Текст книги "Человек-да"

Автор книги: Дэнни Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 14
В которой Дэниел и Лиззи взбираются на гору, посещают Центр копирования рисунков по меди и смотрят плохой спектакль

Я ждал – казалось, уже несколько дней, – когда Лиззи проснется.

Осознав, что она и впрямь намерена принять мое предложение, я немедленно ей позвонил. Спросил, уверена ли она. Действительно ли может приехать? Лиззи призналась, что она уже некоторое время подумывала о том, чтобы вернуться в Англию, и мое предложение пришлось как нельзя кстати – идеальный предлог. С работой она все уладила и теперь принадлежит сама себе. Да, приехать она может. Тем более что билет уже есть.

Я пребывал в благоговении. И нервничал. Кто так поступает? Не всякая девушка способна поддаться порыву. Не всякая девушка рискнет с бухты-барахты бросить все, сказав себе: «А что, и поеду. Почему бы нет?»

– Я получила твою открытку из Амстердама, – сообщила Лиззи, когда мы в такси направлялись в гостиницу. – Ту, в которой ты написал, что порой необходимо куда-нибудь съездить, развеяться. Думаю, ты прав.

Она целые сутки добиралась до Лондона и потом более часа – до Эдинбурга. И вот теперь она здесь, со мной, спит в номере несколько мрачноватой гостиницы «Трейв-лодж», расположенной в центре города. Вот какое чудо способна сотворить одна простая открытка.

Лиззи приехала утром, а теперь уже было почти девять вечера. За окном Эдинбург переливался огнями. Через запотевшее стекло я видел красноватое сияние уличных фонарей. Я смотрел новости по телевизору, убрав звук. И в итоге тоже заснул.

– Даже не верится, что ты купил мне билет, – сказала Лиззи, намазывая сливочное масло на тост.

Это было на следующее утро. Мы сидели в кафе «Сити», находившемся сразу же за углом от нашей гостиницы, и ели яичницу. Я был несказанно счастлив.

– А я до сих пор не могу поверить, что ты здесь, – признался я.

Все было так, как восемь месяцев назад, в Лондоне. Казалось, ничто не изменилось. В обществе друг друга мы чувствовали себя... непринужденно. И в то же время оба были охвачены возбуждением.

– Как-то необычно... это все... ты не находишь?

– Что... что я села на самолет или что ты купил мне билет?

– Пожалуй... и то, и другое.

– Да. Очень, очень необычно, – подтвердила Лиззи. – Но здорово, да? Жизнь должна быть необычной.

Я поразмыслил над ее словами. И согласился.

– Я привезла тебе подарок.

– Что это?

Лиззи открыла сумочку и достала фотографию. На ней была запечатлена Большая креветка.

– Большая креветка! Потрясающе!

– Дурь, – возразила Лиззи.

Очевидно, громадины оценить по достоинству способны только мужчины. Полагаю, в Мельбурне, Аделаиде или Канберре они привлекают мужчин – больших и малых – со всей округи, на много миль окрест, а девушки сидят в автомобилях и недоумевают, на что те растрачивают свою жизнь.

– Итак... что мы сегодня делаем? – спросила Лиззи.

– Все, что захочешь, – ответил я. – Весь фестиваль целиком к нашим услугам.

Мы пошли в зоопарк.

Дни быстро сменяли один другой. Мы проводили их замечательно – лучше не бывает.

Делали все, что только приходило нам в голову, причем не откладывая: захотели что-то сделать и тут же делали. Бродили по Принсез-стрит и случайно присоединились к пешеходной экскурсии по следам призраков... Гуляли по берегу в Лейте, дошли до моря, Лиззи заставила меня купить треску. Из гостиницы «Трейвлодж» перебрались в роскошный старинный «Балморал», – просто потому что захотелось, – где ходили в халатах и потягивали виски, а вечером следующего дня опять вернулись в «Трейвлодж». Лиззи пожелала отведать хаггис[77]77
  Хаггис – бараний рубец, начиненный потрохами и специями (шотландское блюдо).


[Закрыть] и жареный пирожок с начинкой. Правда, съев немного того и другого, она почувствовала себя не очень хорошо. В общем, мы развлекались.

«Да» – волшебное слово. Я не переставал изумляться его могуществу.

Однажды, когда мы сели выпить какао, Лиззи вытащила программу дополнительных мероприятий фестиваля, пролистала ее, что-то почитала, потом закрыла брошюру и бросила ее на стол.

– Знаешь, как мы поступим? – спросила она.

– Как?

– Выйдем сейчас в эту дверь и отправимся на первое же представление, которое нам предложат посмотреть. На любое. Даже если у него ужасное название.

Я рассмеялся. Собственно, именно по такому принципу я и выбирал спектакли, но теперь я воспринимал это как развлечение. Потому что мы вместе следовали тактике согласия.

– Ладно, – сказал я.

Через два часа я уже в третий и, надеюсь, последний раз посмотрел спектакль о предательстве, насилии и смерти.

Шагая по Клерк-стрит, мы взяли еще один рекламный листок и купили билеты на спектакль «Транссексуалы Бангкока», который должны были давать вечером этого же дня в большой палатке на поляне.

Дни шли. Мы посетили все два миллиона эдинбургских пабов, в каждом отведали пива. Как-то поднялись на башню Вальтера Скотта, пешком, преодолев 16 тысяч ступенек. Однажды дождливым утром купили путеводитель и после того, как Лиззи ознакомилась с разделом о музеях, посетили Музей старинных клавишных инструментов на Каугейт, где провели целый час. Потом зашли в бар «Оксфорд» и выпили чаю. Сидя там, мы почему-то чувствовали себя персонажами одного из романов Иана Ранкина[78]78
  Ранкин, Иан – современный английский писатель, автор книги «Инспектор Ребус».


[Закрыть]. Мы ели чипсы на ступеньках замка и в торговом центре «Куки-Хилл» накупили массу ненужных вещей. Мы заскочили в Центр копирования рисунков по меди, для виду повосхищались экспонатами и быстренько ушли. Купили билеты на спектакли «Жаркий жаркий зной» и «Франц Фердинанд». Читали газеты в бистро «Барабан и Обезьяна». Я научил Лиззи таким словам, как «stushie», «bampot», «weejie» и «youze»[79]79
  stushie (англ. сленг) – скандал, шум, буза; bampot (англ. сленг) – сумасшедший, псих; weejie (англ. сленг) – житель Глазго; youze (англ. сленг) – толпа, кагал.


[Закрыть], а она меня познакомила со словами из австралийского сленга – «barrack» и «doodle»[80]80
  barrack (австрал. сленг) – болеть за определенную спортивную команду; doodle (австрал. сленг) – кретин; пенис.


[Закрыть].

А однажды, когда в пять часов утра, неся с собой полупустую бутылку вина, мы возвращались в гостиницу, петляя по пустынным улицам города, я вдруг проникся твердой уверенностью, что смогу сделать пребывание Лиззи в Эдинбурге еще более особенным. Почему-то мне подумалось, что на вершине Трона Артура[81]81
  Трон Артура – один из холмов в Холируд-парке (высота – 251 м).


[Закрыть] – потухшего вулкана, возвышающегося над Эдинбургом, – должен лежать снег. Конечно, я был пьян, но при этом полон решимости и сказал Лиззи, что у меня для нее есть сюрприз и что ей придется сейчас же последовать за мной. Не замечая, как летит время, мы более часа со смехом взбирались вверх, пока не оказались на высоте 800 футов, на вершине холма, с которого открывался вид на залив Ферт-оф-Форт, Файф[82]82
  Файф – бывшее графство, расположенное на востоке центральной Шотландии, между заливами Ферт-оф-Форт и Ферт-оф-Тей.


[Закрыть] и город, столь восхитительный в лучах восходящего солнца, что я даже утратил дар речи. Снега, конечно, там не было. Да и откуда ему взяться в конце-то августа? Но это не имело значения. Мы оба рты пораскрывали от изумления.

И я вдруг осознал, что, регулярно бывая в Эдинбурге на протяжении многих лет, я ни разу не поднимался на вершину Трона Артура. Не был ни в одной художественной галерее, ни в одном музее. По сути, я ничего не видел в этом городе. Все его достопримечательности только и ждали, чтобы я их посетил, посмотрел, но я их не замечал. Никогда не использовал возможности, которые, я считал, никуда от меня не денутся. И вот теперь, благодаря Лиззи, я открывал для себя новый Эдинбург. Но в том, что происходило, крылся и более глубокий смысл.

Создавалось впечатление, что мир сплошь состоит из одних только позитивных моментов. Но вы должны понять – это важно, – что я говорил «да» не из чувства долга, выполняя данное себе обещание. Я даже не вспоминал про свою тактику согласия. Не пытался ничего доказать – ни себе, ни Иану, ни кому другому. Я соглашался, потому что таково было мое собственное желание. У меня это получалось само собой, естественно. Я говорил «да», потому что влюбленный человек смотрит на мир с оптимизмом и стремится использовать каждую возможность, которую преподносит ему жизнь.

В общем, так замысловато и коряво я пытаюсь сказать... э-э... что я... ну вы понимаете...

Влюбился.

– Влюбился? – переспросил Иан по телефону.

– Да, – промямлил я. – Влюбился.

– Круто, – задумчиво произнес Иан.

– То есть мне так кажется. Я только и делаю, что дакаю.

– Ничего себе поворот.

– Причем даже не задумываюсь об этом, когда я с ней. Соглашаюсь по собственному желанию. Мне любое предложение представляется хорошей идеей, когда она рядом. Словно я запрограммирован на согласие.

– Значит... ты у нас теперь согласномыслящий.

– Господи, ну и словечко!

– Да, не очень удачное. Но все равно здорово все это, да?

– Да, – подтвердил я. – Так, может, тактика согласия имеет смысл, когда исповедуешь ее вместе с кем-то. Может, как раз в этом суть. Вероятно, смысл жизни заключается в том, чтобы искать возможности и использовать их вместе с кем-то. Если подумать, так оно, наверное, и есть. Жизнь – это череда возможностей, которые предоставляются тебе для того, чтобы ты использовал их с кем-нибудь вместе.

Очевидно, мои доводы Иана не убедили, ибо он промолвил:

– Ну ты и идиот.

Но, возможно, Лиззи думает по-другому. Не про то, что я идиот – надеюсь, идиотом она все же меня не считает, – а по поводу всего остального. Даже не знаю. Может, она по жизни такая. Импульсивная. Хватается за любую возможность. Всегда готова пойти, поехать куда угодно, сделать что угодно. Может, она всегда настроена позитивно. Со мной и без меня.

Через несколько дней мы с Лиззи самолетом вернулись в Лондон. Я отвез ее в тот же аэропорт, откуда провожал в прошлый раз, когда она возвращалась в Австралию. Мы обнялись.

А потом она опять улетела – так же быстро, как приехала, и я понял, что больше никогда ее не увижу.

Моя тактика согласия подарила мне еще десять дней с Лиззи. Десять дней, которых, если бы не «да», у меня никогда бы не было.

Но на этот раз я терял больше. Тогда я прощался с девушкой, которая мне нравилась, теперь – с той, которую любил. Но это я осознаю только на следующий день, когда Лиззи будет от меня за тысячи миль, а я проснусь, обведу взглядом комнату и впервые пойму, насколько же я, в сущности, одинок.

ГЛАВА 15
В которой Дэниел получает неожиданное известие

Следующие две недели и еще один день я почти ничего не делал.

У меня было такое ощущение, будто я отброшен далеко назад – к тому, с чего начал.

Больше ничего не происходило. Встреча с Лиззи выбила меня из колеи. Говорят, лучше любить и потерять, чем не любить вовсе. Да, возможно. Но, черт возьми, когда теряешь так быстро, что в том хорошего?

Я стал больше времени посвящать Би-би-си. С головой ушел в работу. Написал подробный исчерпывающий отчет обо всех виденных на фестивале спектаклях, употребляя такие эпитеты, как «яркий» и «глубокий».

Сказал Тому, на кого из актеров, по моему мнению, ему стоит обратить внимание. Я посещал все совещания, на которые меня приглашали, – и вовсе не потому, что считал своим долгом принять приглашение. Я хотел добросовестно трудиться на благо хорошей компании. Я являлся на работу даже в те дни, в которые, согласно контракту, мог бы сидеть и развлекаться дома. Работа стала для меня смыслом жизни. Потому что, пока я работал... я был... как бы точнее выразиться... в безопасности. Работа не могла мне навредить. Вот я и работал.

Провокатор, казалось, исчез с лица земли. Очевидно, письмо, что я послал Джейсону по электронной почте, сделало свое дело. Сообщение, которое я отправил Тому, не вернулось, но он и не ответил на него. И мобильник его был отключен, – вероятно, у Тома теперь новозеландский номер. Но это было неважно: Согласный победил. Правда, мне казалось, что я должен бы чувствовать себя счастливее. В принципе, я даже был несколько разочарован, что победа досталась мне так легко. Теперь у меня не было ни любимой, ни мстительного врага. А без врагов жизнь скучна.

Однако работа на Би-би-си с лихвой восполняла все мои потери. Благодаря своей тактике согласия, которой я строго следовал вот уже на протяжении двух месяцев, и полной самоотдаче, которую я продемонстрировал, работая на Эдинбургском фестивале, я зарекомендовал себя добросовестным работником с позитивным настроем, искренне преданным своему делу. Том спросил, не желаю ли я зайти к нему и поговорить о новой вакансии, появившейся на телецентре. Он сказал, что, на его взгляд, я вполне подхожу на эту должность, но сначала он просто хочет со мной побеседовать.

Я ответил согласием.

В те выходные Иан отчаянно пытался выяснить, чем бы мне хотелось заняться. Небритый, в тренировочных штанах и футболке, я горбился на диване, а он сидел на стуле напротив меня – одетый с иголочки, благоухающий лосьоном после бритья.

– Так... пойдем в паб? – спросил он.

– Пойдем, – ответил я, пожимая плечами.

– Или... может, в кино?

– Давай, – кивнул я.

– А может, пойдем сыграем на бильярде?

– Прекрасно, – вяло отозвался я.

– Значит, и на это согласен. Ладно. Ну... может... не знаю... давай пробежимся, что ли?

Я опять пожал плечами.

– Давай. Я на все готов. Выбирай.

Иан разволновался.

– Боже, Дэн. Ну что ты все талдычишь «да», «да»? Это же я.

– Ммм-хмм.

– Я просто пытаюсь выяснить, чем ты хотел бы заняться.

– Здорово.

– Так что... паб, кино, бильярд или пробежка?

– Угу, – отозвался я. – Хорошая мысль. Выбор за тобой. Пойдем.

Сколь бы я ни был рассеян, я по-прежнему продолжал отвечать согласием на любое предложение. Просто мне это больше не доставляло удовольствия. Словно во мне кончился заряд. Я говорил «да» машинально, не видя смысла в своей тактике согласия, хотя прежде был уверен, что каждое мое «да» открывает передо мной новые горизонты, и надеялся, что так будет всегда. Теперь же я вообще не хотел думать об этом.

– Полагаю, сейчас не самое подходящее время сообщить тебе, что я придумал для тебя идеальное наказание, если ты нарушишь взятое обязательство? – предположил Иан.

Я сердито зыркнул на него. В лице Иана отразился испуг.

– Твое даканье еще хуже, чем когда ты все время некал, – добавил он. – По крайней мере, тогда мне хоть не приходилось постоянно торчать рядом с тобой.

Мы пошли играть в бильярд.

Иан загонял в лузы один шар за другим. Мне было трудно найти в себе силы, чтобы противостоять ему.

– Дэн... надеюсь, ты не собираешься завести старую песенку?

Я перестал прицеливаться и посмотрел на него.

– Это ты о чем?

– Ну... ты ведь не станешь опять таким, каким был несколько месяцев назад? Ведь если ты возьмешься за старое, мне придется наказать тебя чуть раньше, чем я планировал...

– Ну тебя с твоим наказанием. Ты его еще даже не придумал.

Иан обиделся.

– А вот и придумал.

– Да? Ну и что это за наказание?

– Ну хорошо, не придумал. Но придумаю. Ты у меня попляшешь.

Я присел на бильярдный стол, думая, что бы сказать.

– Знаешь, когда я выиграл двадцать пять тысяч фунтов и сразу их потерял, я совсем не расстроился?

Иан кивнул.

– Ибо я выиграл благодаря тому, что сказал «да». То, что я потерял эти деньги, не имело значения. Но потом, благодаря «да», я получил кое-что получше, чем двадцать пять тысяч. Лиззи. И со стороны «да» это было жестоко, ибо я не смог удержать ее. «Да» свело с меня с девушкой, которая живет на другом краю света, и я в нее влюбился. А потом эта девушка уехала. И у меня теперь мерзкое настроение. И я считаю, что моя тактика согласия – это чистейшая глупость. Потому, играя сейчас с тобой в бильярд, в этом пабе, я думаю, что жизнь – фиговая штука, ничего не приносит, кроме неприятностей. Лучше б я чаще говорил «нет». Говорить «нет» – это все, что я теперь хочу, Иан. Я не хочу быть таким, каким был, но от даканья меня уже тошнит. Я устал на все соглашаться. Тактика согласия была призвана помочь мне. Взбодрить.

Иан положил кий и с невеселым видом кивнул.

– Все, что «да» дарит, оно же и отнимает, – заключил он.

Должно быть, Иан рассказал Ханне о том, что произошло.

На следующий день она назначила мне встречу в кафе возле Олд-стрит.

– Привет, – поздоровался я, усаживаясь за столик.

Я опоздал на двадцать минут, но Ханна меня не упрекнула. Судя по всему, она была настроена благодушно.

– Привет, – тихо сказала в ответ Ханна. – Я просто подумала, что нам не мешало бы встретиться. Давно не виделись. Хотела узнать, как ты.

– Нормально.

– Точно? Выглядишь-то ты неважно.

– Все хорошо, честное слово. Просто немного рассеян в последнее время.

– Сдается мне, дело не только в рассеянности. Я же вижу.

– Ни черта ты не видишь. У меня все хорошо.

– Неправда. У тебя это на лице написано, Дэн. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой.

– Просто много забот, вот и все.

– Послушай... я знаю, тебе немного неприятно – из-за меня и Себа. Но...

– Ханна, честное слово, вы с Себом тут ни при чем. Не волнуйся. Я абсолютно на тебе не помешан, и я не хотел портить вам свидание, чтоб ему пусто было. И хочу извиниться перед тобой за цветы и за африканского мальчика. Признаю, я вел себя странно, но, прошу тебя... если не возражаешь, давай оставим это в прошлом. Я уже давно об этом забыл. Серьезно. Вы с Себом – замечательная пара. Очень подходите друг другу. Что касается тебя и меня... ну, мы с тобой друзья. Добрые друзья.

В эту минуту зазвонил телефон Ханны. Она хотела сбросить звонок, но я, обрадовавшись тому, что нас прервали, жестом показал, чтобы она ответила. Звонили из ее компании сотовой связи. Со своего места я слышал звучащий в трубке громкий металлический голос. Ханну спросили, может ли она уделить несколько минут на то, чтобы обсудить счет ее мобильного телефона. Она ответила, что вообще-то в настоящий момент у нее нет времени. Я улыбнулся: должно быть, приятно, когда ты вправе сказать «нет». Но опять жестом дал ей знак, чтобы она продолжала разговор. Сам я никуда не торопился. В этот день я еще встречался с Томом на Би-би-си, но в запасе у меня было несколько часов.

– Ну хорошо... – согласилась Ханна и, отвечая на вопросы, беззвучно, одними губами извинилась передо мной. – Фамилия – Кнудсен, – сказала она, затем назвала свой адрес, дату рождения и пароль. – Норвегия. Н-О-Р-В-Е-Г-И-Я. – Она закатила глаза. – Да. Как страна.

Интересно, а что еще это может быть? Цвет, что ли?

– Да, замечательно. Хорошо, спасибо, – поблагодарила в трубку Ханна и отключила телефон. – Меня перевели на более выгодный тариф, – доложила она мне. – Бесплатные эсэмэски, абонентская плата со скидкой двадцать процентов. Хорошо, что я ответила на звонок...

Хоть кому-то от «да» есть польза.

– Так слушай... – вновь начала Ханна.

– У меня все будет хорошо, – решительно перебил я ее. – Просто в настоящий момент жизнь... немного странная.

– Странная? В смысле?

– Ну, одно время вообще ничего не происходило. Потом стало происходить очень много всякого. А теперь... опять... ничего. Но мне так больше нравится. Я просто устал, Ханна.

Она поморщила носик, силясь ухватить суть в моем маловразумительном объяснении.

– Никогда не думала, что скажу это, но... по-моему, тебе нужно чем-то занять себя. Придумай какой-нибудь глупый мальчишеский проект. – Вот уж и впрямь смешно слышать такое из уст Ханны. – Тебе ведь теперь никто это не запрещает, верно? Ты волен делать что угодно. Ты – свободный человек! Ну, например... начни опять считать волоски на своих ногах. Ты лет сто этого не делал. Проверь, может, у тебя новые выросли. Сфотографируй их. В общем, что-нибудь в этом роде.

Я кивнул. Хорошая мысль.

– Не волнуйся за меня, Ханна. Как-нибудь переживу. Кстати, как Себ?

– Нормально. До сих пор в толк не возьмет, зачем ты тогда потащился с нами ужинать?

– Он же сам предложил! Мне пришлось согласиться!

– Ну конечно, пришлось. А если б он предложил тебе прыгнуть со скалы, тоже не смог бы ему отказать?

На этот вопрос я решил не отвечать.

– Я ведь вот еще зачем пригласила тебя...

– Зачем?

– Хочу свести тебя кое с кем.

– Вот как?

– С одной моей знакомой.

О нет, только не это.

– Ханна, мне и так хорошо...

– Ты же сам сказал, что тебе скучно!

– Я не говорил, что мне скучно. Я просто сказал, что в моей жизни сейчас ничего не происходит.

– Ну послушай, сделай это ради меня. Просто посидите с ней, выпьете по бокальчику. Что ты теряешь?

– Ханна, бывшим подружкам не положено устраивать свидания своим бывшим кавалерам.

– Дэнни, а бывшим кавалерам не положено спонсировать африканских мальчиков от имени своих бывших подружек. Однако они это делают. Причем постоянно. Как будто так и надо.

Я покраснел.

– Но я не хочу ни с кем знакомиться.

Я понимал, что говорю, как ребенок.

– Да ладно тебе. Надо радоваться жизни. И какое-то время, до совсем уже недавней поры, ты вроде бы снова стал жить, как все нормальные люди. Взбодрился, встряхнулся.

– Так и было.

– Тогда познакомься с Кристен. Посидите, выпьете. Мне кажется, вы поладите. И ты сразу повеселеешь.

Может, Ханна и права. Наверное, я должен согласиться. Возможно, мне и впрямь это пойдет на пользу. Ведь сейчас положение у меня незавидное. И, в общем-то, я знаю, как из него выбраться. Нужно забыть. А как можно такое забыть? Надо продолжать жить. Назад не оглядываться. Смотреть только вперед.

– Ладно. Я выпью чего-нибудь с Кристен. Позвоню ей.

Ханна как-то чудно – чувствовалось, что она довольна – улыбнулась и на салфетке написала телефон своей знакомой.

– Чудесно, – сказала она. – Правда, здорово. Да, послушай... можешь послать меня подальше, если считаешь, что я лезу не в свое дело... просто я тут с Ианом говорила, и... только ты не сердись... мне кажется, тебе следует сходить кое к кому.

– Еще бы тебе не казалось. То-то ты пытаешься устроить мне свидание со своей подругой.

– Нет, ты не понял. Тебе следует показаться кое-кому. Психологу. Психиатру. Врачу-консультанту. Хотя бы... кому-нибудь.

Уф.

– Что, черт побери, ты сказал Ханне? – спросил я у Иана.

– В смысле?

– Ты сказал ей, что я с некоторых пор на все отвечаю согласием?

– Нет, конечно. А что?

– А то, что она советует мне показаться врачу! Психиатру!

– Если честно, думаю, она советует тебе показаться врачу потому, что не знает про твой эксперимент. Вероятно, она думает, что ты свихнулся.

– Я не свихнулся! – воскликнул я, пожалуй, громче, чем следовало бы.

– Потише, – сказал Иан. – Когда человек кричит, что он не свихнулся, это, как правило, означает обратное. И потом, взгляни на себя ее глазами. Ты месяцами пребываешь в угнетенном состоянии, не выползаешь из своей квартиры, затем вдруг начинаешь гулять напропалую – и днем, и ночью, покупаешь чудную машину, ведешь себя так, будто весь мир у твоих ног, а потом – бах! – опять впадаешь в депрессию. Это ж похоже на шизофрению! Или на кризис среднего возраста! Неудивительно, что она послала тебя к психиатру. Пора с этим кончать. Уже несколько недель прошло с тех пор, как ты вернулся из Эдинбурга. Велика опасность, что ты спустишь на нет все наши труды.

– Наши труды?

– Послушай... ты должен взять себя в руки. Боже... ты только подумай, как изменила тебя твоя тактика согласия. Вспомни о том, что хорошего произошло, если оно было. Сделай выводы и забудь, если иначе нельзя.

– Забыть?

– Да. Я не стану тебя наказывать. Ты можешь отказаться от своей тактики прямо сейчас, и все будет кончено. Никаких последствий. Дальше живи как знаешь. Радуйся жизни.

Я поразмыслил над словами Иана. Вспомнил, чего я достиг. Да, то был весьма примечательный период в моей жизни. Я познакомился с интересными людьми, сделал что-то новое и, в общем и целом, вполне успешно справлялся с поставленной целью. Но это было в самом начале, когда последствия для меня не имели большого значения. Теперь наступил спад. Мне хотелось, чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло. А ведь еще только начало октября, господи помилуй. Октябрь! Мне еще пилить и пилить, если я намерен довести начатое до конца и придерживаться «Манифеста Согласного» до конца года. Ведь до конца года еще целая вечность. Неужели я еще только на полпути? Мне хотелось плакать. Хотелось схватить кого-нибудь – кого угодно – и рассказать этому человеку про мою затею, от начала до конца... но я уже знал, что мне не понравится конец моей истории. Если она закончится именно так. Ханна сказала, что мне следует показаться врачу. Может, она и права. Она бы такое никогда не посоветовала, если б это не имело значения.

В тот вечер я лежал в постели и думал, думал, думал. Ну что, бросить все к черту? Или пройти до конца? В каком направлении мне следовать?

Хорошо, если б мне было какое-нибудь знамение.

На следующее утро раздался телефонный звонок. Я ответил. Трубку не повесили.

И я получил знак, в котором так остро нуждался.

– Бутылку шампанского, пожалуйста. Самого дешевого.

– Сколько вы намерены потратить, сэр?

– Мм... пятерку?

– У нас есть «Дом Периньон» со скидкой в два фунта. Стоит 26.88 фунта. Будете брать?

– Да! – с огромным наслаждением произнес я.

– Ведерко для льда в придачу возьмете?

– Да! – ответил я. – Все, что пожелаете!

– Что празднуем? – спросил Иан, стоя в дверях. – И почему у тебя рот до ушей?

– Отмечаем одну шокирующую новость, – сказал я, проходя мимо него. – И новое начало.

– Что за новость?

– Меня повысили, – ответил я.

– Тебя повысили?!

– Да, повысили.

– Так ты же никогда не работаешь!

Проигнорировав ребяческое замечание Иана, я достал две кружки из его буфета.

– Черт... «Дом Периньон»... пошиковать решил, да?

– Не совсем. Я просил что-нибудь подешевле, но мне предложили это.

– А штопор зачем притащил?

– Мне его продали вместе с шампанским.

– Итак...

– Угу. «Когда я уже думал, что песенка моя спета, «Да» вернуло меня в строй». Кто первый это сказал? Алан Пачино.

Я разлил в кружки шампанское, а Иан открыл пакет с орешками.

– Так что за работа?

– Ну... в одном небольшом – можно сказать, крошечном – отделе на телецентре. Разработка новых идей, поиск новых талантов, развитие – все такое.

– И как называется твоя должность?

Я сделал глубокий вдох.

– Начальник отдела развития.

Я улыбался во весь рот. Сиял, как майская роза.

– Начальник отдела развития?! – изумился Иан. – Что-о? Ты? Начальник? Глупость какая-то!

– Знаю. Но, если тебе станет легче, скажу, что подчиненных у меня нет. Это все равно что меня назначили бы начальником канцелярии просто потому, что у меня есть свой карандаш.

– Насколько я могу судить, – сказал Иан, покачав головой, – тебя только что назначили на руководящую должность в Би-би-си, самой уважаемой телевизионной вещательной компании в мире, грубо говоря, потому, что ты постоянно дакаешь.

Мы чокнулись кружками.

– Да, – подтвердил я.

– Значит, ты продолжаешь дакать?

– Да!

Иан не уловил самого главного.

Мое повышение произошло не само по себе. Я был в том уверен. Меня повысили очень вовремя – как раз в тот момент, когда я засомневался в правильности своих действий и стал подумывать о том, чтобы взять другой курс. Курс на благоразумие. На предсказуемость. На надежность. И мое повышение свидетельствовало о том, что это правильный выбор.

Оптимист сказал бы, что «Да» предоставило мне еще один хороший шанс и что мне следует придерживаться тактики согласия. Пару месяцев назад я сказал бы то же самое. Совершенно верно: согласившись прийти на то первое совещание, я спровоцировал череду событий, которые в итоге привели к тому, что я купил бутылку шампанского, дабы отпраздновать наступление нового этапа в моей жизни. А вот реалист сразу бы сообразил, что это означает на самом деле.

Теперь и я осознал, понял четко, что нельзя прожить жизнь абсолютным оптимистом. Мне стала ясна подоплека моего назначения. Скрытая причина. Меня побуждали распрощаться с ребячеством и беспечностью. Склоняли к тому, чтобы я начал воспринимать жизнь не только как развлечение, озорство и приключение. В какой-то момент приходится взрослеть, двигаться вперед. Ханна мне это всегда говорила. А теперь и я наконец-то это понял. И Джейсон тоже был прав – тогда, на вечеринке. Ответственность настигает каждого из нас. Жизнь – это не только удовольствия. Порой, чтобы чего-то достичь, приходится жертвовать свободой. Я непременно еще раз напишу Джейсону. Поблагодарю его за урок, который он мне преподал. Кто бы мог подумать? Как ни крути, а победа осталась за Провокатором. Выходит, «нет» – самый верный ответ.

И что я подразумеваю под фразой «"Нет" – самый верный ответ»? Я имею в виду, что «Нет» – это власть. «Нет» говорит: «Я все держу под контролем». Вспомните, сколько раз за минувший год вы сказали «да» и сколько раз предпочли бы вместо этого ответить отказом. Может быть, способность сказать «нет» – это то, что позволяет нам сохранять здравомыслие. Некоторые всю свою жизнь только и делают, что говорят «да» – соглашаются на то, что они не хотят делать, но делают из чувства долга. Отвечают согласием на то, что дает возможность другим использовать их в своих интересах – просто потому, что таково положение вещей, потому что так было всегда. Некоторым нужно научиться говорить «нет». Потому что каждый раз, когда они говорят «да», они говорят «нет» самим себе.

Все те случаи, когда я делал то, что, в общем-то, не хотел делать... все эти случаи... они ведь ни к чему не привели, не дали мне ничего... А если б я тогда отвечал отказом? Это означало бы, что я мог бы согласиться сделать то, что хотел сделать... Слово «нет» инициирует процесс устранения, который ведет к успеху. Если б я сказал «нет» той части моего существа, что настроена тратить время на то, чем мне не следовало бы заниматься, я соответственно сказал бы «да» той части моего существа, которая стремится развиваться, идти вперед.

Все это я объяснил Иану, и он в кои-то веки со мной согласился.

– Полагаю, ты прав. Сейчас с тобой впервые произошло что-то по-настоящему хорошее с тех пор, как ты избрал свою тактику согласия. До этого ведь как было... Ты выиграл деньги и тут же потерял свой выигрыш, что, по-моему, хуже, чем вообще не выиграть. Ты влюбился и потерял свою возлюбленную, что, на мой взгляд, ничуть не лучше, чем вообще не любить. Ты надеялся, что станешь телеведущим, но и эта твоя надежда не осуществилась, а если б ты об этом не думал, разочаровываться не пришлось бы. Ты задолжал тысячи фунтов по своим кредитным картам, которые тебе вообще не следовало бы брать. Тебе постоянно звонят какие-то незнакомцы, которые тут же вешают трубку, едва ты отвечаешь на звонок. Ты купил автомобиль, который тебе не нужен, и сделал себе стрижку, которая была в моде в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. В Венгрии. Твои изобретения – полнейшая чушь. Тв...

Я вдруг обиделся.

– А чем плохи мои изобретения? С ложкой, возможно, я и перемудрил, зато коробка для автоматической перемотки видеокассет – хорошая идея.

– Согласно твоей задумке, перемотка осуществляется за счет помещенного в коробку магнита, верно? А магнит при перемотке уничтожит изображение на пленке. Это элементарно. Как бы то ни было, через пять лет видеокассеты устареют и про них даже вспоминать не будут.

Боже... оказывается, все гораздо хуже, чем я предполагал. Ведь на перематывающее устройство я возлагал большие надежды. Что ж, это послужит мне еще одним уроком.