Текст книги "Оседлавший Бурю"
Автор книги: Дэвид Геммел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
– Я думаю, в вашей семье это передается по наследству, Айбел.
– Надеюсь, что так, сир.
– Скачите, соберите своих людей. Потом мы обсудим остальные планы.
Айбел повернул коня, и дальше Гэз скакал один.
Бэрин Мэйси скакал во главе колонны. Тревога, вот уже две ночи не дававшая уснуть, не покидала его. Все, все было неправильно, и он знал это с самого начала. Если Макон и в самом деле задумал предательство, Эрис Велрой не стал бы назначать встречу в лесу, ночью, приказ пришел бы прямо от Винтерборна. Эльдакрский полк один из лучших в королевских войсках, Макон – храбрый и умный генерал.
Мэйси несколько раз встречал Макона и испытывал к нему искреннюю симпатию. Его окружал ореол простодушия, столь странный в сочетании со стратегическим складом ума. Нет, причина не в предательстве. Винтерборн ненавидел Макона и решил избавиться от него. И из-за этой нелепой ненависти теперь погибнут сотни верных солдат.
«И ты в это впутался», – сказал себе Мэйси.
С другой стороны, разве у него был выбор? За отказом немедленно последовала бы отставка, если не смерть. Винтерборн передал бы приказ другому генералу. Ничто бы не изменилось, и Макон с эльдакрцами все равно погибли бы.
Наконец Мэйси решил, что в спорах с самим собой нет смысла.
Быстрым галопом со стороны колонны к Мэйси приблизился всадник и отдал честь.
– Вам сообщение, сир, – сообщил он, протягивая запечатанное письмо. – Велено передать лично в руки.
Мэйси поблагодарил, и всадник повернул коня.
Генерал посмотрел на письмо. В тусклом лунном свете ему удалось разглядеть только оттиск печати Винтерборна на сургуче. Надпись над печатью была сделана таким мелким почерком, что Мэйси с трудом разобрал собственное имя. До рассвета оставалось меньше часа, и он сунул письмо в карман.
Велрой сказал, что после набега город займут Искупители. Значит, жителей будут пытать и сожгут. Мэйси вздохнул. Ему нравилась армейская жизнь. Только поступив на службу, он даже верил в то, что воюет за правое дело. Тогда он мечтал о храбрости, сплоченности и победах. Его фантазия возносилась так далеко, что он воображал, будто когда-нибудь добьется той же славы, в которой прежде купался Люден Макс.
Вместо этого его окружали крики изуродованных невинных и горы обгорелых трупов. Он понял, что в войне нет абсолютных величин, нет ни славных героев, ни бессердечных злодеев, есть просто люди, тысячи людей, сражающихся и умирающих за то, во что верят.
До сих пор так и было.
Бессердечные злодеи. Есть ли кто-нибудь бессердечнее Винтерборна и его Искупителей?
Мэйси понадеялся, что к его приходу Конран уже захватит город, а Гэзу Макону удается сбежать, избежав бойни и пушек.
– Избегай причинять зло, сынок, – говорил ему когда-то отец. – Оно несет в себе зерно саморазрушения.
Колонна въехала в лес. Начало светать.
Через двести ярдов Барин Мэйси натянул поводья, поднял руку, чтобы колонна остановилась, и достал из кармана письмо.
Записка была короткой: «Макон предупрежден и собирается перехватить вас в лесу. Сверните с дороги».
Мэйси перечитал ее дважды, тщательно сложил бумажку, положил ее обратно в карман и повернулся, осматривая кромку леса. У него пересохло во рту и бешено заколотилось сердце.
Не считая фырканья лошадей и скрипа седел все было тихо.
Воздух наполнился громом выстрелов и визгом пуль.
Кони, люди падали сотнями. В спину Мэйси попала пуля, он упал на шею коня, ухватившись за гриву. Генерал попытался подняться и вытащить пистолет, но вторая пуля вышибла его из седла.
Из леса показались всадники Гэза. Кто-то из улан успел вытащить пистолеты, но их зарубили, не дав выстрелить. Остальные уланы повернули лошадей и галопом поскакали обратно. Мэйси удалось отползти с дороги и сесть, прислонившись к дереву. Всадники Эльдакрского полка разметали перепуганных улан. Мэйси смотрел на происходящее в необычайном спокойствии, ощущая себя зрителем спектакля. Всадники атаковали с невероятным напором, но сохраняя железную дисциплину. Путь к отступлению остался открыт, одобрительно отметил он, и многие уланы повернули коней, в отчаянной попытке спастись.
Золотистые волосы Гэза Макона сверкнули в первых лучах солнца.
«Славные герои, – вдруг подумал Мэйси. – И бессердечные злодеи».
Ему захотелось пить, и вспомнился старый колодец дома, во дворе поместья. Мирна всегда любила этот колодец и убеждала всех, что его вода волшебная. Мэйси улыбнулся. Когда война закончится, он вернется к Мирне с детьми и никогда больше их не оставит.
Бой переместился дальше. Восходящее солнце осветило дерево и сидевшего под ним Мэйси, который поднял голову, чтобы насладиться незабываемым теплом. Внезапно на него упала тень. Он открыл глаза и увидел, что Гэз Макон спешился и идет к нему.
– Доброе утро, – сказал Мэйси.
– Доброе утро, генерал. Ваши люди разбиты. У меня нет времени возиться с вашими ранеными.
– Да, я понимаю. Вам нельзя уходить через север или запад. Там артиллерия.
– Я знаю. Мы не предатели.
– Я понял это. Но все равно пришел, к своему позору. – Мэйси сунул руку в карман и дернулся. Боль в спине и груди становилась все сильнее. Он протянул письмо Макону. – Велрой сказал, что Искупители умеют видеть, что происходит в милях от них. Скорее всего за нами сейчас наблюдают.
Гэз Макон расстегнул мундир Мэйси, осмотрел его раны и промолчал.
– Хороший будет денек, – сказал Мэйси, подставляя лицо солнцу.
Мирна стояла у колодца. Мэйси собрался попросить ее зачерпнуть воды, но упал.
Он падал все глубже и глубже. Дальше и дальше во тьму.
Он и не догадывался, каким глубоким мог оказаться колодец. Гэз Макон видел, как он умер.
– Ты был хорошим человеком, Мэйси, – сказал он и вернулся в седло.
Уланы в беспорядке отступали, большинство эльдакрцев вернулись к Макону. Издалека раздался залп мушкетов. Внезапно Гэза охватила печаль, перед глазами возникло лицо Корделии Лоэн.
«Я выживу, – поклялся себе он. – Я спасу своих солдат. Я уведу их на север и увезу Корделию с собой. Прочь от этого кошмара».
К востоку от зимней резиденции Мойдарта простирался огромный участок пустой земли. Гэзу всегда там нравилось. Там можно построить прекрасный дом, решил он.
Собрав людей, Серый Призрак поскакал в Шелдинг.
12
На первый взгляд Джейкон Галоглас мало напоминал хорошего солдата. Тощий, сутулый и с неуклюжей походкой. Благодаря тому, что его правая рука была длиннее левой на целых два дюйма, обмундирование сидело на нем плохо. Учитывая впалую грудь и покатые плечи, он казался живым издевательством над портными. Кроме того, как без конца повторяли Джейкону офицеры, его неряшливость и отсутствие элементарных понятий о дисциплине позорили всю часть. За четыре года службы его выпороли одиннадцать раз. В общем, Джейкон Галоглас считался плохим солдатом по всем статьям. Лишь одно его качество восполняло недостатки: он не умел сдаваться.
Сейчас, когда Галоглас бежал по улицам Шелдинга во все лопатки, это неумение пришлось как нельзя кстати. Враг прорвался на правом фланге, и бой постепенно переместился на улицы города. Несколько горожан, пытавшихся убежать с поля боя, погибли от пуль наступавших.
Джейкон Галоглас завернул за угол и столкнулся сразу с тремя солдатами из Второго полка. Первого он ударил разряженным мушкетом в лицо и сшиб его с ног. В грудь второго вонзился нож. Третий попытался ткнуть его штыком, но Галоглас извернулся вправо, отпустил нож и подтолкнул туда, где стоял мгновение назад, раненного ножом. Штык вонзился в него. Джейкон подскочил к третьему мушкетеру и боднул его в нос. Тот отшатнулся, вскрикнув от боли, Галоглас ловкой подсечкой сшиб его с ног и ринулся дальше. Рядом просвистело несколько пуль, выбив из стены за спиной каменную крошку.
Как там говорят? «Пулю, от которой умрешь, не услышишь»?
«Как же, так я и поверил, – подумал он, нырнув в переулок. – Откуда тогда узнаешь, что умер?»
Оставшись без оружия, он стал двигаться осмотрительнее, остановился у перекрестка и осторожно выглянул за угол. Навстречу вышли два вражеских мушкетера. Первого Джейкон пнул в колено и схватился со вторым, пытаясь вырвать у него мушкет. Противник оказался силен. Джейкон попытался боднуть его, но тот увернулся. Тогда Галоглас ударил его коленом в пах. Тот взвыл от боли, но не выпустил мушкет. Второй, злобно ругаясь, поднялся на ноги и нацелил штык на Джейкона, но Джейкон извернулся так, чтобы солдат, с которым он сцепился, оказался между ним и штыком. Прогрохотал выстрел. Ноги второго мушкетера подкосились, он выронил мушкет и упал. Смерть товарища потрясла солдата, боровшегося с Галогласом, и на мгновение он замер. На этот раз Джейкону удалось попасть головой прямо в переносицу противника, и тот упал на колени, издав сдавленный крик. Когда он трясущимися руками поднял мушкет, Джейкон уже схватил оружие убитого и пронзил мушкетера штыком. Тот упал, не издав ни звука.
Джейкон повернулся на каблуках и увидел Тайбарда Джакела, который молча перезарядил винтовку, упер приклад в плечо и прицелился. Джейкон оглянулся. В сорока шагах на улицу выскочили еще пятеро мушкетеров. Джакел выстрелил – один упал. Остальные кинулись к ним. Тайбард бросился в переулок напротив Джейкона. Галогласу не потребовалось приглашения, чтобы рвануть за ним. Завизжали пули.
Тайбард упал за низкой каменной оградой и снова начал перезаряжаться. Джейкон рухнул рядом и проверил трофейный мушкет. Он был заряжен.
– Готов? – спокойно спросил Тайбард.
– Поехали! – отозвался Джейкон.
Оба выпрямились. Четверо мушкетеров бежали по переулку. Джейкон попал одному в лицо. Тайбард – второму в сердце. Двое оставшихся не остановились. Тайбард положил винтовку, вытащил из-за пояса пистолет, взвел курок и быстро выстрелил. Пуля пробила ближайшему глаз.
Джейкон перескочил стену и с диким воплем бросился на последнего. На мгновение тот замер, а потом повернулся и рванул обратно.
Расхохотавшись, Галоглас обернулся к Тайбарду и увидел, что тот уже побежал дальше, мимо повозок, сваленных за зданием склада.
Выстрелы мушкетов раздавались отовсюду. Джейкон подбежал к Тайбарду, выглядывавшему из-за угла соседнего дома. Там дрались врукопашную. Капитан Мулграв и примерно шестьдесят солдат пошли против вражеских штыков с саблями. Тайбард и Джейкон перезарядились, у Галогласа это заняло немного дольше.
Мулграв упал, перекатился и, как акробат, вскочил, вонзив клинок в грудь одного из врагов. На него кинулся второй, и его пристрелил Тайбард. Джейкон выстрелил в толпу пехотинцев и с пронзительным воплем бросился врукопашную.
Снова загремели выстрелы, упало еще несколько вражеских солдат. Джейкон заколол одного и сломал штык. Тогда, схватив мушкет за ствол, он начал орудовать им как дубиной. С одной из улиц вбежали Ланфер Гостен с двадцатью солдатами, и площадь закипела. Кто-то размахивал штыком, кто-то ножом, кто-то кулаками. Ни одна из сторон не собирались уступать.
Затем раздался грохот копыт по мостовой, и на площадь въехали Гэз Макон с кавалерией. К этому моменту в живых осталось не больше восьмидесяти стрелков Второго полка, при появлении нового противника наступило затишье. Пятьдесят выживших эльдакрцев уставились на врагов с усталым злорадством.
– Сложите оружие, – приказал Гэз Макон, – и я даю слово, что никто не причинит вам вреда. Ваш генерал погиб, а кавалерия отступила.
К Макону подошел бородатый офицер, весь в крови от глубокого пореза на лице.
– Предателям не победить, генерал Макон, – сказал он.
– Да, вы правы, – ответил Гэз. – К сожалению, здесь нет предателей. Никто из нас не собирался присоединиться к Людену Максу. Даю вам слово. Мы все проиграли в этой битве. Множество хороших людей погибли без всякой причины. Вы называете нас предателями. Как назвать то, что меня, верно исполнявшего свой долг перед королем, атакуют войска нашей же армии? Вот что я скажу: честное слово, хотел бы я и на самом деле быть этим предателем! Тогда в ваших поступках был бы хоть какой-то смысл. Тогда все эти несчастные погибли бы не напрасно. Соберите людей, лейтенант. Оставьте оружие здесь, его никто не возьмет.
– А как же наши раненые?
– Горожане им помогут. Своих раненых я заберу с собой. Боюсь, когда Винтерборн пришлет сюда Искупителей, их не ждет ничего хорошего.
– Теперь вы присоединитесь к Людену Максу?
– Нет, лейтенант. Я заберу своих людей на север. Пусть из меня и сделали изгоя, я не стану по собственной воле сражаться с солдатами короля. А теперь сложите оружие и уходите.
– Хорошо, генерал. Спасибо за ваше благородство. Гэз развернул коня, но к нему подошел Мулграв.
– Извините, сир, – сказал он, – но вам необходимо кое-что увидеть.
Гэз поскакал за Мулгравом, а Галоглас, поддавшись любопытству, направился следом.
Гэз Макон спешился и вслед за Мулгравом вошел в дом за складами. Джейкон подошел к дверному проему и заглянул внутрь. Там лежали два трупа – мужчины в ярко-красном мундире и девушки в зеленом дорожном платье, сжимавшей в руке маленький пистолет.
Гэз Макон склонился перед мертвой девушкой и поднес ее руку к губам. Мулграв встал рядом и положил руку на плечо генералу.
– Мне очень жаль, – сказал он.
– Я попросил ее подарить мне час, Мулграв. Она расплатилась за это жизнью.
По щекам Серого Призрака покатились слезы. Джейкон неслышно попятился и вышел на улицу. На стене, рядом с колодцем, сидел Тайбард Джакел и чистил винтовку Эмберли.
– Смотри-ка, мы выжили, – сказал Галоглас.
– Не все. Мундир Каммеля Барда теперь твой. Мой друг Банни погиб на соседней улице. Я наказал ему держаться ко мне поближе. Он послушался и все равно умер.
Тайбард вздохнул и снова стал полировать резной курок Эмберли.
Кругом лежали мертвые и раненые.
– Мне жаль, что так вышло с твоими друзьями, – сказал Джейкон.
Он видел, как плохо Тайбарду, и захотел положить руку ему на плечо, как Мулграв Серому Призраку. Но не смог. Вместо этого он встал и ушел.
И только теперь Джейкон понял, что мундир больше не воняет.
– Ну, хоть что-то хорошо, – громко произнес он.
Пинанс, красивый, высокий мужчина с крупными чертами лица, был прекрасным наездником, и верхом на черном жеребце наслаждался ощущением власти, которое приносил ему вид его марширующей армии.
Этого момента он ждал уже двадцать пять лет. Они с Мойдартом никогда не были друзьями. Их предки веками правили соседними землями и постоянно ссорились из-за границ. Однако ненависть Пинанса к Мойдарту произошла не из разногласий далеких предков. Она родилась в тот день, когда Райэна Тримейн вышла замуж за Мойдарта. Даже сейчас при воспоминании об этом у Пинанса все сжималось внутри.
Хотя он никому не признавался в этом, Райэна Тримейн была любовью всей его жизни. Он преклонялся перед ней и свято верил, что ему отвечают взаимностью.
Сейчас, с высоты прошедших лет, Пинанс понимал, что она была пустой и бездумной женщиной, склочной, способной предать кого угодно. Но тогда Райэна была богиней и солнцем его жизни. Размеры земель и доходы Мойдарта во много раз превосходили владения Пинанса, по этому признаку она и выбрала себе мужа. Так прекрасная Райэна стала госпожой замка Эльдакр.
Два года спустя она погибла, как официально заявили в Эльдакре, от рук убийц, пытавшихся убить Мойдарта. Бессовестная ложь!
К тому моменту ее интрижка с вождем каких-то дикарей уже не была новостью в салонах северной знати. Пинанс гадал, почему Мойдарт не выгнал ее. Когда разнеслась весть о гибели Райэны, он сразу понял, что убийца Мойдарт, и поделился с отцом, который посоветовал не давать волю фантазии.
– Мойдарт тоже ранен и находится при смерти. Нет, сынок, выкинь это из головы.
Многие годы Пинанс по крупице собирал информацию о покушении. Никто из стражников убийц не видел. Ни один слуга не заметил бегущих по замку. Зато все видели задушенную Райэну и раненого Мойдарта. Все прояснилось, когда к фактам добавилась одна маленькая деталь: врач, который лечил Мойдарта, сказал, что правая рука убитой была в крови, хотя на женщине не оказалось ни царапины. Новых доказательств не требовалось. Не было никакого покушения. Собственная жена бросилась на него с ножом, и он задушил ее.
Теперь, двадцать пять лет спустя, он сполна заплатит за свое преступление. Он заплатит за то, что лишил Пинанса единственного шанса на истинное счастье.
Во главе колонны маршировали пять тысяч стрелков. Вперед выступили разведчики, искавшие оборонительные укрепления. Но ничего не было. Как и ожидал Пинанс, Мойдарт закрылся в замке, зная, что пушек у противника пока нет. Но артиллерия была уже на подходе, и то мгновение, когда Мойдарт окажется в цепях, оставалось вопросом нескольких дней.
Пинансу нечасто приходилось испытывать столь приятное предвкушение.
Под его командованием собралось двенадцать тысяч человек, скоро он станет самым могущественным графом севера. Жаль, что придется пробить бреши в стене Эльдакра. Отличный замок, станет прекрасной резиденцией. Надо будет обязательно восстановить его.
С ним поравнялся всадник в красном плаще. Пинанс покосился на Искупителя и почувствовал, как хорошее настроение улетучивается.
– Мойдарт оставил Эльдакр, – сообщил Сперрин Дайл.
– Он собирается выйти нам навстречу?
– Нет, лорд. Он и его пять тысяч человек бежали на север.
– Но вы говорили, что он попытается удержать замок, – сказал потрясенный Пинанс. – Эльдакр слишком важен, чтобы его оставить.
– Да, лорд, – согласился Сперрин, – это было бы логично. Мы следили за ним и предположили, что он собирается поступить так. Однако он нанял демонопоклонника, который окружил замок страшными заклятиями, мешающими нашим посвященным видеть внутри замка. Судя по всему, этот колдун узнал о том, каким силам им придется противостоять, и убедил Мойдарта отступить. Мы полагаем, что они отправились искать помощи ригантов.
– Значит, Эльдакр достается мне без боя? – рассмеялся Пинанс. – Я, конечно, ненавижу Мойдарта, но прежде он не казался мне ни трусом, ни идиотом.
– Он не военный, а всего лишь интриган, искусный в политике и предательстве.
– Мне всегда казалось, что это одно и то же.
– Возможно, – согласился Сперрин. – Однако попытайся он удержать замок, мы сами послали бы людей на переговоры с ригантами.
– Зачем?
– Не стоит забывать, что эти нецивилизованные варвары – прекрасные воины, которые могут собрать войско приблизительно в четыре тысячи человек. Лучше договориться с ними, чем ждать, пока они объединятся с Мойдартом.
– Варвары с ним не объединятся, – возразил Пинанс. – Он двадцать лет только и делал, что пытал, казнил и убивал их всеми способами.
– Да, он был одним из столпов варлийского народа. Жаль, что такой человек стал нашим врагом.
Пинанс покосился на Искупителя, пытаясь понять, пошутил ли он. Он не шутил. Его лицо осталось серьезным, как и всегда.
Когда армия почти подошла к Эльдакру, Пинанс и пять генералов встали во главе колонны. Пинансу до сих пор не верилось, что сражаться не придется. Они маршировали по главной улице Старых Холмов. Местные жители выходили из домов поглазеть, некоторые дети махали солдатам руками. Солдаты, улыбаясь, махали в ответ.
В дверях одной из лавок, глядя на войско, остановился высокий немолодой человек.
– Его необходимо арестовать и повесить, – заявил Сперрин Дайл.
– Кто это? – спросил Пинанс, с любопытством глядя на нескладную фигуру.
– Алтерит Шаддлер, предатель и клеветник.
– Ах да, учителишка, заступившийся за какую-то колдунью. Я слышал этот анекдот.
– Он носитель зла, я это чувствую.
– Сегодня у меня нет настроения на казни, Сперрин. Когда мы укрепимся в Эльдакре, можете привести сюда своих людей и разобраться с ним.
– Благодарю, сир, поистине мудрое решение.
Снег уже почти растаял, в ясном небе висело теплое весеннее солнце. Но к востоку собрались облака, и к вечеру скорее всего будет дождь. Удачно, что эту ночь можно провести с комфортом, в родовом замке своего сбежавшего врага.
До стен, окружавших замок, они дошли уже после полудня, и младшие офицеры занялись размещением солдат. Многих направили в оставленные казармы, остальным пришлось разбить палатки у южной стены.
Пинанс вступил в замок с двумя отрядами по двадцать человек. Сперрин Дайл остался снаружи.
– Я не войду туда, пока наши люди не найдут способ уничтожить заклинания. Они причиняют мне боль даже отсюда.
Больше часа солдаты обыскивали здание и не нашли ни одного слуги, ни конюшего. Даже подземелья оказались пусты.
Пинанс повелел принести в трапезную обед и сел за пиршественный стол вместе с генералами. Трое были его двоюродными братьями, надежными, но лишенными воображения людьми, четвертый – племянник Дарил, толстый туповатый мальчишка. Вдруг Пинанс подумал, что не доверил бы вести битву никому из них. Поэтому пришлось нанять полковника Гарона Бека, талантливого полководца. К сожалению, в силу низкого происхождения, его нельзя было повысить в звании.
– Значит, сегодня не воюем? – разочарованно спросил Дарил.
– Не сегодня, Дарил. Завтра можешь взять отряд и проверить, как далеко враг успел сбежать. А сегодня давайте отдыхать и пожинать плоды нашей первой победы. Предлагаю после еды прогуляться по замку.
– У тебя хорошее настроение?
– Да. Враг бежал предо мной. Теперь я сижу на его месте. С этого дня мне достанутся все его земли и владения. У меня просто великолепное настроение!
Великолепным настроение оставалось еще целый час.
Аптекарь Рамус закрыл дверь, запер висячий замок и с маленьким свертком в руках зашагал по мостовой. Теперь, с приближением весны, по вечерам было все светлее, да и погода становилась все мягче.
Поглядев на поле, где к овцам жалось несколько маленьких ягнят, он пошел дальше, кланяясь и улыбаясь каждому, кто с ним здоровался.
Сегодня был очень странный день. Каждый, кто приходил в лавку, считал своим долгом затеять разговор о приходе Пинанса и бегстве Мойдарта. Рамус мало понимал в военных вопросах, но не хотел смотреть на поле битвы, усеянное трупами, и радовался, что Мойдарт увел свои войска.
Когда-то давно отец Рамуса сказал: «Все войны начинают обозленные старики, а юношам приходится гибнуть за то, чего они не понимают. А потом старики садятся за стол, война заканчивается, но ничего не меняется. Иногда в старых замках появляются новые хозяева, а дети погибших создают новые семьи, чтобы солдатские кладбища никогда не пустовали».
Рамус старался не обращать внимания на южную войну. Посетители лавки говорили о ней беспрестанно, Рамус делал вид, что внимательно слушает, но пропускал все мимо ушей и переносил свое внимание на приготовление лекарств, смешивание трав, на солнечные лучи, играющие на холмах, и на состояние здоровья пациентов. Последние несколько дней он неустанно любовался новорожденными ягнятами, только привыкавшими к ветру, солнцу, прыгавшими по полю на своих тоненьких ножках. Это зрелище вселяло в него чувство умиротворения.
Он остановился у дома кожевника Томаса Кантинаса и постучал. Дверь открыла его младшая дочь Келла и крикнула матери, что за дверью стоит мужчина.
– Как тебя зовут? – спросила девочка.
– Рамус.
– Он сказал, что он Рамус, – крикнула девочка в дом. Из кухни вышла Лайда, жена кожевника.
– Как он сегодня? – спросил Рамус, поклонившись.
– Спит чуть получше, но продолжает худеть, аптекарь.
«И ты тоже», – подумал Рамус, глядя на ее впалые щеки и покрасневшие глаза.
– Я принес еще трав, которые заглушат боль и помогут ему уснуть.
– Но вылечить-то они не вылечат?
– Нет. Его уже ничто не вылечит. Вот, я написал, как принимать травы.
– Мне нечем заплатить, аптекарь, – покраснела Лайда.
– Расплатитесь, когда сможете, – ответил он. – Вы хорошо высыпаетесь?
– Не совсем, – ответила она. – Ночью ему хуже всего, он начинает кричать.
– Завтра я принесу болеутоляющую микстуру. Доброй ночи. За Рамусом закрылась дверь, и он вздохнул. Жизнь в горах нелегка, но смерть еще тяжелее. У Томаса Кантинаса было шестеро детей, мало денег и рак кишечника. Старший сын, которому только исполнилось четырнадцать, еще слишком мал, чтобы стать главой семьи. Рамус решил завтра же зайти к мяснику и убедить его помочь несчастной семье с едой.
Он пошел домой. Окошки первого этажа светились, из каминной трубы курился дымок. Он открыл дверь. Шула Ахбайн, его экономка, вышла навстречу и помогла снять тяжелое зимнее пальто.
– Садитесь у огня, – сказала она. – Я сварила глинтвейн – принесу стаканчик.
Маленький аптекарь пробормотал «спасибо» и уселся в любимое кресло. Шула раньше собирала для Рамуса травы, потом работала на Мэв Ринг и стала хорошей экономкой. Жизнь не баловала ее. Еще в те времена, когда такие союзы не одобрялись, Шула влюбилась в паннона. Не одобрялись? Рамус грустно улыбнулся. Шула стала изгоем для собственного народа. Когда она осталась без мужа, то едва не погибла от голода вместе с сыном, Банни.
Шула вернулась и протянула ему стакан глинтвейна.
– Прекрасно, – сказал он, пригубив напиток. – Есть новости от Банни?
– Он мало пишет. Сейчас перемирие, и их разместили в Шелдинге. Значит, все в порядке.
– Может, война наконец подходит к концу.
– Да, я тоже надеюсь на это. Мне очень не хватает его. Шула подошла к вешалке и закуталась в свою шаль.
– На кухне горячее рагу, и еще я испекла хлеб, он в кладовой.
– Спасибо вам, Шула. Доброй ночи.
Оставшись один, Рамус устроился поудобнее и задремал. Очнувшись, он понял, что думает о Мойдарте. Ему будет не хватать разговоров о живописи. Аптекарь и сам начал рисовать, не горные пейзажи, конечно, а простенькие букеты из трав и цветов. Получалось плохо, но в последний год стало немного получше. Мойдарту он их не показывал.
Вскоре он проголодался и уже собрался разогреть рагу, когда снаружи раздался грохот копыт, а потом кто-то заколотился в дверь.
Рамус открыл. За порогом столпилось несколько солдат.
– Аптекарь Рамус?
– Да, это я. Кто-то болен?
– Вы пойдете с нами.
– Я закончил свои посещения на сегодня, господа. Солдат ударил его по лицу, и Рамус, отшатнувшись, уронил вешалку.
– Делай, как говорят, – сказал солдат, переступив порог и подняв аптекаря на ноги. – У тебя и так неприятности. Будешь меня доводить – лучше не станет.
Ошеломленного Рамуса выволокли из дома и усадили на высокую лошадь. Он уцепился за луку седла, один из солдат ухватил лошадь за повод, и они поскакали прочь от Старых Холмов.
Он ехал, потрясенно пытаясь осознать, что происходит.
У тебя и так неприятности.
Какие неприятности? Откуда? Никогда в жизни он никого не обидел, даже не думал об этом. Наверняка произошла какая-то ошибка.
Кони повернули к Эльдакру и въехали в замок. Там Рамуса сняли с седла, поволокли внутрь, там вверх по лестнице и дальше по коридору. Идущий впереди солдат остановился и постучал в дверь.
– Да? – раздался голос Пинанса, как показалось Рамусу, сердитый.
Солдат открыл дверь и втолкнул туда Рамуса.
– Как приказывали, милорд, это аптекарь.
– Я знаю, кто он. Мы уже встречались. Ну и что вы скажете в свое оправдание, аптекарь?
– Боюсь, я вас не понимаю, милорд.
В руках у Пинанса был хлыст. Он сделал шаг вперед и полоснул Рамуса по лицу. Боль была невыносимой.
– Я уже достаточно зол. Не стоит приводить меня в ярость.
– Простите, милорд. Я не знаю, что вы хотите услышать.
– Вы что, недоумок? Посмотрите вокруг. Осматриваться не было необходимости. В центре комнаты стоял мольберт с незаконченным горным пейзажем.
– Да, милорд? Это студия. Здесь Мойдарт пишет свои картины.
– Вы и в самом деле недоумок. Обманули, насмеялись надо мной, а теперь не знаете, почему вы здесь?
– Я обманул вас? – озадаченно переспросил Рамус. – Но в чем?
Пинанс снова занес хлыст, и Рамус отшатнулся, машинально заслонив лицо рукой.
– В чем? – воскликнул Пинанс, ударив Рамуса хлыстом по руке. Тот вскрикнул. – В чем?! Вы не знали, что мы заклятые враги?
– Знал, милорд.
– И все-таки заставили меня купить его пачкотню?
– Нет, милорд. Вы сами приказали поговорить с художником. Помните? Вы пришли на прием и увидели картину на стене. Я предупредил, что художник не желает раскрывать своего имени. А когда вы захотели заказать картину, я пошел и рассказал об этом Мойдарту. Он написал вам истинный шедевр, а не пачкотню.
– Полагаю, он немало позабавился этим.
– Думаю, что да, хотя позже у него нашлись причины для сожаления.
– И какие же?
– Вы заплатили ему семьдесят пять фунтов. Через год стоимость его пейзажей возросла вдвое, а в этом году – вчетверо. Без сомнения, его не радовала мысль о том, что купленная вами картина стоит в четыре раза больше, чем вы за нее заплатили.
– Меня не волнует ее цена. Первое, что я сделаю, вернувшись домой, – изрежу ее на куски собственными руками.
– Но почему?
В ответ раздались два щелчка хлыстом. Закрыв голову, Рамус упал на колени и закричал. Из красных полос на руках сочилась кровь.
– Не смейте задавать мне вопросов! Ваша жизнь висит на волоске. Отвечайте, каковы ваши отношения с Мойдартом?
– Он мой друг. Внезапно Пинанс рассмеялся.
– Друг? У Мойдарта нет друзей. Он бессердечный и бессовестный убийца. Встаньте.
Рамус заставил себя подняться. Его лицо и руки были в крови.
– Как можно говорить, о дружбе с чудовищем? Вы не знали, что он убил собственную жену? У него нет души.
– Я не могу с вами согласиться, милорд.
– Что за наглость! Или вам мало моего кнута?
– Нет, милорд. Я боюсь его. И вас тоже.
– Почему тогда вы продолжаете раздражать меня?
– Я думал, вы хотите услышать правду.
– Значит, у вас есть доказательство того, что у Мойдарта есть душа?
– Нет, милорд.
– О какой же правде вы говорите?
– О его ранах. Много лет назад он получил рану в живот, она так и не закрылась. Он сильно обгорел, вытаскивая сына из огня, и ожоги тоже не зажили. У этого нет никакой причины, я лечил его всеми лекарствами, от которых любой другой давно бы поправился. Его раны не заживают, потому что он сам этого не хочет. Мойдарт наказывает сам себя. Человек без души не стал бы себя так мучить.
– Вы не думали, что это наказание послал ему Исток за грехи?
– Нет, милорд. Мне кажется, если бы Исток наказывал так каждого преступника, я бы научился узнавать симптомы. В мире достаточно злодеев, но большинство из них процветает.
– Вы, случайно, не намекаете, что я – один из них?
– Нет, милорд, я никогда не слышал, чтобы вас называли злодеем. Вы просто могущественны.
– А Мойдарта называют злодеем?
– Да, милорд.
– И вы упорствуете в том, что он ваш друг. Друзей нужно выбирать с осторожностью. Вам, очевидно, ее не хватило. Полагаю, Мойдарт тоже испытывает к вам какое-то расположение. Поэтому завтра вас повесят. – Пинанс обернулся к солдату, привезшему Рамуса в замок. – Отыщите для него камеру помрачнее. Там, – он снова обратился к аптекарю, – никто не помешает вам думать о дружбе и злодеях.
