Текст книги "Фейри (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Кощеев
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Ну и что тут такого? Друзья, правда, иногда поговаривают, что у меня кровь слишком холодная. Иногда, в затяжные периоды моего одиночества, это меня начинает всерьёз беспокоить. Появляется в душе какое-то тягучее чувство. Словно огромный пылесос старательно прочёсывает всё нутро, снимая пылинки эмоций, вплоть до слежавшихся комочков где-то на дне, в самых труднодоступных местах. Оставляя лишь серость. Серость. Одну только серость. Осенний набросок леса в пасмурный день.
В такие минуты я устаю. Проникаюсь осознанием никчёмности моей серенькой жизни.
Мне это не нравится. Потому что серость имеет вкус горечи.
Я поднял взгляд на Люси.
Она смотрела на меня во все глаза. Сжавшаяся, испуганная и... красивая.
Последняя мысль была чересчур неожиданна, прошла рикошетом по мозгу и где-то увязла, вызвав смущение.
Я поспешно постарался от неё избавиться. Это удалось мне привычно успешно, хотя след от неё всё же остался.
Слишком уж...
Ладно.
– Конттуин очень устал. А ты?
– Нет, – она мотнула головой и чёлка сползла ей на глаза, вызвав сходство с болонкой. – Ни капельки.
Мы замолчали. От воцарившейся тишины обоим стало как-то неловко.
Мне вдруг подумалось, что про компьютерный зал он так ничего и не сказал.
– А ты как?
– Что?
– Ты не устал?
Меня удивило это проявление заботы.
– Нет.
– Все устают.
– Нет. Я не устал.
– Твой голос звучит очень устало.
– Нет. Просто... Просто много всего. Я не могу даже удивляться.
– А... – она прикусила губы, поправила чёлку, потом вновь подняла взгляд на меня. – А это и есть усталость.
М-да? Может быть. Вероятно. Только усталость эта копилась годами.
Не десятками лет. Столетиями.
– Ляг, отдохни.
– Спасибо, ты очень добра.
Меня тронула эта забота. О Наставники! Прав был Игро, она ещё совершенно ребёнок.
Вновь тишина. Замершее ожидание под мерное дыхание спящего.
Неловкость.
Взаимная.
Напряжённая.
Она шевельнулась, явно утомлённая «неудобностью позы» в наших взаимоотношениях. У неё был порыв что-то сказать. Я подался навстречу. Порыв прервался.
Это было неприятно и по-особому больно, как провал в пустоту вместо встречи с надёжной опорой. В этот миг я в полной мере ощутил своё одиночество.
Вечно один. Постоянно. Даже в тесной компании.
Депрессию я всегда вытесняю действием. Неважно работа ли это в мастерской, простая ходьба или же... разговор.
Сейчас меня интересовало (и беспокоило в равной степени) проявление необычных способностей у этой леди.
– Люси... – я замялся, раздираемый к собственному недоумению внутренними противоречиями. Столько всего, а ты реагируешь как нечто бесчувственное и неживое. Как механизм – штука сложная, комплексная, чуткая к разного рода воздействиям, но лишённая этакого блока эмоций. Или же, что вернее, оснащённая его жалким подобием.
Представленным, из-за недоработок в аппаратной части, программными средствами...
Мысль нелепая, дикая и довольно неприятная.
Да что такое...
Я очистил свой разум.
Однако некоторые мысли подобны крошкам в постели.
Почему-то это всё рождало во мне ощущение ущербности.
– Вы хотите спросить...
– Да, да, да, – я поспешно перехватил инициативу. – Я хотел узнать, как это... – взмах руками в тщетной попытке выразить жестом то, что не получалось словами, – ... тебе удаётся?
Пожатие плечами и шмыганье носом.
Ребёнок, ей богу ребёнок.
– Не знаю. Это как прилив... Вы понимаете?
– Нет.
Она заёрзала на своём месте. Черты её лица заострились. В позе читалось усердие. Сейчас, сейчас. Минуточку. Сейчас выдам. Только не торопите.
– Ну это как... – она устремила взгляд в потолок, словно там надеялась обнаружить предельно точный ответ, – ... как воспоминание... Нет. Как кино... Как...
В общем ясно. Это как попытка передать любовную грусть с помощью поэтических образов.
Зелёный листок и капля-слезинка на нём.
Не поймёшь – не почувствовав.
– И как часто? Как часто с тобой такое бывает?
Очередное пожатие плечами.
– Временами. Когда прилив...
– Как вдохновение?
Ещё одно передёргивание плеч.
Ладно, проехали.
Чёрт, столько вопросов. В очередь, сукины дети, в очередь...
– Оно приходит и длится, и длится...
– Что?
– Ну это... Видения.
– И даже сейчас?
Наградой мне был удивлённый взгляд. Ты что? Разве можно быть таким бестолковым? Конечно. Сейчас же прилив.
Что бы это слово ни значило.
– И что же ты видишь?
– Люди... Много людей. Ходят, смеются... Спят... Много усталых?
– Ты видишь этот барак?
Она на мгновенье замешкалась, будто присматриваясь так ли это или не так?
– Да.
Я оглянулся, подсознательно ожидая заметить блуждающих вокруг нас призраков. Смеющихся, спящих, очень усталых...
– Но ведь их сейчас поблизости нет.
– Они были. И совершенно недавно.
«Занятно – проскрежетал мой внутренний голос. – Очень занятно».
Внутри меня вспыхнул энергичный и злой огонёк, выжигающий всё, кроме азарта. Чувства жгучего, алчного и неуёмного.
Очень, очень занятно.
– А как давно в прошлое ты можешь заглянуть?
Она пожала плечами.
– А ты можешь попробовать?..
– Вы хотите узнать про компьютерный зал?
– А откуда ты?..
– Ощущаю.
– Ты меня пугаешь.
– Нет, – она улыбнулась. – Я вас интригую.
Путь по туннелю был долгим и напряжённым. Если я и пугал Люси, то страх перед темнотой оказался сильнее, и она семенила рядышком, настолько близко, что мы почти касались друг друга. И это притом, что на поверхности дистанция между нами всегда была не менее полутора метров!
Люси казалась весьма неуверенной. Настолько нервной и робкой, что я, если б не опасался испугать её ещё более, непременно обнял бы её за хрупкие плечи.
А так...
Стыдно даже сказать, но я опасался её не меньше, чем она опасалась меня. Это было какое-то чувство нездоровой неловкости, прозрачной дымкой окутывающей нас обоих. Это не неприязнь – ни в коей мере. А просто какое-то... недоразумение. Мне казалось, стоит найти нужные слова, и оно развеется. И я думал, искал. До тех пор пока не осознал: что толку в словах, когда доступен другой способ общения, исключающий любое недопонимание.
И я просто взял её за руку.
Когда мы подошли к секретной двери все волнения и страхи остались далеко позади. Приятно было осознавать, что на место нервозности неторопливо прокралось доверие.
Это было редкая в последние дни минута успокоения.
У самой двери нас поджидали Смотрители.
От них веяло холодом.
Я уловил это и сам, но Люси ощутила это полнее. Дрожь нервным током прошла по её руке и передалась мне.
Смотрители – восемь, на этот раз восемь – почтительно поклонились. Низко, низко. Но ощущение враждебности не исчезло, а только усилилось.
В чём дело?
– Достопочтейнейший, – в голосе Главного слышались и твёрдость, и сожаление. Привкус разочарования. – Женщине нельзя находиться в святилище. Тёмная составляющая инь омрачает это место вечного огня ян, замутняет чистые воды энергии Распада и может нарушить гармонию Цепной Реакции.
Что за чушь.
Глядя на их суровые лица, я подумал, что они явно были предупреждены о нашем приходе. Наверняка существует связь с поверхностью. Что бы там мне не говорил по этому поводу Верховный.
И ещё... На меня снизошло озарение. Вот в чём провинился их Преподобный.
Женщина. В обход их религиозных запретов в самом сердце Путеводителя в камере, откуда её нельзя выгнать, находится женщина. Нарушая чистоту этого места. Впервые за тысячи лет.
Грех. Страшный грех. Способный сокрушить любой авторитет.
Нас не впустят вовнутрь.
Но я не могу отступить. Я рискнул, позволив Верховному привести меня в Путеводитель, и крепко на этом всём прогорел, если вспомнить нависшую в небе над островом угрозу. А потому ценность того, что я здесь узнаю и обнаружу, должна соответствовать этому риску.
Я не уйду, не использовав все возможности.
– Она ясновидящая. И имеет связь с прошлым. Я хочу, чтобы она осмотрела компьютерный зал.
– Ни одна земная женщина...
– Она не земная! Она фейри. Представитель иного народа.
– И всё же, составляющая инь присутствует в ней в не меньшей степени, чем в любой другой особи женского пола...
– Женщина в камере... – я пристально всмотрелся в лицо старика, – она вас не беспокоит?
Его скулы напряглись. Волнение лёгкой рябью пробежалось и по остальным.
Ещё как беспокоит.
Она для них как заноза.
Я вспомнил небольшие царапины и выбоины на дверях камеры. В своё время я внимания на них не обратил: они прекрасно вписывались в атмосферу древности этого места – ободранная и шелушащаяся краска уже после часа экскурсии перестала притягивать мои взгляды. Теперь же я вспомнил... О да. Мелкие, едва заметные глазу царапины на чертовски твёрдом металле. Должно быть потребовало немало усилий. Но так дверь не откроешь, долби ты по ней хоть целые годы. Но попробовать стоило. Правда ведь?
– Что вы предлагаете?
– Иногда для врачевания требуется хирургическое вмешательство. Скальпель должен рассечь здоровые ткани, чтобы открыть доступ к источнику боли.
– Она...
– Она – это скальпель (по правде говоря, я полагаю, что скорее рентгеновский аппарат). Так что решайте. Имеет ли смысл. Но право, делайте это быстрее. Пока больной ещё операбелен.
Шушуканья и совещания заняли по меньшей мере час. Их очень взволновала вставшая перед ними дилемма. Можно иль нет? А следует ли? А что если? А какие будут последствия? На физическом, астральном, ментальном и ещё бог знает каких планах?
Надо подумать, взвесить, определиться. Пересилить сомнения.
Потом меня пригласили вовнутрь. Одного. И долго терзали вопросами, настолько однообразными и бестолковыми, что мной в конце концов овладела апатия. Как я устал... Долгое бодрствование, нервная атмосфера, умственное и физическое напряжение...
А вопросы всё сыпались.
«Как вы полагаете, привнесение в Путеводитель инь не нарушит статического равновесия? Насколько ваши мысли чисты? Чем ваши женщины отличаются от человеческих в смысле эфирных возмущений и структуры их аур? Не имеет ли это вредных воздействий на чистоту Высших Энергий? Что вы думаете?.. Насколько точно вы знаете?.. Если у вас есть хоть какие-либо сомнения, то лучше вы сразу... Нет? Вы уверены? А если подумать? Хорошенько подумайте...»
– Да о чём тут ещё думать? Я знаю. Да, уверен. Подумайте сами: если б она зашла вовнутрь одна, то это было бы привнесение определённого заряда (инь). Но вместе со мной происходит суммирование разноимённых зарядов и их нейтрализация.
Какая нелепая фраза. Не будь я столь утомлён – никогда её бы не ляпнул – здравый смысл б не позволил. А так... Изнурённое подсознание телепало язык, выдавая убогие псевдофилософские умопостроения, черпающие основу из зачитанных Охначем лекций.
В глазах Смотрителей неожиданно вспыхнуло одобрительное понимание. Если раньше они смотрели на нас с Люси осуждающе, то теперь неожиданно выдали:
– Держите её за руку. Ни в коем случае не отпускайте.
Угу. А зачем? И только несколько позже дошло: а-а-а-а, для нейтрализации.
Значит нас пустят вовнутрь?
Мы были на полпути к компьютерному залу, когда меня разобрало. Нездоровый смешок поднимался из самых глубин живота и сотрясал всё нутро, наполняя коридор особыми звуками. Которые эти стены не слышали наверно тысячи лет. Или я не знаю людей.
В глазах Смотрителей холодным студнем застыло недоумение.
Да и Люси, чья ладошка покоилась в моей руке, демонстрировала признаки удивлённого беспокойства. Ей было неуютно. Напряжение в её душе возросло и напрочь заблокировало наш контакт. Не прервав его – оставив тонкую ниточку, но сократив до предела.
Это было нервное. И у меня, и у неё.
Но я долго не мог успокоиться.
Наконец совладал и пролепетал в оправдание:
– Это часть ритуала.
Люди поспешно закивали головами, якобы понимающе.
Я натянул на физиономию серьёзное выражение. Но моё нутро ещё долго драла когтями насмешливость. Забавляло на удивление всё. Чужая сосредоточенность, собственная усталость, уйма нелепых условностей и людская наивность.
Вслед за вспышкой весёлости пришла опустошённость. Надо бы отдохнуть. Лечь. Закрыть глаза. И уснуть.
Что же творится со мною такое? Никогда раньше я...
Оставь. Забудь лучше об этом.
Люси неожиданно остановилась, дёрнув меня за руку.
– Дальше я не пойду.
– Почему?
– Я слышу их.
– Кого?
– Их...
Словно издалека до меня дошли голоса: «Слышишь? Слышишь ты нас? Иди... Идите сюда».
Это...
Пленники.
Заключённые в камере.
Мы с Люси их ощущаем. Вернее ощущает Люси, а я просто подслушиваю.
– Не хочу туда. Они злые.
– Они не сделают тебе вреда. Они заперты.
Она посмотрела на меня как на ненормального.
М-да. Попробуем решить проблему иначе:
– Мы идём не туда.
– Нет, туда!
– Мы идём мимо.
– Я не пойду!
– Почему?
Она затрясла головой. Нет-т-т! Никогда!
Её страх мне вполне был понятен. Я в своё время этими двумя был ошарашен, а с её-то чувствительностью...
Она чуть приоткрылась, явив мне на миг глубину своих переживаний: напряжение тела, смятение мыслей, тёмный комок воспоминаний, болезненных снов и фантазий. Да, она с ними знакома. Они спали рядом, и их мысли сплетались, создавая извилистые лабиринты кошмаров. Она не хочет с ними общаться!
Люси снова сжалась, заблокировав поток своих страхов.
– Хорошо. Мы их обойдём.
Закусив губу, она легонько кивнула.
«Зачем? Зачем туда нам идти?»
– Не беспокойся. Мы их обойдём.
Я повернулся к Марку Хавронию.
– Есть другой путь к компьютерному залу?
– Есть. Но зачем?
– Нужно. Нельзя сокращать расстояние между нами и пленниками.
Кажется наш маршрут пролегал через Соты. Обстановка выглядела очень знакомой. Тьма, хруст под ногами и следы былой ярости, оставившей свои отметины на каменных стенах.
Местами...
Коридоры здесь были значительно уже, изгибов – больше, и вообще не похоже, что данная часть подгорного сооружения строилась с расчётом на оборону.
Рубежи пролегали не здесь.
В ином месте.
Но отметины на стенах...
С кем воевали?
Может быть опасения Древних были не безосновательны? И Путеводитель пережил одно (несколько?) вторжений? Люди, под прикрытием толщи скальной породы вполне могли поливать друг друга огнём, без опасений на вмешательство Звёзд.
Интересно.
Ладошка Люси сжала мою руку сильнее.
– Понимаешь...
«Понимаю».
– Старый Смотритель мне рассказал...
«Я вижу... Я знаю... Ты только подумай, а я прочитаю».
Я слишком эмоционально воспринял ту историю. Моё воображение красочно набросало жуткие сцены давно минувшей трагедии.
Треск скальных пород. Обвалы. Ужас тысяч существ, оказавшихся в западне пришедших в движение туннелей, враз утративших надёжность монолитного камня...
Не знаю, как ведут себя при землетрясениях горы. Какие нагрузки в них возникают? Стонет ли камень? «Дышат» ли стены? Создавая вибрации, вспучиваясь и опадая.
Не знаю.
Но воображение лепит картинки, не нуждаясь в каких-либо знаниях.
... Грохот. Гул, ставший почти материальной субстанцией. Тьма, из-за обрыва питающих кабелей. Рёв тревожной сирены. Такой неразличимый и жалкий на фоне стона обвалов и скрежета скользящих пластов. И среди этого вопли людей. Абсолютно неслышные, но вплетённые в ткань разрушительной какофонии тонкими нитями, сшивающими воедино кошмар. И это намного ужаснее. Ибо это знакомо, болезненно и осязаемо – крик, рвущий голосовые связки словно наждак, и страх, убивающий разум.
Часть комплекса обвалилась. Где-то потрескались и осыпались Соты, оставив неведомо каким чудом держащиеся переплетёнными стальными корешками арматур перекошенные этажи и перекрытия. Где-то просела скала, преломив горный хребет пополам и впечатав в дно океана корабельные доки, морской вход и большие суда.
Комплекс стонал, бился в агонии. Сокращались и дёргались «нервные окончания», лишившиеся связи с Главным Мозгом...
Взбесилась противопожарная система, выпуская клубы дыма, удушающего малейшее возгорание. Всполошилась механическая охрана. Тьму в отнорке какого-то хранилища, может быть военного склада, а может секретной лаборатории, разорвала трескотня пулемёта. Турели ожили подобно сотням тревожных сирен и динамикам оповещения. Заработали, заскрежетали, очищая местность, обороняя.
Дрожание скал прекратилось, земля замерла, но злобные механизмы ожили, и некому было их успокоить, нажав на кнопки несуществующего уже пульта.
Комплекс преображался в прибежище мёртвых, которое много позже назовут Путеводителем.
«Какой ужас».
Люси ахнула. И я было подумал, что это реакция на моё не в меру разошедшееся воображение. Но вскоре...
Свет погас минут двадцать назад, сразу же после того как скала перестала дрожать и содрогаться, заставляя всё тело трястись, вышибая из-под ног опору, принуждая упасть на пол и сжаться, воя от бессильного животного страха...
...осознал что это не так. Барьеры, выставленные Люси, истончились и рухнули, обдав меня жаркими потоками чужой памяти.
...Одиночество. Где-то журчала вода, просачиваясь из разорванных магистралей. Что-то искрило, очень близко, раздражая обоняние тонким запахом плавящейся изоляции.
Электрический шкаф.
Совсем рядом.
Не натолкнуться бы.
А ведь ещё и вода...
Шаг вправо, шаг влево. Руки тянутся во тьму. Вот что-то твёрдое. Стена. Мокрая. Труба водопроводная. Прекрасно. Это помогает мне сориентироваться. Так... это... да, примем её за правую сторону. Значит, чтобы выбраться к центральному коридору... вспоминай... мне надо топать туда... Шаг, другой. Дюжина. На жалкие метры затрачена вечность. Сердце часто-часто бьётся в груди, и стылый налёт ужаса ужимает душу до размера печёного яблочка и проталкивает где-то в область желудка. Какое тянущее чувство... И есть что-то хочется... Я голоден, голоден. Обедал не так уж давно. Но жрать хочу всё равно.
Наклонный пол... Что такое? Разум ещё не понял, но в конечностях уже осела нездоровая слабость. Ноги подкашиваются. Я где-то не туда завернул? Не помню подобных неровностей. Этот уровень выровнен как...
Чёрт. Н-Е-Т!!! А-а-а-а!!!..
Сосущее ощущение, как на качелях и краткий миг невесомости. Мгновенье, другое. Удар, звук рвущейся ткани, и вспышка всепоглощающей боли.
Не болезненно, но неприятно это всё знать, чувствовать, ощущать. Люси...
Тело коченеет, ощущая холод тяжелого кольчужного панциря. Того самого, что рассмешил в своё время Таню («...ну и кольчуга. Словно короста. Даже не гнётся...»). Конечно же гнётся. Просто тут такое густое плетенье.
Но холодный металл... Чтоб его... Сволочь... Тонкая нательная рубашка не защищает. Надо было бы свитер... Но побоялся испачкать. Теперь страдать тебе насморком. Лёгкая простуда тебе обеспечена.
А зачем её ты одел? Если у них есть огнестрелки... Лучше чтоб не было. Да и что ты с ними сделаешь? Ножкой от стула? Лучше оружия не подвернулось.
Хотя тяжелая ножка. Труба. С тремя расходящимися лепестками на каждом из которых по ролику. Чтоб, значит, ездить по полу. Хороший был стул. И снова будет – как только грянет отбой, он его отремонтирует. Как только...
А если это серьёзно?
Он (да сколько можно о себе в третьем лице?!) выбрался на Главный Путь, непривычно безлюдный сегодня, и выглядящий как сцена из сюрреалистичного сна – неестественного, застывшего на изломе реальности.
Людей нет. Они здесь были всегда...
Даже ночью.
Вдоль стен стояли кровати. Пустые, не заправленные...
Боже, это серьёзно.
Страх сковал тело, как реку льдом. Разум оцепенел. Руки безвольно опустились. А ноги ожили и самовольно, не испросив разрешения, зашагали в противоположную сторону. Прочь, прочь от этого места.
Это... это серьёзно.
И все это поняли. И ушли. Забились как крысы в норы.
Если уйти... Если спрятаться... То, может, минует? И чужаки как пришли, так и уйдут? А что им тут делать? Они заберут и еду, и лекарства, а после исчезнут, чтобы вернуться через какое-то время, когда мы все оживём. Вновь. И как пчёлы в улей натаскаем (произведём) новых сокровищ, необычайно ценных для этого бьющегося в агонии мира.
А с другой стороны они могут остаться. И тогда прячься – не прячься... Нельзя вечно прятаться.
Мысль чёткая, ясная, пробуждающая в душе праведный гнев и благородную ярость. Да как они!.. Да я... Да мы... Надо им вмазать. Ведь если все вместе... Конечно мы сможем.
А ноги по-прежнему вышагивают самовольно. Подальше от возможной опасности.
Но нельзя ж вечно прятаться...
Не знаю, сколько мы простояли. Мне это совершенно не нравилось. Это, конечно же, впечатляюще, феноменально, но абсолютно не важно. Зачем это мне? На фига мне чужие страхи, агония? На какой мне знать каково это, когда бьют ножом под рёбра, вминая в плоть крепкие кольчужные кольца, не пронзая, а награждая внушительной гематомой? Зачем мне познавать чужие боль, унижение? Я и так могу догадаться, что в недрах Путеводителя свершилось немало мрачного.
Вырвался... Оторвался... Они здесь не ориентируются. Они ничего здесь не знают. Ура. Жив. И этим счастлив.
Но они тебя не оставят. Они идут. Они приближаются.
Смотрители заволновались. Им это тоже не нравится. Но их ещё отягощают суеверия и свои личные страхи.
Вы верите в призраков? Знаете, а они ведь бывают. Если, конечно, они не плод разгорячённого девичьего воображения.
Хрип в лёгких, казалось, заглушал топот ног, многократным эхом отражающийся от каменных стен.
Почему они не отвяжутся? Почему не отстанут? Ведь он ничего, ничего им не сделал...
Ну почему они настолько жестоки?.. Не понимаю... За что? Зачем им это нужно? Откуда эта несусветная дикость?
В боку кипел целый сгусток оглушающей боли. Там куда ткнули ножом. Наверно ребро... Спасибо кольчуге. Могло быть значительно хуже.
Хуже... Куда уж тут хуже...
Бегом... Только бегом...
«Люси. Останови это, пожалуйста».
«Я стараюсь. Ты сам меня на это настраивал...»
Я? Ах да. Мой эмоциональный настрой... Моё воображение... Представляемые мною сцены...
«Может это не настоящее?»
«Может... Может быть... Быть может...»
Бег бесконечен. Для него он был всегда. И ведёт из ниоткуда в никуда. Помимо него только механическое движение деревенеющих ног и гортань, которую дерёт с хрипом проталкиваемый лёгкими воздух.
– Что-то не так?
Главный подходит близко. Главный взволнован. Его интересует чем мы обеспокоены.
Я молчу, а Люси не до этого.
– Вам плохо?
О да, нам тошнотворно. Нас вводит в ступор маленький фрагмент мозаики, именуемой вашей историей. Он настолько мерзкий и страшный, что взгляд ясновидящей не в состоянии от него оторваться. Я не знаю, что делать. Встряхнуть её? Вмазать пощёчину?
«Не надо. Больно. И не поможет».
Закричать ей в лицо? Призвать избавиться от наваждения? Что же мне делать?
– Я могу чем-то помочь?
Не знаю, что и ответить. Слова в голове кружат как мошки вокруг яркой лампочки. Я не могу их поймать. Не могу выделить нужные и связать их в конкретную фразу.
– Может помощь нужна?
Какой ты настырный. Всё тебе что-то надо. Хочешь знать? Ну что ж, тогда присоединяйся.
Я взял его за руку.
Он затих, успокоился. Избавился от посторонних эмоций. Слушаешь? Слушай. Это часть вашей Истории.
Под конец Люси разрыдалась:
– Почему?! Зачем они?.. Зачем он?..
Человек был бледен как полотно. Я давно бросил его держать, но он впился в мою руку своими клешнями, да так крепко, что в какой-то момент мне хотелось орать, пока рука не онемела.
– Это должно быть веков эдак... (неразборчивое бормотание)... назад. Тогда остров был чуть побольше.
Люси недоверчиво посмотрела на него и отодвинулась, спрятавшись за мою спину.
Я попросил:
– Отпустите руку, пожалуйста.
Как приятно размять передавленные, казалось немощным старцем, пальцы.
Люси рыдала навзрыд.
Кто это был? Видение оказалось скомканным, рваным, переплетённым с другими, со странной избирательностью отсекаемыми девушкой от основного.
Неприятно.
Мы возвращаемся. Не надо было в это дело и ввязываться.
– Ну-ну, успокойся. Всё позади.
– Нет (всхлип)... Прилив продолжается (ещё один всхлип)... Я вижу-у-у...
Я её обнял. Попытался вытереть рукавом слёзы. Ощущая себя до нельзя глупым и неуклюжим.
Холодным.
И совершенно чужим.
В дело встрял Главный.
– Успокойся, дева. Это... э-э... Конечно страшно, но давно... подёрнуто прошлым...
Чем?
Люси меня ущипнула.
Старый взял в свои клешни её руку («Ну почему так грубо? В клешни...») и что-то там бормотал, пытаясь её успокоить.
– ... Не все люди плохи... Не все такие чудовища... мы-то вот совсем не плохие... Мы-то совершенно хорошие...
Слова тёплые, ласковые, бестолковые. Обволакивающие даже мой давно лишённый буферной прослойки иллюзий разум. Добрый он всё-таки старикан. Не зря он у меня с первого взгляда вызвал симпатию. Все бы люди были такими, глядишь, и мир их бы давно изменился. В лучшую сторону.
Надо будет попросить Люси подержать за руку Верховного... Пока Прилив не прошёл...
– Успокойся, дева. Никто не бывает злым сам по себе... Иногда жизнь вынуждает людей совершать тяжкий грех... Ну, а мы, служители подземного света, помолимся чтобы их души очистились...
Молитесь, молитесь. Что толку в ваших моли...
Наверно это можно назвать мысленным подзатыльником. Не могу утверждать кто, но наверно это Люси раздобрилась. Просто нечто недоброжелательное и осуждающее сгустилось в сознании... и мои мысли тут же стали благими.
– Ну всё. Давай вытрем слёзы. И перестанем думать об этом ужасном.
А в компьютерном зале мы всё-таки побывали. Правда ничего интересного так и не узнали.
Вскрыли коды, обманули систему. Долго лицезрели меню загрузки и массивы ничего не значащих для нас данных.
Я устал окончательно, выдохся, утратил ко всему интерес.
Спать.
Люси тоже устала. Прилив похоже иссяк. Ну и прекрасно.
Мы оставили людей ликовать и понуро побрели по мрачным коридорам обратно. На поверхность. К мягким кроватям.
Сколько я не спал?
Никогда очевидно не спал.
Спалось мне прескверно. И хотя мозг отрубился, какая-то дежурная его часть, вечно бодрствующая где-то в глубине черепной коробки, мерно пульсировала, подобно светящимся числам на циферблате будильника, подавая смутные сигналы тревоги.
Дирижабли в небе над нами... Тёмные, заключённые в камере... Недомолвки Конттуина... Непонятные волны Прилива, помогающие Люси видеть... Бег того парня от смерти в каменном лабиринте... Компьютерный зал и то, как необычно легко пришли в голову необходимые буквы и числа, открывающие дверцу в неведомое, долго прятавшееся за логотипами древних фирм-производителей программного обеспечения...
Дежурная часть не признавала, что мозгу и телу требуется отдых. Она вечно работала. Во время бодрствования только накапливая, а в часы сна разряжаясь, подобно своеобразному аккумулятору подключаясь к освободившимся ресурсам головного мозга и гоняя по пустым лабиринтам разума образы, образы, образы...
Во сне моим проводником по Путеводителю Мёртвых был тот давно погибший (воин?) учёный, в своей покрытой тёмными пятнами крови кольчуге, весь в ссадинах, кровоподтеках, в рваных ранах, неестественно поблёскивающих капельками не свернувшейся жизненной влаги. Его вид был ужасен. Но выражение лица – доброжелательно. Он демонстрировал мне осколки зубов, смотрел на меня левым, прищуренным от наплывшей опухоли глазом и приветливо улыбался.
– Идём... идём...
В глубь Сот. По этажам и перекрытиям, которых ныне не существует. Которые сохранили свой давний вид. Свежий, живой, без налёта пыли веков. Туда, где установлен Главный Мозг. Истинное сокровище давно почившего мира. Тайна из тайн. Могущественный артефакт, предназначенный для управления, упорядочивания, распределения. Встав за его панель можно всё изменить. Стоит только взломать Код Этого Мира, и Смерть отодвинется. Разрушение сгинет. Звёзды станут безжизненными... И легионы нелепо погибших вернутся, чтобы заселить приобретшую прежние очертания землю, возвести величественные города и возродить былую цивилизацию.
Проводник обращает ко мне левый глаз.
– Это всё НАШЕ. Присоединяйся.
И мне чуточку страшно. А в душе крепнет почтительный трепет. Ведь он меня значительно старше. Не менее чем в десять раз. А может и в двадцать. Не важно, что он давно уже мёртв. За плечами мёртвых висит мудрость веков. Он знает кое-что, что мне неизвестно.
Давай разбудим всех Спящих. Давай призовём обратно Наставников. Давай сольёмся с людьми – с теми, что мыслят. Давай взвалим на плечи проблемы этого мира.
Не могу. Это всё не моё. Я здесь чужой, чужой, совершенно чужой...
А в небе по-прежнему висят дирижабли, рассекают крышу мира акульими плавниками. А ещё выше сверкают разрядами Звёзды. А мы здесь, под землёю, в самом сердце Путеводителя Мёртвых. Вне настоящего, в прошлом.
Вокруг нас плывут континенты. Земная кора скользит на смазывающем слое, именуемом АСТЕНОСФЕРОЙ. Литосфера в движении. И близится скачкообразный рывок, возможно вызванный несимметричным расположением относительно полюсов постоянно растущих ледяных шапок.
Вращение Земли.
Центробежный момент.
Смена магнитных полюсов.
И сдвиг южного полюса (это мне достоверно известно) не мене чем на 30 сантиметров в год.
И неприятное ощущение, что движение земной коры возрастает.
Всё, хватит!
А может это всё управляемо?
Мой проводник увлечённо кивает. Он всегда почему-то кивает.
– Можно прибить кору к ядру большими гвоздями.
Проснулся я с мыслью об информационных планетарных полях и с нездоровым видением в глубинах воспалённого воображения: Люси вставляет два пальца в розетку.
А я смогу так подключиться?
Пробуждение мне показалось продолжением сна. Возле моей кровати на дрянном расшатанном стуле сидел Марк Хавроний. Главный Смотритель. Серьёзный. Осунувшийся. Какой-то неестественно серый.
Что он здесь делает? Ведь он же уже лет восемнадцать (девятнадцать? семнадцать? но не более двадцати – это я точно помню) не поднимался на поверхность.
– Который час? Сколько я спал?
– Не так уж и много.
– А-а... Э-э...
– Мы перевели базы данных на твёрдый носитель.
– Э-э... хорошо... Это то самое?..