Текст книги "Адептус Механикус: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Роб Сандерс,Джош Рейнольдс,Баррингтон Бейли,Энди Чамберс,Саймон Дитон,Питер Фехервари,Марк Клэпхем,Дэвид Гаймер,Роби Дженкинс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 85 страниц)

Файст открыл рот, затем опять закрыл.

– Империум стар и дряхл, – тихо произнес Иган, – и со всех сторон окружен алчущими врагами. Подобная правда вобьет клин в его основание, и он рухнет окончательно. Единство Механикус и Империума будет разрушено.

– И ни один не сможет выжить в одиночку, – прошептал Файст.

– И ни один не сможет выжить в одиночку, – эхом откликнулся Соломан Имануал. – В точности так. Ты понял, Файст. Правда – прекрасная вещь, но она убьет нас. Неудивительно, что мы секвестировали эти материалы. Они слишком яркие, чтобы смотреть на них невооруженным глазом.

– Прогноз: что нам делать, сэр? – спросил Иган.

– Вычистить эти материалы, Иган.

– Нельзя! – воскликнул Файст.

– Мы должны, адепт, ради нашего выживания. – Адепт сеньорус уселся обратно на свое место. – Смотри, Файст. Я делаю зашифрованную копию. Я отправлю ее на Марс. Ты прав, это слишком ценно, чтобы стереть. Пойми, Марс секвестирует ее. В будущем, возможно, она будет полезной. Но сейчас она слишком опасна для чьих бы то ни было глаз. Кто ее видел?

– Файст показал ее мне, – сказал Иган.

– Адепт Лунос нашла ее первой, – сказал Файст.

– Вы с ней поговорили?

– Нет, сэр.

– Предупредите эту Лунос, Иган. Заставьте ее понять. Если не захочет, сотрите ее непосредственные входы и буферы.

– Слушаюсь, милорд.

Соломан Имануал мрачно глянул на них:

– Иган. Файст. Я прошу вас обоих забыть, что вы ее когда-нибудь видели. Я собираюсь ее удалить прямо сейчас и…

Он умолк. Все трое ощутили ураган данных, внезапно захлестнувших ноосферу.

– Кто-нибудь, объясните мне этот неподобающий переполох, – потребовал адепт сеньорус.

Файст уже искал и просматривал, используя гаптические прикосновения, прочесывал большие объемы данных, затопивших все области ноосферы. Через четыре и три десятые секунды он нашел источник сигналов.

– Она обнародована, – произнес он.

– Что? – спросил Иган холодно и настороженно.

– Материалы разошлись по ноосфере. Все страницы, все спецификации. Кто-то слил их.

– Святый Омниссия! – пробормотал адепт сеньорус. – Сейчас на наших руках будет мать всех паник.

1101

Паника ширилась. Она катилась по улью Принципал и дальше, за его границы, словно волна от подземного толчка. Некоторые районы Высокой Кузницы и часть ее ноосферных подсетей либо отключились, либо перестали пропускать связь. На улицах вспыхнули беспорядки, особенно в нижних кварталах и на уровнях провалов. Вмешались СПО. Для поддержания порядка вокруг всех значительных имперских храмов и церквей главной ульевой зоны были выставлены сторожевые кордоны. В самой Великой Министории, в ее крытых галереях и внутренних двориках, собирались разозленные кучки иерофантов Орестской Экклезиархии со своей прислугой, требуя от Гаспара Луциула аудиенции, требуя комментариев. Прелат экуменик игнорировал их просьбы и делегации и, запершись в кабинете, обсуждал ситуацию со своими самыми старшими и ближайшими советниками.

В своей резиденции на вершине Ореста Принципал лорд-губернатор поднялся на ноги и прошел к толстому экранированному окну. Он смотрел на полускрытую пеленой дыма громаду Кузницы, словно на ребенка, который неожиданно и сознательно обманул его надежды.

– Трон, что это такое? – задал он вопрос, ни к кому особенно не обращаясь. – Святый Трон, что это такое? Механикус занимаются в военное время этим? Немедленно вызвать этого старого ублюдка на связь!

Ближайший к нему помощник, ожидающий приказов, замялся. Он почти физически ощущал исходящий от лорда-губернатора гнев.

– Э-э, прошу прощения, сэр. Под «старым ублюдком» вы имели в виду адепта сеньорус?

Алеутон яростно развернулся:

– Именно так, черт побери! Вызовите его. Вызовите его мне немедленно!

Помощник попытался исполнить приказание.

– Милорд, все каналы забиты. Сеть скованна трафиком.

– Просто воксом?

– Тоже, сэр.

– Пробуйте еще. И отправьте в Кузницу курьера. На самом деле пошлите туда взвод наших лучших солдат, вооруженных. Пусть потребуют аудиенции. Передайте им, чтобы отказов не принимали. Я этого не потерплю!

– Слушаюсь, милорд, – ответил помощник и торопливо покинул зал, вызывая штабных гвардейцев.

– Сообщают о гражданских беспорядках в Бастионах и Трансепте, милорд, – возвестил начальник штаба, поднимая голову от планшета, оборудованного каналом связи.

– Остановите их. Усильте численность СПО!

– Милорд, но у нас нет…

– Мобилизуйте четвертую очередь резерва! Мобилизуйте весь персонал Орестской Гордой, расквартированный в улье. Раздавите их!

>

Стефан Замстак не стал возвращаться домой в Мейкполь. Ночь он провел без удобств в подблочном складе, намереваясь сначала прочистить мозги, а до дома добраться после того, как рассветет.

Когда он проснулся – серый свет дня заглядывал внутрь сквозь пустотелые кирпичи и слуховые окна, – то понял, что планам его сбыться не суждено. На улицах снаружи творилась невероятная суматоха. Везде было полно магистратов и отрядов СПО, двигающихся от квартала к кварталу, словно выискивая что-то.

До Стефана дошло, что ищут его. Они шли, чтобы взять его за то, что он сделал с тем портовым грузчиком.

Стефан Замстак тихо застонал. В голове стучали молотки, кишки горели. Во рту было так сухо, словно его набили уплотнителем для вакуум-тары. Стефан выскользнул из пахнущего плесенью склада, держась в тени мостков, идущих под провалом за Случайным Холмом. Жажду он утолил из публичного фонтанчика на углу Пилорезного Ряда, где тот сходился с лестницей в Провальную Падь. Сложив ладони ковшиком, чтобы напиться, Стефан попытался смыть кровь с костяшек пальцев и отчистить ее засохшие остатки вокруг ногтей. Одежда коробилась от засохшей крови. На темных штанах не очень заметно, но рубашка и куртка почти полностью в обличающих коричневых пятнах.

Он понимал, что на него смотрят прохожие, и поспешил уйти. Он спустился по широкой каменной лестнице в грязные подуровневые улицы Провальной Пади, где крался, пряча лицо, по узким переулкам, зажатым между задними стенами арендных жилых блоков.

Его отвращение к самому себе стало абсолютным после того, как он стащил влажный жилет и рабочую рубашку с бельевой веревки у провального жилья и убежал.

Даже подуровневые улицы кишели людьми. Стефан прятался за какими-то дрянными телегами, пока мимо не прогудел транспортер Магистратума, затем отодрал несколько гнилых фибровых досок от забора, огораживающего заднюю сторону части заброшенного жилблока, и пролез внутрь.

Здесь пахло плесенью, мочой и безнадежностью. Это место пустовало уже несколько лет. В грязной гостиной еще осталось что-то из жалкой мебели. Наверху, в чердачной спальне, стоял ржавый каркас кровати с голым, покрытым пятнами матрацем. Стефан лег, прижимая к груди краденую одежду.

Высоко наверху, под свесом крыши маленькой комнатки, он увидел останки домашнего алтаря. Над грубой потускневшей аквилой, словно газовый полог, висела паутина. Стефан встал, подошел к алтарю и смахнул ее. На ощупь паутина напоминала шелк. Стефан дунул – и закашлялся от взметнувшегося облака пыли.

Затем преклонил колени на грубом дощатом полу.

Он думал о Кастрии, о Райнхарте и портовой бригаде, о грузчике с Танит, который вывел его из себя. Перед глазами у него стоял небольшой домашний алтарь в его квартирке в провале Мейкполь. Он вспомнил букетик цветов в крошечной стеклянной жертвенной бутылочке, который Калли меняла каждый день, ни разу не пропустив, пока не ушла.

Никакой конкретной членораздельной молитвы в голову не приходило, ни слова раскаяния, ни мольбы о спасении души, ни даже «Общей молитвы Трону», которую в школе они повторяли каждое утро.

Стефан чувствовал, что ему нечего сказать Богу-Императору, ничего такого, что имело бы значение.

Он убил человека, за ним шли, чтобы арестовать, и что хуже всего – Калли его никогда бы не простила.

На улице в срединном улье осыпали бранью и камнями служителей и магосов Механикус. Бесчинствующая толпа разломала нескольких убогих сервиторов-посыльных. СПО принялись перекрывать кварталы и разгонять людей.

Цинк решил не открывать сегодня утром ворота Сада Достойных. Когда по лужайкам и дорожкам поползли лучи солнца, он спрятался в своей будке. На Постном Ряду бурлила озлобленная толпа. Через стену сада летели бутылки, камни, брань. Цинк пугался и вздрагивал каждый раз, как брошенный предмет портил клумбу или отбивал кусок от бюста.

Скоро придет Племил, принесет завтрак. Тогда дела пойдут лучше. Племил велит им всем пойти прочь, и тогда Цинк сможет взяться за уборку этого беспорядка.

– Предатель! – крикнул человек Цемберу прямо в лицо.

– Но, сэр, я просто…

– Механикусовский прихвостень!

– Сэр, я лишь…

Человек ударил его по лицу и сломал зуб. И плюнул в него. Цембер отшатнулся, вспыхнув от боли и негодования. Он вытолкал человека метлой прочь и закрыл на засов «Анатомету». Тот принялся яростно колотить в дверь магазина. Дверь затряслась.

Цембер торопливо опустил жалюзи на дверях и передних окнах. По металлическим шторкам забренчали камни. Снаружи, на восемьдесят восьмом уровне коммерции, люди сходили с ума. Они просто теряли всякий разум.

Почувствовав себя на минутку в безопасности, Цембер попытался успокоить свое старое сердце. Он выплюнул в эмалированную чашку осколки зуба и уставился на мелкие кусочки желтой кости, плавающие в розовой слюне.

– Что, Бога-Императора ради, я такого сделал? – пожаловался он, трогая ноющую дырку от зуба кончиком языка.

В жалюзи время от времени ударял случайный камень. На прилавке были выстроены ярко окрашенные титаны: новые, с иголочки, готовые к войне. Они смотрели на Цембера, словно ожидая приказа запустить двигатели и отправиться на защиту магазина.

Открытый пикт-проигрыватель показывал общий канал. По экрану бежали данные. Постоянно повторялось слово «ересь». С дрожащими от потрясения руками, Цембер читал и перечитывал ошеломляющие новости.

– Этого не может быть, – произнес он невнятно. Слова еле шли из распухающих губ. – Так совсем не годится. Разве это может быть правдой?

Цембер поднял взгляд на поблекших кукол, рассаженных по полкам.

Они ничего не ответили. Они, казалось, отводили свои нарисованные и блестящие стеклянные глаза, как бы увидев что-то более интересное. Они словно осуждали его.

>

Этта Северин составляла свежий доклад, когда в дверь каюты тихо постучался Готч.

– Что такое, Готч? – спросила она, впуская его. ― Главное наступление уже началось? Крузий сказал…

Готч закрыл за собой дверь каюты и задвинул засов. Это ее встревожило. Когда Готч вытащил свой пистолет и проверил заряд, сердце Северин затрепетало.

– Майор, что, во имя Трона, происходит?

– Вы не связывались сегодня с Принципалом, мамзель? – спросил он.

– Нет. Со службой связи какие-то проблемы. Я предполагала, что это из-за атмосферных помех.

– Нет, не из-за помех, – сказал майор.

– Готч, ты меня пугаешь.

Готч внимательно посмотрел на Северин. Глаза у него были холодными и темными, словно нарисованные глаза фарфоровой куклы. Шрам на правой щеке кривился такой же подковой, как в тот день, когда появился. Губы майора были плотно сжаты.

– Я сам себя пугаюсь, мамзель, – ответил Готч.

Он сунул пистолет в кобуру и перебрался к своему вещмешку, запиханному в нишу для вещей. Этта смотрела, как он вытаскивает два комплекта нательной брони и керамитовый оружейный ящик, в котором хранился разобранный хеллган.

– Вы будете в безопасности, мамзель, – говорил Готч, не прерывая своего занятия. – Я клянусь вам, как поклялся лорду-губернатору. Я буду вас оберегать.

– От чего, Готч? От чего?

Он отпер ящик своей биометрикой и начал вынимать детали оружия. Этта вздрагивала каждый раз, как очередная деталь со щелчком вставала на место. Готч собирал оружие быстро и по-профессиональному четко.

– Один Трон знает, – ответил он, целиком сосредоточившись на своем занятии. – От Механикус, возможно? Я был наверху, на мостике, с Крузием. Каналы связи сошли с ума. Что-то случилось в улье.

– Что? – спросила она.

– Насколько я могу понять, – ответил Готч, прищелкивая на место приклад, – Механикус только что опубликовали документ, в котором они отрекаются от Императора.

– Что?.. – растерялась она. – Что ты сказал?

– Все плохо, мамзель. Кузница только что предала огласке доказательства, что наш Император – наш Император! – вовсе не их Омниссия.

– Помедленнее, майор. Ты говоришь какую-то ерунду.

Готч вытащил пистолет и протянул его ей рукояткой вперед.

– Вы умеете обращаться с оружием? Такая женщина, как вы, держу пари, должна уметь.

– Убери его и поговори со мной! – рявкнула Этта.

– Нет времени, – возразил Готч.

– Уберите пистолет, майор! – приказала она.

Готч пожал плечами и сунул тяжелый пистолет обратно в кобуру.

– А теперь расскажи мне в подробностях, какого черта там происходит.

Готч хлопнул глазами, ужаленный столь низким словом из уст высокородной дамы. И начал очень аккуратно подбирать слова:

– Документ, старинный документ, был предан огласке в Оресте Принципал сегодня поздно ночью. Источник неизвестен, но, могу поклясться вашим прелестным личиком, он появился из Кузницы. Документ претендует на неоспоримое доказательство, что наш Бог-Император – не Омниссия, которому поклоняются Механикус. Неопровержимое доказательство, как сказал этот фриганый Крузий, прошу простить мой провальный сленг.

– Прощаю. Продолжай.

– Ну и все. Все основы имперских отношений с Механикус псу под хвост. Они заявляют – подтверждают документально, спасибо Трону, – что Император – не божество, только не для них. Только не в их глазах. Если все пойдет так, как я думаю, то прольется немало крови.

Этта уставилась на него. Готч подождал секунду, не начнет ли она говорить, затем снова принялся за сборку оружия.

– Прекрати, – велела она, выставив руку. – Прекрати, Готч. Я не могу так думать!

Готч остановился, положив полусобранный хеллган на колени.

– Чего тут думать-то? – спросил он.

Этта покачала головой, размышляя:

– Раскол. Согласно древним преданиям, марсианские Кузницы объединились с нами лишь на том условии, что мы поклоняемся одному и тому же богу. Они признали, что наш Император – аспект их собственного божества. Мы были отдельными империями, соединившимися общей верой.

– Ага, это было тогда, – сказал он. – Теперь все пошло по мохнатке. Похоже, они теперь могут доказать, что их бог ― не наш бог, а наш бог – вообще не бог. В Кузнице полная катастрофа. Улей слетел с катушек. Везде беспорядки.

– Могу догадаться.

Готч пожал плечами:

– И все остальное. Верующие в панике. Летят камни. Адепты жгут чучела Императора на Кузнечной авеню. Наш собственный фриганый народ сжигает чучела Омниссии на Императорской площади. Бардак, мамзель. Но вы должны знать, что я буду приглядывать за вами, несмотря ни на что. Это моя работа.

– Я признательна, майор. Будешь приглядывать за мной, несмотря на что? На Крузия, например?

Готч помотал головой:

– Он в порядке. Я считаю, он вполне нормальный парень, но у него сейчас полон рот забот, как и у нас. Ему смешали все карты. Тем не менее это он велел мне спуститься сюда и обеспечить вам безопасную обстановку.

Этта уставилась на него.

– Так это ты обеспечиваешь мне безопасную обстановку? Мне еще никогда не обеспечивали безопасную обстановку.

Готч ухмыльнулся, и шрам в виде подковы уродливо изогнулся.

– Привыкайте, мамзель. Крузий беспокоится, что определенные группы на этом краулере могут не стерпеть на борту присутствия имперцев.

– А ты что думаешь? – спросила она.

Готч защелкнул ствол хеллгана на место и подключил кабель питания. Послышался неторопливый нарастающий гул.

– Я думаю, что есть мы, а есть они, мамзель.

Этта кивнула:

– Я согласна с тобой.

– Отлично, – сказал Готч.

– Замуаль, я вверяю тебе присматривать за мной.

Готч кивнул:

– Можете не беспокоиться за свое прелестное личико.

– Когда ты так говоришь, ты издеваешься надо мной? Я прошла омоложение, как ты наверняка догадался. Ты издеваешься надо мной, майор?

– Даже в мыслях не держал, мамзель.

Тронутая, она спрятала улыбку.

– Ты говорил, что думаешь, я могу управляться с оружием. Ты думал, что я из таких женщин?

– Конечно. Из таких ведь? – поинтересовался он.

Этта кивнула. Одним плавным движением он выхватил пистолет и бросил ей. Она поймала оружие, перехватила поудобнее, подняла на уровень глаз и оттянула затвор, проверяя заряд.

– Я так и думал, – осклабился Готч.

– Меня отец научил.

– Не думал, что у вас с ним такая любовь была, – заметил майор.

– Не было. Но он знал, как убивать.

– Значит, это Провидение, мамзель, – сказал Готч. Он поднялся на ноги. Силовой ранец хеллгана свисал с его правого плеча. Собранное оружие удобно лежало в руках.

С нижних палуб краулера раздались повышенные голоса. Этта услышала крики, топот бегущих ног и грохот кулаков, барабанящих в двери отсеков.

– Значит, только ты и я, а, Замуаль? – спросила она.

– О другом и не мечтал, мамзель, – ответил майор.

>

Солнце так медленно поднимало голову, словно у него болела шея. Пыльная буря, измывавшаяся над Торным Следом, стихла перед рассветом.

Калли Замстак выбила наружу дверь модульного дома. Ночью нанесло песка, и дверь заклинило. Калли вышла на улицу.

В грязном жилище у нее за спиной просыпались остатки Мобилизованной двадцать шестой. Робор по-прежнему пребывал в постоянном помрачении сознания – состоянии, в котором, Калли была уверена, умирающий принцепс общался с ним. Голла не спала, присматривая за ними.

Снаружи свет солнца был размытым и золотым. Пыльная взвесь опускалась, распространяя запах графита, и солнце пронзало ее лучами. Мир словно покрыли позолотой. Было тихо и спокойно.

Калли потянулась. Посмотрела на восходящее солнце и склонила голову, шепча утреннюю молитву. Когда нет алтаря, солнце тоже годится.

Сзади из дома вышел Жакарнов и уставился на белый свет, прикуривая лхо-сигарету.

– Прекрасное утро, мэм, – заметил он, возясь со своей бородой. – Какие планы на сегодня?

– Я думаю над несколькими из них. Хотите что-то предложить?

Жакарнов пожал плечами.

– В наших руках бесценная жизнь принцепса, – ответил он. – Я предлагаю идти к ближайшему улью.

– Понятно, – сказала Калли.

Дохая, словно плохо прочищенная печь, из модульного дома появился Фирстин. Жакарнов предложил ему лхо-сигарету, но Фирстин попросил лишь огонька и прикурил одну из своих вонючих черут.

– Ну наконец-то, – выдохнул он, сделав первую затяжку.

Калли сморщила нос, когда до нее долетело облачко дыма.

– Молодец вы, что нашли вчера это место, – сказала она Жакарнову.

Он словно удивился:

– Спасибо, мэм.

– Мы теперь все заодно, мистер Жакарнов, – сказала она.

– Людвин.

– Простите?

– Меня зовут Людвин.

– Значит, спасибо, Людвин.

Калли посмотрела на Фирстина, наслаждающегося куревом каждой клеточкой своего тела. Тот улыбнулся ей своими жуткими зубами и поинтересовался:

– Нет желания «ширнуть» вокс?

– Я подготовлю сообщение, – ответила Калли, демонстрируя инфопланшет.

– Очень осмотрительно, – заметил Фирстин, бросил окурок черуты и раздавил каблуком форменного ботинка. – Давайте, значит, вместе.

Фирстин откинулся от старого вокс-передатчика и вздохнул.

– В чем дело? – спросил Иконис.

– Батареи сгорели, – ответил Фирстин.

– Сдохли, ты хотел сказать? – спросила Калли. – Мы ведь поэтому и хотели их «ширнуть».

Фирстин потряс головой:

– Нет, я хотел сказать «сгорели».

– Но вчера ночью… – начала Калли.

– Вчера ночью с ними все было нормально, – перебил Фирстин. – Я их смотрел. Они были в норме. А теперь они сгорели.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что кто-то их уже «ширнул».

Калли повернулась к остальным.

– Кто это сделал? – спросила она. – Кто сжег наш единственный работающий вокс? – Ее рассерженный взгляд переходил с одного лица на другое. – Отвечайте! Кто это сделал? Кто вел передачу? Что передали?

– Смотрите сюда, миссис, – буркнул Фирстин. Он все еще возился у вокса. – Кто бы это ни был, он малость торопился. И кое-что оставил. – Фирстин открыл верхнюю крышку вокс-передатчика и показал на серебряный перстень, вставленный печаткой в гнездо считывателя. – Это, интересно, чье?

Он повернул перстень, отсоединил и передал Калли.

Та осмотрела кольцо.

– Это информационное кольцо, – пояснил Фирстин, – с зашифрованным ядром из секретного содержимого и настроенное так, чтобы подходить к любому стандартному порту считывателя данных. Очень дорогой приборчик. Должно быть, чей-то.

Никто не произнес ни слова, но Калли уже и сама догадалась.

– Дженни?

Дженни Вирмак, свернувшаяся калачиком в углу, повернула голову к Калли, но в глаза ей смотреть отказалась.

– Это ведь твое?

Дженни кивнула.

– Что ты натворила, Дженни?

Та уставилась в пол.

– Я слышала, как мистер Фирстин рассказывал ночью, – тихо произнесла она, – о том, как «ширнуть» вокс. Я это сделала, когда вы все спали. Мой папа дал мне кольцо. Он сказал, что с ним я буду в безопасности. Он велел им воспользоваться, если у меня возникнут неприятности. Теперь он знает, где я, и его люди смогут меня найти.

– Ты передала наше местоположение?

– Как давно, Дженни?

– Часа три назад. – Она начала плакать.

Калли опустила кольцо в карман и повернулась к остальным:

– Тот факт, что вокс сгорел, – самая меньшая из наших проблем. Три часа назад мы выдали наше местоположение.

– И кто-то нас мог услышать, – произнес Иконис.

– Любой мог услышать, – поправила Рейсс.

Калли кивнула.

– Нам придется поторопиться, – сказала она.

Калли ушла в заднюю комнату, где сидел Робор, подключенный к принцепсу на носилках.

– Робор, – тихо позвала она, – ты меня слышишь? Робор, нам нужно идти.

Робор медленно поднял на нее слегка озадаченный взгляд, словно не узнавая.

– Замстак?

– Да, Робор. Мы должны уходить. Сейчас утро. Ты сможешь идти?

Тот подумал.

– Мы слабы, – ответил он тихо, – и дыра в сердце еще не зажила. Очень много боли. Повреждения памяти и психостигматическая нервная травма. Мы были соединены, когда умер БМУ. Мы можем не выжить. Выздоровление может оказаться непосильной задачей. Мы живем лишь потому, что Робор соединил нас в одно целое, чтобы поделиться своей силой и забрать часть боли.

– Я сейчас говорю с Робором? – спросила Калли.

– Конечно. Мы Робор.

Калли почувствовала, что у нее за спиной стоит Голла.

– Он такие вещи говорил всю ночь, – сказала та. ― Они стали одним существом, как сиамские близнецы. Робор поддерживает в нем жизнь, беря на себя часть травмы.

– Это не опасно? – спросила Калли.

– Это не ко мне, Калли-детка. Я занимаюсь младенцами. В них я разбираюсь. А не в этих… – она кивнула на Робора и принцепса и замолчала, не зная, какими словами выразить свое отвращение.

– Он не сказал свое имя?

Голла помотала головой:

– Имя сказал, но не свое.

– Какое?

– «Тератос Титаникус».

Это имя, припомнила Калли, называл Стефан. Это имя принадлежало одной из самых прославленных махин Легио Темпестус.

Обыскивая Торный След при свете дня, Антик, Ласко и Вульк нашли старую четырехколесную тележку позади сарая. Это был простой деревянный щит с ржавыми железными ободами на погнутых колесах, но повозка была достаточно легкой, чтобы они могли катить ее, взявшись по бокам, и достаточно крепкой, чтобы выдержать носилки.

Мобилизованная двадцать шестая выбралась из модульного дома под размытый солнечный свет и принялась наблюдать, как Вульк, Иконис и Голла устраивают носилки на повозке. Передвигающемуся, словно лунатик, Робору придется идти рядом с повозкой, чтобы не разорвать соединение.

– Готовы? – спросила Калли. Несколько кивков в ответ, пара негромких откликов. Она вернулась в дом. Дженни Вирмак все еще сидела, сжавшись в углу.

– Дженни, пошли, – позвала Калли.

Дженни подняла взгляд. Глаза у нее были красные.

– Ты хочешь, чтобы я пошла с вами? – спросила она.

– Конечно.

– Но я же… я…

– Я никого не бросаю, – твердо сказала Калли. – Поднимайся и собирай вещи.

Вернувшись на улицу к остальным, Калли услышала далекий рокот.

– Это что было? – спросил Антик.

– Гром, – ответила Калли.

– Точно?

– Будем надеяться, – сказала она.

>

Геархарт просматривал печальные донесения из Ореста Принципал. В голове не укладывалось, что кто-то мог сделать столь скандальное публичное заявление во время кризиса планетарных масштабов.

Пагубные данные были везде. Коммуникационная структура ульевой зоны была практически парализована потоками информации. Бессчетное количество людей пыталось инкантировать исходные данные и изучить их собственнолично. Они выгружали комментарии, ответы, запросы аутентификации, призывы к оружию, отчаянные взывания к здравому смыслу, испуганные вопли доктринальных терзаний и мольбы к наставлению и спасению души.

Ноосфера Кузницы стала практически некантируемой. Магосы и адепты, целые подразделения и отдельные специалисты оказались втянуты в яростные и совершенно глупые ноосферные дебаты. Не было никакого порядка, лишь противоречивые потоки данных – кипящий водоворот информации и мнений, комментариев и угроз, упреков и оскорблений. Формировались фракции, и Геархарт прочел как минимум дюжину открытых угроз применить насилие, однако что-то стоящее выудить из урагана информационного шума было очень трудно.

Геархарта встревожили эти открытия. Ни один служитель Механикус не мог остаться равнодушным к смыслу, который несли откровения, но внимание Геархарта было целиком занято походом и его успешным исполнением. Столпотворение, охватившее ульи, которые Геархарт пытался защитить, снижало эффективность его войск. Улей и его дочерние поселения могли лишиться действенной поддержки как в смысле материальных ресурсов, так и в плане координированных ответов военными средствами. Жизненно необходимые источники тактических данных из Принципала, включая доступ к «Враждебному каталогу» Аналитики, стали обрывочными. Более того, чрезмерное использование коммуникационных сетей и ноосферы оказывало влияние и на манифольд. Хоть и являясь отдельной системой, манифольд обслуживался коммуникационной структурой ульевой зоны, и менее чем за два часа скорость потока и время отклика упали на два процента.

Неприемлемо. Просто неприемлемо.

И в довесок ко всему новость привела в замешательство его экипажи. Информация распространялась по легио: через эшелоны сопровождения, через войска скитариев, через вспомогательную бронетехнику – к экипажам махин.

А день начинался так многообещающе.

На рассвете «Инвиктус Антагонистес» возглавил поход к улью Аргентум. Пять ударных групп, общим числом в двадцать восемь махин, перешли в наступление. Махина Геархарта возглавила первую группу, «Дивинитус Монструм» Бормана – вторую, «Сикариец Фаэро» – третью, а «Владыки войны» Темпестуса «Орестес Магнификат» и «Кулладор Браксас» удостоились чести командовать четвертой и пятой. Семьдесят два процента наземных войск Лау, усиленных колоннами скитариев Темпестуса, наступали вместе с махинами. Второй авангард, ведомый «Аякс Экзельсус» – бывшей махиной Левина, поднимался из Гинекса на юг, чтобы поддержать наступление на подходах к Аргентуму.

Ударные группы Геархарта вышли из Гокса при первых лучах солнца и двигались средним шагом в районы Иеромихи, за которые шли непрерывные тяжелые бои. После короткой паузы, когда катафрактарии Дорентины вступили в артиллерийскую дуэль с вражескими наземными войсками, наступление набрало скорость. В извилистых проходах комплекса тяжелого машиностроения «Борома Конструкт», раскинувшегося на пятьдесят гектаров у Проспекторского шоссе, пролилась первая за день настоящая кровь. «Филопос Маникс» Стента Расина, за которым по пятам следовал «Пес войны» «Предок Морбиуса», столкнулся с «Владыкой войны» Архиврага и разнес его на куски. Менее чем через десять минут «Венгесус Грессор» доложил об убийстве махины, а затем «Люпус Люкс», принцептура Кругмала, как настоящая умелая и верная охотничья собака, подкрался и спугнул пару вражеских «Разбойников», которые прятались в развалинах поковочных мастерских неподалеку от шалтарского ответвления от главного шоссе. «Люпус Люкс», быстрый и настойчивый, как и любой «Пес войны» легио, выгнал их на открытое пространство при мастерской поддержке заградительным огнем «Дивинитус Монструм» с дальней дистанции. Первый вражеский «Разбойник» подбили орудия «Амадеус Фобос» на главном шоссе. Это была кровавая и громкая смерть. Второй «Разбойник», сильно забирая к западу в попытке оторваться и уйти к Гоксу, на полном ходу выскочил прямо в зону поражения Геархарта, и тот прикончил его без всякого сожаления.

Настроение было отличное: четыре победы меньше чем за сорок минут – и путь на Аргентум открыт.

А затем до них дошли внезапные известия.

Все наступление замедлилось практически до черепашьей скорости – каждый ясно представлял себе значимость и возможные последствия таких новостей.

В лучшем случае то, что произошло накануне ночью в Оресте Принципал, являлось подрывным актом контрпропаганды, предназначенным сбить с толку и разъединить силы имперцев и Механикус. В худшем это был кризис веры в процессе назревания – раскол, который мог закончиться разделением Терры и Марса и, как следствие, позволить Архиврагу человечества выиграть не только эту войну, но и все войны вообще.

Это была потенциальная Ересь, оскорбляющая все, что Империум и Механикум вынесли вместе, и в том числе – последнюю великую Ересь, которая едва не уничтожила обоих. Геархарт знал это слишком хорошо. «Инвиктус Антагонистес» был там, и воспоминания о той жестокой и бесчестной эпохе все еще пятнали самые темные и дальние уголки БМУ.

Иногда Геархарт думал, не эти ли воспоминания способствовали его собственному неизбежному наступлению тьмы?

Ему стало не по себе – и сейчас над ним нависала тьма. Он чувствовал себя всеми этими механизмами, всеми маслами и сплавами – и остатками плоти этого… как его звали-то? Пьетора Геархарта, вот как… Эти остатки плоти Пьетора Геархарта перемалывались сейчас сцепленными черными зубчатыми колесами.

– Сигнал стоп машина – всем группам! – приказал он через аугмиттеры.

– Есть стоп машина всем группам! – ответил его модерати.

«Инвиктус Антагонистес» с глухим грохотом остановился, системы перешли в ждущий режим.

Внутри своего резервуара Геархарт пытался стряхнуть темноту. Он не мог вспомнить имени собственного модерати. Он не мог вспомнить имени собственного модерати.

– Зофал?

– Да, мой принцепс? – откликнулся рулевой.

– Молодец, Зофал. Молодец. Держись наготове.

Значит, не Зофал. Черт возьми! Я не хочу кончить вот так. Я не хочу потерять себя вот так.

– Бернал?

– Да, мой принцепс?

Слава богу! Его зовут Бернал. Конечно, Бернал.

– Подойди сюда, – попросил Геархарт. – Давай поговорим.

Бернал отсоединил крепления и выбрался из кресла. Геархарт заметил, как он обменялся незаметными пожатиями плеч с рулевым и сенсори.