Текст книги "Оседлавший Бурю"
Автор книги: Дэвид Геммел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
7
Дуэль подняла популярность Гэза Макона у простых солдат до небывалых высот. Эльдакрский полк внезапно оказался на вершине славы. О трусливом лорде Ферсоне, покинувшем лагерь в тот же день и больше не возвращавшемся, говорили с нескрываемым презрением.
Тело лорда Бакмана перевезли в город Сандакум, где на похоронах король выступил с трогательной речью о заслугах, верности и мужестве умершего генерала. Полк Бакмана передали лорду Кумберлейну, Ледяного Кая назначили лорд-маршалом королевских войск.
Лорд Кумберлейн и Люден Макс подписали зимнее перемирие, большей части войск было позволено отправиться домой с приказом вернуться в части к весне. Нераспущенными остались восемь тысяч человек, часть которых разместилась в Сандакуме, а остальные – в сотнях миль к северу, в Баракуме.
Полку Гэза Макона официально отказали в возвращении на север. Его кавалеристы и мушкетеры получили приказ патрулировать границы нейтральной территории к востоку от Шелдинга, для предупреждения вылазок договорщических застрельщиков. К тому же сейчас, когда кругом царили голод и отчаяние, склады провизии нуждались в охране как никогда. Расквартировать полк оказалось несложно: как и во многих городах центрального Варлайна, здесь нашлось предостаточно опустевших домов.
Нужда, болезни, голод, постоянный рекрутский набор обеими противоборствующими сторонами новых и новых солдат – все это с каждым годом уменьшало население. Прибытие шестисот солдат расшевелило город. Вокруг них закрутилась городская жизнь: начали ставиться спектакли, местные кумушки взялись шить, стирать и латать солдатские вещи, женщины помоложе тоже наперебой предлагали свои услуги. За все это расплачивались деньгами, едой и теплой одеждой.
Гэз Макон договорился с городскими властями о взаимопомощи, установил правила взаимоотношений для горожан и солдат, а также назначил Мулграва капитаном дозора и приказал отобрать в подчинение тридцать человек для патрулирования улиц и поддержания порядка. Задача оказалась непростой: во вторую же ночь пьяные солдаты напали на женщину и подрались с заступившимися за нее горожанами. Мулграв с людьми навели порядок, а с утра собрался трибунал. Женщина подтвердила, что к ней в дом ворвались двое мужчин и попытались ее изнасиловать, соседи сбежались на ее крики, и произошла драка, в которой один из горожан получил ножевое ранение в ногу.
Гэз Макон велел высечь обоих, и сержант Ланфер Гостен привел приказ в исполнение на рыночной площади. Оба – одним из них был Каммель Бард – к концу наказания лишились сознания. Их унесли с площади сослуживцы.
На четвертый день, в сопровождении генерала-интенданта Кордли Лоэна, отряда драгун и двух рыцарей-Искупителей, пришел караван из семидесяти обозов с провизией для нового склада. Встречать их вышел Мулграв. Кордли Лоэна, его дочь и трех слуг направили в уютный домик с видом на мельницу, драгуны повернули обратно в Сандакум, а Искупители, те самые рыцари, которые заряжали пистолеты на дуэли с Ферсоном, направились к Мулграву. Вместо брони на них были священнические черные пальто с вышитым белым древом на стоячих воротниках и обшлагах – многие Искупители принимали сан в первые годы службы.
– Доброе утро, господа, – спокойно сказал Мулграв.
– Доброе утро, – ответил первый, высокий черноволосый воин с глубоко посаженными глазами. – Меня зовут Петар Оломайн, а это мой двоюродный брат, Шолар Астин.
– Рад видеть вас в Шелдинге, – ответил Мулграв.
– Мы едем в храм Солнечной Долины, – сообщил Петар Оломайн.
– Это далеко. Вы остановитесь здесь на ночь?
– Возможно.
Рыцари кивнули на прощание и повернули коней к площади.
Мулграв смотрел им вслед. О Петаре Оломайне он слышал – это был прославленный фехтовальщик, победитель пяти дуэлей, награжден за доблесть в битве при Нолленби. О Шоларе Астине Мулграв ничего не знал, но встречал ему подобных – бессердечных мерзавцев. На ум пришел Эрмал Стэндфаст, священник, спасший ему жизнь. Искупители носили те же знаки духовного сана, изучали те же священные тексты, проходили те же испытания веры. И все же Эрмал жил ради любви, а Искупители любили только убивать. Мулграву казалось это непостижимым.
Тем же вечером он попросил Эрмала разъяснить это затруднение.
– Чему ты удивляешься? – ответил священник, потягивая травяной отвар. – Лучшие вина и кислейший уксус рождаются из одного и того же винограда. Забавно, но если забыть закупорить бутылку, то вино превратится в уксус. К счастью, в этом доме такому не бывать.
– Я вырос в Шелсане, – ответил Мулграв, – там поклонялись Госпоже-в-Маске, проповедовали священность человеческой жизни, говорили, что первые ее последователи не воевали. Они верили в любовь и всепрощение.
– Я тоже.
– Неужели тебя не поражает то, что жители Шелсана погибли не от рук поклонявшихся смерти язычников, а от собственных единоверцев?
– Нет, Мулграв. Хотя и огорчает. Тебе еще снятся кошмары?
– Нет. Она больше не является.
– Поэтому ты до сих пор остаешься солдатом?
– Гэз Макон мой друг, – покачал головой фехтовальщик. – Сейчас его нельзя бросить.
– Дружба накладывает обязательства, – согласился Эрмал.
– Мне показалось, или ты не закончил мысль? – поинтересовался Мулграв.
– Человек должен следовать зову души. Отвращение к убийству вселил в тебя еще Шелсан. К тому же что-то зовет тебя.
– Да, знаю. – Сказав это, Мулграв допил свой травяной отвар и приготовился уйти. – Тебе что-нибудь нужно?
– Я всем доволен, друг мой, – улыбнулся Эрмал. – Впрочем, если тебе в руки попадет еще одна бутылка яблочного бренди, я не откажусь разделить его с тобой.
За двадцать два года жизни Гэз Макон редко бывал по-настоящему счастлив. Его детство прошло в угрюмых стенах замка Эльдакр, под присмотром Мойдарта. Ни сверстников, ни игрушек, чтобы развеяться. Отрочество было немногим лучше. Один день невероятного счастья, когда его отправили в школу, закончился тем, что Мойдарт увидел, как Гэз этому рад, и нанял учителей, чтобы мальчик занимался в замке.
От тоски спасали только книги. Книги уносили за тысячи миль от бездушного Эльдакра, переносили назад во времени: во времена легендарного полководца Джасарея, Железных Волков Коннавара, Бэйна – короля битв. Гэз старался не слишком демонстративно упиваться чтением, иначе Мойдарт лишил бы его и этой радости.
Лишь два человека дарили ему счастье, один – учитель, другой – солдат. Мулграв, призванный в Эльдакр, чтобы обучить Гэза военному искусству: верховой езде, фехтованию, стрельбе из пистолета и лука, первым осветил тоскливую жизнь мальчика. Фехтовальщик быстро понял, насколько суров Мойдарт к сыну, поэтому их дружба оставалась в тайне. Никогда они не выказывали друг к другу чрезмерной привязанности, особенно при свидетелях. Но во время верховых прогулок Гэз всегда имел возможность выговориться другу.
Вторым человеком, повлиявшим на Гэза, был учитель Алтерит Шаддлер, преподававший историю и арифметику и тайком привозивший в Эльдакр стихи, а также книги с выдуманными историями, где персонажи говорили друг с другом, как будто находились в одной комнате с читателем. Эти «романы», как называл их Алтерит, бальзамом лились на иссушенную душу мальчика, глотавшего их от корки до корки. Из них он узнавал о том, чего так недоставало в его жизни: о чести и доблести, о дружбе и любви.
Сейчас Гэз боялся и думать о том, во что он превратился бы, не будь у него в детстве этих, пусть выдуманных, героев, на которых можно было равняться. Все равно ему приходилось сдерживать в себе жестокость. Приказ повесить стрелка, потерявшего винтовку Эмберли, он до сих пор не мог простить себе. Одно мгновение ярости, один необдуманный приказ, и человека не стало. Такое наследие оставил сыну Мойдарт.
Никто не знал, как Гэзу хотелось выстрелить Ферсону прямо в лицо, чтобы его череп разлетелся осколками, и бессильное тело обрушилось на землю. Гэз вздохнул. Ему было стыдно того грубого удовольствия, которое приносила сама мысль об убийстве.
– Я слишком похож на тебя, отец, – прошептал он.
Как он ждал того дня, когда ему исполнится двадцать один, он станет совершеннолетним и сможет вырваться из пут Мойдарта в новую, свободную, счастливую жизнь! И вот, год спустя, он с тяжелым сердцем стоял в чужом пустом доме, в полном одиночестве.
Гэз знал, как Мулграву хотелось уйти с войны, знал, что только дружба удерживала его здесь.
«Будь я настоящим другом, – подумал Гэз, – я отпустил бы его. Пожелал бы счастья и забыть поскорее это безумие».
Потому что кругом творилось истинное безумие. Теперь у Гэза не осталось в этом ни малейших сомнений. Счет погибших шел на тысячи, но никто не вслушивался в их крики, и только земля впитывала в себя все новую кровь. Ради чего все? Ради тщеславия короля и парочки амбициозных придворных? Гэз попытался отбросить эти мысли. Он подошел к окну и приоткрыл его, позволив холодному ночному воздуху просочиться в освещенную камином комнату. На западе маячили темные контуры холмов. За ними – армия Людена Макса. Его солдаты тоже укрываются на ночь от холода, тоже пьют и бегают за юбками, тоже чистят ружья и возносят благодарственные молитвы за перемирие, дающее шанс протянуть существование еще на несколько недель.
Невдалеке виднелись две черные фигуры, они разговаривали. Кто-то из них заметил наблюдавшего генерала, и они скрылись в ночной тени. На свету появились трое патрульных. Гэз узнал Тайбарда Джакела, которому едва не отказал, когда тот пришел записываться в добровольцы, и мысленно улыбнулся. Когда-то в Старых Холмах Джакел с двумя приятелями напали на парнишку-риганта, и только появление Гэза и Мулграва помешало им зарезать его.
Когда Джакел подошел к сидевшему за столом Гэзу, тот нахмурился и сказал:
– Я вас знаю.
– Да, сир, – ответил Джакел. – Я перед вами в долгу.
– Почему это?
– Вы помешали мне совершить то, о чем я жалел бы всю оставшуюся жизнь.
– Что стало с тем парнишкой? Его, кажется, звали Ринг?
– Кэлин Ринг, сир. Он ушел на север.
– Вы все еще враги?
– Нет, сир. Мы стали друзьями.
– Ну, хорошо. Распишитесь здесь.
Это воспоминание заставило Гэза улыбнуться. Тайбард Джакел стал образцовым солдатом, на которого всегда можно было положиться, и лучшим стрелком, которого Гэз когда-либо видел. В состязаниях по стрельбе стоя он оставался всего лишь одним из лучших, но в полевых условиях ему не было равных. Мулграв, тоже великолепный стрелок, называл это «упреждающим прицеливанием», то есть стрельбой не по цели, а по точке, в которую цель успеет переместиться, пока летит пуля. Это требовало невероятной реакции и быстроты мысли.
Конечно, вряд ли Джакел до сих пор хранит золотую пулю. Солдаты обычно с невероятной быстротой растранжиривают все, что попадает в их руки, а оплетенная серебром золотая пуля стоила больше двухмесячного жалованья.
Патруль скрылся за углом, и Гэз снова ощутил свое одиночество. Мулграв сейчас, наверное, с Эрмалом Стэндфастом, наслаждается травяным отваром у камина. Алтерит Шаддлер давно спит у себя в Старых Холмах. А Мойдарт… Перед глазами Гэза предстали ястребиные черты его лица.
Наверное, пытает кого-нибудь у себя в подземелье, подумал он и тут же пожалел о недостойной мысли. Мойдарт скорее всего тоже спит. Гэз помнил только один случай, когда Мойдарт лично запытал человека до смерти – это произошло много лет назад, после неудавшегося покушения на его жизнь. Крики несчастного до сих пор звучали в памяти Гэза.
Мысль о покушении вернула его к дуэли и Ферсону. Мулграв был прав: Ледяной Кай ненавидит Гэза. В том, что его пистолет приказали не заряжать, Гэз не сомневался с того самого момента, как взял свой пистолет и сам положил в него пулю. Лицо Ферсона предало его, в одно мгновение все его бахвальство испарилось, сменившись диким ужасом. Пистолеты заряжали рядовые Искупители, они не взяли бы на себя смерть генерала. Нет, за дуэлью стоял Винтерборн.
Как Гэз ни пытался, причину такой ненависти ему понять не удавалось. Да, он помешал казнить несколько крестьян, но дело не в этом. С момента первой встречи, четыре месяца назад, после битвы при Нолленби, он понял, что не нравится Винтерборну. Нелепо! Тогда Гэзу пришло письмо, в котором его в весьма любезном тоне, расточая комплименты Эльдакрскому полку, пригласили отобедать с лордом и его друзьями. Гэз взял с собой Мулграва и поскакал в замок Винтерборна, расположенный в пригороде Баракума. Когда они прибыли, Винтерборн беседовал с другими гостями и, увидев Гэза, направился к нему с благожелательной улыбкой на лице. Но внезапно что-то изменилось, улыбка исчезла, неловкий разговор резко оборвался, за весь вечер они больше не обменялись ни словом. Даже проницательный Мулграв не смог объяснить причину столь резкой перемены.
Теперь Винтерборн преступил границы обычной неприязни и подготовил покушение. Ждать ли второго? Мулграв считал, что да, а Гэз всегда доверял инстинктам друга. Одно он решил твердо: в следующий раз он настоит на шпагах.
Стало холодно, Гэз закрыл окно, готовясь ко сну, но передумал, накинул на плечи тяжелое пальто на меховой подкладке и взял тяжелую трость с серебряным набалдашником – подарок Мулграва на день рождения – по городу бродили стаи одичавших собак. Свежий ночной воздух поможет расслабиться и избавиться от тяжких мыслей. Он вышел из дома – было холодно, хотя и безветренно, – и направился к кованой калитке. Выйдя на улицу, он направился к старому горбатому мосту, мягко похрустывая снегом.
Впереди замаячили огни таверны. Гэз списал со склада четыре бочки бренди, и горожане собрались отпраздновать это событие, позабыв на время о страхах войны, о том, что они живут на грани бездны. Весь запас зерна уже съеден, весной будет нечего сеять. Большая часть скота уже забита, чтобы прокормить горожан и солдат. Скоро люди начнут забивать собак.
Четыре года назад эта война казалась Гэзу чуть ли не священной. Предателей, бросивших вызов королю, надо было покарать. Но со временем что-то в нем надломилось. Обе стороны заявляли, что воюют в интересах короля, обе считали себя правыми. Договорщики отстаивали свое право на самоуправление, которое было даровано королем, а потом отнято «по дурному навету». Монархисты, ссылаясь на рост влияния Людена Макса, фермера с юга, обладавшего разве что каплей благородной крови, утверждали, что договорщики собираются ликвидировать монархию и дворян. Да, Макс фактически находился во главе договорщиков и тем не менее посылал королю прошения восстановить договор, после чего клялся прекратить сопротивление.
На вершине моста Гэз остановился поглядеть на замерзшую реку. Войска терзали землю, ни одна сторона ни на шаг не приблизилась к победе, а люди тем временем гибли от голода и эпидемий.
Справа что-то шевельнулось. По мосту крался большой черный пес, настолько тощий, что лунный свет высвечивал на боках его ребра. Гэз поднял трость, готовясь ударить, как только тот подойдет поближе. Пес показал клыки. Вдруг Гэз улыбнулся, опустился на корточки и вытянул вперед руку. Пес сначала отпрыгнул, но потом сделал неуверенный шаг навстречу.
– Ну, малыш, – прошептал Гэз, – будем друзьями. – Пес заколебался, но все же осторожно подошел поближе и понюхал протянутые пальцы. – Тебе ведь тоже нелегко живется? – спросил генерал, положив ладонь зверю на нос и медленно скользнув ей на загривок. – Вот что я тебе скажу. Пойдешь со мной – я найду, чем тебе перекусить, а потом можно поспать у моего камина, как, согласен?
Пес подошел вплотную и лизнул улыбнувшегося Гэза в лицо. У Мулграва эта сцена, наверное, вызвала бы приступ праведного гнева.
– Неужели нельзя поменьше рисковать жизнью? – спросил бы он. – Собака могла вцепиться вам в горло!
Гэз медленно встал и обернулся – к нему приближались два священника. Генерал уже собрался поздороваться, но что-то остановило его. Оба держали руки в карманах длинных плащей и не сводили с него глаз. Вдруг один распахнул плащ и выхватил саблю. В руке второго блеснул нож. Гэз дернул трость за набалдашник, вытащив из нее тонкий клинок. Убийца с ножом рванулся вперед, и Гэз узнал его: это был один из тех Искупителей, кто заряжал пистолеты на дуэли с Ферсоном. Черный пес взвыл и кинулся на нападавшего, вцепившись ему в руку. Тот упал на землю, пытаясь стряхнуть с себя огромного зверя. Второй приблизился и взмахнул саблей, но Гэз отразил удар рапирой.
– Ты предал себя злу, Гэз Макон, – сказал Искупитель. – Кара такому греху – смерть.
И он бросился в бой. Гэз уходил от ударов, парировал, но его рапира был короче сабли противника и гораздо тоньше. Точный сильный удар мог сломать ее.
В такой невыгодной ситуации проиграл бы практически любой фехтовальщик. Однако Гэз был отнюдь не любым, он великолепно держал равновесие, обладал невероятной скоростью и учился фехтованию у одного из лучших мастеров всех южных земель. И все же все очевидные преимущества склоняли шансы в сторону Искупителя. Он сделал превосходный выпад, но Гэз отразил удар и ушел влево.
– Ты неплохо двигаешься, – сказал убийца.
Пес упал под ударами второго Искупителя, и тот встал у перил моста, прижимая к себе истерзанную руку.
– Убей его, Петар, – сказал он, – я истекаю кровью.
– Ты, случайно, не Петар Оломайн? – поинтересовался Гэз.
– Да, это я. Рад, что ты обо мне слышал.
– Я слышал, что ты искусный фехтовальщик, – ответил Гэз, – а ты оказался неуклюжим деревенщиной.
Петар Оломайн поджал тонкие губы:
– За это я вырежу свое имя на твоем сердце.
Он снова ринулся в атаку и оттеснил Гэза назад, на спуск с моста. Здесь обоим пришлось двигаться с осторожностью, так как мостовая под ногами была покрыта льдом. Оломайн поскользнулся, и Гэз нанес удар. Искупитель блокировал и стремительным выпадом порвал плащ Гэза.
Клинки зазвенели в водовороте сверкающей стали. Малейшая ошибка стоила бы любому из них жизни. Они переминались по предательскому льду, ни один не отступал ни на шаг. Теперь началась настоящая дуэль: каждый пытался предугадать ход другого, разгадать его слабость. Гэз дрался спокойно, помня о том, чему научил его Мулграв: все дуэли идут по одной и той же схеме. Яростное начало перерастает в поединок воли. Даже если противники равны, то в конце концов равенство нарушает червь сомнения. Искусные фехтовальщики понимают, когда наступает этот момент, и не упускают свой шанс завершить схватку.
Преимущество Петара Оломайна в оружии не помогло ему сломить противника. Глядя противнику в глаза, Гэз продолжал спокойно отражать удары.
Оломайн ринулся на врага, Гэз резко присел, смертоносная сабля пронеслась над головой, и его рапира оцарапала щеку Искупителя. Тот выругался, ненадолго они разошлись.
– Ну ты и нескладеха, – презрительно заявил Гэз. – Или я слишком хорошо вооружен для тебя?
Лицо Оломайна исказилось, он издал первобытный рык. Отбросив здравый смысл, он рванулся вперед, нацелив саблю в сердце Гэза. Гэз сделал шаг в сторону и наставил рапиру на незащищенную грудь противника. Клинок прошел между ребрами, пронзил легкие и вышел под лопаткой. Оломайн издал тихий вскрик и повалился на перила моста. Гэз попытался вытащить клинок, но ему это не удалось. Дыхание Оломайна сделалось прерывистым, кровь хлынула изо рта. Гэз поднял его саблю и направился ко второму Искупителю, стоявшему на том же месте.
– Мы просто выполняли приказ, – произнес тот, отступая назад. – Я требую, чтобы со мной обращались как с рыцарем, мой господин заплатит выкуп.
– Ты передашь лорду Винтерборну, – начал Гэз и замолчал, увидев пса, неподвижно лежавшего на каменной кладке. Ярость прокатилась по нему волной, и путы, удерживавшие внутренних демонов, испарились. – Забудь. Он и сам все поймет.
Сабля вонзилась в горло. Отпустив эфес, генерал наблюдал, как Искупитель падает на колени и валится на бок, на обледенелую каменную мостовую.
Гэз склонился над псом, положил руку ему на ребра и понял, что тот жив – сердце еще билось. Он поднял зверя и понес в дом. Позади, привлеченные запахом свежей крови, собирались оголодавшие собаки.
Войдя в холл, Гэз осторожно уложил пса на ковер перед камином, развел огонь и осмотрел животное. К счастью, пес вцепился в руку с ножом, и колотых ранений не было, видимо, Искупителю удалось оглушить его ударом кулака. Гэз пошел на кухню, нашел в кастрюле остатки мясного бульона, немного подогрел его, перелил в мелкую миску и принес в холл. Пес слегка зашевелился, и Гэз погладил его по голове. Зверь заворчал и попытался поднять голову. Гэз придвинул миску ближе. Пес засопел, попытался подняться и свалился бы обратно, не помоги ему Гэз сохранить равновесие.
– Ну, давай, – сказал он, поддерживая пса под брюхо. Лапы плохо слушались зверя, но Гэз не давал ему упасть.
Огромная голова потянулась к миске, и вскоре он уже вовсю лакал похлебку. Когда бульон кончился, пес снова лег на ковер, и Гэз сел рядом.
– Этого тебе пока хватит? – спросил он, похлопав зверя по огромной черной голове.
Пес лизнул его ладонь, растянулся на ковре и уснул.
Через час появился Мулграв. Его позвали двое патрульных, которые спугнули стаю собак, грызших трупы. Тот узнал подаренную Гэзу Макону трость-рапиру, приказал унести истерзанных мертвецов и поспешил к генералу. Гэз сидел у камина рядом с уснувшим псом.
– Назову его Солдатом, – отсутствующим тоном сказал он. – Я рассказывал о своей первой собаке?
– Да, сир. Мойдарт пристрелил ее. Но что произошло?
– Боюсь, – вздохнул Гэз, – что во мне гораздо больше от Мойдарта, чем я предполагал. – Он покачал головой. – Вам не кажется странным, что человек, всю жизнь презиравший другого за жестокость, нередко сам совершает нечто подобное?
– Не мне судить, сир, – вполголоса ответил Мулграв. – Я еще не знаю, что вы сделали.
– Собаки хорошо попировали?
– Да, сир.
Генерал встал, пес поднял одно ухо. Гэз похлопал его по голове:
– Спи, Солдат. Завтра ты еще поешь. – Он подошел к окну и отдернул штору. Собаки на мосту дрались над залитой кровью мостовой. – На меня напали, Мулграв, Искупители: один с саблей, второй с ножом. Того, что с ножом, перехватил Солдат. Вторым был дуэлянт Оломайн.
– Я знаю, сир. Они приехали вчера, якобы направлялись в храм Солнечной Долины. Я слышал, Оломайн был отличным фехтовальщиком.
– Он был недурен. – Гэз покачал головой. – У меня болит сердце, Мулграв.
– Вы поступили правильно, сир.
– Нет, – ответил Гэз. – Не надо было убивать Астина. Он был обезоружен, предлагал отступные. Проклятие, Мулграв, Мойдарт бы гордился мной.
– Вы не такой, как Мойдарт, поверьте мне.
– Извините, не могу. Все это не идет у меня из головы. Не могу забыть, какое чувство испытал, когда воткнул саблю в его горло. – В его взгляде мелькнула невыносимая мука. – Я был счастлив, – признался он. – Так все и было. Я убил безоружного и получил от этого удовольствие.
Мулграв молча подошел и положил руку на плечо юному генералу.
– Я хорошо тебя знаю, – сказал он. – Я помню тебя еще ребенком. Ты не Мойдарт, хотя и не совершенство. Ты человек.
Все люди носят в себе крупицу жестокости. Такие, как Мойдарт и Винтерборн, упиваются своей беспощадностью. А мы нет. Мы стремимся преодолеть свою натуру, пусть это и не всегда удается. – Мулграв вдруг замолчал, отошел к камину и поворошил угли. Пес приподнял голову и зарычал. – Почему такой страшный зверь пришел вам на помощь? Гэз улыбнулся и пожал плечами.
– Я его приласкал. Наверное, этого давно никто не делал.
– Вы приласкали одичавшую собаку?
– Именно так я и поступил, – рассмеялся генерал.
– Я начинаю бояться, – покачал головой Мулграв, – что вы никогда не избавитесь от страсти к излишнему риску.
– Надеюсь, что нет, Мулграв. – Улыбка сошла с его лица. – Как вы думаете, что будет дальше?
– Винтерборн хочет вашей смерти, – ответил седовласый фехтовальщик. – На этом все не закончится.
– Не понимаю, – покачал головой Гэз. – Как отказ казнить нескольких крестьян мог вызвать такую ненависть?
– Причина теперь уже не важна, сир. Надо думать о том, что предпринять.
Гэз задумался.
– У нас почти нет выбора. На дуэль его не вызвать – он выше меня по званию и положению. Я простой генерал – он маршал. Бежать нельзя – меня объявят дезертиром, будут искать и в конце концов повесят.
Когда Мулграв ушел, его настроение было далеко от безмятежного. Винтерборну подчинялись не только пять сотен Искупителей, но и десять тысяч конных рыцарей Жертвы, а также три пехотных полка. Не считая Кумберлейна, Ледяной Кай был самым могущественным человеком в королевстве. Добиться гибели мелкого дворянина, вроде генерала Гэза Макона, не составляло для него особого труда. Врага всегда можно отравить, застрелить из засады, заколоть в переулке или, что вероятнее, по окончании перемирия бросить весь полк против вражеских пушек.
Мулграв миновал мостовую главной улицы и подошел к дому гробовщика. Снаружи, кутаясь в холодные плащи, мерзли трое солдат. Тайбард Джакел, назначенный старшим, отсалютовал.
– Мы завернули трупы в холстину, сир.
– Хорошо. Похороните их на рассвете.
– Да, сир. Кем они были?
Мулграв сделал знак Джакелу следовать за ним и отошел на несколько шагов.
– То, что я скажу, не предназначено для чужих ушей, не рассказывайте никому. Я давно наблюдаю за вами, Джакел. Вы хороший солдат и верны Гэзу Макону.
– Да, сир.
– Поэтому я вам доверяю. Они были Искупителями, которые пытались убить лорда.
– Но зачем? – ошеломленно спросил Джакел. – Мы же на одной стороне!
– Их цели не имеют значения. Важно то, что покушение, вероятно, повторится. С завтрашнего дня ваша группа переводится на личную охрану лорда Гэза. Мой личный приказ – не отставать от него ни на шаг. Следите за незнакомцами, не давайте никому подойти достаточно близко, чтобы нанести удар. Все ясно? Официально эти двое были шпионами договорщиков. Понятно?
– Да, сир.
– Вы лично отберете вторую группу солдат, которые будут охранять дом генерала по ночам. Им можно сказать, что лорда Гэза пытаются убить.
– Да, сир, будет сделано, – ответил Джакел. – Но если они пошлют снайпера – наше дело плохо. Нам надо уходить отсюда домой, на север.
– Не буду спорить, – устало отозвался Мулграв и посмотрел на двух солдат, стоявших поодаль. – Это ваши друзья?
– Да, сир. Банни и Каммель. Мы все из Старых Холмов.
– Того, что повыше, недавно высекли.
– Да, сир. Он напился и… – Джакел развел руками.
– Я помню. Попытался навязать женщине свою привязанность. Он не затаил обиды на лорда Гэза за наказание?
– Даже если и затаил, – рассмеялся Джакел, – то вреда от него не будет. Он, может, и не самый умный солдат на свете, но не предатель.
В замке Винтерборна было два главных зала. Один, огромная заставленная статуями и увешанная картинами трапезная, где Ледяной Кай принимал гостей, находился на первом этаже. Три стены занимала галерея, из четвертой выступал балкон для музыкантов, которых приглашали на религиозные церемонии.
Второй зал находился под землей, и случайные гости в него не допускались. Туда вела лестница, скрытая за потайной дверью, замаскированной под участок стены. Лишенные картин стены были убраны багровым бархатом, помещение освещалось необычными лампадами малинового стекла. В центре стоял резной дубовый стол, за которым умещалось больше сотни человек. Но слуги не разносили яства – спускавшиеся сюда не ели и не пили. Они приходили поклониться державе Краноса и получить приказы от своего повелителя, Ледяного Кая.
В этот вечер собралось сто сорок Искупителей. Старейшие сели за стол, новички тихо встали у стены. У северной стены, в десяти шагах от места Ледяного Кая, стоял деревянный крест. На нем, на клиньях, вбитых в запястья и стопы, нагой и ничтожный, висел лорд Ферсон. Кровь медленно сочилась из ран и стекала вниз.
Ледяной Кай откинул багровый капюшон и обернулся к умиравшему.
– Увлекательнейший способ казни, – сообщил он притихшим Искупителям. – Обратите внимание, жертва постоянно пытается подняться, но снова падает обратно. Это происходит потому, что, когда тело висит на руках, перекрывается доступ в легкие, и, чтобы дышать, ему приходится опираться на ноги. Но это вызывает непереносимую боль там, где в стопы вбиты клинья. Жертва не в состоянии выдержать ее и, чтобы облегчить мучения, снова повисает на руках, а потом, задыхаясь, снова пытается опереться на ноги. Этот замкнутый круг не отпускает его, пока изнеможение не превозмогает жажду жизни. Изящная выдумка.
Он повернулся к Искупителям.
– Каждый поступок несет свои последствия, – спокойно объявил он. – Ферсон наказан за трусость, послужившую причиной смерти двух наших братьев. Петар Оломайн и Шолар Астин не справились с поставленной задачей. В сравнении с огромными достижениями последних лет это лишь мелкие неприятности. Но нам еще рано расслабляться. Мы избранные, и малейшая оплошность недостойна нас.
С креста донесся низкий глухой стон. Ледяной Кай продолжил речь.
– Мы на пути к бессмертию. Наша цель достижима, только если мы будем отважны и непоколебимы. Пусть задержки не пугают вас. Путь к великой цели не бывает легок. Умение преодолевать трудности только подтверждает наше величие.
Он оглядел слушавших и продолжил:
– Поднимайтесь в трапезную, друзья мои. Насладитесь этим вечером. В предстоящую зиму нам придется многое совершить и немало претерпеть. Идите же. Желаю всем приятного вечера.
Кай сделал знак остаться двум Искупителям, сидевшим рядом с ним. Остальные медленно покинули зал.
Ледяной Кай повернул свой стул и сел лицом к умирающему. Ферсон прикусил губу, по кляпу и бороде сочилась струйка крови.
– Все-таки жалкое зрелище, – заключил Кай. – Ничто в нем не вызывает хотя бы отдаленный интерес.
– Жаль Петара, – подал голос Марл Коупер.
Взгляд Ледяного Кая переместился с креста на сидевшего рядом узколицего юношу.
– Мне казалось, Марл, что он вам не нравился.
– Да, милорд. Однако он был великолепным дуэлянтом и в прошлом ни разу не подводил нас. Кроме того, он отвратительно играл в карты, и я уже привык располагать теми невероятными суммами, которые он пристрастился мне проигрывать.
– Что вы собираетесь делать с Маконом, милорд? – спросил второй оставшийся, Эрис Велрой, дворянин средних лет.
Он казался обеспокоенным и постоянно бросал взгляды на крест. Ледяной Кай перехватил его взгляд, не укрылся от его взгляда и пот, проступивший на лбу Эриса.
– Вас что-то беспокоит, Велрой?
– Нет, милорд.
– Ферсон был вашим другом, не так ли?
– Я бы не сказал, что другом, милорд. Скорее… знакомым.
– Меня всегда изумляло, – сухо улыбнулся Кай, – как мало у человека истинных друзей. Сегодня ты окружен счастливыми лицами, а завтра они тебя не замечают. – Ферсон издал леденящий крик. – Вот теперь он мне надоел, – заявил Винтерборн и встал. К кресту был прислонен железный прут. Взвесив его на руке, Ледяной Кай нанес два удара по ногам висевшего, переломав кости. Ферсон закричал, попытался подтянуться на руках, но силы подвели его. Он провис и спустя несколько мгновений перестал дышать. – Что до Макона, – сказал Кай, положив прут на место, – то он оказался гораздо более живучим, чем можно было предполагать. Погибни он на дуэли с Ферсоном, проблема была бы решена. То же самое можно сказать и о Петаре с Шоларом. Больше нет смысла посылать убийц-одиночек. Теперь Макон настороже. Нам придется повести тонкую игру и прежде устранить другую цель.
