Текст книги "Адептус Механикус: Омнибус (ЛП)"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Роб Сандерс,Джош Рейнольдс,Баррингтон Бейли,Энди Чамберс,Саймон Дитон,Питер Фехервари,Марк Клэпхем,Дэвид Гаймер,Роби Дженкинс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 85 страниц)

Было очевидно, что магосы на мостике смертельно боятся Галатею, и учитывая лёгкость, с которой она оказалась на “Сперанце”, он подозревал, что для этого страха есть серьёзная причина. Для Робаута это не имело значения. После того, как он привёл Котова к Катен Вениа, больше ничто его не связывало с делами Адептус Механикус.

Он был свободен и чист перед Империумом, никому не служил и ограничен только собственным чувством открытия и воображения. Ему требовалась вся сила воли, чтобы продолжать сидеть, а не помчаться на “Ренард” и не полететь к ближайшей пригодной для жизни системе и узнать, что там.

От второй звезды направо и прямо до утра…

+++Загруженное приложение+++

Авреем проснулся от звука машин и резкого запаха горячего металла. Он лежал на жёсткой металлической каталке и смотрел в потолок, выложенный тёмно-зелёными керамическими плитками. Сильно пахло антисептиками и ладаном, и ещё ощущался неприятный аромат горелого мяса и палёных волос. Он моргнул, и глаза зафиксировали бинарные локаторы в стенах.

– А, ты очнулся, – произнёс металлический голос, приглушённый просторным капюшоном.

Авреем попытался сесть, но не смог пошевелить руками и ногами.

– Почему я не могу двигаться? – спросил он, ещё не встревоженный таким поворотом событий.

– Ты до сих пор остаёшься под воздействием мышечных релаксантов и успокоительных препаратов, – ответил голос. – Вполне нормально испытывать небольшую дезориентацию после хирургической операции.

– Операции? Какой операции?

– Что ты помнишь об атаке эльдар?

– Последнее, что я помню – ужасная боль…

– Моя рука! – выдохнул он, пытаясь повернуться и посмотреть на неё. Голова не сдвинулась ни на миллиметр, но на самом краю зрения он увидел пару медицинских сервиторов, которые склонились над его плечом. Также рядом парили несколько хирургических серво-черепов, оснащённых быстро сшивающими кронциркулями и лазерами для пересадки нервных тканей.

– Не волнуйся, операция завершилась успешно, – сказал голос.

– Что вы сделали со мной?! – закричал Авреем. – Вы же не превратили меня в сервитора?!

– В сервитора? Аве Деус Механикус, нет!

– Тогда что вы сделали?

– Починили тебя, – ответил голос, и его владелец склонился над Авреемом, когда сервочерепа улетели. Медицинские сервиторы забрали оборудование и несколько похожих на почки мисок, заполненных чем-то напоминавшим куски почерневшего горелого мяса.

– Это моя рука? – спросил Авреем.

– Ваша рука, – согласился жрец в капюшоне и Авреем узнал надсмотрщика Тота Мю-32. – Её невозможно было спасти и от неё избавились вместе с остальным биологическим материалом, пострадавшем при атаке.

– Император, – потрясённо произнёс Авреем, пытаясь справиться с дыханием. – Моя рука…

Безликая серебряная маска и бледно-голубая оптика Тота Мю-32 сумели передать удивление.

– А, конечно, – сказал он, нагнувшись к булькающей машине, которую Авреем не видел. Включился шипящий помповый механизм и потрескивающий энергетический гул, который Авреем слышал на заднем фоне, стих.

Тепло и чувствительность почти сразу вернулись к рукам и ногам Авреема, и он сжал пальцы, наслаждаясь ощущением движения, пока не понял, что произошло невозможное.

Он сжал пальцы обеих рук.

Авреем резко сел, на секунду почувствовав тошноту, и борясь с остаточным эффектом лекарств в крови. Он сидел на операционном столе в медицинском отсеке, облицованном зелёными плитками, и смотрел на ряды серебряных верстаков, отделения для трупов и свисавшее оборудование с таким количеством лезвий, дрелей и зажимов, что оно напоминало пыточные механизмы.

– У меня новая рука, – произнёс он.

Его правую руку изготовили из тёмного металла с бронзовым кожухом на месте соединения плоти и машины. Пальцы были из сегментированной бронзы, а локоть сферическим шарниром, который вращался на триста шестьдесят градусов. Авреем сжал новые пальцы и обнаружил, что они реагируют несколько медленнее, чем из плоти и крови, но по-прежнему способны выполнять все необходимые движения.

– Не самая изысканная аугметика, но, к сожалению, она лучшее из того, что я мог сделать, – сказал Тота Мю-32.

– Вы сделали её? – спросил Авреем. – Почему?

Тота Мю-32 усмехнулся. – Ты и в самом деле не помнишь?

– Не помню что?

– Как убил военного лидера эльдар?

– Я помню, что выстрелил в него из оружия Хоу… Я имею в виду из плазменного пистолета.

Тота Мю-32 проигнорировал принадлежность оружия и произнёс. – Точно. Этому пистолету было шестьсот лет и в его энергетической батарее почти не осталось пикоджоулей. И плазменная катушка проржавела настолько, что он вообще не должен был выстрелить.

– Я не понимаю, что вы хотите сказать.

Тота Мю-32 подался вперёд и его голос опустился до заговорщического шёпота. – Я хочу сказать, что они правы насчёт тебя, Авреем Локк. Ты – избранный Машиной. Омниссия наблюдает за тобой и в тебе живёт искра Его божественного огня.

– Нет, – возразил Авреем, покачав головой. – Вы ошибаетесь. Не знаю, как пистолет выстрелил, но это не имеет ко мне никакого отношения. Простая случайность, неожиданная удача.

– Тогда как ты объяснишь это? – спросил Тота Мю-32, указав за плечо Авреема.

Авреем обернулся и увидел убийцу в железной маске, который за считанные мгновения изрубил воинов-эльдар. Его телосложение вернулось к почти нормальному состоянию, но он всё ещё выглядел невероятно мускулистым и безумно мощным. На нём было чёрное облачение и пара серых роб, а также тяжёлые подбитые железом ботинки. Извивавшиеся серебряные цепы втянулись в бронзовые перчатки, и поэтому казалось, что руки заканчиваются тонкими когтями.

Красный Символ Механикус на лбу напоминал пылающий третий глаз и, заметив взгляд Авреема, человек обнажил мерцающие клыки.

– С вашего позволения, – прорычал он, склонив облачённую в металл голову.

– Что это? – спросил Авреем, ощущая смертельное чувство повышенной опасности, исходящее от биологической машины-убийцы.

– Аркофлагеллант, – ответил Тота Мю-32. – Твой аркофлагеллант.

Громкие гимны восхваления Омниссии в Его аспекте Дарующего Жизнь эхом разносились по храму-кузне магоса Тарентека, пока тяжёлые поршневые краны по выверенной медленной дуге поворачивали производственную колыбель из горизонтального положения в вертикальное. Фабрикатус ковчега лично перемещался по потолочным рельсам со скоростью, которая соответствовала подъёму производственной колыбели. Тарентек представлял собой интегрированную коллекцию монтажного оборудования, свисавших строительных манипуляторов, механического подъёмника и кабины, откуда его биологические компоненты могли наблюдать за работой многочисленных кузниц.

Добиться столь многого и за столь короткое время – не что иное, как чудо, и оглушительные гимны и каскады бинарного кода являлись благодарственными молитвами Богу Машине за удачное завершение работы фабрикатуса. На любом другом корабле, кроме Сперанцы это было бы невозможно, но Тарентек не просто достиг невозможного, а сделал это раньше срока.

Листы брезента упали с колыбели подобно парусам океанских судов, а под давлением воздуха отсоединили причальные тросы. Перевернули чаны с благословенными маслами и смазками, и крестильный дождь пролился на отремонтированные листы тяжёлой брони и воина, вернувшегося к прежней славе.

Едва результат великого технического подвига Тарентека явил себя, как военные рога титанов приветственно взвыли, заглушив толпы жрецов, последователей и магосов, которые помогли богу-машине легио Сириус вернуться из лап смерти.

“Амарок” и “Вилка” не могли стоять спокойно, “Псов войны” тянуло к собрату по стае.

И “Канис Ульфрика” тяжело шагнул с производственной колыбели, эхо от скрежета когтистой ноги вызвало ещё больше льстивых и приветственных криков. Эрикс Скамёльд вывел возрождённого и восстановленного “Разбойника”, серая, синяя и золотая броня ничем не отличалась от той, что была прежде.

Раны Лунной Сини полностью исцелились и новый окровавленный баннер свисал с капавшего маслом корпуса. Физическое напоминание об унижении стёрли, но психические последствия были далеки от исцеления и Скамёльд остановил “Канис Ульфрика”, изучая волчью маску титана лидера стаи.

“Лупа Капиталина” возвышалась над всеми, наблюдая, как тысячи адептов Культа Механикус копошатся у её ног. На краткий миг сенсорный призрак мелькнул в манифольде “Владыки войны”, слишком незначительный, чтобы его заметил кто-то кроме старших принцепсов, слабое био-эхо давно поверженного врага.

“Канис Ульфрика” отвёл ворчащую морду и опустил плечи, почувствовав эхо в манифольде. Взгляды “Разбойника” и “Владыки войны” встретились, и мгновение молчаливого единства промелькнуло между исключительными разумами, заключёнными внутри амниотических резервуаров.

“Канис Ульфрика” склонил голову в знак подчинения.

И только Зимнее Солнце знал, как неохотно он это сделал.

Изображения прокручивались по оптическим системам магоса Блейлока, застывшие мгновения истории, запечатлённые для потомков и будущих потенциальных отчётов о его жизни и свершениях. Века данных хранились в катушках экзо-памяти и десятилетия в схемах внутри черепа. Жизнь Блейлока состояла из одних успехов и верной службы, и он создаст и сохранит всеобъемлющий отчёт об экспедиции Котова для запросов, которые непременно последуют.

Он не испытывал ни малейшей личной неприязни к Лекселю Котову, но знал, что его организационные способности и навыки статистического анализа намного превосходят аналогичные умения архимагоса. Потеря трёх миров-кузниц была непростительной, и Блейлок с высокой степенью статистической уверенности знал, что, обладая ресурсами марсианских кузниц Котова, он сможет расширить власть Адептус Механикус в регионах космоса, которым ещё только предстоит полностью раскрыть свой потенциал.

Но это амбиции для будущего.

Сначала экспедицию необходимо дискредитировать и Блейлок полагал, что нашёл первое оружие.

Он бегло просматривал изображения, сделанные в каюте Робаута Сюркуфа: бессмысленные благодарности военной службы Ультрамара, патенты на офицерский чин Флота и эмблемы различных линейных кораблей. Изображения мелькали с импульсом мысли, записанные картинки быстро сменяли друг друга, как в детской анимационной тетрадке.

Наконец он нашёл изображение, которое искал, и то, что до сих пор было только подозрением, вызванным аномальным несоответствием данных в записях манифольда, превратилось в уверенность, когда он увеличил масштаб документа, висевшего над столом вольного торговца.

Каперское свидетельство с аккредитацией сегментума Пацификус и крылатым орлом командования сектора Бакка представляло собой сложный многомерный гололит с многочисленными глубокими слоями шифрования, которые практически невозможно было подделать.

Практически невозможно, но не полностью невозможно.

Инфокровоток Блейлока раздулся от того, что для жреца Механикус напоминало удовольствие.

Каперское свидетельство Сюркуфа было фальшивым.

Чёрные Храмовники склонили головы в молитве, шесть убитых горем воинов стояли на коленях в одном из немногочисленных храмов “Сперанцы”, посвящённых исключительно славе Императора. Все они сняли доспехи, голые спины космических десантников были иссечены кнутами и цепями с крючьями для умерщвления плоти. Густые сгустки липкой крови стекали по ободранной коже, и брат-сержант Танна знал, что никакой боли не хватит, чтобы искупить их поражение.

Реклюзиарх погиб, и никто из них не обнажил клинок в его защиту.

Чёрные Храмовники стали воинами без места, которое могли назвать своим домом, они лишились духовного лидера и всего, что связывало с прошлым и долгом. “Сперанца” – не их корабль, а её обитатели – не их люди. Шесть воинов – вот всё, что осталось от крестового похода Шрама, и Танна не мог не думать о том, что после со смерти Элия во Вратах Дантиума на них лежит проклятье.

Смерть чемпиона Императора стала невообразимой потерей для Чёрных Храмовников, и хотя Кул Гилад утверждал, что крестовый поход Шрама не является ни епитимьёй, ни наказанием было трудно с ним согласиться. Отрезанные от собратьев-крестоносцев и пойманные в ловушку на противоположной стороне галактики они оказались настолько одинокими, насколько это вообще возможно.

И всё же у них оставался шанс продолжить дело Великого крестового похода, шанс принести свет Императора тем, кто не познал благословенного знания о его существовании. Сержант пытался смягчить этой мыслью боль от гибели Кул Гилада, но для остальных рана была ещё слишком свежей и кровоточащей. Никакие его слова не излечат их разбитую гордость и оскорблённую честь.

Танна проклял свою ограниченность. Он был сержантом, лидером сражения, который знал, как следовать приказам и заставить окружающих исполнить их. Но что им остаётся, если некому отдать эти приказы и наполнить сердца огнём и кровью? Танна не был великим оратором, великим новатором тактики или философии.

Он был непоколебимым в бою, грозным бойцом и надёжным убийцей.

Он не был лидером, и остальные воины знали это.

Впервые после вступления в батальную роту Танна чувствовал себя совершенно одиноким.

Хотя он сражался и проливал кровь вместе с этими героическими воинами добрую половину двух веков, Танна понимал, что неразрывные узы доверия между ними разорваны. Варда сказал, что не осуждает его за приказ запустить “Барисан” и направить “Громовой ястреб” сквозь гравитационные штормы к “Сперанце”, но между двумя братьями появилась тонкая и расширяющаяся трещина.

И хотя Варда был обычным боевым братом, он также являлся чемпионом Императора их крестового похода, и это придавало ему статус, который никто не мог игнорировать несмотря ни на какое звание.

Танна громче запел молитвы, его грудь, плечи и спину покрывали раны позора, которые он нанёс себе. В одной руке он сжимал колючую цепь, а в другой боевой клинок. Они были влажными от его крови. Сержант обратился к воинам и их холодные взгляды причинили ему большую боль, чем любые увечья.

– Доверься Императору в час битвы, – произнёс он, возвращаясь к ритуальному катехизису.

– Доверь Ему свою защиту и приложи все свои силы к истреблению богомерзких Его врагов.

– Пусть моря станут багровыми от крови убитых нами.

Танна нарушил традицию и произнёс последнюю фразу боевой клятвы вместе с остальными.

– Сокруши их мечты и надежды. И обрати все их песни в стоны по погибшим и предсмертные крики.

Повелители Марса

Не переведено.

Боги Марса

Не переведено.

Уязвимость нулевого дня

Небо над кратером Бужье, замаранное следами войн тысячелетней давности, подернутое ядовитой дымкой и словно затуманенное тоской, напомнило Гидраку о дне, когда он осознал, что ненавидит Марс.

Ветер гнал пыльную бурю, насыщенную тоннами загрязненного марсианского шлака, волнами вздымающегося над дальней стороной кольцевого вала. Не позже, чем через час, металлические чешуйки опустятся в чашу кратера Бужье сухим, удушливым покровом.

Разумеется, у команды Гидрака имелись средства защиты, но ничто не могло с полной уверенностью предохранить их от коварной марсианской пыли. Хотя они с Авророй[1]1
  Герои названы автором в честь знаменитых вирусов-троянцев Hydraq и Aurora.


[Закрыть] и облачились в талларнские пустынные комбинезоны и куфии песочного цвета, в последующие недели им придется вытаскивать из кожи друг друга острые частички металла.

Гидрак, стоявший на гребне вала из выброшенного грунта, поднес руку к оправе поляризационных очков, настраивая мультиспектральный обзор в попытке проникнуть взглядом за стену надвигающейся бури. Впрочем, он понимал, что это бессмысленное занятие – кузня Басири, мощный комплекс производственных зданий, никогда не прекращала работу, упорно разоряя окружающий ландшафт.

Конечно, всё, что сейчас видел Гидрак, представляло собой мутный, вишнево-красный ореол, светящийся на внутренней стороне очков. Триста километров пустоши, покрытой воронками, отделяло его от могучей кузни магоса Альхазена[2]2
  Альхазен (в русской транскрипции ибн аль-Хайса́м) – арабский учёный-универсал: математик, механик, физик и астроном X–XI вв.


[Закрыть], но, проведя немало времени за изучением пиктов, предоставленных Энариком (и уделив намного больше внимания детальным планам, которые Симокатта[3]3
  Феофилакт Симокатта – византийский писатель и историк, живший в начале VII века.


[Закрыть] раздобыл в глубочайших слоях ноосферы), адепт не мог не воссоздавать в воображении жемчужные и нефритовые минареты, золотые башни и геодезические купола мануфакториумов Басири[4]4
  Последние годы жизни Альхазен провел в Басре (современный Ирак).


[Закрыть].

Там, за стеной бури, в этом центре военной промышленности, днем и ночью трудились миллионы техножрецов, сервиторов и законтрактованных рабов, создавая бронетехнику Астра Милитарум и машины Легио Титаникус.

Не без труда преодолев крутой спуск с гребня, Гидрак направился по неровному дну воронки к временному лагерю. Его дыхание звучало затрудненно, и в этом стоило винить долгие часы, проведенные в подключении к когитатору, перебор со стимуляцией желез, нехватку сна и слишком серьезное нервное напряжение.

Гидрак знал, что он не в лучшей форме. Конечно, для адепта не составило бы труда воспользоваться своими навыками и заполучить достаточно средств для анатомических улучшений, перестраивающих тело, дюжины благодетельных омолаживающих процедур или операции, способной покончить с его стим-зависимостью.

Но Гидрак ничего не менял в себе, поскольку ему нравились мелкие напоминания о собственной человечности и постепенные изменения, говорящие о том, что жизнь конечна и стоит наслаждаться ею, пока есть время.

Помедлив, адепт осмотрел верхние отроги кратера, переключив визор на обнаружение человеческих невральных контуров. Никого не было видно, но Гидрак по-прежнему держал ладонь на обрезиненной рукояти плазменного пистолета типа «Ярость». На этом задании оружие не требовалось, но в пустошах между кузнями всегда существовала возможность встречи с какими-нибудь недружелюбными типами, а размер их лагеря вполне мог привлечь нежелательное внимание.

Издали он ничем не отличался от тысяч других мест раскопок археотека, разбросанных по поверхности Марса, но вблизи картина полностью менялась.

Сборные жилые фургоны располагались ёлочкой под бьющимися на ветру хамелеолиновыми тентами, переливающимися неровным смешением красного, охряного и темно-коричневого цветов. От внимательного орбитального сканирования они защитить не могли, но успешно поддерживали иллюзию того, что лагерь принадлежит обычному клану кочующих техно-мусарей.

Три фургона действительно представляли собой простые, грубые, но эффективные убежища для сплоченной семейной группы – в них команда Гидрака держала сервиторов. Четвертый же, предоставленный им магосом Энариком на время этого задания, на самом деле являлся герметично закрытым модулем нейрохирургии, в котором ждали своего часа специалисты-хирургеоны. Пришлось серьезно поработать над его внешним видом, чтобы соблюсти маскировку.

Зарытые в грунт генераторы обеспечивали энергией покачивающиеся гирлянды люменов в ветрозащитных фонарях, протянутые между убежищами, и древние землеройные машины располагались в двух импровизированных укрытиях, высеченных в скале.

В третьем убежище скрывалось транспортное средство, более быстрое и продвинутое, чем мог позволить себе любой из копающихся в грязи техно-мусарских кланов, но его сохраняли от обнаружения по-настоящему замысловатые технологии.

Гидрак брел вдоль траншей, вырытых сервиторами этим утром. Границы земляных работ отмечались рядами ячеистых проволочных сеток, и на ветру трепетали сигнальные флажки, указывающие на перспективные направления раскопок. Их ставили случайным образом, но и при наблюдении вблизи должна была сохраняться видимость поисков археотека.

Спустившись по раздвижной лестнице в самую глубокую траншею, Гидрак проследовал по её склону к висячему квадрату брезента, скрывающему вырезанный в скале проход. Герметично закрытый воздушный шлюз предохранял укрытие от худших воздействий окружающей среды, и к моменту, когда адепт наконец вошел в подземный бункер, его кожа саднила после ультразвуковой очистки от пыли и дезактивации.

Внутри его ждали холодные и стерильные металлические стены неокрашенного коридора, проходящего через всё убежище. По левой стороне располагались четыре одинаковых помещения. Расстегнув ремень с плазменным пистолетом, Гидрак размотал куфию, снял очки и повесил всё у главного входа.

Проведя руками по небритому лицу и сквозь редеющую шевелюру, адепт поднес ладони к глазам. На коже поблескивали богатые кремнием крупинки.

– Проклятый песок.

Вытерев руки о бедра, он прошел в первое из помещений бункера. Под отвернутыми в сторону напольными пластинами открывалось недавно вырытое углубление и проржавевшая оплетка инфо-желоба трехметрового диаметра, уходящего глубоко в марсианскую кору.

Округлые верхние оболочки желоба были аккуратно удалены плазменным резаком, и двое инфоцитов сейчас лежали вдоль гигантской трубы, погрузив свои напоминающие шупальца руки в переплетения проводов внутри неё.

– Добились полного соединения? – спросил Гидрак.

Один из инфоцитов повернул голову, и в его аугментических глазах адепт заметил бегущие полосы статических помех. Кажется, его звали Хиво, но Гидрак не был в этом уверен.

– Ещё нет. Скоро.

– Поторапливайтесь, время поджимает.

– Адепт Гидрак, здесь…

– Я уже говорил вам, не называйте меня так, – огрызнулся Гидрак.

– Корректирую. Как пожелаете. В этом желобе располагаются десятки тысяч возможных подключений, и большинство идентификаторов невозможно считать. Со времени прокладки канала прошли тысячи лет, и уровень износа делает поставленную задачу невероятно сложной.

– Учитывая, сколько я вам плачу, мне совсем не хочется слышать фразы вроде «невероятно сложный», – ответил адепт.

Инфоциты вернулись к работе, и он оставил их в покое.

Гидрак не стал заходить во второе помещение, где размещались полдюжины добытчиков данных, напрямую подключенных к ноосферической сети через одноразовые считыватели со стертыми идент-кодами. Они обрабатывали неимоверный объем информации, текущей в пределах четырехугольника[5]5
  Четырехугольники – единицы административного-территориального деления Марса (по Макниллу). Происходят от 30 прямоугольных карт поверхности Красной планеты, сделанных НАСА.


[Закрыть] Сабейского залива, отыскивая любые признаки обнаружения того, чем занимается команда адепта, и того, что она собирается сделать.

Последние два помещения, изначально совершенно одинаковые, теперь ни в чем не походили друг на друга, и именно в них шла настоящая работа.

Обстановка в первой из этих комнат, выбранной Гидраком для себя, выглядела почти спартанской. Кроме разборной койки на стальном каркасе, сдвинутой в дальний угол, из мебели здесь находился лишь стоящее в центре помещения гравикресло, снятое адептом с челнока типа «Аквила». Рядом с ним располагалась массивная консоль из отполированной бронзы, загрузочный когитатор, оснащенный множеством несанкционированных подпольных улучшений. Внутренние модификации такого рода в свое время принесли молодому тогда адепту всевозможные проблемы.

Машина ждала Гидрака, но он не был готов к подключению.

В последней комнате адепт нашел худого, как скелет, Симокатту, который уже занял рабочее место, полулежа на сетчатой металлической каталке. Его тело окружали ряды гудящих машин, контролирующих сложную систему булькающих трубок, введенных в шею, голову и позвоночник.

В отличие от аскетичного помещения Гидрака, по этой комнате нельзя и шагу было ступить, не наткнувшись на талисман с символом Механикус, свисающий со стены благочестивый текст или использованный пакет для капельницы. Как Симокатта умудрялся работать в такой обстановке, оставалось тайной, но несравненное мастерство позволяло ему возлагать заботы о гигиене на плечи других.

Они оба принадлежали к числу наёмных штекеров, вольных адептов, специализирующихся на взломе храмовых систем безопасности кузен, выкачивании информации, помощи перебежчикам и неприкрытых похищениях.

Текущее задание включало в себя всё вышеперечисленное.

Впервые Гидрак встретился лицом к лицу с магосом Энариком пять месяцев тому назад, изображая участника Конклав Фратерис, проводившегося на склонах гор Фарсида. Их общение, впрочем, началось годом ранее и велось при помощи до смешного простых обезличенных уведомлений и с использованием закодированных вокс-воров, менявших маршруты сообщений так, словно те исходили из все новых и новых источников.

Энарик считал, что ведет себя очень осторожно, но любой более-менее компетентный добытчик информации мог бы отследить его за несколько минут.

К счастью, Гидрак взломал коммы магоса, как только получил от него первое послание, благодаря чему все последующие переговоры удалось сохранить в тайне.

Их тайное рандеву состоялось, после долгой подготовки, во время перерыва в работе конклава, на котором Гидрак играл роль экзекутора-фециала малоизвестного Легио с окраинного мира-кузницы, ищущего торговых партнеров на Марсе. Подтверждая объявленный статус, он заключил контракты с множеством кузен Механикус, на что не имел совершенно никакого права. С тех пор Гидрак каждый раз улыбался, представляя себе удивление планетарного губернатора захолустного мирка, на орбите которого появится флот марсианских грузовых кораблей, с трюмами, доверху заставленными вооружениями и бронетехникой.

Оставаясь под личиной экзекутора-фециала, он, вместе с Авророй, изображавшей его вооруженного жизнехранителя, явился на Аскрийскую гору. Встреча с магосом Энариком прошла в грандиозной галерее из хрусталя и бронзы, на северо-западной стороне гигантского щитового вулкана.

Стены из поляризующего материала отфильтровывали худшие следы атмосферного загрязнения, предлагая невиданно прекрасный обзор на равнины Фарсиды. Возвышающаяся в своем могуществе гора Олимп лежала в тысяче километров к западу, а в северном направлении, гораздо ближе к ним, располагалось печально знаменитое поле сражения за Мондус Оккулюм.

Намного ниже по склону вулкана высились боевые машины Легио Темпестус, и среди наслаждающихся видами зрителей можно было опознать по форменной одежде немало членов экипажей титанов. Гидрак надеялся, что никто из них не завяжет с ним профессиональный разговор. Пусть ему и удавалось обмануть магосов, выдавая себя за представителя легиона, доверчивость настоящих принцепсов и модератусов вызывала у «экзекутора-фециала» серьезные сомнения.

– Энарик пришел рано, – заметила Аврора.

Гидрак уже заметил магоса, шагавшего по обшитому металлом полу с видом человека, который спешит на совершенно секретную встречу. Они представились, изображая, что совершенно случайно натолкнулись на него в толпе. В Энарике, выглядевшем, как типичный механикум – то есть фантастический гибрид, почти лишенный плоти – все же осталось достаточно человечности, чтобы испытывать нескрываемый страх.

Не опознав их, магос попытался проскочить мимо, и какая-то часть Гидрака хотела позволить ему уйти. Тем не менее, адепт удержал Энарика, изящно вплетая в разговор обусловленные кодовые фразы, пока одна из них наконец не сработала.

Озарение магоса выглядело почти комично, и Аврора, схватив его за руку, практически оттащила заговорщика к дымчатому стеклу, за которым лежали равнины Фарсиды.

– Успокойтесь, магос, – сказал Гидрак. – Вы привлекаете внимание, а это плохо. У вас есть задание, требующее определенных навыков, верно? В таком случае, нам есть что обсудить. Если же нет, то моя компаньонка и я немедленно уйдем отсюда и вы больше никогда о нас не услышите. Подтвердите одним кивком, что поняли меня.

Энарик кивнул.

– Отлично, – произнес Гидрак, протягивая магосу руку и награждая его самой обаятельной из своих улыбок. – Теперь улыбайтесь, кивайте и говорите так, словно мы обсуждаем весьма выгодное торговое соглашение. И объясняйте в это время, чего вы желаете от нас.

– Здесь? Сейчас? – переспросил Энарик, вновь начиная паниковать. – Тут сам воздух напичкан подслушивающими устройствами.

– Ничего такого, что мне не по зубам, – ответила Аврора, постучав пальцем по правому уху, в котором скрывался вокс-расщепитель. – Будьте уверены, никто не слышит именно того, о чем мы говорим сейчас.

– Говорите, – повторил Гидрак, – и будьте лаконичны.

К чести Энарика, тот быстро приспособился и язвительно изложил историю архимагоса Альхазена из Сабейского залива, кузня которого располагалась в кратере Скиапарелли. Этот механикум, близкий союзник генерал-фабрикатора, за последнее десятилетие добился невиданных успехов в поисках утраченных техноколдовских знаний Марса.

Среди них встречались хранилища потерянных технологий, фрагменты стандартных шаблонных конструкций и объекты, относившиеся, по слухам, к эпохе Объединительных войн и более давним временам. Технотеократы провозглашали, что Альхазен благословлен самим Омниссией, и их восхваления подтверждались все новыми и новыми бесценными секретами, извлекаемыми из-под красных песков.

Вслушиваясь в едкую декламацию магоса, Гидрак понял, что Энарик обожает звук собственного голоса и благородно позволяет окружающим купаться в сиянии собственного разума.

Разумеется, адепт предварительно кое-что разузнал и смотрел на происходящее критически.

Гидраку было известно, что талант Энарика не может сравниться с уровнем его амбиций, как и то, что магос почти израсходовал собственные ресурсы и утратил расположение коллег-магосов, пускаясь в многочисленные авантюры. Ни одна из попыток Энарика продвинуться в иерархии Марсианского Синода не принесла плодов, что и заставило его искать помощи на стороне.

– Вы слышали о FM-2030[6]6
  FM-2030 – псевдоним писателя-фантаста Ферейдуна М. Эсфендиари, футуролога и философа, один из основателей трансгуманистического движения. В нашей реальности FM-2030 скончался в 2000 году.


[Закрыть]? – спросил магос.

Гидрак был в курсе, но промолчал, зная, что Энарик разовьет мысль.

– О нем говорят, как об одном из первых трансгуманистов, жившем во времена, предшествовавшие зарождению Культа Механикус, вознесшемся над ограничениями плоти. Один из ранних Двоичных Апостолов и отец-основатель нашей планеты, он перенес немало Первых Технологий с Терры на Марс. Утверждают, что существует карта, на которой отмечено точное местоположение его первых протокузниц, забытых хранилищ тех самых технологий, что помогли основать наш мир. Её называют «Картография 20–30».

– Позвольте предположить, – произнес Гидрак, – вы считаете, что Альхазен завладел картой?

– Да, – ответил Энарик, алчно сверкнув оптическими имплантатами. – И я хочу, чтобы вы принесли её мне.

Гидрак услышал шорох шагов за спиной – лишь потому, что она этого хотела.

– Наверху всё чисто? – спросила Аврора.

– Я почти уверен, что ты и так знаешь ответ.

– Почти?

– Хорошо, абсолютно уверен.

– Ты не ошибся, я знаю, – сказала она.

– И зачем тогда спрашивать?

– Мне нравится слушать, как ты говоришь обо всем, словно командуешь здесь.

– Но я действительно здесь командую, – возразил Гидрак.

Аврора улыбнулась, и он простил её, как прощал всегда. Затем адепт кивнул в сторону расслабленно лежащего Симокатты, не удержавшись от гримасы при взгляде на его истощённое тело.

– Дуку[7]7
  Дуку – см. прим.1


[Закрыть] ещё не клюнул? – спросил Гидрак.

– Ещё нет, – ответила Аврора четким голосом, совершенно лишенным акцента. Ему доводилось слышать, как она воспроизводит речь жительницы терранского улья, юпитерианской докерши и аристократки с Бакки. Гидрак не знал точно, как звучит истинный голос Авроры, а сама она утверждала, что не помнит этого. Неужели жизнь, проведенная в тренировках среди ассасинок-техножриц Кидонийского сестринства, просто стерла его?