Текст книги "Адептус Механикус: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Роб Сандерс,Джош Рейнольдс,Баррингтон Бейли,Энди Чамберс,Саймон Дитон,Питер Фехервари,Марк Клэпхем,Дэвид Гаймер,Роби Дженкинс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 85 страниц)

– Капитан.

– Магос. Позвольте выразить восхищение тем, как прекрасно делает свою работу ваш легио в этот тяжелый час, – сказал Варко.

Стравин растерялась.

– Мы окружены, капитан, и наши махины несут ужасные потери. Я…

Габерс тревожно откашлялся. Его адъютант и Хастрик неловко зашаркали.

– Прошу прощения, – извинился Варко. – Это сарказм. Я думал, вы поняли.

– А! – сказала Стравин. – Обрабатываю. Поняла. Сарказм – манера поведения немодифицированных, которую мы, Механикус, находим трудной для распознавания.

Варко пожал плечами:

– Надо вам почаще выходить на улицу.

– На улицу? – переспросила магос.

– Он опять шутит, – вмешался Габерс. – Давайте продолжим.

– Нет, – возразила Стравин. – Я желаю разобраться. Капитан, я распознала враждебность с вашей стороны. Критику Кузницы Механикус.

– Ну вот, – произнес Варко. – Не так уж это трудно, правда?

– Капитан Варко! – рявкнул Габерс. – Хотя я с готовностью принимаю в расчет тяжесть того, через что вам пришлось пройти, сейчас не время и не место для…

– Полагаю, как раз наоборот, полковник, – прервала его Стравин. – Если не сейчас, то когда? Капитан?

Она взглянула на Варко. В рифленой глазнице светился искусственный глаз. Живой глаз просто не мигал.

– Выскажитесь открыто.

Варко уставился на нее в ответ.

– Я потерял пятнадцать экипажей. Мы идем вслепую, подпрыгивая от любой тени на ауспике. Их машины давят нас повсюду. Танки против махин? Не соперники. Не поэтому ли мы полагаемся на Кузницу? Чтобы она защищала нас?

– Конечно, – ответила Стравин.

– Так где Легио Темпестус? Знаменитый, прославленный Легио Темпестус? Где долбаные титаны? Такое ощущение, что мы ведем эту войну одни.

– Теперь я поняла, – произнесла Стравин. – Вы считаете, что Механикус подвели вас?

– Это мягко говоря, – подтвердил Варко.

Стравин кивнула:

– Я разделяю ваш гнев. Механикус действительно подвели вас. Подвели мир-кузницу Орест. Наши ресурсы прискорбно скудны. Легио Темпестус укомплектован лишь символически. Он едва способен противостоять выпущенным против нас силам противника. Постоянные требования магистра войны истощили наши ресурсы и силы. Кузница Ореста встретила врага ослабленной.

Варко моргнул. Он никогда не думал, что представитель замкнутых и осторожных Механикус будет говорить столь откровенно.

– Кого же тогда винить? – спросил он. – Макарота?

– Можно винить магистра войны за его требования, – ответила Стравин. – Можно винить адепта сеньорус за его решение отправить так много сил Кузницы с планеты. Но обвинять – это свойство немодифицированных, для нас оно – роскошь. Задерживаться на этом вопросе – напрасная трата времени. Мы на войне – и должны сосредоточиться на текущих делах.

– Отлично сказано! – с энтузиазмом воскликнул Габерс.

– Ваша критика отнюдь не неуместна, капитан, – продолжала Стравин. – Не могу сказать того же о вашем сарказме. Он чужд мне. Вы должны знать, что Легио Темпестус, в неполном составе, как он есть, сражается на передовой с первого дня. Темпестус уже понес потери в пятьдесят три процента состава.

Варко вздохнул. У него было такое ощущение, словно ему на плечи медленно опускается весь вес «Главной стервы».

– Я приношу свои извинения, магос, – сказал он. – Я был бестактен, и мой сарказм непростителен.

– Человек, говорящий правду, не должен чувствовать необходимости просить прощения, – возразила Стравин. Живая часть ее лица вроде бы дружелюбно улыбалась, но нельзя было точно сказать, насколько улыбка искренняя. Гравированная половина никаких эмоций не выражала. – Я не имею права обсуждать подробности, – произнесла магос, – и полагаю, что все вы будете держать это при себе. Но я хочу, чтобы вы знали: скоро прибудет еще один легио – легио, готовый к войне.

Варко кивнул:

– Хвала Трону!

– Трон не имеет к этому никакого отношения, – опять возразила Стравин.

– Не вернуться ли нам… э-э-э… к картам? – с надеждой поинтересовался Габерс.

– Это будет разумно, – на этот раз согласилась магос.

Они окружили подсвеченную снизу поверхность стола. Стравин протянула руку, указывая на какие-то подробности. Варко со скрытым отвращением заметил, что два пальца на ее руке заменены извивающимися серебряными механодендритами.

– Данные говорят о том, что махина двигается через руины Шалтарского перерабатывающего тут. Она уже уничтожила хранилища руды и жилища рабочих в Иеромихе. «Владыка войны» Легио Темпестус, «Аннигилюс Вентор», преследует ее вдоль этого вектора, надеясь внезапно перехватить тут и добыть чистую победу.

– Где вступаем мы? – спросил Варко.

– Вражеская махина идет быстро, – ответила Стравин. – И похоже, есть реальная опасность, что она обгонит «Аннигилюс Вентор». Гордой шестой бронетанковой вменяется в задачу войти здесь, через реку, и групповым огнем заставить махину отвернуть. Повернув, она выйдет прямо на нашего «Владыку войны».

– Вы думаете, нам это удастся? – поинтересовался капитан.

– Я знаю, что вы сможете, – заверила магос. – Дополнение: Механикус будут благодарны за любые данные пикт-съемки, какие вы только сможете собрать.

– Зачем?

– Эти махины были когда-то нашими. До Грехопадения они принадлежали нам. Данные пикт-съемки могут помочь нам опознать их и найти слабые места.

Варко кивнул:

– Договорились, леди.

– Благодарю вас, капитан.

Варко вытащил из подсумка планшет и быстро сосканировал данные со стола.

– Император защитит, – произнесла Стравин.

– Даю вам слово, – откликнулся Варко.

Он отдал честь Габерсу и пожал руки Хастрику и адъютанту. Затем повернулся к Стравин и неуклюже сложил пальцы в знак сцепленных шестерней.

– Правая сверху, – поправила она.

– Прошу прощения, – извинился Варко, меняя руки.

Стравин сотворила знамение с привычной легкостью.

– Сохраняйте жизненные показатели, капитан, – пожелала она.

– Постараюсь изо всех сил, магос, – ответил Варко.

Он выскочил обратно под дождь, взобрался на боковую броню «Главной стервы» и крикнул:

– Заводи!

Усевшись на свое железное сиденье, захлопнул люк и пристегнулся.

– Поехали! Дайте сигнал колонне: походный порядок, следовать за мной.

– Есть, сэр!

Двигатели «Покорителя» взревели, из выхлопных отверстий вылетели струи сизого дыма.

Варко воткнул планшет в бок ауспика и переписал данные.

– Есть вектор цели, – сказал он, надевая наушники. – Зарядить фугасный, прицел свободный, ждать моей команды.

– Есть! – одновременно крикнули стрелок и заряжающий.

– Покатили! – скомандовал Варко.

«Покоритель» прыгнул вперед, резко забирая вправо. Колонна ожила и помчалась следом. Варко при помощи верхнего прожектора просигналил короткие инструкции и стал ждать подтверждений.

– Вы кажетесь… повеселевшим, – заметил Кодер.

– Я только что узнал, что мы победим.

– Победим? – переспросил технопровидец.

– Подожди – и увидишь, – ответил Варко.

>

По броду из секций рухнувшего роккритового моста танки перебрались на топкий противоположный берег реки. Сейчас можно было рискнуть воспользоваться воксом и выяснить, вся ли группа в порядке и на месте.

– Варко – всем единицам, – проговорил капитан в трубку вокса. – Полагаю, фугасные заряжены. Мы загонщики, ясно? Все, что мы должны сделать, – это спугнуть и оттеснить добычу назад. Никакого геройства. Я повторяю, никакого геройства. Только групповой огонь.

Один за другим экипажи передали по воксу подтверждения.

«Покорители» натужно взобрались по склону и перевалили через гребень.

Открывшаяся равнина была залита огнем. Пылали десятки прометиумных скважин, окруженные озерами из горящего топлива. Воздух, освещаемый пожарами и забитый продуктами горения, стал желтым и практически непрозрачным. Среди огненных волн торчали скелеты разбитых буровых вышек. Ночное небо, полное летящих искр, приобрело цвет старой соломы.

– Держать курс, – приказал Варко.

– Пикт-съемка включена, – доложил Кодер. – Орудийные камеры работают.

– Где ты, скотина? – шептал Варко, глядя на дисплей детектора угроз. Тепловой след от пожаров вокруг сбивал с толку датчики движения. – Гордая шестая, рассредоточиться!

Танки вокруг «Главной стервы» разошлись веером – стволы задраны кверху, целеуказатели ищут добычу. С глухим рокотом машины сползли по склону очередного озерца пылающего топлива. Огонь расступился перед ними, словно театральный занавес.

– Трон Терры! – испугано воскликнул Варко.

Прямо перед ними на спине лежал титан. Распростертая искалеченная гигантская конструкция горела, словно покойник на погребальном костре. Из внутренних пустот рвалось бурное пламя. Титан был огромен. Казалось, они приближаются к телу павшего бога. Варко услышал треск и понял, что гусеницы «Главной стервы» давят куски брони, отколотые с корпуса чудовища.

– Он мертв, – раздался в воксе голос кого-то из танкистов.

– Кто-то нас опередил, – протрещал другой.

– Нет-нет, – пробормотал Варко, глядя на дисплей, – это наш. Это один из наших!

Система распознавания определила обломки как «Аннигилюс Вентор».

– Но, сэр… – начал кто-то из командиров танков.

– Тревога! Тревога! – крикнул Варко. – Глядеть в оптику, Трона ради!

Он почувствовал в желудке прилив кислоты. Оптимизм мгновенно угас. В разведданных магоса Стравин зияла серьезная дыра, и Гордая шестая бронетанковая только что заехала в очень плохое место.

Зазвенел детектор угроз.

– Контакт! – оповестил Кодер. – Нас только что подсветили в спектре прицельного луча.

– Откуда? – спросил Варко. Он крутанулся на сиденье и глянул в оптику.

– Ауспик не может определить, – ответил Кодер. – Слишком сильный тепловой фон.

– Отлично! Где он? – настойчиво требовал Варко.

Идущий рядом танк, «Виктория», под командованием Гема Ларока, одного из самых давних друзей Варко, неожиданно разлетелся на куски. Варко отшатнулся от окуляров, ослепленный вспышкой. «Главную стерву» тряхнуло, по обшивке застучал град металлических обломков.

– Поворачивай! Поворачивай! – приказал Варко.

Еще один «Покоритель», «Опустошение», разорвало пополам пропоровшей его насквозь очередью турболазера. Кормовая часть танка взлетела в воздух, извергая обломки и части двигателя.

До Варко внезапно донесся отрывистый грохот танковых орудий. Три машины слева, задрав стволы, всаживали в ночь снаряд за снарядом.

– Траверс! Траверс! – заорал стрелок Варко. – Кажется, я его вижу!

– Как можно было не заметить такую долбаную громадину? – простонал заряжающий.

– Отметка восемьдесят один! – откликнулся стрелок. – Он прямо там!

Варко бросил взгляд на ауспик. Тот наконец-то нашел цель. Вражеская махина наступала сквозь огненную бурю, прикрытая тепловой завесой горящих скважин. Она шла, ведя огонь, – на дисплее наручные и бортовые места крепления ее орудий пылали засветкой.

Махина была у них за спиной.

Варко врубил поворотный механизм башни на полную, заставив моторы взвыть. «Главная стерва» развернулась башней назад.

– Огонь!

Главное орудие оглушительно рявкнуло.

– Давай еще!

Орудийный расчет перезарядил орудие. Грянул второй выстрел.

Впустую. Гигантская махина продолжала шагать, сокращая дистанцию. Огромная левая стопа смяла «Покоритель» и отшвырнула сплющенные обломки в сторону.

– Полный вперед! – заорал Варко. «Главная стерва» с грохотом ринулась вперед, и орудийный расчет выпустил третий снаряд. Варко увидел, как тот фейерверком разорвался на покрытой пятнами нагрудной плите наступающего чудовища. Турболазер полыхнул новым потоком света. «Покоритель» «Пыл битвы» взлетел на воздух: турболазер пропорол дорожку дыр в броне, подорвав боезапас. Корпус лопнул, башню сорвало и унесло в ночь, словно брошенную кем-то сковородку. С сокрушающей силой она ударила в бок «Главной стервы». Варко бросило в сторону. Заверещали сигналы тревоги.

– Еще раз! – приказал он.

Стрелок нажал на кнопку выстрела – и задранный кверху ствол с грохотом выплюнул снаряд. Тот ударил наступающую махину в горло, заставив ее споткнуться и отступить на шаг.

– Еще! – взревел Варко.

Взорвался «Победный марш». Куски металла с визгом разлетелись во все стороны. Два из них ударили по башенным датчикам «Главной стервы», вырубив ауспик. Третий, раскаленный добела, пробил броневой щит пушки, перерубил пучок кабелей и выпотрошил заряжающего. Тот с криком рухнул на дно башни, схватившись за развороченный живот. Варко сморгнул забрызгавшую глаза кровь. Всю башню, ее внутреннюю поверхность, залило красным.

Он отстегнул ремни и спрыгнул вниз.

– Кодер! Помоги ему! Я буду заряжать!

Он понимал, что это бесполезно. Заряжающего, корчащегося и вопящего от боли, было уже не спасти. Его внутренности разметало по полу, сквозь разорванный китель торчали обломки ребер.

«Как ты еще жив?» – мелькнула мысль. Варко выхватил новый снаряд из обоймы и вогнал его в казенник.

– Целься! – приказал он стрелку.

Облепленный ошметками плоти и промокший от крови заряжающего, тот замешкался.

– Целься! – заорал Варко.

Но было уже поздно. Махина добралась до них.

100

Когда пришло время пробудить его, он был уже мертв.

– Как это возможно? – спросил модерати Тарсес.

Всю свою жизнь Тарсес провел в окружении невозможного. Сами махины, сражения, которые они устраивали, ковчеги, что несли их, способ их выгрузки, песнь манифольда – все это величины, лежащие вне уютного мирка обычного человека. Для Тарсеса они были обычным делом. Но смерть – смерть казалась делом невозможным.

Они пришли пробудить его, сломать освященные печати гиберкойки и осторожно вывести его жизненные системы из анабиоза, но нашли его мертвым.

– Как это возможно? – спросил Тарсес. Он помнил четко и ясно, как задавал этот вопрос, – задавал спокойно, как модерати требует провести обычную проверку систем.

– Похоже, что, несмотря на наши усилия, он скончался от ран, – ответил магос органос. – Заявление: мы скорбим о его потере. Легио Инвикта будет скорбеть о его потере.

– Я не понимаю, – твердил Тарсес, – как это возможно? Этого не может быть! Вы держали его в анабиозе с полной реанимацией, под наблюдением и со всем необходимым оборудованием.

– С самым лучшим уходом и постоянным наблюдением на молекулярном уровне, – уточнил магос органос. – К сожалению, как бывает иногда в случае тяжелых травм, мы…

– Дайте мне взглянуть на него, – перебил Тарсес.

Тарсес глянул вниз. Восходящие потоки воздуха трепали полы мантии. В черной пропасти под ногами загорались и гасли мерцающие огоньки. Одни – мигающие в ряд световые указатели, другие – ходовые огни небольших лоцманских судов, ведущих осторожно опускающийся посадочный модуль. В двух километрах ниже, неторопливо, словно лепестки гигантского цветка, в крыше цилиндрической башни раскрывались люки, выпуская золотистый свет. Будто смотришь в жерло медленно пробуждающегося вулкана.

Тарсес попытался вспомнить название. Антиум, вот как. Это место называется Антиум – огромная база фабрикаторов.

Внизу наступила ночь, и гигантский завод, величиной с приличный город, накрыла тьма. Но это была не настоящая ночь, это была огромная тень от садящегося модуля, который закрыл собой солнце Ореста.

Бури придут позже. Корабль таких размеров не может пройти сквозь атмосферу мира без последствий, неважно, насколько медленно и аккуратно он будет опускаться. Стоя на открытой сетчатой платформе, закрепленной под брюхом левиафана, Тарсес ощущал запах озона и слышал хлопки и вой возмущений разрываемой атмосферы.

Далеко внизу включились сирены: выходили крановые суда, чтобы начать выгрузку.

Сирены выли тоненько и печально, словно оплакивали кого-то.

Они пришли пробудить его, а он был мертв.

– Как это возможно? – спросил Тарсес.

Гиберкойка была открыта, и оттуда шел сладковатый запах разложения. Сервиторы вычерпывали суспензионное желе, но магос органос приказал им остановиться, чтобы Тарсес мог подойти и заглянуть внутрь.

Тарсес вспомнил, как смотрел на зубы, оскаленные в застывшей гримасе, и глаза, крепко зажмуренные и залитые остатками желе.

– Начинайте экстренную реанимацию, – приказал он, отворачиваясь.

– Слишком поздно, модерати, – возразил магос органос. Его звали Керхер.

– Начинайте…

– Слишком поздно, – настойчиво повторил магос. ― Мы проводили экстренную реанимацию восемь раз и вдобавок подстегивали жизненно важные органы при помощи шунта, имитирующего БМУ. Больше мы сделать ничего не можем.

Керхер. Магоса органос звали Керхер. Тарсес не взял эти данные из ноосферы. Ни одного модерати не модифицировали под интерфейс ноосферы, чтобы не было конфликтов с непосредственным штекерным подключением к манифольду. Модерати входили в экипажи махин, а все члены экипажа подключаются штекерно.

Магос органос назвал свое имя, когда пришел к Тарсесу. Керхер. «Мое имя Керхер, – сказал он. – Я из гибернавтики. Мне нужно поговорить с вами. Я принес ужасную весть».

Выгрузка началась. Крановые суда, словно летающие острова, словно каркас из металлических ферм, собрались вокруг огромных воющих энергоустановок модуля. Восходящий поток воздуха усилился настолько, что края одеяния захлопали и Тарсес покрепче ухватился за ограждение платформы.

Керхер. Магоса органос звали Керхер. Керхер пришел пробудить его – и обнаружил его мертвым.

– Как это возможно? – спросил модерати Тарсес.

– Резкое ухудшение состояния? – наступал он, сознавая, что повышает голос. – Отказ органов? Но органы ведь наверняка можно пересадить? Я не понимаю, что вы мне говорите! Механикус неподвластны обычной смерти! Как он может быть мертв?

– Он мертв, – настаивал магос органос Керхер.

– Но…

– Не из-за чего-то конкретного. Весь организм. Ранения, которые он получил на Таре, были критическими. Он…

Я был там – в самом пекле, ты, жалкий человечек. Я был рядом с ним, когда он получил эти ранения, выкрикивал приказы, глядел на счетчик заряжающего автомата, следил за ауспиком, рычал рулевому, чтобы лег на другой галс. Густые джунгли, вражеская махина, рванувшая прочь, словно белый призрак, сквозь туман, и вывернутые с корнем деревья. Как быстры эти эльдарские махины, как быстроноги и легки: словно насмешка над «Виктрикс», насмешка над ее непоколебимой поступью. Мы держались, наши пустотные щиты поглощали все, что танцующий враг извергал в нас. Они были быстрыми, но хрупкими, и нам был нужен всего один точный выстрел, один точный выстрел деструктора. Неотступная «Виктрикс» – медлительная, тяжелая, но могучая убийца по сравнению с эльдарской машиной. Один выстрел. Один точный выстрел.

Мы были в пикосекунде от поражения цели, когда щит лопнул. Сенсори Нарлер закричал со своего места:

– Щит сбит, щит сбит!

Я помню, как он кричал.

Эльдарский луч трепанировал «Виктрикс». Он вскрыл внешнюю обшивку, промежуточную, внутреннюю подкожную, разбрасывая во все стороны раскаленные добела осколки и крупные капли расплавленного металла. Верхние комплексы фронтальной оптики взорвались густым ливнем искр. Нарлер потерял левую руку до локтя. Гилока, фамулюса, разрезало надвое в поясе. Задние переборки кабины лопнули, когда луч прошел насквозь и убил техножреца Солиума в кормовом отсеке. А потом взорвались задние черепные генераторы.

Луч прошел мимо, но взрывом его достало. Осколки и куски металла из затылка хлестнули, словно бритвенно-острый ураган, разбив заднюю часть раки, срезав ведущие штекерные жгуты, центральную магистраль БМУ и выбросив фонтан амниотики.

Через связь с БМУ ударила боль. Настолько сильная, что мне пришлось выдернуть штекеры, чтобы она меня не убила.

Я закричал:

– Принцепс! Мой принцепс!

– Я был там, – сказал Тарсес магосу органос. – Я был там, на Таре. Я знаю, какие ранения он получил.

– Тогда вы поймете, модерати, – произнес Керхер.

Керхер.

– Я не понимаю, – сказал Тарсес. – Он должен быть жив. Вы держали его в анабиозе с полной реанимацией, под наблюдением и со всем необходимым оборудованием. Долгого сна от Бельтрана должно было хватить.

– Мы думали так же, но ошиблись, – ответил магос органос. – Как будто там, в стазисе, он потерял желание жить. Ушел из жизни, не желая больше чувствовать боль смертного существования.

Магоса органос звали Керхер.

Крановые суда доставили «Доминатус Виктрикс» в цилиндрическую фабрикационную башню. Клетка из лесов ждала, чтобы обнять и приковать его титаническую фигуру. Когда он опустился, пневматические амортизаторы натужно выдохнули, и сервиторы принялись карабкаться по его корпусу, отсоединяя грузовые тросы.

Тарсес покинул модуль на челноке один. Челнок пристроился за подмигивающим лоцманским катером и устремился вслед за его сигналом в черную бездну, мимо дорожек световых указателей, в недра Антиума.

С ним никто не разговаривал. Орестские магосы, достававшие инструменты из тележек и вызывавшие ноосферные спецификации, чтобы приступить к ремонту, видели выражение его лица. Тарсес взбирался по лестницам, поднимался в клети вдоль лесов, слыша хлопки и шипение работающих механических инструментов, видя вспышки и призрачный свет уже начавшихся сварочных работ.

Добравшись до верха, он перешел по выдвинутому переходу к заднему черепному люку.

На мостике было невообразимо холодно. Во время перехода «Виктрикс» путешествовала в пустотном трюме. На всех поверхностях таяла изморозь. Тарсес шагнул внутрь.

Весь его мир был сосредоточен в этом месте, избранном им и предназначенном для него: зал с разноуровневым полом, круговой проход, командные кресла – модерати, рулевого, сенсори, – установленные в подбородке, амниотическое гнездо для принцепса на возвышении позади. Оторванные и перебитые кабели свисали до самого пола. Жесткую обшивку усеивали пятна высохшей крови. На мостик заглядывало фальшивое ночное небо. Тарсес поднял голову. Разорванный металл, пропоротый до внутренней обшивки, отгибался наружу. Повсюду виднелись пробоины: в древней богатой красной кожаной обивке командных кресел, в палубе, в крыше, в пультах. Некоторые экраны расколоты, некоторые разбиты.

Он положил руку на спинку кресла. Оно было холодным на ощупь. Он провел правой рукой по спинке сзади. Все еще больно. Взрывом достало всех. Что его проткнул длинный осколок, Тарсес осознал тогда гораздо позже.

– Модерати, у тебя кровь, – сказал сенсори Нарлер. Это было смешно, потому что сам Нарлер к тому времени сам истекал кровью, прижимая к груди обрубок руки.

– О! – откликнулся модерати Тарсес.

Как вчера.

Холод. Холодный металл и холодная кожа. Холодные осколки стекла хрустят под ногами. Смертельный холод. Бодрствующая «Виктрикс» была такой живой. Сам металл был живым: живое существо, махина, титан.

Перед полетом БМУ перекрыли и погрузили в спячку. Его можно и нужно оживить, но боль останется.

На плитах палубы темнело пятно – здесь Гилок, фамулюс, умер так страшно и так внезапно. Тарсес вгляделся. Отметина была похожа на ржавчину.

Оба они.

Тарсес сел в свое кресло, чувствуя, как хрустят под ним кусочки бронестекла.

Керхер. Магоса органос звали Керхер. Они пришли пробудить его, а он был уже мертв.

– Зейн, – позвал Лау, – ты здесь?

Через задний люк на мостик «Виктрикс» взобрался глава скитариев Легио Инвикта. Разбитое стекло захрустело под тяжелыми сапогами.

– Я здесь, – ответил Тарсес, медленно поднимаясь с кресла. Он глянул через пространство мостика на Лау. – Значит, ты? Не Борман?

Лау кивнул. Массивное бронированное существо, облаченное в агрессивные цвета пехоты, предназначенные угрожать и ужасать. Оружейная рука спокойно опущена вниз.

– Зейн, мне очень жаль, – сказал Лау. Его голос грохотал из аугмиттеров, словно товарный поезд на спуске.

Тарсес вздохнул и поднялся к нему по ступеням мостика.

– Мне тоже. Я сожалею о своих действиях, конечно. И понимаю, что за ними следует.

Тарсес опустился перед Лау на колени, хрустнув осколками стекла, и запрокинул голову.

– Об одном прошу, Лау: только чтобы быстро.

– Встань, – произнес Лау.

– Что?

– Встань, Зейн.

Тарсес поднялся и поднял глаза на чудовищного скитария.

– Стандартное наказание – смерть, Лау. Я понимаю это. И принимаю. Я надеялся, что Борман окажет любезность прикончить меня, но, видно, он не захотел марать руки. Давай покончим с этим побыстрее. Заряжай свою руку и стреляй.

– Зейн, Зейн, – покачал головой Лау, протянул левую руку – ту, что не была сращена с оружием, – и положил Тарсесу на плечо. – На этот раз ты натворил дел по-настоящему.

– Я знаю.

– Но ты нужен нам: «Виктрикс» должна пойти снова.

Тарсес фыркнул:

– Без принцепса или фамулюса, миропомазанного на его место?

– «Виктрикс» должна пойти снова.

Тарсес покачал головой.

– Скауген мертв, Трон помоги мне, и его ученик убит. Солиум тоже. Нет никого…

– Кузница Ореста обещала предоставить кандидатуру. Мы справимся.

– Значит… «Виктрикс» пойдет под началом другого. Хорошо. Я доволен. Она пойдет без меня.

– Геархарт приказал закрыть глаза на твое преступление, – произнес Лау.

– Что? – переспросил Тарсес.

Лау глянул на него сверху вниз:

– Приказал закрыть глаза. «Виктрикс» нужен ее модерати. Сейчас неподходящее время. Обвинения отложены.

– Я убил его, – сказал Тарсес.

– В момент сильного душевного волнения, – кивнул Лау. – Магос органос…

– Керхер, – подсказал Тарсес.

– Что?

– Магоса органос звали Керхер.

– Я этого не знал, – сказал Лау.

– Не желая? – переспросил Тарсес. – Вы считаете, что принцепс Скауген, мой принцепс, убежал от жизни, словно трус?

– Я этого не говорил, модерати, – ответил Керхер.

– Вы сказали, что в стазисе он потерял желание жить, что он ушел из жизни, не желая больше чувствовать боль смертного существования. Мой начальник Скауген не был трусом! Он бы не сдался вот так!

– Модерати! Я… – магос органос – Керхер, Керхер – подавился словами, когда Тарсес схватил его за горло.

– Ты оскорбил его имя, ты, жалкий ублюдок! ― рычал Тарсес, усиливая давление.

– Это было убийство: преступление, караемое смертью, – сказал Лау. – Но обстоятельства позволяют дать отсрочку, хоть и небольшую. Вот почему здесь я, а не Борман. Легио понимает, что ты потерял голову от горя. Это смягчает наказание.

– Я убил его.

– Да, убил, Зейн.

– Ну так казни меня. Я безжалостно прикончил магоса.

– Да, прикончил.

– Его звали Керхер.

Лау вздохнул.

– «Виктрикс» починят. Ей дадут нового принцепса и нового техножреца. Тебе придется войти в этот экипаж. Ты модерати. Мы не можем себе позволить потерять и тебя тоже. Ты знаешь махину, она знает тебя. Ты должен облегчить новому принцепсу слияние. Никто этого больше не сможет.

– Но я убил человека.

Лау пожал плечами.

– Когда эта война закончится, мы постараемся загладить вину. Наказание может подождать. Борман передал мне, что смертный приговор остается на усмотрение твоего нового принцепса.

– Я так устал, – произнес Тарсес.

– Конечно, устал, – согласился Лау. – Потеря принцепса никому не давалась легко. Он не должен был умереть во сне.

– Он вообще не должен был умереть, – поправил Тарсес.

Но он умер.

Они пришли пробудить его – и нашли его мертвым.

>

– Если мне дозволено будет сказать, мамзель!..

– Что?! – переспросила Северин, прикладывая ладонь к уху. Огромные церемониальные горны на вершинах улья и главного зиккурата Кузницы снова затрубили. Оглушительный рев покатился по улью, перекрывая слова Готча, как крупнотоннажный посадочный модуль над головой перекрывал солнечный свет.

– Если мне дозволено будет сказать, мамзель, зрелище еще то! – повторил Готч.

– Это так, майор, – согласилась она.

С парапета Заветных садов, рядом с корпусами Муниторума, им были видны внутренние террасы середины улья, улицы и провалы, колокольни и пилоны, штабели и шпили, вся целиком площадь Киодра и Марсово поле, за которым темным утесом возвышался бастион Высокой Кузницы. Его детали скрадывало расстояние и бесцеремонно перекрытый свет. К западу от них вздымалась вершина Ореста Принципала – гора огней, откуда в кои-то веки лучи вечернего солнца ушли раньше.

Огромный посадочный модуль завис менее чем в километре над самыми высокими шпилями улья, вызывая жгучее недоверие своей массой и пренебрежением гравитацией. Из открытых в днище трюмов падали столбы неяркого света, мягкого, как отблеск луны. Крановые суда – огромные, как целые ульевые штабели, но крошечные на фоне корабля-матки – медленно сновали в воздухе, переправляя свой массивный груз на Марсово поле. Они двигались, словно улитки по стеклу: тягуче, будто прилипая к воздуху.

– Как он там висит? – вслух поинтересовался Готч.

– Я притворюсь, что это был риторический вопрос, майор, – откликнулась Северин.

Готч кивнул.

– Вот и хорошо, потому что я не смогла бы на него ответить.

По всему улью, на каждой башне и кампаниле, трезвонили колокола, но не зловеще, как перед войной. Это был ликующий благовест. Прибыл Легио Инвикта.

Казалось, все население огромного улья высыпало на улицы, чтобы увидеть и отпраздновать этот момент. Этта Северин отмечала, как растет толпа внизу, забивая провалы и авеню, террасы акведуков, каждый балкон и подходящее для наблюдения место, восторженно шумя, рукоплеща, размахивая флагами и знаменами: кто – самодельными, сшитыми ради такого случая, кто – почтительно развернутыми старинными символами имперского и орестского величия.

Народные массы были усеяны вкраплениями красного. Служители Механикус появлялись из своих фабрикаториев в ошеломляющих количествах, смешиваясь с гражданским населением и приветствуя избавление.

– Вон еще один, – заметил Готч, указывая на восточную часть небосвода.

В дымчатой синеве вечернего неба, за границами улья, из-под края огромного посадочного модуля над головой, Северин увидела второй сверхтяжелый корабль в сорока километрах отсюда. Бледный призрак, похожий на вытянутую дневную луну, висел в ожидании своей очереди подойти к улью, как только уйдет первый модуль.

Горны зазвучали снова, вызвав очередной рев наблюдающей толпы, который покатился, меняя высоту звука, с улицы на улицу, через весь улей. Войсковые транспорты, крошечные по сравнению с крановыми судами-трудягами и их громоздким грузом, начали опускаться на Марсово поле из трюмов модуля.

– Пехота, – произнес Готч.

– Скитарии, – поправила Северин.

– Они самые, – кивнул Готч. – Не похожи на Гвардию, я слыхал. Не простые солдаты. Все напичканы железом и бионикой.

– Ты сам никогда их не видел? – спросила Северин.

Готч пожал плечами.

– Видел пару раз, конечно. Если живешь тут, то поневоле увидишь. На парадах, на церемониях, всякое такое. Но ни послужить, ни повоевать вместе не доводилось.

– Здесь у них будет возможность показать, чего они стоят на самом деле, не так ли, майор? – спросил она.

Он засопел.

– Здесь у каждого будет возможность показать, чего он стоит на самом деле, мамзель.

Северин посмотрела на часы. Он опаздывал, но жаловаться ей было, в общем, не на что. Они договорились о встрече через курьеров, и он вроде бы согласился безо всяких колебаний, что она приняла за добрый знак. Место встречи – Заветные сады – выбрал он. Она прекрасно понимала почему, и это не из-за зрелища. Экзекутор-фециал решил поиграть в игры с самого начала. Она прокляла про себя бессмертную душу губернатора Алеутона за то, что тот взвалил эту тягостную обязанность на ее плечи.