Текст книги "Венец рабов"
Автор книги: Дэвид Марк Вебер
Соавторы: Эрик Флинт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 41 страниц)
Глава 41
Антон Зилвицкий появился на «Фелисии» без каких-либо фанфар и без какого бы то ни было предварительного предупреждения. Он собирался так поступить в любом случае, но главной причиной скрытности был человек, сидевший у него за спиной на санях, везших их с «Цены греха».
Возможно, правильнее было бы сказать не "сидевший", а пристёгнутый, и очень надёжно. Антон, ещё с тех лет когда работал на верфи мантикорского Флота, имел квалификацию эксперта высшей категории практически со всеми видами вакуумного снаряжения, от мягких скафандров до применявшихся на верфях автономных, модульных жестких. И в результате чувствовал себя вполне комфортно и удобно.
Другое дело Джереми Экс. Самый скандально известный в галактике террорист – или "борец за свободу", выбирайте сами – вполне мог считаться и лучшим пистолеро галактики. Но то, что он знал о работе в открытом космосе, могло уместиться внутри булавочной головки.
Это было бы справедливо при любых обстоятельствах. В нынешних же, восседая на минималистских вакуумных санях, оснащенных только реактивным двигателем и выбранных в качестве средства передвижения в первую очередь потому, что они были столь малы – и просты – что их невозможно было засечь, разве только используя весьма качественные сенсоры военного образца с весьма короткого расстояния, он заметно нервничал. Учитывая, что Джереми как правило отличался "стальными нервами", Антон находил ситуацию довольно-таки забавной.
– Где только они откопали эту рухлядь? – расслышал его бормотание Антон. – В магазине игрушек?
Антон расплылся в улыбке, благо Джереми не мог видеть выражение его лица, поскольку сидел позади. А то бы его это обозлило. Ему и так сильно не по вкусу будет обнаружить, что Антон слышал его бурчание. Недостаток опыта Джереми в том, что касалось нахождения в открытом космосе, распространялся и на применяемое при этом оборудование связи. По всей видимости, глава Баллрум не догадывался, что хоть мощность их коммуникаторов и была ограничена уровнем, исключавшем дальнюю связь – по соображениям секретности – это не означало, что они полностью отключены. Поскольку для обеспечения безопасности пассажиров саней в случае аварийной ситуации было гораздо лучше оставить им возможность переговариваться, коммуникаторы сохраняли возможность поддерживать связь на коротком расстоянии.
– Вообще-то, – сказал он, ради седока с готовностью лицемерно клевеща на стандартные вакуумные сани, – полагаю, эти самодельные сани по большей части действительно собраны из того, что нашлось в магазинах игрушек станции. Рама, похоже, сделана из запасных водопроводных труб – неметаллических, разумеется – но сёдла и рули взяты от детских трёхколесных велосипедов. Практически в этом уверен.
Антон опустил взгляд на потёртый маленький рогатый руль, которого едва касались затянутые в перчатку скафандра пальцы его правой руки. Тот действительно выглядел словно деталь детского велосипеда, которую, спохватившись, приклеили к хлипко выглядящим (но невероятно лёгким и прочным) композитным трубам, из которых состоял основной каркас саней.
– По сути дела, – добавил он, – всё это выглядит очень похоже на детскую модель – "ВакуГлайд", кажется так она называлась – которую я купил Хелен лет этак четырнадцать назад.
Антон услышал, что Джереми издал полузадушенный всхлип. Его улыбка стала шире, и он с воодушевлением продолжил.
– О, да. Конечно, нет смысла использовать что-то более солидное. Если бы мы были в поле гравитации, или подвергались какому бы то ни было заметному ускорению, дело другое. Но здесь и сейчас главной заботой является наличие саней, которые могут перевозить людей туда и обратно не будучи обнаруженными. Что, разумеется, необходимо для поддержания маскарада. Трудно будет убедить галактику, что моя дочь – простите, "принцесса" – продолжает пребывать в жутком заточении, если станет известно, что по входящему и исходящему трафику "Фелисия" напоминает небольшой космопорт.
И с ещё большим воодушевлением добавил:
– О, да, это вполне разумно. Приятно видеть, разнообразия ради, что кто-то нормально соображает. Разумеется, я признаю, что транспорт получился хрупкий. – Он оглянулся на заднюю часть саней. – Двигатель, ха! Эта штука сзади всего лишь аэрозольный баллончик с манией величия. С другой стороны, нам не нужно ничего настолько большого или настолько мощного, чтобы отражённый сигнал радара оказался слишком силён, так ведь?
Антон видел сидевшую впереди них обоих, у самого переднего края саней, мантикорскую рядовую со "Стального кулака", выполнявшую функцию пилота. Плечи женщины слегка подрагивали от сдерживаемого смеха, вызванного полётом фантазии Антона.
Джереми повернул голову в шлёме, чтобы оказаться лицом к Антону. Движение было очень осторожным, словно он боялся, что даже движение головы может выбросить его из саней.
– Мне не смешно, капитан Зилвицкий.
– Бог мой, какое величавое заявление… хотя мне кажется, что прозвучать должно было "нам не смешно". Ну, знаете, во множественном числе по-королевски. – Антон прищелкнул языком. – Удивительно, на самом-то деле, слышать такое от столь неистового эгалитариста.
Джереми хотел было что-то вспыльчиво ответить, но Антон, видевший теперь его лицо через остекление шлема, видел, как он проглотил этот ответ. Затем к Джереми вернулось его обычное проказливое чувство юмора.
– Не буду спорить, учитывая какую роль сыграла ваша дочь в этой безумной затее. Но будет интересно посмотреть, сохраните ли вы чувство юмора, когда головизионщики сорвутся с цепи. А так и будет, вы же знаете, как только новости просочатся. О, да. Капитан Зилвицкий, Гроза Космических Путей. Прямо-таки вижу этот заголовок на каждом экране в радиусе пятисот световых лет. Через месяц – максимум, через два – ваше лицо будет самым узнаваемым в освоенной галактике. – Джереми чуть ли не проворковал: – Постарайтесь улыбнуться камерам, капитан.
Антон нахмурился и напомнил себе, не в первый уже раз, что подкалывать Джереми Экса было рискованным занятием. Язык у него был не менее быстр и меток, чем пистолет.
Однако к этому моменту они уже почти добрались до "Фелисии", и Антон отодвинул подальше мрачные прогнозы насчет перспектив своей лелеемой анонимности. Теперь все его мысли были о дочери.
В первый момент, когда на Курящей Лягушке Джереми Экс и его товарищ Дональд передали ему новости, он был в бешенстве. В одно мгновение пропало всё самодовольство Антона по поводу успешного завершения его маленькой вылазки. (О, да, она была весьма успешной. Не меньше сотни раз с тех пор Антон с немалым удовольствием представлял себе, как уничтожает Джорджию Юнг при помощи той информации о ней, которую он раскопал на Курящей Лягушке. Точнее сказать – полностью её стирает из политических раскладов Звёздного Королевства).
Но гнев долго не протянул. Прежде чем Дональд Экс, прибывший с новостями на курьерском судне, добрался до середины объяснения, Антон осознал истину. Да, верно, он всё ещё мог попенять своей дочери за некоторую опрометчивость визита на "Цену греха". Но Антон прекрасно понимал, что маньяк вроде Темплтона просто нанёс бы удар в другом месте. Если кого и следовало винить, то самого Антона, а не Берри. Он вроде бы должен быть супершпионом, не она. А значит, именно он должен был обнаружить, что по Эревону рыщут масадцы – в каковом случае он вообще ни за что бы не помчался в Сектор Майя.
Но всё это было маханием кулаками после драки, а Антону Зилвицкому никогда не был свойственен бессмысленный поиск виновных. Даже бессмысленное самообвинение, тем более переваливание вины на кого-то другого. Что имело значение – единственное, что имело значение – так это проявленные в результате отвага и решимость его дочери. А они были достаточно велики, чтобы даже такие непреклонные революционеры как Джереми и Дональд неприкрыто относились к ним с чем-то приближающимся к благоговению.
Если на то пошло, также к ним отнёсся и сам Антон. Ему было очевидно, что беспризорница, которую он спас годы назад на Земле, стала…
Сложно сказать, кем она стала. Но определённо уже не беспризорницей.
***
– Добро пожаловать, – сказал распоряжавшийся в стыковочном отсеке бывший раб, когда Антон и Джереми вплыли по трубе в зону внутренней гравитации «Фелисии», и указал в сторону ещё одного бывшего раба, стоящего в стороне и улыбавшегося. – Эдуард отведёт вас к принцессе. Полагаю, именно её вы захотите увидеть в первую очередь, капитан Зилвицкий.
Среди прочего Антону сказали и то, что бывшие рабы на "Фелисии" были осведомлены о подлинной личности девочек. Он закончил снимать шлём и помотал головой.
– Вообще-то нет. Первым делом я хотел бы видеть свою дочь.
Оба бывших раба выглядели сбитыми с толку.
– Да, разумеется, – произнёс тот, кого назвали Эдуардом. – Именно поэтому я и собираюсь отвести вас к ней. К принцессе.
Затем, поняв, Эдуард усмехнулся.
– А, понятно. Разница в восприятии. Под "принцессой" вы понимаете настоящую. В том смысле, как это понимают в галактике. Но вы теперь среди нас, капитан, а у нас собственное отношение к таким вещам. Прошу следовать за мной. Берри не знает о вашем прибытии, так что она до сих пор в зале аудиенций.
Антон, качая головой, пошёл за ним. Принцесса. Зал аудиенций. Он пытался понять, что тут к чему.
Сразу за Антоном шёл едва сдерживающий смех Джереми.
– Не забывайте, капитан! Демонстрировать жизнерадостность! О, да, просто вижу это. По всем головизорам. Капитан Зилвицкий, Бич Космических Путей… а теперь! Встречайте его дочь! Принцессу Берри, Ту, Что Заставляет Работорговцев Выть! Только постарайтесь убедиться, что на ней пристойный наряд. Я всегда считал, что едва прикрытые лоскутками размахивающие мечом принцессы из фэнтези выглядят довольно нелепо. А вы?
***
Так называемый «зал аудиенций», похоже, когда-то был большой столовой. Но войдя в него и осмотревшись в течение нескольких секунд, Антон понял необычную терминологию.
Берри сидела в кресле возле одной из стен. Её окружали люди, кто-то тоже сидя в креслах, кто-то стоя, и со всеми ними она вела что-то вроде дружеской беседы. Антон не мог слышать слова, но это ему и не было нужно. Он много лет знал Берри, и ему за всю жизнь редко встречались люди, способные вести беседу столь же легко и непринуждённо. Добродушное подшучивание, дружелюбие, совет, подбадривание… и, прежде всего прочего, великолепная способность девочки слушать. Беседа с Берри была подлинным наслаждением.
Что до остального…
Да, теперь он это видел. Что до "зала аудиенций", то помещение ничуть не было похоже ни на один из прочих существующих в галактике королевских залов для аудиенций. Оставляя даже в стороне тот факт, что кресло Берри не стояло на возвышении и не было хоть сколько-то больше или роскошнее любого другого, она вела себя слишком уж скромно и естественно. Но не составляло труда – совершенно не составляло – понять, насколько близко к сердцу приняли её бывшие рабы за те две недели, что прошли после того как она появилась на "Фелисии" и спасла их всех.
У Антона не было такого энциклопедического знания истории, как у Веба Дю Гавела, но он знал более чем достаточно, чтобы распознать стандартную схему. Это не было первым случаем, когда презираемые и отверженные люди, найдя себе блистательного защитника, принимали его – или её – как своих. Если Берри и не была настоящей принцессой, она была достаточно к этому близка. Достаточно близка, в конце концов, чтобы составлять одной из них компанию и выдавать себя за неё – не говоря уже о том, что она была приёмной дочерью Антона Зилвицкого и Кэтрин Монтень. Да, Кэти отказалась от титула, но для бывших рабов это было безразлично. Для них она всегда была и навсегда останется графиней – богатой, могущественной аристократкой, сделавшей их дело своим собственным. Посвятившей себя освобождению отверженных, униженных, забытых жертв галактики не потому, что была вынуждена, но потому, что решила так. И предоставившей этим самым жертвам и "террористам", сражавшимся за них, свою безграничную поддержку. Делая это столь долго и столь неистово, что её не смутило даже изгнание и добровольный отказ от титула, когда это потребовалось для её дела. Её приёмную дочь уже только поэтому ожидал тёплый приём среди этих людей, даже если бы она не сыграла основную роль в их спасении. Если же всё это совместить…
Тут взгляд его упал на Веба Дю Гавела, сидевшего чуть поодаль. Веб не участвовал в разговоре, он лишь наблюдал. И на лице его была весьма самодовольная улыбка.
Как у Антона и бывало, когда он какое-то время обдумывал некий вопрос, словно озарённый вспышкой молнии он понял, что замышляет Дю Гавел. И даже вспомнил термин, использованный им однажды при описании такой стратегии. Дю Гавел назвал это "вариантом Бернадота".
– Я убью его, – прорычал Зилвицкий. – В. Е. Б. Дю Гавел, я из тебя котлету сделаю. Нет. Скормлю собакам. Нет. Я даже собак не стану кормить…
Джереми к этому моменту стоял рядом с Антоном. И слегка нахмурился.
– Отчего такая внезапная враждебность, капитан? Я-то думал, что профессор Дю Гавел ближе вам по духу, чем я… а вы никогда не угрожали пустить меня на фарш.
Антон стиснул зубы и бросил короткий взгляд на лидера Одюбон Баллрум. Затем сумел выдавить смешок.
"Готовьтесь, Джереми. Вас ожидает потрясение".
***
Дю Гавел не терял времени даром. Два часа спустя, когда празднество в честь прибытия знаменитого Джереми Экса и чуть ли не столь же знаменитого капитана Зилвицкого было в полном разгаре, профессор отвёл их двоих в сторонку.
– Нам надо поговорить. Сейчас. Прийти к необходимым соглашениям, пока обстановка максимально доброжелательна.
Джереми кивнул.
– Согласен, профессор. В вашей каюте?
Дю Гавел мотнул головой.
– Нет, думаю лучше в каюте принцесс. В присутствии их обеих.
Джереми вопросительно поднял бровь. Затем пожал плечами.
– Никаких проблем с моей стороны. Что я скажу в частной беседе не будет отличаться то того, что я скажу на публике.
На то, чтобы найти Берри и Руфь и собраться в их каюте ушло несколько минут. Затем, когда все за исключением оставшегося стоять лидера Баллрум расселись, Джереми открыл дискуссию. Переговоры, если называть это правильно.
– Что бы мы с вами ни решили здесь, профессор Дю Гавел, это должно быть подтверждено голосованием после освобождения. Это само собой разумеется. Но я не предвижу никаких проблем, если нам с вами удастся договориться. Так что начну я с выдвижения первых двух условий.
– Первое. Вы будете первым главой нашей новой звёздной нации. Вы – единственный, кто может придать нам необходимую легитимность. Кроме вас только я пользуюсь достаточным авторитетом среди наших людей, а я слишком скандально прославлен. Пока что давайте называть ваш пост президентским.
– Второе. Не будет каких бы то ни было ограничений на действия или акции Одюбон Баллрум. Я готов обсуждать с вами тактику – и буду соблюдать любые достигнутые договорённости – но не будет никаких надуманных ограничений. Никаких.
Веб склонил голову.
– Не возражаю против второго положения, Джереми, при условии, что вы примете моё. Вы займёте пост в моём кабинете. Конкретнее, станете военным министром. И я настаиваю, чтобы этот пост назывался именно так. Никакой глупой чуши насчёт "министра обороны". Мы находимся в состоянии войны с "Рабсилой" и Мезой, и не будем этого скрывать – и я не могу придумать лучшего способа ясно это показать, чем вашим назначением на этот пост.
Джереми слегка улыбнулся.
– Вы довольно необычный "консерватор", профессор, уж простите мне такие слова.
– Я вообще не "консерватор", – возразил Веб, – в том смысле, как это понимает большинство людей. Разве только в самом широком смысле – что восходит аж к Эдмунду Бёрку – в смысле признания общества аналогом организма, а не машины. И того, что тем самым изменение законов и обычаев следует воспринимать как терапию – или, иногда, хирургию – а не просто как вопрос замены деталей двигателя. – Его обычно приятное лицо было практически искажено гневом. – Что не мешает мне прибегнуть к хирургическому вмешательству, когда в этом есть необходимость.
Джереми какое-то время его рассматривал.
– А ещё вы проницательный человек. Что, само по себе, мне подходит. Вы предполагаете, что если я стану военным министром, мне придётся оставить прежнюю тактику.
– Я не "предполагаю" это, Джереми. Я буду настаивать на этом. – Дю Гавел заговорил чуть быстрее, стараясь предотвратить столкновение. – Я не порицаю то, что вы делали в прошлом. Никогда этого не делал – во всяком случае публично – и не стану делать этого здесь и сейчас. Но, скажу вам, тактика должна измениться. Был или нет эффективен индивидуальный террор и прочие столь же драматические вещи в качестве тактики стоящей вне закона группы можно дискутировать до наступления тепловой смерти вселенной. Но это совершенно неэффективно в качестве тактики независимой звёздной нации. Хуже чем неэффективно. Причины этого в том…
Джереми взмахнул рукой.
– Оставьте лекцию, профессор. Я не буду спорить, поскольку в любом случае с вами согласен. Насчет будущего, если и не насчёт прошлого, – его челюсти на мгновение сжались. – То есть согласен до тех пор, пока вы понимаете, что я буду вести войну. Не вполне пока уверен как именно – да, да, я отказываюсь от удовольствия время от времени подстрелить одну из этих свиней – но я буду это делать. Войну не на жизнь, а на смерть, пока генетическое рабство не будет стёрто с лица вселенной.
Дю Гавел откинулся в кресле, широко улыбнулся, и указал на стоящее рядом с ним пустое кресло.
– Разумеется, господин военный министр. Ваш пре… э-э, глава правительства предоставит вам в этом свою полную поддержку. Обещаю вам это. Скажу даже более определённо. В этой войне не будет ничего "тайного". Я предлагаю первым же актом нового правительства новой звёздной нации сделать формальное и официальное объявление войны планете Меза. К чёрту ограничения неофициальной борьбы с корпорацией "Рабсила". Вся планета Меза является нашим смертельным врагом – так давайте заявим об этом перед всей человеческой расой.
Джереми улыбнулся очень злой улыбкой, затем подошёл, пожал руку Дю Гавела, и с грацией акробата рухнул в пустующее кресло.
– Восхитительно! Профессор Дю Гавел, я верю, что это начало долгой дружбы.
Теперь, когда он вернулся к своей обычной проказливости, мыслительные процессы Джереми также вернулись к их нормальной скорости.
– Но что за мямленье насчёт президентства? Вы же не хотите тут в скромность поиграть?
Дю Гавел откашлялся и нервно взглянул на Антона.
– Так уж вышло, что я предпочитаю пост премьер-министра, и чтобы меня считали "главой правительства", а не "главой государства". Дело тут в следующем…
Он сделал паузу, бросив быстрый взгляд на Руфь. Та ответила явным выражением поддержки – взглядом, который фактически можно было назвать заговорщицким.
"Так, – подумал Антон. – Она тоже в этом замешана. Вероломная девчушка. Насколько злей укусов змей детей неблагодарность!"
Он перевёл взгляд на Берри. На лице его дочери не было написано ничего, кроме интереса к дискуссии. Было достаточно очевидно, что сама Берри совершенно не представляла, что замыслил профессор.
Следующие несколько минут Дю Гавел посвятил объяснению. Задолго до того, как он закончил, Берри сидела с открытым ртом, парализованная удивлением.
Хотя бы это удовлетворение Антон получил. По крайней мере его собственная дочь не пыталась им манипулировать.
Джереми явно был почти так же потрясён, как и Берри. Единственный раз, когда Антону удалось наблюдать этого человека не находящим слов.
Что, увы, означало, что была его очередь говорить. Антон глубоко вздохнул и с грустью попрощался с радостями отцовства. Затем заговорил, настолько ровным тоном, насколько смог.
– Это исключительно твоё решение, Берри. Чего бы ни стоил мой совет, вот он. Во-первых, в этой роли тебе зачастую придётся трудно. Она определённо будет опасной, и… – его низкий голос осип. – И есть изрядная вероятность, что эта роль тебя убъёт. Возможно в весьма раннем возрасте.
Звук голоса отца вывел Берри из паралича. Она наконец-то закрыла рот.
– Что будет во-вторых?
– Во-вторых будет то, что профессор Дю Гавел прав. В обоих отношениях. Это чертовски хорошая идея… и, как и он, я не представляю кто бы мог быть в этой роли лучше тебя.
С некоторым усилием он сумел удержаться от того, чтобы произнести следующую фразу вслух: "Но это последнее во всём свете, чем бы я хотел, чтобы ты занялась!"
Джереми уставился на него.
– Полоумный! Ну, полагаю, от вас мне следовало этого ожидать. Лоялисты короны. Идиоты. – Он перевёл изумлённый взгляд на Дю Гавела. – Но от вас…
Веб улыбнулся.
– Я не лоялист, Джереми. Кстати, и капитану Зилвицкому этот ярлык не так уж хорошо подходит. Во всяком случае сейчас. Но это потому, что "лоялизм" делает из монархии фетиш. У наследственной монархии есть достоинства и недостатки – и, рассматривая историю в целом, недостатки обычно перевешивают. Вообще-то даже с изрядным отрывом. Но практически такой же ошибкой было бы делать фетиш и из республиканизма. Бывает такое место и время, где и когда на передний план выходят достоинства наследственной монархии. И здесь и сейчас одно из них.
Джереми хотел было возразить, но Руфь Винтон его перебила.
– Он прав, мистер Экс… э-э…
Джереми поморщился.
– "Мистер Экс" звучит смехотворно. Зовите меня Джереми, если изволите.
Руфь нервно ему улыбнулась.
– О'кей. Пожалуйста зовите меня Руфью. Я тоже не очень люблю формализм, – и торопливо продолжила: – Но это не удивительно, поскольку мы с вами очень похожи. О, да, так и есть! Не во всех отношениях, конечно. Я чертовски плохо стреляю, и не могу вообразить себя настолько безжалостной как вы. Ну, может быть. Иногда. Но всё равно…
Она тоже, похоже, не находила слов. Что для Руфи, как и для Джереми, было совершенно нехарактерно.
Естественно, долго это не продлилось.
– Что я имею в виду, это что мы оба вроде как, ну, импульсивные. Легко возбудимые. Нервные. Очень одарённые тоже – простите, ложная скромность мне тоже плохо даётся. Но дело в том…
Следующие слова прозвучали чуть ли не воплем.
– Она вас успокоит, Джереми! Так и будет. Вот почему мне так нравится быть в обществе Берри. Ну, это одна из причин. Она хорошо на меня влияет. Вроде как, ну, не знаю… те стержни, которые использовались в старомодных ядерных реакторах, чтобы не дать цепной реакции выйти из-под контроля.
Своё слово вставил Дю Гавел.
– Так уж вышло, Джереми, что это весьма хорошая аналогия – и я могу её продемонстрировать в уравнениях политической динамики. – Прежде чем во взгляде Джереми сгустилась подозрительность, Веб взмахнул рукой. – Но как аналогия это может быть даже лучше. Правда в том – только не говорите моим коллегам, что я такое сказал – что эти причудливые уравнения не настолько хороши, как представляются. Политика до сих пор больше искусство, чем наука, что бы там кто ни утверждал.
Джереми явно всё равно не поддавался убеждению. Дю Гавел испробовал другой подход.
– Предскажу нам вот что, Джереми. Поначалу наше новое правительство будет восхитительным "правительством национального единства". Это продлится не более нескольких лет. Достаточно скоро – это всегда случается – в нашей новой нации появятся политические фракции. И это будет самый опасный момент. Точнее, период. Те годы, когда фракции уже сформируются, но ещё не пройдёт время, необходимое для выработки собственных традиций удержания фракционализма на цепи и под контролем. Берри Зилвицкая – королева Берри из дома Зилвицких – подарит нам это время. Она будет нашим якорем – или стабилизатором – когда в этом будет самая большая нужда.
Веб провел пальцами по волосам и перевёл взгляд с Джереми на Берри и обратно.
– Позвольте изложить это вот в каком виде, Джереми. Настанет день – я в этом уверен – когда наше нынешнее единство рухнет. Мы с вами окажемся в политической оппозиции друг к другу, и возможно в довольно острой оппозиции. В какой-то момент по ходу этого настанет день – я опять-таки в этом уверен – когда вы начнёте задумываться об использовании силы оружия для разрешения разногласий. Или, если не начнёте вы, вас будут подталкивать к этому ваши сторонники. Те же процессы, разумеется, будут происходить и в моём лагере. Но по предельно очевидным для нас обоих причинам перевес в грубой силе всегда будет на вашей стороне, – и он с кривой улыбкой пояснил: – За меня будет большинство старых пердунов и профессоров, а за вас – большинство опытных бойцов и молодых сорвиголов.
Джереми хихикнул и кивнул.
– Продолжайте.
– Естественно, вам достаточно легко будет обдумывать моё свержение – или подавление, если выйдет так, что в тот момент кормило власти будет в руках у вас, а не у меня. К тому времени я и сам стану для вас надоедливым старым пердуном. Типом, который чертовски хорошо будет смотреться с дыркой от пульсерного дротика в голове. – Тут Веб со всем драматизмом ткнул пальцем в сторону Берри. – Но насколько легко для вас будет задуматься о том, чтобы убить её?
– И учтите риски, – прорычал Антон, глядя на Джерими сузившимися практически до состояния щёлок глазами. – Вы не единственный человек в галактике, который знает, как организовать убийство.
Он ожидал от Джереми ответного угрожающего взгляда. Того самого безжизненного, неумолимого взгляда, каким Джереми однажды смотрел на него на Земле. Но Джереми его удивил, и не в первый раз.
Да, глава Одюбон Баллрум был наверное самым хладнокровным убийцей галактики. Но создан и выращен он был "Рабсилой" для того, чтобы стать чем-то вроде дворцового шута – и в этом, если больше и ни в чём ином, планы "Рабсилы" не пошли наперекосяк.
Глаза Джереми расширились, губы изобразили идеальное "О" удивления и потрясения. А затем, словно пружиной выброшенный из своего кресла, он рухнул на одно колено перед Берри. Одну руку вытянув к девочке, словно умоляя о милосердии, а второй театрально размахивая.
– Ваше величество! Не слушайте эти подлые наветы! Обвиняет меня профессор, академик, педант и учёный – другими словами, негодяй и мерзавец! Всё это ложь и злословие! Клянусь в том своей честью!
Берри расхохоталась. Мгновение спустя к ней присоединились и все остальные.
Джереми гибко поднялся с колена, улыбаясь. Но он ещё не закончил. Теперь он полностью вошёл в роль шута и – Антону случалось видеть это раньше – действовал не просто рисуясь, а странным образом сочетая шутовство и проницательность, что было его фирменным знаком.
– Хорошо, профессор. Я согласен. Но! – он ликующе пританцовывал. – О, да – но! Полумер не будет! Я этого не потерплю! Если у рабов будет монарх, то я настаиваю, чтобы монархом рабов она и была! Иными словами, нам требуется пассивность, это само собой, но также и пронырливость. Я требую, чтобы королева не хуже прочих умела тырить сладости из буфета!
На мгновение он наклонился к Берри и обвёл её взглядом сузившихся глаз, наполовину сердитым, наполовину оценивающим. Затем выпрямился с видом удовлетворения тем, что увидел.
– Заметьте, она хорошо начинает. О, воистину очень хорошо. Плутовка из земных катакомб, мышкой шнырявшая по подземелью. Хороший знак – я буду вынужден настаивать, чтобы в гербе Дома был грызун.
– Идёт! – воскликнула Берри, хлопая в ладоши. – Но это должна быть милая маленькая мышка. Никаких больших и гадких крыс. Ненавижу крыс – и говорю это по опыту.
– Пожалуйста. Значит мышь. – Джереми выкинул очередной трюк, начав поглаживать свое генетическим образом лишённое волос лицо так, словно он старец, поглаживающий бороду мудреца. – С пронырливостью разобрались. Ещё нам понадобится каприз. Хм… есть!
На этот раз мишенью взгляда Джереми стал Дю Гавел.
– Боюсь, профессор, на этот раз я вынужден буду настаивать, чтобы у королевы оставалось право поступать по своей прихоти. К чёрту ваши уравнения! Никаких чопорных конституционных монархий для рабов! Будь я проклят, если соглашусь! Я хочу монарха, который может показать зубы!
Прежде чем Дю Гавел успел возразить, Джереми махнул рукой. Жест этот, разумеется, был театральным.
– Нет-нет, ничего несообразного. Правящие королевы обычно всё же все зануды. А царицы ещё хуже. Куда лучше оставить правительство в руках политиканов, которые, по крайней мере, будут развлекать народ своим плутовством. Но я буду настаивать, чтобы у королевы было право раз в год казнить одного человека по своей прихоти, просто для того, чтобы политиканы не расслаблялись. Раз в стандартный год, имейте в виду, нечего лениться – насколько я понимаю, на Конго год почти три стандартных длиной.
Берри скривилась. Джереми посмотрел на неё, продолжая поглаживать свою несуществующую бороду, и с сожалением пожал плечами.
– Ну, полагаю не пройдёт. Увы, мягкосердечная королева. Жаль. Екатерина Великая была куда как ярче. Что ж, ладно – компромисс! Королева получит право раз в год изгнать одного человека из королевства! Никаких дебатов, никаких возражений, никакой апелляции. Пошёл прочь, болван! Ты надоел Её величеству! Или – что хуже! – ты заставил её скучать.
Берри хихикнула. То же сделал и Веб.
– Осторожнее, Джереми, – предупредил он. – Она, знаешь ли, может изгнать тебя.
– Я готов рискнуть, – с самодовольством ответил Джереми. – Весёлая юная девчушка? Куда вероятнее, что она изгонит надоедливого старого пердуна-профессора, продолжающего талдычить ей "не делай того, не делай этого". В то время как я – энергичный и забавный парень.
Дю Гавел выглядел слегка ошарашенным. Антон рассмеялся.
– А он верно подметил, Веб. И что ещё, Джереми?
Лидер Баллрум продолжал своё нелепое поглаживание "бороды".
– Ну… есть, конечно, вопрос создания вооружённых сил, подчинённых непосредственно короне. Думаю, это будет хорошей идеей. Что-то вроде преторианской гвардии, служащей противовесом нам, кровожадным типам из Баллрум. Нам же, естественно, придётся сформировать ядро будущей армии.
Веб нахмурился, взвешивая все за и против. Но прежде чем он успел прийти к какому бы то ни было заключению, дело решила Берри.
– Нет, – сказала она. – Ни при каких условиях. Абсолютно нет.
И повернулась к Антону.
– Скажи честно, папа.
– Я буду по тебе скучать, – сказал он, еле выдавливая из себя слова. – Больше, чем можно описать словами. Хотя…
Антон всё ещё осваивался с ситуацией, и тут ему в голову пришла неожиданная мысль.
– Может быть и не настолько, как мы думаем. Мне тут подумалось, что независимая звёздная нация бывших рабов будет идеальным местом для штаб-квартиры – как самый минимум центрального офиса – Антирабовладельческой Лиги. В которой, – он скромно кашлянул, – думаю справедливо будет сказать, что я являюсь организатором силового крыла. Так что, если подумать, возможно мы будем видеться довольно часто.
