Текст книги "Оседлавший Бурю"
Автор книги: Дэвид Геммел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
15
Гэз Макон хорошо выспался и проснулся незадолго до рассвета. Перед глазами мелькнул обрывок последнего сна: Корделия целует его мертвыми холодными губами. Он содрогнулся и сел.
Откинув одеяло, Гэз встал. Рядом Солдат поднял голову и зевнул, показав великолепные клыки. Гэз переступил через пса и вышел из своего шатра. Несколько солдат уже развели огонь, но большинство еще спали, прямо на земле, в поисках укрытия от ночных ветров, прижимаясь к разрушенным остовам домов.
Как выглядело это место во времена Коннавара? Говорят, тут находилась кузница, где выковали кольчуги для первых королевских Железных Волков. Здесь жили Руатайн и Бендегит Бран. В центре деревни, был огромный дубовый пень. Когда-то здесь росло Старейшее Древо, у него риганты собирались на свои праздники. Двести лет назад, в попытке подавить культуру кельтонов, варлийцы спилили его. Тогда же появились первые книги, в которых Коннавара изображали варлийским принцем, отправившимся на север, покорять варваров.
Гэз поднялся на шаткий мостик через один из трех ручьев и окинул взглядом развалины и холмы. Когда-то здесь жили Коннавар и его братья: Бендегит Бран и Браэфар-предатель. Здесь Коннавар впервые влюбился в женщину, которая позже родила ему сына, короля Бэйна. Гэз не помнил ее имя. В этих холмах вершилась история.
Где-то здесь Коннавар сразился с медведем, чтобы спасти своего друга, Риамфаду.
Гэз пожалел, что не уделял легендам больше внимания. В детстве он заслушивался сказками о Конне Варском, отце Бэйна-полубога. Но Алтерит Шаддлер открыл ему другую сторону медали, историю, основанную на мифах ригантов.
Над ручьем задул промозглый ветер. Гэз повернул обратно к лагерю.
Мулграв спал у полуразрушенной стены. Гэз ощутил укол совести – Мулграв не был создан для войны. С такими, как Ледяной Кай, можно справиться единственным способом: убив и Кая, и всех его сторонников. Стерев саму память о них с лица земли. Перед глазами вновь предстала застывшая, мертвая Корделия, и Гэза снова охватил гнев. Он даже не смог остаться на похороны. Ему пришлось уводить полк из Шелдинга.
Каким надо быть глупцом, чтобы забить свою голову бессмысленными понятиями о чести и доблести? Мойдарт не дал бы загнать себя в такую ловушку. Он вывел бы свои войска, чуть только до него дошел бы слух о предательстве Винтерборна. Он не стал бы дожидаться бойни, как агнец на заклании.
Корделия уговаривала его уйти, но он остался. Послушай Гэз ее, и все сложилось бы иначе. И она, и две сотни эльдакрцев, доверивших ему свои жизни, остались бы невредимы. Стал бы Коннавар дожидаться, пока его убьют? Стал бы Бэйн рассуждать о чести и верности?
Гэз подошел к лошадям и оседлал своего мерина.
– Разведчики докладывают, что врага нет, сир, – сказал подошедший Ланфер Гостен.
– Накормите Солдата. Я скоро вернусь, – ответил Гэз. Гостен ухватил пса за ошейник.
– Да, сир. Могу я узнать, куда вы направляетесь?
– В лес Древа Желания. Меня всегда обуревало желание побродить по нему.
– Да, сир.
Гэз пришпорил коня, услышал яростный лай Солдата и обернулся. Ланфер Гостен с большим трудом удерживал рвавшегося за хозяином пса на месте. Лай прекратился, когда Гэз поднялся на вершину холма. На спуске конь споткнулся, и Гэз с галопа перешел на шаг. Уставший конь шел нехотя.
– Скоро ты отдохнешь, приятель, – сказал Гэз и похлопал мерина по лоснящейся холке. Снег почти стаял, лишь кое-где в низинах остались белые островки, перед теплыми лучами весеннего солнца отступавшие все дальше.
– Разведчики докладывают, что врага нет, сир.
«Нет – так будет, – подумал Гэз. – Ледяной Кай поведет армии на север».
Он натянул поводья и обернулся к развалинам Трех Ручьев. Где-то в этих холмах Бэйн сошелся с варлийскими захватчиками и спас мать Коннавара, Мирию. Согласно некоторым источникам, его сторону приняли даже разбойники.
Гэз всегда любил истории о Бэйне и Коннаваре, его отце, чьи отношения разительно напоминали происходившее между ним и Мойдартом. Прочитав, как Бэйн вернулся и примирился с отцом, Гэз был тронут до слез. В детстве он страстно мечтал так же примириться с отцом, десять лет жизни отдал бы за одну улыбку и отеческое объятие. Но этого не случилось. Мойдарт в своей неприязни отличался завидным постоянством.
Гэз выкинул мысли об отце из головы и поскакал к лесу. Удивительно, но он казался совершенно обычным – дубы, буки, липы, клены – ничего особенного. «А ты чего ждал? – подумал он. – Огнедышащих драконов? Единорогов? Хоровод сидхов в белых одеждах?»
Из сумрака деревьев выступил юноша с выгоревшими волосами, в потертом плаще. Гэз настороженно осмотрел незнакомца – он казался безоружным – и кромку леса за его спиной.
– Доброе утро, – вежливо произнес незнакомец.
– Доброе утро. Ты здесь живешь?
– Нет, уже нет. Хотя жил когда-то.
– В этом лесу?
– Да. Я родился в Трех Ручьях.
– Но деревню оставили больше ста лет назад.
– Да, – ответил незнакомец. – Печально, не так ли?
– Что ты здесь делаешь?
– Я ждал тебя, Оседлавший Бурю. У меня есть дар для тебя.
Гэз заставил коня отойти и выхватил пистолет.
– Я очень признателен, – холодно ответил он, – но мне не нужны ничьи подарки. Откуда ты узнал мое имя души?
– Я не враг тебе, Гэз Макон. Сюда должна была прийти Ведунья, но мне пришлось заменить ее. Не тревожься, тебе ничего не грозит.
– Я дорого заплатил за знание о том, что людские слова и поступки нечасто совпадают. Обернись кругом, я хочу убедиться, что у тебя нет оружия.
Незнакомец подчинился и даже распахнул плащ, показывая, что ничего не прячет за поясом.
– Кто ты? – спросил Гэз Макон.
– Я Риамфада.
– Хорошо сохранился для своего возраста, кузнец, – расхохотался Гэз.
– Я никогда не был кузнецом. При жизни я делал броши, кольца и булавки. Ковать мечи я научился лишь после смерти. Я выковал лишь один меч, Гэз Макон. Для своего друга, Коннавара.
Гэз снова окинул тревожным взглядом кромку леса, но там, видимо, никто не прятался. Он позволил себе немного расслабиться.
Ты забавный малый, незнакомец. Если хочешь поиграть в легенды о сидхах, тебе стоит приодеться. Раздобудь где-нибудь островерхую шляпу, как у волшебника. Лоскутный плащ тоже подойдет.
– Лоскутный плащ был только один и принадлежал не мне. У меня есть дар для тебя, он в этом лесу. Хватит ли тебе духу пойти за мной?
– Хватит ли мне духу? Ты хочешь сказать, что тут все еще бродят сидхи?
– Нет, Гэз Макон, нет. Сидхи ушли отсюда. И я здесь впервые за несколько столетий. Мне грустно видеть, во что превратился лес Древа Желания. Почти вся магия покинула его. Пойдешь ли ты за мной?
– За мою голову назначена награда. Надо быть идиотом, чтобы пойти в лес за незнакомцем, особенно – за сумасшедшим, выдающим себя за мертвеца. Я похож на идиота?
– Ты похож на человека, чье сердце отдалось скорби, Оседлавший Бурю. Твоя тревога понятна. Никто не причинит тебе вреда.
– Что ты собираешься мне подарить?
– Увидишь, когда мы придем, – ответил юноша. Гэз рассмеялся, спешился и привязал коня к осине.
– Ты не будешь возражать, если я возьму пистолет?
– Бери, если хочешь.
Юноша повернулся к лесу. Гэз последовал за ним и вдруг остановился. Земля была мягкой. За незнакомцем не оставалось следов.
– Постой! – воскликнул Гэз. – Ты не оставляешь следов!
– Я давно уже мертв, а то, что ты видишь, всего лишь иллюзия. Стать плотным несложно, но в этом нет нужды. Если тебе так хочется, лучше я похожу в островерхой шляпе.
– Ты призрак?
– В определенном смысле, наверное, да. Это тебя тревожит?
– Признаться, да, – ответил Гэз. – Ты действительно Риамфада?
– Да.
– И ты помнишь великого короля?
– Да. Он научил меня плавать.
– Разве ты не был калекой?
– Да, ноги меня не слушались. Конн носил меня к водопаду Ригуан. Я научился плавать, пользуясь одними руками. Такое невозможно забыть. Конн был хорошим человеком. Больше никому не было дела до одинокого калеки.
– Он тоже находится здесь?
– Нет, не думаю. Впрочем, мне мало известно о том, куда отправляются души умерших. – Дух остановился и указал на густой, сросшийся ветвями терновник. – Здесь Конн освободил запутавшегося олененка и этим заслужил благосклонность Морригу. Не каждый испуганный мальчишка остановится в колдовском лесу, чтобы помочь существу, которое он принял за олененка.
– Наверное, мне это снится, – ответил Гэз.
– Идем, нам еще далеко, – сказал Риамфада, поднимаясь по крутому склону холма. Внезапно он растворился за стеной из камня, и Гэз остановился. – Иди, Оседлавший Бурю, – раздался голос призрака, – эти камни так же иллюзорны, как и я.
Гэз протянул руку и не нащупал камня. Он сделал судорожный вдох, шагнул вперед и оказался в узкой пустой пещере. На стенах замерцали две старинные лампы. Риамфада стоял у дальней стены. К ней был прислонен старинный меч, из тех, которыми бились древние рыцари. Длинный, слегка изогнутый клинок, покрытый кельтонскими рунами, сиял ярче любого серебра. Причудливая смесь золота, серебра и черного дерева украшала рукоять: поперечины были выполнены в виде дубовых листьев, рельефная голова медведя с разинутой пастью прикрывала основание клинка. Круглое серебряное навершие поражало изящной резьбой – олененком в терниях.
Гэз присел рядом, не сводя взгляда с невероятно красивого меча.
– Это единственный меч, который я выковал, – сказал Риамфада. – Не люблю оружие. Я дарю его тебе, Оседлавший Бурю.
Гэз встал и отступил на шаг.
– Это ошибка. Я не ригант, а сын варлийского лорда, захватчика. Отдай его Кэлину Рингу или Коллу Джасу.
– Это Яростный Клинок, Гэз Макон. Кто сможет справиться с ним, кроме Оседлавшего Бурю?
– Он принадлежит ригантам. Я не имею на него права.
– Ты унаследовал от отца ригантскую кровь. Ты потомок Коннавара. И кому, как не мне, его создателю, решать, кому отдать меч?
– Но мне не будет от него никакого проку. Он слишком тяжелый, громоздкий и совсем не подходит для современного конного боя.
– Опробуй его.
Гэз неохотно потянулся к великоватой рукояти. Она, будто уменьшившись, идеально пришлась по руке. Он поднял необычайно легкий меч и в недоверии потряс головой. Поперечины стали тоньше, кисть руки прикрыла золотая гарда. Клинок затрепетал, становясь тоньше. Через несколько мгновений Гэз держал в руке кавалерийскую саблю. Медведь пропал с гарды, сменившись вздыбленным конем в окружении золотых облаков.
Риамфада сделал жест рукой – сабля Гэза вылетела из ножен и упала на землю.
– Вложи меч в ножны, Оседлавший Бурю. Гэз послушался. Ножны подошли идеально.
– Этот меч разрубит любую броню и никогда не затупится. Пока он при тебе, ни один Искупитель не сможет найти тебя. Ты останешься виден человеческому взгляду, но шпионить с помощью магии за тобой не удастся. Руны на клинке – охранные заклинания. Они очень сильны, и пока этот меч с тобой, ни одно демоническое создание не сможет причинить тебе вреда. А теперь иди. Ты нужен Мойдарту. Прежде чем Ледяной Кай поведет армии на север, вам еще многое предстоит сделать.
– Ты поможешь нам в этой войне?
– Нет. Завтра я буду очень далеко, вместе с маленьким ребенком. Там я его выращу и научу всем чудесам прекрасной земли. Затем я покину этот мир и отправлюсь другими путями.
– Ты умрешь?
– Я уже умер, Гэз, – улыбнулся Риамфада. – Сидхи забрали мой дух и подарили мне вторую жизнь, но я не бессмертен. Мое время уже на исходе. Я видел множество неописуемых чудес, знал людей, которые заставляли сердце петь от счастья. Кто-то из них был воином, как Конн, другие – волшебниками и поэтами, фермерами и ремесленниками. Один был учителем. Эти люди вселяли в меня счастье. Возможно, оставив этот мир, я встречусь с ними снова. Желаю тебе удачи, Гэз Макон.
Мир замерцал и померк. Гэз пошатнулся и с трудом удержался на ногах, ухватившись за ствол стоявшего рядом дерева. Серый мерин встревоженно всхрапнул. Гэз удивленно потряс головой. Он снова оказался у кромки леса Древа Желания. Пещера, заросли терновника, загадочный незнакомец – все исчезло, растаяло как дым.
– Все-таки это мне приснилось, – сказал он. – Я устал больше, чем думал.
Гэз вытащил саблю из ножен.
Вдоль клинка сверкнули кельтонские руны, золото гарды заиграло в утренних лучах.
Гэз убрал саблю и вскочил в седло.
– Спасибо тебе, Риамфада! – крикнул он.
Ответа не последовало, лишь кроны деревьев заколыхались от легкого ветерка.
Гэз развернул коня и поскакал в Три Ручья.
Аптекарь Рамус сидел в приемной Мойдарта и смотрел на снующих туда-сюда людей. Никогда прежде он не видел, чтобы в замке кипела такая бурная жизнь. По всему Эльдакру маршировали тысячи солдат. Дороги переполнились телегами и повозками – одни привозили провизию, другие увозили напуганных жителей. Земля полнилась слухами. Одни говорили, что король решил перенести столицу на север и война перенесется в Эльдакр. Другие – что король мертв, и Мойдарт объявил войну его убийцам. То, что отрубленную голову Пинанса продемонстрировали его армии, знали все. Эта дикость, к удивлению аптекаря, произвела на горожан неизгладимое впечатление.
– Да, нашему Мойдарту палец в рот не клади! – гордо заявил булочник, когда Рамус, по обыкновению, покупал хлеб.
Все собравшиеся в пекарне согласились.
– Он у нас ловкий малый! – добавил кто-то. – Пинанс ухватил больше, чем смог проглотить.
– У него никогда не было мозгов, – поддакнул булочник.
– Зато Мойдарту пригодилась его голова, – сказал кто-то третий, и все рассмеялись.
Рамус не мог понять, как можно веселиться по такому поводу.
Целые сутки он дожидался своей судьбы в сырой, темной камере и ничего не знал о победе Мойдарта. Когда дверь наконец распахнулась, он закричал от ужаса.
– Тихо! – скомандовал Хансекер. – Ты свободен.
– Свободен?
– Да. Выходи, и хватит ныть. У меня и без тебя голова болит.
Рамус вышел. Никто не позаботился о том, чтобы накормить его или дать повозку. По пути домой он встретил отряд солдат. Двое из них оказались знакомыми, они и рассказали, как погиб Пинанс и как Мойдарт обзавелся новой армией. В Старые Холмы аптекарь дошел спустя два часа, не зная, что и думать.
Там он узнал, что все свершилось до рассвета. Его же продержали в подземелье почти до вечера. Затем Рамус лег спать, проспал четырнадцать часов и попытался вернуться к работе. Он напился отвара ромашки, чтобы хоть как-то привести нервы в порядок, и занялся настойками, мазями, пилюлями и бальзамами.
Вскоре пришел Алтерит Шаддлер с жалобой на больной зуб. Рамус осмотрел его, объяснил, что зуб придется выдернуть, и увидел, что учитель испугался.
– Я плохо переношу боль, аптекарь. Может, есть другое средство?
«Да, – подумал Рамус, – есть, если бы Пинанс остался жив, у тебя ничто бы уже не болело. Мы с тобой висели бы на соседних виселицах».
– Нет, – ответил он. – Извините. Приглушить боль можно, но она не исчезнет. Зуб придется вытащить. Это можно сделать прямо сейчас.
– Я лучше повременю, – отказался Шаддлер.
– Не тяните слишком долго.
Через три дня, когда Рамус почти пришел в себя, Мойдарт призвал его к себе.
Аптекарь сидел тихо, прижимая к себе сверток с мазями. Мимо, не обратив внимания, прошел полковник Галлиот. С тех пор когда аптекарь видел его в последний раз, он, казалось, постарел от усталости на десять лет. За ним следовал высокий белоголовый юноша, Бендегит Лоу, как слуга объявил его Мойдарту.
Шло время. Рамус остановил одного из слуг и попросил воды.
– Я кого-нибудь пришлю, – кивнул он и убежал. Никто так и не пришел.
Через три часа суета приутихла. Слуги начали зажигать лампы на стенах. Рамус остановил того же слугу и повторил свою просьбу.
– Сейчас принесу, аптекарь, – сказал тот извиняющимся тоном.
На этот раз он вернулся, и Рамусу удалось напиться.
Наконец его позвали, и он двинулся к дверям. Слуга объявил его, и Рамус вошел в кабинет.
Мойдарт сидел за столом, заваленным бумагами. Он вытянулся, сощурившись на вошедшего.
– Вы принесли мази?
– Да, милорд.
– Так не стойте там, несите их сюда. Мне некогда терять время.
Рамус развернул сверток и поставил на стол три запечатанные воском баночки. На каждой красовалась этикетка с разборчиво написанной инструкцией. Мойдарт поднял одну из баночек.
– Вы делаете эту мазь только для меня?
– Да, милорд.
– Уже не первый год.
– Да, милорд.
– Не понимаю, зачем на каждой баночке писать инструкцию. Я уже давно запомнил, как ей пользоваться.
– Да, милорд.
– Хватит прикидываться попугаем, – скривился Мойдарт. – Сядьте, Рамус, успокойтесь. Никто не собирается вас вешать.
– Скоро будет война, милорд? – спросил аптекарь, опускаясь на стул.
– Боюсь, что да, причем глупейшая и самая разорительная из всех. Поля не засеют, начнется голод, приток налогов оскудеет. Разбогатеют только торговцы оружием.
– Многие погибнут.
– Да. Многие перестанут приносить пользу. Как вы поживаете после свидания со смертью?
– Все в порядке, милорд. Как поживаете вы?
– Как всегда, все болит. На живопись не осталось времени. Признаться, мне этого недостает. В холмах, неподалеку от зимней резиденции, есть руины древней церкви. По вечерам зрелище бывает весьма впечатляющим. Я подумывал перенести его на холст.
– С удовольствием бы полюбовался, милорд.
– Мой сын возвращается домой. Ему удалось вырваться из ловушки.
– Полагаю, вы испытали несказанное облечение, узнав об этом.
– Да. Мне нужен хороший генерал. Ну, это все, аптекарь.
– Да, милорд, – ответил Рамус, с трудом поднимаясь на ноги.
– Боюсь, теперь я уже не буду писать картины, поэтому в ваших посещениях больше нет нужды. Я буду присылать за мазями гонцов.
– Мне очень жаль, милорд. Возможно, вы передумаете, когда закончится война.
Мойдарт не ответил и снова погрузился в бумаги.
Хансекер не любил ездить верхом, но сейчас, сидя на козлах повозки с запряженной в нее четверкой лошадей, предпочел бы оказаться в седле. Рядом сидела Мэв Ринг. В повозке, под мешками с зерном, были спрятаны восемь сундуков, по двести пятьдесят фунтов серебряными чайлинами в каждом. Прошлой ночью Жнец под руководством Мэв выкопал их и вытащил из земли. На это потребовалась вся его сила. Каждый сундук весил больше взрослого мужчины.
Хансекер никогда не жаловался на слабость, но к тому моменту когда перенес все сундуки из леса на ферму, а потом загрузил в повозку, едва дышал от усталости. Вернувшись в дом, он рухнул на стул. Руки все еще дрожали от усилий.
– Сундуки могли бы быть и поменьше, – заявил Жнец.
– Мой Жэм оттащил их туда с легкостью, – отрезала она.
– Держу пари, он ругался гораздо больше меня, – возразил Хансекер. – Жэм Гримо никогда не признавал тяжелую работу, если она не касалась кражи быков.
Мэв Ринг рассмеялась, ее лицо вдруг помолодело, и Хансекера поразила мысль о том, какой красивой она была в юности. Да что там, решил он, она и сейчас хоть куда!
– Угадал, – сказала она, все еще улыбаясь. – Он ныл, не переставая, и все повторял, что надорвался.
– Зачем вообще понадобилось их закапывать?
– А на что мне тратить такие суммы, Хансекер? Я часто вкладывала немалые деньги в чужое дело, и каждый раз прибыли вдесятеро превосходили расходы. Я делаю деньги гораздо быстрее, чем могу потратить.
– Можно подумать, ты жалуешься. Каждый второй отдал бы за такой талант левую руку.
– Да, и как раз эти мысли не дают им поступать правильно. Таким способом не богатеют. Большинство людей одержимы гордыней. Она ведет к разорению. Делать деньги несложно. Будь я варлийкой, то давно жила бы во дворце, а король сделал бы меня герцогиней. Но я из ригантов, мне не позволено владеть обширными землями и класть деньги в банк. Вот я их и закапываю. Когда Жэм погиб, сундуки стали меньше.
– Значит, мы не то копали, – пробурчал Хансекер.
– Выезжаем с первым лучом солнца, – сказала она. – Можешь занять комнату Кэлина, вверх по лестнице и налево.
Хансекеру снилась Мэв Ринг и ее улыбка. Он не выспался. Теперь, на козлах повозки, до него доносился аромат ее волос.
– Ты неразговорчивый, – заметила она.
– Только когда говорить не о чем.
– Ты, кажется, был женат?
– Да, два раза. Первая жена бросила, пока я служил в армии. Вторая умерла. Шестнадцать лет уже прошло. Сельма. Хорошая была девочка.
– Ты был еще молод. Почему не женился снова?
– А ты? – нашелся он.
– Я жалею, что не вышла.
– За Гримо?
– Конечно, за Гримо! – отрезала она. – Что за глупый вопрос!
– Ну, и не вышло бы ничего, – заявил он.
– Не хочешь объяснить, почему? – холодно поинтересовалась она.
– Нет, не хочу.
– Зачем тогда начал?
– А что ты ждала от меня, глупого? – огрызнулся он.
– Я не тебя глупым назвала, а твой вопрос. Есть же разница! Извини, если обидела.
Дорога пошла в гору. Хансекер щелкнул хлыстом.
– Ерунда это все, – сказал он. – Я такой же дурак, как и все кругом. Никогда не прикидывался умником, как и Жэм.
– Я все не понимаю, чем он тебе нравился? Он же увел у тебя быка, помог бежать Чайну Шаде. Скорее я поняла бы ненависть к нему.
– У меня ни к кому нет ненависти. Сам не знаю, за что он мне нравился. Впрочем, он всем нравился. Галлиот часто его вспоминает. Он как в воду опущенный ходил, когда Жэма пристрелили. А до этого два дня убил на поиски, чтобы арестовать его и не пустить на твою казнь.
– Да, его все любили, – согласилась Мэв. – Но быстро забыли. Парша Виллетс говорила, что любит его. Это не помешало ей через два года выйти замуж за того торговца.
– Сложно с тобой говорить, – ответил Хансекер. – Знавал я Паршу Виллетс, отличная была шлюха. Свой чайлин сполна отрабатывала.
– И как бы я жила без этих сведений? Хансекер сделал вид, что не расслышал.
– Я был у нее через два дня после его гибели. Посидел у нее, мы поговорили – для работы она была не в настроении. Она смотрела в никуда, пила и плакала. Сначала она молчала, но я не отвлекал, и все это выплеснулось на меня, любовь, и так далее. Потом она побледнела, начала глотать слова. Когда она отключилась, я догадался, что дело не только в выпивке. Привел к ней аптекаря, он ее встряхнул как следует и заставил что-то выпить. Добрый малый. Ее вырвало, и она уснула. Я отнес ее наверх, в спальню, аптекарь еще посидел с ней. Потом он спустился и попробовал вино, оставшееся в ее кубке. Я уже забыл, как называется эта пакость. В общем, Парша Виллетс пыталась покончить с жизнью и наглоталась отравы. Ну, вышла потом замуж – ей же лучше. Нечего в таком возрасте собой торговать. Уверен, Жэм бы за нее порадовался. Мэв ответила не сразу.
– Я никогда не желала ей дурного. В чем-то я ей завидовала. Сам понимаешь, не ее жизни, а тому, что у нее и Жэма… было что-то, чего не было у меня. Я рада, что ты помог ей.
– Это так удивляет тебя?
– Разве удивляться нечему? Доброта редко присуща людям твоей профессии.
– Хочешь сказать, фермерам, что ли?
– Ты сам знаешь, что я хочу сказать. Ты наемный убийца Мойдарта. Уверена, именно ты свернул шею епископу.
– И в моем деле случаются приятные моменты, – признался Хансекер.
Пошел дождь, Мэв натянула над повозкой складной верх. По нему забарабанили капли, разговаривать стало неудобно. Хансекер наконец-то смог расслабиться.
К сожалению, дождь продлился недолго, и Хансекер с ужасом ожидал привала.
– Как ты сделался охотником на людей? – спросила она.
– Не помню. Давно это было.
– Тебе нравится?
– Иногда. Вносит разнообразие в фермерскую жизнь. Большинство людей, за которыми меня посылают, – сами убийцы, воры или насильники.
– И это тебя оправдывает?
– Мне не перед кем оправдываться.
– Чем тогда ты сейчас занимаешься?
– Клянусь Истоком, женщина, я бы предпочел этому разговору осиное гнездо в ухе!
Она рассмеялась.
– Тебя легко вывести из себя, Жнец. Ты всегда такой вспыльчивый?
Хансекер не ответил. Впереди на дорогу вышли трое мужчин. У одного за плечом висел мушкет, у двух других были пистолеты за поясом.
– Добрый вечер, – поздоровался владелец мушкета, когда Хансекер натянул поводья.
– Добрый вечер, друзья. А теперь отойдите, если не хотите, чтобы я вас переехал.
– Симпатичная повозка, – одобрил незнакомец. – Неплохо сделана. Что везете?
– На тот случай, если ты плохо слышишь или медленно думаешь, я повторю приказ. С дороги!
– Не слишком ты дружелюбный, как я погляжу. Это до добра не доводит, – заявил незнакомец, снимая мушкет с плеча.
Хансекер вынул из-под медвежьей шубы пистолет, взвел курок и выстрелил разбойнику в лоб. Тот откинулся и упал в сугроб. Когда Хансекер собрался спрыгнуть с повозки, другой выстрел заставил его вздрогнуть. Второй разбойник, уже вытащивший пистолет, выронил его и закричал, схватившись за плечо. Третий медленно поднял руки. Хансекер бросил взгляд назад и увидел в руках у Мэв Ринг два пистолета. Правый все еще дымился.
– Вы все поняли? – сурово спросил Хансекер у разбойников. Оба кивнули.
– Прекрасно. Отдайте мушкет и пистолеты.
Взяв оружие у того, кто остался невредимым, Хансекер бросил его в повозку.
– Отведи приятеля к врачу, – посоветовал он. – А то он запросто гангрену заработает.
Он щелкнул хлыстом, и повозка подпрыгнула на убитом разбойнике.
– Как ты собирался победить трех вооруженных разбойников с одним пистолетиком? – поинтересовалась Мэв.
– Я решил, что если застрелю первого, двух других ты заболтаешь до смерти.
Мэв убрала пистолеты в сумку под ногами.
– Не понимаю, как ты до сих пор жив, при твоей-то профессии, – заявила она. Хансекер потянулся рукой к раздвоенной бороде. – Ты всегда так делаешь, когда нервничаешь, – заметила она.
Путь в Эльдакр обещал быть долгим.
Ледяной Кай всегда отличался неугомонным нравом и брал на себя даже больше, чем взваливал на своих подчиненных. С гибелью короля этот его талант возрос до необычайных пределов. Он почти перестал спать и круглые сутки держал при себе отряд гонцов для поддержания связи с войсками.
Через три дня Искупители захватили столицу и основные порты. Остатки разбитой армии, а также последние из сочувствовавших договорщикам были переловлены и повешены. Войска Искупителей твердым кулаком прошлись по Варлиану, везде установив железный военный порядок.
В Баракуме началась подготовка к новому походу. Если все будет спокойно, то на север можно будет послать шестьдесят тысяч. Согласно докладу вернувшегося Сперрина Дайла, там их встретит восемнадцатитысячная армия мятежников. А с территории ригантов к Мойдарту двигалось еще две тысячи человек подкрепления.
Ледяной Кай взял под личный контроль все, начиная с обеспечения армий продовольствием и заканчивая подготовкой офицеров. Каждый день он созывал офицерские советы и тратил долгие часы на чтение детальных докладов о ходе приготовлений. Вместе со своими генералами снова и снова изучал карты, прикидывая, откуда к мятежникам поступает продовольствие и где должна быть наибольшая плотность населения.
– Мы, – повторял он, – должны перебить всех мятежников до единого. Северные рубежи необходимо опустошить. Не пощадим никого. Нужно обескровить север настолько, чтобы оттуда никогда больше не грозила опасность. Выбирайте людей с умом, не пропускайте ни малейшей слабины. Пусть те, кто пойдет на север, будут дики и непреклонны как волки.
Его уверенность не поколебала даже новость о том, что Гэз Макон стал невидим для разведки Искупителей.
– Он где-то раздобыл демонический амулет, – сказал Кай. – Но он принесет ему мало пользы.
Попытки поймать дух колдунишки, нанятого Мойдартом, тоже не увенчались успехом, зато теперь стало известно его имя. Это был Аран Подермил, чернокнижник и демонопоклонник.
Подермилу не хватало умения пробиться через кольцо, которым Искупители окружили Баракум, его дух спасался бегством, как только его обнаруживали. Он был лишь мелкой помехой. Хотя благодаря ему Мойдарт получил возможность втайне проводить советы со своими офицерами, это приносило им мало пользы. Офицеры отдавали приказы солдатам за стенами замка, а уж об этих приказах Ледяному Каю доносили незамедлительно.
Подготовка провизии оттянула выступление еще на пять недель. Кай не терял времени, продолжая укреплять свою власть. Себя он объявил генералом-протектором и начал печатать воззвание за воззванием, в которых обещал, как только будет повержен враг, восстановить Великий Совет и переписать законы. Также он обещал найти истинного наследника убитого короля и привести страну в золотой век мира и гармонии. Уставший от войн и раздоров народ принял эти вести с радостью.
О зверствах, которые сотворили Мойдарт и его предатель-сын, Гэз Макон, тоже стало общеизвестно. Вскоре выяснилось, что Макон был одним из заговорщиков, убивших короля. Его поимку объявили делом первостепенной важности, за голову Гэза Макона назначили награду в две тысячи фунтов.
Галлиот Приграничник дошел до предела изнеможения. Проблема, с которой столкнулась армия Мойдарта, была донельзя проста: через пару недель солдаты начнут умирать от голода. После суровой зимы в Эльдакре оказалось невозможно раздобыть достаточно провизии, чтобы прокормить восемнадцать тысяч человек.
Галлиот разослал людей скупать у фермеров зерно и скот, реквизировал склады, спешно ввел систему ограничения продаж еды населению. Это уже вызвало неудовольствие эльдакрцев. Что же будет, когда еда закончится?
Эльдакр традиционно считался одним из первых поставщиков мяса и зерна в королевскую армию. Не один местный купец обогатился. Именно поэтому на складах всегда оставался минимальный запас провизии – ее сразу же переправляли на юг, где продавали вдвое дороже, чем она стоила на севере. Теперь, когда Эльдакру понадобилось много еды, погоня за наживой привела к неприятным последствиям. Через месяц придут караваны из трех городов на западном побережье, но тогда будет уже поздно.
Если армию не кормить, начнется бунт.
Галлиот был близок к отчаянию, когда прибыла Мэв Ринг, и его вызвали в кабинет Мойдарта. Переступив порог, он споткнулся, но удержался на ногах. Сидевшая напротив Мойдарта Мэв Ринг озабоченно оглянулась:
– С вами все в порядке, капитан?
– Теперь он полковник, – ответил за него Мойдарт. – И он просто устал.
– Да, – пробубнил Галлиот, – устал.
– Госпожа Ринг будет отвечать за снабжение, – сообщил Мойдарт. – Подыщите ей подходящий кабинет и комнаты. Она назначается в чин генерала-интенданта.
– Женщина? – только и сумел произнести Галлиот.
– Вы наблюдательны, как всегда, полковник. Она действительно женщина. Вы сомневались в этом?
– Нет, милорд. Но… ни одна женщина еще не получала армейский чин.
– Насколько мне известно, – отрезал Мойдарт, – ни одна армия еще не избирала себе офицеров. Я оказался новатором. По моим подсчетам, через пару недель вопрос снабжения очень обострится. Поэтому нам необходим интендант, который не позволит ситуации стать критической. Подыщите генералу Ринг кабинет, введите ее в курс дела и отдохните наконец. Вы похожи на ожившего мертвеца.
