Текст книги "Оседлавший Бурю"
Автор книги: Дэвид Геммел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)
5
Ради денег Дрейг Кохланд мог решиться почти на все. Он с легкостью воровал и грабил, не считая зазорным убивать попадавшихся на пути людей. Дрейг был не из тех, кого можно одурачить глупыми правилами и законами. Он понимал, что весь мир так или иначе крутится вокруг воровства и грабежа. Любое общество было создано по той же системе. Дрейг всегда удивлялся: почему другие этого не понимают? Бедный фермер, едва сводящий концы с концами, когда засухи чередуются с немилосердными морозами, все равно должен отдавать сборщикам Мойдарта десятую долю урожая. Разве это не грабеж? Гоните десятую долю всего, что у вас есть, иначе я вас посажу в темницу или повешу. Когда в тавернах наступало время шумных перепалок, Дрейг нередко поднимал эту тему. Выпивохи, краснея от возмущения, вещали о том, что налоги уходят на постройку дорог, содержание школ и так далее. Дрейг только смеялся в ответ:
– Школы, да? У Мойдарта все рубашки шелковые, а у вас по одной, и те домотканые. Вот куда идут ваши денежки.
Дедуля всегда говорил: «Украдешь батон хлеба – тебя повесят, землю – коронуют».
Понятие Дрейга о добре и зле было простым и несложным в использовании. То, что хорошо для Кохландов, – добро, все остальное – зло.
Так он думал, пока в их небольшое горное поселение не явился варлийский всадник.
Он прибыл издалека и пообещал расплатиться золотом, если Кохланды выполнят указанное его господином. Имя заказчика пришелец не назвал, хотя Дрейг предположил, что это Мойдарт. В знак своей честности варлиец предложил аванс в серебряных чайлинах.
Дрейгу пришелец не понравился. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Ему вообще мало кто нравился. Разве что брат, Эйан, которого, сказать по правде, он не так уж и обожал. Однако Дрейга привело в смятение нечто совершенно другое.
Даже теперь, спустя два часа после того, как варлиец ускакал прочь, Дрейг никак не мог уяснить причину собственного беспокойства. Варлийцу можно было не стараться, чтобы заслужить нелюбовь Кохланда, – для этого ему вполне хватало оставаться варлийцем. Но дело было и не в этом.
Сгорбившись, Дрейг тихо сидел у очага. Вскоре пришел Эйан и уселся напротив на корточки. Эйан был моложе, но они казались близнецами: оба зеленоглазые, широкоплечие и неуклюжие, с простоватыми лицами и клочковатыми рыжими бородами.
– Что он хотел? – спросил Эйан.
– Чтобы мы кое-кого убили.
– Сколько обещал?
– Много.
– Отлично. Кого убиваем?
– Женщину и ребенка. Эйан прищурился:
– Шутишь, братец?
– Нет.
– Я не убиваю детей, – сказал Эйан и после небольшой паузы добавил: – И женщин тоже.
– Да? А почему? – поинтересовался Дрейг.
– Что значит почему? Нельзя их убивать, и все. После непродолжительного молчания Дрейг кивнул:
– Да, так я ему и сказал. Он не слишком обрадовался.
– Кого он хотел убить?
– Живущую на озере и мальчишку, которого Кэлин Ринг приволок из холмов.
– Того, чьих родителей загрыз Рваный Нос?
– Того самого.
– Что за белиберда! – воскликнул Эйан. – Кому от этого убийства будет польза?
– Нам, например, – подсказал Дрейг.
– Знаешь, я не об этом.
– Да, но не знаю, что еще тебе ответить.
Эйан взял длинную палку и поворошил гаснущие угли.
– Теперь он пойдет к Тостигу и ребятам из Нижней Долины. Они все сделают.
– Еще бы, за десять-то фунтов. Эйан тихо выругался:
– Я в жизни не видел столько денег.
– Жалеешь, что я отказался? Эйан поразмыслил.
– Не – а, – ответил он.
Дрейг встал, подошел к порогу и, пригнув голову, чтобы не удариться о нависшую притолоку, вышел на улицу. Там было мало людей. Двое тощих детишек швырялись друг в друга снежками, еще четверо волокли на холм видавшие виды санки. Во всем селении осталось только четверо мужчин: остальные двадцать три разделились на две группы и ушли на восток, воровать скот, чтобы потом перепродать его в Эльдакр. Дрейг задумчиво почесал бороду. Он давно сбился со счета, сколько ему лет, но чувствовал себя слишком старым, чтобы гоняться по горам за горсткой костлявых коровенок.
Странное беспокойство не покидало его. Десять фунтов – целое состояние. На них можно целых два года шиковать. Однако ему и в голову не пришло согласиться. Задул ледяной ветер. Дрейг поежился и вернулся в дом.
Эйан установил в очаг треногу, сверху поставил старую нечищеную сковороду и теперь потрескавшейся и немытой деревянной ложкой помешивал на ней овсянку.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – заявил Эйан. Дрейг мрачно взглянул на брата.
– Да ну? Ты своих-то мыслей не держишь, куда тебе в чужих разбираться? – огрызнулся он.
– Ты хочешь предупредить Кэлина Ринга.
– Зачем мне делать такую глупость? Этот варлиец не простой человек. Мне такие враги не нужны. К тому же не хочу, чтобы Тостиг и его доблестная команда перерезали мою глотку.
– Ну, хорошо, – примирительно ответил Эйан. – О чем тогда ты думаешь?
Дрейг харкнул и сплюнул в огонь.
– О том, чтобы предупредить Кэлина Ринга, – признался он.
– Мы его не любим, – возразил Эйан.
– Тебя я тоже не люблю, но если в твой ботинок заползет змея, молчать не стану.
– Нет, станешь. Ты подождешь, пока она меня укусит, а потом будешь долго насмехаться. Как тогда, когда на меня свалилась та клятая ветка. Мог бы и крикнуть. Ты крикнул? И не подумал!
– Слушай, пятнадцать лет прошло, а ты все об одном и том же. А смешно было до колик.
– Нет ничего смешного в сломанной руке.
– Неправда, так еще смешнее. Надоели твои глупости. Мешай кашу, терпеть не могу, когда она пригорает.
Эйан улыбнулся, продемонстрировав неполный ряд желтых зубов.
– Забавное у тебя настроение, братец.
– Да, – согласился Дрейг. – Точно, забавное. Помнишь, к нам приходила Живущая, вылечила старика Драпуна? Мы думали, он останется без глаза, а она наложила какую-то припарку, и весь гной вышел.
– Да, помню. Ты тогда еще разозлился, что она не стала лечить твой чирей.
– Не чирей, а фурункул, причем огромный, с гусиное яйцо!
– Какая разница? Она сказала, что ты заслужил свой чирей. – Эйан рассмеялся. – Не думал, что ты позволишь какой-то женщине так говорить с тобой.
– А мне все равно, – соврал Дрейг. – Не понимаю ее. Она не взяла с Драпуна денег. Прошла пешком двадцать миль и даже не поела с нами.
– Может, она просто не любит горелую овсянку? – предположил Эйан.
– Наверное, – ответил Дрейг и внезапно выругался. – Знаешь, что мне покоя не дает? Этот варлиец считает, что я способен убить женщину и ребенка. Вот она, моя репутация! Неудивительно, что Живущая не стала лечить мой чирей.
– Фурункул, – радостно поправил его брат.
– Сам дурак.
Эйан рассмеялся и помешал кашу.
– Думаешь, Тостиг согласится убить их?
– Конечно, согласится. В нем ни капли ригантской крови.
– Да ее и в нас не больше наперстка, – заявил Эйан. – И досталась она нам от прадеда, значит, и эта на три четверти разбавлена спиртом.
Вдруг Дрейг рассмеялся.
– Ты прав, братец. Теперь мы Кохланды, и заботимся только о себе. И пусть все остальные катятся куда подальше, так?
– Точно!
Эйан разложил кашу в две глубокие деревянные миски, и братья принялись за еду.
Наконец Дрейг отодвинул опустевшую миску, встал и резко выругался.
– Мне действительно нравится Кэлин Ринг, – сказал он.
– Ты же говорил, что тебе никто не нравится, – обиженно ответил Эйан.
Дрейг рассмеялся:
– Он воин, у него твердый характер. Когда варлийцы взяли в плен его женщину, он не задумываясь пошел туда и вытащил ее. Этим нельзя не восхищаться.
– Он тебя избил и нос сломал, – возразил Эйан. – Не стоит нам в это ввязываться, Дрейг. Сам знаешь, какой Тостиг подлец, к тому же мечом и кинжалом владеет. Кэлин Ринг сам разберется.
– Не разберется, – покачал головой Дрейг, – если его не предупредить. Схожу-ка я в Айронлатч.
– Я с тобой не пойду.
– А кто тебя зовет?
– Мы не риганты, братец. Мы никому ничего не должны.
– Я и не спорю.
– Ты не думал, вдруг заказчик – Мойдарт?
– Думал, – ответил Дрейг, которому вдруг стало неуютно при звуке этого имени.
– Если узнает, что мы пошли против него, сам знаешь, кого он к нам пошлет.
Дрейг поежился и не ответил. Да, он знал, кого пошлет Мойдарт. Ищейку Хансекера с его проклятым серпом. И лежать тогда голове Дрейга в мешке.
– Хансекера, – сказал Эйан. – А от него не спрячешься.
– Успокойся, Эйан! Однажды он тоже не справился! Того борца, Чайна Шаду он так и не поймал. Говорят, Гримо увел его у Жнеца из-под носа. Значит, Жнец не демон, и бояться его нечего.
– Я даже думать о нем боюсь, – заявил Эйан.
Дрейг поднял с пола из угла старую медвежью шубу, встряхнул и накинул на плечи.
– Мы не станем ни во что ввязываться, – пообещал он. – Я просто перекинусь с Кэлином Рингом парой слов, и все, поминай нас, как звали.
***
Чара Ринг задумчиво стояла у окна темной спальни и, кутая тонкие плечи в синюю с зеленью шаль, смотрела на залитый лунным светом снег и на острые зубья далекого горного хребта.
Пять лет назад ее похитили варлийские солдаты, привезли в форт при Черной Горе, где жестоко избили и изнасиловали. Сны нередко возвращали ее в то подземелье, она слышала хохот солдат и мерзкую ругань предателя Вуллиса Свайнхема. Несметное количество раз Чара убеждала себя, что худшее позади, и ужасы того дня больше не имеют над ней власти. Сейчас она понимала, что была не права. Они навсегда останутся с ней, как незаживающая рана.
Чара не сомневалась ни в своей любви к Кэлину Рингу, ни в том, что чувствует в его объятиях. Обычно ей удавалось забыться, иногда это даже было приятно. Когда-то, вместе с Живущей, она посмеялась над тем, как важна для нее физическая близость с мужем. В чем-то это было правдой. Чаре было необходимо чувствовать, что она желанна для Кэлина. Однако часто, на пике удовольствия, перед ней представали уродливые, искаженные похотью лица насильников. Подсознание вновь выплескивало наружу давно пережитый кошмар, пыталось заставить закричать, оттолкнуть от себя мужа. Но Чара сдерживала себя, вспоминая, как Кэлин пришел, чтобы освободить ее.
Они с Райстером безрассудно ворвались в форт, убили солдат в сторожке и переоделись в их форму. Потом Кэлин пробрался в подземелье и освободил ее. Чара оглянулась на спящего мужа. Он лежал на спине, откинув одну руку. Шрам на щеке будто сиял, освещенный лунным светом. Чара вспомнила причину его появления – дуэль на саблях с ее братом, Балом. Будто целая жизнь прошла с тех пор. Будто существовало две разные Чары: тогда и сейчас.
Она больше не говорила с мужем об этих воспоминаниях. Кэлин слишком пекся о ней, пытался найти «лекарство» от них. Иногда его забота казалась трогательной, чаще – приводила в ярость. Изредка Чара выговаривалась Живущей. С ней было проще, она просто слушала, не надоедая глупыми советами.
Худшее случилось осенью, когда они с Кэлином поехали в Черную Гору, чтобы пополнить запасы еды. Пока их фургон загружали, они отправились гулять и спустились к лугу у ручья. Стоял великолепный ясный день, светило теплое солнце, будто летом. Чара, спокойная и счастливая, держала Кэлина за руку и смеялась его шутке. Навстречу им тоже шла супружеская пара, вокруг них резвились четверо детишек: трое мальчиков и девочка с каштановыми волосами. Увидев лицо мужчины, Чара остановилась как вкопанная.
Это был один из тех солдат, что изнасиловали ее.
Она думала, что все они погибли в битве на перевале Ригантов, когда ее муж провел воинов по почти отвесному склону в тыл варлийского войска. Ей было необходимо верить в то, что они погибли, что они наказаны за содеянное.
Недвижимая Чара стояла и смотрела, как семья насильника спускалась к ручью. Он обернулся, увидел ее и помахал рукой. Казалось непостижимым, как он мог не узнать ее, но Чара поняла, что так и случилось. Ее сердце рассыпалось в пепел. Этот человек едва не разрушил всю ее жизнь. И вот он как ни в чем не бывало в солнечный день гуляет с семейством у ручья.
Часть ее рвалась рассказать Кэлину, что сделал этот человек. Часть ее жаждала увидеть, как муж подойдет к насильнику и вырвет у него сердце. Но лишь часть, небольшая часть. Ни дети, ни жена не были виноваты в его преступлении. Утихнет ли боль Чары, если на ее глазах женщина лишится мужа?
Чара прикусила губу и отвернулась.
– Что случилось? – спросил Кэлин.
– Голова болит, – ответила она и снова взяла его за руку. – Не обращай внимания. Пойдем обратно в город, поищем, где можно перекусить.
В неверной предрассветной дымке появился силуэт плотника Сенлика. Он доковылял до дальней калитки и стал возиться с замком. По утрам, особенно зимой, его хромота на левую ногу становилась сильнее. Он сильно состарился с предыдущей осени, когда его разбил паралич. Его голова совсем побелела, говорить он стал невнятно, а когда улыбался, что теперь случалось все реже, левая сторона его лица не двигалась. Левая рука уже почти не слушалась. Он с трудом отпер калитку и его пес, Лоскуток, черно-белая дворняга, выскочил за ограду.
– Ты рано проснулась, – сказал Кэлин, сев в постели, потягиваясь и зевая.
– Сенлику нельзя так много работать, – ответила она. – Ему надо чаще отдыхать.
– Я говорил, – огорчился Кэлин. – Но он хочет приносить пользу.
Снаружи работники выводили лошадей из конюшни.
– Я не хочу, чтобы ты ехал, – сказала Чара.
Он вылез из кровати и, встав у нее за спиной, обнял ее за плечи.
– Будешь скучать?
– Что за глупый вопрос? Конечно, буду. И Жэм с Фирголом тоже будут.
– Меня не будет всего двадцать дней. Не хочешь вернуться в постель, чтобы мне было, что вспоминать в это время?
– Ты меня и так не забудешь, – ответила она, выскользнув из его объятий. – На улице тебя дожидаются замерзшие люди, так что одевайся. Я приготовлю тебе завтрак.
Чара вышла из спальни и спустилась вниз, где уже сидела Мэв.
– Тебе что-нибудь привезти из Эльдакра? – спросила она.
– Только моего мужа, – холодно ответила Чара.
Плотник Сенлик уныло ковылял к дому. Истинный ригант, он всегда гордился своим мужеством, бесстрашием. Но теперь ему было страшно. Нет, не смерти, ведь рано или поздно она приходит ко всем. Сенлик боялся постареть настолько, чтобы стать обузой для тех, на кого он работал. Ему не хотелось гаснуть в постели, не имея возможности пошевелиться. Удар чуть не прикончил его, и иногда он жалел, что этого не случилось. Тогда он хотя бы смог умереть мужчиной.
У ворот Сенлик остановился. Лоскуток уселся рядом.
– Когда я успел постареть? – невнятно сказал Сенлик.
Старость подкралась почти незаметно. Да, волосы седели, движения становились медленнее, и кости ныли по холодам и раньше. Но теперь он чувствовал себя таким… такой развалиной.
Он уже попрощался с Кэлином, Мэв и большинством работников. Когда-то он пожалел бы, что не едет с ними в Эльдакр. Сенлику нравились города: нравилось дивиться на красивые дома, проводить дни в тавернах, а вечера в борделях, где играли музыку. Сейчас он не стал жалеть. В борделе ему пришлось бы стыдиться за себя. Лоскуток, заметивший за оградой кролика, низко заворчал.
– Все равно не поймаешь, приятель, – сказал Сенлик. Пес поднял голову и умоляюще уставился в глаза хозяину. – Хочешь попробовать, а? Ну давай. Ату его!
Лоскуток припустил по снегу. Кролик сначала подпустил его поближе и вдруг скакнул в другую сторону. Лоскуток, попытавшись повернуть, поскользнулся и упал, немало насмешив Сенлика. Радостно тявкая, пес вскочил и ринулся в погоню.
На звук собачьего лая из дома выбежал Фиргол Устал.
– Лоскуток поймает кролика? – спросил мальчик.
– Нет. Ни в коем случае.
– Он много кроликов поймал?
– За девять лет жизни ни разу не поймал. Но не оставил надежды. – На секунду Сенлик задумался. – Знаешь, на самом деле все не так. Однажды он принес мне кролика. Тому удалось удрать от сокола, но он поранил себе заднюю лапу. Лоскуток подобрал его и принес мне. Осторожно нес, как щенка, у моих ног положил.
– Ты его съел?
– Нет. Я решил, что раз кролик спасся от сокола, ему надо сохранить жизнь. Мы его выкормили, а когда лапа зажила, отпустили на волю.
– А почему Лоскуток его не убил? – спросил малыш.
– Не знаю. Наверно, решил, что он заслуживает еще один шанс. Кто знает, что у собаки в голове? Надень-ка рукавицы, парень, сегодня холодно.
Фиргол посмотрел на юг.
– Жалко, что дядя Кэлин не берет меня в Эльдакр, – сказал он.
– Ты не снимаешь мой амулет?
– Нет, – радостно ответил мальчик, сунув руку за шиворот и вытащив серебряный медальончик.
– Больше не снятся кошмары?
– Нет. Как это получается?
– Волшебство, – пожал плечами старик. – Не знаю как, но получается. А видения еще появляются?
– Иногда, – тихо ответил мальчик. – Мэв сказала, что я фантазирую и что это… – он попытался вспомнить слово, – несущесно, – произнес наконец он.
– Несущественно, – поправил Сенлик. – Значит – не важно. Мэв очень умная женщина, обычно с ней стоит соглашаться. Но тут она не права, парень. Я такой же, как ты, вернее, был им когда-то. Расскажи мне о них.
– Тетя Чара сказала, что тебе надо пойти в дом и попить горячего, это тебе полезно.
– Да, это правда. Пойдем вместе.
В доме Сенлик с трудом, одной правой рукой, начал стягивать с себя тяжелое пальто. Чара направилась к нему, и он хотел отмахнуться, но понял, что слишком устал, и принял ее помощь. Сенлик сел за стол и взялся за приготовленную для него кружку медового напитка, сильно приправленного хмелем, как ему нравилось. Фиргол забрался на соседний стул.
– Расскажи о видениях, – повторил старик.
– Я видел, как человек с золотыми волосами стрелялся на пистолетах. Ему прострелили ухо.
– А еще что?
– Такое место, с огромными красными деревьями, больше, чем у нас в горах. У одного ствол толщиной почти с этот дом.
– По-моему, насчет некоторых видений Мэв права, – улыбнулась Чара. – Никогда не слышала о деревьях толщиной с дом.
– Такие растут за океаном, – ответил Сенлик. – Я видел их во сне. Там живут люди, кожа которых красноватая, как эти деревья.
– У них перья в волосах и на рубашках, – добавил Фиргол.
– Правильно, парень. Самое странное, что ни у кого из их мужчин нет бород.
– Не поощряй детские фантазии, – сказала Чара. – Подумать только, гигантские деревья и безбородые мужчины!
– Это правда, – ответил Сенлик. – Клянусь Истоком. Я всегда мечтал переплыть океан и погулять там. Что ты еще видел, малыш?
– Грустного человека, который рисует картины. Он все время сидит один. Я видел, как получается картина – это как в сказке! Он макнул кисточку в темную краску и размазал ее на холсте. А затем взял другую кисточку, окунул ее в белую краску, а потом в голубую. И этой кисточкой он сделал несколько мазков, а темные пятна превратились в горы со снегом. Еще он очень умный.
– А почему он грустный? – поинтересовалась Чара. – Если он умеет так рисовать, то должен быть счастливым.
– Он не счастливый, – возразил Фиргол, – ему всегда больно. У него по всему телу раны, которые кровоточат и гноятся. И еще он пишет длинные письма, а потом сжигает их.
– Кому он их пишет? – спросил Сенлик.
– Не знаю, я не умею читать.
– У него есть жена?
– Нет. Он живет в огромном доме, гораздо больше этого. Там всюду солдаты.
– Ты бы постарался видеть вещи повеселее, – сказала Чара, – а не печальных художников и не людей с отстреленными ушами.
– Я никогда не знаю, что увижу, – ответил Фиргол. – Это так интересно! Вот бы мне ту картину, я бы повесил ее у себя в комнате.
Во дворе снова залаял Лоскуток, но не радостно, как во время погони за зайцем, а тревожно. Сенлик с трудом встал и подошел к окну.
– Кто там? – спросила Чара.
– Братцы Кохланды, – ответил старик. – У тебя есть пистолет?
За восемнадцать миль пути до Айронлатча Эйан Кохланд уже не раз проклял свое решение пойти с братом, принятое от скуки. Он никак не мог понять, зачем Дрейгу понадобилось предупреждать Кэлина. Кроме того, он все еще переживал слова брата о том, что ему нравится Кэлин Ринг. Это было настоящим предательством. Эйан давно привык к тому, что брат его недолюбливает, но прежде все упрощалось тем, что Дрейг недолюбливал абсолютно всех.
Теперь вдобавок к растрепанным чувствам у него замерзли ноги и руки, ныли колени, а еще очень хотелось есть. Эйан сомневался, что их пригласят в дом, и все предприятие казалось пустой тратой времени и сил. Не то чтобы он желал мальчишке зла или его совсем не волновало происходящее. Нет, просто оно не волновало настолько, чтобы мучиться голодом и больными ногами.
Когда они подошли к воротам, вокруг начал скакать маленький черно-белый пес, заливаясь яростным лаем. Дворняжка бросилась к Дрейгу, тот опустился на колено и вытянул руку. Эйан замер. Когда-нибудь его чокнутому братцу откусят пальцы.
Но не сегодня. Пес поступил точно так же, как и все собаки, которым Дрейг когда-либо протягивал руку. Сначала он прекратил гавкать, подозрительно покосился на людей, потом подошел и понюхал пальцы.
– Молодец, – вполголоса сказал Дрейг, потрепав зверя по лохматому загривку.
Наконец дверь дома открылась, и показались двое. Первый – старик Сенлик. Эйан не видел его два года и поразился перемене в его облике: голова уже совсем поседела, старику выглядел на все сто десять лет. Второй вышла Чара Ринг. Вдруг Эйану стало не по себе. Как она была красива! Рыжие волосы, обрезанные короче, чем у большинства ригантских женщин, только подчеркивали ее красоту. Мысли Эйана обратились не к совсем подобающей теме, но вскоре он заметил в ее руках длинноствольный пистолет. Сенлик тоже был вооружен. Неуместные мысли куда-то испарились.
Эйан обернулся к Дрейгу:
– Похоже, встречи с оркестром не предвидится. Дрейг подошел к воротам.
– Можете их не открывать, – сказал Сенлик. – Вам тут не рады.
– Ты засиделся на этом свете, старый осел, – огрызнулся Дрейг. – Будешь ко мне цепляться – убью на месте.
– Попробуй, – хладнокровно отозвалась Чара Ринг. – Я прострелю твою голову прежде, чем ты сделаешь два шага.
– Мне надоело, Дрейг, – сказал Эйан, – пойдем домой, будь что будет.
– Давайте, проваливайте, – поддакнул Сенлик. Дрейг не ответил, сдержав закипающую ярость.
– Я пришел поговорить с Кэлином Рингом, – произнес он.
– Его здесь нет.
– Тогда с Мэв Ринг.
– Ее тоже нет.
– Идем домой, – снова буркнул Эйан. – Нам здесь не рады.
– Да, ты прав, – пробормотал Дрейг.
Когда он уже собрался повернуться, из дверного проема высунулась рыжая голова мальчика. Ребенок натянул белую шапку с ушами, выбежал на улицу и встал между Чарой и Сенликом.
– Это ты Фиргол, который убил медведя? – спросил Дрейг.
– Он съел папу, – ответил Фиргол.
– Иди в дом, – сказала Чара, – не мешай взрослым. Эти люди уже уходят.
– Но они только пришли, – возразил Фиргол. Чара не ответила, но опустила пистолет.
Дрейг угрюмо покосился на Сенлика.
– Я слышал, ты когда-то обладал даром. Вижу, это больше не так. – Он окинул взглядом хозяйственные постройки. – Маловато здесь людей. Надеюсь, они ушли ненадолго.
Чара снова подняла пистолет. Дрейг посмотрел ей в глаза. Эйан потянул брата за рукав – она, без сомнения, была готова выстрелить.
– И еще я надеюсь, – добавил Дрейг, – что ты не врешь о том, как хорошо стреляешь. Боюсь, скоро вам это понадобится.
– Вам надо пригласить их отдохнуть, – сказал Фиргол, – и напоить горячим отваром.
– Тихо, парень! – рявкнул Сенлик. – Законы гостеприимства не распространяются на воров и проходимцев.
– Хотите печенья?
Фиргол вытащил из кармана полураскрошенную овсяную печенину, подбежал к воротам и просунул руку между прутьями решетки. Дрейг опустился на колено, взял угощение, поднялся и вздохнул.
– И не думай! – заявил Эйан. – Нечего в это ввязываться!
– Ребенок в опасности. Из-за него мы прошли двадцать миль, – напомнил Дрейг брату.
– Восемнадцать!
– Какая разница?! – рявкнул Дрейг, свирепо смерил брата взглядом и оглянулся на Сенлика. – Если бы у тебя и в самом деле был дар, ты бы давно понял, что мы пришли не просто так.
Сенлик подошел к воротам.
– Я давно лишился его, Кохланд, – проговорил он. – А мальчик – нет. Как ты думаешь, это плохие люди? – спросил Сенлик Фиргола.
– Их надо напоить горячим, иначе они простудятся, – повторил мальчик. – Папа всегда так делал, когда к нам приходили гости.
– Вы вооружены? – спросила подошедшая Чара. – Да.
Ответив, Дрейг распахнул шубу и показал рукоятки двух пистолетов, торчавших из-за пояса. На лице Чары отразилось замешательство.
– Пойдешь к дому впереди меня, – приказала она. – В такую погоду отказывать в приюте нельзя даже Кохланду.
Эйан собрался было в красках расписать ей то место, куда она может засунуть такое гостеприимство, но понял, что действительно замерз и мечтает согреться у очага. Он молча последовал за братом и поежился, войдя в теплый дом.
Дрейг сел за стол и сгрыз овсяную печенину. Чара что-то шепнула Сенлику, и тот отошел к дальней стене, не убирая свой пистолет. Фиргол, не спуская глаз с Дрейга, забрался на стул рядом.
– Что за человек с бородкой, как наконечник стрелы? – спросил мальчик.
– У него действительно есть дар, – сказал Дрейг Сенлику.
– Он едет сюда, – сообщил Фиргол.
– Знаю, – ответил Дрейг и спросил неровным голосом: – Он еще далеко, правда?
– Кажется, не очень.
Чара протянула Дрейгу кружку с горячим напитком и налила вторую. Когда Эйан взял ее, их руки соприкоснулись. Он покраснел и отвернулся, не поблагодарив.
– Ну, говорите, что за опасность такая, – потребовала Чара.
– Пусть мальчик пойдет наверх, – предложил Дрейг.
– Ему и тут неплохо.
– Не стоит пугать его.
– Не увиливай, говори, что знаешь.
– Хорошо. К нам пришел человек, варлиец, и предложил заработать десять фунтов. Его господин хочет, чтобы умерли двое человек.
– Неудивительно, что он пришел к вам, – усмехнулся Сенлик.
– Захлопни варежку! – зашипел Эйан.
– Замолчи! – одернул брата Дрейг, сделал глоток и обернулся к Чаре. – Он хотел, чтобы мы убили Живущую и мальчишку. Я отказался. По моему разумению, он отправился в Нижнюю Долину к Тостигу и его отребью. Мальчик только что подтвердил эту догадку.
– Десять лет назад такая бородка была модной у варлийцев, – заявил Эйан, и все обернулись к нему. – Знаете, когда подбородок выбривают, а под нижней губой остается такая остренькая пакость. По мне – так глупее и придумать нельзя. Тостигу этого не скажешь, убьет еще. Я бы с такой мерзостью за порог не вышел. Борода должна быть бородой, вот мое мнение.
Эйан умолк. Все продолжали молча смотреть на него. На лице у Сенлика было написано изумление, у Дрейга – с трудом подавляемая злость. Эйан не решился поднять глаза на Чару, даже когда она заговорила.
– Когда это мы заговорили о бородах? – спросила она.
– Просто мальчишка говорил о бородке в виде наконечника стрелы, – затараторил Эйан. – Раньше такие были у варлийцев в моде, ну я и…
– Оставь бороды в покое! – рявкнул Дрейг. – Мы не о них говорим.
– Ты веришь в эту чепуху? – спросила Чара у Сенлика. – Зачем какому-то варлийцу… – она осеклась, бросив взгляд на Фиргола, – такое? Живущей нет дела до варлийцев. И Фирголу тоже.
– Кохланды просто воруют скот, Чара, – ответил Сенлик. – В них нет ни хитрости, ни коварства.
– Спасибо, – сказал Эйан.
– Вообще-то это было оскорбление, братец, – устало объяснил Дрейг. – Валяйте, продолжайте.
– Значит, ты веришь?
– Да. Они сами верят в то, что говорят, – ответил старик. – И Фиргол видел, что Тостиг идет сюда.
– Он очень плохой, – подтвердил Фиргол.
– Да, это так, – подтвердил Дрейг. – Советую вам уйти в горы, как только вернется Кэлин. В земли Колла Джаса Тостиг не пройдет. А теперь нам пора, – сказал он и встал. – Спасибо за угощение.
– Кэлина не будет три недели, – ответил Сенлик. – Он повел стадо в Эльдакр, с ним ушло большинство людей.
– Это не наше дело, – нервно встрял Эйан. – Мы не станем вмешиваться.
– Вас никто и не просит, – ответила Чара. – Я соберу вам еды в обратную дорогу.
– Не надо, – ответил Эйан. – Идем, Дрейг. Мы сделали свое дело. Пойдем. Поедим дома. Идем.
– Сколько человек с Тостигом? – спросил Дрейг мальчика. Фиргол закрыл глаза и начал загибать пальцы.
– Восемь.
Эйан тихо выругался.
– Где они?
– Я не знаю это место.
– Что ты видишь? – спросил Сенлик. Фиргол снова закрыл глаза.
– Там большой дом, весь каменный. Много-много домов. И человек с бородой как стрела едет через каменный мост. На реке много рыбаков.
– Черная Гора, – сказал Сенлик.
– Меньше двух часов пути, – добавила Чара. Эйан оглянулся на хмурое лицо брата.
– Не надо, Дрейг, – попросил он. – Мы не нужны им. Они нас ненавидят. Это нас не касается. Ты обещал, что мы не станем вмешиваться.
– Мальчик угостил меня печеньем, – хмуро ответил Дрейг. Эйан почувствовал, как его сердце медленно уходит в пятки.
Чара Ринг стояла на кухне и смотрела на пистолет, лежавший на столе, у разделочной доски.
– Ты должна идти, Чара, – сказал Сенлик.
– Здесь полно оружия, и я хорошо им владею, – ответила она.
– Но их восемь, девочка.
– Не смей называть меня девочкой! Мне наплевать, сколько их! Думаешь, я буду в большей безопасности там, с этими? – прошептала она, кивнув в сторону двери. – Я хорошо знаю таких, как они, Сенлик. Я провела с ними целые сутки в подземелье. Больше этому не бывать! – Она оперлась о кухонный стол и попыталась унять дрожь. – Не трогай меня, – вскрикнула она, увидев, что Сенлик протянул ей здоровую руку.
– Извини, – отозвался он. – Я не хотел тебя обидеть. Но Тостига уже не остановить. Боюсь, он знает, что Кэлин с работниками ушли в город. Вам опасно здесь оставаться.
– Я остаюсь в своем доме, – упрямо ответила она.
– Хорошо, – вздохнул Сенлик. – Я заряжу еще пистолеты. Думаю, нескольких нам удастся убить. Тогда они отступят и станут ждать, пока кто-нибудь не выйдет из дома. Нескольких дней хватит. Или нападут ночью. Рано или поздно я погибну, Кохланды тоже, а ты снова окажешься в подземелье.
– Я скорее убью себя, чем дам этому случиться.
– Стоит оградить мальчика от мучений и убить его прямо сейчас.
– Не говори глупостей.
– Вам нужно уходить, – настаивал Сенлик.
– Тогда пойду только я с детьми. Мне не нужны Кохланды.
– Не забывай, Тостиг на лошадях. Тебе придется нести и Жэма и Фиргола, вы не успеете уйти далеко. Через час ты выдохнешься, и Тостиг догонит вас еще до ночи.
– Тебе не приходило в голову, что это подстроено? Не забывай про десять фунтов. Кохланды убьют меня, как только мы отойдем подальше, и сами заберут деньги.
– Ты сама знаешь, что это неправда. Ни Дрейг, ни Эйан никогда не нападали на женщин и детей. Чара, они обычные воры и бездельники. Ты сама слышала, что говорил Эйан, – он не желает в это ввязываться. Он до смерти боится Тостига. Да и Дрейг боится, хотя и помалкивает. Они смогут провести вас в горы, где кони Тостига станут бесполезны. Без них мы все погибнем.
– Я не могу, Сенлик. Не могу.
– Нет, можешь, Чара, – мягко возразил старик. – Ты ригант. Ригант не позволит страху овладеть собой. Скоро ты и сама поймешь это. Но у нас нет времени на раздумья. С каждым потерянным мгновением они все ближе. – Он наклонился к ней и понизил голос. – Кохланды – мерзавцы, согласен. Не удивлюсь, если они бросят вас в беде. Но ни тебя, ни детей они и пальцем не тронут. Так что будь умницей, используй их как вьючных животных, и пусть идут своей дорогой. Не забывай, они тоже унаследовали ригантскую кровь.
