Текст книги "Шотландский узник (ЛП)"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– Этот гаденыш предложил вам вызвать меня сюда? – Кулаки Джейми сжались. – Неужели он думает, что я…

– Я не знаю, что он думает, и он еще понятия не имеет, что вы здесь, – сказал Пардлоу. – Сомневаюсь, что он обрадуется, – добавил он задумчиво, – но, как я сказал, независимо от ваших разногласий, меня они не касаются. Он отложил трубку и смотрел прямо на Джейми, скрестив руки на груди.

– Мне неприятно было это делать, – сказал он. – И я сожалею о этой необходимости.

Джейми смотрел на Пардлоу, чувствуя, как в груди набухает горячий ком.

– Меня уже трахал в задницу один англичанин, – сказал он резко. – Так что избавьте меня от поцелуев.

Пардлоу выдохнул через нос и наклонился, упершись ладонями в стол.

– Вы будете сопровождать подполковника Грея в Ирландию и там окажете ему всяческое содействие в розыске майора Сиверли, возвращении его в Англию, а так же сборе доказательств, необходимых для судебного расследования.

Джейми сидел неподвижно. Он слышал шум собственного дыхания.

– Или ваше условно-досрочное освобождение будет отменено. Вы сегодня же отправитесь в Тауэр и будете лишены свободы по желанию его величества. – Герцог сделал паузу. – Вам нужно время, чтобы обдумать предложение? – спросил он вежливо.

Джейми резко поднялся. Пардлоу застыл, едва удержавшись от шага назад.

– Когда? – спросил Джейми, удивляясь спокойствию своего голоса.

Плечи Пардлоу слегка расслабились.

– Через несколько дней. – Он внимательно оглядел Джейми с ног до головы. – Вам необходима одежда. Вы будете путешествовать как джентльмен. Джентльмен под условно-досрочным освобождением, разумеется. – Он сделал паузу, его взгляд вернулся к лицу Джейми. – И я буду считать себя в долгу перед вами, мистер Фрейзер.

Джейми презрительно посмотрел на него и повернулся на каблуках.

– Куда вы идете? – спросил Пардлоу. Его голос звучал испуганно.

– Наружу, – сказал Джейми и потянулся к ручке двери. Он оглянулся через плечо. – Под условно-досрочное освобождение, разумеется. – Он открыл дверь.

– Ужин в восемь, – произнес голос герцога за спиной. – Не опаздывайте, пожалуйста. Это расстраивает Кука.

Глава 9
Эрос всесильный

Дождь усиливался, желоба извергали потоки воды. Пальто Джона Грея промокло до нитки и слегка курилось. Он шагал вниз по Монмут-стрит, не обращая внимания на проливной дождь, лужи по щиколотку глубиной и пропитанные водой полы пальто, хлопавшие его по коленям. Ему казалось, он идет уже несколько часов, пытаясь остудить свой гнев, чтобы потом поговорить с братом, не ударив его. Ничего не помогало, с каждым шагом он бесился все больше.

Даже для Хэла, для которого своеволие было естественно, как дыхание, это было слишком. Он не только проигнорировал заявление Джона в отношении Джеймса Фрейзера, но и решил, не сказав ему ни слова, привезти Фрейзера в Лондон, он подверг сомнению его авторитет, нарушив порядок условно-досрочного освобождения… а потом он усугубил это беззаконие, сообщив Джону – нет, не попросив, а приказав – ехать в Ирландию в компании Фрейзера! Он испытывал нестерпимое желание пожать горло дорогому братцу.

Единственное, что остановило его, это присутствие Джеймса Фрейзера в Аргус-хаусе. Было бы несправедливо винить Фрейзера в нынешней ситуации. Он сомневался, что этот человек был доволен больше него. Однако, справедливость не имела ничего общего с обуревавшими его чувствами.

Дождь ненадолго перешел в град, мелкие ледяные шарики отскакивали от его головы и плеч; мимо пробежала стайка юных торговок апельсинами, визжащих от ужаса и возбуждения, оставляя за собой восхитительный аромат фруктов. Один из них выпал из корзинки; он ярким шариком покатился по тротуару под ноги Грею, он поднял его, обернулся, но девочек уже не было.

Оранжевый шар приятно холодил руку и немного остудил бурлящую кровь. Он подбросил апельсин в воздух и поймал его снова.

Он не пытался ударить Хэла в гневе с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать. Безнадежная затея. Хотя, он мог бы попытаться сейчас. Хэл все еще оставался быстрым и ловким фехтовальщиком, но ему было почти сорок, и годы уже сказывались на нем. Тем не менее, не было смысла ни драться с братом, ни швырять в него апельсином. Его планы не изменятся. Он положил апельсин в карман и побрел по полузатопленной улице, пиная плывущие навстречу капустные листья.

– Лорд Джон, – его остановил пронзительный голос, как раз вовремя, чтобы поток грязной воды из-под колеса экипажа окатил его с ног до головы. Отплевываясь, он вытер грязь с лица и увидел в окне экипажа молодую женщину, ее лицо сморщилось от смеха.

– О, ваша светлость, какой вы мокрый! – удалось выговорить ей сквозь смех и ветер, трепавший красные бархатные цветы на ее шляпке.

– Да, я мокрый, – он развел руками, давая возможность Несси хорошенько разглядеть его. Ее звали Агнес; он познакомился с этой молоденькой шотландской шлюхой три года назад. Судя по всему, она преуспела с тех пор. – Это ваша карета?

– Ох, нет, – ответила она с сожалением. – Если бы моя, я бы предложила вам прокатиться. Я еду к новому клиенту, он послал за мной.

– Ну, я не хотел бы портить обивку вашего клиента, – сказал он с изысканной вежливостью.

– Вы простудитесь насмерть, стоя там, – посочувствовала она ему. – Здесь недалеко мой новый дом. В конце Бриджерс-стрит. Если вы дойдете туда, миссис Донохью даст вам глоточек чего-нибудь согреться. И, может быть, полотенце, – добавила она, критически оглядев его.

– Я благодарен вам за предложение, мадам.

Она одарила его ослепительной улыбкой и помахала веером.

– Не спи, пошевеливайся, ты, старый черт, пока не утопил меня здесь, – крикнула она кучеру и быстро закрыла окно.

Он поспешно отскочил назад, но не достаточно быстро, чтобы избежать новой порции грязной воды, смешанной с навозом, когда коляска тронулась с места.

Он стоял, обтекая от грязи и тяжело дыша, но потом понял, что в предложении Несси были неоспоримые достоинства. Ему надо поискать себе убежище, пока он не заработал плеврит и не подхватил грипп.

Хуже путешествия в Ирландию с Джейми Фрейзером может быть, только путешествие с насморком.

Нет, не бордель, где ему, конечно, предложат полотенца и напитки по грабительским ценам, а так же настойчиво порекомендуют нежеланное женское общество. Его встреча с Несси неожиданно вытолкнула его из плохого настроения и заставила оглядеться по сторонам; он был в нескольких кварталах от «Бифштекса», своего любимого клуба. Он сможет получить там комнату, сухую одежду и, возможно, ванну. И, конечно, выпивку.

Он повернулся и пошел вверх по Копт-стрит, чувствуя, как струйка воды стекает по спине.

Через час, вымытый, одетый в сухую, несколько великоватую ему одежду, и согретый двумя большими стаканами бренди, он пришел в довольно философское расположение духа.

Важно было найти Сиверли и вернуть его. На карту этого предприятия была поставлена его честь, как из-за обещания Чарли Карруотерсу, так и из-за службы в качестве офицера Армии Его Величества. Ему и раньше приходилось делать неприятные вещи по долгу службы. Это была еще одна, вот и все.

Так же обнадеживало то, что Фрейзер будет испытывать такие же неудобства, как и он сам. Нет сомнения, что дискомфорт поможет им избежать новых неловких ситуаций.

Он так же решил, что философское настроение – это хорошо, но прием пищи тоже не помешает, выведенный из себя спором с Хэлом, он пропустил время чая и уже испытывал воздействие бренди на голодный желудок. Взглянув на себя в зеркало, он убедился, что вымыл все навозные хлопья из еще влажных волос, одернул плохо сидящий камзол и отправился вниз.

Был ранний вечер, в «Бифштексе» было тихо. Ужин еще не сервировали, в курительной комнате не было вообще никого, и только один член клуба спал в библиотеке, вольно развалясь в кресле с газетой на лице.

Еще один человек сидел в кабинете, сгорбившись над столом и вертя в руке перо в поисках вдохновения.

У удивлению Грея сгорбленная спина принадлежала Гарри Карьеру, старшему офицеру 46-го. Карьер, оглянувшись с блуждающим взглядом, вдруг увидел в коридоре Грея и, встревоженный, поспешно шлепнул лист промокательной бумаги поверх лежащего перед ним письма.

– Новое стихотворение, Гарри? – приятно улыбаясь спросил Грей и вошел в кабинет.

– Что? – застигнутый врасплох Гарри попытался принять невинный вид, но не смог. – Какое стихотворение? Я? Письмо даме.

– О, неужели?

Грей сделал вид, что пытается поднять промокашку, но Карьер схватил оба листа и прижал их к груди.

– Как вы смеете, сэр? – Сказал он тоном оскорбленной невинности. – Частная переписка есть святое!

– Что святого может быть у человека, рифмующего «поэта» с «минетом»?

Грей не мог ручаться, что бренди, согрев его кровь, не развязал ему язык. Тем не менее, вид Гарри с выпученными глазами заставил его рассмеяться. Гарри подскочил к двери, быстро посмотрел в обе стороны по коридору и оглянулся к Грею.

– Хотел бы я послушать, как рифмуете вы, друг мой. Кто, черт возьми, вам рассказал?

– Да все знают. – возразил Грей. – Я, например, сам догадался. В конце концов, это вы дали мне ту книгу Дидро. [5]5
  Д.Дидро. «Нескромные сокровища»


[Закрыть]– ему не хотелось раскрывать, что источником информации была его собственная мать.

– И вы ее прочитали? – Цвет начал возвращаться в лицо Гарри.

– Предпочитаю слушать, как мсье Дидро читают другие. – Он улыбнулся при воспоминании о в стельку пьяном Гарри, декламирующего стихотворение об Эросе во время мочеиспускания за ширмой в салоне леди Джонас.

Гарри глядел на него, прищурившись.

– Хмм, – сказал он. – Да вы не отличите дактиль от большого пальца левой руки. Вам рассказала Бенедикта.

Брови Грея взлетели на лоб. Не от обиды на сомнения Гарри в его литературных способностях – они были отчасти справедливы, а от удивления. То, что Гарри назвал мать Грея ее христианским именем, а так же ее информированность в области поэзии привели к шокирующему открытию об интимности их знакомства.

А он-то спрашивал себя, откуда мать знает об эротической поэзии Гарри. Теперь он с интересом прищурился. Гарри, запоздало сообразив, что он наделал, попытался принять невинный вид, насколько это было возможно для тридцативосьмилетнего полковника с экзотическими привычками, развратными вкусами и значительным опытом. У Грея мелькнула мысль о защите чести, но его мать теперь была благополучно замужем за генералом Стэнли, и ни он ни она не поблагодарили бы его за скандал. Да ему и не хотелось вызывать Гарри, честно говоря.

Он решил обойтись возмущенным:

– Эта дама является моей матерью, сэр, – и Гарри был достаточно тактичен, чтобы смутиться.

Он не успел ничего ответить, потому что передняя дверь открылась, холодный сквозняк закружил по комнате, подняв бумаги на столе и швырнув их под ноги Грею. Он наклонился быстрее, чем Гарри успел до них добраться.

– Иисусе, Гарри! – Его глаза быстро пробежали по тщательно выведенным строчкам.

– Отдайте! – прорычал Гарри, пытаясь вырвать бумагу.

Удерживая Гарри одной рукой, Грей прочитал вслух:

– Меж бедер пенится п***… Иисусе, Гарри, пенится?!

– Это факин черновик!

– Фу, как грубо! – Он проворно отступил в зал, уклоняясь от Гарри, и столкнулся с только что вошедшим джентльменом.

– Лорд Джон! Смиренно прошу прощения! Я вас не зашиб?

Грей мгновение тупо смотрел на огромного человека, заботливо надвигавшегося на него, а затем выпрямился после бесславного падения.

– Фон Намцен! – он пожал руку великану ганноверцу, безмерно счастливый видеть его снова. – Что привело вас в Лондон? Что привело вас сюда? Вы поужинаете со мной, не так ли?

Красивое суровое лицо фон Намцена расплылось в улыбке, но Грей заметил следы недавнего страдания в углубившихся складках вокруг рта, во впадинах под скулами и глубоко посаженными глазами. Он сжал руку Грея, выражая радость от их нечаянной встречи, и тот почувствовал, как у него, фигурально выражаясь, трещат кости.

– Я был бы рад, – сказал фон Намцен, – но я приглашен… – он оглянулся и указал на элегантного джентльмена, стоящего поодаль. – Вы знакомы с мистером Фробишером? Его светлость Джон Грей, – Фробишер поклонился.

– Конечно, – ответил джентльмен учтиво. – Вы доставите мне большое удовольствие, лорд Джон, если присоединитесь к нам. У меня есть две связки куропаток, огромный свежепойманный лосось и еще кое-какая мелочь. Я буду рад, если вы поможете капитану фон Намцену со всем этим справиться.

Грей уже успел познакомиться со способностями фон Намцена, и был уверен, что ганноверец вполне может проглотить все вышеперечисленное в одиночку, а затем еще не забудет перекусить перед сном, но не успел извиниться – Гарри выхватил похищенные документы у него из рук. Возникла новая суета с представлениями и знакомством, в результате чего все они оказались за столом в ожидании лосося и нескольких бутылок хорошего бургундского.

* * *

Боже, какая удача. За супом он перевел разговор к поэзии, что несколько обеспокоило Гарри, но привело к восторженной декламации стихов из «Irdisches Vergnügen in Gott» [6]6
  «Земная радость в Боге» (нем.)


[Закрыть]Брокеса по-немецки мистером Фробишером и горячему диспуту о структуре немецкого стихотворения и прообразе английского сонета.

Когда спросили мнения Гарри, он скромно улыбнулся Грею поверх своей суповой ложки.

– Я? – вежливо спросил он. – О, я не достаточно компетентен, чтобы высказывать свое мнение. Я не продвинулся дальше «У Мери был ягненок». Зато Грей отлично рифмует все подряд, спросите его.

Грей поспешил отказаться от лавров знатока, но предложил поиграть в рифмы. Они перешли от незатейливых ложка/ножка/кошка/сережка к более деликатному вопросу о том, можно ли рифмовать «лососину» с «апельсином» в духовном стихотворении. Удивительнее всего было то, что при виде фон Намцена, сидящего напротив, его улыбки при каждой новой рифме, его мягких волос, завитых над ушами, строчки сами собой начали складываться в его голове. Сначала пришли отдельные слова, потом целые строфы сложились в куплет и зазвучали в мозгу.

Грей был поражен. Неужели это так происходит с Гарри? Слова могут рождаться сами собой? Он повторил еще раз про себя:

 
«Ты мой владыка
Или я твой властелин?»
 

Это озадачило его, поскольку совершенно не могло быть связано с его отношением к фон Намцену, он ясно понимал, что такие слова могло вызвать только появление в Аргус-хаусе Джейми Фрейзера. «Смогу ли я встретиться с ним сейчас, – подумал он яростно. – Нет, я не готов.»

В комнате было жарко, лоб покрылся испариной. К счастью, подали лосося, компания отвлеклась от стихов, и он переключился на сдобное тесто, утку и соус с трюфелями.

* * *

– Что привело вас в Лондон, сэр, – спросил Гарри фон Намцена над салатом.

Ясно было, что этот формальный вопрос был задан только с целью прервать сосредоточенное молчание, вызванное лососем, но лицо ганноверца потемнело, и он уставился в свою тарелку с зеленью.

– Я хочу приобрести у капитана кое-какую собственность, – Фробишер бросил поспешный взгляд на фон Намцена. – Надо подписать бумаги, знаете ли… – Он приподнял над столом ладонь, изображая толстую пачку правовых документов.

Грей с любопытством взглянул на фон Намцена, который являлся не только капитаном собственного полка, но и графом фон Эрдбергом. Он прекрасно знал, что граф, как и все богатые иностранцы, вел дела с Англией, он сам однажды встречался с риэлтором фон Намцена.

Фон Намцен то ли заметил его интерес, то ли почувствовал необходимость объяснений, но он поднял голову и издал душераздирающий вздох.

– Моя жена умерла, – сказал он и остановился, чтобы проглотить комок в горле. – В прошлом месяце. Моя сестра живет в Лондоне. – Другой вздох. – Я привез… своих детей… к ней.

– О, мой дорогой сэр, – сказал Гарри, положив руку ему на плечо. В его голосе звучало искреннее сочувствие. – Мне очень жаль.

– Danke, – пробормотал фон Намцен. Внезапно он вскочил на ноги и вылетел из комнаты с тем, что могло показаться и словами оправдания и приглушенным рыданием.

– О, бедняга, – встревоженно сказал Фробишер, – я и понятия не имел, что он страдает так глубоко.

Грей тоже. После неловкой паузы они вернулись к своему салату, Грей попросил лакея убрать тарелку фон Намцена. Фробишер не мог сообщить никаких подробностей кончины капитанши, и отрывочный разговор перешел на обсуждение политики.

Грей, который не интересовался этой темой, задумался о Стефане фон Намцене, внося свою лепту в общую беседу согласным мычанием и кивком головы во время пауз.

Он думал о Луизе фон Левенштейн, чрезвычайно живой – он не мог найти лучшей характеристики для этой ныне покойной женщины – саксонской принцессы, которая вышла замуж за фон Намцена три года назад. Упокой, господи, ее душу, подумал он, но по-настоящему его огорчило именно состояние Стефана.

Если бы его спросили, он мог бы поклясться, что этот брак был заключен ради взаимного удобства. Он так же мог бы поклясться, что интересы Стефана лежат в другой плоскости. Существовало нечто между ним и фон Намценом… право, ничего явного, никаких признаний, по крайней мере, но он не мог ошибаться. Ощущение влечения между ними…

Он помнил, как однажды вечером помог Стефану снять рубашку, посмотрел на обрубок его недавно ампутированной руки и коснулся его губами, и как кожа его друга светилась в волшебном сумраке. Лицо его вспыхнуло, и он наклонился над тарелкой.

Тем не менее, Стефан не мог не привязаться к Луизе, несмотря на истинную природу их брака. Кроме того, он знал людей, которые пользовались физическими преимуществами обоих полов. Если на то пошло, сам Грей знал нескольких женщин, чья смерть стала бы для него истинной трагедией, хотя их отношения не распространялись за пределы дружбы.

Фон Намцен появился, когда убрали сырную тарелку, его обычная невозмутимость, кажется, была восстановлена, хоты глаза заметно покраснели. Разговор за портвейном и бренди плавно перешел к скачкам, оттуда к разведению лошадей – фон Намцен приобрел замечательную кобылку в Вальдесрухе – и вертелся вокруг банальных тем, пока не пришло время прощаться.

– Могу ли я навестить вас дома? – тихо спросил Грей фон Намцена, пока они ждали в холле, когда им принесут плащи. Он слышал, как колотится его сердце.

Стефан быстро взглянул на Фробишера, но тот был увлечен разговором с Гарри.

– Буду очень признателен за компанию, лорд Джон, – ответил он, и, хотя, слова были совершенно формальными, его глаза излучали тепло.

Они не разговаривали в карете. Дождь прекратился, окно было опущено, и холодный воздух освежал их лица. Грея слегка лихорадило от выпитого вина, бурных эмоций дня и, больше всего, от близости Стефана. Он был крупный мужчина, и его колено покачивалось в карете всего в дюйме от Грея.

Выходя вслед за Стефаном из кареты, он уловил аромат его одеколона, слабый и пряный запах гвоздики, и это неожиданно напомнило ему Рождество, запах апельсинов, утыканных гвоздичными палочками, запах праздника в доме.

Его рука нащупала в кармане апельсин, круглый и прохладный, и он подумал о других округлых предметах, которые могут поместиться в руке, только теплых.

– Дурак, – прошептал он себе под нос, – даже не думай.

Хотя, конечно, не думать было невозможно.

Отослав зевающего дворецкого, открывшего им дверь, Стефан привел Грея в небольшую гостиную, где в очаге едва тлел огонь. Он махнул Грею в сторону удобного кресла и взялся за кочергу, чтобы перемешать угли.

– Не желаете ли выпить? – Он кивнул через плечо на буфет, где стройными рядами стояли бутылки и стаканы, выстроенные по размеру. Грей улыбнулся немецкой аккуратности, но налил небольшую порцию коньяка себе, и взглянув на широкую спину Стефана, несколько больше своему другу.

Некоторые из бутылок были наполовину пусты, и он задался вопросом, как долго уже Стефан в Лондоне.

Сидя перед камином, они молча потягивали свой коньяк и глядели на пламя.

– Очень любезно с вашей стороны было пойти со мной, – наконец сказал Стефан, – я не хочу сегодня оставаться одному.

Грей почал плечами:

– Я сожалею только о том, что нас свела вместе эта трагедия, – сказал он то, что думал. Он поколебался. – Вы… очень любили жену?

Стефан слегка поджал губы.

– Ну… я, конечно, скорблю по Луизе, – сказал он с большим равнодушием, чем ожидал от него Грей. – она была прекрасная женщина. И отличная хозяйка. – Слабая печальная улыбка тронула его губы. – Но больше всего я переживаю о наших бедных детях.

Грей заметил тень, набежавшую на его широкое лицо, ясное и чистое, как у тевтонского святого.

– Элиза и Александр… они потеряли свою мать, когда были совсем маленькими, и они так полюбили Луизу; она была прекрасной матерью, была добра к ним, как к собственному сыну.

– Ах, – сказал Грей. – Зигги? – Он знал юного Зигфрида, сына Луизы от первого брака, и улыбнулся своему воспоминанию.

– Зигги, – согласился фон Намцен и тоже улыбнулся, но улыбка вскоре исчезла. – Ему пришлось остаться в Левенштейне, конечно, ведь он наследник. И это тоже плохо для Лизхен и Сашхен, они любили его, а теперь потеряли. Так что лучше для них пожить с моей сестрой. Я не мог оставить их в Левенштейне, но их лица, когда я прощался с ними сегодня…

Его собственное лицо на мгновение сморщилось, Грей машинально потянулся в карман за платком, но фон Намцен похоронил свое горе в стакане и снова обрел контроль над собой.

Грей поднялся и тактично повернулся к нему спиной, доливая себе коньяку и рассказывая что-то незначительное о своем племяннике, которого прозвали Оливером Кромвелем, за то, как он терроризировал всю семью.

– Кромвель, – фон Намцен прочистил горло, его голос звучал сипло. – Это английская фамилия?

– Совершенно английская. – Рассказ о лорде-протекторе благополучно привел их в безопасные воды, хотя Грей ощутил легкий укол горечи; он не мог думать о юном Кромвеле, не вспоминая Перси, своего сводного брата и бывшего любовника. Они оба присутствовали при рождении юного Кромвеля, и его описание их впечатлений заставило Стефана рассмеяться.

В доме было тихо, и эта маленькая комната казалась теплым убежищем в бесконечной ночи. Грею казалось, что они два странника, выброшенные кораблекрушением на безлюдный берег житейской бурей и утешающие друг друга своими историями.

Так было не в первый раз. После ранения при Крефелде его привезли в охотничий домик Стефана в Вальдесрухе на лечение, и, как только он оказался в силах произнести больше пары фраз, они часто беседовали, как сейчас, до поздней ночи.

– Как вы себя чувствуете, – вдруг спросил Стефан, угадав его мысли, как это случается у близких друзей. – Ваши раны еще болят?

– Нет, – сказал Грей. У него были открытые раны, но не физические. – UndDein рука?

Стефан засмеялся от удовольствия, услышав, как он говорит по-немецки и слегка поднял свой обрубок:

– Nein. Eine Unannehmlichkeit, Мехр Nicht. Неприятность, не более того.

Он смотрел на Стефана, пока они говорили на двух языках, на отблеск огня на его лице, наблюдал, как оно переходит от улыбки к серьезности и обратно, как смех углубляет тени под его широкими тевтонскими скулами. Грей был поражен силой любви Стефана с своим детям, которую не ожидал встретить в этом огромном человеке. Он давно поражался очевидными противоречиями тевтонского характера, легко переходящего от холодной логики и свирепости в бою к романтизму и сентиментальности.

Он назвал бы это страстностью. Довольно странно: Стефан напомнил ему шотландцев, таких же эмоциональных, хотя менее дисциплинированных.

«Ты мой владыка, – подумал он, – или я твой властелин?».

От этой неожиданной мысли что-то в нем сдвинулось. Хотя, честно говоря, движение шло в течение всего нынешнего вечера. Но после этой вспышки его симпатия к Стефану вдруг слилась с тем чувством, о котором он не хотел думать, к Джейми Фрейзеру; он обнаружил, что возбужден, и покраснел в замешательстве.

Желал ли он Стефана только из-за физического сходства с Фрейзером? Оба они были высокие и сильные люди, настоящие лидеры, чья внешность заставляла людей оборачиваться, чтобы еще раз взглянуть на них. И взгляд любого из них неудержимо привлекал к себе.

Но была и останется существенная разница: Стефан был его другом, его хорошим другом, каким Джейми Фрейзер никогда не станет. Однако, Фрейзер был тем, кем никогда не стать Стефану.

– Вы не проголодались? – Не дожидаясь ответа, Стефан встал, порылся в буфете и вернулся с тарелкой печенья и баночкой апельсинового мармелада.

Грей улыбнулся, вспомнив свою недавнюю оценку аппетита фон Намцена. Приняв миндальное печенье из вежливости, а не от голода, он с симпатией наблюдал, как Стефан поедает печенье с мармеладом.

Однако, в симпатии ощущался привкус сомнения. Здесь, в ночи, с полном уединении между ними возникло глубокое чувство близости. Но что это за близость…?

Рука сама потянулась за печеньем и фон Намцен слегка пожал ее пальцами, прежде чем передать ложку для мармелада. Дрожь пробежала вверх по руке Грея и распространилась на спину, поднимая волоски на своем пути.

«Нет, – подумал он, цепляясь за логику и приличия, – я не могу». Это было бы неправильно. Неправильно рисковать своей дружбой со Стефаном ради утоления физической потребности. Но все же, не было ли еще чего-нибудь? Не только немедленного желания, но и подлой мыслишки изгнать из своего сердца, или, по крайней мере, задвинуть в его дальний уголок Джейми Фрейзера? Будет гораздо легче встретиться и спокойно разговаривать с Фрейзером, когда чувство физического желания будет приглушено, если не уйдет полностью.

Но… он посмотрел в доброе и печальное лицо Стефана, и понял, что не сможет.

– Я должен идти, – сказал он резко и встал, стряхивая крошки с рубашки. – Уже поздно.

– Вы уходите? – Стефан удивился, но тоже поднялся.

– Да. Стефан, я так рад был встретить вас сегодня, – сказал он импульсивно и протянул руку.

Стефан взял ее, но вместо того, чтобы пожать, дернул к себе, Грей почувствовал вкус апельсинового мармелада на губах.

* * *

– О чем ты думаешь? – спросил он наконец, не уверенный, хочет ли услышать ответ. Но ему было необходимо, чтобы Стефан заговорил.

К его облегчению Стефан улыбнулся, не открывая глаз, его теплые пальцы скользнули вниз по плечу Грея, по руке и сомкнулись на запястье.

– Думаю, чем я рискую, если умру до дня святой Екатерины?

– Почему? И когда этот день?

– Через три недели. Тогда отец Геринг вернется из Зальцбурга.

– О, да?

Стефан отпустил его запястье и открыл глаза.

– Если я вернусь в Ганновер и признаюсь во всем отцу Мартину, мне, вероятно, придется ежедневно слушать мессу в течение целого года или отправиться в паломничество в Трир. Отец Геринг не так… консервативен.

– Понимаю. А если ты умрешь до исповеди…

– Попаду в ад, конечно, – как ни в чем не бывало сказал Стефан. – Но я думаю, рискнуть стоит. До Трира очень далеко. – Он кашлянул и прочистил горло. – То, что ты сделал. Для меня… – он не ответил на взгляд Грея и красные пятна расползлись по широким скулам.

– Я сделал для тебя множество разных вещей, Стефан. – Грей изо всех сил старался сдержать улыбку, но без особого успеха. – Что именно? Это? – Он наклонился вперед на локте и легко коснулся губами рта фон Намцена.

Стефан часто целовал мужчин, в этом сказывался его буйный немецкий темперамент. Но он не целовал их таким образом. Грей чувствовал, как мышцы широких плеч напрягаются под его ладонью, как потом могучее тело медленно расслабляется и тает, как губы Стефана мягко уступают ему…

– Лучше твоего столетнего коньяка, – прошептал Грей.

Стефан глубоко вздохнул.

– Я хочу доставить тебе удовольствие, – сказал он просто, впервые встретившись глазами с Греем. – Что бы ты хотел?

Грей потерял дар речи. Не столько из-за самих слов, сколько из-за вихря образов, вызванных ими в его воображении. Что именно он бы хотел?

– Всего, – сказал он хрипло, – всего, что угодно. Видеть тебя и прикасаться к тебе уже доставляет мне удовольствие.

Губы Стефана вытянулись в трубочку.

– Ты всегда можешь смотреть, – заверил он Грея. – А ты позволишь мне прикоснуться к тебе?

Грей кивнул:

– О, да.

– Хорошо. Тогда я хочу знать, как лучше. – Он протянул руку и коснулся наполовину возбужденной плоти Грея, задумчиво глядя на нее.

– Как? – прохрипел Грей. Внезапно вся кровь отлила у него от головы.

– Должен ли я взять это в рот? Я не уверен, что смогу сделать это правильно. Я вижу, мне не хватает некоторых навыков. Или ты не совсем готов, может быть?

Грей открыл было рот, чтобы заметить, что его состояние может быстро измениться, но Стефан продолжал, осторожно сжимая его:

– Или я могу взять вас. Я готов и уверен, что смогу сделать это, это так же, как с женщиной.

– Да, уверен, что можешь, – слабо произнес Грей.

– Но я боюсь причинить тебе боль, – Стефан отпустил Грея и ухватился за собственную плоть, хмурясь и сравнивая – Когда ты это делал со мной, сначала было больно… но потом мне очень понравилось, – торопливо заверил он Грея. – Но, прежде всего… я несколько великоват.

Рот Грея пересох и он говорил с усилием.

– Несколько… что? – выдавил он. Он прямо глядел на плоть Стефана. Она притягивала его взгляд, как магнит железо.

Это может оказаться больно. Очень. По крайней мере… сначала… Он громко сглотнул.

– Если… я имею ввиду… если ты…

– Я сделаю это очень осторожно, – Стефан вдруг улыбнулся так ясно, словно солнце вышло из-за облаков, и потянулся за большой подушкой, которую они использовали ранее. Он бросил ее и похлопал ладонью. – Иди сюда. А я возьму масло.

Он взял Стефана сзади, чтобы меньше смущать его, и потому, что хотел видеть его широкую спину, мощную талию и ягодичные мышцы, когда полностью входил в него. Он почувствовал, как его проход сжимается от этой картины.

– Нет, не так. – Он бросил подушку к спинке кровати и уселся на нее, надежно упершись плечами. – Ты сказал, что я могу смотреть. – Кроме того, эта позиция давала ему некоторый контроль, по меньшей мере шанс избежать серьезных травм, если энтузиазм Стефана заставит его забыть об осторожности.

«Я сошел с ума?» – спросил он себя, вытирая вспотевшие ладони о покрывало. Он не делал этого, ему это даже не нравилось… Боже, что он делает, как будет чувствовать себя всю следующую неделю…

– О, Боже!

Удивленный Стефан замер с блюдечком апельсинового масла в руках.

– Я еще даже не начал. Ты в порядке? – Он слегка нахмурился. – Ты никогда не делал этого раньше?

– Да… да… я в порядке. Просто… я жду.

Стефан наклонился вперед и мягко поцеловал его. Он сразу все понял. Потом он немного отстранился, окинул взглядом тело Грея, который заметно дрожал, несмотря на усилия сдержаться, легко улыбнулся и покачал головой. Он тихо щелкнул языком и провел рукой по волосам Грея, раз, два, оглаживая его. Успокаивая его.

У Стефана действительно не было достаточного опыта и умения. Но Грей забыл, что Стефан был великолепным всадником, а так же заводчиком и тренером собак и лошадей. Ему не нужны были слова, чтобы понять, что чувствует животное или человек. И он действительно понимал, что значит быть осторожным.