Текст книги "Человек-да"

Автор книги: Дэнни Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 19
В которой читателю придется читать между строк

Пожалуй, мне не стоит об этом рассказывать.

Да и не уверен я, что хочу рассказывать об этом. Пока.

В данный момент.

Простите.

ГЛАВА 20
В которой Дэниел едет в красивый замок Добройд и случайно узнает нечто новое из мудрого учения Майтреи

Каждый из нас что-то вынес из школы – кто-то больше, кто-то меньше, – но все однозначно запомнили, что города и селения западного района Йоркшира образуют всемирный центр международной буддистской деятельности.

И вот теперь я направлялся туда на встречу с монахами.

Мои новые работодатели из программы «Ричард и Джуди», свалившиеся на меня, как снег на голову, поручили мне волнующую миссию – съездить в Западный Йоркшир, пообщаться с монахами и снять о них короткий репортаж. Казалось бы, задание несложное. И интересное. Мне до сих пор не верилось, что именно мне его поручили. Ведь есть масса людей, которые справились бы с этим заданием гораздо лучше, чем я. Хотя бы Сью Поллард. Бог мой, ведь она рекламирует пароочистители – значит, в данный момент она не занята. Одно могу предположить: очевидно, после встречи со мной Гарет с Дином решили, что из всех тех, кто мог бы извлечь выгоду из этих курсов просветления, я нуждаюсь в них больше остальных.

Из Лондона в Йоркшир ехать долго. Я сидел в машине с консультантом Робином и звукооператором Джеффом. Мы были в пути уже несколько часов. Большую часть времени ползли по узкой дороге за синим автомобилем с кузовом «универсал», на стекле которого было объявление «В машине ребенок». Я только минут через сорок сообразил, что, если ребенок не сидит за рулем, то мне эта информация совершенно ни к чему. В конце концов нам удалось обогнать эту машину, и, к всеобщей великой радости, мы увидели указатель с надписью «Тодморден».

С режиссером и кинооператором передачи «Ричард и Джуди» я должен был встретиться в уединенном замке, расположенном в этом маленьком городке. Но я немного нервничал. Дело в том, что до меня постепенно дошло, что название Тодморден состоит из двух немецких слов: «Tod» и «Mord». Первое означает «смерть», второе – «убийство». Не знаю, как вам, а мне не очень-то улыбалось целый день торчать в уединенном замке, находившемся в городке под названием Смертоубийство. Я решил, что, если, не приведи Господи, ко мне приблизится монах, которого зовут профессор Слива или полковник Горчица, я пулей выскочу из замка и укачу прочь, только меня и видели. Пожалуй, такой сценарий развития событий детективной игрой «Ключ к разгадке» не предусмотрен.

– Так это ты у нас ищешь просветления? – спросил Джим, режиссер программы.

– Наверное, – ответил я, покачав головой. – Если таковое можно найти. Это, что ли, место съемок?

Мы стояли у замка Добройд – величественного, но ничуть не грозного сооружения, высившегося в окружении леса. Замок был построен в 1865 году как символ любви мужа к жене, но что-то там не сложилось. Он был сыном богатого фабриканта, она – простой работницей на фабрике. Он влюбился в нее, и она сказала, что выйдет замуж за него, если он в подарок выстроит для нее замок. Стараясь угодить любимой, он выполнил ее пожелание. Замок ей не очень понравился. Она переселилась в маленький домик на его территории. Он был убит горем, она умерла алкоголичкой. И вскоре после этого кто-то придумал подарочные купоны – вряд ли это простое совпадение.

– Итак, – сказал Джим, – вот как мы поступим... – Он отвел меня в сторону. – Я походил здесь, нашел несколько великолепных мест для съемок. Трудностей не должно возникнуть. Значит, мы сделаем так: заснимем твое прибытие, потом как ты встречаешься с парочкой монахов и твой отъезд.

– Хорошо. И впрямь ничего сложного.

– Да. Работы на шесть-семь часов, не больше.

– О.

– Ты много снимался на телевидении?

– Нет. Первый раз.

Джим побледнел.

– Ладно. Значит, часов за девять-десять управимся. Робин расскажет тебе в двух словах, что мы будем делать. Джефф прикрепит тебе микрофон.

– По сути, – начал Робин – он был в бейсболке и имел подбородок, как у супергероя, – нужно, чтобы ты залез в душу к буддистскому монаху. И выяснил, буддизм – это твое или нет. Чем живет монах. А еще мы должны снять материал о том, чем они тут занимаются: обучающие программы, чему тут можно научиться, люди, с которыми ты встретишься. Понятно?

– Да. Покажи мне монаха, и за дело.

Звукооператор Джефф тут же засуетился. Оттянул на мне свитер и клейкой лентой прикрепил на моей груди микрофон.

– Хорошо. Грудь гладкая, – заметил он. – Волосы выдирать не придется.

– Это все благодаря фирме «Волосы в прошлом», – объяснил я. Он расхохотался, потому что, думаю, не поверил мне.

– Так, – сказал Робин. – Мы устроили тебе встречу с... – он помолчал, – ...Самтеном.

– Это кто такой?

– Монах. Самый главный в общине. Всем здесь заправляет. Он согласился с тобой побеседовать.

– Чудесно.

– Но, может, сначала походишь здесь немного? Посмотришь, что к чему?

Замок Добройд монахи купили в 1995 году за несколько сот тысяч фунтов. Он находился в полнейшем запустении. Монахи решили создать в нем свой центр – центр имени Лозанга Драгпы[101]101
  Лозанг Драгпа (1367 – 1419) – великий ученый, основатель традиции гелуг в тибетском буддизме.


[Закрыть], – где за символическую плату обучали основам своей веры, традициям и медитированию всех, кто в том нуждался, что было весьма великодушно с их стороны, ведь взамен от своих учеников они требовали, чтобы те помогли им восстановить замок. Двери центра были открыты для всех, в любое время года. Если вы не знаете, чем занять себя, но стремитесь приносить пользу, настоятельно рекомендую вам обратиться в этот центр.

– О. – Передо мной неожиданно вырос мужчина с бритой головой в длинном красном одеянии. Очевидно, монах, предположил я. – Привет.

– Привет, – поздоровался я. – Милое местечко.

– Спасибо. Ты с телевидения?

– Да.

– Добро пожаловать.

И он пошел вместе со мной.

Звали его Лайам, и ему нравилось в замке.

– Сюда приходят, чтобы обрести внутренний покой, – объяснил он. – Любой может найти здесь пристанище. Причем не обязательно быть буддистом. Люди просто могут жить с нами, освобождая свое сознание от негатива. Наша задача – способствовать тому, чтобы люди на земле жили в мире и счастии.

Беседуя, мы с Лайамом гуляли вокруг замка. Потом нашли скамью и сели.

– Здесь мы постигаем простые вещи... например... что нужно ценить каждое мгновение своей жизни, – продолжал Лайам. – И жить каждый день так, будто это последний день твоей жизни на этом свете. Нет, пожалуй, я выразился слишком сильно. Попробую сказать иначе. Понимаешь, мы должны постоянно сознавать, что сегодня мы можем умереть.

Я удивленно вскинул брови. Лайам размышлял.

– Хотя это еще более сильно сказано, да? Я имею в виду вот что: мы должны сознавать, что, возможно, ты и я умрем сегодня.

Проклятье. Я нахожусь в уединенном замке в городе под названием Смертоубийство с человеком, который настойчиво меня убеждает, что, возможно, сегодня я умру.

– Это не значит, что мы сегодня умрем, – добавил он, поднимая палец. – Но... это не исключено.

Признаюсь честно, от его слов мне легче не стало, но Лайама уже было не остановить. Мы находились на пути к экзистенциализму.

– Оба утверждения – что, возможно, мы не умрем сегодня и, возможно, что мы сегодня умрем – абсолютно верны. Но первое более существенно, ибо в этом случае мы понимаем, что должны ценить каждое мгновение своей жизни.

– Вообще-то от таких утверждений становится страшновато, – сказал я. И не кривил душой. Не спорю, я буду ценить каждое мгновение своей жизни, но, скорее всего, спрятавшись под кроватью.

– Да, пожалуй. Но понимаешь, в чем дело, Дэнни, человек очень легко приобретает такую черту, как самодовольство. Если человек сознает, что он смертен, как говорит Самтен, он становится более восприимчивым и, как ни смешно это звучит, чувствует себя более живым. Ладно, давай пройдем туда...

Следующие полтора часа съемочная группа программы «Ричард и Джуди» снимала, как я вместе с монахами рублю сельдерей, убираю туалеты, блуждаю по саду и, вообще, делаю все, что делают монахи. Я чудесно проводил время. Везде, куда бы я ни пришел, обритые наголо монахи принимали меня с распростертыми объятиями, и я постепенно проникался любовью к их образу жизни. Это трудно объяснить, но здесь от всего исходило... тепло. Было видно, что они по-настоящему счастливы. И безмятежны. Меня научили медитировать, накормили шикарным обедом, я познакомился с их учением.

Наконец режиссер объявил перерыв.

– Вы сняли, что хотели? – спросил я.

– Да, – подтвердил Джим. – Хотя нам нужно что-то... еще.

Я энергично кивнул.

– Что же?

– Сам не знаю... просто... получается как-то все очень... положительно.

– Но монахи – положительные люди. Вообще все монахи. А буддийские в особенности. Они славятся своей положительностью.

Что верно, то верно. Редко услышишь о том, что буддийский монах попытался похитить кого-то или обмануть пенсионера. В чем бы ни обвиняли буддийских монахов, но в одном им надо отдать должное: они совершенно не способны обманывать стариков. Я называю это слабостью.

– Да, монахи – симпатичные люди, – согласился Джим. – Просто мне кажется... э... что ты уже увлекся буддизмом...

– Замечательная религия!

– Да, но... понимаешь, если ты уже решил пойти по пути буддизма, тогда, пожалуй, нет смысла снимать тебя дальше. Потому что ты уже сделал свой выбор. Так что постарайся глубже вникнуть в их жизнь... покажи их под другим углом.

– Ладно. – Я твердо вознамерился найти нужное решение. Мне представился шанс сняться на телевидении, значит, я должен оправдать ожидания тех, кто в меня поверил.

– Сам придумай, как это сделать, – сказал Джим и пошел решать какие-то важные вопросы.

Мы с Джеффом ели печенье. Он сказал, что догадался о том, что я голоден, ибо даже за тридцать шагов слышал в наушниках, как у меня урчит в животе.

– Я должен как-то показать их под другим углом, – поделился я с ним своей проблемой. – Представить их со всех сторон. Ума не приложу, как это сделать.

Джефф откусил печенье и задумался.

– Попробуй их поддеть, – посоветовал он.

– Поддеть?

– Выведи их из себя. Они слывут самыми невозмутимыми людьми на свете. Попытайся их рассердить. Это будет сенсация, гвоздь программы.

– Рассердить монаха? – недоверчиво произнес я. – Ничего не выйдет! Они же спокойны, как слоны!

– Ну... попытка не пытка. Хоть будет что вырезать при окончательном монтаже. Придай своему репортажу остроты. Покажи более темные стороны монахов.

– У них нет темных сторон.

Честно говоря, мне эта затея не улыбалась. В конце концов, Робин предложил залезть в душу к буддийскому монаху, но не дергать же его за титьки. С другой стороны, ведь это совет профессионального телевизионщика! К тому же я знал, зачем я здесь, и вовсе не хотел строить из себя капризную примадонну. Посему я кивнул и сказал, что это хорошая идея. По сути, это был единственный выход.

Нехотя я стал думать, как бы мне рассердить буддийского монаха.

Я бродил по замку, перебирая в уме разные способы и средства.

Через некоторое время мне предстояло познакомиться с Самтеном, и я вовсе не хотел, чтобы он принял меня за извращенца, питающего ненависть к монахам. И вдруг я увидел пруд. Если все мои задумки не дадут результатов, рассудил я, всегда можно столкнуть монаха в воду. Хотя, пожалуй, это слишком. Да и негоже подавать дурной пример. Что, если в отдаленном будущем молодые люди, пожелавшие пойти по моим стопам, из моего опыта усвоят только то, что надо напиваться и сталкивать монахов в пруд?

– Значит, через некоторое время ты встречаешься с Самтеном? – спросил какой-то монах, сидевший на скамье, куда я присел на минутку, чтобы успокоиться.

– Да, надеюсь, – ответил я.

– Здорово. Тебе повезло. Он потрясающий человек. Тебе понравится. Он удивительный.

– В самом деле?

– Да. Он удивительный.

– Чем же?

– Чем? Да тем, что он удивительный. Когда говоришь с ним, кажется, что ты единственный человек на свете. Он самый духовный из всех людей, которых тебе доведется встретить. Все знает. О чем бы ты его ни спросил, у него на все есть ответ. И он потрясающе терпелив, образец терпения и выдержки для всех, с кем он общается.

– И впрямь неординарный человек, судя по твоим словам, – сказал я с искренностью в голосе.

– Да. Неординарный, – подтвердил монах. – Удивительный.

Неожиданно кто-то меня окликнул. Я повернул голову на зов и в одном из окон замка увидел Джима.

– Дэнни! Ты готов?

Я кивнул и начал собираться с мыслями.

– Вот скажи... – обратился я к монаху, сидевшему подле меня. – Я просто так спрашиваю, к делу это отношения не имеет, правда... что вызывает раздражение у таких, как вы?

Монах сделал глубокий вдох и погрузился в раздумья.

– Война, – наконец произнес он.

– Война?

– Война, – повторил монах и, обратив ко мне свое посуровевшее лицо, кивнул.

Боже. Значит, чтобы рассердить монаха, я должен развязать войну; да, сегодня будет тяжелый день.

– Итак, Дэнни, – сказал Робин. – Самтен тебя ждет. Просто возьми у него обычное интервью, хорошо?

– Ясно. Я готов.

Джефф подмигнул мне и жестом показал, чтоб я не робел. А потом в комнату вошел самый рослый монах на свете. Он улыбнулся и пожал мне руку.

– Самтен, – представился монах.

– Ну и ну! – в изумлении воскликнул я. – Вы самый высокий монах на свете! Должно быть, вы король монахов!

– Хм... спасибо, – сказал Самтен, приняв мои слова за комплимент, хотя я просто констатировал факт. – Что, может, присядем в холле и побеседуем?

Самтен говорил тихо, спокойно, так что любая его фраза вызывала доверие. Он мог бы сказать: «Давай привяжем на твое лицо кусок ветчины и приведем к тебе в дом волка?», и я бы ответил: «А что, давай! Так и сделаем!»

В общем, я сел, как и предложил Самтен, в холле замка Добройд. Съемочная группа принялась устанавливать телекамеры и микрофоны, а мы с Самтеном тем временем вели неспешный разговор. Я мгновенно проникся к нему симпатией. У него было доброе лицо, на котором сидели круглые очки, аккуратно остриженные короткие волосы. Улыбка почти не сходила с его губ.

– Должен сразу вас предупредить, – сказал я. – Я первый раз беру интервью. Так что, возможно, не все получится.

– Все у тебя получится, – успокоил меня Самтен, и я ему поверил.

– Вы когда-нибудь видели шоу «Ричард и Джуди»? – спросил я.

– Нет, – ответил Самтен. – У нас здесь нет телевизора. Но если о нас сделают передачу, это нам очень поможет. Мы живем на пожертвования и рассчитываем на помощь людей, которые приходят к нам, на их навыки. За проживание они могут платить не деньгами, а работой, которую умеют выполнять. Например, электрик может обеспечивать надежность электропроводки. Человек, разбирающийся в садоводстве, может ухаживать за садом. А человек твоей профессии...

Самтен взглянул на меня и замолчал. Очевидно, пытался придумать, какую помощь может принести их замку такой, как я. Я попытался ему помочь.

– Я работаю на радио, готовлю радиопередачи, – сказал. я. – Допустим, я мог бы... сделать получасовую развлекательную радиопрограмму о монахах и их проделках.

– Ммм, – произнес Самтен.

– Программа для монахов с участием монахов.

– Может быть.

– И мы назвали бы ее «Монашьи проделки».

Самтен кивнул.

– Да. Э... а убирать ты умеешь?

Через несколько минут началось интервью.

Досточтимый и очень высокий Самтен Келсанг, как я выяснил, исповедовал буддизм с 1983 года.

– С буддизмом я познакомился в колледже, – сообщил он мне.

– Что ты изучал?

– Ну... сначала математику и статистику... а потом понял, что это не мое, и занялся зоологией.

– Значит, ты изучал зоологию? – Я был поражен. Не слабо он скакнул: из математика в зоологи.

– Да. Изучал зоологию. Но потом решил, что это не совсем то, чем я хотел бы заниматься, и перешел на психологию.

– Психологию? Надо же! Значит, ты психолог?

– Психологию я изучал не очень долго. В конце концов оставил и это занятие.

– О-о. А потом?

– Мм... – Самтен кашлянул. – Потом я занялся гончарным делом.

Я обалдел.

– Из математика превратился в гончара?

– Прежде побыв немного зоологом и психологом.

Да уж, классический путь развития личности.

– Можно сказать, мне повезло. В результате всех этих моих шатаний я лишился шанса поступить в университет, ибо было ясно, что я не поступлю. И мне пришлось сойти с дистанции. Обычно после колледжа – прямая дорога в университет, потом – на работу по специальности... А я не был обременен такими обязательствами. Зато у меня было время. Время подумать, чему я хочу посвятить свою жизнь. Думаю, каждый после школы должен взять годичную передышку, прежде чем поступать в университет. Важно, чтобы у тебя было время подумать и решить, чем бы ты хотел заниматься. Потому что в жизни каждого человека есть ключевые моменты... ключевые периоды, когда он должен принять решение, которое определит его путь на следующие двадцать лет. И только потом ты волен сделать другой выбор, от которого будут зависеть следующие двадцать лет твоей жизни.

Эти слова Самтена вызвали глубокий отклик в моей душе. В моем случае таким поворотным моментом стало решение заняться новой работой на Би-би-си. Оно ознаменовало конец моей трудовой активности ради заработка... и начало настоящей профессиональной деятельности, которая, возможно, будет служить определяющим фактором на протяжении следующих двадцати лет моей жизни. Мне невольно вспомнился Джейсон. Поприще, которое он избрал, озлобило его. Не хотелось бы, чтоб я загнал себя в такую же ловушку.

– Да, – добавил Самтен. – Нужно очень осторожно принимать важные решения в жизни.

– Ну... ошибки можно исправить в следующей жизни, – пошутил я, намекая на переселение душ.

Мой приятель-буддист поразмыслил над моими словами... и согласился:

– Да, пожалуй.

– Так, – вмешался Джим, – давайте прервемся на минутку. Дэнни... спроси Самтена, что обычно заставляет людей приходить к вам.

– Будет сделано, – сказал я, все еще пребывая в эйфории. А что, неплохо я сострил по поводу реинкарнации.

Джим вновь включил камеру.

– Самтен... что обычно заставляет людей приходить к вам?

– Это может быть что угодно. Я часто разговариваю с людьми о том, что привело их сюда, что указало им путь к нам. Иногда это переживания. Иногда чистая случайность. Иногда брошенное мимоходом замечание незнакомого человека. Иногда столкновение с каким-то неодушевленным предметом или животным.

У меня екнуло сердце.

– Ну-ка... подожди. Что вы там говорили про незнакомцев и брошенные мимоходом замечания?

Я чувствовал, что Джим как-то странно смотрит на меня из-за камеры, но я уже старался не для программы «Ричард и Джуди» – я старался ради себя.

– Ты будешь удивлен, – отвечал Самтен, – но иногда люди оказываются здесь из-за того, что кто-то что-то сказал. Что-то такое, что задело их за живое или открыло им глаза. Что-то, что нашло отклик в их душе. Зачастую тот, кто это сказал, даже не подозревает, какой эффект произвели его слова. Но иногда это деяние... э... просветленного существа...

Я оторопел. Что он сказал?

– Просветленного существа? – переспросил я.

– Да, – ответил Самтен.

– Как... Майтрея?

– Да, – кивнул монах. – Ты слышал про Майтрею?

Слышал ли я про Майтрею? Чудеса да и только. Если подумать, я здесь оказался как раз потому, что однажды незнакомый мне человек бросил фразу, которая задела меня за живое. И, возможно, этот человек, как полагают некоторые, был... просветленным существом. Невероятно. У меня голова шла кругом.

– Да, я слышал про Майтрею! Я все знаю про Майтр...

– Стоп, – крикнул Джим. – Мм... По-моему, ребята, вы перегибаете палку. Аудитория вас не поймет. Еще раз задаем этот же вопрос, но разговор ведем в более общем ключе... и... мотор...

Я был растерян. Испытывал досаду. Казалось, Майтрея и тут, и там – всюду. Что, полагаю, весьма кстати для того, чья цель – вездесущность. Сейчас мне хотелось говорить только о Майтрее, о моем попутчике в автобусе и о том, что все это может значить. Обо всех, на первых взгляд, случайных событиях, которые привели меня сюда, к Самтену. Но Джим был прав: я приехал в Добройд работать, а не болтать в свое удовольствие, поэтому мы с Самтеном, прогуливаясь по замку, продолжали беседовать о программах обучения, которые предлагали монахи. Здесь было здорово, и я все больше проникался искренней симпатией к своему долговязому приятелю. Он водил меня по комнатам, рассказывал разные истории, представил другим монахам, и только после того, как он объяснил, что ему нужно перебинтовать палец, съемка была приостановлена.

– Что у вас с пальцем? – полюбопытствовал я.

– Упал недавно на лестнице. По глупости. Скоро вернусь...

Съемочная группа отправилась искать новые места съемок. А я вдруг осознал, что получаю огромное удовольствие от своей новой работы. Оказывается, брать интервью так просто. Беседуешь с людьми, и все.

– Помни, Дэнни, – напутствовал меня Джим, прежде чем уйти вслед за своей командой. – Попытайся его спровоцировать. Добейся от него неадекватной реакции. Копай глубже в буддизм. Работа на телевидении – дело непростое. Светской болтовни тут недостаточно.

Джим улыбнулся. Вне сомнения, ему не терпелось посмотреть, как я буду злить монахов. Удрученный, я кивнул ему и, стоя на одном месте, стал думать, как бы мне выполнить эту непростую и неприятную задачу.

Через несколько секунд я заметил выходящего из-за угла Лайама.

– Привет, Лайам.

– Привет. Как съемки?

– Здорово. – Мы пошли по саду.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы стать монахом, Дэнни?

Я улыбнулся.

– Ну... пожалуй, в детстве. У меня были несколько видеокассет о боевых искусствах. Про монахов Шаолиня, которые все дни напролет то медитировали, то прыгали по столам и разбивали о головы кирпичи. Весьма увлекательное зрелище. Наверное, тогда я тоже представлял себя монахом.

– Кино и действительность – разные вещи, – сказал Лайам. Говоря по чести, об этом я и сам догадался.

Лайам нагнулся, разглядывая цветок, а я продолжал:

– У меня был фильм «Шаолинь против ниндзя», где все монахи Шаолиня сражались с могущественными воинами-ниндзя.

Лайам поднял голову от цветка и посмотрел на меня.

– Да? И как это было?

Я пожал плечами.

– Дрались и все такое. Кто-то перепрыгнул через стол и разбил о чью-то голову кирпич.

– Кто победил?

– Не помню. Либо ниндзя, либо монахи. Но, думаю, в конце они, по крайней мере, прониклись уважением друг к другу.

Лайаму мой вывод понравился.

– Это хорошо. Нравоучительный фильм.

Я повернулся к нему.

– Лайам... а ты когда-нибудь дрался с ниндзя?

Он с грустью покачал головой.

– Нет.

Я снова был с Самтеном и не чаял скорее закончить интервью, а потом надеялся обсудить с ним жизненно важные вопросы, которые занимали все мои мысли. Мы находились в кафе на территории замка под названием «Мир во всем мире», ожидая, когда съемочная группа подготовит площадку для съемок завершающей части интервью.

Я говорил мало. Больше нервничал. Это был мой последний шанс выполнить то, что, в моем представлении, требовали от меня создатели шоу «Ричард и Джуди». Рассердить буддиста.

– Так, начинаем, – объявил Джим.

Самтен выпрямился на стуле. Я тоже приготовился... Пришло время воплощать в жизнь мою единственную идею.

– Итак... Самтен... считаете ли вы, что, с тех пор, как вы начали исповедовать буддизм, вы стали гораздо более спокойным человеком?

– Да, пожалуй...

– Прекрасно. Ведь это главная черта буддистов, да? Вы очень спокойные люди?

– Да, верно...

– А что, например, может вас рассердить?

– Видишь ли, каждый буддист учится контролировать свои чувства и понимать: то, что происходит вокруг нас...

И тут я сделал свой ход.

Сам не знаю, почему я решил, что это должно подействовать, но ничего лучше я не придумал.

Я начал кулаком бить Самтена по плечу: тук-тук-тук-тук-тук...

Он вздрогнул, умолк на полуслове.

– Э... вот это вас раздражает? – спросил я. – Когда я вас пихаю?

Самтен растерянно смотрел на меня. Я продолжал колотить его.

– Ведь это раздражает, да? – не унимался я.

Я чувствовал, как кровь прилила к моему лицу. Шутка ли, я колотил монаха.

– Ну... – К Самтену наконец-то вернулось самообладание. – Нет, это...

– Раздражает, да? А если сильнее?

Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук...

Самтен вытаращил глаза. Я поднял голову. У Джима глаза так вообще вылезли из орбит. У Робина отвисла челюсть.

Я уже наносил удары очень быстро.

– Вы сердитесь? Ну же, скажите, что вы сердитесь.

Я почти умолял его. Мне очень, очень хотелось, чтобы он рассердился, но я затруднялся определить, удался ли мой номер. Не мог сказать, удалось ли мне его рассердить. Разозлился он или нет. Одно я знал: чувствую я себя отвратительно.

Я обратил взгляд на режиссера, надеясь, что Джим крикнет: «Снято». Но он не кричал. Просто смотрел. Даже оператор отстранился от объектива и выглядывал из-за камеры, задрав брови под самую кромку волос на голове. На съемочной площадке царила тишина. Слышно было только, как я тарабанил – тук-тук-тук – по плечу монаха.

– Дэнни, – наконец произнес Самтен. – Вот что.

Я сбавил темп.

Самтен пристально посмотрел на меня.

– Я очень вспыльчивый человек, Дэнни... и мое терпение уже на исходе.

Я перестал колотить по нему.

– Итак... расскажите мне еще о вашем центре...

– Ну что, Джим, доволен? – спросил я. – По-моему, я его немного разозлил.

– Да, пожалуй. Хотя, Дэнни, если честно, я имел в виду несколько иное. Думал, ты спровоцируешь его словами. Поставишь под сомнение его веру. Я не рассчитывал, что ты станешь... его колотить.

– О.

Самтен, конечно, пошутил, когда сказал, что он очень вспыльчивый человек. Таким образом он уладил весьма щекотливую ситуацию.

Съемочный день был окончен, и наша группа принялась паковать оборудование. В Лондон я возвращался в одной машине с Джеффом и Робином. Но прежде мне хотелось поговорить с Самтеном, обсудить один важный вопрос. Я нашел его у пруда. Он стоял и смотрел на воду. Я подавил в себе порыв похлопать его по плечу. Решил, что он уже получил свое.

– Самтен, – обратился я к нему. – Можно с вами поговорить? Наедине?

Не знаю, зачем я ляпнул про «наедине». Мы и так были совершенно одни. Самтен подозрительно посмотрел на меня.

– Надеюсь, ты не станешь опять распускать руки?

– Нет, с этим покончено. Извините. Клянусь, в жизни больше не ударю ни вас, ни любого другого монаха. Теперь я знаю, что бить монаха – крайне безответственное поведение.

Самтен медленно кивнул, а потом поманил меня за собой в замок. Мы остановились у одной из дверей, он толкнул ее, и мы вошли в залитую солнцем комнату.

– Поставлю чайник. – Самтен приподнял полы своего одеяния и стал снимать обувь. Я несколько удивился, увидев на нем массивные ботинки для пешей ходьбы. Хотя – что в этом необычного? Возможно, такие ботинки – стандартный элемент снаряжения монахов. Наверное, я ожидал увидеть мокасины из тонкой кожи или тапочки из мешковины, но никак не массивные ботинки для ходьбы по пересеченной местности. Под длинным балахоном. Мне вдруг подумалось, что, возможно, Самтен поклонник экстрима. Не исключено, что у него и дельтаплан есть.

Самтен включил чайник и открыл холодильник.

– Чай с молоком?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо. Хотя... я могу сделать тебе черный чай или с йогуртом.

– Ммм... а йогурт какой?

Самтен заглянул в холодильник и опять выпрямился.

– Клубничный.

Я подумал...

– Черный, пожалуйста.

Самтен налил чай и сел в кресло подле меня. Устроившись удобнее, он дружелюбно улыбнулся мне и кивнул, давая понять, что я могу изложить ему свой вопрос.

Я не знал, с чего начать. Но деваться было некуда.

– Самтен, беседуя с вами в холле, мы заговорили о... Майтрее.

Самтен сдержанно кивнул.

– Вот скажите... кто он? Я... так много о нем слышал.

– Майтрея – это Будда любви. Грядущий Всемирный Учитель.

– Да... это понятно... Меня вот что интересует... Может так быть, что я встретил его недавно в автобусе?

Я поморщился. Может, я слишком быстро перешел к делу? Хотя Самтен не возражал.

– Ну... полагаю, это возможно. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что, по большому счету, из-за этого я и оказался здесь и говорю сейчас с вами. Ведь это мой дебют на телевидении. Я – не телеведущий. Просто мне предложили такую возможность, и я, вместо того чтобы отказаться, объяснить, что не могу, что я никогда прежде этого не делал... согласился. А возможность согласиться у меня появилась потому, что я посетил вечеринку, на которую полугодом раньше я даже и не подумал бы пойти. Я рискнул. Причем не один раз. И, по мнению некоторых из тех людей, с которыми я познакомился тоже благодаря тому, что ответил на что-то согласием, обязан я всем происходящим своей встрече с Майтреей, в автобусе.

Самтен кивнул с таким видом, будто ему все ясно. Но я прокрутил в голове свои слова и решил, что, вероятно, он все же не понял меня.

А потом Самтен и сам признался:

– Я не уверен, что понимаю тебя.

И тогда меня прорвало. Я рассказал ему все. Поведал, как в начале этого года жил, замкнувшись в себе, отказываясь от маленьких возможностей повседневного существования, и как потом испугался того, что от всего отказываюсь, и начал сожалеть, что жизнь проходит стороной. А однажды вечером, сев в автобус в районе Ист-Энда, я услышал фразу, произнесенную незнакомым человеком. Фразу, которая перевернула всю мою жизнь. Это была столь простая и очевидная житейская мудрость, что до той минуты я и за мудрость-то ее не признавал. Чаще говори «да». И я сказал монаху, что с тех пор я стараюсь следовать совету своего попутчика – чаще говорю «да». И извлекаю из этого уроки. И замечательно провожу время. И... живу в полном смысле этого слова.

Самтен задумался над тем, что я рассказал. В его присутствии я ощущал, как тишина давит на меня, но при этом создавалось впечатление, что именно так и должно быть.

Наконец он улыбнулся и еще через секунду произнес:

– Похоже, ты уже нашел свой путь к просветлению.

Члены съемочной группы закончили паковать аппаратуру и теперь перекусывали перед дальней дорогой домой. Джефф жевал сельдерей. Робин пытался найти туалет.

Мы с Самтеном гуляли по территории замка и рассуждали о моей тактике согласия. Солнце все еще светило. Кроме нас, вокруг никого не было. Разве иногда какой-нибудь монах на велосипеде проезжал мимо, направляясь в город или из города.

– Мне особенно интересной показалась идея пустить все на самотек, – сказал Самтен. – Положиться на волю случая, как ты выразился. На самом деле мы вообще не контролируем свою жизнь. Это миф. В жизни может случиться абсолютно все.

– Как, например, в твоем случае, когда ты травмировал палец.

– Именно. Я не знал, что это произойдет.

– Да, я тоже.

Наверное, мне не стоило это говорить.

– Но я травмировал палец и вынужден это принять и приспособиться к сложившимся обстоятельствам. Если мы верим, что некие высшие силы, некие просветленные существа, помогают нам развиваться духовно, тогда мы начинаем воспринимать жизнь совершенно иначе. Она приобретает для нас особое очарование. Каждый представившийся нам шанс мы рассматриваем как возможность чему-то научиться. Мы должны с открытой душой принимать все, что происходит – и плохое, и хорошее. Ибо любое событие в нашей жизни дает нам возможность стать мудрее, дальше продвинуться по пути просветления. Опоздал на автобус – получил урок. Заболел – тоже получил возможность научиться чему-то новому, например, состраданию.