Текст книги "Мои сводные монстры (СИ)"

Автор книги: Дана Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава 17

Алиса

– Курицу нужно две, нет, три порции, – заказываю повару. Пусть Виктор мучается потом от обжорства.

Я же не дура, и все поняла. Он специально нас на кухню отослал. Сидят там сейчас, святая троица из образцовой семьи.

И ужасаются, какие мы с Викой меркантильные, подарков хотим.

– А мой заказ уже готов? – подруга с любопыством тянет шею, высматривает свой салат среди расставленных на раздаче тарелок. – Официат обещал, что через двадцать минут все принесет. Алис, подождем? А то я если не поем – быстро напьюсь.

– Ты уже напилась. И я с тобой, вообще, не разговариваю, – отворачиваюсь к дверям.

Они то и дело распахиваются, в проеме виден кусочек зала. Музыка гремит, и расходиться никто не собирается, наверняка большинство заночует здесь же, в отеле.

Планы найти сегодня мою машину все призрачнее становятся.

– Как это не разговариваешь со мной? – поражается Вика. – Я обещала разобраться? Я разобралась, – хвастливо напоминает она.

– Да ты им ерунды какой-то наплела, – не выдержав, поворачиваюсь к подруге. – Они решили, что нас с тобой только их платиновые карточки волнуют.

– Если женщине дарят дорогие подарки – это абсолютно нормально, – убежденно заверяет Вика и с раздражением косится на повара, который быстро-быстро нарезает овощи и стучит ножом по разделочной доске. – Ты в мужчинах разбираешься? – Вика щурится. И, не дожидаясь ответа, хмыкает. – Вот и всё. Уж поверь, мне лучше знать.

Киваю.

Конечно, у нее опыт взрослых отношений. А у меня были лишь поцелуи и пара проникновений под кофточку.

Пока не появились Рождественские.

– Спасибо, – буркает Вика и забирает у официанта салат. – Остальное долго ждать?

Ей отвечают, что заказ принесут через пять минут. Вика подтакливает меня в бок.

– Пошли скорей. А то наши лакомые кусочки сидят там одни. А ты видела, сколько свободных куриц на этой свадьбе?

Выходим в зал. Оглядываюсь по сторонам и высматриваю “свободных куриц”. Девушек, правда, много, и все красивые, в коротких платьях, с ярким макияжем, с классными прическами.

Не то, что я, в блузке и юбке, как отличница.

Приближаемся к столику. И я спотыкаюсь, хватаюсь за Вику.

Подруга была права, на лакомые кусочки уже кто-то нацелился. Возле столика Рождественских пристроились блондинка и брюнетка, обе длинноволосые, лет по тридцать, в фирменных элегантных костюмах.

Блондинка наклонилась к Арону, опирается на спинку его стула. Что-то говорит ему, а сама смотрит через стол, на Ника. Брюнетка стоит рядом, и Виктор тоже встал, так по-джентельменски, манеры вспомнил.

От возмущения темнеет в глазах.

Ну и наглецы. Не собирались они нас с Викой обсуждать, а просто сплавили после тех глупостей, что она наболтала. И нашли компанию, в которой женщины ничего не выпрашивают, и про вечную молодость молчат.

– Нет, ты это видишь? – ахает Вика.

– Вик, – удерживаю подругу, рванувшую к столику. Та роняет тарелку, и весь салат вываливается мне на кроссовки. Топаю ногой, стряхивая овощи, крепче хватаю Вику за локоть. – Поехали отсюда, – командую, от злости прерывисто дышу. – Я здесь больше не останусь.

– Ну конечно, – Вика вырывает руку и хмурится. – У тебя мужика из-под носа уводят, а ты стоишь, обтекаешь.

– Да не для нас такие мужчины, – кошусь на столик.

Блестящий Адвокат. Храбрый Полицейский. Просто Гений.

Они к другому кругу общения привыкли, явно, вот как раз к таким взрослым женщинам, у которых стильные укладки, а не растрепанные волосы. Элегантные туфли с острой шпилькой, а не кроссовки. Руководящая должность, а не последний курс универа.

И если Вика этого не понимает…

– Алис, – подруга делает шаг ко мне. – Я, вообще, удивляюсь, как ты с такой низкой самооценкой до сих пор не заперлась в комнате в депрессии и не ревешь в подушку. Ты как хочешь. А я своего не упущу, – она разворачивается на каблуках, и вверх огнем взметаются рыжие волосы.

Походкой от бедра подруга дефилирует к столику.

Отворачиваюсь.

Где-то здесь должен быть другой выход, я мимо этой бессовестной шайки не пойду.

Пробираюсь сквозь толпу, и от глупой обиды губа дрожит.

Все таки, Арон сам нас сюда пригласил. Даже не пригласил, а притащил, можно сказать. И теперь так себя ведет, стоило отойти на минутку – на самцов началась охота.

– Кажется, кто-то заблудился, – звучит за спиной низкий голос Ника, и сильные руки обвивают талию. – Лапушка, столик в другой стороне.

– Не нужен мне ваш столик, – огрызаюсь. – Я уезжаю. Сидите дальше общайтесь.

Он теснее прижимает меня к груди и смеется, чуть хрипло, и вибрация этого смеха отдает мне в лопатки. Он наклоняется, горячим шепотом говорит на ухо:

– Ты про тех акул в юбках? Это к Арону. Адвокатессы его знакомые. Ревнуешь?

– Нет.

Иду мелкими шажками, вплотную к Нику, и чувствую себя дурой. Последние сутки пыталась от этих братьев сбежать, а стоило рядом увидеть других женщин – сразу обиделась.

– Ладно, – вздрагиваю, когда Ник, лизнув мочку уха, уверенно сдвигает меня в сторону. – Пойдем со мной. Давно хочу. Кое-что с тобой сделать.

Выходим в коридор.

На талии лежат его руки, он ведет меня по ковровой дорожке к лифту.

Он лизнул мочку, и ухо горит теперь, а я вспоминаю, как мне пришлось бежать от него в клубе, как он требовал, чтобы я вернула рубашку…

И после всего этого…

Полчаса назад я сидела за столом и сжимала его член.

– В номер с тобой не пойду, – выворачиваюсь из его рук и спиной бьюсь в двери лифта.

Ник стоит напротив, после темноты зала здесь непривычно светло. А он красивый, словно из журнала, чуточку хмельной, от него пахнет парфюмом и крепким спиртным.

– Я не зову тебя в номер, лапушка, – он протягивает руку и давит кнонку на панели. Двери разъезжаются, он наступает, и я пячусь в кабину. – Веришь мне? – он упирается ладонями в зеркало по обе стороны от меня.

Другая стена тоже зеркальная, поворачиваю голову.

– Куда тогда ты меня зовешь? – смотрю на наши отражения. На него высокого, черноволосого, в синих рваных джинсах и небрежно расстегнутой рубашке.

– Увидишь, – от его тела идет жар. От него веет свободой, самобытностью, распущенностью и…проклятым сексом.

Вздыхаю.

– Что тебя напрягает? – он тоже смотрит в зеркало, ловит мой взгляд.

– Да всё, – признаюсь. – Ужин и помолвка. И прошлая ночь. И эта ночь. И вы трое, этого мало?

– Бери пример с Викули, – он трогает прядку моих волос, отбрасывает ее с плеча. – Суббота, свадьба, все отдыхают.

– Моя машина неизвестно где. И я…

– Моя тоже, – перебивает Ник и щурится.

Осекаюсь. Глаза темно-карие, почти черные, и взгляд такой пронзительный, что сбивается дыхание.

Позади него колокольчиком тренькает оповещение, и разъезжаются двери лифта. Он уверенно берет меня за руку, ведет в коридор.

Моя ладошка в его широкой, вместе шагаем по освещенному холлу.

– У тебя же брат полицейский, – торопливо напоминаю. – Неужели не вычислили, где твоя машина стоит?

– Некогда было, Алиса. Сначала в ЗАГСе был, я же свидетель. Потом на свадьбе, потом семейный ужин, – рассказывает он мне так непринужденно, просто, будто мы знакомы давно. А я его девушка, интересуюсь, где он вечно пропадает. Мне почему-то приятно. Он толкает стеклянные двери, – а потом опять на свадьбе, – заканчивает. – Проходи.

Ступаю на крышу.

Ветер тут же набрасывается на волосы, проникает под кофточку. Здесь тихо, над головой нависает открытое темное небо. Под ногами дощатый пол, терассу опоясывает невысокое стеклянное ограждение.

– Была здесь? – Ник обнимает сзади, согревает теплом своего тела.

Мотаю головой.

Нет, здесь не была, даже не знала, что на крыше терасса.

– А ты думала в номер тебя тащу, такую сладкую, – с негромким смешком говорит он мне на ухо, и подталкивает вперед.

Прижатая к его груди семеню к столику.

Их тут много, вдоль всего ограждения, на каждом светильники горят оранжевым светом, и снизу тоже этот свет виден – фонари и огни с площадки у отеля.

– Вот за этот, – Ник отпускает меня и шагает первым.

Иду за ним и оглядываюсь, мы не одни, здесь тоже есть посетители, в основном, парочки, они заняты друг другом.

Ник поднимает клетчатый плед с одного из диванчиков и кивает мне.

Плюхаюсь в гору подушек.

Сверху он набрасывает на меня плед.

Обходит стол и садится на диванчик напротив.

С изумлением наблюдаю за ним, к таким ухаживаниям я готова не была. Не ждала ни от кого из Рождественских романтики, тем более, после Викиной болтовни и намеков, что на красивую женщину надо тратить деньги, и побыстрее.

– Нравится? – Ник кивает за ограждение. – Сюда бы вид поинтереснее. В Дубае с крыши ресторана видно Персидский залив. А с крыши бара ночной город, там просто всё, – широким жестом он обводит площадку внизу, – в огнях.

Он смотрит вниз, а я завороженно смотрю на него. Удобнее рассаживаюсь на диванчике, и кутаюсь в плед. Воздух холодный, гладит горячие щеки, дышать здесь так классно, ночь в самом разгаре, а я поражена и мне очень хорошо.

– Ладно, – Ник поднимается. – Что будешь пить?

– А…– неуверенно оглядываюсь на стеклянные двери. Помню и жесткий взгляд Арона, и властные повадки, а еще его объятия, и губы, когда я лежала там, на капоте, на подземной парковке, с разведенными бедрами. – Что твой старший брат скажет?

– На тему? – Ник изгибает бровь. Подходит ближе, наклоняется ко мне. – Он занят пока. А я свободен.

– Это он приказал сюда подняться? – на секунду задыхаюсь от разочарования.

– Нет.

Его ладони упираются в подлокотники диванчика.

– Алиса, – Ник смотрит мне в глаза темным долгим взглядом. – Я ведь уже сказал. Хочу кое-что с тобой сделать. Сейчас принесу выпить. И начнем.

Глава 18

Он принесет выпить, и мы начнем.

Интересно, что.

С ногами забираюсь на диванчик и уютнее кутаюсь в плед. Играет джаз, от ветра подрагивают лепестки цветов в высокой вазе на столике.

Рядом с вазой лежит какая-то книга. И фотоаппарат.

Беру книгу, верчу в руках. Она, как еж, утыкана цветными стикерами-закладками, на обложке сцена и две золотые маски.

Автор Станислаский. Режиссер, чью коронную фразу “не верю” знаю даже я. Листаю книгу, лениво прислушиваюсь к разговору за соседним столиком.

Мужчина уговаривает девушку спуститься к нему в номер. А она хихикает и сомневается.

– Секс на пляже, – говорит вернувшийся Ник и протягивает мне красноватый коктейль с изогнутой трубочкой. – Все, как заказывала, лапушка.

Смущенно забираю стакан.

“Секс на пляже” я не просила. Про секс я, вообще, стараюсь не думать. Потому что перед глазами сразу появляются три похожие мужские фигуры. Братья Рождественские.

И выбрать я пока не могу.

– А себе что взял? – обхватываю губами трубочку и вытягиваю шею, заглядываю в желтый коктейль Ника.

– Секрет, – он пьет и улыбается, пристально разглядывает меня.

Мне неловко, ведь он видел, что на парковке творилось, знает, что я согласна была. Чтобы Арон отмымел меня в машине.

Краснею.

Но все равно смотрю на него в ответ.

– М-м, – за черный ремешок Ник тянет к себе фотоаппарат. Отставляет бокал в сторону и сдвигает крышечку с объектива. – Любишь фотографироваться, Алиса? – он наставляет фотоаппарат на меня.

– Подожди, – торопливо поправляю волосы. – Нет. Не надо. Я не люблю.

– Почему? – Ник щурится, и похож сейчас на профессионала, камеры не отводит, и я ерзаю на диване. – Ты же такая красавица, – его губы, дрогнув, расплываются в скупую улыбку. – Такая лапонька.

– Я плохо получаюсь на снимках, – невольно улыбаюсь в ответ и оставляю в покое волосы. – Ник.

– Просто расслабься, Алиса, – говорит он. Фоткает меня, – ты клевая.

Я клевая.

Ветер треплет прядки, я пью коктейль, отворачиваюсь к ограждению, снова смотрю на Ника.

– Так, – он чуть отводит камеру, он так увлечен, с таким азартом делает это, что его настроение передается и мне, он встает, ходит вокруг меня, я верчу головой и смеюсь. – Алиса, – Ник взмахивает рукой, – плед убери пока.

– Ладно, – подчиняюсь и выпутываюсь из теплого одеяла, поправляю кофточку на плечах.

– Давай вот это развяжем, – Ник наклоняется. Его пальцы касаются черных тесемок на вороте моей блузки, тянут, развязывая бантик. Его лицо рядом, от него пахнет сладким коктейлем, смешанным с морозным парфюмом, и я замираю, неотрывно изучаю его лицо вблизи.

Каждую черточку запоминаю. Густые ресницы и черные брови, небрежно спадающую на лоб челку, пухлые, приоткрытые губы.

Ник приспускает блузку с плеча, мимолетно касается голой кожи. Поднимает на меня темные глаза.

– Ты в лифчике? – спрашивает.

Во рту пересохло, молча киваю.

– Давай снимем.

– Что снимем?

– Всё.

Быстро моргаю.

Он так просто хочет раздеть меня, будто о погоде мне говорит. Хмурюсь и тянусь к пледу.

– Что такое? – Ник перехватывает мою руку. Большим пальцем поглаживает ладошку. Гипнотизирует меня взглядом. – Только пофоткаемся, Алиса.

– Без лифчика.

– Да. Это же исскуство.

– Я не буду, – вырываю руку и поправляю блузку.

– Почему? – он садится на корточки передо мной, снизу вверх заглядывает мне в глаза. У него лицо – как у честнейшего человека в мире, которого обвинили в воровстве. – В этом нет ничего плохого, – убеждает он меня и откладывает фотоаппарат на стол. – Ты очень сексуальна. И грудь у тебя красивая. Я же видел. Давай сфоткаем.

Отворачиваюсь к ограждению и кусаю губу.

– К актрисам своим иди, которых голыми снимаешь, – говорю уставившись на деревья внизу, и с обидой не могу справиться, чувствую себя обманутой, он таким романтичным казался, и вот.

Вздрагиваю, когда его пальцы касаются ключицы. Скользят ниже, в вырез блузки, и я покрываюсь мурашками.

Поворачиваюсь.

Его рука пробегается по ткани, по животу вниз, и нагло подхватывает кофточку.

– Тебя не возбуждает разве? – шепотом спрашивает Ник, медленно задирает мою блузку, – что позади люди сидят, а ты можешь раздеться, и они не увидят. Смотреть буду только я.

Встречаемся взглядами.

Его глаза блестят жадным блеском, я в эту черноту проваливаюсь.

– Это эротика, Алиса, и это прекрасно, – он тянет кофточку. – Не бойся меня. Доверься. Тебе понравится.

Не понимаю, что делать, но его слова…от его слов я дрожу, он ведь, правда, все уже видел, на секунду представляю, как я разденусь, и он будет смотреть, по-мужски алчно…мне этого хочется.

– Хорошо, – вздыхаю и сдаюсь, и поднимаю руки.

И Ник стягивает с меня кофточку.

Остаюсь в черном бюстике. Чашечки кружевные, с твердыми косточками, и грудь кажется больше, чем есть, упруго сжата, с четкой сексуальной ложбинкой.

Ник смотрит на меня и облизывает губу.

А я под его неотрывным взглядом даже ветра не чувствую, кожа горит.

– Слушай…– начинает он и осекается – из его кармана доносится музыка.

Сотовый телефон.

Ник привстает, нащупывает трубку. Бросает взгляд на экран и прижимает телефон к уху.

– Да?

Момент испорчен.

Разочарованно вздыхаю и тянусь к кофточке, с меня будто пелена спала, я ведь почти согласилась.

И я бы не отказалась, отключи он звук вместо того, чтобы вызов принять. Это волшебство – когда взгляды глаза в глаза и искры по воздуху, и предвкушение чего-то запретно-приятного…

Оно пропало, когда выбрал – по телефону поболтать, а не меня.

– Да, я на свадьбе, – говорит Ник и ловко отнимает у меня блузку. Кидает ее на другой диван, улыбается. Смотрит на меня, продолжает. – Не помню. Когда ты такое просила?

Хмурюсь.

Он треплется с девушкой. Может быть, по работе. А, может, с одной из актрис. Может, у него невеста есть, как у Виктора, а я тут сижу перед ним в лифчике, готова фотографироваться.

Все эти мысли вихрем проносятся в голове. И обида – будто мелкие песчинки в нос забились, дышать тяжело, и свербит.

Кутаюсь в плед. Надо встать и выйти. Но я прирастаю к месту. Когда слышу его ласковый голос и слова в трубку:

– Ладно, спокойной ночи. И я. Люблю тебя.

Люблю.

Я от мужчин этих слов не слышала ни разу, и в груди отчего-то колет, представляю девушку, которой Николас Рождественский такие вещи говорит и кусаю губу.

Он отключает вызов. Стоит и смотрит вниз, на огни.

А мне хочется чем-нибудь в спину ему запустить, настолько я оскорблена.

– Так…– Ник оборачивается. Убирает телефон в карман, делает пару шагов ко мне. И непринужденно спрашивает. – На чем мы остановились?

– На том, что я твой фотоаппарт сейчас разобью, – опережаю его и тяну к себе черный ремешок.

– Лапушка, я бы не стал, – предупреждает Ник голосом, из которого исчезла вся ласка. Он вразвалочку подходит к дивану. – Положи на место. Что случилось?

– Сам как думаешь, – встаю на ноги. Прижимаю к себе фотоаппарат и цежу сквозь зубы. – Иди любимую свою фоткай. И “Сексом на пляже” угощай.

Он меняется в лице. Вижу набежавшую тень, и сглатываю, вся его расслабенная поза угрозой пропитывается.

И тем неожиданнее смешок, с которым он ерошит черные волосы.

– Алиса, ты ревнуешь что ли? – он делает шаг ко мне. – Львица.

– Что за бред, – пячусь.

– Люди сначала спрашивают, – он крадется на меня. – А потом угрожают порчей имущества. Я с мамой разговаривал.

– Врать не надо.

– Я не вру.

Он говорит это так просто. Верю безоговорчно, нельзя обманывать с таким самодовольным лицом, а он точно доволен, тем что я тут сцену ревности устроила, я ведь и, правда, готова была, что-нибудь здесь поколотить.

Останавливаюсь. Позволяю ему приблизиться, задираю голову и смотрю в его смеющиеся глаза.

– Давай это сюда, – Ник забирает у меня фотоаппарат, откладывает его на стол. Руками обвивает мою талию, прижимает к себе. Я жар его тела сквозь плед ощущаю, послушно шагаю обратно к дивану.

Пюхаюсь в подушки.

Он рядом, садится на корточки. Задумчиво рассматривает меня, его пальцы касаются моих волос, отбрасывают с плеч.

– Не бойся, – повторяет он привычным тихим голосом и стягивает с меня одеяло. – Я не знал, что ты такая собственница, – ладони спускается к талии, и слегка тянет меня на себя, заставляя оторваться от спинки дивана.

– Я не собственница, – выдыхаю ему в плечо. – Просто некрасиво. Когда так.

– Конечно. Бессовестно просто, – соглашается Ник. – Но к маме ревновать ведь не будешь? М-м, – он трогает меня, ладонями ведет по голой спине, – какая у лапушки кожа нежная, – его голос льется, как крепкое вино в кровь, его черный взгляд горит голодным блеском. У меня кружится голова. Он нащупывает застежку бюстгальтера. – Это тоже снимем. Голенькую тебя пофоткаем.

– Подожди, – вяло перехватываю мужские руки. Рукава его рубашки закатаны, кожа смуглая, покрыта темными волосками. На контрасте с моей белоснежной – это зрелище, от которого оторваться сложно.

Я будто из фарфора, хрупкая, а он взрослый, сильный, змей-искуситель, знает, что делает со мной, и улыбается, так соблазнительно-порочно.

– Пару фотографий, Алиса, – его пальцы подцепляют застежку. Слышу тихий щелчок и вздрагиваю. Лямки соскальзывают с плеч, чашечки больше не сдерживают потяжелевшую грудь.

Его губы касаются шеи. И одним рывком он сдирает с меня бюстик.

Глава 19

Успеваю глотнуть холодного воздуха, и его рот тут же накрывает мои губы.

Он целует. А словно языком гладит, так нежно, цветы рисует, прервывается, чтобы шепнуть.

Кое-что.

Это как обман слуха. Его шепот сбвичивый, искренний, ласковый.

Я слушаю. Что он с первого взгляда влюблен, с прошлой ночи, когда я в клубе на него налетела и даже не посмотрела, не заметила, а он только увидел меня – и пропал.

Он целует глубже. И будто бы музыка играет, на трех его словах “я просто сражен”.

А потом резко, словно пленку зажевало, все обрывается. И Ника грубо отрывают от меня, швыряют на стол.

Ветер – лед, я будто в прорубь нырнула. Припухшими губами хватаю воздух и натягиваю на плечи плед.

Со стола падает фотоаппарат. И стаканы с коктейлями со звоном бьются о дощатый пол, в сторону летит книга.

Поднимаю глаза.

Арон стоит рядом, и такое у него лицо – зверское, он сейчас на того самого адвоката дьявола похож.

Антисоциальный. Жесткий, хищный, бесчеловечный.

– Какого черта, Николас, – хрипло спрашивает он и смотрит на младшего брата. – Чего из моих слов ты не понял?

– Ты красавчик, конечно, – Ник поднимается и отряхивает облитые “Сексом на пляже” синие джинсы. За ремешок тянет с пола фотоаппарат. – Лапушка, – зовет меня. – Вот как надо действовать. Не угрожать, а сразу ломать. Арон, это мой рабочий инструмент. Ты что сделал? – он со смешком рассматривает разбитый аппарат.

Он так невозмутим. Он будто не замечает тяжелого взгляда старшего брата.

– Вниз спускайся, – Арон, не глядя, за руку поднимает меня с дивана.Ощупывает мою юбку и достает из бокового кармашка ключи от Бентли. – На парковке жди.

– Тут кофточка моя.

– Я принесу.

– Сама возьму.

– Алиса, – он рывком останавливает меня, когда я делаю шаг к другому дивану. Разворачивает к себе и встряхивает за плечи, и плед едва не падает на пол.

Исподлобья смотрю на этого зверя-мужчину и невольно цепляюсь в одеяло.

– Вниз спустись, – повторяет Арон тихо, и мне спорить не хочется, его тягучий голос словно яд в уши по капле падает.

Вырываюсь и шагаю к дверям.

Кутаюсь в плед и спускаюсь на лифте.

Губы до сих пор пощипывает от поцелуя. И слова Ника в памяти горят.

Я ведь сама прошлой ночью о нем думала. Как о настоящем мужчине, защитнике, и казалось, что мне надо было весь этот путь пройти – сауну и Арона, спецприемник и Виктора.

Чтобы потом оказаться в клубе. И встретить Ника.

И вот…

Выхожу на парковку, шагаю к красной машине старшего Рождественского.

Они мне голову сегодня задурили, Арон и Виктор, авторитетом задавили и животными повадками. Эти дикари сразу себя показали, один озабоченный медведь, и второй изменщик.

А Ник…

Хлопает дверь тамбура, и я оглядываюсь, шмыгаю носом.

Арон пересекает парковку. Походка широкая и медленная, руки в карманах брюк, и большие пальцы наружу. Прямые волосы зачесаны назад, и на лоб спадает темная прядь.

В руках моей кофточки нет, он ее забыл.

Смотрю на этого мужчину и все возмущения, что он озабоченный медведь – утихают, он просто сам по себе такой, от него пороком и силой веет.

Он подходит ближе, сигнализация, мигнув, его приветствует. Он распахивает Бентли, ныряет в салон. Выпрямляется.

– Держи, – протягивает мне сумку. – До дома доедешь сама? Могу такси вызвать.

– Домой? – теряюсь. Я уже и думать забыла, смирилась, что никто меня не отпустит. – А Вика…

– Вике здесь нравится, – отрезает он.

Молчу. Подруге я позвонить могу, а не стоять здесь и не спорить. Одной рукой держу плед на груди, второй прижимаю сумку к животу.

– На счет помолвки, Алиса, – Арон привычным небрежным жестом убирает руки в карманы. – Свадьба вряд ли состоится. Нам такое родство не улыбается.

– Какое такое? – вскидываюсь, в его тоне явно слышу оскробление.

– Такое, – с нажимом повторяет он. Зелено-карий взгляд меня давит. – У нас приличная семья. И кого попало мы в дом не пустим. Переезжать не надо. Пока понятно?

– А это еще не все? – из меня вырывается нервный смешок.

Их приличная семья две ночи меня гоняла, пока я здесь не оказалась, уставшая, сомлевшая, неспособная думать.

– Я не люблю, когда меня опережают, Алиса, – Арон лениво облокачивается на машину брата. – А тебя всю с ног до головы облизали и облапали. И…– он усмехается. – Я из игры выхожу. Но номер свой оставь. Посмотрим. Может, будет свободное время. И я тебе наберу.

– Невидимым шлюхам набери, – хмурюсь.

– То есть? – он медленно отлипает от машины. Плавно шагает на меня.

Пячусь.

До меня вся суть этой гонки доходит, и намерения всей троицы тоже. Они не стали извиняться на ужине у них дома потому, что понимали – их мать замуж за моего отца не выйдет, они не позволят.

Они просто развлекались. И вчера, и сегодня. Все трое – монстры. Лжецы и манипуляторы, над чужими чувствами царствуют, сорвенуются, кто искуснее.

– Не надо моему папе мешать, – выдыхаю и продолжаю пятиться. – Я и сама переезжать не собиралась. Но папа тут при чем.

– Сладкая, – его пальцы ведут по серебристой крыше машины, постукивают, – отцу своему ты сама репутацию портишь.

– Я ничего не делала.

– Только хотела, чтобы мы тебя втроем трахнули.

Вспыхиваю.

– Я такого мудака в жизни не встречала, – выплевываю. Отшатываюсь за машину. – И братья твои не лучше.

– Ты полчаса назад лежала здесь, и кричала другое, – Арон шлепает по капоту, и улыбается, эта улыбка обаятельна, и паталогически лжива, опасна, как высокая доза наркотика в кровь.

– Не вздумай подходить, – семеню по другую сторону и вытягиваю шею. Стыдно становится за себя, и свою глупость, и верить не хочется, что это такая игра для них.

Но убеждаюсь, что да, игра. Когда Арон останавливается. Ладонями упирается в капот и выжидательно смотрит на меня своими невозможным темным взглядом. Задерживается на груди, прикрытой клетчатым пледом. И кивает.

– Не буду подходить, детка. Одеяло только отдай сюда. Оно не твое.

Прошлой ночью меня раздели, а сегодня я сама. Уговорам поддалась и ласковым словам, и было так волнительно.

А теперь стою на холодной парковке и кутаюсь в плед. И напротив черноволосый мужчина, нас отделяет машина.

Рано или поздно. Кто-нибудь. Обязательно. Сотрет эту самодовольную ухмылку с его лица, и он поймет, каково это – когда с тобой играют, как кошка с мышкой.

Внушают мысли о себе.

Забираются в твои сны.

– Тебе же плевать на одеяло.

Все еще думаю, что он не побежит за мной, если я вдруг с места сорвусь, он такой вальяжный расслабленный медведь.

– Это называется преступление, малышка, – Арон не двигается, опирается на капот. Он словно представления ждет, тягучее эхо догоняет его низкий голос. – Правосудие сурово. За воровство людям руки отрубали. А ты украла две машины. И вот теперь одеяло. Ты преступница, Алиса. Плед надо вернуть.

– Ну нет, – вклиниваюсь, пока он еще чего-нибудь не наболтал. Я вижу, что он издевается и ему нравится, и в груди нарастает жар. – Ты просто бесишься. Ты самый старший, а кто тебя слушает, если твои братья…– осекаюсь, поймав его полыхнувший взгляд.

Такой странный, хлесткий, мне будто колючим снегом в лицо швырнули, и обожгло щеки.

– Повтори, – отрывисто бросает Арон. – Что ты сказала.

Он выпрямляется, и я сразу отскакиваю, наступаю на край пледа и запинаюсь. Падаю на машину.

Сильные руки резко отрывают меня от Бентли и разворачивают. На месте прокручиваюсь, я как шарнирная кукла, от его грубой хватки тела не чувствую, он сам меня гнет, как хочет.

Спиной он впечатывает меня в машину.

– Бл*ть, – говорит шепотом, и я мурашками покрываюсь. Он держит меня за шею, он близко, сощуренные миндалевидные глаза и приоткрытые полные губы – это красивое мужское лицо в мою память врезается навсегда и бесповоротно. – Настоящая женщина должна уметь две вещи, Алиса.

Под натиском его тела вжимаюсь в Бентли

– Первое – понимать, что и кому говорит. Второе – уметь вовремя заткнуться. Без этих навыков – ты глупая девочка. Которая думает, – он распахивает плед, рукой ныряет под юбку, – что юное тело откроет все двери.

Перед глазами пелена, не верю, что этот человек пару часов назад, никого не стесняясь, так нежно целовал между ног. А сейчас его ладонь грубо накрывает промежность, щупает меня, как товар.

– Отпусти, – хриплю и пытаюсь руку вывернуть, зажатую между машиной и поясницей.

– Меня слушай. Семьей мы с тобой не станем, – он сдавливает мой подбородок, и я, проморгавшись, смотрю ему в глаза. Он не злится. В тоне лишь отголоски вспышки. – Но совет все-таки родственный прими, Алиса. Ты не женщина, если на распродаже себя выставила. На этом базаре цена только падает, не повышается. Ты не понимаешь этого. Но рассуждаешь о моей семье. А мое слово – закон, и пока я разрешаю с тобой играют. Я бы трахнул тебя, и уже потом они. Может быть. Если бы я захотел. Только так. Будь ты поумнее – догадалась бы. Что я один могу на тебя смотреть. И трогать. Только моя шлюха, Алиса.

Он замолкает. А, кажется, что его слова до сих пор воздух разрезают, и острыми копьями в грудь мне. В горле противный ком, и жжет веки, а разреветься не могу, почему-то.

Он спокойно смотрит мне в глаза. Его пальцы у меня между ног, уверенно раздвигают складки.

– Выпусти меня! – выкрикиваю ему в лицо и сжимаю ноги, ногтями впиваюсь в рукав его пиджака. С силой выдергиваю руку из-за спины, и локоть простреливает. Отшатываюсь в сторону, мне ни пледа, ни сумки, ничего не надо уже, – только посмей еще раз ко мне подойди, только…

– Не подойду, – обрывает он угрозы, которыми я захлебываюсь. Наклоняется, поднимает с бетонного пола одеяло и сумку. Складывает на капоте. Отступает. – Я тебе все сказал. Моя – либо сразу. Либо никогда