Текст книги "Оленин, машину! 2 (СИ)"

Автор книги: Дарья Десса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 29

– Ваше благородие! – рядом прозвучал молодой голос, запыхавшийся.

Я повернул голову и тут же инстинктивно присел, услышав свист приближающегося снаряда. «Если слышишь, как летит, – не твой», – вспомнилась поговорка. Но та мина, которая меня угробила в лесопосадке, не дав дожить четверти XXI века, – я же запомнил, как она шуршала в воздухе, пока летела. Выходит, народная мудрость не такая уж и мудрая.

Невдалеке бухнул взрыв, до меня долетели комья земли, за тарабанили по фуражке и плечам, заставив крепко закрыть глаза и рот, ощущая носом едкий запах сгоревшего пороха. «Не наш, вражеский», – констатировал мозг. Когда земляной дождь окончился, я посмотрел вперёд. Напротив, в окопе, на корточках, повторяя мою позу, сидел молодой солдат. Весь сжался, бедолага, в маленький комочек. На нём белая, – вернее, была когда-то, – рубаха, чёрные штаны, сапоги, в руках винтовка, которую он прижал к себе, как мать родную.

– Рядовой, – позвал я негромко, обратив внимание на погоны. – Чего хотел-то?

Боец, – им оказался молоденький, лет 18–19 парнишка, чьё лицо ещё и бритвы никогда не знавало, – хотел было вскочить и вытянуться во фрунт, но мне удалось ухватить его за рукав и дёрнуть вниз:

– Куда, балбес! Подстрелят!

– Виноват, ваше благородие! – вылупился на меня светло-голубыми глазами.

– Так чего хотел, воин? – спросил я, по-прежнему пытаясь понять, как здесь оказался. А где это – здесь? То, что на войне, понятно – иначе бы снаряд не прилетел, обдав землёй и осыпав осколками. Да ещё стрельба вокруг слышна. Но непривычная. Нет автоматных очередей. Винтовочные, пистолетные слышу. Редко где-то пулемёт протарахтит. Никаких тебе самолётов и прочих признаков современности.

Форма на рядовом странная. Белый верх, чёрный низ. Кажется, в Первую мировую у пехоты уже другая была, грязно-зелёного цвета. Или путаю чего?

– Ваше благородие, господин полковник приказали передать, что вашему батальону следует отступить на высоту 1245, – сказал боец.

– Это где такая? – спросил я, понимая, что сидящий напротив рядовой может этого и не знать.

– Да вон там, – махнул он рукой направо. – Позиции вашего батальона, ваше благородие, аккурат на северном склоне.

Воин посмотрел на меня как-то странно. Так взирают на умалишённого или на того, кого в подобном подозревают. Пришлось, во избежание недоразумений, сделать вид, что я неожиданно вспомнил, о чём речь.

– Ах, ну конечно, – и улыбнулся, чтобы доказать свою вменяемость. – Видать, контузило немного.

Рядовой растянул рот в широкой улыбке. Я отпустил глаза и только теперь заметил, что держу в руках катану. Память мгновенно, яркой вспышкой, напомнила, как всё было: вот я собрался отправиться по тылам американского отряда, но прежде решил проверить, в порядке ли японский меч, взял его… Получается, как и в прошлый раз, я оказался на одной из позиций в окрестностях Порт-Артура, где гарнизон отбивает японские штурмы?

– Спасибо, братец, – сказал я солдату. – Ты можешь возвращаться. Передай господину полковнику, что приказ будет выполнен незамедлительно.

– Есть! – ответил рядовой и, низко пригибаясь, побежал по окопу.

Я зажмурил глаза и резко, до щелчка, задвинул меч в обратно в ножны.

Когда снова посмотрел перед собой, опять оказался внутри опорного пункта, который мы соорудили, чтобы отбиваться от американского десанта. Выдохнул облегчённо. Осмотрелся: надеюсь, никто не видел, как я пребывал в прошлом? Мне очень бы интересно понять, отчего это происходит. Как связаны прикосновения к катане и погружение в 1904-й год, а ещё почему я оказываюсь в теле русского офицера, капитана и командира батальона?

Ладно, все вопросы потом. На ум приходит мысль, что в бозе почивший (моими стараниями, разумеется) лейтенант японской армии Сигэру Хаяши был прав, когда говорил, что мастер Мицуо общался с духами, когда создавал эту катану. Не просто ковал из разных сортов металла, превращая в крепкую сталь, а именно – имел связь с потусторонними силами.

Хрень ведь, да? Ну какие ещё мистические вещи в XX веке? В следующем – тем более. Там все будут увлечены возможностями нейросетей, а не магами, шаманами и прочими шарлатанами. Их преданные поклонники останутся разве среди поклонников телепередачи «Битва экстрасенсов». Головы бы им пролечить у психотерапевтов. Всё так, всё так. Но вот взял Владимир Парфёнов, да и ожил в теле старшины Алексея Оленина. Взял в руки катану мастера Мицуо, да и оказался – второй раз, между прочим! – на русско-японской войне 1904 года.

Такое бывает вообще?

Я помотал головой. Всё, хватит рассуждать. Жопу в горсть и пошли воевать. Американские десантники сами себя не истребят. Внимательно осмотревшись и убедившись в отсутствии угрозы, я пополз в тайгу.

Пробирался осторожно, пригибаясь как можно ниже и прислушиваясь к каждому шороху. Вокруг стояла привычная тишина тайги, нарушаемая лишь редким потрескиванием веток да шелестом ветра в кронах. Но чем дальше уходил от нашего опорного пункта, тем больше напрягало ощущение чужого присутствия. Американцы где-то рядом. Я замедлил шаг, каждый раз замирая после пары шагов и прислушиваясь. Не хватало ещё, чтобы у них нашёлся какой-нибудь умник, который обнаружил меня прежде, чем успею среагировать.

Наконец, повезло: заметил движение. Сквозь заросли мелькнули силуэты американцев. Устраиваются на привал. Лагерь разбили в километре к юго-западу от места крушения самолёта. Всё правильно: раны перевязать, боезапас пополнить. Придут в себя и снова попрут на нас. А там, не считая меня, осталось три бойца.

«Их оставалось только трое на безымянной высоте…» – вспомнились слова песни. Хорошая. Сильная. За душу берёт так, что до слёз.

«Чёрт, Лёха, не расслабляться!» – приказал себе.

Осторожно подобрался ближе, чтобы разглядеть. Палаток не ставили, всё по-быстрому: несколько человек рассредоточились вокруг костра, другие охраняли периметр. Автоматчики. В руках – «Томпсоны». Вид усталый, тревожный. Ясный перец: чуют, что вляпались по самое не балуй.

В голове вдруг начинает играть песня:

– Зацветает краснотал, краснотал, краснотал. Я тебя напрасно ждал, всё вздыхал, всё страдал…

Улыбаюсь. ВИА «Пламя» тут совсем ни к месту. А ещё вдруг хочется пива. «Жигулёвского». Ледяного. С сушёной воблой. Жирной, и чтобы непременно икряной. Аж скулы сводит.

– Да, Лёха, – говорю сам себе. – Ностальгия – сильная вещь. Но пора бы вернуться в реальность.

Спустя минут двадцать наблюдения за десантниками я заметил, как от костра поднялись трое. Переговорили между собой, накинули рюкзаки и двинулись в мою сторону. Патруль или разведка. Три высоких крепких бойца, вооружённые до зубов. Выходят на тропу, двигаются размеренно и уверенно. Заползаю поглубже в кусты, чтобы не быть замеченным. Жду, пока пройдут мимо и устремляюсь следом. Я не Бадма Жигжитов, но тоже умею двигаться по лесу незаметно. Наш инструктор в Рязанском училище недаром однажды похвалил за умение маскироваться и бесшумно двигаться. Пригодилось потом, и не раз.

Пока иду за американцами, думаю о том, что это – идеальный момент. Нужно перехватить их по-тихому, не подняв тревоги. С троими-то наверняка справлюсь. Притом так быстро, что сами не заметят, не говоря уже про остальных.

Я начал плавно отходить в сторону, выбирая место для засады. Не нужно сражаться со всеми сразу. Убрать эту группу, и пусть остальные ломают головы, куда они пропали. Вскоре нашёл подходящее место: пара больших валунов и густая высокая разлапистая ель. Затаился за стволом, прижавшись к земле.

Шаги приближались. Десантники двигались без спешки, но слишком расслабленными их не назовёшь. Опытные бойцы, глаза насторожённые. Один всё время осматривается по сторонам, крутит головой, как фонарь маяка. Второй держал оружие наготове, палец на спусковом крючке. Заметно, что нервничает. Может, для него это впервой. Третий шёл чуть позади, казалось, погружённый в свои мысли.

«Только бы не заметили раньше времени», – подумал я и выждал момент, когда они оказались почти вплотную. Взрывная атака. Рывок вперёд. Катана блеснула в руках, будто оживая. Первый даже не успел понять, что произошло, как мой клинок рассёк воздух, беззвучно и точно. Удар пришёлся под подбородок. Его глаза остекленели, тело пошатнулось и рухнуло на землю. Даже вякнуть не успел. Второй обернулся, но я уже был рядом. Резкий удар ногой по колену, чтобы лишить равновесия. Короткий выпад катаной – лезвие вошло в шею точно под кадык. Ни крика, ни выстрела. Всё чисто и быстро.

Третий успел развернуться и вскинуть автомат. На мгновение наши взгляды встретились. Молодой, не старше двадцати пяти, с растерянным выражением лица. Он понял, что проиграл. А ещё по его взгляду я понял: парень страшно, до дрожи, хочет жить. Может, где-нибудь в Алабаме ждёт его на ферме девушка по имени Джеки, и каждый день выходит на веранду, чтобы проверить: не едет ли почтовая машина?

– Бросай оружие, – коротко приказал я на английском, вскидывая клинок. – Будешь жить.

Он медлил. Рука дрогнула, но автомат всё ещё был направлен на меня. Я шагнул ближе.

– Выстрелишь, твой труп останется здесь навсегда. Сдашься, – получишь шанс выжить. Решай.

Автомат опустился. Парень осторожно положил его на землю, поднял руки.

– Кто вы такой, сэр? – спросил он хрипло. – Русский?

– Офицер СМЕРШ, – соврал я спокойно. – Вы, ребята, забрели не туда.

– Мы просто выполняем приказ.

– Слышал об этом от солдат СС. Слышал о них?

– Грёбаные нацисты.

– Верно. Вы для нас здесь, как они.

На лице бойца появилось удивлённое выражение. А, ну конечно. Им же внушили, что в любой точке мира американская армия несёт демократию и истинные ценности.

– Вы крепко ошиблись. Ваша операция обречена.

Парень молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Я видел страх в его глазах. Возможно, понимал, что выбрался далеко за пределы зоны поддержки.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Джек. Джек Картер.

– Ладно, Джек. Вопросы сейчас буду задавать я. Ответишь – останешься жить. Если нет… Ну, ты понял.

Он кивнул.

– Сколько вас осталось? – глухо спросил я, глядя прямо в глаза пленному.

– Двадцать восемь, – Джек сглотнул. – Семеро ранены.

– Насколько серьёзно?

– Четверо не доживут до утра. – Он отвёл взгляд. – У остальных тоже не лучшая перспектива, если не вытащим их к своим.

– Радист?

– Погиб. Рация разбита. – В голосе прозвучала сдержанная ярость, но больше – усталость. – Без связи мы слепы и глухи.

Я кивнул, будто подтверждая свои мысли. Значит, Бадма сделал всё правильно.

– И что ваш командир решил дальше?

– Приказал продолжать атаку. – Джек выдохнул, потёр лицо ладонью. – Задача – захватить объект любой ценой.

– Знаешь, какой объект?

Американец снова поднял на меня взгляд. Секунду колебался, затем тихо сказал:

– Какой-то груз.

Конечно. Станут им говорить. Простые исполнители. Расходный материал. Но теперь пошли ва-банк. Ни рации, ни тыла, ни шансов на подкрепление. Зато есть приказ, который будут выполнять до конца. Ну, коли так… Я сделал едва заметное движение, и сталь катаны вонзилась аккурат в сердце американца. Он смотрел на меня изумлённо, не понимая, как это могло случиться, а потом закрыл глаза и медленно осел под сосну.

– Вы сделали свой выбор, – прошептал я и пошёл снова к лагерю десантников. Нужно разобраться с остальными.

Глава 30

Я отошёл пару сотен метров в сторону, прислушался. Тайга окутала меня холодной тишиной, но эта тишина была обманчивой. За каждым деревом мог прятаться враг, готовый сорваться с места и напасть. Хорошо, если американцы отправили сюда всего один десантный отряд. А если два или три? Правда, это очень большой риск, поскольку недалеко отсюда идут бои, передвигаются крупные соединения нашей армии, продолжая развивать наступление.

Но кто не рискует, тот не получает обратно атомную бомбу. Она – очень большая ставка в этой смертельной игре. Огромный куш, и пиндосы будут волосы рвать на причинных местах, если прошляпят её. Так один отряд или несколько? Жаль, спросить не у кого. Те, кого я отправил на тот свет, слишком маленькие фигуры в этой большой игре, чтобы быть посвящёнными в секреты такого уровня.

Правда, есть у меня одна мысль, и она, как ни странно, взялась из голливудского боевика «Крепкий орешек – 2». Есть там сцена, когда на борьбу с захватившими аэропорт террористами отправляют всего одно отделение спецназа, гордо именуя его взводом. Когда главный герой спрашивает, почему так мало прислали людей, их командир коротко ворчит: «Один кризис – один взвод».

Уж не из прошлого ли появилась эта фраза? Будь я на месте американцев, отправил бы сюда целый воздушно-десантный полк, а они же привыкли действовать нахрапом. Считают себя самыми крутыми в мире. Это рассуждение успокоило. Ну разумеется! Нет никакого второго отряда и быть не может. Одним поручено, и точка.

Передохнув, я двинулся дальше. Теперь задача была – нанести противнику как можно больший урон. Шёл бесшумно, стараясь использовать каждую тень, каждый укромный уголок. Добравшись до небольшой возвышенности, остановился и внимательно осмотрел окрестности. Итак, лагерь американцев на небольшой поляне среди густого леса. Палатки, укрытия из веток и брезента – всё свидетельствовало о временном характере стоянки. Они не собирались здесь задерживаться надолго. Значит, командир спешил выполнить приказ. По поляне бродили часовые, трое бойцов что-то обсуждали. Остальные, видимо, отдыхали.

Я присел за толстым стволом сосны и задумался. Нападать на лагерь лоб в лоб было самоубийством. Но можно нанести урон с разных сторон, посеять панику и заставить их чувствовать себя загнанными в ловушку. В такой ситуации они потеряют время, нервы, а главное – людей. Прислушался. Шум приближающихся шагов заставил напрячься. Из лагеря выдвинулась группа из пяти бойцов. Видимо, решили проверить, куда подевались трое предыдущих. «С миром упокоились», – отвечаю на немой вопрос.

Я прижался к земле и выжидал. Пять фигур прошли мимо меня на расстоянии метров двадцати, даже не догадываясь о моём присутствии. Когда они углубились в лес, встал и пошёл за ними. Важно было не просто уничтожить эту группу, а сделать это быстро и бесшумно. Задача была ясна: напасть внезапно, оставить как можно меньше шансов на ответные действия.

Я выбрал подходящий момент и ускорился. Первого из них настиг мгновенно. Короткий молниеносный рывок – и катана скользнула по горлу врага, перерезав трахею. Он не успел ни вскрикнуть, ни выстрелить. Второй обернулся на звук и потянулся к оружию, но я был быстрее. Враг попытался ударить прикладом, но я ушёл в сторону, ударил в солнечное сплетение, вышибая воздух из груди, а затем добил ударом катаны в сердце.

Трое других услышали шум. Развернулись, бросились в стороны и открыли по мне автоматный огонь. Из охотника я мгновенно превратился в дичь. Причём ситуация оказалась паршивой: спереди враги, сзади целый взвод противника, притом они тоже всё поняли, послышался топот бегущих людей. Мне оставалось одно: прорываться вперёд. Рыская из стороны в сторону и используя в качестве укрытий всё, что окажется на пути, я резко приблизился к стрелявшим. Оказался прямо в центре, перед лицом рыжего здоровяка. Он, когда затвор автомата сухо щёлкнул, показывая отсутствие патронов в магазине, отшвырнул его от себя и потянулся к висящему на поясе пистолету. Я был быстрее. Рванул прямо навстречу, выставив катану перед собой, и нанизал пиндоса на меч, как на шампур.

Здоровяк захрипел, выпучив зелёные глаза. Слева я заметил движение, и развернул рыжего спиной в ту сторону. Вовремя: прибежавший на помощь вскинул Томпсон и дал очередь. Она вонзилась в тело бойца, превращённого мной в щит. Поражённый тем, что натворил, стрелявший опустил автомат и уставился на рыжего, который с хрипом повалился на землю, стоило мне его отпустить.

Я рванул к стрелявшему, и мне нужно было преодолеть всего пять шагов, как он пришёл в себя и вскинул оружие. Короткая очередь прошла в сантиметре от моего бедра, – со стороны я казался, вероятно, чокнутым кенгуру, который прыгает не вперёд, а по диагонали. В следующее мгновение я рубанул катаной по горлу американца и кубарем полетел на землю, уходя в сторону: третий тут же начал стрелять.

Он оказался морально устойчивее второго, который погиб из-за того, что замешкался, видя, как расстрелял своего же. Конечно, он мог видеть торчащее лезвие катаны из спины сослуживца и понять, что тому всё равно уже конец. Но всё-таки смотреть, как выпущенные тобой пули кромсают своего же… Третьему на это было наплевать. Он разозлился потерей товарищей и потому поливал всё вокруг, не жалея патронов.

Я не стал к нему приближаться. Прыгая, как чокнутый заяц, умчался в тайгу. Преследовать меня американец предусмотрительно не стал. Понял: себе дороже выйдет. Потому дождался своих, а уж что они там дальше решали, не знаю: я решил вернуться к нашему опорному пункту. Силы были на исходе. Всё-таки пятерых уделал, и хоть желалось бы нанести врагу урон посильнее, но увы. Теперь главное было продержаться до прихода подкрепления.

Когда добрался до своих, они меня встретили радостно.

– Живой! Вернулся! – похлопал Добролюбов по плечу. – Докладывай, как успехи?

– Пятерых успокоил навсегда, – ответил я. – Хотел бы ещё, но они сменили тактику. После моих вылазок больше группами ходить не будут. Только все вместе. Я не настолько отчаянный, чтобы с целым взводом воевать.

Добролюбов и Черненко покивали.

В таёжной тишине гулко прозвучал одинокий выстрел.

Мы прислушались. Прошла ещё пара минут, бухнуло опять.

Стало понятно: это наш Бадма старается. Забрался подальше от опорника, вероятно даже в тыл противника зашёл и открыл на него охоту. Поскольку ни одной пули Жигжитов даром не выпускает, можно было посчитать: у американцев ещё минус двое. Ан нет, уже трое… Мы сидели и ждали очередного выстрела.

Как и я, Бадма уложил пятерых. Но потом что-то пошло не так. Метрах в ста от опорника вспыхнула яростная стрельба. Били американские автоматы и пулемёт. Грохнула граната, вторая. Потом всё внезапно стихло. Мы внимательно смотрели в ту сторону, откуда раздавались звуки.

Стало непривычно тихо. По себе знаю: когда ты на войне, нет ничего хуже тишины. Когда засыпаешь в блиндаже, уставший за день так, что рук и ног не ощущаешь, и где-то привычно бухает, то эти звуки для тебя, как колыбельная. Помню, однажды вернулись, нас отвели в тыл на переформирование. Я завалился спать, но долго ворочался, никак не мог привыкнуть к оглушающей тишине.

Вот и теперь. Слишком тихо. Но вскоре послышался шорох, и мы заметили, как кто-то ползёт в нашу сторону. Бинокль убедил: Бадма!

– Прикрывайте! – крикнул я своим и, выбравшись из окопа, побежал к охотнику.

Когда оказался рядом, понял: дело плохо. У Жигжитова были перебиты обе ноги – пули вонзились ниже колен, торчали осколки костей. Я подхватил бойца на руки и побежал обратно. Хорошо, Бадма не тяжёлый – килограммов 60 всего, а сил у меня после того, как оказался в теле намного себя моложе, прибавилось.

Разместили охотника в самолёте около бомбы, наложили жгуты, стянули бинтами.

Вид у Жигжитова был печальный. Мне подумалось – это из-за ранений, ведь без ног может остаться. Оказалось: винтовку жалеет. В неё пуля попала, вышибла из рук.

– Такую хорошую вещь испортили, суки, – проговорил охотник.

– Если выживем, я тебе новую подарю, – улыбнулся я. – Ты главное держись. Отсюда никуда не уходи.

Бадма бросил на меня удивлённый взгляд. Поняв, что шучу, улыбнулся вымученно в ответ:

– Есть никуда не уходить.

Вскоре послышался шум. Сразу с трёх сторон шли американцы. Перебегали, прикрываясь стволами деревьев, но не стреляли. Понимали: нас тут мало, и выкурить просто так не получится.

– Огонь не открывать, – сказал я, и оба мои оставшихся в строю товарища кивнули. Остап даже не стал удивляться, чего это сам командую вместо товарища лейтенанта. Видать, догадался: настала пора, когда за дело берётся тот, у кого опыта побольше. А я и выглядел старше Добролюбова, да и за время нашего похода показал, на что способен. Пулемётчик это нутром почуял. Ну, а Серёга, так он вообще теперь взирал на меня, как на старшего по званию.

– Так, слушайте внимательно. Я сейчас обращусь к американцам…

– Ты по-ихнему знаешь? – удивился Остап.

Я кивнул.

– Не перебивай.

– Угу.

– Так вот. Скажу им, что у нас рядом с бомбой взрывчатка. Если попытаются сунуться, – взорвём всё к чёртовой матери.

– А если не послушаются? – спросил опер.

– Само собой, что так, – согласился я. – Решат проверить. Но не сразу. А лобовую атаку не пойдут, а скорее постараются сделать так, чтобы мы головы поднять не могли, и в это время попытаются приблизиться вплотную, чтобы всех тут перерезать. Ну, может, одного оставят в качестве языка.

– И что делать? – хмуро спросил Добролюбов.

– Забирайтесь в фюзеляж. Прикрывайте оба… прохода, – я подобрал слово для обозначения огромных рваных дыр.

– Там только один остался. Второй мы завалили, – заметил опер.

– Тем лучше.

– Да чего хорошего, Лёха? – спросил он по-свойски. – Ведь в ловушке окажемся. Как крысы…

– Ничего, – я бодро подмигнул ему. – Прорвёмся. Сам с вами не пойду.

– Куда ж ты? – пробасил пулемётчик.

– Пока вы тут сидите в осаде, устрою им, как в прошлый раз, лёгкую жизнь, – ответил я.

Расчёт был прост: порхать как бабочка, жалить, как пчела, ударяя осаждающих опорник американцев с разных направлений, благо тайга большая. Тем самым буду время тянуть до прихода своих, да отведу часть вражеских усилий на себя.

Я приподнялся так, чтобы не высовывать голову над окопом и заорал, понимая, что мои товарищи всё равно самое важное не поймут, учитывая незнание языка:

– Americans! Listen carefully! We know you were transporting an atomic bomb. It’s here, in this plane. If you try to attack us, we will detonate it! (Американцы! Слушайте внимательно! Мы знаем, что вы перевозили атомную бомбу. Она здесь, в этом самолёте. Если попробуете нас атаковать, мы ее взорвём!).

Некоторое время в ответ была слышна лишь тишина: где-то недалеко вспорхнула птица, ветки зашумели от ветра.

– Who are you? (Кто ты такой?) – послышался знакомый уже голос. Это ко мне обратился тот могучий мужик – командир десантников.

– I’m the one who can save your lives if you act wisely (Я тот, кто может спасти вам жизни, если вы будете благоразумны).

Новая пауза. Затем снова вопрос:

– Are you Russian? (Ты русский?)

– Yes, Russian. A SMERSH operative. And believe me, I know what I’m talking about. (Да, русский. Боец СМЕРШ. И поверьте, я знаю, о чём говорю).

– What do you want, Russian? We can make a deal. If you help us, we’ll take you with us. You’ll get U. S. citizenship and money. Lots of money! (Что ты хочешь, русский? Мы можем договориться. Если поможешь нам, возьмём с собой, получишь гражданство США и деньги. Много денег!)

Мне даже смешно стало: ах эта тупейшая на свете манера пиндосов всё мерить зелёными бумажками! Такие понятия, как честь, совесть, Родина для них существуют лишь в зависимости от того, кто платит. Патриоты херовы. Будь у меня сейчас миллион долларов, посмотрел бы я, как бы они продолжили сражаться за дядю Сэма. Купил бы с потрохами, и войне конец.

Но эта мыслишка, подкинутая американским офицером, меня навела на интересную мысль. Побегать вокруг и попытаться убить их как можно больше всегда успею. Зачем торопиться? Наоборот, надо время тянуть. Потому и ответил:

– How much is «lots of money»? (Много денег – это сколько?)

– Enough for you to buy your own house with a pool, two cars, and send three kids to college! – (Это столько, что тебе хватит на собственный дом с бассейном, две машины и отправить троих детей учиться в колледж!)

– What is college? (Что такое колледж?)

– A higher educational institution, in your terms. (Высшее учебное заведение по-вашему.)

– Where’s the guarantee you won’t shoot me the moment I hand over the bomb? (Где гарантии, что вы меня не пристрелите, как только я отдам вам бомбу?)

– The honest word of an officer of the United States Armed Forces! (Честное слово офицера вооружённых сил Соединённых Штатов Америки!)

Я помолчал. Потом посмотрел на моих товарищей:

– Купить меня пытаются.

– Вот же… – Остап грязно выругался, помянув американских матерей недобрыми словами.

– А ты что? – насупился Добролюбов.

– Торгуюсь.

– Не понял?

Я положил ему руку на плечо:

– Не волнуйся, товарищ лейтенант. Старшина Оленин Родину не продаст.