Текст книги "Шотландский узник (ЛП)"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Глава 20
Скачки с препятствиями

Куинн исчез, чтобы заняться собственными делами. Джейми его отсутствие немного успокоило, но не обнадежило – Куинн не уходил далеко. Джейми передал Грею мнение аббата о «Дикой охоте», и после некоторого обсуждения было решено, что Джейми сделает первый подход к Сиверли.

– Покажите ему стихотворение, – предложил Грей. – Я хочу знать, признает он его или нет. Если нет, то есть по крайней мере вероятность того, что оно не имеет к нему никакого отношения и попало в пакет Карруотерса по ошибке. Если же он признает, я тоже хочу знать об этом. – Он улыбнулся Джейми, его глаза горели азартом. – И как только вы разнюхаете обстановку, я получу лучшее представление для выбора тактики, когда поеду на встречу с ним.

Ширма, подумал Джейми мрачно. По крайней мере, в этом Грей был честен с ним.

По совету Тома Берда Джейми надел коричневый шерстяной костюм, как более подходящий для разового визита в сельской местности – пюсовый бархатный костюм был слишком хорош для такого случая. Однако, между Томом и лордом Джоном возник принципиальный спор, стоит ли предпочесть желтый шелковый жилет с черной вышивкой более простому кремовому, как намек на финансовую состоятельность Джейми, или это будет слишком вульгарно.

– Я не возражаю, если он примет меня за простака, – заверил Джейми Тома. – Лучше ввести его в заблуждение относительно превосходства надо мной. Единственное, что мы знаем о нем наверняка, так это то, что он любит деньги; тем лучше, если я буду выглядеть жирным гусем.

Лорд Джон захохотал, но поспешно замаскировал смех чиханием, в результате чего Том и Джейми посмотрели на него весьма сурово.

Джейми не был уверен, что Сиверли не вспомнит его. Он видел Сиверли в Шотландии только раз, а до того в течении нескольких недель в Париже. Кажется, они могла обменяться парой слов в ходе обеда, но этим их знакомство и ограничивалось. И все же, Джейми вспомнил Сиверли, поэтому не было ничего невероятного в том, чтобы Сиверли вспомнил Джейми, особенно учитывая его заметную внешность.

В Париже он работал у своего кузена-виноторговца; было бы разумно предположить, что он пошел по торговой стезе после разгрома восстания. Сиверли не располагал возможностью отследить его путь после Куллодена.

Джейми потрудился предположить, что его не идеальная английская речь скорее всего станет дополнительным стимулом для Сиверли счесть его социально неполноценным, независимо от его костюма, поэтому, он немного усугубил свой акцент, когда спешился у сторожки и заговорил с привратником.

– Что это за место, парень?

– «Гластвиг», – ответил «парень». – Так это оно вам нужно, сэр?

– Оно самое. Твой хозяин сегодня днем дома?

– Сам-то дома, – с сомнением сказал привратник. – А что касается приема… Пойду и спрошу, сэр.

– Премного обязан, парень. Так передай ему вот это, а монетку возьми себе. – Он протянул рекомендательное письмо сэра Мельхиора и свою собственную заранее приготовленную записку вкупе со щедрыми чаевыми.

Его роль богатого пошляка, с которой он так многообещающе сегодня дебютировал, позволяла ему открыто пялиться на внушительных размеров дом и обширные окружающие его территории, когда он медленно шел за лакеем. Это был старый (он еще ни разу не видел в Ирландии ни одного недавно построенного дома), но хорошо сохранившийся дом, его темные стены были кое-где обновлены, его дымоходы (Джейми насчитал четырнадцать) исправно дымили. На дальнем пастбище паслось шесть добрых лошадей, в том числе одна, которую он с удовольствием посмотрел бы поближе – с широкой белой полосой на лбу и отличным крупом; хорошая мускулатура, подумал Джейми одобрительно. Перед домом раскинулся просторный газон, садовник с энтузиазмом толкал свою тяжелую тачку, даже листва деревьев лоснилась солидно и богато под моросящим дождем.

Он даже немного засомневался, примут ли его, но в дверях уже стоял дворецкий, готовый взять его плащ и шляпу и проводить в гостиную. Как и сам дом, она демонстрировала богатство хозяина (огромный серебряный подсвечник с шестью свечами пчелиного воска щедро распространял свет), но не отличалась чувством стиля. Джейми медленно бродил по комнате, рассматривая украшения: статуэтка нарядной дамы из мейсенского [40]40
  Мейсен – марка немецкого фарфора. Название произошло от саксонского города Майсен, где впервые в Европе стал производиться фарфор.


[Закрыть]фарфора с голубем на руке, голубок тянулся к ее губам за конфетой; напольные часы с тремя циферблатами, показывающие время, барометрическое давление и фазы луны; подставка для трубок из незнакомой темной древесины, возможно, африканского происхождения; одноногая серебряная чаша с засахаренными фиалками, уложенными гнездом вокруг горстки имбирно-орехового печенья; толстая и тяжелая на вид трость, со своеобразной ручкой; любопытный предмет непонятного предназначения… Джейми взял его, чтобы рассмотреть поближе. Это была полоса кожи, дюймов десять на пять (он машинально измерил ее с помощью сустава среднего пальца), вышитая мелкими неровными бусинами. Из чего они сделаны? Не стекло… жемчуг? Интерес вызывал так же необычный узор из плетеных нитей синего, белого и черного цветов.

Конечно, ни одна женщина не могла собирать такие вещи. Он ждал появления владельца это разномастной коллекции. Тщательно разбираясь в прошлом этого человека, Грей не дал Джейми целостной картины личности Сиверли. Карруотерс нарисовал яркий портрет этого человека, но акцентировал внимание на его преступлениях, ничего не говоря о его характере.

«Человек может улыбаться и быть злодеем», подумал он про себя. Он сам собрал обширную коллекцию злодеев. И зачастую любезные дураки причиняли намного больше вреда, чем самые закоренелые преступники. Его род сжался при воспоминании о Чарльзе Эдуарде Стюарте. Он не сомневался, что Сиверли был злодеем, но злодеем какой именно разновидности?

Тяжелые прихрамывающие шаги раздались в коридоре, и майор Сиверли вошел. Это был все еще представительный мужчина, почти такой же высокий, как Джейми, хотя много старше и с солидным брюшком. Его лицо было грубым и плоским, со слегка сероватой кожей, словно вырезанное из того же камня, что и стены дома, и пока он принимал изъявления гостя, оно не могло скрыть выражения брезгливости и откровенной жестокости.

Джейми протянул руку в сердечном приветствии и подумал про себя, что любой солдат, которому не посчастливилось бы попасть под командование Сиверли, с первого взгляда определили бы, с кем имеет дело. «Неспособность обуздать гнев» была одним из предъявленных ему обвинений.

– Ваш покорный слуга, сэр, – вежливо сказал Сиверли, протянув руку в ответ.

Он спокойно посмотрел на Джейми. Нет, ты не дурак, подумал Джейми, выполняя все необходимые при первом знакомстве формальности этикета; но если он вспомнил Джейми, то эти никак не отразилось на его манерах.

– Итак, Мельхиор Уильямсон пишет, что у вас есть нечто, в чем я могу быть заинтересован, – резко сказал Сиверли. Ни напитка, ни места на диване предложено не было. Очевидно, Джейми не представлял интереса для такого занятого человека.

– Да, сэр, – ответил он, доставая из-за пазухи копию «Дикой охоты». – Сэр Мельхиор сказал, что вы имеете некоторый опыт в вопросах древностей. Я и сам это вижу, – он кивнул на серебряную чашу, которая явно была изготовлена не больше пятидесяти лет назад не самым лучшим серебряных дел мастером. Губы Сиверли дернулись, но до улыбки не растянулись, он взял бумагу из рук Джейми и кивнул на диван.

Это было не совсем приглашение, но, тем не менее, Джейми сел. Сиверли мельком взглянул на листок, явно не ожидая ничего замечательного, а затем замер, коротко и остро взглянул на Джейми, а затем вернулся к стихотворению. Он прочитал его дважды, даже заглянул на обратную сторону бумаги, а затем положил на каминную полку.

Он подошел и встал перед Джейми, глядя на него сверху вниз. Джейми отвечал ему ангельской улыбкой, на всякий случай подтянув под себя ноги, если вдруг Сиверли захочет схватить его за горло – лицо этого человека явственно отражало все его мысли.

– Кто вы такой, черт возьми? – потребовал Сиверли. Его голос звучал ниже, чем минуту назад, в нем слышались опасные нотки.

Джейми ласково улыбнулся.

– А за кого вы меня принимаете? – мягко спросил он.

Сиверли не торопился с ответом. Он довольно долго стоял и рассматривал Джейми сузившимися глазами.

– Кто дал вам этот документ?

– Друг, – ответил Джейми, не противореча истине. – Я не могу сообщить его имя. – Он чувствовал, что вступает за зыбкую почву, мог ли он зайти дальше? – Isdeonache. [41]41
  Наше Дело (гэльск.)


[Закрыть]Он наш волонтер.

Это произвело на Сиверли такое впечатление, словно он поймал пулю в сердце. Он медленно опустился на стул напротив, не отрывая глаз от лица Джейми. Его зрачки напряженно пульсировали – признание или подозрение?

Сердце Джейми колотилось о грудину, он чувствовал, как покалывает кожу над запястьями.

– Нет, – наконец сказал Сиверли, его голос изменился. Теперь он говорил легко и небрежно. – Я понятия не имею, как ваш друг раздобыл это стихотворение, но это не важно. Предметом поэмы является древняя легенда, будьте уверены. Но само стихотворение не старше вас, мистер Фрейзер. Любой любитель ирландской поэзии скажет вам то же самое. – Он улыбнулся с выражением, которое совершенно не подходило его глубоко посаженным глазам цвета мокрого шифера. – Чем вызван ваш интерес к этой вещи, мистер Фрейзер? – спросил он почти сердечно. – Если вы решили собирать древности и сувениры, я могу порекомендовать вам одного или двух торговцев в Дублине.

– Буду очень признателен, сэр, – приятно ответил Джейми. – Я собираюсь ехать в Дублин, я знаю одного человека в вашем замечательном университете, которому собираюсь показать этот отрывок. Может быть, ваши торговцы тоже им заинтересуются.

Искра тревоги мерцала в глубоко посаженных глазах. Что именно его беспокоит? Ответ пришел сразу. Он не хочет, чтобы слишком много людей знало об этом стихотворении, оно предназначено для одного человека. И кто бы это мог быть, интересно?

– Действительно? – с сомнением спросил Сиверли. – Как зовут вашего университетского друга? Возможно, я его знаю.

Джейми на мгновение смутился. Он лихорадочно перебирал в уме всех своих ирландских знакомых, кто мог быть хоть как-то связан с Тринити-колледжем, но вдруг заметил, как напряжены плечи Сиверли. Он пытался обмануть обманщика.

– О'Хэнлон, – небрежно сказал он, выбирая имя наугад. – Питер О'Хэнлон. Вы с ним знакомы?

– Нет, боюсь, что нет.

– Ну, неважно. Благодарю, что уделили мне время, сэр. – Джейми наклонился вперед, готовясь встать. Он получил то, за чем пришел. Он узнал, что ирландское стихотворение связано с Сиверли и имеет тайный смысл; он так же был уверен, что прочно заинтересовал Сиверли своей персоной. Теперь он постарается не выпустить Джейми из поля зрения, будет идти по его следу, как волк за добычей.

– Где вы остановились, мистер Фрейзер? – Спросил он. – Может быть, я смог бы обнаружить некоторую дополнительную информацию, которая окажется вам полезной? Если только вы еще заинтересованы в получении дополнительной информации относительно вашего стихотворения.

– О, да, сэр, конечно. Я в деревне, в пабе Беккета. Премного обязан, сэр.

Он встал и поклонился Сиверли, а затем пересек комнату, чтобы взять бумагу с каминной полки. Он услышал, как Сиверли поднимается за его спиной, говоря:

– Ну, нет, мистер Фрейзер.

Рефлекс защиты жизни, выработанный многими людьми, пытавшимися убить его, спас Джейми. Он услышал резкий выдох и отпрянул в сторону, когда ручка дубинки врезалась в каминную доску в том месте, где только что была его голова, так, что во все стороны полетели осколки.

Сиверли стоял между ним и дверью. Джейми опустил голову и резко боднул майора в грудь. Сиверли пошатнулся и налетел на маленький столик, отправив в воздух фейерверк засахаренных фиалок, его коллекция безделушек, звеня и подпрыгивая, разлетелась по комнате.

Джейми направился было к двери, но под воздействием импульса рванулся обратно, схватил бумагу, которая перелетела на стол, и толкнул диванчик под ноги Сиверли, который надвигался на него с перекошенным лицом. Он снова раздобыл дубинку и замахнулся ею, но Джейми совершил ловкий пируэт, уворачиваясь, и скользящий удар пришелся по плечу; рука и пальцы онемели.

Джейми схватил подсвечник и швырнул его в голову Сиверли, свечи рассыпались и задымили. В холле слышались шаги, приближались слуги.

Без малейшего колебания Джейми вскочил на столик для перчаток у окна, вышиб ногой окно и бросился в проем, на лету ловя последний позорный удар по заднице.

Он наполовину пробежал, наполовину проковылял прямо через сад, топча розы и цветочные клумбы. Где была его лошадь? Неужели привратник отвел ее в конюшню?

Нет, слава Богу. Она была привязана к железной ограде перед сторожкой. Засунув смятую в комок бумагу в карман, он пытался развязать узел одной рукой, благодаря Пресвятую Деву за то, что Сиверли ударил его с правой стороны. Онемение прошло, но боль толчками пульсировала в его руке, попытки совладать с пальцами были бесполезны. С его левой рукой все было в порядке, и до того, как привратник забеспокоился и вышел, он вскочил на испуганного коня и затрусил по дороге в сторону деревни.

Его левая ягодица горела огнем и болезненно отзывалась на удары седла, он наклонился вперед, как пьяный, не в силах перенести на нее вес. Он оглянулся через плечо, погони не было.

А зачем она нужна, подумал он, тяжело дыша. Сиверли знал, где его искать. И даже, если он найдет Джейми, что из того? Это была всего лишь копия, но Сиверли этого не знал. Джейми коснулся кармана камзола, и бумага успокоительно зашуршала.

Дождь усилился, вода текла по его лицу. Он оставил свою шляпу и плащ; Том Берд будет расстроен. Он слегка улыбнулся при этой мысли и, дрожа от слабости, вытер лицо рукавом.

Он сделал свой ход. Теперь черед Джона Грея.

Глава 21
Луковый компресс

Для того, чтобы иметь возможность выходить на улицу каждые несколько минут Грей принял предложение двух местных завсегдатаев сыграть с ними в дартс. Один из его противников был одноглаз – по крайней мере носил повязку – но, кажется, несколько преувеличивал свою слепоту, и Грей сильно подозревал, что повязка состоит из двух слоев марли, окрашенной в черный цвет, но не стремился выяснить правду.

Не чуждый житейской мудрости, в ответ на эту хитрость он предложил играть на пиво, а не на звонкую монету. Этот ловкий маневр срабатывал неизменно: независимо от уровня мастерства или шулерских уловок любой игрок, выиграв несколько раз, терял интерес к своей жертве. Пиво было хорошим, и Грею удавалось большую часть времени не думать о том, что сейчас происходит в «Гластвиге», но когда день начал клониться к вечеру, и хозяин все чаще стал поглядывать на дорогу, он был уже не в силах отогнать тревогу. Грей извинился и прекратил игру, заявив, что не в силах точно прицелиться, когда мишень танцует джигу перед глазами, а затем вышел подышать на улицу.

Дождь наконец прекратился, но все растения настолько пропитались водой, что брызги летели с них фонтаном, щедро орошая его чулки.

Куинн отправился по делам, но Грей в любом случае не сделал бы ирландца своим доверенным лицом. Том тоже исчез; у мистера Беккета была хорошенькая дочка, которая подавала в общем зале, но и она куда-то делась, уступив место своей матери. Грей не возражал, но ему хотелось поделиться с кем-то беспокойством из-за длительного отсутствия Джейми Фрейзера.

Конечно, были убедительные причины. Возможно, Сиверли оказался настолько заинтригован поэмой или самим Фрейзером, что пригласил его остаться на ужин, чтобы продолжить разговор. Это был лучший из вариантов, и Грей его допускал.

Худшей, но вполне возможной, учитывая состояние дорог, он признавал вероятность, что лошадь Фрейзера потеряла подкову или захромала на обратном пути, и пришлось вести ее к кузнецу или, на худой конец, пристрелить. Они отослали обратно наемных лошадей, так что Фрейзер уехал на старой кляче, позаимствованной у мистера Беккета.

Неприятности в списке Грея были распределены по мере их возрастания. Например, разбойники могли заинтересоваться лошадью (которая, правда, была больше похожа на корову, и весьма пожилую при этом), но потом перенести свой интерес на безвкусный желтый жилет и пристрелить Фрейзера, если бы тот не смог с ним расстаться, или расплатиться деньгами. Он должен был настоять, чтобы Джейми взял деньги, неправильно было оставлять его без гроша. Джейми мог сбиться с дороги, заблудиться под дождем и попасть в трясину, которая навсегда похоронит и его и лошадь. Внезапная апоплексия, наконец – Фрейзер как-то упоминал, что его отец умер от удара. Передаются ли подобные вещи по наследству?

– Или, может быть, утка свалилась с неба и клюнула его в голову, – пробормотал он и злобно пнул камень с тропинки.

Отличный удар: камень выстрелил в воздух, ударился о столб ограды и отлетел рикошетом обратно, больно стукнув его по голени.

– Милорд?

Сжимая голень, он поднял голову и увидел белеющее в сумерках лицо Тома. Решив, что камердинер явился на его крик боли, Грей быстро выпрямился, но затем заметил выражение лица Тома.

– Что?!

– Пойдемте со мной, милорд, – сказал камердинер тихо и, оглянувшись через плечо, пошел через заросли сорняков и ежевики, которые поставили окончательный крест на чулках Грея.

За пабом Том подошел к ветхому курятнику и поманил Грея к заросшей изгороди.

– Он здесь, – прошептал он, таинственно округлив глаза.

Грей присел и увидел чрезвычайно взъерошенного Джеймса Фрейзера; он потерял ленту, волосы растрепались, половину лица закрывало пятно засохшей крови. Он наклонился в сторону, держа одно плечо выше другого. Свет под изгородью был тусклым, но достаточным, чтобы разглядеть злость в опущенный голубых глазах.

– Почему вы сидите у изгороди, мистер Фрейзер? – Спросил лорд Джон, быстро рассмотрев и отбросив несколько других вопросов как не очень вежливых.

– Потому что, если я появлюсь в пабе во время ужина в таком виде, вся округа к утру будет гудеть от сплетен, обсуждая, кто это сделал. И каждый из присутствующих в пабе прекрасно понимает, что я приехал с вами. Это значит, что майор Сиверли получит все новости на тарелочке, когда завтра утром допьет свой кофе. – Он слегка поморщился и осторожно вздохнул.

– Вы сильно пострадали?

– Нет, – раздраженно сказал Фрейзер. – Это всего лишь синяки.

– Э-э… ваше лицо в крови, сэр, – услужливо сказал Том таким тоном, словно Фрейзер не мог об этом знать, а затем добавил с неожиданным испугом: – Вы могли запачкать свой жилет!

Фрейзер метнул в Тома мрачный взгляд, очевидно, собираясь высказать все, что он думает о жилетах, но проглотил свои слова и вернулся к Грею.

– Я порезался маленьким осколком стекла, вот и все. Кровотечение остановилось само. Все, что мне нужно, это мокрая тряпка.

Заметив болезненную осторожность, с которой Фрейзер опирался на ограду, Грей подумал, что ему нужно нечто большее, чем тряпка, но воздержался от замечаний.

– Что случилось? – Спросил он вместо этого? – Это был несчастный случай?

– Нет, – Фрейзер неуклюже положил руки на колени, поднял одно колено вверх, приготовился встать, но потом остановился, пытаясь оценить свои шансы подняться на ноги самостоятельно. Без слов Грей наклонился, подхватил его под левую руку и поставил на ноги, этот маневр сопровождался глухим стоном.

– Я показал стихотворение Сиверли, – сказал Фрейзер, одергивая камзол. – Он сделал вид, что не знает меня, но он узнал. Он прочитал, спросил, кто я такой, а затем попытался поймать меня как мошенника на фальшивой древности. Когда я повернулся к нему спиной, чтобы уйти, он попытался убить меня. – Несмотря на очевидную боль, он улыбнулся Грею кривой улыбкой. – Полагаю, это будет засчитано как доказательство, а?

– Да, – Грей вернул ему улыбку. – Спасибо, мистер Фрейзер.

– Всегда к вашим услугам, – вежливо сказал Фрейзер.

Вернулся Том с миской воды, лоскутом ткани и встревоженной молодой женщиной.

– Ах, сэр, – воскликнула она, увидев Фрейзера. – Том сказал, что лошадь сбросила вас в канаву прямо головой вниз. Злое животное. Неужели вы так сильно пострадали?

Лицо Фрейзера в полной мере выразило возмущение от идеи, что его мог сбросить престарелый кабысдох, и что Тому не пришло в голову никакого другого предлога, но, к счастью, он воздержался от высказывания своего мнения и, болезненно морщась, подставил свое лицо под мокрую тряпку. Со стоическим терпением и под аккомпанемент больше сочувственных, чем насмешливых комментариев завсегдатаев паба, он позволил Грею и Тому поднять его вверх по лестнице, когда стало очевидно, что он не может поднять ногу выше, чем на дюйм или два. Они опустили его на кровать, в ответ на что он издал отчаянный крик и повернулся на бок.

– В чем дело? – С тревогой спросил Том. – Вы ранены в позвоночник, капитан? Если в позвоночник, то вас может парализовать. Вы можете пошевелить пальцами ног?

– Позвоночник ни при чем, – сказал Фрейзер сквозь зубы. – Это моя задница.

Было бы странным выйти из комнаты, так что Грей остался, но из уважения к тому, что считал чувствами Джейми, отступил назад и отвернулся, пока Том помогал Фрейзеру стянуть бриджи.

Потрясенное восклицание Тома заставило его вернуться и посмотреть, и он повторил его слово в слово:

– Господи Иисусе! Какого черта он сделал с вами? – Фрейзер распластался на кровати, приподнятая рубашка уже не скрывала ущерб. Почти вся левая ягодица Джейми была изуродована огромным пурпурно-синим припухшим кровоподтеком, окружавшим почти черное место удара.

– Я же сказал вам, – нетерпеливо ответил Фрейзер, – он пытался убить меня, ручка его дубинки прошла в дюйме от моей головы.

– Хорошо, что этот мерзавец плохо прицелился.

Фрейзер не улыбнулся, но его угрюмое лицо немного смягчилось.

– Что нам нужно, так это припарка от синяков, – сообщил ему Том. – Моя матушка делала ее из кирпичной пыли с яйцом и толченой расторопшей, когда мы с братьями ставили друг другу синяк под глаз.

– Я считаю, что в округе нехватка кирпичной пыли, – сказал Грей. – Но ты, Том, можешь спросить, что порекомендует твоя подружка.

– Скорее всего, горстку навоза, – пробормотал Фрейзер.

Во второй раз Том вернулся с женой трактирщика, которая несла большое мокрое полотенце, полное резаного лука, которое с многочисленными выражениями ужаса (перемежающимися громкими восклицаниями удивления о том, как же такая добрая и покладистая лошадь, как наша Беделия, у которая такая нежная душа, что на ней можно было бы отправить Господа нашего в Иерусалим, могла так жестоко поступить с джентльменом – они заставили Фрейзера громко заскрежетать зубами) приложила к плечу страдальца.

В связи с характером ранений, Джейми не мог лежать на спине, поэтому был вынужден перевернуться на живот, подложив подушку под больное плечо и зажмурив слезящиеся от лука глаза.

Грей прислонился к стене у окна, то и дело выглядывая наружу, на случай, если Сиверли решит организовать погоню, но дорога оставалась пустой.

Краем глаза он наблюдал, как женщина заканчивает лечение. Она пришла со вторым компрессом, немного задыхаясь после подъема по лестнице, и со стаканом виски, который она крепко держала одной рукой, второй поднимая голову Фрейзера, чтобы помочь ему пить, хотя он сопротивлялся этой помощи.

От этих движений первый компресс расползся, и она оттянула с шеи рубашку Фрейзера, чтобы заменить его. На коже ярко вспыхнули белые шрамы, ясно видимые у него на лопатках, и она потрясенно щелкнула языком, когда увидела их. Она сурово посмотрела прямо на Грея, а потом с большой нежностью молча поправила рубашку, собрала назад волосы Джейми и причесала их, а затем свободно заплела и перевязала обрывком шнурка.

Грей зачарованно следил, как темно-красные, вспыхивающие медными искрами, пряди медленно скользили сквозь пальцы женщины. Резкий толчок, который сначала показался простой ревностью перешел в чувство, близкое к тоске, когда он увидел, как Фрейзер закрыл глаза, расслабился и уткнулся щекой в подушку, его тело бездумно уступало неторопливым прикосновениям женщины.

Она закончила и вышла, искоса взглянув на Тома. Он посмотрел на Грея и, получив кивок согласия, пошел вслед за ней.

Сам Грей поправил огонь, а затем сел на табурет рядом с кроватью.

– Вы хотите спать? – спросил он грубовато.

Сомкнутые голубые глаза сразу открылись.

– Нет, – Фрейзер осторожно приподнялся на левом локте. – Иисусе, как больно!

Грей полез в чемодан, достал свою флягу и передал Джейми.

– Бренди, – сказал он.

– Спасибо, – горячо поблагодарил Фрейзер и откупорил ее. Грей снова сел с легкой довольной улыбкой.

– Расскажите мне, если можете, что именно произошло.

Фрейзер отчитался, периодически останавливаясь, чтобы глотнуть бренди, протереть глаза или высморкаться, потому что от луковых паров слезы текли ручьем.

– Таким образом, он явно признал стихотворение, – сказал Грей. – Что подтверждает – Карруотерс придавал ему особое значение. Еще более интересен его вопрос: «Кто вы такой?». Это подразумевает, что ответ был чем-то другим, а не вашим именем, не так ли? Тем более, что, по вашим словам, он вас узнал.

Фрейзер кивнул:

– Да, это так. Эта так же означает, что есть люди, которых он не мог знать лично, но которые могут понять смысл стихотворения и разыскать его, используя это стихотворение как сигнал. Другими словами…

– Заговор, – сказал Грей с чувством то ли страха, то ли азарта в животе.

Фрейзер издал что-то вроде согласного ворчания и, вернув полупустую флягу, снова улегся, морщась и вздыхая.

– Какого рода это может быть заговор, мистер Фрейзер? – спросил Грей, наблюдая за ним. Рот шотландца дернулся, но он явно уже составил мнение на этот счет, поэтому ответил, не задумываясь.

– Политика. В том отрывке упоминается белая роза. Это не может означать ничего, кроме якобитов. – Он говорил тоном абсолютной убежденности.

– О. – Грей помолчал, потом с максимальной небрежностью сказал: – Я не помню упоминания белой роза в вашем первоначальном переводе.

Фрейзер невозмутимо высморкался.

– Нет, – спокойно ответил он, – ни я ни капитан Лалли ее не упоминали.

– И все же вы сказали мне сейчас, – заметил Грей.

Фрейзер взглянул на него искоса, протянул руку за фляжкой и сделал глоток, как бы обдумывая ответ, хотя Грей был совершенно уверен, что знает его.

– Теперь можно, – сказал Джейми, опуская фляжку. Он немного подвинулся, морщась. – Вы не могли знать, но до восстания в Шотландии и некоторое время после существовали десятки, нет, сотни маленьких заговоров. – Объявления о продаже, аренде, покупке земельных участков – каждый, кто мог держать в руках перо, отправлял закодированные письма, писал о деньгах, о своих собственных связях, чернил имена противников, но почти все это было просто колебанием воздуха.

Он вытер глаза, чихнул и вытер нос.

– Иисусе, больше никогда не буду есть лук.

– Помогает? Снять боль, я имею ввиду.

Фрейзер выглядел удивленным, как будто ему не приходило в голову задаваться этим вопросом.

– Да, пожалуй, он согревает ушибленные места. – Его рот дернулся. – Или это делает бренди? – он откашлялся. – В любом случае я видел сотни таких писем в Париже. В течение некоторого времени моей заботой было читать подобную корреспонденцию. Вот когда я познакомился с вашей невесткой.

Джейми говорил небрежно, но Грей заметил косой взгляд шотландца и мужественно скрыл свое удивление.

– Да, Хэл говорил, что ее отец торговал… документами.

– Это очень тактичный способ представить его, – Фрейзер фыркнул, подняв одну бровь. – Я удивлен, что она не рассказала вам о белых розах, – сказал он. – Она должна была заметить. – Потом его взгляд остро блеснул. – О, – сказал он с полуулыбкой, – конечно, она сказала. Я должен был это понять.

– Должен был, – сухо согласился Грей. – Но вы сказали: «Теперь можно». Почему? Только потому что в некотором роде пострадали из-за Сиверли?

Джейми кивнул и задумался, словно искал способа более правдоподобно солгать. Он положил лоб на скрещенные руки.

– Потому что Сиверли богат, – сказал он, его голос звучал несколько приглушенно. – Независимо от того, украл он деньги или нет, мы не знаем, откуда он их получил, не так ли?

– Да, – мрачно сказал Грей. – Знаем только, на что он их потратил. Насколько я знаю, он не скупился на лошадей и шлюх. И на свой огромный дом.

Фрейзер сделал движение головой, которое можно было расценить как согласие.

– В любом случае, ему есть что терять, – согласился он. – И есть один маленький, но интересный факт – он пытался убить меня. – Он приподнялся с подушки и прищурился на Грея. – Он попытается снова, да? – Он смотрел внимательно, хотя без особого беспокойства. – Вам надо подготовиться, прежде чем он появится здесь.

– Я сам собираюсь навестить майора Сиверли утром, – заверил его Грей. – Но вы не совсем ответили на мой вопрос, мистер Фрейзер. Вы сказали: «Теперь можно». Но разве возможность широкого заговора, хорошо финансируемого и организованного не увеличит лояльность сторонников Стюарта?

Фрейзер положил голову на руки и, повернувшись лицом к Грею, некоторое время изучал его, сузив глаза.

– Я никогда на буду больше драться за его Дело, – сказал он тихо наконец с чувством искреннего сожаления, Грей это заметил. – Не из трусости, а из-за убеждения в его бесполезности. Майор Сиверли не был мне другом. Но должны быть люди, которых я знаю, участвующие в этом… И мне с ними больше не по пути.

Он снова отвернулся и затих.

Грей взял флягу и встряхнул ее. В ней осталось совсем немного, и он медленно допил все, наблюдая за игрой огня сквозь запутанные нити торфяных кирпичей в очаге.

Говорил ли Фрейзер правду? Он верил этому. Тогда его оценки таинственного стихотворения было достаточно, чтобы навести на мысли о якобитском заговоре. Но это было не единственное свидетельство, напомнил себе Грей. Минни сказала то же самое, и сама попытка Сиверли убить Фрейзера подтверждала, что стихотворение опасно. Что же оно еще, как не сигнал распознавания? Но для кого предназначен этот сигнал?

Он задумался, как может пройти его завтрашняя встреча с Сиверли, учитывая все сегодняшние открытия. Должен ли он тоже показать ему копию стихотворения, чтобы увидеть его реакцию? Когда-то он счел обязательным найти Сиверли после битвы и поблагодарить его за спасение своего черепа от индейского томагавка. Сиверли скромно отклонил его благодарность, но теперь он обязательно вспомнит этот случай, увидев Грея.

Грей поморщился. Да, у него есть перед Сиверли долг чести. Но если Сиверли совершил хотя бы половину того, в чем его обвиняет Карруотерс, Сиверли утратил право на его благодарность.

В комнате было тепло. Он ослабил шейный платок, который напомнил ему о парадном мундире, его жестком кожаном воротнике и серебряных галунах. Том упаковал его с большой тщательностью, охраняя от повреждения в дороге, ради единственной цели – ареста Джеральда Сиверли, если это будет необходимо.