Текст книги "Империум человечества: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Джеймс Сваллоу,Бен Каунтер,Гэв Торп,Мэтью Фаррер,Энди Смайли,Энди Хоар,Джонатан Грин,Джо Паррино,Гордон Ренни
сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 165 страниц)

Глава седьмая

Крепость Арбитрес Скала Трайлан, Гидрафур

Адептус Министорум прибыли на Скалу Трайлан на пятый день пребывания там Ширы Кальпурнии, в разгар дня, когда она чувствовала себя раздраженной, постоянно отвлекалась и абсолютно не желала видеть никаких незваных гостей.

Не то что бы ей не нравилась сама скала. И остров, и крепость выглядели грубо и мощно: как любое архитектурное сооружение Арбитрес, крепость была выстроена так, чтобы один ее вид запугивал любого зрителя. Она занимала всю плоскую вершину скалы, в честь которой была названа, и возвышалась на каменном подножии с практически отвесными стенами, на триста метров поднимающимися над волнами. Даже с воздуха она словно излучала мощь и неподвижность, а с моря должна была выглядеть еще более впечатляюще.

Внутри, вдали от постоянного ветра и грохота волн, теплый воздух и узкие коридоры вызывали ощущение, что ты находишься в какой-то гигантской норе. По большей части проходы в крепости были настолько тесными, что в них едва могли разминуться двое Арбитрес, и только благодаря своему стройному телосложению Кальпурния могла передвигаться по ним свободно. Даже Куланн, не очень крупный мужчина, замечал, насколько ограничено пространство, когда был в броне. Широкоплечий Одамо с трудом протискивался по коридорам на двух тростях и прямых как палки металлических ногах, так что всякий раз, когда кто-то шел навстречу, ему приходилось пережидать в какой-нибудь нише, боковом коридоре или прижиматься спиной к стене.

Скала не являлась стандартной крепостью-участком. Архипелаг был мало населен, а море и все окружающие скалистые острова в радиусе ста километров оставались и вовсе безлюдны согласно соответствующему запрету. Когда-то очень давно один арбитр-генерал решил, что присутствие Арбитрес на Гидрафуре должно быть менее сконцентрированным, чтобы его нельзя было подорвать одной решительной атакой на Стену. По всей планете и системе были размещены укрепленные базы, так что в случае, если бы произошло немыслимое и Босфорская цитадель, насчитывавшая четыре тысячи лет, пала, уцелевшие участки не остались бы без жизненно необходимых ресурсов: оружия, персонала и Лекс Империа. Крепость на Трайлане была одной из таких специализированных баз, и в ее толстых черных стенах хранились копии самых важных писаний и догм Арбитрес.

По традиции Арбитрес прибывали сюда, чтобы учиться или учить, и с годами крепость стала чем-то вроде миниатюрного университета. Здесь были тексты, копии которых на Гидрафуре имелись только в самой Стене. В то время как стены крепости охранял гарнизон из арбитраторов, стоявших на часах на окружающих скалистых островках или патрулировавших запретную зону на бронированных летательных аппаратах или тупоносых подводных лодках, большая часть Арбитрес Трайлана проводила время при свете ламп в крошечных, похожих на соты кельях-читальнях на нижних уровнях центрального бастиона.

Чаще других среди них встречались судьи, склонившиеся над бумагами или мерцающими инфоковчегами в изучении десятитысячелетних, все время расширяющихся и усложняющихся имперских законов. Но были тут и каратели, выделявшиеся среди прочих своими громоздкими униформами и коричневыми мундирами – их обычно посылали на Трайлан, чтобы они вобрали в себя знания из более редких и малоизвестных трактатов касательно пленения, допроса и раскалывания преступников. Приезжали и вериспексы, чтобы листать аналитические записи по делам, закрытым тысячу и более лет назад. Гарнизонные проповедники изучали тексты своих предшественников, оттачивая понимание своего религиозного долга перед другими Арбитрес. Да и сами арбитраторы спускались в читальни, когда не ходили по стенам с магноклями в руках, чтобы прочитать о техниках, использовавшихся Арбитрес прежних поколений: как разогнать толпу, как вломиться в бункер, как справиться с парадом бунтовщиков; уязвимые места дома, дворца, танка, грузовой повозки, лишенного брони мятежника; какие формации лучше всего применять, чтобы оцепить жилблок или превратить его в руины, взять штурмом космический корабль или захватить управление над ним, защитить силовую станцию или подорвать ее изнутри.

Кальпурнии нравилась эта книжная атмосфера. Двое из рода Кальпурниев, за пять поколений до нее, были генералами Арбитрес в пограничных системах сегментума Ультима. Она читала их дневники, и ей запомнилась фраза одного из них, что сила без понимания не более полезна для закона, чем понимание без поддержки силы. Наверное, в любых иных обстоятельствах она бы сочла пребывание на Трайлане отличным и вдохновляющим отдыхом. Но не теперь, когда ее донимали непрошеные гости, в то время как у нее и так было полно забот с прошеными.

– Арбитр-сеньорис Кальпурния, я уверяю вас, что полностью понимаю, что нахожусь на суверенной территории Адептус Арбитрес, – генетор-магос Санджа говорил осторожным и официальным тоном. – Но, арбитр, вы должны понимать, что я просто не имею права отбросить законы и традиции моего собственного ордена Адептус, которые не только установлены декретами Механикус, но и священны пред ликом Бога-Машины. Я должен действовать согласно им. Не может быть иного способа.

– Но, со всем уважением, я вынуждена повторить свой вопрос, магос. Могу ли я узнать, что конкретно требуется для ваших ритуалов? Если ваши законы против того, чтобы кто-то, не принадлежащий к Культу Машины, смотрел на… – она собиралась сказать «ваше оборудование», но знала, что некоторые Механикус считают унизительным применение этого термина к своим священным устройствам, – …на жилища ваших машинных духов, тогда у нас нет никакого конфликта. Можно поставить экран, или повесить занавес, или просто завязать глаза всем не-Механикус, которые будут в комнате, пока там находятся машины. Я позволю любому из ваших сервиторов это сделать. Я войду в комнату и дам себе первой завязать глаза…

– Дело не в том, кто что видит, – ответил Санджа. Насколько Кальпурния могла сказать, он был одет точно так же, как в тот раз, когда она впервые встретила его на ступенях его собственного храма в Августеуме. На фоне темного и аскетичного помещения суда он выглядел ярким цветовым пятном. На нем было алое кимоно Механикус, на голове – капюшон и покрывало, так что виднелись только ярко-голубые глаза и крючковатый нос, с шеи свисала эмблема в виде черепа-шестеренки, выполненная из черной стали и алмазов, красно-белый пояс украшал спиральный знак генетора из крошечных самоцветов. За ним стоял один из младших аколитов, также в алом одеянии, с полностью скрывающим голову красным кольчужным капюшоном. Его руки бугрились от скрытой аугметики. Позади него, в свою очередь, плечо к плечу стояли четыре сервитора-карлика, напоминающие жирных пустоглазых детей, балансирующих на аугметических ногах с копытами и вывернутыми назад суставами, которые блестели при свете ламп. Люминанты Санджи, золоченые черепа видных Механикус, которые сопровождали его внутри святилища, здесь не присутствовали.

– Ковчег Гелиспекса – одна из самых почитаемых машин культа Генеторов на всем Гидрафуре, – сказал Санджа. – Посоветоваться с ним – значит совершить значимый религиозный акт. Даже на священной земле для ритуалов калибровки и инициализации требуется больше часа, чтобы умилостивить его аниму, и только тогда она запустит машину. Прежде были случаи, когда я выводил ее из святилища, и сама машина создана приспособленной к перемещению, но всякий раз мы передвигали ее на территорию, заблаговременно освященную членом нашего культа. В этом-то и проблема, арбитр. Я не хочу думать, что может произойти с Гелиспексом, если мы попытаемся пробудить его на неосвященной земле. Нельзя и рассуждать о такой возможности, когда есть риск, что его дух будет настолько разгневан или поврежден, что мы не сможем его восстановить. Если вы хотите, чтобы я проверил генетические образцы этих двух преемников именно здесь, тогда нужно позволить кому-то из моих литургических механиков произвести над частью крепости ритуал освящения, сделав ее суверенной территорией Адептус Механикус. Иного пути нет. Если это невозможно, – продолжил он, едва Кальпурния открыла рот, чтобы ответить, – тогда я предоставлю любую помощь, какую только смогу, но без машины. Или же, если предпочтительнее, я вернусь в Августеум, чтобы пробудить Гелиспекс там, так что можно будет выполнить требующуюся работу и предоставить вам результаты. Я сделаю это без всякой обиды, и мое уважение к вам не уменьшится, что само собой разумеется, – Санджа завершил свою речь поклоном.

– Понимаете, магос, у нас налицо столкновение юрисдикций. Я точно так же связана по рукам и ногам, как вы. Каждый прецедент соперничества между преемниками гласит, что они остаются в зале суда, у них берут кровь, уносят к Гелиспексу, а потом представитель вашего ордена приносит обратно в суд вердикт машины. Проблема в том, что все прочие прецеденты относятся к судам, происходившим в Стене, от которой до вашего храма можно дойти пешком, – она вздохнула. – Вы не хотите войти в историю как тот, кто сломал машину Гелиспекс, а я не хочу становиться женщиной, которая создала прецедент, когда сторонняя организация объявила свою власть над крепостью Арбитрес, – ее пальцы дотянулись до шрамов над глазом и поползли по ним. – Я не могу солгать, даже если это будет просто пропуск информации, и не оставить никаких записей об этом. А когда подобное попадает в прецеденты, магос, его дьявольски сложно оттуда выгнать. Нельзя просто заставить что-то не случиться.

– Я понимаю. Мы в патовой ситуации, которую создали не вы и не я.

Санджа ничего не имел против арбитра-сеньорис и искренне хотел помочь. Но на миг он не мог не почувствовать веселье. Хотя Механикус обладали абсолютной властью над своей собственной юрисдикцией, у них не было почти никакой возможности просто прийти и взять власть над другими Адептус, как это могли сделать арбитры, и он подозревал, что подобные безвыходные ситуации у него случаются чаще, чем у нее. Он решил попытаться еще раз.

– Как осуществляется инженерное обслуживание крепости, арбитр? Кто ухаживает за вашими системами – техножрецы или миряне?

– Миряне. Здесь то же самое, что и в других наших крепостях – мирские техноадепты, которым ваше жречество дало разрешение на исполнение долга. На скале нет техносвятилища, которое отвечало бы вашим нуждам. Я уже думала насчет этого.

Она огляделась.

Эта комната была, пожалуй, самой большой во всей крепости, и едва ли была крупнее, чем некоторые из залов аудиенций в Стене. Для имперского здания это было необычно – в них, как правило, имелось как минимум одно просторное помещение с высоким сводом. Однако на первый взгляд она казалась больше, чем была на самом деле, потому что потолок и дальние стены терялись в тусклом освещении. На экваторе Гидрафура свет был более ярким и менее желтым, чем на севере, в Босфорском улье, но комната была слишком глубоко погребена внутри крепости, чтобы в ней можно было сделать окна. Хотя это наводило на мысль…

– Мы не рассматриваем вариант под открытым небом? На окружающих скалах есть посты часовых, но ничего кроме них. Должно быть достаточно открытого пространства, чтобы установить что-то вроде шатра…

Но Санджа уже покачал головой.

– Материальная форма машины так же деликатна, как и ее темперамент, – сказал он. – Я не могу рисковать, подвергая ее воздействию стихий, даже в условиях, которые будут лучше подходить ее духу. Я подозреваю, арбитр, что если я должен использовать машину для подтверждения наследования, как вы хотите, то это произойдет либо в Босфорском улье, либо в одном из наших храмов на южном побережье Ниерака. Там, вероятно, есть такие, которые могут подойти, впрочем, я был бы рад, если бы ваши арбитраторы помогли с охраной и безопасностью, пока там будет размещаться Гелиспекс.

– Хмм.

В раздумьях Кальпурния взяла сообщение от курьера, который осторожно подошел к ней и нервно поглядывал на техножреца и его свиту.

– Если я могу поинтересоваться, арбитр Кальпурния, я не мог не заметить, что в собственных архивах Механикус не упоминаются подобные проблемы с наследованием Фраксов, хотя я понимаю, что мы ассистируем в подтверждении генов разных преемников, соперничающих друг с другом. И, хотя я не желаю проявить неуважение…

– Да, конечно, все в порядке, магос. Как я и сказала, прецеденты относятся к слушаниям в Стене, но я хочу отойти от традиции проводить их именно там. Уже есть признаки возможного нарушения правил, так что я хочу, чтобы суд происходил в месте, которые мы полностью контролируем, а не в Августеуме, где обе стороны могут целыми днями играть в догонялки-убивалки, как до, так и после церемонии. Я на горьком опыте выяснила, насколько велика вероятность всевозможных вмешательств, когда ты сидишь посреди Босфорского улья, неважно, в насколько безопасном, по твоему мнению, месте.

Санджа, который и сам в свое время оказался замешан в столкновение Кальпурнии с жестокими интригами Босфорского улья, слегка поклонился в знак согласия.

– И я решила выйти наружу, – продолжала она. – Если б я заранее подумала о таких сложностях, то, наверное, осталась бы там, – она скривилась. – Хотя нет, не осталась бы. Но я бы не стала просить вас лететь сюда за треть планеты из-за дела, которое оказалось обреченным на неудачу с самого начала. За это вы получите письменное извинение с моей печатью. Мне нельзя быть настолько невнимательной.

Санджа отмахнулся от этих слов.

– Тут есть и моя вина, поскольку я определенно должен был удостовериться перед вылетом, что вы точно знаете все, что от вас может потребоваться Механикус.

Они подошли к узкой двери в холл. Арбитраторы, стоявшие там на часах, взяли оружие на караул, когда они прошли мимо.

– И я уверен, что эти проблемы, в любом случае, не обязательно фатальны для вашего начинания, – сказал Санджа, когда они свернули в коридор за дверью. Он был настолько узким, что только четверо маленьких сервиторов могли достаточно свободно идти по двое в ряд. – Есть различные диагностические церемонии, которые я мог бы провести в крепости как есть. Они не будут обладать церемониальным весом Гелиспекса, официальный штамп которого, как я понимаю, является традиционной частью наследования. Однако, если вам нужно простое генетическое подтверждение, чтобы можно было перейти к юридической стороне вопроса, я, скорее всего, смогу удовлетворить ваши требования. Еще раз, кто эти двое?

– Один – сын от ныне покойной жены торговца, второй – сын наложницы, рожденный в самой флотилии, согласно нашей информации.

– Что ж, я гарантирую, что, поработав день-два с их образцами, я смогу… Арбитр?

Кальпурния встала как вкопанная в середине коридора, читая сообщение под одной из ярких потолочных ламп. Когда она закончила, ее рука дернулась, как будто хотела отшвырнуть его подальше.

– Не могу поверить. Что себе возомнил этот идиот, что он на каком-то гребаном карнавале? Какого черта он тут вообще делает? – она снова двинулась вперед со скоростью, которую Санджа счел не слишком соответствующей ее положению. – Почему он не остался там, где ему было велено?

– Арбитр, могу ли я спросить, о ком вы говорите?

– Симова! Этот надутый, пучеглазый преподобный Симова.

«Гига-VII», флотилия Хойона Фракса, доки системы Батриста

Кто-то сказал ему, что они снова внутри системы, на последней остановке, где можно было перегруппироваться, прежде чем нырнуть в варп-течение, низвергающееся к Гидрафуру. Нильсу Петроне, больше не энсину, но будущему вольному торговцу, было все равно. Он уже почти забыл, что существовала флотилия, система, Империум за ее пределами. Его мир сузился до размеров сводчатого покоя на «Гига-VII», широкой кровати с балдахином, стоящей на возвышении в его центре, прямо под центром высокого купола, и его собственного тела и боли.

Периодически он пытался убедить себя, что раньше он чувствовал себя хуже из-за того, что не понимал происходящее с ним до конца, а теперь, когда он знает, что именно терзает его тело, он мог справиться со всем, что еще могло случиться. Но иногда ему становилось настолько плохо, что это переставало помогать, и боль была настолько сильной, что он терял способность достаточно ясно мыслить, чтобы хоть в чем-то себя убеждать. Они не помогали ему справиться с болью. Твой организм должен привыкнуть к изменениям, так они говорили. Если мы хоть немного тебя обезболим, то тело может утратить способность руководить изменениями, так они говорили. Мы не будем рисковать тобой, так они говорили.

Может быть, так и было, а может быть, и нет. Он считал, что этим не исчерпывается. Магосу, судя по всему, не было дела до боли, но вот когда Д'Лесте наблюдал, как спазмы выжигают нервы Петроны, словно солнечные вспышки, его глаза загорались, а язык подползал к краю рта.

Когда ничего не болело, он спал, сколько мог. В такое время он зачастую просто проваливался в бессознательное состояние, или, по крайней мере, в блаженную дремоту, в которой ему не хотелось думать ни о чем тревожном. А вот когда боли было как раз столько, что она проходила по его нервам, как точильный камень, и делала мысли холодными и острыми, тогда Петрона осторожно прикрывал глаза и работал над своими планами.

Когда обработка закончится, он унаследует хартию и станет новым вольным торговцем Фраксом. В этом он им верил. Гостей для того злосчастного ужина выбрали не потому, что это помогло бы сплотить флотилию – как сказал им ныне покойный идиот Генш – это был способ собрать всех перспективных кандидатов, которых на пару определили Д'Лесте и Бехайя, способ ввести им первую порцию сыворотки.

Никто во флотилии не знал, испытывались ли ранее генетические процедуры, придуманные Диобанном. Хоть где-либо или когда-либо. Магос основывался на манускриптах, которые нашел в обломках эксплораторского корабля, что изучал некий род ксеносов-наемников, а также трактатах о трансформирующем геносемени Астартес, которые, предположительно, никогда не выходили за пределы биокузниц Марса. Но сами эти процедуры были неизвестной величиной, и для них нужно было каким-то не вызывающим подозрений образом подвергнуть кандидатов воздействию сыворотки, запускающей изменения.

И Петрона был единственным, кто выжил, хотя Д’Лесте как-то не слишком осмотрительно поведал ему, что им пришлось не раз вытаскивать его с самого края бездны. Он был тем, в ком они были больше всего уверены, тот, с кем они по-настоящему надеялись работать, и тот факт, что он был довольно похож на молодого Хойона Фракса, был только в плюс.

– Это значит, что я правда сын Хойона? – нерешительно спросил Петрона, когда услышал об этом. В то время у него во рту был пучок трубок, перегоняющих сыворотку, поэтому ему приходилось осторожно выговаривать слова. Но Д’Лесте и Тразелли, которые присматривали за ним в тот момент, взорвались смехом.

– Нет, мелкий ты нахальный… ты не сын торговца, – ответил Тразелли. – Ты что, не знаешь, в последние годы шлюхам старика позволяли иногда гулять на сторону. Да и вообще, он всегда был не особо похотлив. Я слышал, кое-где поговаривали, что Гайту даже приходилось чуть-чуть стимулировать его, чтобы получился хоть какой-то наследник, хотя, если б он тогда знал то, что мы теперь все знаем, он бы, наверное, и не заморачивался.

Они все ненадолго затихли, пока один из помощников-сервиторов Диобанна вытаскивал трубки из глотки Петроны. Когда кашель затих, а вода, которой он полоскал рот и отплевывался, больше не была подкрашена кровью, Петрона промокнул глаза и осторожно спросил, что именно имел в виду Тразелли. Они достаточно дружелюбно объяснили ему – им уже, похоже, было все равно, сколько ему известно. Какую угрозу могло представлять это потеющее, то и дело сглатывающее существо, опутанное медицинскими приборами? И это было хорошо.

– Варрон Фракс. Ты, наверно, слышал его имя, – сказал Д’Лесте. – Это он – наша цель, или, по крайней мере, его претензии на хартию. Его требование необходимо переломить ради самой хартии, ради имени Фраксов и флотилии. Может, это жесткое решение, но мы в первую очередь верны роду Фраксов, как мы его видим. Варрон неприемлем. Избалованный бездельник, который не трудился, чтобы заработать хартию, ему просто повезло, что в нем плещется чуток фраксовских генов. И если принцип наследования настолько скверно задуман, что базируется на этом, а не на истинном достоинстве, ну что ж, тогда мы можем бросить ему вызов.

Выражение лица апотекария было чуть более напряженным, чем следовало, и, слушая его, Петрона понял, что Д’Лесте заставляет себя поверить в то, что говорит. С того самого момента он не сомневался, что это все – просто захват власти, не более того. И это тоже было хорошо.

– В любом случае, – сказал Тразелли, – если бы не было других прямых наследников, то все было бы намного проще. Ключевой элемент – близость крови, понимаешь? Ты довольно умный мальчик. Ну и, хотя я в этом не особо понимаю – я знаю, как пускать кровь, но не как играть с ней, ха – но идея такова: если мы покажем эту близость крови, то дело в шляпе.

Близость крови. Хороший термин. Петрона запомнил его тогда и вспоминал теперь, когда лежал на кровати под балдахином и наблюдал за сервиторами Диобанна с их паучьими конечностями и инкрустациями из перламутра, слоновой кости и рубина. Они парили между биотическими чанами и сосудами для проб, центрифугами и рядами трубок и чаш. Время от времени один из них выпускал червя из конечности или лица, и тот проникал в какое-нибудь отверстие в стоящих рядом кафедрах, где находились когитаторы. Петрона понимал, что они таким образом общаются с машинами, может быть, не только этими, но и с другими, в иных частях корабля, хотя не совсем понимал, как это происходит. Лекторий Диобанна находился позади его головы, хотя из-за кровати и собственной слабости он не мог повернуться и увидеть его. Магос стоял там, когда руководил сервиторами, и какое-то машинное ведьмовство позволяло ему видеть их глазами и контролировать без каких-либо команд, которые Петрона мог бы слышать.

Со стороны ног, над дверью в палату, висела большая пикт-пластина, на которой постоянно рябила и волновалась мозаика изображений: изящные узоры из линий и кругов, выписанных зеленым светом, странные сероватые овалы и эллипсы, которые как будто шевелились и плавали, причудливые полоски меняющихся цветов и вращающиеся руны, которые Петрона не мог прочесть. Во время предыдущего визита Диобанна он набрался храбрости спросить, что это за образы, и магос ответил: «Так я вижу твою кровь». В этой фразе было что-то настолько пугающее, что он лег, закрыл глаза и не открывал до тех пор, пока не был уверен, что Диобанн ушел.

Если бы не было прямого наследника, Варрона, то флотилии, пожалуй, вовсе не пришлось бы заниматься этими манипуляциями, или они обошлись бы легким вмешательством. Но раз уж преемственность оспаривалась в суде Адептус, они должны были привезти не просто образец ткани, но самого кандидата, в крови которого был бы генетический след Хойона Фракса. Неудивительно, что Петрона чувствовал боль, когда в его метаболизме циркулировали искусственные вирусы и алхимические сыворотки, искажающие и переписывающие фундаментальную структуру его крови, чтобы ее отпечаток выдавал его за сына человека, который не был его отцом.

Поэтому он позволил Диобанну и Д’Лесте работать над собой. Когда они будут довольны результатами – так ему сказали – его переместят на «Обещание Каллиака», где над ним поработает и Гайт. Он научится говорить о Хойоне как об отце, говорить о флотилии как о своей собственности и никогда не вызовет подозрения даже у того, кто действительно провел первые десять лет жизни со своим отцом Фраксом. Когда все закончится, он станет маленьким принцем-негоциантом, роскошно разодетым и правильно подготовленным, он будет танцевать на ниточках у распорядителей флотилии и быть их смазливеньким лицом, когда понадобится.

И это тоже было хорошо. Правда. Все это было хорошо.

Бывший Нильс Петрона, будущий Петрона Фракс, не знал, получится ли у Диобанна этот фокус. Превозмогая боль и периодические обмороки, он узнал больше, чем позволял им видеть, и знал, что распорядители не были уверены, обманут ли подделанные образцы крови Арбитрес и смогут ли они на самом деле заполучить наследие Хойона. Они поставили на удачу. Но он уже решил, что вне зависимости от того, получится ли у них или нет, он им кое-что должен за свою мать, и за Ренджилл, и Ниммонда, и Омью, и всех остальных.

Петрона спрятался под одеяло и сжал кулаки. Теперь он мог удерживать их, пока не досчитывал до пятиста, и ухмылялся, когда ногти глубоко врезались в ладони и оставляли маленькие полукруглые следы, красные от его странной меняющейся крови.

Нильс Петрона приедет вместе с распорядителями флотилии на Гидрафур. И в конце путешествия, еще раз поклялся он самому себе, Петрона Фракс убьет их всех.

Крепость Арбитрес Скала Трайлан, Гидрафур

Преподобный Симова стоял на скошенной вершине скалы на краю запретной зоны, под высокими серыми стенами и зоркими бойницами одного из укрепленных наблюдательных пунктов Арбитрес. Рядом с ним стоял герольд из Нунциатуры епарха, которому нечего было делать, кроме как держать перед собой свиток, поскольку Симова, видимо, решил вести большую часть переговоров сам. Позади герольда в один ряд выстроились облаченные в белые доспехи Адепта Сороритас, сестры ордена Священной Розы, которых Симова отобрал из гарнизона Собора в Августеуме. Глухие шлемы типа «Крозиат» прикрывали их лица от крепкого морского бриза.

Кальпурния наклонилась над пикт-транслятором и наблюдала за этой сценой, записываемой оптиконами наблюдательного поста, и ее глаза сузились от гнева, глядя, как маленький голографический Симова тычет пальцем в миниатюрного арбитратора перед собой. На посту имелось и устройство звукозаписи, но ветер над скалой и естественный шум передачи делали голоса неразборчивыми.

– У нас есть какое-то представление о том, чего ему надо? – спросила она, и арбитр Фесалка, техник по связи, помотал головой.

– Наш гость довольно-таки сильно настаивает на соблюдении протокола, мэм, поэтому, как только он оказался лицом к лицу со старшим офицером на посту – вот он, проктор Аммаз – он начал зачитывать свои верительные грамоты и тому подобное. Полный церемониал. Теперь он требует, чтобы его пропустили на саму скалу. Я так думаю, у него есть какие-то поручения от епарха. Аммаз сказал ему «нет», но священник, судя по всему, не собирался принимать такой ответ. Начал болтать, мол, его обязанности святы и не нуждаются в разрешении смертных. Потом Аммаз сказал ему, что если они проникнут в запретную зону без выраженного предоставления права на пролет с эскортом, то их собьют, прежде чем они преодолеют два километра…

– Хорошо.

– …так что теперь священник опять начал уговоры. Он говорит, что прибыл, чтобы пообщаться с вами по делу, и что вы отчихвостите Аммаза по полной, когда узнаете, что он его так долго задерживал.

– Проктор Аммаз молодец, тем хуже для священника. Вы ему передаете инструкции, пока он там?

– Да, мэм, – сказал Фесалка. – Его связь активна, но встроена в шлем, так что священник ничего не слышит.

– Хорошо, – сказала Кальпурния, выпрямившись. – Скажите ему, что он не должен сдавать ему ни пяди земли. Буквально. Даже ни миллиметра. Если они попытаются пробиться вперед, то он должен отреагировать именно так, как он и сказал. Ни один арбитр никогда не угрожает попусту.

Ее левая рука неуверенно приподнялась и потянулась к шрамам над глазом, потом выражение лица стало твердым, и рука снова опустилась и легла на рукоять силовой дубинки.

– Куланн? Снаряди, пожалуйста, к отлету транспорт, в котором мы прилетели, и уведоми нашего уважаемого гостя, магоса Санджу, что ему тоже следует подготовиться к отбытию. Также надо подготовить одну из патрульных машин, чтобы она слетала на тот наблюдательный пост. Кстати говоря, это ты в ней полетишь, так что выбери себе сам что-нибудь в ангаре. Почтенный Симова, видимо, не уяснил то, что я пыталась до него донести на нашей последней встрече. Думаю, надо повторить, и чуть более внятно.