Текст книги "Фейри (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

   В установившейся тишине я кожей ощутил весь ужас произошедшего здесь. Сколько тайн, сколько трагедий. Сколько приключилось смертей по причине беспощадной нелепости.

   – Я привёл вас вот зачем. Простите меня за столь длительную демонстрацию. Не сочтите за неуважение...

   – Да бросьте. Это было весьма интересно. И... поучительно.

   Он кивнул. Как-то серьёзно. Сосредоточенно.

   – Дело вот в чём. Многие думают, что Звёзды имели такой же Управляющий Мозг.

   Это был огромной силы удар, яркой вспышкой осветивший сознание. Мне открылась простая и интересная истина.

   Нервные окончания на орбите...

   Я потрясён. Я ошарашен. Я смят. Я подавлен.

   Я никогда не глядел на эту проблему под подобным углом.

   – Мозг мог и погибнуть. Я хотел, чтобы вы знали, что может быть и вот так... Раз уж вы его ищите.

   Вообще-то я его не искал. Хотя нередко задумывался о том, что предпринял бы, окажись в моих руках доступ к Звёздам. Почему-то мне кажется, что без них этому миру стало бы легче дышать.

   Многие из моих собратьев полагали, что именно Звёзды стали причиной угасания человеческой цивилизации. А кое-кто шёл в своих домыслах значительно дальше, обвиняя их в прокатившихся по земле катаклизмах.

   Наставники их изучали. Говорят, одно время их собирались совсем уничтожить. Но это было не просто, и требовало немало сил и ресурсов. Это означало объявить войну небесам. А это не наша война.

   Нужны ли мне Звёзды?

   Нет, не нужны.

   – Спасибо. Вы очень мне помогли.

   Он поклонился. Я поклонился в ответ.

   – Скажите мне. Этот центр... Он был построен до или после создания Звёзд?

   – Значительно позже. Но это не имеет большого значения. Древние всегда могли изменить управление.

   Да, могли... Если верить легендам, они могли всё, чёрт возьми.

   Всё, кроме предвиденья будущего. Потому и напортачили.

   Древние были мудры. Но... недостаточно.

   Я стоял перед камерой. И через окошечко надзирателя всматривался в заключённых. Странная пара...

   Внезапно мне пришла в голову мысль: а что расскажет о них мне Люси? Они знакомы? Она их видела раньше? Может и нет. Но всё равно интересно.

   Я находился сейчас в положении игрока, разгадывающего сложную головоломку не зная ни правил, ни каким приблизительно должен быть вероятный ответ.

   Я устал. Я подавлен. Но что-то надо решать. И мой разум глухо ворочался, вытаскивая из какого-то тёмного сундучка нелепые идеи и мысли. Что если попробовать так? Или чуть-чуть по-иному? Решение логической задачи превратилось в тупую перестановку элементов головоломки. А вдруг совпадёт? Если ящик с радиодеталями перетряхивать не один миллиард лет, возможно из них сам собою соберётся приёмник...

   Где тут тот местный художник, что изобразил Конттуина и прочих?..

   «Ты кто?»

   Эта мысль родилась произвольно, и закопошилась в мозгу как самостоятельное существо. Живое, настороженное, беспокойное.

   Я?

   В голову прокралось ощущение чужого присутствия. Сродни предчувствию во время напряжённой снайперской дуэли, когда ты не видишь ЕГО, но знаешь: ОН здесь, также ищет тебя сквозь прицельную рамку своего самострела. Вы оба находитесь достаточно близко, чтобы друг друга почувствовать, но недостаточно чтобы обнаружить. И приходится вглядываться. В зелень, в камни, в кусты. Напрягая все чувства. Надеясь, что они сольются в одно и позволят тебе засечь ЕГО раньше, чем он заметит тебя.

   Вместе с тем во мне присутствовало ощущение раздвоенности.

   «Шёпот инстинкта стрелка» и «голос разума», более присущий не таким как я, а книжным червям.

   Коридор вокруг пуст. Людей поблизости нет. Только я и...

   Эти двое.

   Ветер прошелестел в голове. Словно посторонний исследователь, пользуясь щёточкой и ещё кое-чем, снял с мозга отпечатки расплывчатых образов.

   «Что тут у нас?»

   Я впал в растерянность. В удивлённую оцепенелость. Нет, не так. В состояние транса, вызванное приторным ядом непонимания. Нет, не то. Слова, слова, слова... Как можно выразить чувства словами?

   Чужое «прикосновение» было мягким. Едва ощущаемым. Описать его можно как привнесение чужих чувств, памятных образов. Смазанных, лёгких, как прикосновение пёрышка к зеркально ровной глади воды. Как ощущение дежа вю. Очень устойчивое...

   ОН в меня заглянул. А я смог заметить лишь тень, мелькнувшую на периферии моего внутреннего зрения.

   Что?

   Мы приглядывались друг к другу как два настороженных зверя, столкнувшихся нос к носу в тёмном лесу. Уши в «боевой изготовке», на самой макушке, повёрнуты в направлении источника звука. Ноздри тянут пропитанный новым запахом воздух. Что неизвестность готовит?

   А ты кто?

   В камере отсутствовало какое-либо движение. Обе фигуры застыли, как две восковые куклы. Ни дыхания, ни даже трепетания ресниц мой взгляд не уловил.

   Телепаты?

   Мысль безумная и «горячая», ошпаривающая мозг кипятком, отчего по телу прошла возбуждённая дрожь. Неужели такое возможно?

   Почему нет? Существует немало устройств для передачи образов-мыслей (в управляющие цепи моего оружия был вложен схожий принцип), так что вполне... Силами мозга? Должно быть направленная мутация. Или вживлённые трансплантаты...

   «Посторонний».

   Почему-то мне это очень не нравится.

   Необычное, странное всегда пугает и отталкивает.

   Не люблю я загадки. В особенности те, условия которых не сообщают, но ответ требуют обязательно правильный.

   Чужое присутствие заметно усилилось. Увеличилось.

   Вдвое.

   Меня не покидало ощущение, будто в моём сознании кто-то бесцеремонно прохаживается, с интересом рассматривая цветные витражи воспоминаний.

   «Что у нас тут?»

   Чужое нахальство меня ошарашило. Я не знал, что предпринять. Захотелось побыстрее отсюда убраться.

   Другого способа отгородиться у меня просто не было. Ну, а вы как бы почувствовали себя на моём месте? Представьте, будто в ваш дом бесцеремонно вторгся незваный гость. Он пока ничего не трогает, а просто прохаживается из комнаты в комнату. Но это пока. Да и сейчас топанье его шагов, хлопанье дверей и створок шкафов, шелест выдвигаемых ящиков и другие шумы проявления любопытства уже раздражают.

   Когда заявляются в гости, неважно в чужое жилище или черепную коробку, обычно просят разрешения войти, а не проникают тайком через окно или же дымоход. Да и если уже тут, ведите себя подобающе.

   Не хотят. Не привыкли. Не умеют сдерживать своё любопытство.

   Мне лучше уйти.

   Да, пожалуй.

   «Куда?»

   Кто вы?

   «А кто ты?»

   «Открой дверь!»

   Второй крик был более требовательным. Он вибрировал и искажался, как будто мой мозг послужил резонатором. От этого мои мыслительные процессы крошились и проседали, засыпая черепную коробку особенным мусором. Вроде бы ценным, но абсолютно в этот миг бесполезным.

   Потеря...

   Потеря всего...

   Своего рода контузия.

   «Дверь. Открой дверь. Откр-две-ой-рь...»

   Почему-то заныло темечко. Как будто там возникла пустота, из-за чего череп по своим свойствам уподобился колоколу. До-о-н-н-н-н... У-у-у-у-у-у!!!...

   Что... ой... Спящие... холм... Харк... Люси... Конттуин... Соты и пчёлы... чёрт возьми... пулемёт... происходит?

   До-о-н-н-н-н...

   «Делай».

   «Не можешь?»

   До-о-н-н-н-н...

   «Он не может».

   «Проклятье. Ты кто такой?»

   До-о... Стоп.

   На миг прояснение. После чего меня вовлекли в хоровод.

   «Ты кто такой?.. Ты чужой... Ты не наш... Незнакомец...»

   «Чьих ты будешь? Какое знамя? Полк? Звание?»

   Что за... А-А-А...

   До-о-н-н-н-н...

   «Незнакомец... Чужак... Незнакомец...»

   «Ты куда?»

   «СТОЙ. Незнакомец...»

   Не знаю как меня вынесли ноги. Я словно плыл по коридору. Сознание не меркло. Оно как бы сжалось в комок, сузив моё восприятие, утратив связь с чувствами, памятью, воображением. Казалось оно ничего не контролирует. Однако ноги же двигались...

   Я привалился к стене. Под мышками скопились капельки холодного пота. Некоторое время меня мелко трясло. А мысли пульсировали в голове, накатываясь подобно волнам прибоя.

   Что, чёрт возьми... это было?

   Постепенно я успокоился.

   Это эти двое...

   Необычная пара. Необычно запертая. Необычно общающаяся. Необычно атакующая.

   Я не сомневался что они оба Тёмные. Никогда ранее не слышал, чтобы наши отряды делились на полки и знамёна.

   Это не НАШЕ деление.

   Тёмные. Тёмные...

   В мозгу эхом гуляла тревога.

   Тёмные на свободе!..

   Полноте. Эти двое?

   Но ведь пропали не только они! Там было десять пустых капсул.

   Братство способствовало их освобождению... А что если оно также впитало в себя и мировоззренья Последователей? Только Тёмных. Тёмных. Не Светлых, а Тёмных...

   Тьма возрождается.

   Дыши глубже. Прекрати панику.

   Старые культы. Мрачные тайны. Необычные знания. И намеренья действовать.

   Они все невидимки. Мы ничего о них ровным счётом не знаем. А вот они нас давно изучают.

   Дыши чаще и глубже. Дыши животом. Вдох. Выдох. Вдох...

   Они телепаты... Мне надо подумать. Я хочу видеть небо. Мне тесно здесь! Я хочу на поверхность...

   Ночь близилась к своему завершению. Вспышки осветительных ракет по-прежнему будоражили тьму, заливая лётное поле призрачным светом. В воздухе повис специфический запах. Людское волнение давно улеглось. В округе не было видно почти никого, за исключением немногочисленных патрулей и дремлющих вповалку пожарных команд. Но это уже была не та толпа, что в ожидании возможного нападения суетилась в багровом освещении уходящего солнца.

   Тишина. И вплетающийся в неё звуковой фон монотонно гудящих бензиновых двигателей, оседающий на землю с небес. Шипенье ракет. Перекличка патрульных. Изредка вскрик какой-нибудь ночной птицы. Но всё это не переходит ту грань, за которой ломается безмятежность.

   И всё равно. Как-то это всё угнетает.

   Чрезмерно много загадок.

   И неприятностей.

   Слишком долго я пребывал в состоянии покоя. Отвык от передряг.

   Ничего. Справлюсь. Не знаю как. Но что-нибудь да соображу.

   Костя. Константин. Конттуинушка... Как самочувствие?

   Его определили в деревянном бараке. Длинном предлинном. Заставленным койками и столами.

   Барак пустовал. Но в воздухе ещё витал бытовой запах людей, спешно выставленных властями из помещения.

   В других бараках сейчас, должно быть, настоящая теснота.

   Здесь были все. Конттуин, Охнач, Люси. Даже Верховный пристроился чуть в отдалении.

   А вокруг серые, серые стены...

   На этом блеклом фоне мы все смотрелись как бедные родственники или как беженцы из зоны бедствия.

   Константин выглядел несколько лучше. У изголовья сидела Люси, гладила его по волосам и что-то ему говорила.

   Ещё бы! Любой бы при подобном внимании ожил.

   Мне почему-то вспомнилось, как греются в морозных условиях человеческие особи. Залазят двое в один спальный мешок, и не обязательно им что-либо делать! Лишь бы кровь гуляла при очень близком соседстве... Как философствовал вдохновённый томиком физики Охнач: разноимённые заряды притягиваются, одноимённые – отталкиваются.

   Физические откровения... Люди любят такое. Кажется, они и в судопроизводстве пользуются электротехникой. В вопросах об изнасиловании, при экспертизе. Дескать человек, являющийся импотентом, – представляет собой диэлектрик...

   Но это не из этой пьесы.

   При моём приближении Люси как-то сжалась. Чем-то я эту даму пугаю. Вот тебе и разноимённые заряды...

   Стараясь на неё не смотреть, я пододвинул поближе к кровати Костика массивный табурет.

   Присел. Встретился с ним взглядом. С удовольствием отметил осмысленность в его тусклых глазах.

   – Как самочувствие?

   Тишина. Слишком долгая пауза, сопровождаемая внимательным взглядом.

   – Узнаёшь хоть?

   Молчание. Напряжённое. Выжидательное. Или мне это так кажется?

   Сколько нас здесь... И все слушают, слушают. Четыре пары глаз, и все устремлены на меня. Центр внимания...

   – Пожалуйста, – я повернулся, – Охн... Эрик... Выйдите.

   А потом было долгое противостояние. Безмолвное. Нарушаемое только моими вопросами. С периодом в одну минуту.

   Что? Как? Почему?

   Я был терпелив. Был настойчив. Я выжидал, повторялся, искал нужные слова.

   Ответом мне была невзрачная тишина.

   В конце концов я не выдержал:

   – Хочешь прикидываться безмозглым манекеном – дело твоё. Не знаю, осталась в твоём мозгу хоть капля сознательности, но учти, то, что ты здесь напортачил, подводит тебя под трибунал. Ты подвёл Наставников. Ты...

   Уголок его рта едва дрогнул. Правая бровь незначительно приподнялась, на миг придав лицу удивлённо ироничное выражение. Но только на миг. Промелькнуло и быстро исчезло.

   – Чего ты молчишь? Чего-то боишься?

   И вновь долгая череда щекотливых вопросов.

   Взгляд его стал намного живее. И даже насмешливее.

   Через час «общения» мне непреодолимо захотелось ругаться. Я замолк, пытаясь составить связку слов помощнее, когда Конттуин безмолвно, только губами, едва-едва приподнявшись на кровати произнёс:

   «Бумагу».

   – Что?

   «Бумагу мне. И карандаш».

   Его рука недвусмысленно произвела пишущий жест.

   Быстрее меня прореагировала на это дело Люси. До этого сидевшая тихо, подобно мышонку, она вдруг сорвалась и как облаченный в плоть сгусток энергии пронеслась по бараку, заглядывая в тумбочки и стенные шкафы.

   Что-то вроде нашла.

   Огрызок красного карандаша и толстую на две трети исписанную тетрадь.

   «Книга уччётов» (Это так теперь пишется? Грамотеи)

   Ну-ну. Так что ты мне хочешь сказать? Верней написать?

   «Привет».

   – Здоровались. Уже.

   «Не изменился».

   Я знаю. Но ты мне зубы не заговаривай. Не записывай то есть.

   Чушь какая...

   Грифель карандаша крошился, оставляя блеклые полосы и Константин его часто слюнявил, чтобы надпись получилась поярче.

   Всякую гадость в рот. Тьфу.

   – Вслух сказать что ли не можешь?

   «Осторожность».

   Лёжа, на весу писать неудобно. Бумага плохая. Карандаш никудышный. Столько мучений, граничащих с мазохизмом. Или для него это своего рода игра?

   – В связи с чем? Кого и чего ты боишься?

   И почему твоя осторожность обязывает молчать?

   Карандаш бегло шуршал по тетради. Почерк у него довольно похабный.

   – Пиши печатными.

   В ответ кривая ухмылка.

   «Найди что-нибудь».

   Я повернулся к девчушке.

   – Люси, попроси этих...

   Конттуин дёрнулся.

   «НЕТ!!!» – большими, точнее огромными буквами.

   – Пусть принесёт нормальные пишущие...

   «Обойдёмся».

   – Ты же просил...

   «Я передумал».

   Наставники, пошлите мне побольше терпения.

   – Ты их боишься?

   «Не доверяю».

   – Почему?

   Он приписал «никому» к «не доверяю». Потом подчеркнул.

   – А мне?

   Он заключил последнюю фразу в огромный овал.

   Никому не...

   – Но что произошло? Это хоть твоя паранойя позволяет сказать? Написать...

   «Взят в заложники. Я, Борис и семья».

   – Чья семья?

   «Ты знаешь».

   – Догадываюсь.

   Семья, конечно, Бориса.

   – Где они?

   «Ты мне ответь».

   – Что было дальше?

   «Среди фейри изменник. ОНИ привезли Спящих».

   Знаю. Знаю даже откуда.

   – Они кое-кого пробудили. С чьей-то помощью.

   "Я".

   – Что значит "я"?

   «Я пробуждал».

   Это новость. Хотя не сенсация. Тебя в подобном злодействе сильнее Бориса подозревали.

   – Зачем?

   «Они взялись сами».

   – Кто?

   «Люди».

   – За что взялись?

   «За пробуждение Спящих». И ниже: «Болван».

   – От болвана и слышу. Читаю... Но зачем ты им помогал?

   «Видел бы ты как они...»

   Грифель сломался. Конттуин невесело на него посмотрел и протянул карандаш мне.

   Заточи мол.

   Дело сделано.

   «...это творили. Орангутанги».

   – Сердобольный ты наш. Значит ты утверждаешь, что взял рычаги управления в свои руки, дабы неумелые действия аборигенов не превратили криокамеры в криогробы?

   Ответом мне был неприязненный взгляд, в глубине которого ясно читалось: болван ты, болван.

   Но-но, не надо быть настолько эмоциональным.

   – Что дальше?

   «Ты мне не веришь?»

   Я ткнул пальцем в заключённую в овал надпись.

   – Аналогично.

   Имелась в его словах какая-то неискренность. Если кто-то (не он) среди фейри изменник, почему этот кто-то сам не провёл Пробуждение? Почему Константин пишет – не говорит? Не оттого ли, что корявые буквы не выражают эмоций, не выдают истинности или ложности начертанных слов? Хочешь соврать – доверь это деликатное дело бумаге.

   – Что дальше? Что ты делал именно здесь?

   «Пробуждал».

   – А компьютерный зал?

   Наши взгляды столкнулись. И где-то на донышке его глаз я прочитал растерянность загнанного в угол существа, познавшего унижение и страх. Именно так. За себя, за других, за Бориса. Неважно. Раз поддавшись он поставил себя в неудобное положение, продемонстрировав насколько податлив. Дав голодным псам Братства ощутить его слабину. И они осмелели. Оскалили зубы. Обступили его, глухо и злобно рыча. Источая угрозу. Плотную, болезненную, физически ощущаемую. Стаю не боится только тот, кто имеет возможность за себя постоять. Он не имел. Он был связан по рукам и ногам невидимыми путами и, уступая напору бесцеремонного шантажа, шажок за шажком отступал в том направлении, в каком теснила его дикая стая.

   Наш обмен взглядами затянулся. И Люси, застывшая в напряжённой позе рядышком, вдруг качнулась со своего места вперёд и, всплеснув руками, накрыла наши кисти своими тёплыми и мягкими ладошками.

   Удивление, странная волна теплоты, вызванная этим прикосновением, смущение и, не столь явно, но всё же настойчиво, шевеление постороннего разума.

   Рядом. Почти что вплотную. Не бесцеремонно, как у дверей запертой камеры. А более робко. Спокойно. Можно сказать что со стуком...

   Я вас не побеспокою?

   ...в створки души.

   Можно войти?

   Угу – громыхнул мой разум недоумённо.

   Я тут... вот... в общем... это...

   И на цыпочках прочь, освобождая место другому. Не менее изумлённому. Но отчасти знакомому. С той стороны, что «иглами наружу», с открытой внешнему миру.

   (Улыбки, приветствия, манера общения, стереотипы поведения – всё с примесью внутренних переживаний, сопутствующих любому поступку)

   Компьютерный зал? Будет тебе компьютерный зал...

   То помещение, где стоят ровными рядами похожие на большие лекала столы. Блеск экранов и лёгкий шелест включённых на полную мощность, но сегодня, сейчас молчащих динамиков. Напряжённая атмосфера. Сейчас завеса тайны откроется.

   Я там решал небольшую загадку.

   Мой разум, оправившись от первого потрясения, своевольно взбрыкнул, недовольно фыркая и пытаясь податься назад, подобно лошади, уязвлённой неправильными и грубыми действиями всадника.

   Ещё один пример телепатии? Люси?!! Это номер...

   И тут же страшная сухость во рту. Значит и остальные освобождённые...

   И к тому же ещё и Тёмные. Тёмные...

   Пальцы Люси сжали мою руку сильнее. С какой-то отчаянной болью.

   Прекрати!

   Да, Дан. Слушай...

   Не дай своему скакуну разума увильнуть в сторону. Натяни повод.

   И слушай, слушай. Откройся. В мысленном контакте нет места для лжи.

   Они его пугали. Впервые после стольких проступков он осознал, что совершил нечто такое, чего делать совершенно не стоило. Даже под угрозой мучительной смерти – препарировании на живом и без анестезии (а что у нас там внутри?) праздным хирургом-исследователем.

   Смерти он не боялся. Не то чтобы он был отчаянным смельчаком. Просто внутренне не верил, будто подобное может с ним произойти. Его побудило на Проступки (с большой, с большой буквы, человеческий бог побери) не страх перед погружением в ничто, а скорее болезненное любопытство, которое пробуждали все эти необычные криокамеры, неведомо откуда взявшиеся и почему-то вызывающие у людей какой-то особенный трепет, переполненный ужасом и восхищением. Они чуть ли не молились на них.

   По крайней мере на некоторые из общей массы.

   С этими они возились нежно и восторженно, как ребятня с ярко раскрашенными пасхальными яйцами.

   Технически их действия были безупречными, но неуверенными, как у человека, только что вступившего во владение сложной и дорогостоящей техникой, и осваивающего её не отрывая глаз от инструкции. Всё вроде бы просто, понятно, но страшно. Воткнёшь не туда, не то переключишь. И всё. Будешь потом долго плакать, реветь и канючить. Однако сделанного не вернёшь. Так что будьте весьма осторожны. Не торопитесь. Мы знаем, что делаем. Но всё же, но всё же...

   И как водится, их поступки отдавали рассеянностью. Слишком большое внимание мелочам. При таком старании чаще всего именно слоны, а не букашки, страдают от недосмотра. До тех пор, пока трубным гласом не заявят о своём существовании...

   Он не мог не вмешаться. Слишком всё было... необычно обставлено. И повод был тот что надо. И для них. И для его собственного увещевания. Совесть, заткнись. Я забочусь о сохранении жизней. Спящий да пробудись.

   Один, второй, третий.

   А потом он заикнулся о медицинской подстраховке.

   Конечно шанс на осложнения являлся минимальным, но и его, если следовать весьма строгим правилам, не стоит оставлять без внимания.

   О да. Правила они уважали. Вся их жизнь состояла из поклонения Правилам.

   Правила. Правила. Да здравствуют Правила.

   Он никогда не летал ранее на дирижаблях. Да и особенно об этом не жалел. Возможно путешествие было бы приятным, если бы не проклятая воздушная болезнь (страх высоты, провоцирующий слабость в коленях, плюс тошнота от вызванной сильным боковым ветром болтанки, и всё это помножено на омерзительный насморк: сыро, холодно, со всех щелей поддувает).

   Путеводитель его ошарашил. Но насморк, простуда, и вызванные ею озноб и высокая температура... В общем, первое (и самое острое) ощущение весьма притупилось. Не до того. Тут бы не отбросить копыта.

   Последующие дни тускло проступают сквозь призму апатии. Плевать он хотел и на Братство, и на всё это, и даже на Спящих. Но что-то всё-таки делал.

   Проверял оборудование. Отдавал какие-то (кто теперь вспомнит какие?) распоряжения.

   Жизнь утомительна. И грызня с Самым Главным Засранцем (должно быть лидером всей этой Весёлой Компании) проходила сквозь память неровной царапиной.

   – Будь внимательней. Учти. За свои ошибки ты дорого заплатишь.

   – Да пошёл ты, – прямым текстом, хотя не исключено что и мысленно, но то что он спорил с СГЗ не оставляло сомнений. Должно быть это было следствием неприятной болезни.

   – Пошёл ты, Сам. Гл. З.

   Им не терпелось. Они его постоянно подталкивали. А он в таком состоянии и не хотел, и не решался.

   Трудно описать словами, как вплывают в сознание целые куски чужого знания.

   Это не потоп, не наводнение, не удар тугих струй под высоким давлением. Это... воспоминания, выплывающие на поверхность быстрей рыбацкого поплавка, отпущенного сорвавшейся с крючка рыбой, только из-за непроизвольного шевеления мысли, задевшей образы и понятия, вызвавшей определённые ассоциации.

   Просто. Естественно. Без напряга.

   Как будто всё это – твоё. Давно пережитое и осмысленное. Очень привычное.

   И только лёгкий холодок удивления, поддувающий сквозь неровные щели между своим и чужим не давал мне забыться.

   Моё. Не моё. Чётко вижу. Осознаю. Припоминаю. И удивляюсь.

   «Ты кто?»

   «Конь в пальто».

   Злость, помноженная на усталость, вложилась в ответ пробуждённому нахалу, не успевшему ещё открыть глаза и отхаркнуть из лёгких хотя бы часть дыхательной жидкости, а уже вопрошающего.

   Настойчиво и навязчиво.

   Не шевелясь. Не подавая признаков жизни. Не раскрывая рта.

   «Конь, твоё знамя и звание?»

   Апатия окутывала разум плотным туманом, сглатывая краски дня и гася все эмоции, за исключением бескрайнего, как морские просторы, раздражения.

   – Да пошёл ты.

   – Что?

   Самый Гл. З. смотрел на него большими глазами полными удивления и фанатичного блеска. От него веяло просто волнами восторженности, приобретшей запах и цвет. И то и другое удивительно омерзительные. Вызывающие устойчивую аллергию.

   О Наставники, ну зачем он в это ввязался? Сам ведь влез. Исключительно по нехватке банальной соображалки. Раз оступился, и в него тут же вцепились, побуждая к новым проступкам. Ещё и ещё.

   Проступком является работа с людьми.

   Но кто эти Спящие? Кто они?

   Не из наших.

   «Кто ты?»

   «Да уймись ты. Тебе нужен отдых».

   И он вколол ему изрядную дозу снотворного.

   И вот теперь их, чёрт возьми, двое.

   Постоянно гудят. Давят. Лезут. Выворачивают душу. Что-то им надо.

   Он им колет снотворное.

   Такое решение пришло произвольно.

   Самочувствие его в последнее время ухудшилось. Вялость, жар и апатия заключили тело в оковы. Он много спал, забившись под толстое одеяло, упившись большим количеством терпкой горячей жидкости с какими-то тёмными листьями.

   В сны вторгались Они.

   В голове фон их голосов стоял постоянно. Шелестел, бормотал, изредка вспыхивал искрами словесных разрядов. Башка трещала по швам.

   И однажды он встал и просто вколол им снотворное.

   Мозговой фон пресёкся.

   С тех пор сонный дурман стал их постоянным спутником и его верным союзником.

   СГЗ или, как они называли его, Преподобный – сухенький, плюгавенький старикашка – сидел на вращающемся стуле, и более всего напоминал сжатую до упора пружину. Внутри него всё напряглось. И внешнее спокойствие было скверным прикрытием, ибо множество мелких признаков, подобно течи в старой плотине, проступали наружу и ясно читались любым, кто хоть чуть-чуть разбирается в людской натуре.

   Кажется источник их беспокойства был общим.

   Преподобный:

   – Ты знаешь зачем я?..

   – Догадываюсь.

   – Ты мне должен помочь.

   – Почему?

   – Почему меня это так беспокоит? Да потому, что я ощущаю угрозу. Они роются в моей голове. И...

   – Тебе они не подконтрольны. Скорее наоборот. Ты подконтролен их воле.

   Преподобный моргнул, на миг сбросив маску спокойствия, и выдохнул: «нет» – что значило «да».

   Страх. Ты познал страх. Ты сумел разглядеть нечто такое, чего не заметили твои подчинённые. Ты полагаешь, что разбудил древнее зло, каких-нибудь демонов из преисподни. Тёмных. Мстительных. Злобных. Живое оружие, выкованное Завоевателями во время их долгого противостояния. Это оружие против фейри. Они обладают особыми навыками и необходимыми знаниями. Константин это понял только сейчас. Их нельзя пробуждать. А тех, что пробудили, следует усыпить. И будь проклято любопытство!

   – Они не дадут, – Преподобный был пессимистичен. – Они не позволят вернуть их в гробы. События развиваются на бешеной скорости. Они приступили к реализации Плана и... Этот маховик нельзя остановить не переломав себе кости. Вот почему ты...

   – Вместо тебя?

   – Ты ничем не рискуешь. Никто не посмеет поднять руку на фейри. Убей их, запри, усыпи. Сделай хоть что-нибудь!

   Компьютерный зал был холодным и вызывал устойчиво неприятные ощущения. Народу присутствовало немного, но достаточно чтобы создать напряженную атмосферу.

   Болезнь в последние дни отступила, но неприятная слабость осталась. Хотя возвращающиеся жизненные силы вновь стали пропитывать тело и душу. Разум, отряхнувшись от болезненной спячки, зашевелился. Эмоции оттаяли. И производительность мыслительных процессов восстановилась, должно быть, процентов на 85 от возможного максимума.

   Запустить их на полную мощность! Разогнать мозги до предела и далее!

   Те двое по-прежнему пребывали в принудительной спячке. Он вколол им столько снотворного, что у них похоже начал вырабатываться иммунитет. Мозговой фон возобновился. Пока ещё слабый, но день ото дня возрастающий. Да и люди стали утрачивать остатки терпения.

   «Почему они не пробуждаются?»

   Потому что я не хочу.

   Преподобный молчал. Он оказывается тут вовсе не главный. Он трясся. Мелко. От страха. Уважение прочих к нему почти что истаяло. Оно сползло как шелуха.

   Вместо него выдвинулся новый. Титул самого главного З. незамедлительно перешёл к нему. Этот новый был весьма агрессивен. Много требовал и аппетитом обладал несусветным. Видя что Константин уже восстановил свои силы, он всё чаще шёл на приступ, требуя дани из знаний.

   Но Конттуин уже в достаточной степени поумнел, чтобы замкнуться, подобно моллюску за створками раковины. Он начал лгать. Много. С три короба. Неумело, из-за отсутствия практики, но отчаянно и напористо. Вскоре он понял: лучше перевести внимание на их секреты. Благо неопознанной техники тут было навалом.

   Управляющие цепи, системы наблюдения, исследовательское оборудование и реакторы.

   И компьютерный зал.

   Да, конечно. Ты имеешь в виду ту каморку с пониженной температурой? Да, я помню. Там можно было сколько угодно чудить. Вынимать из ящиков платы, вставлять их обратно, переключать, изменять, баловаться.

   Кое-чего я добился!!!

   Я там много сделал под их неусыпным надзором.

   Наколдовал. Начудил. Совершая на одно правильное десятки бессмысленных, но впечатляющих действий.

   По моей воле даже запускали реактор...

   А потом я их запер!!!

   Лязг дверей. Писк завершившего полный проход глазного сканера. И несколько слов, произнесённых им в микрофон. Тишина. Те не сразу всё поняли. Вернее прочли, коснувшись его ликующих мыслей.

   Запер! Я запер!

   «Открой дверь!»

   Чёрта с два! Не помрёте.

   Возрадуйтесь. Больше не будет снотворного.

   Для вас...

   Никогда...

   «Открой дверь!!!» – голосили и те и другие.

   Он не открыл.

   Смятение чувств. Мысли вразброс. Комок нервов и сгусток тошнотворного страха. Он сжался внутри. Свернулся в комок. Ощетинился иглами.

   Он ёж. Не тревожь его. Ёж...

   Не добьётесь! Теперь всё равно...

   Чёрт вас возьми! Уйдите прочь от меня! То, что вы хотите... Никому... Никогда...

   Не троньте меня!!!..

   Контакт стал очень болезненным. И свои собственные воспоминания режут как лезвия, а чужие, да ещё и настолько злые – подавно.

   Рука Люси впилась ногтями, заставляя вскрикнуть от неожиданной боли. Потом соскользнула, оставив на коже наполняющиеся алым борозды. Словно стружку сняла.

   Контакт оборвался.

   Конттуин откинулся на кровать. На лбу и висках его блестела испарина. Глаза плотно закрыты. В дыхании появился ровный ритм спящего.

   Его тело расслабилось. Стресс. Перевозбуждение. Эмоциональное истощение. Он рухнул в сон, как оброненное ведро в бездну колодца.

   Он ушёл. От проблем, от забот.

   А я и Люси остались.

   Я был невозмутим как слон. Как большое флегматичное животное.

   Толстокожее.

   Сердечко билось в привычном ритме. А мысли были спокойны и маршировали колоннами, не делая попыток сбиться с ровного шага. Какая-то часть мозга отстранённо шептала: «Занятно. Занятно». Основная переваривала, утрамбовывала, упорядочивала полученную информацию. И лишь самая незначительная часть моей личности мышиным писком пищала откуда-то из тёмных уголков души: «Ну ты и монстр. Как ты можешь так... так... так реагировать?..».