Текст книги "Фейри (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

   Клара? Ура! Радость встречи была столь велика, что я напрочь забыл насколько плохи дела у моего организма.

   – Проснулся? – она села рядом, и её нежные руки коснулись лица. Мне почему-то подумалось, что она меня поцелует. Но я обманулся. Она лишь улыбнулась.

   Как она восхитительна! Каштановые волосы. Белая кожа. Чуть вздёрнутый носик. Остренький подбородок. От самых ушей и до пальцев ног она являет собой мой идеал красоты. Одно время я таскал с собой её фотографию, и даже всерьёз подумывал показать её Дану, но потом, не помню отчего, устыдился и избавился от снимка. Глупцом был.

   – Как ты здесь оказалась?

   – А ты?

   – Я первым спросил.

   – Меня наняли.

   Ревность появилась нежданно и кольнула булавкой.

   – Кто? И зачем?

   – Приглядеть за тобой. Мне сказали, что ты очень плох.

   – Кто сказал?

   – Узнаешь, когда прилетим.

   Не понял.

   Только сейчас в глаза мне бросилось, что я нахожусь не в снятой мной на ночь комнате. Та была маленькой, а эта даже слишком мала. Из мебели кровать, табурет и сундук. А за окном – голубое небо и тишина. Где я?

   – Тихо-то как.

   Она сказала:

   – Ага. Машину выключили уже два часа как, а-то до этого такой стрёкот стоял.

Дан Арчер (VI)

   Это был дирижабль «мягкой» конструкции. Относительно небольшой, объёмом 20 тысяч кубометров, с подвесным креплением двух расположенных друг за другом гондол и вызывающими сомнения в функциональности нагромождениями стабилизаторов и рулей, а также некоторого подобия парусной оснастки. Между гондолами пролегала металлическая ферма, явно служащая не только для обеспечения жёсткости конструкции, но и для сообщения. Передняя гондола имела остекление. Из неё далеко в стороны выпирали стойки с винтами, а из днища торчали гнутые трубы выхлопа.

   Вообще этот воздушный корабль своей формой походил на раздутую рыбину, и на меня произвёл впечатление весьма удручающее.

   Ещё глядя издалека на его вывод из эллинга, я испытал плохое предчувствие, крепкой холодной рукой схватившее меня за внутренности. Доверить свою жизнь и жизни Спящих этому... этой... неуклюжей... ненадёжной... мягко выражаясь, конструкции... Это безумие!

   Над полем витал небольшой ветерок, и под его порывами дирижабль вздрагивал, то стремясь своей мощью подбросить вверх удерживающих его за канаты людей, то не менее пугающе устремляясь к земле, попав в нисходящие потоки, образовавшиеся по воле ветра в воротах ангара.

   – Сегодня погода ужасная, – Верховный, судорожно сглатывая, напряжённо наблюдал за выводом дирижабля. – И этот эллинг построен ужасно.

   Да. И солнце ужасно, и эта зелень, и эта жара. И даже небесная синева без единого облачка.

   – Он расположен совсем неудачно. Ветры постоянно дуют под углом в ворота, как в большую воронку. Да и аэродинамика у него отвратительна. Судно при открытых воротах может повредить даже на стоянке внутри. Ух-х...

   Дирижабль резко пригнуло к земле, хвост повело в сторону – только чудо не позволило ему столкнуться с воротами.

   – Ввод-вывод судна это очень ответственно. Немало аварий происходит именно в этот момент...

   В это я верю. Внутренне я уже был готов отдать приказ на разгрузку. Человек, судя по всему, это осознавал, а потому не переставал заискивающе заглядывать мне в лицо. И как только я позволил себя уговорить?

   Воздушный корабль выпрямился, выйдя из эллинга, и, оказавшись под открытым небом, стал более смирным и менее восприимчивым к нападкам ветра.

   – Вот. Трудное уже позади. Будем надеяться, что погода останется прежней.

   То есть просто ужасной. Иначе до пункта назначения нам не добраться. И как только я позволил себя уговорить?

   Первые опасения у меня отчасти развеялись, едва только дирижабль распрощался с землёй и взмыл в синее небо.

   Полёт. Безусловно, это очень красиво. Подставляя лицо потокам ветра и вслушиваясь в басовитое гудение двигателей, я позабыл свои страхи под впечатлением открывшегося вида и всей душой ощутил, почему люди не расстаются с мечтой взлететь ввысь, несмотря на большие потери и трудности. Страх смерти у них не заглушает желанья летать. Они падают, расшибаются, горят от малейшей искры, рискуют жизнью, пускаясь в воздушное плаванье на этих взрывоопасных и покорных природным капризам конструкциях, но с мечтой не расстаются...

   – Знаешь, всегда желал полетать на подобной штуке, но ранее как-то не приходилось, – Охнач стоял рядом и, также как я, любовался этим небом, и этой землёй, стремящимися слиться у линии горизонта, подёрнутой лёгкой дымкой. – Свои суда мы стали строить совершенно недавно. Лет двадцать назад. До того прибегали к услугам южных дьяволов. В основном для войны.

   – Войны?

   – Да. Это страшное оружие террора. Быстры, вместительны, недосягаемы для лишённых крыльев. И способны нанести удар в самое сердце страны, минуя заставы, крепости, армии.

   Ах да. Как я забыл. Война. Любимейшая забава сильных мира сего.

   К ощущению красоты добавился горьковатый привкус тоски. Люди никогда не меняются. Жаль...

   Капсулы Спящих, завёрнутые для пущей надёжности в брезент, занимали большую часть гондолы. У меня вызывали сомнения крепления, но люди утверждали, что груз не сдвинется с места даже во время самого сильного шторма.

   – Мы перегружены.

   – Что?

   Заметив, куда я смотрю, Охнач кивнул в сторону капсул.

   – Слишком большой вес. Мы летим слишком близко к земле.

   – Это опасно?

   Он пожал неопределённо плечами.

   – Я не знаток. Но думаю, мы не разобьёмся, даже если попадём в нисходящие.

   – Так в чём же проблема?

   – Главная опасность заключается во встрече с другим дирижаблем. В воздушном бою главное иметь превосходство в скорости и в высоте.

   – А такая опасность имеется?

   Охнач задумался.

   – Там, на стоянке, я заметил «Геральдику». Этот корабль также принадлежит Обществу.

   – Он тебя беспокоит?

   – Он больше чем этот. Обладает большей скоростью, грузоподъёмностью и надёжностью.

   Теперь настал мой черёд серьёзно задуматься.

   – Он повреждён?

   – Или имеет другого хозяина.

   – Не понимаю.

   – Братство. Они сказали, что никого не нашли. А может быть, и не искали? И зачем их искать, если они никуда не скрываются? Власти Харка вряд ли позволили б открытую конфронтацию. Полицейские силы у них очень суровы.

   – А наш выход?..

   – Не противозаконно. Да к тому же мы очень щедро платили. По самым высоким тарифам.

   Вот так-так. Похоже, делала у «нашего» Верховного обстоят намного хуже, чем он пытается представить. Его обложили. И он идёт на самый отчаянный риск, разыгрывая последние козырные карты. Это плохо. Я чувствую себя обманутым.

   На что ж он надеется? Каковы его силы и сферы влияния? Но ведь он сказал, что его противники в меньшинстве. Чёрт. Неужели люди научились нам лгать?

   Следует ещё раз его потрясти.

   – Эрик.

   Он вёл светскую беседу с Люси.

   – Идите сюда.

   – Простите, мадам, – через мгновение он возник перед нами.

   – Вы что-то хотели?

   – Да. У меня возникли вопросы. Похоже, к нашей ночной беседе вы были слишком хорошо подготовлены. Вам почти удалось.

   – О чём это вы?

   В его голосе обозначилась дрожь. Чую, чую.

   – Вы мне лгали. Очень виртуозно. Примите мои комплименты.

   – Я... Никогда...

   – Ладно, ладно. Я вас понимаю. Вам позарез необходимы союзники. Это заставляло вас скрывать истинное положение дел. Теперь же, когда вы их заполучили, может быть, вы, наконец, отбросив комплексы и стеснение, посвятите нас в реальную расстановку сил?

   Запах его изменился. На лбу проступила испарина. Дыхание сбилось с ритма. А сердце гулко заколотилось. Да. Думаю, он собирался нам всё рассказать, но не сейчас. В данный момент он не готов. Что ж, это неплохо.

   – Я жду.

   – Я... – в его глазах бился страх; слишком большие ставки для обычного человека – он не хочет всё потерять.

   Чрезмерно длинная пауза.

   – Расскажите мне о «Геральдике».

   Верховный бросил короткий, но преисполненный озлобленности взгляд в направлении Охнача.

   – Это судно принадлежало раньше Подлунному Воинству.

   – Вот как, – я начал испытывать лёгкое раздражение по поводу того, что все ответы приходится тянуть из него чуть ли не клещами. – Не думаю, что вы его продали.

   – Да, – он горделиво вскинул подбородок, пытаясь сохранить остатки лоскутами сползающего с него достоинства. – Мы не продавали. Мы ни с кем не торгуем своими технологиями и артефактами.

   – В таком случае я заключаю, что он оказался в чужих руках в результате раскола. Не так ли?

   – Да. Он принадлежит максималистам.

   – Он производит впечатление более совершенного судна, чем наша посудина.

   – Так и есть, – на его лице проступило озлобленное выражение. – К сожалению, это именно так. Но, – последовала быстрая поправка в ответ на проблеск грозовых туч на моей и без того не сияющей от восторга физиономии, – они только что прибыли. У них не было времени пополнить запасы водорода и топлива. Более того, при вводе в один из этих ужасных харковских эллингов мы имели удовольствие видеть, как в воротах произошло столкновение. У «Геральдики» повреждены с одного бока стабилизаторы и рули. А может, если судьба была к нам благосклонна, имеются повреждения и внутри корпуса.

   – Вы надеетесь на удачу?

   – Только это нас и спасает. У нас есть несколько дней, прежде чем Геральдика поднимется в небо.

   – Вы хотите сказать, нельзя летать без рулей?

   – Без водорода нельзя. А именно его у них как раз и нет. Они были ещё на подходе, когда мы скупили все запасы и стравили излишки в воздух. А местная водородная фабрика, даже при круглосуточной загрузке, сможет поставить им необходимое количество горящего воздуха только по истечении многих десятков часов.

   – Вы так на это рассчитываете.

   Он моргнул.

   – Они производят летучий газ примитивным варварским способом. Воздействием слабого раствора кислоты на железную стружку. Так называемым бочечным способом. Их методы крайне непроизводительны. И влекут большие расходы. Им нужны тонны железных стружек и концентрированной серной кислоты. Десятки тысяч вёдер воды. Много угля и хлористого кальция. Одни только эти материалы влетают в копеечку, и их закупка, подвоз, подготовка требует времени. У нас есть несколько дней.

   – С этим ясно, – преисполнившись впечатления, я посмотрел на огромный газовый баллон у нас над головой; надо же, как много проблем, связанных даже с такой казалось примитивной техникой – у них тут похоже с этим связана целая индустрия. – А сколько ещё дирижаблей имеется у максималистов?

   – Два, – мрачно произнёс со своего места Охнач. – Ещё два.

   Наградой за вмешательство ему был неприязненный взгляд Верховного Мага.

   – «Механик» и «Физика».

   – Да! – в словах человека проявилась ядовитая желчность. – «Механик» и «Физика». Суда объёмом 18 и 22 тысячи кубометров. Полужёсткой конструкции. Каждый оснащён тремя двигателями мощностью 145 и 170 лошадиных сил, позволяющими развивать скорость: «Механику» – 57 километров в час, «Физике» – 65. Радиус их действия – около полутора тысяч километров. Плюс-минус пара сотен. Высота полёта до трёх километров. Время пребывания в воздухе до десяти суток. Вес полезной нагрузки – три восемьсот и пять тысяч килограмм, соответственно. Вас удовлетворят подобные сведенья? Или вы хотите знать что-то ещё?

   – Я хочу знать, могут ли эти суда нам угрожать? – голос мой стал глухим, под воздействием всплывшего во мне гнева. Этот Верховный Без Имени, или как он там в первый раз нам представился, начал меня доставать. Мутный субъект. Скрытный и нетерпимый, только благодаря сложившимся обстоятельствам вынужденный сдерживать свои порывы.

   – И ваша позиция меня удивляет. То вы обещаете подарить нам все ваши тайны и воздушный шарик в придачу, то вдруг как черепаха прячетесь в панцирь. Вы нарушаете сложившееся соглашение. Боюсь, при такой тактике на этом поле боя вы можете потерпеть поражение.

   Человек побледнел. И я вдруг осознал, какое он сейчас претерпевает унижение. Рождённый и выросший в обществе, неистово цепляющемся за старые секреты и знания, окружившем свое прошлое ореолом мистики и загадочности, он с младых лет впитал предрассудки помешанной на секретности организации, и теперь для него разгласить собранную по крохам и с трудом усвоенную информацию также постыдно, как и молодой женщине предстать обнаженной перед посторонним мужчиной.

   Жалко его. Но сейчас не место и не время для жалости. К тому же он вряд ли испытывает потребность в том, чтобы его пожалели. Скорее наоборот, перегрызёт глотку любому, кто даст хоть намёк, что он жалок. Жалость, в понимании людей, удел слабых.

   – Я... не собираюсь нарушать соглашение. Вернее наоборот... я боюсь, как бы вы его не нарушили.

   В словах его прозвучала безысходная истина. Да, он боится. И я ничем не могу его успокоить. Один я ничего не решаю, а что скажут фейри – я знаю. МЫ не будем вам помогать. Ваши проблемы нас не касаются.

   – Я знаю, что вы думаете, – его голос дрожал. – Вы не любите людей. Вы считаете – мы дикари. У нас разный уровень развития. Но поверьте, пройдут тысячелетия, и Звёзды угаснут, и тогда ничто не помешает нам развиваться. Мы извлечём на свет старые тайны, и тогда мы сравняемся. Мы и фейри. Один уровень. Силы и Техники.

   На моих устах застыла ирония. Я покачал головой.

   – Почему вы улыбаетесь? Почему вы киваете?..

   – Дело не в технике, не в технологиях. Дело в другом. У нас разные меры добра и зла. Дело в мировоззрении – в том, чему Звёзды развиваться не препятствуют.

   – Вы заблуждаетесь.

   Моя ироничность усилилась. Надо же, каково заявление!

   – Фейри заблуждаются. Добро и зло понятия никчёмные и относительные. Я это вам докажу. Доказательство очень простое. Вам знакомо понятие абсолютного нуля? Конечно, знакомо. Абсолютный ноль – это когда тепловое движение молекул совершенно прекращено. Противоположность ему – возрастание хаотичного движения, увеличение теплоты, уходящее в бесконечность.

   Прекрасно. Вместо диспута о философии я получил бесплатную лекцию по физике.

   – На эту, так сказать, линию накладывается небольшой, ничтожно малый отрезок, в пределах которого колеблется температура на нашей планете. Что собой с точки зрения бесконечности представляют такие понятия как тепло, холодно, жарко? Просто хаотичное движение молекул. В одном случае быстрее. В другом медленнее. Но сильный холод для человека смертелен. Да и высокие температуры его убивают. Что является для человека злом? Холод или жара? Или и то и другое? Тогда что для него добро? Нечто посередине? Разъясните мне, что такое добро? И что зло? На каком конце воображаемой линии вы укажите им место? На нуле? Или же в бесконечности? А если они выходят за отметку того, что способно вынести человечество?

   – Это всё демагогия...

   – Нет. Это закон выживания. Понятия добра и зла относительны. Также как понятия холода и тепла. Вы просто живёте в другом «тепловом» диапазоне. Измени ваш «климат», и ваши понятия добра и зла к нему адаптируются.

   Был бы сейчас поблизости Игорь, он бы сказал: забивание чёрной курицы белой тростью – ярчайший пример человеческой логики; и ты собираешься воспринимать их всерьёз?

   – Так что насчёт чужих дирижаблей?

   – Они нам не опасны.

   – Хотел бы и я иметь такую ж уверенность.

   – Ветер. Он сейчас переменный и сильный, и дует в нужном для нас направлении.

   – Ветер?

   – При боковом ветре более шести метров в секунду вывести дирижабль из эллинга без повреждений практически невозможно. «Механик» сейчас базируется в Кроме. «Физика» намного южнее. Нас друг от друга отделяет около пятисот километров. Но расстояние это ерунда. В ближайшие несколько дней они вряд ли поднимутся в небо.

   – Откуда такая уверенность?

   – Мы располагаем метеорологическими данными. По всему архипелагу разбросана сеть наблюдательных станций. По области Крома прогнозируется: ветер переменный, юго-западный, 12 метров в секунду, малая облачность, без осадков, температура воздуха 35 градусов.

   – Но откуда вы располагаете?..

   – Что? – он удивился; потом сообразил. – А, вы не знаете... Голубиная почта. Прогнозирование погоды являет собой практически независимую организацию. Обычно этим занимаются монахи. Им нравится разговаривать с ветром. Ну, а свои наблюдения они рассылают во все города так или иначе связанные с воздухоплаваньем.

   Да-а... Вот тебе и чёрная курица с белой тростью... Имеется надёжная, и главное «общественная», организация наблюдения за погодой. Удивительно. Можно сказать, невероятно. Мечта взлететь в небо дала толчок не только целым отраслям промышленности, но и стимулировала возникновение специфических общественных структур и зарождение новых (или возрождённых?) областей знания. По крайней мере, пару столетий назад ничего подобного не наблюдалось. Люди меня удивляют. Как мало, выясняется, мы о них знаем.

   – Есть ещё что-нибудь, чего я не знаю? Что ещё принесла вам голубиная почта, помимо сводки погоды?

   Маг зябко передёрнул плечами – наверху действительно было нежарко, но думаю, источником его озноба была не прохлада. Что? Что-то не так?

   – Мы утратили Харк...

   – Что?

   Голос его стал безжизненным и зашелестел по-стариковски.

   – Мы утратили всё... Максималисты перешли в наступление... Они прибрали к рукам города... области... ВСЁ... Для нас это конец... Я не знаю, жив ли ещё кто из Совета... Но... Более мы ничем не владеем...

   Так. Вчера он был лидером Подлунного Воинства, сегодня же стал изгоем. Утратил всё... А ведь он это предчувствовал. Нет. Более того, знал, что так будет.

   Я тихо-тихо сказал:

   – На что ж вы надеялись?..

   Взгляд его стал неожиданно влажным.

   – Мы просчитались.

   – Да уж. Пожалуй.

   Это было паршиво. Придётся в наш план вносить коррективы. Где-то надо пристроить капсулы Спящих, и желательно, чтобы люди даже не подозревали о местонахождении этого самого «где-то».

   Задачка.

   Я рассчитывал переждать в Путеводителе Мёртвых пока не придёт наш транспорт, но теперь этот вариант отпадает. Везти их прямо на Базу? Исключено. Не в этой компании. Обратно в хранилище? Это мне тоже не нравится. Как быть? На что-то ж надо решиться.

   – Что ж, – решение далось мне нелегко. Чувствую, ждёт меня трибунал, но по-иному нельзя. Не знаю иного надёжного и, тем не менее, засвеченного перед людьми места кроме Холма Фейри.

   – Меняем курс. Летим на восток.

   – Зачем?! Я думал... Вы же согласились посетить Путеводитель Мёртвых.

   Я внимательно посмотрел на него, в его блеклые, точно выцветшие на солнце глазки. Не понимаю.

   – Вы же сказали, что всё потеряли.

   – Это так, или почти так. Метрополия нами утрачена. Но периферия пока что за нами.

   – Пока что?

   – Пока они до неё не дотянутся. У нас есть несколько дней. Вы должны это увидеть.

   – Должен ли?

   Он задрожал.

   – Да... Это часть нашей сделки. Я её соблюду. Ну, а вы... выполните свою, – он подался вперёд. – Защитите меня, – и понизив голос, чтоб его никто не услышал. – За других я уже не прошу.

   Я задумался, прикидывая и взвешивая своё любопытство – так ли оно велико, чтобы рискнуть? Я отягощён Спящими. Чёрт... Или-или. Иной возможности может не представиться. Через несколько дней створки этой двери могут захлопнуться, и тогда чтобы заглянуть за неё потребуется увесистый «ломик». Надо признаться, успешный шпионаж организовать мы вряд ли сможем, а войсковую операцию никто не позволит.

   – Насколько это опасно?

   – Путеводитель – на острове. Вдалеке от архипелага, в опасных водах. Нынешняя погода с моря высадку провести не позволит. Осуществить это можно только с воздуха.

   – А в этом у нас выигрыш в несколько дней...

   Я отвернулся и, облокотившись о поручни, посмотрел на линию горизонта. Там впереди забрезжило море.

   – Сколько дней у нас есть?

   – Ну-у... Если предположить, что им известен наш пункт назначения, а это они могут установить банальным методом исключения...

   – Вы же сказали, что это место никому неизвестно.

   – Ну-у... Скорее неизвестно что оно собой представляет.

   Чёрт!.. Как часто ему удаётся ввести меня в заблуждение.

   Ну так что же? Я вновь повернулся к нему.

   – «Геральдике» минимум нужно два дня. Взлёт остальных зависит от ветра.

   – Ещё раз. Почему они не могут покинуть эллинги?

   – Я же вам говорил. Дело всё в ветре, он сильный и боковой. В Кроме эллинги стационарные. Это в Кыявле и Луне они поворотные...

   Господи... Я вновь обратил взор к горизонту. Расступающаяся впереди синева завлекала...

   Два дня.

   Стоит ли?..

   Хочу...

   Могу...

   Обладаю уникальной возможностью...

   – Надеюсь, наша экскурсия пройдёт благополучно. Это в ваших интересах.

   К концу путешествия я знал наше судно лучше чем свои пять пальцев. Его конструкция была не так проста, как могло показаться непосвящённому, и содержала в себе множество тонкостей и ухищрений инженерного гения. Конечно, это было не навороченное чудо-юдо высоких технологий, и по большому счёту дирижабли не ахти какие сложные машины, но... всё же, пока они, на мой взгляд, самое совершенное, что смогли создать люди после окончания Эпохи Легенд.

   «Кит», а именно так называлось наше судно, являл собой второе поколение местного дирижаблестроения. Его внешняя оболочка была поделена диафрагмами-перегородками на отсеки, которые с некоторой натяжкой можно было назвать аналогом водонепроницаемых отсеков на древних боевых кораблях – при повреждении (пробоине) одного или же, боже упаси, нескольких воздушное судно по идее должно было сохранить достаточную «плавучесть», чтобы не окончить свои дни на земле. Маневрирование осуществлялось с помощью двигателей, рулей, сброса балласта и спуска подъёмного газа. Газонепроницаемость баллонов была настолько высокой, что по утверждению Эрика дирижабль мог без потерь высоты как минимум неделю провисеть в воздухе. Но это лишь в идеале. На самом деле газ из оболочки приходилось постоянно стравливать. Чтобы при этом оболочка не сморщилась как гниющее яблоко, превратившись в нечто бесформенное, что значительно уменьшало скорость полёта дирижабля и даже делало невозможным его управление, под неё в спецбаллоны закачивали воздух, уравновешивая внутреннее давление – чем и обеспечивали неизменяемость корпуса. Сквозь носовую часть оболочки, в аккурат над моторной гондолой, проходила вертикальная труба коридор, выводящая на самый верх, на небольшую площадку, предназначенную для такелажмейстера – человека призванного следить за состоянием оболочки во время полёта. Органы управления почти полностью копировали корабельные.

   В целом это была довольно жизнеспособная конструкция. Хотя и своенравная. За полтора дня полёта я успел наслушаться достаточно историй от капитана, такелажмейстера, инженера, механика и прочих десяти членов экипажа о повадках этой небесной лошадки. Истории были столь сногсшибательны, что полагаю, не каждый морской волк, заседающий за кружкой пива в портовой таверне, мог бы чем-нибудь подобным похвастаться. Чего только стоят байки о полётах сквозь шторм, когда воздух становился плотным от электричества, а молнии били в корпус и, проходя сквозь всю длину смоченной дождевой водой оболочки, выходили через корму. Романтика! Врут, конечно. Но врут красиво.

   Цель нашего полёта находилась далеко на юге. По словам Верховного это был маленький остров вулканического происхождения, площадью немногим меньше 200 километров. Скала, одним словом.

   Меня особо беспокоили вопросы навигации, так как местные навигационные приборы не отличались изяществом. Штурман ориентировался по солнцу, по цвету воды, по ещё бог знает чему, и меня интуитивность этих методов определения координат серьёзно смущала. Мы могли пройти западнее, восточнее, мы могли пролететь над островом ночью. Я уяснил: время пребывания дирижабля в воздухе определяется запасом топлива, по истощении которого он становился безвольной игрушкой ветра – и тогда неважно сколько он провисит в воздухе, сутки или более. Всё равно он окончит свои дни на земле. Или в воде.

   Наблюдатели в передней гондоле без конца всматривались в море. Ночью искали маяк. Или сигнальные огни на дежурных судах – специальных посудинах высылаемых с острова восточней и западней, чтобы увеличить наши шансы на ночное обнаружение. Но острова не было. Забрезжил рассвет. Корабельные хронометры стали отсчитывать вторые сутки полёта. Двигатели работали на экономичных оборотах. Эти механические сволочи сжирали в час более ста килограмм, постепенно облегчая нашу посудину, и принуждая стравливать из оболочки газ, чтобы поддерживать постоянной высоту полёта (на другой царили другие ветра). К тому же жаркое летнее солнце нагревало газ в оболочке, вызывая его расширение сверхдопустимого, что не раз провоцировало срабатывание предохранительных клапанов, выпускающих водород в атмосферу. К этому не помешает добавить восходящие потоки воздуха, поднимающиеся от поверхности моря, да беспрестанные маневрирования с целью избежать соседства с огромными, до пяти километров в высоту, кучевыми облаками, содержащими в своём нутре уйму влаги и грозовые разряды. Как сказал штурман: «Сквозь такие облака можно идти, но только если нет иного пути и если вы не стравливаете горючий газ из баллонов. В противном случае может и разнести».

   В общем, к полудню второго дня всех охватило волнение. Остров, когда появится остров?

   Спокойствие дилетантов сохраняли только Верховный и Охнач. Я тоже был бы спокоен, если б не улавливал чужие эмоции.

   К часу дня бензина в баках осталось на донышке. Часть команды столпилась у бензопроводов.

   А в час пятнадцать наблюдатель проверещал:

   – Вижу на юго-востоке! Смотри на десять часов!

   Топлива, к всеобщему облегчению, хватило. Мы достигли Путеводителя Мёртвых, и когда наземная команда ухватилась за сброшенные концы, последовал бурный выплеск эмоций, выразившийся в многократном «Ура», долго эхом блуждавшим в местных скалах.

Игро Мечник (VI)

   Ближе к полудню ко мне зашёл ещё один посетитель. Высокий, стройный, подтянутый, с коротко стрижеными волосами пшеничного цвета и грубо скроенными чертами лица. Немолод, даже очень немолод. Но непохож на развалину. Скорее наоборот, дышащий жизнью и силой. Этакий гибрид молодого тела и старческой физиономии, с соответствующей обвислостью кожи, дряблостью век и морщинами.

   Мне он весьма не понравился. Повадки у него неприятные. Не могу сказать чем, но... я всегда доверяю первому впечатлению. Настороженность при общении с людьми мне ещё никогда не вредила. Чего не скажешь о добродушной терпимости.

   Он сел. Я остался лежать.

   – Клара, милая. Выйди, пожалуйста. Прогуляйся, – голос его был приторно сладким. Выражение доброжелательным.

   В этот миг он мне напомнил свернувшуюся на солнце рептилию. Огромного, полного яда змея. Хитрого и опасного. Непонятно, то ли дремлющего после обильного завтрака, состоящего из чего-то трепещущегося и верещащего, то ли чего-то от тебя ожидающего: может быть неприятностей, а может быть хорошего шанса для верной атаки. Зубки пока скромно прячем. Язычок лишь показываем.

   Клара словно одеревенела, утратив добрую часть своей раскованной непосредственности. Механически встала. Ушла, бесшумно прикрыв фанерную дверку.

   Я успел заметить, что за дверью стоят два амбала. Охрана, однако.

   – Куда мы летим?

   Он хмыкнул.

   – Вы уже знаете. А я только хотел сказать: "Добро пожаловать на «Геральдику».

   – Бросьте паясничать. Что происходит?

   – Мы решили пригласить вас в гости.

   – Вы забыли меня об этом уведомить.

   Он улыбнулся, продемонстрировав белые (белые! и это у человека!) зубы.

   – У нас были сомнения, что вы согласитесь.

   – Сомнения верные.

   Бессознательно я дёрнулся в поисках Обсидиана. Рука жаждала сжать его узорчатую с тесьмой рукоять. Где же ты, где? Лишь мгновенье спустя я осознал, что «хозяева» вряд ли оставили б его у изголовья кровати. Проклятье.

   На меня нахлынуло горькое ощущение потери. Обсидиан был лучшим моим творением. На его доводку я потратил два года. Я подробно знал каждый его контур. Я его родитель. Он – мой ребёнок. Я привык к его тяжести, остроте и балансу. Без него я словно лишился части своего тела – очень важной и функциональной.

   Проклятье. Проклятье. Проклятье.

   – Вижу, в глазах ваших просыпается гнев. Остудитесь. Клинка поблизости нет.

   – Где он?

   Он развёл передо мной руками.

   – На корабле его нет.

   На моём лице, должно быть, отразилось сомнение.

   – В Харке вы с ним произвели на нас очень сильное впечатление. Мы не настолько глупы, чтобы дать вам вновь оказаться вместе.

   Да, пожалуй, это воистину верно. Для них мой меч – не просто оружие. Для них он средоточие магии. Могущественной и Ужасной. Нечеловеческой. Чужой и непонятной.

   Сколько я был без сознания?

   Если более суток, то меч вдали от меня должен был перейти в особый режим, облегчающий его обнаружение и исключающий применение ворами по назначению. Интеллектуальное оружие. Сделано фейри.

   По крайней мере, в радиусе десяти метров его точно нет.

   – Вы осознаёте, что сделали?

   – Мы осознаём даже то, что можем вас заживо похоронить. И никто вас не найдёт.

   Ну да, конечно. Мы улыбнулись друг другу. От моей улыбки ему стало немножечко неуютно. А мне было неуютно и так. Без клинка. Даже самого завалящего. А без Обсидиана и вовсе тоскливо.

   Проклятье.

   В моё тело были вшиты несколько трансплантатов. Один – обычный маяк, такие имеем мы все. Второй – автоматическая аптечка, тоже стандартное устройство. Третий – импульсный излучатель. О последнем особо. Он был замаскирован под первую фалангу среднего пальца на левой руке. Говорят, такую фигню придумал какой-то тёмный умелец. Собрат Конттуина. За свою жизнь я пользовался им раза четыре. После Войны. Когда стал общаться с людьми. Меня это неоднократно спасало. Это оружие нельзя отобрать. О нём никто даже не знает. А оно очень убойно. Хотя палец выжигает, чуть ли не до основания.

   Баюкая левую руку, я ощутил себя настоящим убийцей.

   Улыбка моя, должно быть, являлась оскалом!

   Человек не испугался – ведь он же хозяин положения. Он забеспокоился. Но всё же, как и полагается настоящему воину, сохранил бодрое расположение духа и внешнюю невозмутимость.

   Я поймал себя на мысли, что нечто похожее уже было. Только тогда переговоры вёл Дан, а я скромно помалкивал.

   Надо же было мне подобным образом вляпаться!

   – Чего вы хотите?

   – Сотрудничества.

   – Сотрудничества?! – мне почему-то стало очень смешно, хотя я прекрасно в тот миг понимал, что в данный момент решается вопрос моей жизни и смерти – ведь я военнопленный, а правила ведения войны у них вольны и не регламентированы. Некоторые, например, предпочитают снимать с пленных скальпы. Подумать только, какой ценный трофей! Скальп фейри. Вот только демонстрирующего его могут посчитать за лжеца. Боюсь, моя шевелюра ничем не отличается от человеческой. Да к тому же ещё и столь же немытая в последнее время.