Текст книги "Оленин, машину! 2 (СИ)"

Автор книги: Дарья Десса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Глава 27

Тишина тайги, казалось, сгустилась, словно сама природа затаила дыхание в ожидании неизбежного. Воздух был наполнен напряжением, как перед грозой. Я прижался к обломку самолёта, чувствуя холод металла сквозь ткань гимнастёрки. В руках автомат, пальцы лежали на спусковом крючке, готовые в любой момент надавить упругий металл. Рядом заняли оборону мои товарищи – лица сосредоточены, глаза блестят. Все уже догадались, что скоро начнётся бой, и каждый был встретить его с холодной решимостью. Никто не собирался американцам ничего отдавать. Как говорится, было ваше, стало наше.

Первым сигналом стал лёгкий шорох в кустах метрах в тридцати. Я едва заметил, как ветка дрогнула, но этого было достаточно. Американцы приближались, стараясь двигаться как можно тише, но без нужного опыта получалось у них, прямо сказать, хреново. Их шаги, хоть и осторожные, выдавали присутствие. Я обменялся взглядом с командиром, который был справа в пяти шагах, и он едва заметно кивнул. Мы были готовы.

– Жди, – прошептал я себе, чувствуя, как сердце бьётся всё чаще. – Жди…

Вспомнился старинный фильм «Чапаев». Кажется, там тоже собирались белогвардейцев подпустить поближе, а потом скосить дружным огнём. Вспомнилось, что наш небольшой отряд хорошо вооружён: кроме автоматов, один «дегтярь» и два американских, крупнокалиберных с изрядным запасом патронов. Мысль о них взбодрила. Прорвёмся!

Вражеский авангард, – наконец-то допёрло, что надо разведку посылать! – появился из-за деревьев почти одновременно. Трое десантников, двигавшихся впереди, осторожно осматривали местность. Они явно не ожидали засады, а когда увидели обломки фюзеляжа В-29, заулыбались, расслабились даже и тут же исчезли в сумраке тайги, повернув обратно – поспешили доложить о находке.

Все затаили дыхание, ожидая того, что будет дальше. Американцы вскоре появились. Шли широкой цепью, даже не подумав обойти место крушения с нескольких сторон. Рассыпались метров на полсотни и двинулись вперёд. Стоило им выйти на край поляны, где рухнул самолёт, и покинуть убежище в виде деревьев и кустов, углубившись на открытое пространство шагов на десять, как раздался приглушённый голос Добролюбова:

– Огонь!

Тайга взорвалась грохотом выстрелов. Первая очередь из моего автомата срезала одного из десантников, он упал, даже не успев понять, что произошло. Рядом со мной бойцы открыли шквальный огонь, заставляя американцев двигаться. Одни попадали на землю, другие стали искать укрытия. Но они не растерялись – почти сразу же ответили плотными очередями, пули застучали по обломкам самолёта, рикошетили с пронзительным звоном.

– Граната! – крикнул кто-то слева от меня.

Я увидел, как один из бойцов метнул лимонку в сторону американцев. Мы пригнули головы, спрятавшись за бруствером из земли и брёвен. Взрыв разорвал тишину, подняв в воздух земляное облако. Кто-то закричал, но это был не наш. Американцы, однако, не отступали. Их огонь стал ещё интенсивнее, пули свистели над головами, заставляя нас прижиматься к земле – патронов десантники не экономики. Я вслушался в нашу стрельбу. Били короткими очередями, но «тяжёлую артиллерию» в виде снятых с В-29 пулемётов пока не использовали.

– Лёха, прикрой левый фланг! – крикнул командир.

Я кивнул и, перекатившись за ближайший обломок, занял позицию. Отсюда было видно, как группа американцев, изменив тактику, пытается обойти нас сбоку. Их движения были быстрыми, но неосторожными – торопились слишком. Потому то одна часть тела мелькнёт за деревьями, то другая. Я прицелился и выпустил короткую очередь, затем ещё и снова. Один из бегущих споткнулся и упал, раскинув руки, остальные бросились в укрытие и принялись поливать мою позицию. Пришлось срочно отползти в сторону.

– Бадма, где ты? – прошептал я, надеясь, что снайпер уже занял позицию.

Ответом стал глухой выстрел невдалеке и откуда-то сверху, и ещё один пиндос рухнул на землю. Охотник действовал безошибочно, его пули находили цели с пугающей точностью. Не хотел бы я иметь такого врага. Американцы на левом фланге, поняв, что попали под прицел снайпера, начали пятиться. Была, конечно, возможность начать стрелять по верхушкам деревьев. Но это лишь пустой расход боеприпасов.

– Вперёд! – раздался крик командира.

Я чертыхнулся. Какая, на хрен, атака! С дуба он рухнул, что ли⁈ Здесь не поле, где идёт крупное сражение, тут по-другому действовать надо! Наш же сейчас перестреляют за пару минут!

– Держать позицию! – рявкнул я, проносясь от фланга по окопу в сторону центра, мотнув головой по сторонам и призывая наш немногочисленный отряд оставаться на месте. Добролюбов, в палу боя уверенный, что остальные бросятся за ним, первым поднялся в атаку, используя замешательство противника. Те явно не ожидали подобного и, вероятно, подумали: может, русских в самом деле намного больше? Но когда увидели, как один человек выбрался из укрытия и побежал в их сторону, а за ним второй, всё поняли: идиотов, желающих переть в лобовую, не оказалось.

Огонь стал ещё интенсивнее, пули летели со всех сторон. Я бежал вперёд, пригибаясь к земле, чувствуя, как адреналин бурлит в крови. В какой-то момент увидел, как один из десантников поднял автомат, направляя его в мою сторону. Успел выстрелить первым, и он упал, но в тот же момент что-то ударило меня в плечо, заставив споткнуться.

– Чёрт! – прошипел я, чувствуя, как боль растекается по телу. Но останавливаться было нельзя. Я поднялся и продолжил движение, стреляя на ходу.

Мне повезло: Добролюбов в какой-то момент оглянулся и понял – за ним бегу только я один. Он бросился под укрытие поваленного дерева, и кора на нём тут же вспухла от свинца. Пиндосы палили так плотно, что опер вжался в землю, скрючившись. Мне каким-то чудом удалось домчаться до него и свалиться рядом. Очень хотелось обматерить этого героя с дырою, но приходилось всё тело держать в страшном напряжении – ещё немного, и ствол кедра развалится от лавины огня.

Спасло нас от гибели то, что наши бойцы догадались прийти на выручку: сразу с левого и правого фланга ударили крупнокалиберные пулемёты. Да ещё Бадма принялся чихвостить всех, кто оказался напротив нас. Пиндосы так увлеклись расстрелом нашего бревна, что некоторые вылезли из-за деревьев. За такое им пришлось поплатиться жизнью: очереди из двух крупнокалиберных Browning M2 прошивали насквозь стволы деревьев в один обхват, из остальных вырывая крупные, с мужской кулак, куски.

Это басовитое «бу-бу-бу» прозвучало для меня, словно песня. Но упёртые американцы сдаваться не собирались. Бой превратился в хаос. Американцы, несмотря на потери, продолжали сопротивляться, их огонь был яростным, но беспорядочным. Мы же, используя преимущество местности и поддержку Бадмы, постепенно брали верх. Один за другим десантники падали, их крики смешивались с грохотом выстрелов.

В какой-то момент я, осторожно высунув голову и глядя через корни, заметил, как один из американцев, – судя по всему, их командир, пытается организовать отступление. Он кричал что-то своим людям, но его голос терялся в шуме боя. Я прицелился, но прежде чем успел выстрелить, его сразила пуля Бадмы. Здоровяк упал, и это стало переломным моментом. К нему подбежали двое, подхватили под мышки и поволокли прочь.

Остальные, отстреливаясь, без команды начали отступать. Я буквально ощутил, как у наших бойцов возник охотничий инстинкт: догнать и перемолотить! Но никто даже с места не тронулся – железная дисциплина сработала. Вскоре тайга снова поглотила врагов, и бой стих так же внезапно, как и начался.

Я опустился на землю, чувствуя, как силы покидают меня. Плечо горело, кровь сочилась сквозь ткань гимнастёрки.

– Лёха, ты как? – спросил командир, подходя ко мне.

– Живой, – ответил я, стараясь улыбнуться. – Шрамы украшают мужчин, слыхал поговорку?

Он хмыкнул, но в его взгляде читалась тревога.

– Надо перевязать, – сказал он, доставая аптечку. – Они ещё вернутся.

Я кивнул, понимая, что он прав. Бой был выигран, но война ещё не закончилась. Мы осторожно, оглядываясь и вслушиваясь, поднялись и потопали обратно к своей позиции. Там Добролюбов помог мне перевязать рану. Оказалось, пуля прошла навылет через мышцу. Кость не задела, к счастью. Глядя на дырку, я усмехнулся горько: если так и дальше пойдёт, к Зиночке вернусь, похожий на дуршлаг. Микита Сташкевич, увидев, что я без гимнастёрки остался, принёс мне свою, из вещмешка. Не новую, застиранную, но чистую. Поблагодарив, я натянул её на себя и снова стал похож на бойца Красной Армии.

После короткой передышки члены отряда, прикрывая друг друга, обошли поле боя. Собрали у американцев всё, что могло пригодиться: аптечки, боеприпасы, сухпайки у кого были. Оружие привели в негодность и выбросили. Потом вернулись, продолжили укреплять позиции. Обломки самолёта служили нам естественным укрытием, но этого было недостаточно. Мы знали: американцы вернутся, и на этот раз они будут действовать более осторожно. Потому я, тщательно осмотревшись, решил, что пора разделиться. Пока рядом никого не было, сказал оперу:

– Сергей, возьми Суркова с пулемётом, займите позицию на той сопке, – приказал ему (в такие моменты он безоговорочно признавал меня старшим по званию), указывая на невысокую, метров пятнадцать примерно, пологую возвышенность в полусотне метров от нас. – Оттуда будет хороший обзор. Свяжитесь с нашими. Спросите, как они далеко. Скажите, продержимся ещё максимум сутки. На особо опасных направлениях, там где к вам можно будет подобраться незаметно, установите растяжки. Гранат теперь достаточно. Только объясни всё бойцам сам.

Когда Добролюбов рассказал остальным о «своём» решении, и они с Сурковым ушли, я подумал: «Может, не стоило его туда отправлять? Остался бы здесь. Командир всё-таки». Но тут же понял: от меня здесь толку будет больше. Добролюбов в плане тактики офицер бесполезный. Сколько там людей было у него в МУРе в подчинении? Пара-тройка оперов от силы. А здесь и народу побольше, и обстановка совсем другая. Да и на сопке ему будет безопаснее. Ведь если погибнет, с нас строго спросят: «Как допустили гибель командира спецподразделения⁈»

После того, как перевязки я занял позицию на краю обломков, откуда мог наблюдать за подступами к нашему укрытию. Но что увидишь сквозь густые заросли? Хрен да маленько. Пришлось приказать Бадме выступить вперёд, провести разведку. В бой не вступать, действовать максимально осторожно. Охотник кивнул и исчез в зелёнке.

– Готовьтесь, – прошептал я своим товарищам. – Они идут.

Мы замерли в ожидании. Минуты тянулись медленно, каждая из них казалась вечностью. Вскоре появился Бадма. Как из воздуха соткался, напугал даже, демон лесной. Он доложил: идут. Теперь собираются ударить с фронта и тыла. Первая группа отвлекает, вторая подбирается незаметно.

– Готовьтесь, – прошептал я, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. Оставалось надеяться, что Добролюбов второй отряд врага не проморгает, и тем не удастся подобраться слишком близко.

Американцы приближались. Они явно учли ошибки предыдущей атаки и теперь действовали более осмотрительно.

Глава 28

Вражеский десант теперь двигался с двух направлений: первым был наш тыл, и если бы не глазастый Бадма, то чёрт его знает, заметили бы мы приближение противника так скоро. Или бы столкнулись с ним нос к носу, когда те оказались на расстоянии броска гранаты. Я не думаю, что они стали бы так делать из опасения повредить атомную бомбу. Но дымовухами закидать могли бы постараться, поскольку в дальнейшей суматохе можно совершить рывок, а дальше нас просто перебьют в рукопашной схватке: на их стороне численное преимущество, как ни крути.

Это было бы правильным решением, если бы американцы не выбрали второе направление для атаки – ту самую высотку, куда забрались Добролюбов со Сташкевичем, прихватив с собой крупнокалиберный пулемёт. Видимо, десантники рассчитывали напасть одновременно. Первая группа нападает на нас с тыла и прорывается к останкам самолёта, вторая захватывает господствующую высотку и контролирует окрестности на случай подхода к нам подкрепления.

Что дальше? Я с самого начала задавался этим вопросом. Что делать стегнут? Чтобы эвакуировать отсюда многотонного «Малыша», хорошо бы иметь в распоряжении военно-транспортный самолёт. Подлетели, подцепили, подняли в воздух и унесли. Быстро и эффективно. Но увы, до первых образцов такой техники ещё несколько лет, и хотя наш изобретатель Сикорский давно живёт и работает в США, в вертолёты там поверят не сразу. Что тогда сделать? Закопать и замаскировать? На своей земле ещё куда ни шло, на советской – никогда.

Выходит, у них один вариант: разобрать бомбу на части и вытащить самое секретное, остальное уничтожить. Десантникам в этом случае наверняка дали подробные инструкции, что делать. Вероятно, среди них есть парочка натасканных инженеров. Они не лезут в бой, держатся в тылу – слишком ценные, чтобы ими рисковать. Знают ли они про то, что радиация погубит их здоровье? Возможно, а скорее всего их используют в тёмную. Меньше знаешь – крепче спишь и ручонками трясти не станешь, откручивая гайки и выворачивая винты, чтобы вытащить начинку «Малыша».

Обо всём этом я успел подумать, прежде чем не сорвался американский план. Сделал это наш охотник – шлёпнул первого десантника, чья голова неосмотрительно высунулась из-за укрытия. Остальные тут же открыли огонь, сочтя это нашей атакой, а вскоре рванули в атаку сразу с двух направлений. Увы, но момент внезапности был ими потерян. Мы воспользовались пулемётами, и над тайгой басовито зарокотало:

– Бу-бу-бу-бу… – это оба «Браунинга» принялись выплёвывать в наступающих пули калибра 12,7 мм со скоростью 750–850 выстрелов в минуту. Остальные, и я в том числе, добавили из автоматов. Нам казалось, что лавина огня заставит американцев отступить. Но они упрямо пёрли вперёд, не обращая внимания на потери. Видимо, решили, что времени возиться с нами больше нет, один решительный бросок, и всё будет кончено.

Десантники наконец-то смогли проявить себя. Они умело использовали складки местности, деревья и кусты в качестве укрытий. Мы швырнули в них несколько гранат, ещё три взрыва раздались на склоне высотки, – судя по всему, сработали установленные по моему предложению растяжки, – но наступающих это не слишком остановило. Нам приходилось всё чаще менять позиции, чтобы не оказаться под прицельным огнём. Но безопасных мест становилось меньше. Минут через десять после начала боя я услышал, как рядом кто-то застонал.

Рванул туда, низко пригибаясь. За спиной в обшивку самолёта вонзилось несколько пуль.

– Do not shoot at the plane! (По самолёту не стрелять!) – прозвучал зычный голос.

Я завернул за угол и наткнулся на Андрея Суркова. Он сидел на дне окопа и тяжело дышал, закрыв левой ладонью место на правой стороне груди. Из губ сапёра сочилась, пузырясь, кровь. Мне сразу стало понятно: не жилец наш сапёр – пуля пробила лёгкое. Если бы до госпиталя было ещё хоть полчаса, медики спасли бы. Но в этих условиях…

Сурков посмотрел на меня, горько усмехнулся.

– Такая вот… незадача, – потом закрыл глаза и бессильно опустил голову на грудь. Я знавал тех, кто даже с таким ранением мог продержаться несколько часов. Но человеческий организм – загадка природы. Кому шесть пуль в тело влепи, а он, словно кошка с девятью жизнями, вытянет. Другому…

– Твою ж мать! – выругался я в бессильной злобе. Занял место сапёра в стрелковой ячейке и дал несколько очередей в сторону наступающих. Двое подобрались слишком близко и рухнули на землю, остальные перевели огонь на меня, пришлось ретироваться.

Сменил позицию, а после так и начал бегать: от своего места туда, где раньше обстреливался Сурков и обратно. Только и шептал в запале, как Чапаев, переплывая реку Урал: «Врёшь! Не возьмёшь!» Не хотелось, правда, думать о том, что герой Гражданской войны так и сгинул в ледяных водах, раненый.

Вскоре американцы дрогнули. Прозвучала команда «Let’s move away!» («Отходим!»), и они принялись пятиться назад. Мы прекратили огонь. Патронов осталось совсем немного. Ещё одну атаку отбили, а дальше?

Минут через двадцать в окоп ввалился Добролюбов. Я бросился к нему:

– Серёга, живой⁈ Не ранен? А Микита где?

Опер отдышался и отрицательно помотал головой.

– Я нормально. Сташкевич всё. Нас гранатами забросали. Пулемёт разбило, пришлось бросить. Как они отошли, я сразу сюда.

– А рация? С нашими связались?

– Да. Сказали: через четыре часа будут.

– Сколько⁈ – изумился я и снова позволил себе длинную матерную тираду. – Мы же столько не продержимся.

Командир хмуро посмотрел на меня. Я огляделся. Около него рации не оказалось. Угадав, что ищу, опер вздохнул:

– Рацию тоже. Вместе с Микитой.

Я устало опустился рядом с Добролюбовым. Подошёл Остап Черненко. Лицо грязное, закопчённое. Снял флягу с пояса, открутил крышку и жадно отпил воды. Обросший чёрной щетиной кадык двинулся вверх-вниз несколько раз.

– Патронов ещё много, я ствол поменял, – доложил он.

Командир кивнул.

Мы остались вчетвером. Если Бадма жив, конечно.

Стоило о нём подумать, как охотник, сообразно своей привычке, появился из ниоткуда. Мы заметили у него свежую повязку на бедре левой ноги. Жигжитов был бледен. Видно, что потерял много крови. Крепко его зацепило, но как он привык не сдаваться в тайге, испытывая трудности, так и теперь – терпел, виду не подавал, что больно. Тяжело опустился рядом, поморщившись.

– Что делать будем? – спросил Добролюбов, ни к кому конкретно не обращаясь. В такой ситуации важно коллективное мнение, персональные решения принимать поздно.

Все молчали. Мне, учитывая весь военный опыт, было понятно: следующая американская атака на место крушения В-29 Enola Gay окажется успешной. Четверо против… сколько их там осталось? Порядка тридцати? Около взвода примерно, значит. У нас нет шансов. Тут к Вольфу Григорьевичу Мессингу не ходи, и так всё понятно. Группа четыре трупа. Но я вдруг ощутил, как изнутри растёт сопротивление.

Погодите-ка, силы небесные или кто придумал, чтобы я здесь оказался. Какого, собственно, лешего я должен сдаваться на милость американским победителям? Уж не меня ли всю жизнь тошнит, что «самая великая» нация (которая на самом деле ни хрена не нация, а сборище эмигрантов, устроивших геноцид местному населению) третье столетие кошмарит всю планету? Не я ли с самого детстве слышал про агрессивную американскую военщину, а когда мне стукнуло почти полтинник, стал слушать это снова из всех щелей, от ТВ до интернета⁈

– Вот что, товарищи, – сказал я решительно. – Оставайтесь здесь. Я пойду на охоту. Уничтожу этих тварей, сколько смогу. Вы держитесь до прихода наших. Постараюсь увести хотя бы большую часть пиндосов за собой.

– Кого? – удивился Остап.

– Ну, мы так называем американцев.

– Мы?

– Ну да, в батальоне. Есть у нас там один серб, вот он и придумал, – сочинил я на ходу.

– Пиндосы. Смешно, – оскалился Черненко.

«Эх, дружище, видел бы ты, что твои соплеменники станут думать о них в первой четверти ХХI века», – подумал я и погасил в себе эти мысли.

– Я запрещаю, – неожиданно сказал Добролюбов.

Я уставился на него изумлённо.

– Нам надо держаться вместе, – пояснил опер.

– Товарищ командир, можно вас на минуту? – попросил я.

Добролюбов нехотя поднялся, мы прошли в самолёт.

– Серёжа, а не забыл ли ты, друг, с кем разговариваешь? – твёрдым тоном напомнил ему.

– Не забыл, товарищ полковник, – ответил лейтенант. – Но думаю, вы совершаете большую ошибку. Вместе у нас больше шансов дождаться своих.

– Товарищ лейтенант, – я «включил» старшего по званию. – Полагаю, что вашего боевого опыта явно недостаточно, чтобы давать мне советы.

Добролюбов насупился обиженно.

– Серёга, – я дружески положил ему ладонь на плечо. – Поверь, так будет лучше. Пройдусь по их тылам, как корпус Доватора. Слышал о таком?

Опер кивнул.

– Короче. Держитесь тут. Когда станет совсем невмоготу, отступайте прямо к бомбе. Они побоятся туда стрелять.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что рванёт так, что в Америке стёкла задрожат, – соврал я. Опер поверил.

Мы вышли наружу. Бойцы посмотрели на нас вопросительно.

– Товарищ Оленин уходит в боевой поиск, – коротко пояснил Добролюбов. – Мы занимаем оборону.

Бойцы даже кивать не стали – приучены к дисциплине, да и начальству их одобрения не требуется. Я вернулся в фюзеляж самолёта, поменял повязки на своих ранах. Заодно обратил внимание, что заживают они слишком быстро. На удивление. С чего бы такая ускоренная регенерация? Мутировал, когда перемещался во времени и пространстве? Вместо кровавых ран теперь были только припухшие шрамы. Но повязки я всё равно оставил. Лишними не будут.

Прислушался к своему организму. Вот же! Должен был устать, как собака. Но чувствую себя отлично. Сил много, как в тридцать лет, ещё бы пожрать как следует, так можно и с Зиночкой в экстазе слиться… разика три, а то и побольше. Мотнул головой, отгоняя похотливые мысли. «Не о том ты думаешь, старшина Оленин!» – погрозил сам себе. Потом снарядил патронами магазины для ППС, проверил, на месте ли танто, а после вдруг решил взять с собой катану. Вот она, привязанная к вещмешку, моя неизменная спутница.

Я взял её в руки…