Текст книги "Олигархи. Богатство и власть в новой России"

Автор книги: Дэвид Хоффман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)

Осенью 1994 года ближайшее окружение Ельцина сплотилось вокруг группы ястребов, неофициально названной “партией войны”, в которой центральной фигурой был Коржаков. На них лежит непосредственная ответственность за начало чеченской войны, а двумя годами позже они едва не убедили Ельцина отменить выборы. Коржаков приобрел такое влияние, что однажды попытался диктовать политику в области экспорта нефти Черномырдину ^{343} . “Партия войны” заправляла в Кремле, в то время как хватка Ельцина ослабла. 31 августа Ельцин находился в Берлине на церемонии, посвященной выводу войск из Германии. Он казался пьяным, выхватил палочку из рук дирижера и попытался дирижировать оркестром. Эту непристойную клоунаду показывали телекомпании всего мира. Некоторые либерально настроенные помощники Ельцина написали ему письмо, в котором сетовали на его поведение, и были уволены. 30 сентября, возвращаясь из Соединенных Штатов, Ельцин не смог выйти из самолета в Ирландии, чтобы встретиться с ожидавшим его премьер-министром. Многие решили, что он был пьян. Заместитель премьер-министра Олег Сосковец, еще один представитель “партии войны”, который в итоге встретился с ирландским премьер-министром, по сообщению ИТАР-ТАСС, сказал, что “Борис Ельцин здоров”. Это была ложь. Коржаков позже признался, что на борту самолета Ельцин перенес сердечный приступ ^{344} .

В Москве Кремль сотрясали следовавшие один за другим кризисы, и октября, в “черный вторник”, курс рубля неожиданно упал на 27 процентов. 17 октября Дмитрий Холодов, корреспондент популярной газеты “Московский комсомолец”, писавший о коррупции в армии, погиб от взрыва подложенной ему мины-ловушки. Многие журналисты и политики были возмущены дерзким убийством молодого корреспондента.

Больному и изолированному от внешнего мира Ельцину сказали, что у него повсюду враги. Как утверждал Коржаков, Березовский принес ему компромат на Гусинского. Тем самым Березовский поджег бикфордов шнур внутри Кремля. Он использовал Коржакова и Ельцина в своих интересах, чтобы сокрушить конкурента.

Однажды на обеде в Кремле Ельцин спросил Коржакова: “Почему вы не можете справиться с каким-то Гусинским?” По словам Коржакова, Ельцин как-то пожаловался на то, что машина Гусинского на шоссе, ведущем в город, подрезала автомобиль, в котором ехала его жена и другие члены семьи. “Сколько раз случалось, что Таня и Наина едут, а им перекрывают дорогу из-за этого Гусинского! Его НТВ распоясалось, ведет себя нахально. Я вам приказываю, разберитесь с ним!”

Как рассказывал Коржаков, он возразил, что у них нет для этого законных оснований. “Найдите что-нибудь, – вскипел Ельцин. – Следуйте за ним повсюду, не давайте ему покоя. Пусть земля горит под его ногами!”

Вскоре земля начала гореть. Одним из первых признаков этого стала статья, опубликованная 19 ноября 1994 года в прокремлевской государственной “Российской газете” под заголовком “Падает снег”. В ней со ссылкой на неназванные источники делались туманные намеки на то, что некая темная личность, московский финансист Гусинский, готовится к тому, чтобы сделать президентом Лужкова. Статья отразила глубину паранойи, развивавшейся в Кремле по поводу московского мэра и Гусинского. На Гусинского возложили ответственность за падение курса рубля в октябре и представили его зловещим закулисным политиканом, скупающим средства массовой информации. Империя “Мост”, говорилось в статье, “хочет пробиться к власти” ^{345} . Гусинский, прочитав статью, понял, что это угроза. “Политические преследования начались”, – вспоминал он. И он стал его первой жертвой.

Неприятности Гусинского были также отчасти вызваны сложностями, в которых все больше и больше запутывались в Чечне Ельцин, Коржаков и “партия войны”. Чеченская республика все в большей степени контролировалась лидером сепаратистов Джохаром Дудаевым; ослепленные и не имевшие реальных рычагов влияния, московские власти все больше скатывались к военному решению. Первый этап начался в середине ноября, когда российские спецслужбы тайно организовали нападение на столицу Чечни Грозный, в котором приняли участие сорок семь танков, выдав его за нападение сил антидудаевской “оппозиции”. На самом деле “оппозицией” были необученные российские солдаты, завербованные за несколько дней до этого в Москве в войсках МВД, Кантемировской и Таманской танковых дивизиях. Молодым солдатам не сказали даже, куда они едут и почему. Танковая атака была предпринята 26 ноября, но вошедшие в город плохо подготовленные подразделения были уничтожены огнем реактивных гранатометов сил Дудаева. Тайная операция превратилась в кровавое побоище, ответственность за которое Кремль не спешил брать на себя. Двадцать один солдат был захвачен силами Дудаева и показан по телевидению. Командир Кантемировской дивизии генерал Борис Поляков подал в отставку, сказав, что операция была организована за его спиной ^{346} . Эти напряженные дни стали еще более опасными для Гусинского из-за неожиданно возросшего влияния телевидения. НТВ сообщило об отставке Полякова, что привело Кремль в бешенство. “Когда эти ребята решили начать войну, они подумали о ее освещении в СМИ и стали сильно нервничать”, – вспоминал Малашенко. Они нервничали потому, что был один канал, НТВ, который им не подчинялся. Однажды в ноябре, перед фиаско с танками, Малашенко – в то время президент НТВ – в ожидании назначенной ему встречи в Кремле встретил высокопоставленного сотрудника спецслужб. Этот человек имел непосредственное отношение к танковой атаке. Он был старым другом Малашенко. “Игорь! – уговаривал он Малашенко. – Ты можешь забыть о Чечне всего на две недели? Через две недели мы закончим операцию, и я лично приду на НТВ и обо всем вам расскажу”. Малашенко был поражен. Неужели он сошел с ума? “Ты искренне считаешь, что вам удастся решить эту проблему за две недели?” – спросил Малашенко и отказался прекратить освещение событий.

В то время как в Грозном громили танки, Гусинского вызвал в Кремль заместитель Коржакова, Георгий Рогозин. “Он завел душевную беседу о том, как нужно любить органы власти, – рассказывал мне Гусинский, – и что следует делать” [31]31
  В книге Кристи Фриланд “Сделка века” (Freeland С. Sale of the century: Russia’s wildride from communism to capitalism. N. Y., 2000) приводится рассказ Гусинского о том, что Рогозин требовал от него компромат на Лужкова.


[Закрыть].

Утром 2 декабря люди в черных масках и военной форме без знаков отличия с автоматами в руках подъехали к дому Гусинского под Москвой и попытались устроить столкновение с охраной. Потом люди в масках уехали, но вернулись, чтобы преследовать Гусинского на шоссе, по которому его везли из загородного дома в центр города. Они ехали за ним до самого офиса, расположенного в высотном здании на Новом Арбате. В этом же высотном здании размещались офисы муниципальных органов власти Лужкова. Гусинский понятия не имел, кем были вооруженные люди в масках, но в действительности их послал Коржаков. “Охранники банкира нервничали, а сам Гусинский был напуган до смерти”, – смеялся он потом. Когда Гусинский подъехал к зданию, он бросился внутрь и поднялся в свой офис на двадцать первом этаже, а громилы Коржакова начали грубо допрашивать охранников Гусинского на автомобильной стоянке. Наверху, в стеклянной башне, Гусинский стал отчаянно звать на помощь. Громилы уехали, а в 5:30 прибыла другая группа вооруженных людей в масках и новой форме. У них не было никаких знаков отличия, только устрашающие маски и оружие. Они избили охранников Гусинского на автостоянке и заставили некоторых из них лежать на снегу в течение нескольких часов. Взволнованный, напуганный Гусинский позвонил другу, Евгению Савостьянову, начальнику Московского управления Федеральной службы безопасности РФ [32]32
  Савостьянов был тогда начальником Московского управления Федеральной службы контрразведки, ставшей преемницей КГБ и позже преобразованной в Федеральную службу безопасности (ФСБ), главную службу по обеспечению внутренней безопасности.


[Закрыть]. Савостьянов был либералом из академической среды, носил бороду, участвовал в демократическом движении в годы перестройки и был близок Гавриилу Попову. Савостьянов послал к зданию группу своих сотрудников.

Громилы Коржакова внезапно нос к носу столкнулись с сотрудниками Московского управления Савостьянова, и между ними разыгралось сражение. Коржаков утверждает, что люди Савостьянова были не совсем трезвы. Прозвучали выстрелы, пуля задела кожаную куртку одного из людей Коржакова. Другая пуля попала в автомобиль. Когда ситуация стала критической, кто-то из людей Савостьянова узнал одного из людей Коржакова, с которым работал раньше. Группа Савостьянова поняла, что столкнулась с элитной Службой безопасности президента, и отступила.

Коржаков вспоминал, что, услышав об этом эпизоде, он немедленно пошел к Ельцину, который подписал указ об увольнении Савостьянова. Затем Коржаков направил на стоянку автомобилей Гусинского небольшой отряд быстрого реагирования. Они блокировали входы в здание и начали проверять все автомобили, принадлежавшие Гусинскому. “Водитель бронированного “мерседеса” Гусинского закрылся в машине, – вспоминал Коржаков. – На предложение выйти ответил категорическим отказом. Тогда ему положили на крышу гранату. Он мгновенно выскочил как ошпаренный”. Такие угрозы были в стиле Коржакова. Он утверждал, что граната была без взрывателя.

Тем временем Гусинский созвал на место происшествия огромное количество журналистов, работавших в Москве. На громил Коржакова были направлены объективы двух дюжин телевизионных съемочных групп, а люди Гусинского продолжали лежать на снегу лицом вниз. Этот эпизод еще долго так и называли “Операция – мордой в снег”. Для внешнего мира причины конфронтации в тот вечер остались загадкой. Конечно, гнев Кремля, который Гусинский навлек на себя, освещая события в Чечне, был одной из вероятных причин нападения, хотя оставалось неясным, кто послал громил. Но столкновение на автостоянке позволило Гусинскому понять, с кем он имеет дело, и он был взбешен.

“Если бы тогда эти идиоты в Кремле были умнее, – вспоминал позже о тех событиях Гусинский, – они бы вызвали меня и сказали: “Володя, мы просим тебя, пожалуйста, помоги нам”. Я бы, наверное, постарался. Но они решили запугать меня. А я с детства упрямый как баран. Если хотите угрожать мне, тогда проваливайте!” ^{347}

5 декабря Гусинский был снова приглашен к заместителю Коржакова, Рогозину. Он решил разоружить всех своих телохранителей, чтобы не было соблазна отстреливаться, если случится еще одна стычка. Кроме того, он решил отправить жену Лену с маленьким сыном в Лондон. Направляясь в Кремль, Гусинский получил по телефону сообщение от руководителя своей службы безопасности, что три синих автомобиля “воль-во” следуют за машиной его жены, едущей в аэропорт. “Внутри находятся люди, вооруженные автоматами”, – добавил начальник службы безопасности.

“Понял”, – отрывисто ответил Гусинский.

Сидя за столом с Рогозиным, Гусинский предложить обсудить идею компромисса. Что для этого потребуется?

“Чечня, “Куклы”, – сказал заместитель Коржакова, давая понять, что телевизионный канал Гусинского должен подчиниться. Он имел в виду новую сатирическую передачу “Куклы”, в которой часто высмеивали Ельцина и его приближенных.

“Я не собираюсь обсуждать это”, – прервал его Гусинский. Он не уступил свой канал.

“Что-то нужно делать, – ответил Рогозин, – нужно снизить эмоциональный накал”.

“Вы, надеюсь, позволите моей жене улететь сегодня?” – спросил Гусинский.

“Это будет зависеть от вашего поведения”, – уклончиво ответил Рогозин.

Гусинский неожиданно вспомнил свой двор и себя маленьким мальчиком. Он поднимает обрезок трубы, чтобы ударить человека, назвавшего его жидом. Он посмотрел в глаза Рогозина. “Я сказал ему, что своими руками убью его, если что-нибудь случится с моей женой и ребенком, – рассказывал Гусинский. – Я так и сказал ему: “Мне не нужны для этого никакие охранники. Я лично убью вас, я убью вас сам”. Наверное, это неправильно, нецивилизованно, но у меня не было выбора. Если бы с моей женой и ребенком тогда что-то случилось, я убил бы его в его же кабинете чем-нибудь тяжелым, пепельницей, чем угодно”.

Жена Гусинского улетела из страны. Но давление на Гусинского не ослабевало. Несколько дней спустя Коржаков хвастался в интервью, опубликованном в газете: “Охота на гусей – мое давнее увлечение”.

В середине декабря Киселеву позвонили от Кремля. Предупреждение было недвусмысленным. “Вы в большой опасности”, – сказал Виктор Илюшин, руководитель администрации Ельцина, позвонивший Киселеву напрямую, минуя секретаря. Киселев пошел в Кремль, чтобы взять у Илюшина официальное интервью, в котором Илюшин не сказал ничего нового. Но после интервью Илюшин отвел телевизионного ведущего в сторону и сказал: “У вас большие проблемы, ребята”. Всего за год до этого Ельцин подписал указ, дающий НТВ дополнительное эфирное время на Четвертом канале. Теперь, сказал Илюшин, жена Ельцина, Наина, не может смотреть этот канал. “Почему вы выпустили этот ужасный материал?” – спросил Илюшин. “Какой “ужасный материал”? – спросил Киселев.

Илюшин сказал, что семью Ельцина расстроил репортаж НТВ о том, что Ельцин крайне непопулярен даже в деревне, где он родился. Материал отразил печальную действительность: рейтинг популярности Ельцина у населения становился исчезающе мал из-за трудностей, связанных с реформами, и надвигавшейся угрозы войны ^{348} .

Гусинский тоже испытывал все большее давление. “Они вызвали меня в Кремль и сказали: если будете продолжать показывать Чечню, мы отберем у вас НТВ и убьем вас, – вспоминал Гусинский. – Было страшно. Но я, конечно, не мог согласиться на это. Я ведь вырос на улице. Я не люблю, когда мне угрожают. Конечно, я очень испугался, но не мог показать, что боюсь. Я сказал: да пошли вы все...”

Если его мучители думали, что победили Гусинского, то они ошибались. Они спасли его. В декабре 1994 года началась чеченская война, навсегда изменившая жизнь Гусинского. Она выдвинула на первый план новый, популярный, частный телевизионный канал НТВ, который вскоре стал представлять серьезную угрозу власти Ельцина.

НТВ не только рассказывало об ужасах войны, но стало и своего рода альтернативой власти, сообщая о том, в чем не признавалось правительство. Каждый вечер НТВ делало то, чего российское телевидение никогда не делало прежде. Если сбивали российский вертолет, то НТВ показывало тела убитых, а правительственные чиновники молчали. Когда в середине декабря российские солдаты были взяты в плен, НТВ показало их, хотя правительство заявило, что пленных не было. Когда Ельцин сказал, что бомбардировка президентского дворца в Грозном прекращена, НТВ показало, что бомбы продолжают падать.

Киселев рассказал мне, что в 1994 году, еще до начала войны, они “все время находились в Чечне с конца весны, в течение лета и осенью”. Когда вспыхнула война, НТВ было готово к этому лучше, чем любой другой телевизионный канал. Оно показывало отснятые материалы о сосредоточении войск, передвижных полевых госпиталях и о самой войне. “Благодаря честности в освещении той войны мы стали компанией НТВ, – вспоминал Гусинский. – Мы были честными. Мы показывали то, что должны были показывать. Именно тогда я понял, что значит служить обществу. Именно тогда”.

18 декабря, опасаясь ареста, Гусинский покинул Россию и полгода жил в Лондоне. Давление, телефонные звонки с угрозами и обещаниями закрыть НТВ продолжались до самой весны, а для Ельцина война становилась трясиной. Киселев рассказывал мне, что после всего пережитого им и его коллегами за предыдущие годы они точно знали, что делать, когда началась чеченская война. Они не спорили о том, как освещать войну, они просто делали это. “Мы хорошо понимали, что информация – мощное оружие в наших руках и им можно дать отпор”, – сказал он. Репортажи отличались эмоциональностью, показанные в них кровавые ужасы войны вызывали порой страх и отвращение. Мой коллега Ли Хок-стадер, который готовил материалы об этой войне, подвергая себя большому риску и глубоко переживая происходившее, писал про НТВ: “Оторванные конечности, предсмертная агония, изуродованные трупы – все это появлялось в вечерних новостях. Тон некоторых сообщений был откровенно антивоенным”. Олег Добродеев, создавший канал вместе с Гусинским и Киселевым, руководил ежедневным освещением событий. Он следовал правилу: корреспонденты должны рассказывать о том, что они видели. “Я помню, как сидел и просматривал все материалы, решая, что пойдет, а что не пойдет в эфир”, – рассказывал мне Добродеев. “Я показал все”, – сказал он: отснятый материал говорил сам за себя и очень весомо. Война, увиденная российскими зрителями на телевизионных экранах, оказала на них такое же эмоциональное воздействие, которое оказала на американцев прошлого поколения война во Вьетнаме. Они никогда не видели ничего подобного. Зрители стали относиться к НТВ с большим доверием. Телевидение превратилось в главный источник информации о войне; газеты и журналы остались далеко позади. Всеволод Вильчек, давно занимавшийся опросами общественного мнения на Первом канале, а затем на НТВ, сообщил, что, когда в начале войны людей спросили, следят ли они за ходом событий, 80 процентов ответили “да”. Телеаудитория увеличилась, но количество новых зрителей Первого канала оказалось незначительным – всего несколько процентов. Второй канал, РТР, добился большего успеха, а показатели канала НТВ оказались просто удивительными: на его долю пришлось 70 процентов новых зрителей ^{349} . НТВ удвоило свою зрительскую аудиторию, и в разгар войны аудитория НТВ в Москве равнялась 48 процентам – почти половина всех включенных телевизоров была настроена на этот канал ^{350} . Первые месяцы войны в Чечне превратили НТВ в самый профессиональный телевизионный канал России, и люди заметили это. Ельцин тоже заметил.

8 июля 1995 года НТВ показало очередную серию своей еженедельной сатирической передачи “Куклы”. Ее персонажами были куклы в рост человека, а диалоги писал сатирик Виктор Шендерович. Один из выпусков передачи появился одновременно с началом чеченской войны и неожиданно больно задел Ельцина. В нем руководителей страны представили в виде бродяг, которые не могут существовать на минимальную заработную плату, установленную правительством. Ельцин шел по проходу вагона электрички, просил милостыню и вел за руку, как ребенка, руководителя службы безопасности Коржакова. После многих лет в политике Ельцин стал довольно толстокожим, но, по мнению Гусинского, “Куклы” вызывали у него приступы гнева. После эпизода в поезде генеральный прокурор возбудил уголовное дело, вызвавшее к передаче “Куклы” еще больший интерес. Следствие закончилось безрезультатно, но Гусинский понял, какое воздействие оказывает его телевизионный канал. “Ельцин относился ко мне с тихой ненавистью”, – рассказывал Гусинский. Однажды Ельцин лично позвонил Лужкову и умолял его, чтобы тот попросил Гусинского прекратить показ кукольного шоу.

“Они унижают меня!” – просил Ельцин. Но шоу продолжалось.

Нападки Кремля на Гусинского имели одно важное последствие: они вбили клин между Гусинским и Лужковым. Московский мэр чувствовал давление со стороны Кремля и не хотел подставлять свою голову. “Мост-банк” Гусинского являлся “уполномоченным” банком и зависел от счетов города, но эти счета были переведены в новый “Банк Москвы”. Отношения Гусинского с Лужковым стали более прохладными. Был момент, когда эти два человека, поддерживавшие близкие отношения с начала кооперативного движения, перестали разговаривать друг с другом. Кроме того, Гусинский лишился такого клиента, как “Аэрофлот”, который стал сотрудничать с Березовским. Такое решение было принято Кремлем, чтобы наказать его за негативное отношение к войне.

“Это было очень трудное время для всей его группы, – вспоминал Малашенко о команде Гусинского, – сотрудники банка были, конечно, очень расстроены. Для них это означало гибель их банка. Но я сказал им: послушайте, ребята, у нас нет выбора. Мы не собираемся приносить в жертву НТВ”.

Гусинский оказался на распутье. Он решил, что его будущее связано не с банковским делом и не со строительством, а со СМИ, он должен быть медиамагнатом. Одна минута рекламы на НТВ стоила около ю тысяч долларов. Телекомпания стала чрезвычайно дорогостоящим предприятием как с точки зрения бизнеса, так и с точки зрения политики. Гусинский построил его почти на пустом месте и очень гордился этим: его активами были не “готовые” советские предприятия вроде АвтоВАЗа или “Останкино” Березовского. Гусинский стал предпринимателем, вероятно, потому, что это было его призвание – он начинал с нуля. Его не смущали такие вещи, как лоббирование правительства, – он занимался им, чтобы получить лицензию на НТВ, но канал он создавал сам. Этот канал не был обломком советского прошлого. Он был билетом в будущее.

Однако в клубе на Воробьевых горах смотрели на дело по-другому. Входившие в него магнаты как раз начинали изучать толстую книгу, полученную из Госкомимущества. Это был список “готовых” заводов советской эпохи и других промышленных объектов, которые вскоре должны были достаться им практически даром. Они не хотели затевать что-либо на пустом месте, как это сделал Гусинский, когда столько прибыльных предприятий, лучших шахт и нефтеперерабатывающих заводов России только и ждали, чтобы их кто-нибудь прибрал к рукам.