Текст книги "Олигархи. Богатство и власть в новой России"

Автор книги: Дэвид Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

Основателю и ведущему НТВ Киселеву позвонил домой Малашен-ко, велел срочно ехать на телестудию и “быть готовым к тому, чтобы всю ночь оставаться в эфире”. Как президент НТВ Малашенко был коллегой Киселева и одновременно руководил в ходе предвыборной кампании Ельцина связями со СМИ. Вскоре после полуночи НТВ передало в эфир сообщение об аресте, охарактеризовав его как ловушку, устроенную Коржаковым. В экстренном выпуске новостей Киселев напомнил зрителям, что еще в мае Коржаков говорил о своем намерении отменить выборы. “Похоже, что страна находится на грани политической катастрофы, – сказал Киселев. – Я хотел бы пожелать вам спокойной ночи, но не могу” ^{435} .

Начался отсчет времени: увольнение одной из соперничавших групп утром было неминуемо. Киселев отправился в клуб ЛогоВАЗа и увидел, что беспокойство нарастает. Там собрались Гусинский, Березовский, Чубайс, Зверев, Юмашев, Дьяченко и губернатор Нижнего Новгорода Борис Немцов. “Я ушел, чтобы уничтожить некоторые документы, – рассказывал Зверев, – потому что той ночью могли быть произведены аресты”.

“Все понимали, – рассказывал Киселев, – что утром Коржаков пойдет к Ельцину и скажет: “Понимаете, Борис Николаевич, ребята, которым вы так доверяете, – жулики. Они воруют деньги наличными прямо у вас из-под носа. Они выносят их в пустых коробках из-под ксероксов из здания, где размещается правительство, и вы должны решить наконец, кому вы доверяете” ^{436} . Действительно, план Коржакова был именно таким.

“Все были очень напуганы, – вспоминал Киселев. – Не то чтобы люди дрожали – никто не сказал об этом открыто, никто не признался, – но я чувствовал, что некоторые из людей, собравшихся в особняке ЛогоВАЗа, боялись уйти. Каждый из них думал: “Меня могут арестовать”. Киселев рассказывал, что присутствие Дьяченко той ночью вселяло в них уверенность в своей безопасности, по крайней мере в клубе ЛогоВАЗа. Он уверен, что Коржаков не осмелился бы штурмовать здание, в котором находилась Дьяченко.

Но Гусинский и Березовский, даже укрываясь в тревожном ожидании в клубе ЛогоВАЗа, располагали оружием куда более грозным, чем вся президентская охрана Коржакова. Ночные передачи их телевизионных каналов наэлектризовали всю московскую политическую элиту и наглядно продемонстрировали, насколько тесно связаны с Чубайсом и Ельциным олигархи. Штаб предвыборной кампании президента, бизнесмены и тележурналисты показали себя одной командой.

В час ночи, после звонка Чубайса, генерал Лебедь попытался связаться с Коржаковым и Барсуковым по специальным сверхсекретным кремлевским системам телефонной связи С-1 и С-2. Никакого ответа. Тогда громоподобный голос и яркая лексика Лебедя прозвучали в телевизионном заявлении в защиту команды Чубайса. “Предпринимаются попытки сорвать второй тур выборов, таково мое первое впечатление, – сказал Лебедь. – Любой мятеж будет подавлен, и подавлен с чрезвычайной жестокостью. Те, кто хотят сбросить страну в пропасть кровавого хаоса, не заслуживают никакого снисхождения”. Лисовского и Евстафьева освободили около трех часов ночи, после десятичасового допроса. Под воздействием телевизионных передач у их тюремщиков сдали нервы. Чубайс позже сказал мне, что телевидение сыграло ключевую роль в этом инциденте.

Каждый стремился связаться с Ельциным первым, но тот спал всю ночь и услышал о конфликте только утром от дочери. Не сомкнувшая глаз команда Чубайса собралась в одном из офисов того самого высотного здания, в котором размещалась штаб-квартира корпорации Гусинского. Прямо перед ним находилась стоянка автомобилей, на которой Коржаков укладывал людей Гусинского лицом в снег. Было решено, что только Чубайс сможет убедить Ельцина и спасти их, точно так же как двумя месяцами раньше Чубайс убедил Ельцина отказаться от отмены выборов. Утром Чубайс позвонил Ельцину по прямой кремлевской телефонной линии.

“Когда я говорил с ним по телефону, он сказал, что ничего ужасного не произошло, – вспоминал Чубайс, – что эти люди пытались украсть деньги, но теперь все в порядке. “Мы никому не позволим воровать деньги. Не волнуйтесь. Все в порядке”. Я сказал ему, что не все в порядке, что ситуация совершенно катастрофическая и мне необходимо встретиться с ним. Ему это не понравилось. Тем не менее он назначил мне время”.

Нервные и измученные члены команды Чубайса считали, что результат конфликта совершенно непредсказуем. Они вполне допускали, что верх одержит Коржаков, они будут отстранены от участия в кампании, арестованы и посажены в тюрьму. Приободрило их удивительное предположение Юмашева о том, что сделает Ельцин. “Борис Николаевич уволит Коржакова, – сказал он. – Не знаю, почему мне так кажется, но я давно знаю Ельцина”. Все были поражены. “Многие из нас настолько устали, что не совсем понимали, что происходит вокруг”, – вспоминал Киселев, но заявление Юмашева произвело впечатление на всех. “Юмашев прошептал: “Он уволит их”, – рассказывал мне Зверев. – Мы были потрясены. Никто не поверил ему, потому что мы были уверены, что уволят нас”.

Чубайс пошел к Черномырдину, который осмотрительно держался в стороне от враждующих групп. Чубайс был настроен решительно. Ситуация критическая, заявил он российскому премьер-министру. Черномырдин сохранял спокойствие. “Я просто сказал, что ему пора сказать свое слово, – вспоминал Чубайс. – Он молчал пять лет, и теперь или он выскажет все через час, или сегодня же вечером его уничтожат. Золотой середины больше нет. У вас есть два часа. Если вы сейчас не пойдете к президенту и не скажете: “Либо я – либо они”, вы просто дерьмо. Вас больше нет”.

Спустя несколько часов Чубайс столкнулся с Черномырдиным в приемной Ельцина. Черномырдин посмотрел на Чубайса и произнес: “Я ему все сказал”.

Входя в кабинет Ельцина, Чубайс чувствовал дрожь в коленях. “Мне казалось, что я не смогу убедить его, что ситуация почти безнадежная, – шансов нет”. Он боялся, что Ельцин, как и утром, сочтет этот конфликт мелким недоразумением.

Неизвестно, что произошло во время этой встречи, но в результате Ельцин решил уволить всю “партию войны”: Коржакова, Барсукова и Сосковца. Ельцин выступил перед телевизионными камерами с заявлением. “Меня все время упрекают за Барсукова, Коржакова и Сосковца, – произнес Ельцин мрачным и монотонным голосом. – Разве президент работает на них? Они стали брать на себя слишком много, а давать слишком мало”.

“Это был потрясающий момент”, – вспоминал Киселев. Выступив с заявлением, побледневший Ельцин оглядел собравшихся журналистов и широко улыбнулся. “Ну что? Почему вы стоите? Вы должны бежать к телефонам, сообщить об этой новости!” На секунду Киселев увидел прежнего мужественного Ельцина.

Торжествующий Чубайс немедленно устроил пресс-конференцию в гостинице “Рэдиссон-Славянская”. Он осудил аресты, произведенные накануне в Белом доме как попытку помешать выборам. Но когда его спросили о коробке с деньгами, он спрятался за дымовую завесу. “Я твердо убежден, – сказал он, – что так называемая коробка с деньгами – одна из традиционных провокаций в стиле КГБ советского периода, по части которых в нашей стране накоплен очень большой опыт”. Чубайс сделал предположение, что деньги подбросили. “Нам хорошо известно, как иностранную валюту, деньги, подбрасывали российским диссидентам, и не только им. Недавно мы были свидетелями аналогичной ситуации, когда были подброшены наркотики. Применение этих методов, к сожалению, снова стало практически повседневным делом для Барсукова и Коржакова, и я уверен, что эта провокация, эта фальсификация, будет скоро полностью разоблачена правоохранительными органами”. Чубайса о деньгах больше не спрашивали. Истинный источник 538 850 долларов так и не был установлен. Евстафьев сказал, что не дотрагивался до коробки. Когда через четыре года я спросил об этом Лисовского, он сказал, что “совершенно не ясно”, существовала ли вообще коробка с деньгами. Я ответил: “Не ясно, что ее не было”. “Давайте остановимся на том, – парировал Лисовский, – что нам не ясно, была она или ее не было”. В декабре 1996 года популярная газета “Московский комсомолец”, являющаяся частью империи Лужкова, опубликовала текст беседы Чубайса, Илюшина и третьего человека, которым, как было установлено, являлся Сергей Красавченко. Беседу, вероятно, тайно записали на магнитофон российские спецслужбы 22 июня, через два дня после задержания Евстафьева и Лисовского. Чубайс выражал опасение за судьбу своих помощников и предлагал изъять документы, имеющие отношение к делу. Все трое назвали текст беседы фальшивкой, отрицая, что встреча имела место. Является ли запись беседы подлинной, неизвестно. 7 апреля 1997 года генеральный прокурор закрыл следствие, не установив, откуда взялись деньги. Никто не был обвинен в противоправных действиях. Как показала проверка финансовой отчетности кампании 1996 года, “нет никаких официальных документов, подтверждающих, что эта сумма относится к федеральному бюджету или принадлежит частному или юридическому лицу”. Деньги были переданы правительству 17 апреля 1997 года. Но во время интервью, взятого по горячим следам у Чубайса на канале НТВ, Киселев не задал ни одного вопроса о коробке с деньгами.

Через пять дней с Ельциным приключилось еще одно несчастье.

Как рассказывал Михаил Маргелов, в “Видео Интернэшнл” готовились к напряженному второму туру выборов, когда президент компании Михаил Лесин вернулся с совещания в штаб-квартире кампании с плохими новостями. “Кажется, во втором туре нам придется столкнуться с трудной ситуацией”, – сказал он.

“Что вы имеете в виду?” – спросил Маргелов.

“Нам придется работать в отсутствие клиента”, – ответил Лесин.

“Можно задать еще один вопрос?” – спросил Маргелов.

“Нет”.

Напряженный график поездок Ельцина был отменен. Его помощники сказали, что он простудился. “Президент находится в хорошей форме”, – сказал его пресс-секретарь Сергей Медведев.

26 июня Ельцин пришел домой около 17:00. Когда он сел в кресло, чтобы немного отдохнуть, у него начался тяжелый сердечный приступ. Доктор оказался рядом, и медицинская помощь была оказана немедленно. Ельцин вспоминал в своих мемуарах, как кремлевские врачи следовали за ним на протяжении всей кампании, предупреждая о последствиях интенсивной работы. Теперь стресс и переутомление взяли свое. “И тут же врезала боль. Огромная, сильнейшая боль”, – писал он потом.

Сердечный приступ оказался чрезвычайно деликатной проблемой для проведения кампании. Опросы общественного мнения, проводившиеся Ослоном, показывали, что, узнав о болезни Ельцина, избиратели откажут ему в поддержке. Согласно опросам, рейтинг Ельцина ежедневно уменьшался на полпроцента или даже на процент. Участники предвыборной кампании подготовили грандиозный финал – завершающие поездки Ельцина по стране, но все это пришлось отменить.

“Нам нужно было ни в коем случае не допустить утечки информации о болезни, скрывать эту информацию от всех”, – вспоминал Ельцин. В выходные дни накануне дня голосования, з июля, Ельцин записал на пленку предвыборное обращение к стране. На подмосковную дачу президента в Барвихе приехала съемочная группа. Отснятая пленка была привезена в “Видео Интернэшнл” для монтажа. Один из операторов посоветовал Маргелову приготовиться к потрясению. “Старик” был в очень плохой форме.

“Было заметно, что Ельцину очень трудно говорить, – рассказывал Маргелов о пленке, которую он просмотрел в немонтированном виде. – Он все время потел, с трудом выговаривал слова, иногда не мог закончить предложение. Временами ему было трудно дышать”.

Затем специалисты по монтажу выполнили удивительную операцию. Используя технологию цифрового монтажа, они скомпоновали короткое выступление. “Была проделана сложная работа, чтобы все выглядело хорошо, – рассказал мне Маргелов. – Мало кто мог заметить, что что-то не так”. Ухудшение здоровья президента накануне выборов удалось скрыть. Когда я смотрел выступление вечером по телевидению, Ельцин показался мне скованным, а изображение дергалось. Но миллионы людей вряд ли догадались, что он только что перенес тяжелый сердечный приступ.

“Мы были совершенно уверены, что поступаем правильно, – сказал Маргелов. – Во время проведения второго тура не было никаких моральных вопросов: обманываем мы кого-то или нет? Думаю, что цель была вполне очевидна. Никто из нас не хотел возвращения коммунистов”. Магнаты преподнесли Ельцину перед выборами свой последний подарок: показали по телевидению его искусно смонтированное выступление и ни слова не сказали о сердечном приступе. Малашенко присутствовал при монтаже видеозаписи. “Что я мог сделать? – сказал он. – Он был очень болен в то время. Единственное, что я сделал, чтобы успокоить свою совесть, – я ничего не сказал своим коллегам. Грех лежал только на мне. Журналисты ничего не знали об этом. Как участник предвыборной кампании я должен был делать свое дело. Моя позиция была очень простой. Я неоднократно публично заявлял, что предпочту труп Ельцина Зюганову. К сожалению. Это был мой выбор”.

Обман продолжался в день выборов. Ельцин опустил свой избирательный бюллетень на избирательном участке в Барвихе. Кремлевские видеокамеры показали, что Ельцин стоит и в какой-то момент даже улыбается всем знакомой кривой улыбкой. Но видеозапись была смонтирована так, чтобы не было видно двух врачей в белых халатах, стоявших неподалеку. Их присутствие показало бы: что-то не так, – а Ельцин и его команда не хотели рисковать.

3 июля Ельцин был избран, получив 53,82 процента голосов против 40,31 процента голосов, отданных за Зюганова. 4,83 процента проголосовали “против всех”. Давосский пакт привел к победе, Чубайс ликовал. На пресс-конференции, проведенной 5 июля, Чубайс сравнил Ельцина с Петром Великим, величайшим реформатором России, и заявил, что посткоммунистическое развитие России необратимо. “Пути назад нет. Российская демократия необратима, частная собственность в России необратима, рыночные реформы в российском государстве необратимы”.

Березовский тоже не мог сдержать эмоции. Сразу после выборов он сделал признание, дающее представление о могуществе и влиянии российской олигархии. В интервью, которое Березовский дал тогда газете “Файнэншл тайме”, он сказал, что семь магнатов контролируют около 50 процентов российской экономики. Березовский переоценил их достижения в области экономики, но был более чем прав в отношении политического влияния. Они уже соответствовали определению олигархии, были богатыми и могущественными “создателями королей”.

Эти семеро встретились после выборов, чтобы решить, кто из них должен войти в правительство. Чубайс сказал, что они могли бы сделать кого-то из своих заместителем премьер-министра Черномырдина. Слияние богатства и власти стало теперь полным, и пришло время делить добычу.

Прежде, когда магнаты собирались, чтобы побеседовать или заключать сделки, когда они обедали в особняке на Воробьевых горах или когда приходили в Кремль, чтобы предупредить Ельцина, они были в значительной степени скрыты от глаз общественности. Но осенью 1996 года стало невозможно дольше скрывать их амбиции и их присутствие на высших этажах государственной власти. Они опасались негативной реакции. У пятерых из них родители – один или оба – были евреями: у Гусинского, Березовского, Фридмана, Смоленского и Ходорковского. В январе 1996 года Гусинский бьш избран президентом Российского еврейского конгресса и вел дела с Израилем. В юности им приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма, и теперь, уже как группа, они стали опасаться реакции общества на “еврейских банкиров”. Злобные слова были готовы сорваться с губ некоторых националистов и реакционеров. “Конечно, антисемитизм в России существует, – сказал мне тогда Березовский. – И он существует сегодня не только в скрытой, как в Советском Союзе, но и в открытой форме”. Как сказал реально смотревший на жизнь Смоленский, олигархи знали, что вызывают недовольство и зависть. Он же вспомнил популярный стишок: “Если в кране нет воды, значит, выпили жиды”.

Отчасти из опасения вызвать еще большее общественное недовольство они решили сделать своим человеком в правительстве Потанина, потому что он не был евреем. Однако вскоре в состав правительства вошел и Березовский. 29 октября он был назначен заместителем секретаря Совета безопасности Российской Федерации, ответственным за урегулирование ситуации в Чечне. Вслед за назначением в газете “Известия” была опубликована информация о том, что Березовский имел израильский паспорт. В соответствии с российским законом он не мог иметь двойное гражданство и занимать важный государственный пост. Новость вызвала взрыв возмущения среди националистов и коммунистов в парламенте. Березовский ответил на разоблачение неуклюжими оправданиями. Он сказал, что приезжал в Израиль всего два раза, один раз – на три дня, второй – на шесть дней, причем последняя поездка состоялась в 1994 году. Он сделал вид, что ему не было известно об официальном предоставлении ему израильского гражданства. “Я начал заниматься оформлением, но не довел дело до конца, – сказал он в телевизионном интервью, данном Киселеву. – Когда возник вопрос о моем гражданстве, нестыковка произошла из-за того, что я не знал, как обстоят дела на самом деле”. Березовский говорил на эту тему по НТВ 17 ноября. В его объяснении прозвучала такая фраза: “Я просто осуществил право любого еврея формализовать свои отношения с Израилем. Вы знаете, Израиль – уникальная страна. Любой еврей, где бы он ни жил, имеет право быть гражданином Израиля”. Он изложил “Закон о репатриации” 1950 года, согласно которому “каждый еврей имеет право приехать в эту страну в качестве олеи” (еврея, иммигрирующего в Израиль). По этому закону виза должна быть предоставлена “каждому еврею, выразившему желание поселиться в Израиле”. Многие израильские евреи сохраняют гражданство других стран. В действительности Березовский был гражданином Израиля и отказался от гражданства, чтобы занять должность в Совете безопасности.

Давосский пакт еще более убедил Березовского в том, что богатство должно диктовать свою волю власти. По его мнению, магнаты были лучшими и умнейшими представителями своего поколения. Они не только сколотили состояния в условиях новой системы благодаря своим знаниям и дальновидности, говорил он, но и проявили себя во время выборов блестящими политическими деятелями, к мнению которых должно прислушиваться правительство. “Сильный капитал – сильная страна”, – заявил Березовский.

“Я считаю, что власть и капитал неразделимы”, – сказал мне Березовский в декабре. Потом он замолчал. Березовский, в деловом костюме, накрахмаленной белой рубашке и галстуке, говорил со мной в маленьком кабинете в клубе ЛогоВАЗа. Он обдумал то, что только что сказал, и внес поправку. “Я считаю, что возможны два типа власти, – сказал он. – Власть идеологии или власть капитала. Идеология сейчас мертва”. Новой властью был капитал. “Думаю, что если что-то выгодно для капитала, то это, само собой разумеется, выгодно для государства”. Другими словами, олигархи укажут России путь.

Березовский слегка повернулся в кресле, и помощник принес сотовый телефон для короткого разговора. Он продолжил интервью в философском настроении, отражавшем чувства, связанные с победой на выборах, ощущение, что все было сделано правильно, огромное удовлетворение от возвышения олигархов. Революционный период остался позади, размышлял Березовский; Россия переживала потрясения, связанные с переходом общественной собственности в частные руки. Все революции неизбежно проходили болезненно и были наполнены ревностью и завистью. Даже среди магнатов, продолжал он, те, кому досталось больше, чем другим, хотели получить что-то еще, а те, кто проиграл, были недовольны. В обществе также произошел глубокий раскол, и бедные были озлоблены. “Я знаю, что в Соединенных Штатах и Западной Европе очень богатых людей тоже не любят, – говорил Березовский. – Могу заверить вас, что в сегодняшней России чувство неприязни к богатым в сто раз сильнее, чем на Западе. Уверен, это – вопрос времени. Уверен, что со временем общество будет лучше понимать, что богатые – не те, кому богатство неожиданно свалилось на голову. Конечно, бывают и исключения, но богатые прежде всего способнее, талантливее и трудолюбивее, чем другие”.

Березовский был прав, говоря, что магнаты были талантливыми и трудолюбивыми. Но правдой было и то, что многим из них богатство внезапно свалилось на голову. Березовский мог бы добавить также, что они были самыми безжалостными и жестокими представителями своего поколения. Его собственная империя продолжала расширяться и включала в себя сеть агентств по продаже автомобилей ЛогоВАЗ, нефтяную компанию “Сибнефть”, “Аэрофлот”, приносивший ему прибыль от продажи билетов за границей, телевизионный канал ОРТ, новую российскую авиакомпанию “Трансаэро” и ряд средств массовой информации, в том числе “Независимую газету”. Но теперь, одержав победу, Березовский жаждал уважения к себе и к другим олигархам [42]42
  Стремлению Березовского к респектабельности был нанесен большой ущерб критической статьей в журнале “Форбс” опубликованной в декабре 1996 г. под заголовком “Крестный отец Кремля?”. Он обвинил журнал в клевете и подал на него в суд в Великобритании. 6 марта 2003 г., до начала процесса, “Форбс” признал в британском суде, что не располагает данными, подтверждающими некоторые положения этой статьи, и что “было неправильно называть г. Березовского боссом мафии”. Березовский отказался от иска.


[Закрыть].

Это желание стало еще сильнее, когда у магнатов после выборов 1996 года начался роман с иностранным капиталом. Поворотный момент наступил в ноябре, когда российское правительство выпустило в обращение еврооблигации на сумму один миллиард долларов – таких заимствований на мировых рынках капитала Россия не делала ни разу со времен революции 1917 года. Успешное размещение облигаций открывало магнатам доступ к относительно дешевому иностранному капиталу при условии, что они выдерживали испытание на Уолл-стрит и в таких финансовых центрах, как Лондон и Франкфурт. Олигархи начали пользоваться этим огромным ресурсом наличных денег.

Но сначала им нужно было заключить ряд очень важных сделок у себя дома. После і сентября 1996 года пришло время взять “второй ключ” залоговых аукционов. Как было запланировано, победители первых аукционов получили разрешение продать акции, которые они получили в качестве залога за кредиты, предоставленные государству. Как и предсказывал Райан, они продали акции самим себе.

Ходорковский оказался самым хитрым. Среди сумятицы 1996 года он заключил сделку, позволившую ему взять под свой контроль ЮКОС. Ходорковский добился, чтобы Ельцин подписал указ, который разрешил ему выпустить новые акции ЮКОСа, чтобы оплатить долги дочерних компаний. Это просто означало, что количество акций, находившихся в обращении, увеличилось на треть. Выпуск новых акций уменьшил размер находившегося у Ходорковского пакета акций, принадлежавших государству. Он сократился с 45 до 33 процентов. Затем Ходорковский появился снова, с другой стороны прилавка, чтобы купить новые акции. На этот раз он купил большую часть новых акций, заплатив за них, как мне известно из анонимного источника, 100 миллионов долларов. Не забудьте, что Ходорковский уже купил пакет акций в 1995 году, победив на инвестиционном тендере. Добавив новые акции к тем, которые были приобретены тогда, Ходорковский стал владельцем более 51 процента компании. Никто не мог отобрать их у него, Ходорковский завладел “вторым ключом” еще до официальной церемонии.

В 1995 году Ходорковский предоставил государству кредит в размере 159 миллионов долларов за 45 процентов акций. Через год он продал акции самому себе через подставную компанию за 160,1 миллиона долларов. Прибыль государства от этой сделки практически равнялась нулю. Государство получило чуть больше того, что оно имело в 1995 году, а Ходорковский получил нефтяную компанию. В соответствии с первоначальной концепцией “займы в обмен на акции” предполагалось, что после продажи акций государство получит более высокую прибыль. Но поскольку олигархи стали продавать компании самим себе, цены остались предельно низкими.

Затем Потанин продал 51 процент акций нефтяной компании “СИДАНКО”, за которые он предоставил государству кредит в размере 130 миллионов долларов. Акции (и на этот раз) достались самому Потанину. Он заплатил за них 129,8 миллиона долларов. Не прошло и года, как Потанин продал всего ю процентов акций “СИДАНКО” компании “Бритиш петролеум” за 571 миллион долларов! Позже, в 1997 году, он продал самому себе 38 процентов “Норильского никеля” за 250 миллионов долларов. Это больше, чем 170 миллионов долларов, которые он дал взаймы государству, но гроши по сравнению с миллиардами долларов доходов, которые “Норильский никель” приносил ежегодно в течение следующих нескольких лет.

Березовский без лишних расходов получил ключ к “Сибнефти”. В1995 году он дал взаймы государству 100,1 миллиона долларов за 51 процент акций компании и через полтора года продал их себе же за по миллионов долларов.

Гусинский не участвовал в залоговых аукционах, но после выборов также был вознагражден. Государственная газовая монополия “Газпром” приобрела 30 процентов акций НТВ, обеспечив Гусинского капиталом, необходимым ему для расширения ^{437} . Кроме того, Ельцин подписал указ, предоставивший Гусинскому возможность круглосуточного вещания на Четвертом телевизионном канале – важная уступка, позволившая Гусинскому выделять больше времени на новости и фильмы – и соответственно на рекламу.

Смоленский воздержался от участия в залоговых аукционах и лишь финансировал Березовского. Но и Смоленский был щедро вознагражден за роль, которую он сыграл во время выборов. Он все больше стремился к тому, чтобы его банк стал крупнейшим коммерческим банком России, и в конце 1996 года добился этого. Ранее принадлежавший государству “Агропромбанк”, один из крупнейших банков России с 1254 отделениями по всей стране, оказался на грани банкротства из-за плохого управления и застоя в российском сельском хозяйстве. Сотрудник Центрального банка говорил мне тогда, что “Агропромбанк” будет закрыт через шесть-восемь недель. Правительство не могло прийти ему на помощь, но не могло и закрыть банк, имевший отделения в сельскохозяйственных областях, где доминировали коммунисты и Аграрная партия. Правительство объявило о проведении конкурентных торгов, но заявки сделали только два банка. Банк достался Смоленскому за 24 миллиона долларов. Он нанес поражение банку “Империал”, пользовавшемуся поддержкой “Газпрома”. “Я был на 99 процентов уверен в своей победе”, – признался Смоленский. Он пообещал в течение следующих пяти лет предоставить фермерам ссуды под низкие проценты в общей сложности на 180 миллионов долларов. Но главным призом Смоленского стала сеть филиалов банка, позволявшая сделать гигантский шаг к созданию самого крупного частного банка, обслуживающего мелких вкладчиков. Другой банкир сказал мне, что открытие отделения банка в Москве обходится примерно в 2 миллиона долларов. Смоленский приобрел 1254 новых отделения, заплатив всего 19 тысяч долларов за каждое. Единственным банком, имевшим большее количество отделений, оставался Сбербанк, старый государственный сберегательный банк. Смоленский переименовал свой банк в “СБС-Агро”.

Давосский пакт имел еще одно неожиданное последствие. Он показал, что телевидение имеет огромное политическое влияние в новой России. Первооткрывателем был Гусинский, который испробовал мощь телевидения в 1994—1995 годах, когда канал НТВ с критических позиций освещал войну в Чечне. Но выборы еще более наглядно продемонстрировали, что телевизионные каналы могли создавать и уничтожать. Их следующей жертвой стал генерал Лебедь, которого Ельцин поставил во главе Совета безопасности. В августе он подписал с чеченцами важный договор о прекращении огня, но потом, когда Ельцин начал готовиться к сложной операции на сердце, стал допускать в его адрес откровенно оскорбительные высказывания. Ощущая вакуум власти в Кремле, Лебедь говорил о Ельцине так, как будто он уже мертв. Те же самые каналы ОРТ и НТВ, которые сделали из него серьезного кандидата, теперь бесцеремонно громили Лебедя, сообщая нелестную информацию о нем. На канале НТВ показали видеозаписи, часть которых, по собственному признанию журналистов, была сделана за полтора года до эфира. Они были посвящены ультранационалистической, фашиствующей группе, известной под названием “Русский легион”, маршировавшей по улицам Санкт-Петербурга и якобы представлявшей собой силы Лебедя. 17 октября Ельцин уволил Лебедя. Андрей Рихтер, преподававший журналистику в Московском государственном университете и возглавлявший в нем Центр юридической информации, сказал, что телевизионные каналы выступили в роли сторожевых псов Кремля.

Березовский не испытывал угрызений совести на этот счет: политическое влияние было главным преимуществом, которое давал ему канал ОРТ. Но у Гусинского появились сомнения, которые с годами усиливались и переросли в полное раскаяние. Когда я попросил его мысленно вернуться к событиям 1996 года, он сказал, что решение оказать поддержку Ельцину было “сознательным, но ошибочным”.

“Думаю, что мы учились как общество, – сказал он, – и я учился вместе со всеми. Мы учились тому, что благородные цели не могут быть достигнуты грязными методами. Сегодня я уверен в этом”.

После эйфории летней кампании для Чубайса год закончился непросто. Ельцин впервые открыто признался в том, что нуждается в операции на сердце, которая назначена на ноябрь. Чубайс очень хотел работать вне правительства, но, к своему огромному огорчению, был вынужден стать одним из ближайших помощников Ельцина в Кремле. “Я был назначен руководителем президентской администрации, но настоящего президента не было, – вспоминал Чубайс. – Физически президент отсутствовал”. Никто не знал, выдержит ли Ельцин операцию. Вместо быстрого начала второго срока правления Ельцина России предстоял длительный зимний период застоя. “Старик” снова впал в спячку.

Чубайс стал думать о том, что, возможно, пришло время изменить правила игры.