась подёрнутая дымкой полоска земли.

   Ветер сносил судно в сторону. И два надрывающихся двигателя оставались последней надеждой достигнуть намеченной цели.

   Дирижабль терял высоту. Шквальные ветры его потрепали. Сдала ль оболочка, или это опять разболтавшийся клапан? Человеческий бог его знает. Тот самый бог, имя которого мы, фейри, поминаем исключительно всуе, ровно также как и чёрта, кузькину мать и прочих представителей людского фольклора.

   Человеческий бог его знает. А может быть чёрт.

   Такелажмейстер вновь ползал по оболочке. Команда, вооружившись гаечными ключами, существенно облегчила дирижабль, сбросив за борт пустые топливные баки, и теперь возилась с нерабочими агрегатами, снимая отдельные узлы, механизмы, детали и отправляя их в недолгий полёт к беспокойной поверхности моря.

   Высота менялась скачкообразно.

   1200... 1100... 900... 1100... 850... 900...

   Мы снижаемся. Судно стало уже неуправляемым. Сморщенная оболочка являла собой столь жалкое зрелище, что нельзя было без содрогания пялиться вверх.

   Действия экипажа проходили в удивительной тишине. Вернее в молчании: два оставшихся в ходу агрегата всё же урчали, выжигая последние капли топлива; громыхали редукторы; секли воздух деревянные лопасти огромных винтов. Земля приближалась. И всё это в полном молчании. В какой-то осязаемой боязни испортить всё неправильным словом.

   Машины работают. «Кит», вырабатывая свой последний ресурс, трудился сосредоточенно, и никто из людей не решался ему помешать – «толкнуть под локоть», отвлечь от работы. Люди в своём воображении наделяли механизмы душою и капризными чертами характера. Посторонний звук – слово, чих, даже просто лязг ключа о железяки – может сбить установившийся ритм. Моторы заглохнут. И судно обратится во слух, пытаясь понять, что его побеспокоило. Может нечто важное? Поважнее Главной Работы?

   Тишина. Напряжённое выжидание. Ну же, ну же. Выноси нас к несчастному острову.

   Это даже не остров, а целая россыпь маленьких островков. Всяких. Скалистых и голых, едва высовывающих свои макушки поверх волн солёного моря. Или же покрытых лесами, лугами. Раскинувшихся вширь и вдаль.

   – Это восточно-окраинные острова! – прошептал мне в ухо Верховный. – Они населены дикарями. Здесь нет даже Погодной миссии. Ну и попали. Влипли.

   Да. Не повезло. Я даже не представлял, как буду добираться с Грузом до Базы. Или хотя бы до одного из Хранилищ.

   Верховного сменил Охнач и сообщил мне:

   – Нам повезло. У меня здесь имеются родичи. Нас прикроют. Помогут.

   – Ты думаешь?

   – Покажешь им пару фокусов. Здесь чтят фейри. В своё время тут проповедовал Ян Длиннобородый...

   – Кто таков?

   – Один из ваших. Проповедник времён вашей Войны.

   Я знаю как минимум семь наших Янов. Но никто из них таким баловством не занимался.

   Потом пришёл капитан. Отрапортовал коротко, ясно:

   – Мы падаем.

   – Долетим?

   Пожатие плеч.

   – Если будет на то воля Доподлинного.

   Доподлинный явно нам благоволил, хотя чувством юмора обладал весьма нездоровым.

   Переменный ветер пронёс нас между дюжины островков, старательно держа наше судно над волнами прибоя, лижущими острые скалы. Красота в этом полёте была завораживающая. Многие перегнулись за борт гондолы и пялились вниз.

   Такелажмейстер выдернул из клапанов предохранительные скобы, и теперь рулевые только и ждали команды, чтобы подналечь на тяги и дать волю остаткам водорода.

   Однако потребности в этом не возникло. Дирижабль и так терял высоту.

   Умолк правый двигатель, а левый зашёлся в таком диком кашле, что капитан поспешил пресечь его страдания.

   «Кита» обволокло тишиной. И от этого стало безудержно страшно. Как будто живое существо-дирижабль внезапно скончалось. Эта туша мертва. Агония завершилась. Последние искры жизни покинули бренное тело, и теперь его просто несло воздушным течением, и оно неторопливо оседало на дно воздушного океана, с которого никогда ему уже не подняться. Потом, после падения, мелкие двуногие хищники его растерзают. Вырвут, в данный миг ещё неостывшие, жизненно важные органы-моторы, снимут компрессоры и масляные насосы, демонтируют передаточные механизмы, уволокут гондолы и раскроят на куски оболочку. Растащат всё, что представит для них хоть какую-то ценность.

   Костей не останется. Нет в этом мире кладбищ для почивших воздушных китов-дирижаблей.

   Жалко тебя.

   Всему экипажу, должно быть, болезненно жалко...

   Мы падали.

   Хорошо, что на остров.

   Хотя... хорошо ли?

   Внизу расстилалась холмистая местность. Чахлый лесок, обильный кустарник. Дорога, трава. Маленький домик с невероятно высокой дымящей трубою.

   Земля манит вниз. Накинула путы и тянет, тянет к себе то, что принадлежит ей по праву. Даже птицы кончают свой жизненный путь на земле. Что уж говорить о «Ките».

   Мы падаем.

   Конттуин рядом с Люси. Верховный держится Охнача. Хавроний в кабине. Смотрители, кажется, тоже. Экипаж на местах.

   Для всех время словно застыло. Многочасовое ожидание утомляет, сковывает отупелостью разум. Быстрее всё бы закончилось.

   Скоро закончится.

   Мы рухнули прямо на домик.

   Обитателям неприятный сюрприз.

   Все дружно вздохнули, когда жерло кирпичной трубы с горячим дымом и, кажется, с блеклыми огненными искрами, рвущимися с потоком воздуха ввысь, прошло меж гондол и, осыпаясь крупной крошкой из кирпичей и раствора, проткнуло подбрюшину оболочки.

   – Мама...

   – О боже...

   Наставники...

   Сейчас будет взрыв...

   Все замерли. Гондолу тряхнуло. Сердце неистово колотилось. Я с трудом устоял на ногах, вцепившись руками в гнутые поручни. «Приземление» оказалось довольно мягким. Гондола не коснулась поверхности. Она провисла между деревянным строением и крутым склоном холма, в который упёрся смятый нос дирижабля.

   Как Груз?

   Вторую гондолу не было видно. Её скрывала провисшая ткань. К тому же всё вокруг стало затягивать дымом.

   – Быстрее! – в меня впился руками Верховный, похоже возложивший на себя роль моего личного ангела-хранителя. – За борт!

   Я спрыгнул на землю. Рядом шумно и неуклюже прыгали люди.

   Дворик. Кособокий заборчик. Поленница. Будка с цепною дворнягой – спрятавшейся, не смеющей высунуть носа и лишь испуганно, а не злобно рычащей из глубины своего логова.

   Вторая гондола по другую сторону дома...

   – Куда?! – Верховный вновь ухватил меня за рукав.

   – Я должен убедиться, что всё в порядке со Сп...

   Резкий рывок меня развернул. Лицо Эрика оказалось до неприятного близко. От него пахло луком, и зубы он, наверно, в последние дни совершенно не чистил.

   – Вы с ума сошли.

   Я отмахнулся.

   – Там мои братья по крови.

   – Вы им ничем не поможете. Гробы слишком тяжелы. Нужны руки... лебёдки... Экипаж удрал! Мы погибнем, если не сделаем также!..

   – Отвяжись! – рявкнул я, отчётливо осознавая всю жестокую правоту его слов. Им ничем не поможешь... В одиночку, даже вдвоём, даже если кликнуть Охнача и Конттуина, не успеть за те крохи отпущенных нам мгновений извлечь и оттащить на безопасное расстояние криокапсулы Спящих.

   Но как ему объяснить, насколько горько и неприемлемо для меня это поражение? Не оправдать возложенную на меня должность Хранителя... Погубить всё то, за что был ответственен... С каким стыдом я вернусь на Базу и взгляну в глаза своим товарищам?.. Жизнь на этом кончится... Спокойная жизнь. С уверенностью в себе. В своей чистоте. В правильности моих взглядов, поступков. Кем я стану? Каким я буду? Как смогу жить, отравленный ядом воспоминаний, о столь беспощадном провале?

   Усну? Дам своему истерзанному угрызениями совести сознанию померкнуть во тьме? Это ли смерть? Так чего мне бояться? Того, что взорвётся? Да полноте вам. Мы будем вместе, мои сёстры и братья.

   Я не побегу. От огня можно сбежать. От себя – никогда.

   – Как вы, люди, в таких случаях говорите? Долг обязывает?

   Однако я не успел сделать и шага. Вновь рывок и лицо Пневматика рядом.

   – Мы должны отбежать. Баллон взрывоопасен.

   – Бегите.

   – Оболочка горит.

   – Чёрт с ней. Пусти.

   Он покачал головой. Я был ему нужен. Для него я единственная ниточка к фейри. Без меня у него не остаётся больше козырей. Он не мог мне позволить глупо погибнуть.

   – Берите его.

   Что?

   Меня подхватили под руки. Я воспарил над землёй. Кто-то, стоящий сзади, схватил мои ноги.

   На миг в голове мелькнула безумная мысль, что меня сейчас раскачают и перекинут через забор. Но нет. Мы побежали...

   Они побежали, волоча меня, утратившего от ярости разум.

   Да как! Они! Посмели!

   Убью, гады!

   Поставьте на землю!

   Калитка, тропа. Клубы дыма исчезли. Воздух стал намного свежее. Подъём. Вершина холма. Здесь собрался весь экипаж.

   Меня опустили в траву.

   Конттуин произнёс:

   – Дан, только не надо... Не бесись... У нас не было выбора. Взрывом всех бы убило.

   Поднявшись на ноги, я злобно оглядел своих носильщиков-потаскунов.

   Охнач, Верховный, Константин и даже Люси.

   Все свои. За исключением «безымянного» мудака. Но он не зря спрятался за широкую спину Дака.

   – Вы что?! – обрушился на них я, – Обезумели? Там же наши!

   – Постой... Мы их не вынесем... Это работа на много часов...

   Я оглядел Конттуина.

   – Что, заговорил?

   Тот потупился.

   – Прости. Но нам их не вынести.

   С холма домик не было видно.

   Это деревянное недоразумение единственно виной нашего бедственного положения. Кто летом топит избу?!! Что за придурки?!

   Дирижабль дымился. Дым клубился под ним, скользил по бокам, и под углом уходил ввысь. Огня не видно. Но это не имело значения. Достаточно одной лишь искры.

   В баллоне сейчас не водород в чистом виде, а кислородно-водородная смесь, всегда образующаяся при стравливании подъёмного газа через клапаны в атмосферу. Такая смесь способна воспламениться от банального трения в слоях оболочки. Статика. Бич всех небоходов.

   Время шло. Секунды слагались в минуты. «Кит» дымился. Мы ждали, когда это чудище вспыхнет.

   Дирижабль, окончивший жизнь на земле, – зрелище жалкое. В особенности для взора того, в чьей памяти он запомнился парящим красавцем.

   Ты ещё жив. Хотя бы отчасти. Твоя смерть произойдёт окончательно лишь тогда, когда нутро твоё разорвёт набухшим пламенем. А пока искра жизни теплится. Не смотря на молчанье моторов и отсутствие сил для полёта.

   Ты живёшь...

   – Сколько прошло?

   Вопрошал капитан. Отвечал такелажмейстер.

   – Минут двадцать... Пятнадцать...

   – Слишком много. Если есть возгорание... Если было...

   – Проверить?

   – Идём вместе.

   Да, парни, я вас понимаю. Для меня важен лишь Груз. Для вас – сам дирижабль. Для вас он больше чем просто летающий огромный бурдюк. Для вас это друг, подопечный, объект поклонения. В нём часть вашей души, ваши помыслы и стремления. Я вас понимаю. Такое же отношение у меня к моим лукам и арбалетам. Не просто вещи. А вещи одухотворённые нашим трудом. Мы так переживаем за них, если они приходят в негодность.

   Власть вещей... Мы все немного технопоклонники.

   Эти двое спустились с холма.

   Я огляделся. Кругом застывшие лица, сосредоточенные выражения. У всех людей, без исключения. И только Конттуин не сводит с меня пристального взгляда.

   Ну ладно.

   Не только люди переживают, меня тоже долг обязывает.

   Я направил свои стопы к дирижаблю.

   Мы стояли перед дверцей печурки. Внутри весело плясало гулкое пламя.

   Жар... Жар... Жарко...

   Не знаю, почему мы застыли. Странно, должно быть, было это видеть. У нас над головой тысячи кубометров взрывоопасного газа, а здесь пляшет жаркое пламя. И не просто пляшет, а выстреливает искрами и подаёт обжигающий воздух в трубу, воткнутую в огромный водородный мешок.

   Такелажмейстер (как его имя?) первым открыл рот:

   – Должно быть, проткнуло не основной баллон, а баллонет... Он на момент падения был до отказа раздут в объёме...

   Какое это имеет значение?.. Кто-нибудь... что-нибудь... сделайте...

   А мы всё смотрели, смотрели... остекленевшими взорами.

   Ожил капитан. Он вышел и через минуту-другую вернулся с полным ведром.

   Печь зашипела и обдала нас паром. Пламя в муках скончалось. Жар отступил, и сразу стало как-то прохладно и неуютно.

   Очарованье пропало.

   А капитан побледнел и медленно осел на низкую лавку, теряя сознание.

   Конец у истории грустный.

   Люди, перед тем как вскрыть оболочку и выпустить остатки водорода, читали перед кораблём отходную. Прощались, как с покинувшим этот мир другом.

   Выглядело это трагикомично. Слёзы у меня на глазах не навернулись, но я им сочувствовал.

   Но наделять душой дирижабль... Должно быть, я не очень праведный технопоклонник. Мне смешно представить, как устроил бы, скажем, я похороны своему пришедшему в негодность луку.

   Власть вещей... Это всего лишь вещь, ребята.

   Ситуация сложилась совершенно безвыходная. Я смотрел на небо и просто трясся от ярости.

   Так не бывает! Это противоречит теории вероятности! Нас невозможно найти! В архипелаге около сотни островов и островков, и разбросаны они по внушительной площади. Шанс обнаружить наш дирижабль (а уж тем более упавший на землю в ложбину между холмами) абсолютно ничтожен. Не больше вероятности найти иголку в большом стоге сена.

   Так не бывает!

   Мы не менее чем в полутора тысяч километров от Путеводителя. Радиус поиска очень велик. Даже более. Максимален. Мы упали, выработав топливо до капли. Я допускаю, что у трижды ужасных южан пообъёмнее топливные баки, но они прошли большое расстояние до Путеводителя. Как они думают возвращаться? Или их летающие монстры настолько совершенны, что для них 3-4 тысячи километров не проблема? Даже если половину пути придётся преодолевать против встречного ветра?

   Но факты – вещь упрямая. Вот они. Четыре вражеских дирижабля.

   С некоторых пор я легко узнаю их силуэты. Те же самые...

   Так ли это? А может другие? Насколько велик у южан воздушный флот? Сомневаюсь, что кому-либо из Общества это известно.

   Что им тут нужно?

   Их курс пролегал словно по стрелке волшебного компаса, указующего строго на...

   Капсулы Спящих.

   Криокамеры имеют встроенные маяки, сигналы которых не способны заглушить даже Звёзды. Они искажают магнитное поле планеты, и их можно засечь на очень большом расстоянии посредством специальных детекторов. Очень чутких. И не по человечески сложных.

   Меня охватило трепетное чувство приближения к разгадке. Люди слишком много о нас знают. Неестественно много. У них есть союзник. Изменник. Кто-то из фейри.

   Ты давно это знал. А вот тебе ещё одно подтверждение.

   Убеждение что я этого кого-то вскоре встречу созрело и окрепло во мне ещё до того, как ожил встроенный в мой лук передатчик, и очень знакомый голос, полный хрипа помех, произнёс:

   – Ден, не стреляй. Свои. Мы снижаемся.

   Спуск в такой местности, при переменном порывистом ветре, без подстраховки наземной команды – задача не из малых.

   Команда воздушного судна, стремительно сбросившего высоту до каких-то жалких 15-20 метров, была очень искусна.

   Задрав голову, я глядел на широченное «акулье» брюхо.

   Суда Общества отдыхают. У этого дирижабля были такие размеры, что становилось весьма неуютно, оказавшись под ним в его тени.

   Он невероятно, чудовищно огромен. В нём не менее трёх сотен шагов. Да что там, значительно больше.

   С такой дистанции я никогда не промахнусь. Как это просто, извлечь из колчана разрывную стрелу, поднять лук, пустить её вверх. И стоять и смотреть, как оболочка сползает объятыми пламенем клочьями, обнажая голый остов покорёженного от жара каркаса. И всё это падает. На мою неразумную голову...

   А ведь просто было бы...

   Какая нездоровая, притягательная, сумасшедшая мысль самоубийцы.

   Какое-то время я ей наслаждался, пялясь на беззащитное, такое близкое брюхо дирижабля.

   Проще простого.

   Тем временем из средней гондолы сбросили вниз верёвки, а через минуту по ним к земле заскользили фигуры.

   Ба! Знакомые лица!

   Я не знал: смеяться мне, плакать иль веселиться.

   Здорово, Борис. Привет, Игро. С пробуждением, Редрон. Как дела, Георд? С добрым утром, Серджей. Ну что, мятежники, все в сборе? Или в вашей компании есть кто-то ещё?

Игро Мечник (IX)

   Денис выглядел очень весёлым. Но весёлость эта злая. Я вижу. Я знаю.

   Честно говоря, заглянув в его лицо, я с ужасом осознал, что он запросто мог нас расстрелять, ещё когда мы готовились к спуску.

   В памяти пока что свежо воспоминание, как падали пылающие дирижабли. И один из них был подожжён моим другом!

   Дымный след. Гигантский костёр. Небесный монстр, казалось ещё в воздухе прогоревший до каркаса. Удар о землю, сминающий рёбра жёсткости и короткая серия взрывов (о Наставники, чему ещё там взрываться?)...

   Именно это, я думаю, испугало людей и заставило отказаться от преследования «Кита» и «Геральдики».