Текст книги "Фейри (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

   При мысли о мытье я начал чесаться.

   – Если хотите сотрудничать, то начните с того, что подогрейте мне ванну.

   Человек неприятно оскалился.

   – Вы любите Клару?

   Интонации в его голосе колкие, хотя выражение лица довольно беззлобное.

   Интересно, как поступил бы на моём месте Дан? Без своего чудесного лука? Не знаю. Должно быть, продолжил б ехидничать. Ему-то что? Он существо без привязанностей.

   – Вы мне угрожаете?

   – Вам нет, – желтоволосый продолжал улыбаться. – Мой личной опыт говорит, что это не приносит нужного результата.

   – Тогда ей?

   – Для этого мы её на борт и взяли.

   Угу. С этим ясно. Но откуда у этого хмыря в отношении нас какой-либо опыт?

   – Исчезновение Бориса случайно не ваша работа?

   – Исчезновение – нет. Вербовка...

   Мне неистово захотелось двинуть ему по морде. Я даже привстал, не сводя с него ясного взгляда. Эх, меч бы мне, меч!

   Он понял меня. Причём слишком буквально.

   Его стул с грохотом упал на пол, когда он вскочил на ноги.

   Это было забавно. Я засмеялся, опрокинувшись навзничь. Должно быть, личный опыт ему подсказал, что значит такой взгляд. Похоже, Борис задал им как следует жару. До того как «завербовался».

   Человек побледнел, обозлившись.

   – Что вас развеселило?

   Я ткнул в него пальцем.

   – Вы... Вы смешны.

   – Находите это смешным? – его голос прозвучал на удивление ласково. Вот зараза. Похоже, мне крепкий парень попался. Не то, что в своё время Дану. Хотя тот тоже мечтал о сотрудничестве.

   – Может быть, вы желаете, чтобы мы продемонстрировали доказательство серьёзности наших намерений?

   – Нет, – я уже успокоился. – Я верю... Нет, я знаю, что у вас хватит отмороженности сделать ей больно. Что за сотрудничество?

   Он поднял стул и снова присел. Внешне спокойный, но внутренне весь напряжённый. Странно это. Мне всегда казалось, что профессионалы должны уметь сохранять душевное равновесие. У людей в ходу множество психологических техник. Они знают, как упорядочить чувства и мысли.

   Неужели МЫ их настолько пугаем?

   – Вы как-то слишком легко согласились. Это настораживает.

   – А я ещё не согласился.

   – Хотите поиграть?

   – Что вы. Игры – это ваша прерогатива.

   – Я бы посоветовал вам относиться более серьёзно.

   – Давайте определимся, – я сел; наши взгляды столкнулись. – Если я вдруг задумаю свернуть вам шею, то я это сделаю. И охрана за дверью вам никак не поможет. И мне кажется, вы прекрасно это осознаёте. Нет, нет и нет. Не перебивайте меня. Я знаю, что вы сейчас скажите. Мол, в случае бунта пострадает она. Если я захочу вашей смерти, меня это не остановит. Поэтому во избежание недоразумений давайте выработаем соглашение. Она будет рядом со мной. По отношению к ней с вашей стороны не будет проявлено ни неуважения, ни угроз. В ближайшее время, как можно скорее, вы мне вернёте клинок. Ну, а я, со своей стороны, обязуюсь не воспламенять дирижабль. Пускай пока полетает.

   – Вы шутите?

   – Нет.

   – Воспламенить? Каким образом? У вас нет оружия. Вам даже не позволят пробиться к баллонам.

   – Скажем, – я натянуто улыбнулся, – с помощью магии.

   – Ха!

   – Вы не верите в магию?

   – Я верю в технологию.

   – Мне казалось, что в вашем понимании это синонимы.

   Его улыбка увяла. Взгляд стал тяжёлым.

   – Это разные вещи. Есть черта между Знанием и суеверием.

   – Тогда я воспламеню его с помощью технологии.

   – Вы лжёте.

   Показать ему? Жалко палец. Хотя специальная капсула за мгновенье до выстрела впрыскивает в кровь обезболивающее, вид обугленного остатка меня никогда не радовал. Как и последующая хирургическая операция. Которая, в данном случае, надолго откладывается.

   Если демонстрация его не убедит, я останусь совсем без оружия.

   Надо было вживлять два излучателя.

   А почему не пять? Не десять?

   Да потому, что пальцы теряют чувствительность. К этому, конечно, можно привыкнуть, но не когда обе руки!..

   Не люблю трансплантаты. Их слишком часто приходится менять. Тело их отторгает, упорно не желая принимать за часть организма.

   – Уж поверьте. Не лгу.

   – Трансплантат?

   Это слово прозвучало на языке фейри и спровоцировало в моём мозгу вспышку ослепительного удивления. Я утратил дар речи.

   – Что у вас? Бомба?

   Всё что мне оставалось – это глядеть на него с интересом. Что? Откуда? Как? Вероятно прав был дружище Денис. Люди не настолько просты.

   – Вы были солдатом. О вас есть упоминание в Поэтических хрониках. «И смерть его была в всплесках пламени». Во время Давней войны один из вас активировал вживлённое в него взрывное устройство, тем самым уничтожив вражеский замок. Вы с ним были знакомы?

   Я кивнул.

   – Это был Конрад.

   Только взрывное устройство было не в нём.

   – Как это вам удаётся? Чужеродное тело... Отсутствие отторжения организмом. Никаких признаков воспаления... Мы пытались делать искусственные органы. Они отторгаются. Не смотря на все ухищрения. Ни один трансплантат не выдерживает такой агрессивной среды, как нутро человека, более десятилетия. Как это вам удаётся?

   Они делают такие сложные операции? Люди?! Те, чья детская смертность превышает все разумные пределы? Род, у которого 10% потомства рождается мёртвым? Те, кто в среднем живёт лишь до сорока? И из которых до этого срока доживает лишь четверть?

   Делают. Но насколько успешно?

   Есть разные меры успеха.

   – Не хотите ответить? Может быть, сами не знаете?

   Что-то он слишком дерзок. Как для человека, осознающего, что перед ним фейри.

   – Так что насчёт соглашения?

   – Я учту, что вы потенциально опасны.

   Я улыбнулся.

   – Ладно, – он кивнул. – Очень опасны. Но это ничего не меняет. Хотите взорваться – взрывайте. Но меч обратно вы не получите. Девчонку – пожалуйста. Клинок – никогда.

   – Что ж. В таком случае, прощайте, – я придал лицу каменное выражение, чувствуя, или, быть может, внушая себе, что в комнатушке накаляется атмосфера.

   Люди, затаите дыхание.

   – Бум!!!

   Я громко хлопнул в ладоши. Потом рассмеялся. Дурацкий, конечно, поступок, но я не мог удержаться. И был весьма удивлён, уловив обволакивающую человека ауру липкого страха. Контролируемого, и даже наверняка неосознанного, но, тем не менее, достаточно реального, чтобы исподволь оказывать воздействие на сознание. Страх порождал в его душе злость – естественную защитную реакцию напуганного человека, не желающего расставаться с мыслью, что он по-прежнему является хозяином положения.

   Но такая реакция... Это ж шутка. Вряд ли он всерьёз воспринимал мои заявления.

   – Я ожидал серьёзного диалога, – человек поднялся. – Но вы меня разочаровали.

   Он вышел. Через минуту в каюту вернулась Клара.

* * *

   Дальше нескольких поцелуев у них не зашло.

   Сегодня его беспокоила мысль об охране. Стоят, мол, под дверью амбалы, перемигиваются и глупо хихикают. В щёлки подсматривают.

   Эльфы настолько стеснительны. Или не эльфы? Как его там назвал этот, Старый? Фэ-й-ри.

   Эльфы лучше звучат.

   Она внимательно вглядывалась в его лицо.

   Похож и непохож на человека. Более или не более похож-непохож? Да не да нет. Не знаю.

   В любом случае эта работа была самой приятной. Хорошо когда за такие деньги, да ещё и с друзьями. К сожалению такое редко бывает. А от него она вообще ещё ни одной монетки за это не получала. Только забавные подарки-безделушки. Но это же эльф! Одно только осознание этого душу так греет.

   Всё-таки отличается он от человека. И внешне и внутренне. И как только другие этого не видят?!

   Она прильнула к нему.

   Работа...

   Этот, Хрыч, Работодатель, чтоб ему, распорядился проверить нет ли у Игро на теле каких-либо уплотнений. Но как тут проверишь, когда он в таких условиях этого совершенно не хочет? Да ну Старого к чёрту! Надоел. Сушёная вобла.

   – Зовут его здесь все Седой.

   – Почему Седой? Он же...

   – Был седой, пока не перекрасился.

   – Ты его хорошо знаешь?

   – Это друг Андрея Бесхозного – моего покровителя. Заходил ко мне пару раз. Платил хорошо. Хотя занимался этим без вдохновения. В основном всё болтал.

   – О чём?

   – А о чём ещё мужики болтают? О том, чем озабочены.

   Мы лежали в обнимку. Я млел от жары и близости её тела. Её волосы щекотали мне щёку. Лёгкий аромат духов вперемешку с запахом пота дурманил и возбуждал. Руки мои бесстыже скользили по шёлку её лёгкого платьица, обводя все изгибы её чудной фигуры. Мягкая. Страстная. Вздрагивающая.

   И воздействующая оглупляюще.

   В её объятьях я абсолютно расслабился. Будто не было плена, потери меча, неопределённости сложившейся ситуации. Эротическая медитация. Думать сейчас мне ни о чём не хотелось.

   Сказка ты моя... Если б ещё за этим сладким дымом не маячила тень вечно хмурого Дана.

   Помню, помню. Долг повелевает.

   – И чем он был озабочен?

   – Вами.

   – Мной?

   – Вами. Как там... Фе-й-ри...

   Забавно. Кто же ходит к проститутке, чтобы об этом потрепаться? Именно об этом, а не о чём-нибудь другом. Более естественном, что ли...

   Может быть, она была на подозрении? В связях со мной. И её просто прощупывали? Тогда... Не понял, они что, знали кто я?

   А ты как думаешь?

   Чёрт. На ум пришло постоянное ощущение слежки, исподволь возникающее при каждом посещении Очень Старого Города.

   Значит Братья. А я думал: воры. Охотники за кошельками. Грабители с большой дороги.

   Хорошо обученные и организованные...

   Чёрт. Борис тоже жаловался на нездоровый интерес чужаков.

   Проклятье! Выходит те редкие и дерзкие нападения не простые налёты, а разведка боем. Меня проверяли. Но как они догадались? Как выделили из огромной толпы? Чем я их привлёк? На чём прокололся?

   Дан возможно бы догадался. А я...

   Я использовал «магию»? Нечто необычное и странное, исключающее людское вмешательство?

   «Палец»? Нет. В последний раз я использовал излучатель лет сорок назад.

   Тогда свойства меча? Это в ход шло значительно чаще. Но... Скрыто, скрытно. Проклятье... Как они меня? Как? Ненавижу такие загадки.

   Клара у меня под боком беспокойно заёрзала. Моё ухо обдало горячим дыханием.

   – Ты меня слушаешь?!

   – Что?..

   – Я тут полчаса перед ним распинаюсь. А он...

   Моё левое ухо загудело от вливаемых в него шутливых возмущений.

   – Не надо так громко...

   – Мне что?! Чтоб ты меня слышал, мне следует кричать в твоё ухо?!

   – Господи, Клара!

   Должно быть я оглох. Последовала долгая возня. Кажется, кто-то пытался защекотать меня до смерти, но только сам оказался не очень устойчив к щекотке и долго извивался в моих цепких объятиях, громко крича и смеясь.

   Господи, что обо всём этом думает экипаж?

   Не люблю когда мне что-то пытаются запрещать. Причём необоснованно (обоснованны только решения Совета и распоряжения Наставников, да пусть недолог будет их путь и т.п. и т.д.). А запреты людей... В отношении меня... Не люблю. Не терплю. Не уважаю.

   Фейри свободный народ. Не признаём мы неволи.

   Кто решил, что мне нельзя выходить из каюты? Крашеный? Пусть идёт в баню. От него немного попахивает. При такой жаре мыться следует чаще. Хочу выйти. Из моей каюты кроме моря ничего больше не видно. А оно кажется неподвижным. Только волны внизу перекатываются.

   – Нельзя.

   Что?!

   Один хороший пинок вышибает замок.

   – Нельзя, Вам говорят!

   Они навалились на дверь с той стороны, не давая бедняжке открыться.

   – Дай-те! Мне! Вый-ти!

   Бум. Бум. Бум.

   Трещина. Визг вдрызг разбитой фанеры. Звон слетевшей петли.

   – Вы что там?! Не понимаете?!

   – Не имеем права! – голос за дверью переполнен нотками суеверного страха.

   Не верите в магию? Верите в технологию? Ха. И снова: ха. Вперемешку с ударами.

   – Игорь, Игоречек. Может не надо?

   – Клара, спокойно. Лететь на дирижабле и не выйти на палубу?

   Впрочем, она и так совершенно спокойна. В её глазах пляшут чёртики. Ей весело до изнеможения. Она, вообще, по жизни весёлая.

   Крашеного не было видно со вчерашнего дня. Где-то прячется. Не хочет со мною общаться.

   Что это значит? Какое-то нехорошее у меня насчёт этого затишья предчувствие. Одно из двух: либо на мой счёт уже принято какое-то решение; либо наш поражённый старческой немощью друг пребывает в сомнениях.

   Или боится.

   А разве сомнения не порождаются страхом?

   Боится взорваться.

   Я его напугал. Только мне это ничего, похоже, не дало. Мы по-прежнему куда-то летим, и я пребываю в неведении: куда? И что нас там ждёт по прибытии?

   Весьма любопытно. Так как от этого зависит целостность моей шкуры.

   Ещё не так давно меня грозились заживо похоронить. А теперь тишина. Ни угроз. Ни обещаний. Вообще ничего.

   Странно это. Неизвестность весьма напрягает.

   Эй вы! Я хочу пообщаться. Давайте сотрудничать.

   – Где ваш Крашенный?

   – Кто?..

   Я заметил, как Клара испуганно прикрыла рот ладошкой. Ой... Куртизанкам же, также как и адвокатам и докторам, не полагается разглашать секреты клиентов.

   Пардон.

   – Тот, который вчера заходил. Как его звать по имени?

   – Не имею права сказать...

   – Открой! Дверь!

   Бах. Бах. И ещё ладонью в место крепления верхней петли. Крепко держится... Но это до поры до времени.

   – Подать его сюда!

   Солоноватый воздух. Море. Стрекот моторов. Парни за дверью. И беспокойство пополам с уверенностью, что пока мы летим, все на борту пребывают в патовом положении. А вот по-прибытии...

   Чёрт.

   Ещё пинок в дверь. Хлипкую и прогибающуюся. Передающую все удары тем, кто навалившись всем телом пытается её удержать. Синяков у них, должно быть, поднакопилось достаточно. Ох, и любят они меня, полагаю.

   Что-то это ни на что непохоже. Я слышал столько баек про Братство. Их крутизна пугала всех до дрожи в коленях, а тут... Боятся меня? Но ведь они покушались на Дана. На такое в данном архипелаге неспособен больше никто. Потому я в своё время с твёрдой уверенностью так и сказал: да, это парни из Братства. Левые у них пути. А левая сторона у людей всегда была связана со злом, дьяволом, скрытностью и коварством. Братство опасно. Левый Путь их сделал такими. Они смертоносны, расчётливы и беспринципны.

   В эту картину не вписывалось поведенье Седого. Вернее, первая часть нашего разговора произвела на меня должное впечатление. Ей богу. Да пусть Наставники этому будут свидетелями. На меня его угрозы подействовали. Я не трус. Но у меня развит инстинкт самосохранения. Да и Клара. Она оказалась дополнительным камнем на шее, с которым легче уйти прямо ко дну измены собственным принципам, чем стойко терпеть чужие издевки. А сделать ей больно они были способны. Я не так давно слышал, как искалечили молодую заложницу, отрезав ей уши и губы. Позволить им сотворить нечто подобное с Кларой? Никогда! Да я их всех перережу!..

   Без клинка, правда, это будет весьма трудновато...

   Почему-то податливость Крашеного меня весьма удивила. Странно это. Не понимаю его.

   Что ж, виноват. Интеллектом не вышел. Вот Дана б сюда, он бы сразу просёк.

   Ох, устал я что-то. Надо отдохнуть от этих мыслей.

   Эй, откройте! Дверь снесу! Выпустите меня! Выпустите!

* * *

   «Геральдика» была наивысшим достижением Подлунного общества. Именно достижением, а не покрытым пылью сбережением, унаследованным от прошедшей эпохи, коих немало покоилось в специальных хранилищах: огромных складах и библиотеках, куда на протяжении тысячелетий члены общества стаскивали всё, что, по их мнению, представляло хоть какую-то ценность.

   Нет. «Геральдика» была порождением этого мира. Плоть от плоти. И только двигатели имели свои корни в доисторическом прошлом – их скопировали со стареньких образцов. Всё прочее, начиная с секретов изготовления оболочки и заканчивая металлическим каркасом, полумесяцем обхватывающим «брюхо» дирижабля, было задумано, изобретено, реализовано в этом столетии.

   Илье Седовласому хотелось верить, что аналогов этому небесному чуду ранее не было. Но надежд на это практически не имелось, ибо многим соприкоснувшимся с древней мудростью было известно: Технология допотопцев достигла Предела самого Совершенства.

   «Когда-нибудь мы возродимся. Верю, час наш придёт. Мы обретём прежнюю силу. Мы уже научились летать. Сейчас мы к Звёздам ближе, чем когда-либо раньше».

   Илья зашептал благодарственную Доподлинному, черпая успокоение в словах молитвы, в ровном гуле моторов и в сладостном осознании человеческого гения, способного создавать вот такое: величественное, огромное и совершенное.

   Пять минут назад ему доложили о неистовстве фейри.

   Они как стихия. Нет от них успокоения.

   Пришли из ниоткуда. И ушли в никуда. Но сила их, сила... весьма впечатляет.

   Их уважают. Боятся. И ненавидят.

   Не все. Только те, кто знает, что они действительно есть.

   Легенды не врут. Они и вправду очень опасны. В их руках сосредоточенна огромная власть над природой. На их Силу не оказывают влияние Звёзды. Удивительно. Странно. Вне понимания. Какое-то волшебство...

   Магия. Технология. Разве это для вас не синонимы? Может быть, здесь таится разгадка? И мир не ограничивается простым восприятием? Для них он иной. У них особое виденье.

   Потому мы их и боимся.

   Почему они не ушли со всеми? Какие они преследуют цели?

   Прав был предпоследний Доподлинный: они как неведомая болезнь, поразившая здоровое тело. Мы ей переболеем. Возможно, станем сильнее. А может быть нет.

   Надо идти.

   Навстречу стихии.

   Он не человек. У него нет человеческого страха и инстинкта самосохранения. Человеческого благоразумия. Есть только уязвлённая гордость. И небольшая привязанность.

   Илья открыл ящик стола и извлёк резную шкатулку. В ней на атласной подушке покоился пистолет.

   Некоторое время Седовласый его созерцал. Взял в руки. Ощутил тяжесть и холод металла.

   Дрожь. Внутренний трепет.

   Это тоже Наследие.

   Использование отдачи при коротком ходе ствола...

   Очень смертоносная вещь. Очень изящная и совершенная.

   Ствол и затвор жёстко сцеплены между собой с помощью запирающего устройства, и под действием отдачи отходят назад. Затвор освобождается и движется дальше, перезаряжая оружие.

   Слова из технического описания звучали для него как молитва. И он искренне верил, что если их повторять, то это поможет безотказной работе при выстреле.

   Не дай осечку. Не переклинь. Не разорви при пальбе. Не накличь гнев Карающих Звёзд...

   Он вставил в рукоять блестящую от смазки обойму.

   До щелчка.

   Клацанье механизма при отводе затвора.

   Дрожь в руках от благоговейного трепета.

   Пальцы мои, не подведите. Курок, да не окажись чрезмерно чувствительным.

   Мне его смерть ни к чему.

   Мягкая пуля большого калибра, даже не смотря на малую скорость, обладает большой поражающей силой. Одной в упор влепленной в тело бывает вполне предостаточно, чтобы остановить нападающего. Сбить его с ног. Вызвать болевой шок. Таким свойством не обладает стальная винтовочная: она прошивает тело насквозь, и продырявленный ещё долго может дышать, цепляясь за уходящую жизнь, держась на ногах, совершая поступки, движения, не теряя сознание.

   Всё это Илья знал превосходно. Для ближнего боя одно. Для дальнего совершенно другое.

   Он неоднократно видел, как умирают от пулевых ран. Такое часто демонстрировали обучающимся. Стрельба по животным. По людям...

   Стрельба по фейри не входила в программу.

   Говорят, если убьешь фейри, то навлечёшь на себя проклятье убитого и месть остальных. Она свершится над тобой, конечно, не сразу. Она ляжет тебе на плечи невидимым покрывалом. Войдёт в твою жизнь. Спеленает тебя. Отразится на родичах, друзьях и любимых. Поломает их судьбы. Чудовищно перекрутит. Опустошит. В насмешку долгое время щадя тебя самого. И только выжав до капли, наконец-то угробит.

   Кто может сказать: правда это иль вымысел? Кто убивал раньше фейри?

   Мы многое готовы положить на алтарь эксперимента.

   Если мы не сможем его контролировать, то его придётся убить.

   Илья перешёл из гондолы в гондолу по металлической ферме. Встал перед дверью, держа оружие наизготовку, неистово молясь своим небесным защитникам и обещая пожертвования Звёздам.

   Неоднократно ведь говорили, Звёзды не могут всё контролировать. Их внимание привлекают большие объекты, предпочтительно расположенные под открытым небом. У них несколько уровней зрения. Они периодически охватывают 66% поверхности. У тебя 34-х процентная вероятность оказаться вне их наблюдения.

   Страшно.

   Перед глазами плыли эпизоды его обучения. Экскурсии по местам небесных ударов. Выжженные плеши. Оплавленные камни.

   – Открывайте.

   Большой палец сдвинул рычажок предохранителя. Указательный лёг на курок. Вместе с тем вернулось спокойствие. Эмоции выветрились из головы. Он скользнул в глубину открывшегося дверного проёма.

   Легко. Плавно. Будто бы в танце.

* * *

   Наконец-то явился. Воинственнее воинственного.

   Видно Борис их хорошо попугал. Иначе необъяснима такая реакция.

   Собранный. Агрессивный. Внешне решительный.

   – Вам лучше сесть.

   Глаза не мигают. Рука, согнутая в локте, протянулась по направлению ко мне.

   Ого!

   Я с интересом смотрю на оружие. Спереди. Сбоку... Не позволяет. Всё ему хочется, чтобы ствол был направлен мне в лоб.

   Занятная штучка. С подвижным затвором.

   Автоматический.

   Сверкающий хромом.

   Пистолет.

   Огнестрелка.

   Громыхающее орудие смерти.

   Похоже, меня здесь уважают.

   И всё же, немного завидно Дану. На него покушались из пулемёта.

   Впрочем, какая разница? Попадут – будешь мертвее мёртвого.

   – Сядьте. Я хочу вам что-то сказать.

   Продолжаю стоять, по-идиотски ему улыбаясь.

   Огнестрельное оружие одинаково всех пугает. Есть в нём нечто магическое. Запредельное. Неоднократно просматривал запечатлённую в кинохрониках работу такого оружия. В замедленной съёмке. Удар курка. Вылет пули. Отход затвора и выброс гильзы.

   Почему-то сейчас мне казалось, что пальба пойдёт также медленно. Выстрел за выстрелом. И я буду видеть, как летят, раздвигая воздух, неторопливые пули и ходит туда-обратно затвор.

   – А сами вы не боитесь?

   – Этого?

   – Да. Стрелять, видите ли, не так просто. В особенности пребываючи в возбуждении.

   – Не беспокойтесь. У меня имеется практика.

   – Хорошо. Плохо когда, понимаете ли, не умеючи.

   По-моему произошло столкновение характеров. Убивать меня он не собирается, иначе давно уже начал бы стрелять. Но и отступать у него намеренья нет.

   – Что вы хотели?

   – Увидеть вас.

   – Увидели?

   – Вижу.

   – И что?

   Действительно, что? Честно говоря, я пребывал в смешном положении. Я всегда мог сбежать по ту сторону смерти, прихватив их с собой. И они это знали и верили, что так и будет, стоит лишь на меня поднажать. Но в то же время ничего в своём поведении не собирались менять. Я был как особо опасный взрывчатый груз. Я мог шарахнуть с не меньшей вероятностью чем водород у нас над головами. Для них это ощущение неизбежной опасности было привычно.

   – Я хочу выйти на палубу. Мне давно хотелось ознакомиться с конструкцией дирижабля.

   – Это исключено.

   – Почему? Это самое надёжное место для заключения. Не полагаете ли вы, что я умею летать?

   – Нет. Но я не хочу, чтобы вы покидали каюту.

   С чего это вдруг? У меня было лишь одно объяснение.

   – Мой меч на борту?

   Он не ответил.

   – Знаете. Желательно, конечно, доставить вас живым. Но сослужить нам службу вы можете и после смерти. Нашим патологоанатомам будет небезынтересно выяснить, сколь разительно отличаются от людей фейри. Что там у вас? Сердце иное? Или почки устроены по-другому? И сколько весит ваш мозг? Говорят, у вас очень тонкие черепные кости. И другое строенье скелета.

   Я подался вперёд, но отступил, ощутив, что он исполнит угрозу.

   – Потерпите. Осталось недолго. У вас есть девушка. Развлекайтесь.

   Ну да. А что будет потом? Когда мы прилетим?

   – Поверьте, у вас будут неплохие условия жизни. Вам не причинят никакого вреда.

   Ну естественно. Об этом позаботится людское поверье. Нельзя убить фейри, чтобы об этом не прознали другие. Разве что с использованием особых ритуалов.

   – Почему-то у меня такое ощущение, что я не должен был пробуждаться.

   Он вздрогнул.

   – Чем вы меня накачали?

   Нет ответа.

   – Я должен был пролежать мёртвым грузом?

   Должен был, должен... если бы не аптечка. Сам не знаю её принцип действия. Отравить фейри можно, но сложно.

   – Вы также перевозили Бориса?

   Ох, кажется мне, что ты не такая уж крупная шишка. Кто-то главнее тебя, отдающий приказы, не пожелал лететь на одном со мной дирижабле.

   Внезапно мне стало тоскливо. Пока не прилетим – ничего не решится.

   – Что вы хотели сказать?

   Он колебался.

   – Вы можете потерпеть день-два?

   – Боюсь, я не столь терпелив.

   – В распоряжении фейри целая вечность. Как вы можете страдать от нехватки терпения?

   – Вы отобрали мой меч. А он был частью меня. Теперь в моей душе зияет рваная рана. Я не успокоюсь, пока он ко мне не вернётся.

   Колебания усилились. Это стало заметно по блужданью ствола.

   – Я не могу его вам отдать.

   – А вы подумайте.

   Он моргнул. Впервые за весь разговор!

   – Не могу. Но скажу, зачем вы нам нужны.

   – И зачем же?

   Теперь он стал бледен как полотно. Кровь отхлынула от головы так стремительно, что я было подумал, что он хлопнется в обморок, хотя до этого ещё ой как далеко. Человек, удивляя меня, нервно сглотнул (Да что с ним такое! Ведь ты же из Братства. Оно ведь крутое!), отбросил левой рукой прядь со лба, мгновенье помешкал и выдал рваную фразу:

   – Мы нуждаемся... От вас требуется... Требуется посредник при переговорах с воскресшими Тёмными.

Дан Арчер (VII)

   Добро пожаловать в Путеводитель.

   Это был длинный тоннель, метров пять в ширину и 6-7 в высоту, прорубленный в скалах. Стены ровные, без перекосов, тщательно обтёсанные, чуть ли не зашлифованные. По арчатому потолку пролегала проводка и через каждые 15 метров свисала тусклая лампочка.

   – Когда я был здесь в первый и единственный раз, – произнёс мне на ухо Дикарь, – света не было. Только факел в руке проводника. Мы долго пробирались сквозь тьму, пока не спустились к подземной реке. Тогда мы верили, что спускаемся в царство мёртвых.

   В нашем распоряжении факелов и проводников было достаточно. Рядом со мной шагали Дак и Верховный. А впереди, по бокам и сзади семенили пятеро ряженых в рясы – молчаливых, с бесцветными мыслями, похожих на выходцев с того света, и передвигающихся совершенно бесшумно, как чёрные тени.

   Тоннель поначалу шёл горизонтально. Потом появился наклон. Пять, десять, двадцать градусов.

   – Когда вы шли в первый раз, сколько времени потребовалось на...

   – Вечность.

   Эта вечность оказалась длинной в три километра.

   В туннеле был спёртый воздух. Сказывалось отсутствие принудительной вентиляции. Через час неспешной ходьбы стало ощущаться повышение влажности. Стены заблестели от сырости. Вместе с тем обозначилось понижение температуры.

   Невыразительный голос Верховного:

   – Мы спустились почти на километр.

   Через пять минут мы дошли до развилки. Туннель делился надвое и расходился в стороны под углом 30 градусов. Тот, что справа, вёл вниз. Левый выравнивался горизонтально. Высота потолков обоих тоннелей заметно снижалась.

   – Правый ведёт к реке Стикс. Левый – в Святая Святых. Нам туда.

   Мой вопрос Охначу:

   – Ты там бывал?

   Дак промолчал. Не был, понятно.

   Ещё минут двадцать ходьбы. Мы вступили в каменный лабиринт. Множество ответвлений, смен уровней. Замечена лёгкая не состыковка тоннелей. Такое впечатление, будто их долбили навстречу друг другу.

   Сканируя окружающее пространство и отмечая наш путь на воображаемой карте, я обнаружил, что лабиринт спланирован так, чтобы исключить возможность нахождения выхода иль входа посредством правила одной руки – когда всё время совершаешь повороты в одну сторону. Человеку, лишённому навыков пространственной ориентации, найти выход будет почти невозможно, разве что он, по выражению Охнача, «будет отмечать свой путь хлебными крошками».

   Качество обработки поверхностей на данном участке пути заметно упало. Похоже, для строителей это перестало быть важным.

   А вообще, размах проделанных работ впечатляет. Только входной тоннель имеет объём не менее ста тысяч кубометров. При проведении незамысловатых расчётов у меня аж голова закружилась, настолько чудовищны получились цифры, выражающие вес извлечённых каменных блоков.

   Около полумиллиона тонн. И это по самой скромной оценке.

   Наш путь закончился тупиком. В этом месте туннель слегка расширялся. На стенах, идеально обтёсанных, резцом мастера были выполнены рисунки и надписи. Формулы, кажется...

   В рисунках я опознал изображение структуры планеты, картографическую развёртку земной поверхности, схематическое указание на строение данной планетной системы и прецессию звёздного неба.

   Что это?

   – Вы это хотели мне показать?

   Верховный, бледный от волнения как полотно, сухим безжизненным голосом произнёс:

   – Вам следует знать, что мы веруем в цикличность развития нашей части вселенной. Здесь, – он поднёс факел к стене, – описана закономерность преобразования поверхности нашей планеты.

   И что?

   – Обратите внимание, – он поднёс факел к противоположной стене, – на эту карту.

   Здесь был изображён земной шар, разрезанный по меридианам и развёрнутый на плоской поверхности для пущей наглядности, похожий на развёртку на противоположной стене, вот только... рельефное изображение материков и морей весьма отличалось.

   Шесть континентов. Четыре из них спарены. Пятый на южном полюсе. Плюс горсть островов, разбросанных по океанам.

   – Это наша планета. Более десяти тысячелетий назад.

   – Позвольте.

   Я и Полудикий подходим ближе.

   Да, при сравнении карт выявляется общая закономерность. Местами похоже, похоже...

   Весьма интересно.

   Я сканирую с помощью своего оружия изображение. Позже внимательно проанализируем.

   – Вы только это хотели мне показать?

   – Здесь, на этих стенах, выбита методика расчёта Конца Света. Конца этой Эры, начала новой.

   Факел прочертил очередную дугу в спертом воздухе.

   – Вот. На этой стене подготовлено место для новой карты. Какие на ней будут изображены очертания?

   – Полагаете новые?

   – Полагаю, что да. Верую, время нашей Эры уходит. Скоро грядёт. Новая подвижка земной коры. Сдвиг материков. Опускание суши. Подъём дна. Бури. Цунами. Извержение вулканов. Изменение лика земли. Катастрофа большого масштаба.

   Голос его звучал отрешенно, он словно переживал грядущие преобразования. Его фатализм меня немного пугал. Мне вспомнилось, что Общество верует в реинкарнацию. Вселенная как гигантский человеческий организм... Тоже живёт, старится и умирает. И возрождается. В новом обличье. Они в это верят. Это фундамент местной религии.