Текст книги "Венец рабов"
Автор книги: Дэвид Марк Вебер
Соавторы: Эрик Флинт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)
***
Роскошно просторным оно показалось и кощею, который несколькими секундами спустя выскользнул из трубы и спустился к принцессе. Принцесса была симпатичной и казалась недурно сложенной – тем более, что её модное королевское одеяние было грязно и изодрано, а лицо красно и потно.
Похоть обычно легко овладевала кощеем, так случилось и сейчас. У него будет немного времени, но много и не надо. Ему даже не стоит раздеваться. Он усмехнулся лежащей девушке и расстегнул ширинку. Кощей уже был возбуждён.
Тут, услышав тихий звук позади, он начал оборачиваться. Однако голос девушки заставил его забыть об осторожности, полосуя как распарывающее ткань лезвие.
– Ты хочешь изнасиловать меня этим? Ха! Я похожа на цыплёнка? Удачи тебе, кретин напыщенный! Может быть, ты и разыщешь тут пару щипчиков. Ещё тебе лупа понадобится, причиндал найти.
Ярость овладевала Кощеем ещё легче, чем похоть. Он шагнул вперёд, замахиваясь, чтобы оглушить принцессу.
На его запястье сомкнулись стальные клещи.
– Не выйдет, – прозвучал голос великанши.
Меццо-сопрано, как это ни странно.
Глава 27
Танди собиралась всего лишь прострелить кощею ногу. Но когда она высунулась из вентиляции и увидела, что тот хочет сделать, этот рациональный план отправился куда подальше. Она оставила пульсер в канале и легко и почти бесшумно спрыгнула на пол вентиляционной камеры.
Ей случалось подвергаться изнасилованию, ещё девочкой. Изнасилованию по сути, если и не по форме. И сейчас стоявший перед ней кощей был живым воплощением проведённого в рабстве детства.
***
Как только Берри заметила показавшийся позади кощея силуэт, её быстрый рассудок подсказал ей отвлечь его внимание насмешками. Она собиралась продолжить, но…
Высокая фигура, выросшая позади кощея, втекла в камеру словно воплощённый ужас, и этого было достаточно чтобы лишить дара речи кого угодно. Поняв, что это существо – женщина, Берри ощутила смутное изумление, настолько оно было похоже на демона. Выше кощея, столь же широкое в плечах… существо просто излучало ощущение мощи.
Словно великанша-людоедка, если не считать человеческой одежды. И если…
Великанша схватила кощея за запястье, что-то прошипела – Берри не разобрала слов – и швырнула его на металлический кожух вентиляторов. От силы удара на тонком кожухе образовалась настолько глубокая вмятина, что металл задел лопасти вентилятора. Дальнейшее происходило под аккомпанемент как визга рвущегося металла, так и воплей самого кощея.
"Если не считать, что с моей точки зрения она казалась бы в определённом смысле прекрасной, если бы не настолько искажённое яростью лицо".
Великанша сломала кощею локоть; затем другой. Примерно с той же лёгкостью, с которой человек отрывает куриные крылышки от тушки. Кощей выл от боли. Вой был оборван ударом, сломавшим ему ключицу и отшвырнувшим его на другую стену.
"А прекрасные великанши бывают?"
Великанша, поднимая сжатый кулак, шагнула вперёд, готовая нанести удар, который наверняка был бы смертельным. Размозжил бы кощею череп, или что ещё, смотря куда бы он пришёлся. Великанша явно была мастером рукопашного боя, но мастерство это едва ли было необходимым. Нужно ли великанше владеть приёмами? Кулак сам по себе – хотя Берри видела, что принадлежит он женщине – казался столь же огромным и смертоносным, как булава.
Однако великанша остановила удар. На взгляд Берри – едва-едва. Затем, секунду спустя, она встряхнулась, как вылезшая из воды собака. Избавляясь от гнева, удовлетворённая видом скорчившегося на полу без сознания кощея.
Когда она повернулась и взглянула на Берри, лицо её преобразилось. Горящие глаза поугасли, лицо смягчилось. Пропал румянец ярости со щёк, оставив коже естественный цвет – очень бледный, слегка розоватый, практически как у альбиноса. В сочетании с чертами лица, такой цвет кожи был до некоторой степени экзотикой.
За считанные секунды образ великанши-людоедки исчез. Исчез полностью. Осталась просто крупная женщина. Очень крупная и бесспорно самая сильная из всех, кого Берри когда-либо встречала в своей жизни. И – во всяком случае в данный момент – бесспорно самая прекрасная.
– Чёрт, – сказала Берри. – Спасена прекрасной принцессой. Не будь я гетеросексуальна – потребовала бы поцелуя, – она начала хихикать, слегка истерически. Затем, когда она взглянула на лохмотья, оставшиеся от её одежды, хихиканье стало громче. – К чёрту поцелуй. Была бы ты парнем, я бы сама содрала с себя то, что от этого осталось. Не сомневайся.
Женщина улыбнулась – став от улыбки ещё красивее – и наклонилась, протягивая Берри руку.
– Прости, нам обоим не повезло. У меня есть свои заскоки, но они относятся к мужчинам.
Она с лёгкостью подняла Берри на ноги, и пробормотала:
– К одному конкретному мужчине.
– К кому? – спросила Берри. – Я замолвлю за тебя словечко.
Губы женщины тронула неровная еле заметная улыбка. Она хотела было ответить какой-то колкостью, но остановилась. А затем, к вящему удивлению Берри, её лицо смягчилось ещё сильнее. Берри внезапно осознала, что на самом деле эта женщина не была так уж сильно старше её самой. Той, пожалуй, было около тридцати… и в данный момент она выглядела даже моложе.
– Правда? – тихо переспросила она. – Меня зовут Танди Палэйн. Я лейтенант морской пехоты Лиги и… – теперь она выглядела откровенно застенчивой. – И меня угораздило влюбиться – конкретно влюбиться – в шпиона. И даже не из Лиги. Я понятия не имею, что с этим делать.
– Посмотрим, что можно сделать.
Берри чувствовала себя всё лучше и лучше. К ней часто обращались за помощью, когда кому-то требовалось разобраться с проблемной личной ситуацией. Несмотря на её юность, люди, похоже, испытывали к ней – и к её мнению – некое естественное доверие, и она с удовольствием им помогала.
– Чей он шпион?
– Республики Хевен.
– О, – тут Берри бы отступилась, но проблема её зацепила. – Наверное, придётся держать это в секрете от моего отца, имей в виду. Какую бы помощь я тебе ни оказала. Если он узнает… Антон Зилвицкий терпеть не может хевов практически так же, как работорговцев… ой.
Она внезапно вспомнила, что должна изображать принцессу Руфь. Отцом той был Майкл Винтон.
Ухмылка лейтенанта Палэйн была столь же ослепительна, как и её улыбка.
– Твой секрет уже раскрыт, Берри. Во всяком случае, в определённых кругах.
Вместо облегчения Берри внезапно охватила тревога.
– О, чёрт… забыла. Как там Руфь? Она не…
– С ней всё в порядке. Возможно несколько синяков, но ничего более серьёзного.
Со стороны вентиляционного канала раздался голос.
– Долго ещё будешь трепаться, кайя? Здесь тесно.
Берри повернулась… и замерла. Да, лицо, выглядывавшее из вентиляционного канала принадлежало ещё одной женщине. Но Берри опознала достаточно характерные черты этого самого лица. Она видела их и раньше, прячась в катакомбах Чикаго.
Кощей!
Как-то раз Антон рассказал ей, что украинские биологи, составлявшие оригинальный генотип для так называемой "Последней Войны", были одержимы своей собственной версией фанатичного расизма. Разновидностью панславизма, который по сути своей ничем, кроме шаблона на который они ориентировались, не отличался от нордической одержимости банды Гитлера в предыдущем веке. Так что, помимо всего прочего, они отобрали черты внешности, соответствовавшие их представлению об "идеальном славянском типе". А затем, будучи фанатиками, заложили этот образ в генетический код. Конечным результатом была популяция людей, принадлежность к которой и столетия спустя обычно можно было определить на глаз, если знать на что смотреть.
– Расслабься, – сказала Палэйн. – Она больше не кощей. Она… э-э… амазонка.
Кощей – бывший кощей, как бы то ни было – спрыгнула в камеру почти с той же лёгкостью и грацией, что и Палэйн до того. Амазонка упёрла руки в боки, радостно улыбнулась, взглянув сперва сверху вниз на окровавленного, избитого кощея, потом на Берри.
– Всё в порядке, так? Тогда, кайя, можно мы будем выбираться? Нас всех тошнит от этих жалких каналов.
***
На пути наружу, пока они карабкались по каналам и тащили за собой кощея, Берри – как обычно интересующаяся всем подряд – спросила одну из амазонок, что означает слово «кайя».
Это была Яна. Берри быстро запомнила все их имена, не прикладывая к этому осознанных усилий. У неё был дар сходиться с людьми, а этого просто нельзя добиться, если они остаются для тебя безымянными. Нет ничего грубее, чем обращаться к кому-то "эй, ты". Получив объяснение Яны, Берри его некоторое время переваривала. А затем сказала ей:
– Вам придётся придумать другие способы установления отношений. В смысле с другими людьми. Как бы на то не было похоже – и довольно часто, признаю – люди на самом деле не волки.
– Сложно сказать, в чём разница, – пробурчала Яна. – И вообще, почему эти идиоты не сделали решётки открывающимися изнутри? Но да, я знаю, что ты права. Мы все это знаем. Но… пока что наша кайя – единственный посторонний человек, которому мы доверяем. Для нас было достаточно сложно даже признать, что другие люди вообще на самом деле люди. Так что ещё нам было делать?
Мгновением позже, судя по всему, у лейтенанта Палэйн лопнуло терпение. До Берри по вентиляционному каналу донеслось её рычание.
– К чёрту этих идиотов. Дайте мне немного места. Пусть сами оплачивают ремонт, раз уж слишком глупы, чтобы изначально сконструировать их правильно.
БАМ! За этим последовал дребезг вентиляционной решётки – без сомнения, пребывавшей в гораздо худшей форме – упавшей на пол основного коридора. Берри слегка поёжилась. Она без всякого труда представила себе ногу великанши, сминающую тонкий металл и вырывающую из него болты, словно это булавки.
– Кайя! – с глубоким одобрением фыркнула Яна.
– Сила бывает разной, – тихо произнесла Берри.
Яна снова фыркнула.
– Докажи.
***
– Виктор, я не представляю, где мы находимся. Может даже в трубе Эпсилон.
– Тогда ладно. Просто оставайся на месте, Танди. Мы привели охрану в чувство, и все трубы, до которых вы могли добраться, прочёсывают их команды. Они найдут вас в течение нескольких минут. Разве что вам нужна срочная медицинская помощь?…
– Ничего, что не могло бы подождать. Ссадины у всех, особенно у Берри… э-э, у принцессы. И кощей, разумеется, в отвратительном состоянии. Но от кровопотери он не помрёт, а что до всего остального – кого это волнует? Пусть ублюдок помучается.
– Для публики она всё ещё принцесса, Танди. И объясни это ей самой, ладно? Если ей нужно подтверждение от кого-то ещё – чему вряд ли стоит удивляться, поскольку Мантикора и Хевен формально по прежнему в состоянии войны – я могу дать ей Руфь Винтон, – он бросил быстрый взгляд на стоящую рядом с ним девушку. – Вообще-то она прямо здесь.
– Погоди секунду, – последовала короткая пауза. – Нет нужды. Берри… э-э, принцесса говорит, что твоя репутация бежит впереди тебя. Не уверена, заметь, что она имела в виду комплимент, но она не собирается спорить, и останется "принцессой".
– Хорошо. Поговорим позже. Прямо сейчас… – он увидел Вальтера Имбеси, входящего в дверь номера на космической станции, который они превратили в импровизированный командный центр. Не личный номер Имбеси – Вальтер счёл, что это будет неразумно – но один из роскошных номеров, зарезервированных для особых гостей "Цены греха". Определённо достаточно роскошный, чтобы Виктор чувствовал себя в нём неуютно.
Вальтер показал ему большой палец.
– Ладно, Танди. Я должен идти. Мне только что сказали, что мезанцы и Флэйрти прибыли на станцию.
– Вот это я бы хотела видеть. Надеюсь, доберусь вовремя.
Виктор отключился, чувствуя внезапные печаль и пустоту. "А я надеюсь, что ты опоздаешь, Танди. Это будет… не то, каким бы я хотел, чтобы ты меня запомнила".
Но печаль быстро истаяла, оставив только пустоту. И холодную как лёд душу человека, который доведёт своё дело до конца, чего бы это ни стоило. Виктору был знаком этот холод, поскольку тот приходил к нему и раньше, и неоднократно. Как и раньше, он не был уверен, радоваться этому или пугаться.
– Отведите их в главный игорный зал, раз там по-прежнему нет публики, – отдал он приказ. И это был приказ, не просьба. К черту время, место и подобающие авторитеты. Здесь и сейчас распоряжался Виктор Каша.
Имбеси не выглядел хоть в малейшей степени склонным это оспаривать.
– Это твоё шоу.
Виктор не был по-настоящему удивлён. Ему самому трудно было это признавать, но он знал, насколько пугающе может выглядеть, надевая то, что считал маской.
И было ли это маской, временами задавал он себе вопрос. Не будучи до конца уверенным, что действительно хочет знать ответ.
Он поднялся.
– Принцесса, я был бы признателен, если бы вы с профессором Дю Гавелом остались здесь. Как мы и обсуждали, вам следует быть готовой к разговору с капитаном Оверстейгеном, как только тот прибудет.
Руфь кивнула. Виктор направился к двери, подобрав лежащий на столе пульсер.
– Пусть их привяжут к креслам, Вальтер, расставленным полукругом. Я хочу, чтобы они могли видеть друг друга.
– Это не является нормой для допроса, – но даже ещё не закончив фразу Вальтер отвёл взгляд. – Ладно, забудь, – тихо добавил он. – Как я и сказал, это твоё шоу, – он принялся бормотать приказы, используя ларингофон.
По дороге – игорный зал был не очень близко – Вальтер его предупредил.
– Три правящих семейства уже здесь, Виктор, и будут присутствовать. Причём прибыли не просто представители. Джек Фуэнтес, Алессандра Гавличек, Томас Холл – они поднялись сюда собственным шаттлом.
Виктор проигнорировал подразумевающееся предостережение.
– Что там в новостях внизу, на планете?
– Самый крупный бум за последние несколько лет, разумеется. Принцесса Мантикоры похищена! "Рабсила" под подозрением! Бойня в игорных залах! Погоня на "Цене греха"! Чего и следовало ожидать.
– Прекрасно. Просто идеально… если только нет никаких неудобных конкретных деталей.
– Нет, ничего такого, – и добавил слегка оправдывающимся тоном: – У нас здесь пресса свободная, но "свободная" и "безответственная" не одно и то же.
Лицо Виктора исказила лёгкая гримаса. Он ещё помнил времена, когда Корделия Рэнсом, бывшая глава так называемого Комитета по открытой информации Народной Республики Хевен, могла бы сказать нечто достаточно похожее. Сейчас, пользуясь попустительством президента Причарт, хевенитская пресса начинала скатываться в откровенную "желтизну". По правде сказать, Виктор не был уверен, была ли новая пресса хоть сколько-нибудь более правдивой и точной, чем старая. Но, по крайней мере, она больше не плясала под одну дудку.
Ему припомнился один из любимых афоризмов его наставника Кевина Ушера. "Виктор, вселенная несовершенна, – говорил тот. – Это не избавляет нас от ответственности за то, чтобы сделать её лучше. Просто надо помнить, что она никогда не будет совершенной… и, если действовать неосторожно, попытка сделать её таковой всё только ухудшит".
– Я не критиковал, Вальтер, – тихо сказал он. – Правда не критиковал.
***
Если эревонская пресса на планете соблюдала некоторые ограничения, то ничего подобного не было наложено на послов что Мантикоры, что Хевена.
– Что вы хотите сказать… вы не знаете жива ли она ещё? Во имя Господа, она же племянница королевы Елизаветы! Если она погибнет… Болваны, да тут чёрт знает что будет! Дайте мне поговорить с Фуэнтесом, или Холлом, или Гавличек!
Поскольку это трио таинственным образом было вне досягаемости, дальнейшие вопли и угрозы посла Мантикоры на Эревоне графини Фрейзер достались одной из менее значимых персон из правительства. Но он перенёс это довольно легко. Как и у всех эревонцев, у него уже поперёк горла стояли высокомерие и презрение, с которыми режим Высокого Хребта обращался со своими "союзниками".
Настолько поперёк горла, что он, в конце концов, просто оборвал разговор. Что было несложно, поскольку мантикорский посол даже не удостоила его любезности нанести личный визит. Просто позвонила, словно собираясь отчитать слугу.
– Тот факт, что она принцесса, не делает её бессмертной, – напрямик заявил он. – Что до остального, мы делаем всё что в наших силах. И могу вам напомнить – который это уже будет раз? – что пока Конго находится в руках Мезы вы можете ожидать самого худшего. До свидания.
***
Посол Республики Хевен всё-таки прибыл лично – и даже проявил достаточно здравого смысла, чтобы явиться в номера «Мыльца», где следовало искать подлинную верхушку власти Эревона, а не обращаться к орде чиновников в куда более скромно выглядевшем «Государственном Дворце». Но и его тоже завернул – столь же быстро, хоть и более вежливо – один из близких сотрудников Джека Фуэнтеса. Так уж вышло, что один из его приёмных братьев.
– Сожалею, но нам пока ничего не известно.
– Сожалею, но и президент Фуэнтес, и Алессандра Гавличек, и Томас Холл находятся вне досягаемости.
– Сожалею, но нам неизвестно, где они, – здесь последовало вежливое покашливание. – Гавличек и Холл, знаете ли, просто частные граждане, которые не обязаны отчитываться перед правительством о своём местонахождении. Эревон, в конце концов, всё-таки свободная звёздная нация.
– Сожалею. Да, я понимаю, что всё это очень неудобно.
– Сожалею.
Слова, слова, слова. Многострадальный приёмный брат отметил, что посол Хевена Гатри хоть и отличался меньшим высокомерием, чем графиня Фрейзер, был зато более многоречивым и склонным к бесцельному пустословию.
Впрочем, в конце концов, даже Гатри сумел добраться до главного.
– Да, господин посол, я это понимаю. Каково бы ни могло быть участие неких граждан Хевена по именам Виктор Каша и Вирджиния Ушер – а всё что я о них знаю, как и вы, это то что было в прессе, что они, похоже, каким-то образом попали в эпицентр перестрелки на орбите – они являются частными лицами и их действия никоим образом не отражают – и даже не преломляют, если это сделает вас счастливее – позицию правительства Республики Хевен. А сейчас у нас по-прежнему кризис на руках. Так что до свидания.
***
На мостике КЕВ «Стальной кулак» капитан Майкл Оверстейген вёл с властями Эревона собственное сражение. Но в его случае обмен репликами был по крайней мере вежливым. Отчасти потому, что Оверстейген не был высокомерен и не вёл себя властно, но в основном потому, что – вежлив он был или нет – в непосредственном распоряжении у Оверстейгена была значительно большая мощь, чем у графини Фрейзер.
Вся мощь тяжёлого крейсера, если точнее. Причём крейсера, который хоть и безнадёжно терялся на фоне находящегося на орбите вокруг планеты эревонского флота, но имел в этой части галактики честно заслуженную репутацию смертоносности в бою. Да, из столкновения, в котором он заслужил эту репутацию, крейсер вышел триумфатором не без ужасных потерь со своей стороны. Но этот факт нисколько не успокаивал эревонцев, а только добавлял им осторожности. Майкл Оверстейген уже однажды доказал, что не отступит от того, что считает своим долгом просто из-за возможности кошмарных потерь.
– Я повторяю, сэр, – непоколебимо заявил Оверстейген, обращаясь к изображению эревонского адмирала на одном из экранов мостика, – что не подвергаю сомнению юрисдикцию Эревона в данном вопросе. Но будь я проклят, если собираюсь просто сидеть здесь и протирать штаны, – он холодно взглянул на другой дисплей, на котором отображалась тактическая ситуация в окрестностях "Цены греха". – Если этот так называемый "грузовик" хотя бы попытается прогреть импеллеры – я позабочусь, чтобы от него не осталось ничего крупнее молекулы. Будьте в этом уверены, сэр. Вы можете валять дурака сколько вам угодно, но я не собираюсь.
Адмирал хотел было что-то сказать, но Оверстейген – первый раз, когда он пошёл на грубость – предпочёл перебить его.
– Довольно, сэр. При всём должном уважении, вы знаете и я знаю – все кроме полных идиотов знают, а я всё-таки надеюсь, что идиотов вы из вашей так называемой "орбитальной стражи" увольняете – что этому "грузовику" здесь не место. Это часть заговора, в чём бы тот ни состоял. Но что точно, это что Мантикора в этом заговоре участия принимать не будет. Если принцесса погибнет, значит такова её судьба. Звёздное Королевство и Дом Винтонов будут горевать, но не падут и даже не покачнутся. На самом деле, сэр – а я знаю эту женщину лично, мы с ней родственники – королева Елизавета первой проклянёт меня, если я позволю использовать её семейство как заложника против её нации.
И опять адмирал хотел было что-то сказать, и опять его перебили – но на этот раз не Оверстейген. Некто – некто с впечатляющими полномочиями – просто перехватил канал связи у флота.
Оверстейген обнаружил себя лицом к лицу с человеком, которого он не знал. Что не обязательно должно было означать нечто особое, поскольку – он опять послал им беззвучное проклятие – правительство Высокого Хребта не сочло нужным предоставить ему подробный анализ политической ситуации, который он запросил, когда его отправили сюда.
К счастью, у Оверстейгена были прекрасные связисты и тактики.
– Сигнал идет непосредственно с космической станции, сэр, – доложила лейтенант Тереза Чени. Офицер-связист набрала запрос на своей консоли и пожала плечами. – Впрочем, протокол и шифрование соответствуют стандартным флотским, так что это определённо санкционировано правительством.
– Бетти его опознала, сэр, – вставил коммандер Блюменталь и кивнул своему помощнику.
– Это Вальтер Имбеси, сэр, – заявила лейтенант Гёр. – Он официально не состоит в правительстве, а является более или менее признанным главой оппозиции. Что, как я вам рассказывала, на Эревоне означает немного другое. А поскольку я вполне уверена, что и Фуэнтес, и Гавличек, и Холл были на шаттле, который не так давно состыковался со станцией, думаю вы можете считать, что он говорит от их лица. Они используют его как "промежуточное звено".
Всё это Оверстейген выслушал одним ухом, другим прислушиваясь к словам Имбеси. Тот, слава Богу, был краток и конкретен. Терпение Оверстейгена, и без того не слишком прочное, сейчас было на пределе.
– Если я правильно понял ваше предложение, мистер Имбеси, вы хотите чтобы я – лично я, так? – явился на космическую станцию? Простите, сэр, но с моей стороны было бы небрежением долгом покинуть свой корабль в подобное время, когда – простите за прямоту – мы, быть может, находимся на грани развязывания боевых действий.
Имбеси вздохнул. А затем с лёгкой ироничной улыбкой сказал:
– Вижу, что репутация не преувеличивает вашей неуступчивости. Это, кстати, комплимент. Ладно, капитан Оверстейген. Вы можете быть уверены, что наш разговор не может быть перехвачен кем-либо с того грузовика? Или, если на то пошло, кем-либо ещё?
Глаза Оверстейгена сузились, и он взглянул на Чени, которая энергично закивала.
– Мы здесь используем технологию Альянса, мистер Имбеси. На обоих концах, – сказал Оверстейген, поворачиваясь обратно к коммуникатору… и предусмотрительно заменив "Мантикору" на "Альянс". Имбеси скорее всего отметит его выбор слов, но следовало быть вежливым. Особенно с союзником, которого твоё собственное правительство уже обозлило.
Взгляд капитана снова переместился на тактический дисплей. И на его губах тоже появилась лёгкая ироничная улыбка.
– Полагаю, у тех солли раздутое мнение насчёт их собственных технических возможностей – что вообще делает флотилия Лиги в этой системе? – но я могу вас заверить, что даже у них нет ни единого шанса подслушать эту беседу.
Имбеси кивнул.
– Что ж, ладно, – его улыбка стала шире и, как ни странно, ещё более ироничной. – Позвольте вас кое-кому представить.
Секунду спустя на экране появилось изображение девушки.
– Привет, Майкл, – сказала она, и Оверстейген нахмурился. Лицо на экране явно принадлежало Берри Зилвицкой, однако было что-то такое в голосе… что-то, что он не мог однозначно определить.
– Простите, миз Зилвицкая, – сказал он после короткой паузы, – но мы, кажется, не были должным образом представлены.
– Да, вы и Берри Зилвицкая не были, – согласился голос, сводящий с ума тем, что казался знакомым. – Но я не она. Я – Руфь Винтон, Майкл.
Оверстейген напрягся. Как дальний родственник королевы (которого во Дворце на Королевской горе принимали гораздо лучше, пока его родственник не стал премьер-министром) он был одним из очень небольшой группы людей, которые встречались с принцессой-затворником. Которая вовсе не была похожа на девушку на его экране. Но вот голос… Капитан напряг память, и нахмурился ещё сильнее.
– Это… интересное заявление, "ваше высочество", – слегка растянуто произнёс он. – Однако с учётом обстоятельств, надеюсь, вы согласитесь, что мне приличествует убедиться, что вы и в самом деле та, кем себя заявили.
Девушка улыбнулась.
– Разумеется соглашусь. К сожалению, у меня нет никаких секретных кодовых слов, и… – её улыбка резко поблекла, – боюсь, никто из моей охраны не выжил и не может подтвердить мои слова, – она глубоко вдохнула и встряхнулась. – Всё что могу предложить, это воспоминание о том, что мы однажды были представлены, хотя ничего не могу припомнить о том событии, за исключением того, что оно было большим, официальным, и неимоверно скучным.
Воспоминания Оверстейгена о событии были лучше, что естественно, поскольку таких дальних родственников нечасто приглашают на собрания королевской семьи.
– Это было крещение вашего кузена Роберта, ваше высочество, – сказал он, и лицо на экране озарилось ещё одной ослепительной улыбкой.
– О, замечательно, Майкл! – поздравила она. – Это совершенно точно не было крещением Роберта – в тот день я лежала дома с гриппом. Но теперь, после того как вы помогли моей памяти, я припоминаю, что это было крещение, только моей кузины Джессики, верно?
Оверстейген почувствовал, что расслабляется, и прочистил горло.
– Так и было, ваше высочество. Я так понимаю, что сообщения о вашем похищении были, э-э, несколько преувеличены.
Принцесса покачала головой.
– Не так уж сильно, капитан. Им действительно удалось – да, это были масадские фанатики, в этой части всё правда – похитить Берри Зилвицкую, которую они приняли за принцессу.
Оверстейгену не нужна была лейтенант Гёр для того, чтобы объяснить ставшее очевидным, но ту это не остановило от того, чтобы пробормотать вполголоса:
– Зилвицкий! И его трюки! Должно быть, он поменял девушек местами и… о!
Капитан скрыл улыбку. Нечасто его помощник тактика отставала от него в таких рассуждениях.
– О, – повторила Гёр. – Королева должна была принимать участие в обмане с самого начала. Мы здесь выходим в глубокие воды, сэр, если позволите так сказать.
– Воистину глубокие, – пробормотал Оверстейген.
Принцесса Руфь продолжала:
– Но дело в том, понимаете ли, что они на самом деле толком и её похитить не сумели. Поскольку – при помощи… ну, многих людей – она сбежала. В настоящий момент она вполне в безопасности. И сейчас…
Оверстейген заподозрил, что является свидетелем необычайного события. Принцесса Руфь, похоже, затруднялась в выборе слов. Капитан был практически уверен, что подобное случалось с девушкой крайне редко.
Поскольку военные формальности более не казались применимыми – а дипломатические тонкости благодаря Выскому Хребту и его команде были в полнейшем раздрае – Оверстейген решил прибегнуть к старомодному рыцарству.
– Хотите, чтобы я в таком случае нанёс вам личный визит, ваше высочество? – последовал быстрый взгляд на тактический дисплей. Грузовое судно вообще не подавало каких-либо признаков жизни. – Если только вы можете заверить меня…
У принцессы моментально нашлись слова. Решительно, даже царственно она произнесла:
– Да, капитан, могу. Могу также заверить вас, что не будет никакого – как вы это назвали? – "развязывания боевых действий". – Она выпятила подбородок. – Во всяком случае, в том виде, который вы имели в виду. Забудьте об этом судне, капитан. Об этом рабовладельце, следовало бы мне сказать, поскольку мы уверены, что на самом деле это он и есть.
Взгляд принцессы скользнул в сторону, словно она взглянула на нечто не попавшее на экран. Скулы её напряглись, и следующие слова она практически прошипела.
– Я буду крайне удивлена, капитан, если кто-либо с этого судна, на ком есть вина, долго проживёт. Если кто-то и останется в живых, они однозначно будут находиться в заключении… и вполне возможно будут жалеть, что не мертвы.
Теперь Оверстейген помимо облегчения чувствовал любопытство.
– Должно быть вы в последнее время встретились с интересными людьми, ваше высочество. Надеюсь, вы сочтёте возможным меня им представить. В любом случае, я буду у вас настолько скоро, насколько меня сумеет доставить бот. Будем считать это семейным визитом.
Он вопросительно поднял бровь.
– Брать ли мне оружие, ваше высочество? И военный эскорт? Естественно, обычным при подобном визите было бы предстать перед вами без оружия и эскорта.
Улыбка принцессы Руфи теперь была само царственное благоволение.
– О, я не думаю, что оружие будет необходимо, капитан, за исключением вашего личного. Что до эскорта, я бы рекомендовала ограничиться вашим помощником тактика. Лейтенантом Гёр, если не ошибаюсь. Бетти Гёр. Мой… э-э, капитан Зилвицкий высоко о ней отзывался.
– Идёт, ваше высочество.
Картинка погасла, и Оверстейген посмотрел на Гёр. Лейтенант выглядела одновременно довольной и… очень, очень встревоженной.
– Я не знакома с Антоном Зилвицким, сэр! – запротестовала она. – Каким хреном… простите, вырвалось… откуда он может знать меня? – и практически взвыла: – Я всего лишь лейтенант!
По какой-то странной причине расстройство юного офицера неимоверно подняло Оверстейгену настроение.
– Воистину глубокие воды, лейтенант Гёр. Впрочем, говорят, знаете ли, – правда в основном бесчестные мошенники – что капитан Зилвицкий в этих водах самая хитроумная рыба.
