Текст книги "Империум человечества: Омнибус (ЛП)"
Автор книги: Дэн Абнетт
Соавторы: Грэм Макнилл,Джеймс Сваллоу,Бен Каунтер,Гэв Торп,Мэтью Фаррер,Энди Смайли,Энди Хоар,Джонатан Грин,Джо Паррино,Гордон Ренни
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 165 страниц)
Десять атлетов, восемь мужчин и две женщины, вышли из комнат подготовки и встали неровной линией. Перед ними вверх-вниз скакал распорядитель забега, одетый в блестящий костюм с достаточно мощными встроенными суспензорами, чтобы он мог танцевать на кончиках пальцев и странным образом кувыркаться через голову, словно в замедленной съемке. Волосы бегунов были выкрашены в цвета их облегающих гимнастических униформ – коротких и блестящих одеяний, заканчивающихся на локтях и коленях. Они бежали на месте, готовые к сигналу.
Домаса лениво подумала, сколько подобных зрелищ разыгрывается сегодня по всему Империума. Навигаторы, как правило, быстро пресыщались развлечениями, и Домасе было забавно наблюдать за тем, как веселились их ценители в тех местах, куда она попадала. Как ни утомительно, но очень часто «элитные развлечения» сводились к тому, чтобы криками подбадривать людей, пытающихся убить друг друга. Однако эти атлеты, судя по всему, были добровольцами, и маршрут проходил только по тем частям сада, преодолеть которые было сложно, но не смертельно опасно.
Бегунов приветствовали аплодисментами, как и Дрейдера, когда отец поднял его на плечи, чтобы он мог дать сигнал к старту. Домаса вытащила из рукава карту со своей ставкой. Ничего не зная об участниках, она выбрала оранжевого и черного, как наиболее близких к красно-коричнево-черным цветам дома Дорел. Оранжевый был мужчина с толстой шеей, пышной гривой волос и кожей цвета кофеина со сливками, что несколько контрастировало с цветом его униформы. Черный же был стройный, гибкий, как змея, молодой человек, который сейчас как раз заканчивал разминку, принимая такие позы, что некоторые зрительницы погрузились в задумчивое молчание.
Домаса была готова сделать непомерно большую ставку – как правило, в подобных ситуациях этот способ помогал завоевать расположение хозяина. Она немного удивилась, узнав, что в этом нет нужды. От нее ожидалось лишь вручить небольшой сувенир тому, на кого она поставила, в случае, если тот дойдет до финиша. Что ж, к этому она тоже была подготовлена. Еще один старый трюк: приносить на подобные собрания разнообразные яркие украшения и безделушки, по сути, являющиеся расходным материалом для раздачи в качестве подарков, если это могло как-то улучшить ситуацию. Домаса не очень чутко воспринимала физическую красоту, прожив всю жизнь среди навигаторов, чей внешний вид по большей части варьировал от странного до уродливого. Однако, глядя на заканчивающего упражнения бегуна в черном, она подумала, что, возможно, подойти к нему поближе и повесить ему на шею нитку самоцветов будет не так уж сложно.
Тут Дрейдер вдруг выбросил обе руки в воздух и прокричал «Вперед!». Барабаны мощно грохнули, и Домаса вцепилась в перила, когда платформа метнулась вперед, не отставая от бегунов.
Прошло полчаса, прежде чем все они стали спускаться из галереи: молодые зрители со смехом торопились вперед, более спокойные шли позади с напитками в руках. Маленький сын Варрона был с шестью дошедшими до финиша бегунами – он ехал на плечах самого высокого из них, болтал ногами и радостно вопил. Домаса шла немного позади самых медленных зрителей, сохраняя величавую осанку и спрятав в длинных рукавах скромно заложенные за спину руки. Когда к ней приблизился Черрик, первым делом она заметила на его лице отвращение. Она бросила на него предупреждающий взгляд, и ему хватило ума понизить голос, когда он наконец поравнялся с ней.
– Никто не погиб! И на что же все тогда ставили? Мы угодили в какой-то детский сад, леди! Что дальше, может, мы будем делать друг другу гирлянды из цветов?
– Нет, никто не погиб. Я по ошибке попыталась заговорить с нашим хозяином так, как будто кто-то должен умереть, и он посмотрел на меня вот так и сказал: «Я, знаете ли, не дикарь». Но это было неплохое развлечение, и оно привело нашего хозяина в отличное настроение, и поэтому я не желаю слышать, как ты разговариваешь таким тоном, Черрик, пока нас кто-то может слышать. И ты, и все в твоей команде. Мне все равно, по какому поводу, в следующий раз за такое вам будет, по меньшей мере, порка.
Несмотря на яд в своих словах, она говорила легким голосом дружеской беседы, так что любой, стоявший дальше чем в двух метрах от нее, подумал бы, что она рассказывает о впечатлившем ее моменте забега.
– Вообще, чтобы напомнить тебе о дипломатичности и о том, что мы должны стоять для нашего хозяина на переднем плане, я, пожалуй, возьму тебя с собой, чтобы встретиться с бегунами. Давай, налепи на себя улыбку, ради меня.
Улыбка, судя по всему, была за пределами возможностей Черрика – он обходился дружелюбными кивками в адрес людей, мимо которых они проходили. В это время Домаса молча мечтала, чтобы у нее было не слишком мало пальцев, а слишком много – так проще было бы считать дни до нового задания, где он бы не таскался за ней.
У стартовой линии ждали медики Варрона, но никто из бегунов не получил серьезных травм. У женщины в зеленом на бедрах и лодыжках виднелись следы от жалящих усиков хлыстника, который она не успела перепрыгнуть, и теперь жилы на ее шее вздувались, как веревки, пока медсестра вытаскивала маленькие обломки шипов и брызгала на раны стерилизующим спреем. Мужчина в ослепительном серебристом костюме и с такими же волосами недооценил, насколько далеко дотягивается ползучий резолист, и один из побегов стремительно схватил его за щиколотку. Когда остальные атлеты пробежали мимо, на помощь пришли садовники, но к тому времени покрытые роговыми пластинами щитки успели вывернуть стопу под жутким углом. Теперь он сидел и стоически наблюдал, как бинтуют его распухший голеностоп.
Вдали, у дверей сада, на скамье сидел гибкий молодой человек в черном, чью карточку выбрала Домаса. Его окружали медсестры и зрители, желающие скорейшего выздоровления – все до одной женщины. Домаса не видела, что такое с ним произошло, но выглядело это не так уж серьезно. С другой стороны от ворот ухаживали за ранами дошедших до финиша – победитель, мужчина в синем, был единственным, кто полностью уцелел.
Варрон с женой и сыном сидели вокруг последнего из недошедших до финиша. Это был коренастый мужчина средних лет с землистым лицом и в ярко-белой одежде, который превозмогал остатки дрожи, вызванной соком жгучего мха, все еще пятнающего его руки и босые стопы. Когда бегуны пересекали мост над прудом в центре сада, им нужно было примерно полминуты задерживать дыхание, преодолевая облако снотворной пыльцы. Бегун в белом был единственным, который по ошибке сделал вдох, пошатнулся и упал на четвереньки в жгучий мох. Дрейдер сидел перед ним, скрестив ноги, и с расширившимися глазами глядел, как руки и ноги мужчины подскакивают и дрожат. По какой-то причине эти движения напомнили Домасе, как содрогался ходолистник, когда они подошли к нему слишком близко.
– Домаса! – воскликнул Варрон, когда они подошли ближе. – А я думал, куда вы пропали! Надеюсь, вам понравился забег. На этих людей стоит посмотреть, не так ли? Этот человек – Аэто, один из тренеров в цитадели Вайтрок, что на шлюзе Эскарпин, там тренируют офицеров СПО, – Варрон ухмыльнулся дергающемуся Аэто, чья ответная улыбка выглядела несколько натужной. – Сожалею, что твоим коллегам из корпуса пришлось следовать за тобой пешком. Надеюсь, мы сможем организовать для них зрительскую платформу, если ты явишься в следующий раз, – Варрон спохватился и рассмеялся. – Что я говорю? Мы же отправляемся в путешествие, не правда ли? Как глупо с моей стороны.
Вместо того, чтобы выразить согласие, Домаса наградила Аэто царственным кивком.
– Ваша гонка определенно произвела впечатление на Черрика, главу моей свиты, – сказала она. – Он утверждает, что никогда не видел ничего подобного.
Оба заявления технически были правдой, подумала она. Хорошо бы знать, как в этот момент выглядело лицо Черрика.
– Варрон, роль классического, помешанного на бизнесе, скачущего с мира на мир торгового представителя – вовсе не та, которую мне нравится играть во время… – она моргнула, услышав, как ужаленная женщина позади них вскрикнула от боли, – …подобных радостных событий, однако мне действительно хотелось бы продолжить тот разговор, что мы начали до забега. Есть некоторые вещи, о которых вам следует поразмыслить.
Варрон с убедительным видом кивнул и ободряюще похлопал Аэто по плечу.
– Может быть, Черрик подождет здесь и обсудит с Аэто лучшие моменты забега по саду? – милым голосом предложила Домаса, без особых церемоний уводя Варрона от остальных гостей.
– Вы будете навигатором моего корабля? – внезапно спросил Варрон, застав ее врасплох.
– Я… нет. Нет, я слишком неопытна, чтобы брать на себя ответственность за столь важное путешествие.
Эта фраза прозвучала, как слова какого-то несчастного новичка, хотя она и не собиралась создавать такое впечатление. Но если притворная беспомощность могла сделать Варрона менее настороженным, то она готова сыграть эту карту.
– Я здесь ради вас, Варрон, ради того, чтобы помогать вам и давать советы, и чтобы гарантировать помощь своей семьи. За вами присматривает целых три дома Навис Нобилите, а также их соратники и друзья, Варрон. Не сомневайтесь, ваш корабль будет вести самый острый глаз, какой мы только можем предоставить.
– Три дома? Я думал, вы говорили лишь о себе и своих помощниках.
Варрон оглянулся, чтобы посмотреть, чем занят его сын, и Домаса начала быстро рыться в памяти, припоминая, что она могла такого сказать, чему сейчас ни в коем случае нельзя противоречить. Ее предупредили о смене задания всего за несколько часов, она покинула пилигримский корабль, не попрощавшись, и была слишком занята тем, как сюда добраться, чтобы как следует поработать над своей историей.
– Варрон, есть много людей, которые хотят, чтобы эта хартия перешла из рук в руки как по маслу, – сказала она, прежде чем он успел заметить ее раздумья. – Моя собственная семья, равно как Крассимал и Йимора. Не буду притворяться, что наши дома так уж сильно выделяются на общем фоне, особенно в сравнении с такими родами, как ваш, однако мы прилагаем все усилия ради вас, чтобы…
– В самом деле?
Теперь она полностью завладела его вниманием. Варрон не был глуп, напомнила она себе, хотя и мог казаться таковым.
– В чем конкретно мне нужно помогать? Я предполагал, что такой мелочи, как десятитысячелетняя традиция, будет достаточно.
Семья Домасы зародилась еще до того, как хоть кто-то по фамилии Фракс когда-либо слышал о хартии, и выжила в токсичной среде политики Навис Нобилите благодаря тому, что никогда, никогда ни о чем не предполагала заранее. О да, Варрон был щенком. Но щенков можно дрессировать, если не проявлять к ним излишнюю сентиментальность. Теперь как бы это так сформулировать…
– Класс космоплавателей – один из древнейших в Империуме, – сказала она, помедлив. – Навигаторы, вольные торговцы, офицеры Имперского флота, эксплораторы и другие. К сожалению, все больше распространяется обычай выдавать хартии низкого уровня и так называемые «дикие патенты», что создает породу неискушенных людей, которые толком не понимают, на какие затеи идут. Однако я верю, что ядро изначальной странствующей аристократии Империума по-прежнему существует. Мы продолжаем существовать, потому что мы… понимаем. У нас есть ценности, такие, как традиция. Преемственность. Порядок. Мы верим, что именно так и следует жить, – она цитировала один из уроков своего дяди тех времен, когда он был ее наставником, еще в сегментуме Соляр. – Наследование этой хартии важно для нас хотя бы из-за этих ценностей, это вопрос принципа. Вы хотите, чтобы вам передали ее на Гидрафуре, и, разумеется, вы имеете на это полное право, и именно поэтому мы на вашей стороне. Моя семья, мои помощники и я.
Варрон пристально смотрел на нее. Позади слышались крики и аплодисменты: началась вторая стадия представления, и над колючими кактусами и шипастыми деревьями прыгали, кружились и скакали акробаты. Наверху появлялись разноцветные бумажные фонари, подвешенные на тонкой проволоке, и снова послышался стук барабана – легкий и быстрый, чтобы гости могли хлопать ему в такт. Домаса и Варрон снова углубились в сад, где освещение стало более тусклым. Когда они достигли места, где растения начали шелестеть при их приближении, Варрон остановился и снова повернулся к Домасе.
– Я, как вы знаете, не совершенно наивен, – сказал он. – Я член Коммерческой палаты Гунарво и, к тому же, будущий вольный торговец. Вы, видит Император, сами мне это уже неоднократно говорили. Так что давайте начистоту. Вы весь вечер отчаянно хотели поговорить со мной о делах, а теперь молчите. Что вы мне недоговариваете?
Сзади раздался крик – акробат проделал что-то невероятное. А может, упал на голову и умер. Домасе было все равно. Она наблюдала за выражением лица Варрона.
– Появилось еще одно требование наследства.
Варрон моргнул раз, другой, потом уставился назад, на веселящихся людей. Домаса смотрела в другую сторону, куда меньше доверяя разнообразным – пятьсот шестьдесят восемь видов, так он хвастался – хищным растениям, чем Варрон.
– Невозможно, – наконец сказал он.
– Если вы так думаете, – ответила Домаса, – подождите еще денек, и до вас дойдет сообщение об этом. Это коммюнике Адептус, заверенное командным участком Арбитрес на Гидрафуре. Флотилия отправится на поклон к тому из Арбитрес, которого назначат руководить церемонией, как это и предполагается. Но при этом они собираются заявить, что есть другой, лучший претендент на хартию, который и должен стать новым вольным торговцем Фраксом вместо вас.
– Невозможно, – в голосе Варрона не было гнева, только неверие. – Какими идиотами надо быть, чтобы думать, что кто-то другой может просто прийти и получить хартию? Арбитрес руководят наследованием именно для того, чтобы такого не случалось.
– Хартия остается в семье Фраксов, Варрон. Это все. Как вы думаете, что происходит, когда ее оспаривает какой-либо иной наследник? Именно поэтому в ход процедуры были добавлены Арбитрес. Если есть другой человек, годящийся в наследники, то именно они решают, кто из них должен все получить.
– Да. Ну, видимо, так и выходит. Я никогда не выяснял, как именно происходит наследование, когда наследников более одного, Домаса, потому что наследник – это я. Первый и единственный.
Голос Варрона стал настолько громким, что кендранское перистое дерево неподалеку застонало, пытаясь выбросить еще незрелые споры в направлении шума. Домаса бросила тревожный взгляд назад, и Варрон глубоко вдохнул, снова приводя себя в равновесие.
Наконец, Домаса заговорила:
– Может быть, вы и были единственным наследником, Варрон, но вам придется поменять свои представления. Вам придется очень сильно изменить свое отношение к идее, что можно просто протянуть руку и взять хартию. Теперь я скажу это снова. Некоторые люди, обладающие большим могуществом, считают, что вы полноправный наследник, чьи притязания следует защищать. Они обнаружили это коммюнике и сделали так, чтобы я встретилась с вами, дала знать, что мы на вашей стороне, и убедилась в том, что вы готовы к путешествию. Вам бросит вызов другой сын Хойона. Ваш сводный брат. Петрона Фракс.
Глава пятаяФлотилия Хойона Фракса, глубокий космос у границ системы Антозир Проксима
На долгом извилистом пути от Шексии к Гидрафуру имматериум вихрился и волновался. Не настолько, чтобы это представляло опасность, но распорядители флотилии вообще не любили рисковать, поэтому возле огромной пустой системы Антозир Проксима, среди прекрасных и безжизненных гирлянд газовых облаков, флотилия вышла из варпа и остановилась на отдых. Как всегда, пока корабли стягивались, пересекая окраины Антозира, между ними струился вокс-траффик, а то и пролетал время от времени челнок – те, у кого были поручения или груз, который нужно было срочно доставить на другое судно, пользовались преимуществом свободного передвижения в реальном космосе.
На «Бассаан» с «Рассвета Прозерпины» прибыл челнок с двумя бригадами поваров и забойщиков и полным трюмом откормленных на просторных пастбищных палубах вердибыков, предназначенных для кухонь «Бассаана». Восемь из этих поваров недавно уже посещали «Бассаан» и пробыли там один день непосредственно перед тем, как флотилия вошла в варп на окраинах Шексии, и поэтому они стали мишенью для флагманского энсина Нильса Петроны, который ждал, скрываясь в тенях огромного камбуза. Перед его униформы был испачкан рвотой, а правая рука крепко сжимала рукоять тычкового кинжала.
Двумя часами ранее он осмотрел затуманенным, расплывчатым взглядом оружейную стойку в своей роскошной каюте, решил, что слишком плохо себя чувствует, чтобы пользоваться огнестрельным оружием, и едва не потерял равновесие, когда попытался на пробу взмахнуть своей положенной по рангу абордажной саблей. Использовать кинжал было наименее рискованно, промахнуться им сложнее. Петрона понимал, что его зрение все больше портится, поэтому он, в любом случае, вряд ли смог бы воспользоваться пистолетом.
Все началось на ужине, где собралось около двух дюжин членов флотилии, все примерно того же возраста, что и Петрона, включая нескольких его друзей. Ужин устраивал старшина-интендант Генш.
Генш, этот тщеславный ублюдок-отравитель с маленькой блондинистой бородкой, которой он так гордился. Петрона стиснул рукоять кинжала с такой силой, что руку закололо. Он слышал голос этого человека у себя в голове – влажный, самодовольный, как будто он говорил с полным ртом сливок.
– Почему я вас всех сюда пригласил? – спросил он. – Разве это не очевидно?
«Нет», – ответила пара голосов. Немногие из них знали его лично.
– Вышла новая директива от распорядителей флотилии, устраивать подобные собрания. Начальница экипажа Бехайя с энтузиазмом отнеслась к этой идее.
«Чушь», – согласились они позже, пока ели. Об этом стало бы известно и другим.
– Во флотилии скоро появится новый вольный торговец, – сказал Генш, – и благослови Император торговца Варрона! Пришла пора нам всем собираться вместе, как товарищи по экипажу, как братья и сестры, – добавил он, потягивая напиток. – Нам надо, чтобы каждая душа на нашем флоте знала, что она – часть братства, единой команды…
Тогда Петрона сразу понял, что это ложь, хотя он пока не думал, что и Генш считает это ложью. И все эти волнующие, подогреваемые вином разговоры о золотых годах торговца Варрона, которые вскоре последовали за речью Генша, только вызывали в памяти лицо матери, и оно беспрестанно парило перед внутренним взором Петроны. Он не осмеливался проявить гнев во время ужина, но потом, когда он возвращался в свои покои, ему попалась пара палубных матросов, которых он не знал. Он прорычал, что те якобы неподобающе на него посмотрели. Его друзья схватили и удерживали одного из них, в то время как Петрона набросился на второго, и когда он, наконец, вернулся в свою комнату, костяшки его пальцев были содраны и кровоточили, а в голове гудело от усталости. Обычно после того, как он заканчивал вечер подобным образом, возникало ощущение мира и покоя, но на этот раз подобных чувств не было. Впрочем, учитывая, в каком состоянии пребывали его мысли с той встречи в шексийском переулке, ночь, проведенная во сне без сновидений, была достаточной наградой.
Мясо вердибыка в котле полыхнуло, повара засмеялись и захлопали в ладоши при виде вспышки желтого пламени. Петрона, волоча ноги, брел между двумя мусоропроводами, но тут его колени подогнулись, острие кинжала заскрежетало об одну из труб, и он повалился. Он лежал ничком в тесном пространстве, чувствуя, как бурлит желудок – последняя пища вышла из него два часа назад, но желчь все равно подступала к горлу каждые несколько минут. Глаза, казалось, горели как угли, и неважно, сколько он их ни зажмуривал или массировал веки, они никак не могли прослезиться и немного облегчить страдания.
Утром, проснувшись в таком состоянии, Петрона сразу понял, что виновен в этом Генш. Когда он с трудом выбрался из кровати, а в горле забулькала рвота, он, превозмогая рези в животе и головную боль – как будто позади глаз крутился острый шип – осознал, что это было сделано намеренно. Ренджилл, его давняя подруга с тех самых пор, как они вместе играли на изукрашенных палубах-садах «Обещания Каллиака», которая сидела рядом с ним на ужине у Генша, лежала на пороге собственной каюты и билась в конвульсиях. Ее рот и подбородок тоже были испачканы желчью, но смешанной с кровью и слизью, и когда Петрона подковылял к ней, кровь начала сочиться также из ее ушей и ноздрей.
Старший энсин Омья привалился к стене позади нее и плакал от боли, которая сгибала его пополам. Симпатичная темноволосая Атис пыталась помочь ему подняться. За ужином Омья сидел напротив Петроны и спорил с ним о достоинствах вин, а также помогал держать приятеля того невезучего матроса, пока Петрона срывал на нем гнев. Позади Атис распростерлась какая-то фигура, в которой Петрона с трудом узнал Ниммонда. Они с ним любили боксировать, пока оба не свалятся от изнеможения, и вместе выучили странный мелодичный диалект низкого готика, на котором говорят на Спаэтер Реликсас, чтобы читать воодушевляющие поэмы его воинствующих жрецов. Они даже цитировали их наизусть за ужином, с грохотом сталкивая оловянные кубки и выкрикивая строки. Петрона опознал Ниммонда по зализанным назад длинным волосам и широкому золотому поясу, который тот выиграл за мастерство в стрельбе – но не мог узнать его искаженное лицо, залитое кровью, с мышцами, разодравшими кожу и скрутившимися с такой силой, что они оторвались от костей.
То, что окружало его сейчас, как будто аккомпанировало этим мрачным воспоминаниям – в мусоропроводы скидывали кровавые ошметки и кости, и их грохот эхом отражался от металлических стен. От лязга Петрона вышел из полубессознательного состояния и набрался достаточно сил, чтобы подняться. Однако он все еще с трудом держал равновесие и постоянно кренился вперед. Но эта пауза сыграла ему на руку, потому что впереди он увидел расхаживающего вокруг чанов с приправами усатого старшего стюарда, который подавал им тот ужин. Отравленный ужин.
Петрона с дикими глазами выскочил из ниши и побежал. Кухонный персонал с визгами разбегался с его пути. В жарком тумане он увидел, как стюард повернулся, его глаза расширились, и он попятился. Острие тычкового кинжала пробило его униформу, но нанесло лишь неглубокий порез от бедра до плеча. Он взвыл и схватил Петрону за руку, но энсин продолжал неуклюже колоть его, метя в лицо и глаза.
Петрона услышал голос, надтреснутый, безумный голос, который снова и снова выкрикивал одно и то же, и когда он увидел, что рот стюарда шевелится, пытаясь ответить, то понял, что это был его собственный вопль. Когда он остановился, чтобы сделать болезненный вдох, то осознал, что кричал «Твоя жизнь за Генша! Твоя жизнь за Генша!»
Стюард со стоном ударился о высокий разделочный стол и осел на пол. Внезапная вспышка жаркой текучей боли в животе заставила Петрону согнуться пополам, вскрикнуть и опуститься на одно колено. Когда она ослабела, он воткнул острие кинжала в пол, оперся на него и посмотрел стюарду прямо в глаза.
– Генш… старшина Генш… я отведу вас к нему! Мы не знали! Не знали! Пожалуйста! Я не желаю вам зла, сэр, вы же знаете! Я был рад вам, я был счастлив, что такой прекрасный молодой человек… – стюард сглотнул и схватился за рану, рассекающую его торс, – …такой прекрасный офицер приглашен…
– Ты отравил меня, – Петрона знал, что его речь звучит невнятно, но времени замедлиться и попытаться говорить разборчивее не было. В этом наверняка были замешаны многие из них, и всех их надо выследить и найти. – Вы все отравители. Ренджилл и бедный Ниммонд. Почему Ниммонд? Кто отравил…
– Нет, нет, не мы! Еда и праздники – это наше… наше призвание!
Стюард тараторил, выставив руки перед собой. Петрона смутно осознал, почему никто не приближается: тем, кто ничего не знал о ядах, казалось, что он чем-то болен. Лучше уж пусть он зарежет их коллегу, чем подходить к нему и рисковать заразиться, ведь правила внутреннего карантина флотилии были безжалостны. Он отвел руку назад, и стюард завопил:
– Нет! Нас выгнали из кухни, человек в красной мантии, это он! Он никогда не ест! Человек в красной мантии и врач торговца! Они пришли со своими людьми и…
Петрона позволил себе упасть под собственной тяжестью, точно нацелив кинжал в глаз стюарда. Оружие вошло прямо в цель, человек содрогнулся и умер. На секунду привалившись к трупу, Петрона оттолкнулся и с трудом выпрямился. Перед его тающим, пульсирующим зрением возникло размытое пятно серой униформы.
– Генш.
На миг Петрона ощутил радость, ему едва не захотелось вознести благодарственную молитву тому чуду, благодаря которому его злейший враг оказался здесь. Но он был в смятении. Были и другие? Врач торговца, Д'Лесте, уродливый мужчина, которого Петрона видел лишь раз или два, и человек в красном, который никогда не ест, это должен быть… Вдруг Петрона ясно увидел все как есть.
– Вот последний. Спаси нас свет Терры, глядите, что он натворил! Хорошо, что мы нашли тебя, Петрона. Когда мы услышали, что ты сорвался, мы боялись худшего, – пятно, которое было Геншем, повернулось к неразличимым массам позади. – Надо его повалить, связать и отобрать этот гроксорез. Повезло еще, что мы не спали, он, кажется, прикончил только одного.
Вот в чем была фишка тычкового кинжала, как уже узнал Петрона: им можно было убить, просто упав вперед и таким образом вложив в удар всю свою массу. Он сделал неровный шаг, потом еще один, и потом, когда кто-то начал говорить «Все в порядке, сэр», он рухнул, выставив руку вперед. Раздался изумленный выдох Генша, и под весом Петроны они оба повалились на пол. На них обрушился каскад криков и воплей толпы вокруг.
– Двоих, – удовлетворенно прохрипел Петрона в лицо Генша. И хотя он успел ощутить, как сильные руки хватают его за руки и волосы, он погрузился в глубокий обморок и уже не чувствовал, как его оттаскивают от тела умирающего офицера.
Личный офис Ширы Кальпурнии, Стена, Гидрафур
– Так откуда взялось это чертово встречное требование?
Обычно совещания-инструктажи старших по званию Адептус Арбитрес следовали традиционному детальному протоколу, поэтому, когда Шире Кальпурнии понадобилось быстро добраться до сути проблемы, она устроила менее официальную и более открытую встречу подальше от залов собраний вокруг башни арбитра-майоре. Те Арбитрес, которые успешно пользовались преимуществами более свободной и прямолинейной обстановки, как правило, становились теми, кто попадал в растущий личный штат Кальпурнии. Те же, кого такая среда возмущала или побуждала к небрежности в работе, быстро и эффективно удалялись на другие места. Сейчас в ее небольших покоях находились трое членов персонала, которым она более всего доверяла и которые нравились ей больше всех: личный помощник Куланн, седой арбитратор Одамо и Амри, сообразительная претор-когнатис, которая отличилась в прошлом году, во время процессов Анстоха.
– Мы получили его с коммюнике, высланном астропатами флотилии из системы Шексия и повторно отправленном из Антозир Проксима. Авторизация – «Занти», это одна из распорядителей флотилии. Шексия и Антозир Проксима – следующие друг за другом пункты на пути к Гидрафуру из приграничных секторов, где скончался старик. Отметки времени на посланиях говорят о том, что флотилия движется быстро.
Опершись на стол у двери Кальпурнии, претор-когнатис Амри крутила в пальцах инфопланшет, но отбарабанила доклад, не сверяясь с ним.
– Быстро? Торопятся, значит?
Это сказал Кайл Одамо, эдил-сеньорис с тяжелым подбородком, тридцать два года прослуживший в ударных бригадах арбитраторов, включая восемь на крейсере-перехватчике Арбитрес, до тех пор, пока несчастный случай на корабле не лишил его обеих ног. Аугметика недостаточно хорошо прижилась, чтобы вернуть его в полную боевую кондицию, но, переведенный на планетарную службу, он по-прежнему интересовался космическими полетами.
– Я не так уж много знаю о том направлении из первых рук, но слышал, что там достаточно легко быстро проскочить. Им придется полегче, чем тому, другому бедолаге. Там порой поднимается жуткое волнение из-за колодца, проходящего мимо Кнейпа и прямо из центра галактики.
– Этого мы точно знать не можем, – ответила Амри, подбросив и поймав планшет. – В общем-то, это сообщение – все, что мы от них получили. Информаторов во флотилии у нас нет. Вокруг по-настоящему древних торговцев разрастаются целые замкнутые сообщества, так что бесполезно и пытаться пропихнуть туда своего человека или завербовать одного из них. Я бы сказала, это практически невозможно. Если не будет на то воля Императора, – благочестиво добавила она.
– Но у кого-то же есть свой человек, – сказала Кальпурния. Она была без брони, в простой рабочей одежде, и сидела, скрестив ноги, на мягком мате перед книжным шкафом. – Мы это знаем, потому что мониторим окружение Варрона, по крайней мере, так мне говорит Куланн. Куланн?
– Да, мэм. Как и сказал арбитр Одамо, между Гунарво и нами есть волнение, и чтобы послать туда коммюнике от главнокомандующего, понадобилось несколько попыток. Но, тем не менее, флотилия, может, и не торопится, но наследник, этот Варрон Фракс, несется, как богохульник с подпаленной задницей. Его посетила представительница дома навигаторов Дорел, и через двенадцать часов он уже свалил из системы. Потратил довольно много денег, чтобы спешно раздобыть корабль. Больше, чем он мог себе позволить по нашим прикидкам, хотя не то что бы он сильно обеднел.
– В этом как-то замешан дом Дорел? – спросила Кальпурния. По опыту она знала, что очень немногое из того, что делали Навис Нобилите, являлось именно тем, чем казалось изначально.
– Этого я не знаю, мэм, – Куланн был единственным, кто продолжал называть ее «мэм» на частных собраниях – ему, похоже, сложно было избавиться от этой привычки. – Но мы знаем, что некоторые запросы на ускоренный выход из системы, когда они покидали Гунарво, были оплачены не самим Фраксом. Один из астропатов, движущихся с ними, входит в сеть осведомителей командующего участком, поэтому у нас есть пара соображений насчет того, что он нам смог прислать. Деньги поступили из казны транспортного синдиката, имеющего связи с домом Йимора, не Дорел. Были и другие деньги, которые перемещались по финансовым домам в доках Гунарво. Тамошний Дом Правосудия только начинает выводить их на чистую воду, но похоже на то, что они платили взятки, чтобы дать зеленый свет «Ганн-Люктису» – это их корабль – чтобы он выбрался из системы и вошел в варп так скоро, как только возможно. В астропатических журналах Гунарво нет записей ни о каких официальных коммюнике касательно встречных требований.