Текст книги "Шотландский узник (ЛП)"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

ЧАСТЬ II. ФОРС-МАЖОР

Глава 7
«Если человек устал от Лондона, он устал от жизни»

Солдаты дали ему вполне справный плащ и кормили в тавернах и гостиницах, равнодушно толкая ему через стол миску и ложку, не обращая на него внимания во время разговоров, но бросая мимолетные острые взгляды, чтобы убедиться, что он ничего не затевает. Чего они опасаются, спрашивал он себя. Если бы он хотел сбежать, это проще было бы сделать в Хелуотере.

Он ничего не узнал из их болтовни, которая состояла в основном из полковых сплетен, непристойных замечаний в адрес женщин и грубых шуток. Ни слова о пункте назначения.

На второй остановке ему дали вина, недурного вина. Джейми пил его осторожно; он много лет не пробовал ничего крепче эля, и густой аромат впитался в небо и легким туманом заклубился у него в голове. Солдаты разделили с ним три бутылки, и он радовался замедлению бешено мчащихся мыслей, когда алкоголь просочился в кровь. Мысли не принесут ему ничего хорошего, пока он не знает, о чем думать.

– О носороге, – сказала Клэр, глухо фыркнув в его волосы на груди. – Ты когда-нибудь его видел?

– Видел, – ответил он, удобнее уложив ее голову на своем плече. – В зоопарке у Людовика. Да уж, его так просто не забудешь.

Внезапно она исчезла, оставив его тупо глядеть на дно стакана. Это произошло на самом деле, или память сыграла с ним свою шутку? Или его жажда то и дело заставляла ее образ на короткое мгновение ярко вспыхнуть в его сознании, оставляя его затем в тоскливом отчаянии, но странно утешенным, словно она сама мимолетно коснулась его.

Он заметил, что солдаты перестали болтать и уставились на него. И что он улыбается. Он посмотрел на них поверх стакана, не меняя выражения лица. Они нехотя отвернулись, а он вернулся к жене.

* * *

Его действительно везли в Лондон. Он старался не глазеть по сторонам, он знал, что солдаты подсматривают за ним, незаметно ухмыляясь. Они ожидали, что он будет ошеломлен, и он не хотел доставить им такое удовольствие, хотя, действительно, был ошеломлен.

Так вот каков Лондон. Он вонял, как любой другой город, грязью узких переулков, помоями, копотью дымоходов. Но у каждого большого города есть своя душа, и Лондон в этом отношении сильно отличался от Парижа и Эдинбурга. Париж был скрытным и самодовольным; Эдинбург деловитым и по-купечески солидным. Но этот город… Под шумом и суетой муравейника ощущались могучая подземная пульсация, словно мощь этого места вот-вот вырвется наружу, выплескиваясь на сельские пригороды, на весь мир. Его кровь забурлила, несмотря на тревогу и зубодробительную тряску.

Якобитские солдаты говорили о Лондоне в начале компании, когда они одерживали победу, и Лондон казался доступным, как слива на ветке. Простодушные сказки – почти никто из них не видел городов, пока они не добрались до Эдинбурга. Рассказывали о золотых вывесках над тавернами, об улицах, по которым, как вши, снуют позолоченные кареты…

Он вспомнил Мурдо Линдсея, с выпученными глазами описывающего пьянство в рабочих кварталах, где бедняки в подвалах заглушали свои страдания голландским джином.

– Они пьют целыми семьями по несколько дней, – восклицал Мурдо, – напиваются вусмерть! Если там даже бедняки могут себе позволить пить несколько дней подряд, что же говорить о богачах?

Тогда он усмехнулся, его это позабавило. Сейчас он усмехнулся с горечью.

Когда наступление захлебнулось, когда армия, дрожа от холода разбила лагерь в Дерби, когда командиры никак не могли решить, выступать им или нет, солдаты по-прежнему говорили о Лондоне. Но теперь они говорили не о золотых вывесках и голландском джине. Они шептались о виселицах и о знаменитом мосте, где выставляют головы предателей. О Тауэре.

Эта мысль повергла его в растерянность. Иисусе, неужели его везут туда? Он был осужденным предателем, хотя и условно-досрочно освобожденным в последние четыре года. Он был внуком лорда Ловата, который встретил свою смерть в одном из дворов этого самого Тауэра. Он не любил деда, но перекрестился и прошептал под нос:

– Foisair Anam. Покойся с миром.

Интересно, на что похож этот чертов Тауэр? Он попытался представить его, хотя, Бог знает, что ему преподнесет реальность. Он должен быть высоким, хотя, все замки высокие. Он был бы предупрежден, если бы видел его раньше. Он был бы готов.

Готов к тюрьме? Мысль об узких и холодных камерах, где пройдут месяцы и годы его жизни, заставила сжаться сердце. И Уильям. Он больше никогда не увидит Уильяма. Лучше бы они его убили. Сейчас это было его единственной надеждой.

Но почему? Неужели его условно-досрочное освобождение отменено? Тот последний ужасный разговор с Джоном Греем… Он непроизвольно сжал кулаки, и один из солдат тяжело уставился на него. Он с усилием разжал руки и затянул их под полы плаща, вцепивших в бедра с такой силой, что должны были остаться синяки.

Он не видел Грея и ничего не слышал о нем с того самого дня. Что, если он затаил на него злобу и наконец решил расквитаться с Джейми Фрейзером раз и навсегда? Это было наиболее вероятное объяснение тем непростительным вещам, что были сказаны с обеих сторон. Хуже того, они оба имели ввиду именно то, что говорили, и они оба знали это. Горячая кровь не могла оправдать его, хотя честно говоря, он был абсолютно хладнокровен, и…

Он увидел. Он задохнулся, не успев совладать с собой, хотя знал, что солдаты прервали разговор и смотрят на него.

Это должен был быть Тауэр. Джейми достаточно хорошо знал, как выглядят тюрьмы. Высокие круглые башни над мрачной высокой стеной, широкий и грязный поток, несущий свои воды сквозь железную решетку. Ворота предателей? Он слышал о них.

Все они ухмылялись, злобно наслаждаясь его страхом. Джейми с трудом сглотнул и напряг мышцы живота. Они не увидят его страха. У него осталась только гордость, но ее было достаточно.

Но повозка не свернула с дороги. Она проплыла мимо окруженных рвом башен, лошадиные копыта стучали по мостовой, и он благословил этот звук, потому что он заглушил мучительный вздох, вырвавшийся из его груди. День был прохладный, но его рубаха была насквозь мокрой от пота, и он заметил, как солдат морщит нос, искоса поглядывая на него. Это был запах страха, он и сам его чувствовал. Могло быть хуже, дружок, подумал он, холодно встретив его взгляд. Я мог бы наложить в штаны, и ты нюхал бы мое дерьмо всю дорогу.

Потратив не меньше часа времени, чтобы пробраться сквозь неразбериху пешеходов, телег, карет и лошадей, толпившихся на узких улочках, они наконец остановились перед массивным домом, который стоял за оградой на краю большого парка. Джейми с удивлением огляделся. Он ожидал, что его доставят если не в Тауэр, то в другую тюрьму. Кто живет в этом чертовом доме, и зачем его сюда привезли? Солдаты ничего ему не говорили, и он не хотел их спрашивать.

К его изумлению его провели по мраморным ступеням ко входной двери, где все остановились и стали ждать, пока лейтенант стучал молотком в дверь и разговаривал с дворецким. Дворецкий был маленьким, аккуратным человечком, который сначала поморгал, глядя на Джейми, словно не верил своим глазам, а затем повернулся к лейтенанту, пытаясь спорить с ним.

– Его светлость приказал мне привезти его, и я его привез, – сказал лейтенант нетерпеливо. – Впустите нас!

Его светлость? Герцог? Что, черт возьми, нужно от него герцогу? Единственный герцог, которого он знал, был… Боже… Камберленд? Его сердце подпрыгнуло к горлу, он попытался дышать ровнее. Он только раз видел герцога Камберленда, когда его самого после Куллодена везли в телеге, скрытого под слоем сена. Телега объезжала лагерь высших чинов, и он успел заметить большую палатку, перед которой сидел человек, раздраженно обмахиваясь от облака дыма обшитой золотым галуном шляпой. Дыма горящих тел погибших якобитов.

Он почувствовал толчок, и удивленно взглянул на солдата. Он замер, спрятав кулаки, но холод и страх исчезли, сгорели в пламени ярости, который внезапно вспыхнул в его душе, заставив выпрямиться и расправить плечи.

Его сердце болезненно билось, прощаясь со всеми любимыми людьми. Кончатся долгие дни выживания, у него была цель, и ее свет звал за собой.

Дворецкий отступил, не соглашаясь, но не в силах противостоять. Так, хорошо. Все, что ему требовалось, это вести себя осмотрительно, пока он не увидит герцога. Он быстро сжал пальцы левой руки. Там должен быть нож для бумаги, что-то еще…, это не имело значения.

Лейтенант кивнул головой, и он сделал шаг вперед, прежде чем солдаты успели взять его за руки. Он увидел, как взгляд дворецкого опустился к его ногам, губы искривились в презрительной усмешке. В коридоре приоткрылась дверь и мелькнуло женское лицо. Она заметила его, ахнула и закрыла дверь.

Он бы переобулся, если бы ему дали время. Он не хотел ни пачкать дом, ни выглядеть варваром, каким его здесь считали. Солдаты подтолкнули его вперед, стоя по обе стороны от него, и ему еще меньше хотелось, чтобы его тащили силой, поэтому Джейми пошел, оставляя на полированном полу коридора пыльные следы и сухие ошметки навоза и грязи.

Дверь в комнату была открыта, и они сразу вошли. Он быстро окинул ее взглядом, оценивая расстояние, ища, что может послужить оружием, и после этого долгого мига его глаза встретились с глазами человека, сидящего за столом.

Несколько секунд его разум отказывался осознать реальность, он моргнул. Нет, это был не Камберленд. Даже прошедшие годы не смогли бы превратить жирного немецкого герцога в худощавого мужчину, хмуро глядящего на него через столешницу.

– Мистер Фрейзер.

Это был не совсем вопрос, и этого было недостаточно для приветствия, хотя мужчина вежливо наклонил голову. Джейми тяжело дышал, словно пробежал целую милю, его руки слегка сжимали бедра, пытаясь унять гнев, которому сейчас не было выхода.

– Кто вы? – грубо спросил он.

Человек за столом остро взглянул на лейтенанта.

– Разве вы не сказали ему, мистер Гаскинс?

Гаскинс. Было незначительным удовольствием узнать имя этого факера. Гораздо приятнее было видеть, как он сначала вспыхнул, а потом побледнел.

– Я…эээ… нет, сэр.

– Оставьте нас, лейтенант. – человек не повышал голоса, но его слова резали, словно бритва.

Это солдат, подумал Джейми, я могу с ним справиться. Но что ему надо?

Мужчина поднялся, не обратив внимания на поспешный уход лейтенанта Гаскинса.

– Приношу свои извинения, мистер Фрейзер, – сказал он. – С вами дурно обращались в дороге?

– Нет, – автоматически ответил он, вглядываясь в лицо перед собой. Оно было удивительно знакомо, но он мог поклясться, что не знает этого человека. – Зачем я здесь?

Человек глубоко вздохнул, его лоб немного разгладился, и Джейми увидел перед собой правильные черты красивого, несколько изможденного лица. Он ощутил толчок в грудь.

– Иисусе, – сказал он. – Брат Джона Грея. – Он судорожно вспоминал это имя, и нашел его. – Лорд… Мелтон. Иисус Христос.

– Ну, да. – ответил мужчина. – Хотя я больше не ношу этот титул. После нашей последней встречи я успел стать герцогом Пардлоу. – Он криво улыбнулся. – Это было довольно давно. Прошу вас, садитесь, мистер Фрейзер.

Глава 8
Долг чести

Он был настолько потрясен, что продолжал стоять неподвижно, бессмысленно глядя перед собой. Мелтон-Пардлоу оглядел его сверху-вниз, задумчиво сведя брови над переносицей.

Опомнившись, Джейми резко сел, чувствуя, как позолоченный стул непривычно прогнулся под ним. Пардлоу тоже сел и, не отрывая глаз от лица Джейми, крикнул:

– Пилкок! Ты мне нужен.

Это произвело должный эффект, Джейми не оглянулся посмотреть на лакея, но услышал за спиной почтительное «Ваша светлость?».

– Принеси нам виски, Пилкок, – сказал Пардлоу, все еще всматриваясь в Джейми, – и печенье, нет, не печенье, что-нибудь посущественнее.

Пилкок издал вопросительное мычание, в результате чего герцог раздраженно посмотрел за спину Джейми.

– Откуда мне знать? Мясной пирог, остатки жаркого, жареного павлина, Бога ради. Спроси Кука, спроси свою любовницу.

– Да, ваша светлость.

Пардлоу покачал головой и снова посмотрел на Джейми.

– Надо ли вам напомнить? – спросил он совершенно спокойным тоном, словно возобновил прерванный разговор. – Я хочу сказать, вы вспомнили меня?

– Я вспоминаю.

Он вспоминал, и это воспоминание рассердило его так же, как явление Пардлоу вместо герцога Камберленда. Он вцепился в сиденье стула, сопротивляясь своей памяти.

Прошло два дня после битвы, и жирный дым горящих тел уже расползался над болотами, просачиваясь в дом, где укрылись раненные якобитские офицеры. Они вместе прошли поле боя, окровавленные, замерзшие, спотыкающиеся… помогая друг другу, волоча друг друга к временному и иллюзорному убежищу.

Он понимал всю его иллюзорность. Только-только очнувшись на поле, он был убежден, что уже мертв, что все кончено – боль, горе, борьба. Придя в себя, он обнаружил упавшего на него мертвого Джека Рэндалла, тяжестью своего тела перекрывшего кровообращение в раненной ноге, спасшего его от кровотечения для жестокой смерти в плену, последнего унижения.

Друзья нашли его, заставили подняться на ноги, привели в дом. Он не протестовал; он видел, что осталось от его ноги и знал, что долго не протянет.

Дольше, чем он думал; это были два дня боли и лихорадки. Когда пришел Мелтон, его друзья были расстреляны один за другим, а его отправили домой, в Лаллиброх.

Он взглянул на Гарольда, лорда Мелтона – а теперь герцога Пардлоу – без особого дружелюбия.

– Я вспомнил вас.

* * *

Пардлоу встал из-за стола, пожал плечами и жестом пригласил его к креслу у очага. Джейми осторожно опустился на розовый дамасский шелк сиденья, но кресло было сделано прочно и выдержало его вес, не скрипнув. Герцог повернулся к открытой двери библиотеки и заорал:

– Пилкок, где ты, черт возьми?

Тот, кто появился на его зов, не был ни лакеем ни дворецким. В комнату, тихо шурша юбками, вошла женщина, чье лицо Джейми уже видел в холле. Он смотрел на нее безразлично, хотя думал, что его сердце может остановиться.

– Пилкок занят, – сказала она герцогу. – Что ты хочешь? – она выглядела заметно старше, но ее лицо с чистой и свежей кожей все еще было красиво.

– Занят? Чем?

– Я послала его на чердак, – спокойно ответила женщина. – Раз уж ты отправляешь бедного Джона в Ирландию, ему, по крайней мере, потребуется чемодан. – Она коротко взглянула на Джейми, потом ее взгляд вернулся к мужу, и Джейми заметил ее вопросительно изогнутую бровь.

Иисусе, так она его жена, подумал он, заметив мимолетное признание в гримасе герцога. Она его жена. Зеленые обои за спиной герцога вдруг начали светиться, а лицо Джейми похолодело. Он спокойно подумал, что вот-вот упадет в обморок.

Герцог издал короткий возглас, и женщина повернулась к нему. Сияющие пятна увеличились и затянули все окружающее свой пеленой, но не настолько густой, чтобы он не смог разглядеть выражение его лица. Настороженного и предостерегающего.

– Вам нехорошо, мистер Фрейзер? – холодный голос герцога проникал сквозь жужжание в ушах, он почувствовал, как чья-то рука на затылке поддерживает его голову. – Поддержи его голову, Минни, дорогая.

– У меня есть… вот… – голос женщины слегка задыхался, он услышал звон стекла, пахнуло теплым ароматом коньяка.

– Нет, пока не надо. Моя табакерка – на каминной полке. – герцог держал его за плечи и, он понял, удерживал от падения. Кровь медленно приливала к голове, но перед глазами все еще было темно, а лицо и пальцы были холодны.

Послышался звук легких удаляющихся шагов – слух теряется в последнюю очередь, подумал он – звонких на паркете и заглушенных на ковре, пауза, она быстро вернулась обратно. Шум со стороны герцога, еще один щелчок, мягкое «пум», и острый запах аммиака проник ему в нос.

Он задохнулся и дернулся, пытаясь отвернуться, но твердая рука держала его голову, заставляя дышать этой гадостью, потом отпустила и позволила сесть, кашляя и брызгая слюной. Глаза слезились так сильно, что Джейми едва мог разглядеть нависший над ним силуэт женщины с флаконом нашатыря в руке.

– Бедняга, – сказала она, – вы, должно быть, едва живы после поездки и голодны впридачу, бьюсь об заклад, вы не ели с самого утра. Действительно, Хэл…

– Я послал за едой. Я как раз собирался попросить снова, когда он побледнел и завалился, – герцог возмутился и запротестовал.

– Ну так пойди и поторопи Кука, – приказала его жена. – Я дам мистеру… – Она выжидающе посмотрела на Джейми.

– Фрейзер, – удалось выговорить Джейми, вытирая потное лицо. – Джеймс Фрейзер. – Странно было ощущать свое имя на губах, он не называл его много лет.

– Да, конечно. Я дам мистеру Фрейзеру немного бренди. Скажи Куку, что нам нужны сэндвичи и пирог, и чайник крепкого горячего чая, и мы хотим все это срочно.

Герцог выругался по-французски, но пошел. Женщина уже держала стакан коньяка и поднесла его к губам Джейми. Он отпил глоток и посмотрел на нее поверх стакана.

Мягкий румянец сошел с ее щек, она была бледна и ее нежные губы сжались в суровую линию.

– Ради Дела, которое мы когда-то считали общим, – сказала она очень тихо, – я прошу вас ничего не говорить. Пока нет.

* * *

Джейми был глубоко смущен и раздосадован. Ему случалось падать в обморок от боли или шока. Но не перед врагом. А вот теперь он сидел, пил чай из фарфоровой чашки с золотым ободком и ел сэндвичи и пироги с красивой тарелки с тем самым врагом. Он был смущен, раздосадован и вообще находился в крайне невыгодном для себя положении. Ему все это очень не нравилось.

С другой стороны, угощение было превосходным, а он был голоден. Его желудок сжался, когда на горизонте показался Лондон, так что он даже не позавтракал.

Пардлоу, к его чести, не попытался воспользоваться слабостью гостя. Он не говорил ничего, кроме случайного «Еще ветчины?» или «Передайте горчицу, пожалуйста», и ел с деловитостью солдата, не пытаясь поймать взгляд Джейми, но и не избегая его.

Женщина оставила их без лишних слов и не возвращалась. Уже за одно это он был ей благодарен.

Он знал ее как Минну Ренни; Бог знает, каким было ее настоящее имя. Тогда, в Париже ей было семнадцать лет, она была дочерью книготорговца, который так же занимался продажей информации, она не раз передавала сообщения своего отца Джейми. Сейчас Париж казался далеким, как планета Юпитер. Дистанция между юной шпионкой и герцогиней казалась еще больше.

«Ради Дела, которое когда-то было общим». Было ли? Он не питал никаких иллюзий в отношение старого Ренни, его лояльность была оплачена золотом. Неужели его дочь действительно считала себя якобиткой? Он жевал кусок пирога, наслаждаясь хрустящими грецкими орехами и дорогим экзотическим вкусом какао. Он не пробовал шоколад с Парижа.

Он предположил, что это было возможно. Идея реставрации Стюартов привлекала людей романтического темперамента, обреченных людей, как правило. Внезапно ему вспомнился Куинн, и волосы поднялись дыбом у него на руках. Иисусе. В тревоге последних дней он почти позабыл о сумасшедшем ирландце и его безумной идее. Что подумает Куинн, когда узнает, что его увезли английские солдаты?

Ну, сейчас он ничего не мог сделать ни для Куинна, ни для герцогини Пардлоу. Хорошенького понемножку. Он осушил свою чашку и поставил ее на блюдце с отчетливым звоном, который давал понять, что он готов разговаривать.

Герцог тоже поставил чашку, вытер рот салфеткой и без всяких предисловий спросил:

– Считаете ли вы себя у меня в долгу, мистер Фрейзер?

– Нет, – ответил он, не задумываясь, – я не просил вас спасать мою жизнь.

– Да, не просил, – сухо сказал Пардлоу. – помнится, вы требовали, чтобы я расстрелял вас.

– Да.

– Вы держите на меня зло за это? – вопрос был задан серьезно, и Джейми ответил так же.

– Держал. Но сейчас уже нет.

Пардлоу кивнул.

– Ну, что ж. – он поднял обе руки и отогнул большой палец. – Вы сохранили жизнь моему брату. – отогнул большой палец на второй руке – Я пощадил вашу. – указательный палец. – Вы протестовали против моей помощи. – другой указательный палец. – Но при дальнейшем рассмотрении отозвали свой протест. – он поднял брови, и Джейми подавил невольную улыбку. Он склонил голову на полдюйма, и Пардлоу кивнул, опустив руки.

– Таким образом, вы согласны, что между нами нет долгов? Нет старой вражды?

– Я бы не поехал так далеко, чтобы полюбоваться на ваши пальцы, – сухо ответил Джейми. – Но вы правы, долгов нет. Не между нами.

Ответный взгляд герцога был проницательным, он услышал акцент на слове «нами».

– Каковы бы ни были у вас разногласия с моим братом, они не касаются меня, – сказал Пардлоу, – до тех пор, пока они не мешают делу, которое я хочу вам предложить.

Джейми спрашивал себя, что сказал Джон Грей своему брату об их разногласиях, но, если Пардлоу это не касалось, то это было не его дело.

– Говорите, – сказал он и почувствовал внезапную резь в животе. Этими самыми словами он начал тот ужасный разговор с Греем. У него возникло предчувствие, что этот разговор не может закончиться хорошо.

Пардлоу глубоко вздохнул, словно готовясь к прыжку, и встал.

– Пойдемте со мной.

Они спустились в маленький кабинет. В отличие от уютной библиотеки, которую они покинули, кабинет был темен, тесен, завален книгами, бумагами и разными мелкими предметами. Повсюду были разбросаны перья, измочаленные так, словно их жевали. Ясно, что это была берлога герцога, и слуги сюда не допускались. Джейми нашел это место странно привлекательным.

Пардлоу коротко кивнул на стул, потом наклонился, чтобы отпереть нижний ящик стола. Какие документы были такими важными или деликатными, что требовали таких предосторожностей?

Герцог достал пачку бумаг, перевязанных узкой лентой, развязал ее и, нетерпеливо оттолкнув со стола несколько мелких предметов, чтобы освободить место, положил один лист бумаги перед Джейми.

Он слегка нахмурился, взял бумагу и, наклонив к свету, стал медленно читать ее.

– Можете ее прочитать? – спросил герцог.

– Более-менее, да. – он отложил лист, сбитый с толку, и посмотрел на Пардлоу. – Хотите знать, что здесь написано?

– Да. Это гэльский? На нем говорят в Шотландии?

Джейми покачал головой.

– Нет, но похоже. Это ирландский, хотя некоторые считают его гэльским, – добавил он с легким презрением к невежеству.

– Ирландский! Вы уверены? – герцог поднялся, его лицо просветлело.

– Да. Я могу утверждать, что это очень близко к ирландскому. Он так похож на мой родной язык, – значительно добавил он, – что я могу понять почти все. Это стихотворение или его часть.

Лицо Пардлоу на мгновение расслабилось, потом снова стало сосредоточенным.

– Так это стихотворение? О чем оно?

Джейми потер указательным пальцем переносицу, глядя на текст.

– Автор мне незнаком, и я никогда не читал ничего подобного. Это легенда о Дикой охоте.

Лицо герцога выразило заинтересованность.

– Дикая охота? – осторожно переспросил он. – Я… слышал о ней. В Германии, не в Ирландии.

Джейми пожал плечами и отложил страницу. В кабинете стоял смутно знакомый запах, от которого першило в горле.

– Разве по всему миру не рассказывают истории о призраках? Или сказки о феях?

– Значит, призраки? – Пардлоу поднял страницу к глазам, как будто она должна была заговорить с ним.

Джейми ждал, раздумывая, относится ли это ирландское стихотворение к словам, сказанным женщиной. «Если ты отправляешь бедного Джона в Ирландию…»

Джон Грей мог бы отправляться с его благословения хоть в Ирландию, хоть к черту, но напоминание о Куинне и его ирландской затее бросило Джейми Фрейзера в дрожь.

Внезапно Пардлоу скомкал бумагу в комок и швырнул ее в стену, как мячик, с возгласом на греческом языке.

– И какое это имеет отношение к Сиверли? – требовательно спросил он, глядя на Джейми.

– Сиверли, – повторил тот, пораженный, – Джеральд Сиверли? – он был готов откусить себе язык, заметив, как меняется лицо герцога.

– Вы знаете его, – сказал Пардлоу. Он говорил тихо, словно охотник, боящийся спугнуть дичь.

Не было смысла отрицать. Джейми пожал плечами.

– Я знал когда-то человека с таким именем. Ну и что?

Герцог откинулся назад, глядя на Джейми.

– И что, в самом деле? Будете ли вы так любезны рассказать мне, при каких обстоятельствах познакомились с Джеральдом Сиверли?

Джейми прикинул, отвечать ему или нет. Он ничем не был обязан Сиверли, и, скорее всего, не мог навредить ему, учитывая, что он понятия не имел, зачем Пардлоу вызвал его сюда. Возможно, ему придется быть невежливым, но не сейчас. Кроме того, герцог накормил его. Как бы подтверждая эту мысль, герцог полез в шкаф и достал пузатую бутылку коричневого стекла и пару истертых оловянных стаканов.

– Это не взятка, – пробормотал он, поставив их на стол с мимолетной улыбкой. – Я не могу сохранять самообладание без этого напитка, когда говорю о Сиверли.

Вспомнив эффект вина после длительного воздержания, Джейми собирался отказаться, но услышав запах из откупоренной бутылки, он кивнул, соглашаясь.

– Сиверли, – медленно сказал он, поднимая стакан. – Как же я с ним познакомился?

Ответ пришел так же неожиданно, как и вопрос. Мина Ренни, ныне известная как герцогиня Пардлоу. Он отмел в сторону эту мысль, медленно вдыхая терпкий запах.

– Его считали ирландцем, потому что у него была земля в Ирландии и, по-моему, его мать была ирландкой. Он был другом О'Салливана, который позднее стал интендантом у… Чарльза Стюарта.

Пардлоу быстро взглянул на Джейми, заметив, как он запнулся, чуть не сказав «Принца Чарльза», но кивнул, ожидая продолжения.

– Якобитские связи, – заметил герцог. – Но сам не якобит?

Джейми покачал головой и сделал осторожный глоток. Он согрел горло, щупальца тепла распространились по телу, как капля чернил в воде. О, Боже. Может, это стоило путешествия под конвоем. С другой стороны…

– В Париже он жуировал. Довольно часто обедал за столом Стюарта, я видел его у принца вместе с О' Салливаном или другими ирландскими друзьями. Я познакомился с ним в доме Джорджа Мюррея, но он так же бывал у Мара и у Туллибардина. – его уколола мысль о веселом маленьком графе Туллибардине, который, как и его собственный дед, после восстания был казнен на Тауэр-хилл. Он поднял свой стакан в молчаливом приветствии и выпил на него. – А потом он исчез. Испугался, передумал, увидел, что прибыли ему эта затея не принесет, Бог весть почему. Он был с Чарльзом Стюартом до Гленфиннана, не дольше.

Джейми сделал еще один глоток. Ему было не по себе, воспоминания казались слишком яркими. Он чувствовал присутствие Клэр совсем рядом, у своего локтя, но боялся повернуть голову и посмотреть.

– Не увидел прибыли, – повторил герцог. – Да, осмелюсь сказать, не увидел. – Его голос был пронизан горечью. Он сидел, мгновение глядя в стакан, потом быстрым движением опрокинул его содержимое себе в горло, шумно проглотил, поставил стакан и потянулся к пачке бумаг.

– Прочитайте это. Если вас не затруднит, – добавил он, вспомнив о вежливости.

Джейми смотрел на бумаги с неясным ощущением тревоги. Но опять же, кроме его собственного нежелания, не нашлось причин для отказа, он взял несколько верхних листов и начал читать.

Казалось, герцог не находит комфортным сидеть на одном месте. Он дернулся, закашлялся, встал и зажег свечу, снова сел…начал кашлять тяжелее. Джейми вздохнул, стараясь сосредоточиться.

Как оказалось, Сиверли сделал большую часть своей карьеры в Канаде. Сначала Джейми одобрял принципы автора донесений и восхищался его красноречивым стремлением к справедливости, но не испытывал гнева. Когда он дошел до описаний разграбления деревень и террора в отношении местных жителей, его глаза налились кровью. Сиверли был злодеем, но все здесь описываемое не было результатом его личной злой воли. Это был путь Короны. Способ борьбы с сопротивлением туземцев. Грабеж, насилие, убийство и… огонь.

Так поступал Камберленд во время «чистки» нагорья после Куллодена. То же самое делал Джеймс Вольф в Канаде, чтобы лишить Цитадель поддержки из сельской местности. Угонял скот, убивал мужчин, сжигал дома… и оставлял женщин и детей умирать от голода и холода.

Господи, храни ее в безопасности, подумал он, закрыв на мгновение глаза. Ее и дитя.

Он оторвался от бумаг. Герцог, все еще кашляя, достал трубку и набивал ее табаком. Лорд Мелтон командовал полком при Куллодене. Возможно, этот человек, сидящий перед ним, и его солдаты принимали участие в «чистке».

«Нет старой вражды», сказал он. Джейми выругался себе под нос по-ирландски и продолжил читать, хотя заметил, что ему все еще трудно сосредоточиться.

Кровяное давление, так Клэр называла это. Сердце сокращалось и с силой выталкивало кровь в тело. Когда сердце слабеет и кровь не достигает мозга, происходит потеря сознания, говорила она. А когда оно бьется сильно в тисках страха или страсти, человек чувствует пульсацию крови в висках и жар в груди, готовясь к любви или сражению.

Его собственное кровяное давление взлетело, как ракета, хотя он не собирался спать с Пардлоу.

Герцог взял лучину с фаянсового блюдца, подержал в пламени свечи и зажег свою трубку. Он подошел к окну, и аромат влажной от дождя листвы, струящийся из полуоткрытого окна, смешивался с мускусным сладковатым запахом табака. Чисто выбритые щеки Пардлоу глубоко западали, когда он втягивал дым, орбиты глаз были затенены, свет ярко освещал лоб и нос. Он был похож на череп. Внезапно Джейми отложил бумаги.

– Что вы хотите от меня? – потребовал он.

Пардлоу вынул трубку изо рта и медленно выдохнул струйку дыма.

– Я хочу, чтобы вы перевели ирландское стихотворение. И рассказали мне все, что знаете о Джеральде Сиверли, его окружении и связях. Кроме того… – трубка была готова погаснуть и герцог глубоко затянулся.

– И вы думаете, я сделаю это для вас?

Пардлоу повернулся к нему, дым струился из его губ.

– Да, сделаете. Почему нет? – Он поднял средний палец. – Я буду считать это долгом, подлежащим выплате.

– Уберите ваш чертов палец, пока я не засунул его вам в зад.

Рот герцога дернулся, но он молча опустил палец.

– Я так же хотел посмотреть, можете ли вы оказать нам помощь в привлечении майора Сиверли к ответственности. Я думаю, можете. Я хочу добиться справедливости.

Справедливость. Джейми вздохнул и просчитал про себя до пяти, чтобы удержаться от поспешного ответа.

– Какую помощь.

Герцог задумчиво выпустил облако дыма, и Джейми внезапно понял, что это был за запах. Это не был табак, герцог курил коноплю. Он слышал его раньше раз или два; парижский врач назначил коноплю одному из его знакомых, который страдал болезнью легких. Был ли герцог болен? Джейми не смотрел на него. Он ему не сочувствовал.

– Сиверли взял отпуск в полку и исчез. Мы считаем, он отправился в свое поместье в Ирландии. Я хочу, чтобы его разыскали и привезли. – Голос Пардлоу был спокоен, как и его взгляд. – Мой брат отправляется в Ирландию с этой миссией, он нуждается в помощи. Он…