Текст книги "Мои сводные монстры (СИ)"
Автор книги: Дана Блэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Глава 10
Николас
Отлипаю от машины и шагаю к братьям.
– Чего? – убираю телефон в карман.
Чешу грудь.
Рубашка осталась на лапушке, я полуголый.
– Твой жених накидался, – Арон кивает на двери. – На весь клуб рассказывает, как его рвало на выпускном.
Хмыкаю.
Я Антона люблю, но он придурок. Мальчишник крутой, но у меня нет настроения.
Лапушка испортила.
Подносом по лицу – такое со мной впервые.
– Щас, – толкаю створку, шире распахиваю.
Возвращаюсь в клуб, и зеваю. Планировал до утра остаться, и к обеду спать завалиться, но планы рухнули.
Когда меня треснули подносом по лицу.
Ненормальная.
– Николас, ты странный, – говорит Виктор и бьёт меня по плечу. – Расскажи мне, сахарный мой, что случилось.
– К дьяволу иди, – беззлобно огрызаюсь, поднимаюсь наверх.
Оглядываюсь на Арона.
Я понимаю, почему она выбесилась и подносом меня ударила.
Очередь на нее, и каждый хочет ее трахнуть, я третий.
Расклад стремный.
– Отдай ее мне, – прошу брата, замедляю шаг, и он догоняет. – Уступи мне.
– Тебе так хочется? – Арон поднимается, поправляет пиджак.
– Один раз не будь козлом, – держусь за перила, складываю из пальцев знак.
– Осади, Николас.
Говорит он.
И я замолкаю.
Потому, что он старший. И меня так воспитывали, подчиняться ему.
– Пусть Антон празднует, – разворачиваюсь, налетаю на Арона, по ступенькам вниз иду, меня общество Рождественских задолбало, хватит на сегодня.
– Николас, нормальные мужики не влюбляются в проституток, – просвещает меня Виктор, позади идёт и дышит дымом, серые облаки выпускает в меня. – Одумайся, мелочь.
– Сам ты мелочь, – на это слово реагирую, я младший, но не мелочь. – Отвали. Всё.
Слышу, они усмехаются у меня за спиной.
Плевать мне.
По-фиг.
Выхожу на улицу.
И вижу.
Мой белый Роллс-Ройс.
И за рулём лапушка.
Смотрит на меня.
И срывается с места.
Виктор присвистывает.
– У меня машину угнали? – оборачиваюсь на братьев.
– Пизд*ц, – Виктор выкидывает сигарету. Смотрит на Арона. Щурится. – Брат. Уступи. Я хочу.
Алиса
Мужские руки крепко сжимают бедра, рывком притягивают к себе. Впечатываюсь в приоткрытые губы. Горячий язык врывается мне в рот, настойчиво и жадно.
Ощущаю, как между ног в меня упирается твердый бугор.
И сзади тоже.
Меня зажимают два мужчины.
А третий сидит в кресле.
И смотрит.
Открываю глаза и вздрагиваю.
Футболка задралась, я вся мокрая, в поту.
Смотрю в потолок и щеки горят. Какой приятный сон, и какой плохой, безобразие, сразу три брата.
Еще и такие наглые. Мерзавцы.
Сползаю с кровати, в ванной разглядываю себя в зеркале. Как приехала утром приняла душ. И легла с мокрой головой. Плещу воду на пальцы и приглаживаю волосы.
Хотела подремать пару часов. И машину этому беспредельщику вернуть к клубу. Но кажется, все проспала.
В комнате натягиваю юбку и блузку, собираю волосы в хвост.
Спускаюсь вниз и зеваю, слышу, как желудок урчит. Из кухни пахнет пирогами.
– Привет, – заглядываю в столовую. – Ты уже дома?
– Я-то дома, – папа щурится. Отставляет чашку с кофе. – А ты где всю ночь гуляла?
– У Вики, – прохожу к холодильнику, достаю бутылку с соком. Спиной чувствую его взгляд и скручиваю крышку, пью прямо из горлышка.
– Время пять, – позади двигается стул, скрежещет по полу. – Ты собралась?
Морщу нос.
– Может, мне необязательно ехать? – оборачиваюсь. – В другой раз.
– Нас пригласили, Алиса. Это неуважение, – он подхватывает со спинки пиджак. – Меньше гулять надо. Чтобы высыпаться.
– Я не гуляла, – вспоминаю про машину, которую здесь неподалеку бросила и с бутылкой иду за папой, на ходу пью. – Просто у меня одно дело.
– Это какое же? – он усмехаается, выходит в прихожую и с зеркала подхватывает барсетку. – Алиса, обувайся, тебе сколько повторять?
– Ты еще не повторял, – говорю себе под нос и влезаю в кроссовки. – Ладно, тогда часок посижу с вами, познакомлюсь и поеду.
– А машина твоя где? – он шагает на крыльцо и хмуро оглядывает двор.
– У Вики, – представляю свою Ауди с разбитым стеклом, может, ее уже и нет у сауны, угнали. Запинаюсь и роняю на ступеньки бутылку.
Томатный сок разливается под ногами, как кровь.
И от меня тоже одно красное мокрое место останется, если машина потеряется, это же не заколка.
Кусаю губы.
Папа оглядывается на сок со стеклом.
– Ну некогда, Алиса, некогда, – торопит меня. – Чего замерла?
– У меня срочное дело, – спускаюсь и щурюсь на солнце. – Можно мне попозже подъехать? Просто скажи адрес, и я…
– В машину села, – отрезает он и распахивает дверь. – Живо. Рождественские ждут.
С недовольством киваю и лезу в салон.
Складываю руку на груди.
Надо вернуть чужую машину и забрать свою. А не по гостям кататься.
И братьев с меня ночью хватило, еще одну троицу я не выдержу.
Мне сон бессовестный приснился. И я эти картинки, где в меня эрекцией упираются теперь из головы не выброшу.
Папа включает радио.
– Телефон дай, – просит.
Вздрагиваю.
Ничего у меня нет, все в проклятой сауне.
– Телефон не с собой.
– У Вики? – он косится на меня. – Тебе смешно?
– Я не смеюсь.
– Потом поговорим, – мрачно угрожает он и отводит взгляд. – Настроение не хочется портить.
Сижу притихнув, в окно рассматриваю дома и деревья. Подъезжаем к шлагбауму, и папа высовывается в окно.
– К Рождественским, – говорит охраннику, который курит возле вагончика.
Нам открывают, заезжаем в поселок.
Разглядываю участки с высокими заборами и обреченно вздыхаю. Точно угонят машину, если еще не угнали.
Папа тормозит возле черной кованой калитки. И бодро командует:
– Выгружайся, Алиса. Приехали.
Стою одна, посреди чужого дома. Вытираю вспотевшие ладони о платье.
Шаги в коридоре приближаются, голоса становятся громче.
Хмурюсь. Что-то знакомое улавливаю.
Этот тон.
Этот тембр.
Этот смех.
Это…
Нет.
Боже.
В дверях показывается брюнет в черном деловом костюме. За ним еще один в расстегнутой серой кожанке. За ним последний – в белой рубашке, небрежно заправленной в рваные джинсы.
Нет.
Кошмар какой-то. Быть не может.
Эти мужчины не братья Рождественские, они не мои будущие родственники.
Они – три тирана. Три монстра. Три деспота, не знающие отказа. Воплощение порока и власти, греха и зла.
Из-под ног пол уходит, и стены плывут, хватаюсь за сервировочный столик. Поднос с коктейлями с грохотом опрокидывается.
И все трое оборачиваются на меня.
– Я ее найду и потом…– продолжает разговор Ник, видит меня и замолкает. Его полные губы медленно расплываются в широкую улыбку.
Пауза кажется такой долгим, бесконечной просто.
Топчусь по лужицам коктейлей, а хочется припустить отсюда, но до выхода так далеко, им ближе.
Меня поймают, я знаю.
– Не понял, – Арон хмыкает. Переглядывается с братьями. И зелено-карий взгляд упирается в меня. – Ты нас как нашла, Алиса? У нас дома путаны, – он лениво идет на меня. – Долг пришла вернуть? Сама? Хвалю.
Он усмехается.
– Я вас не искала, еще нехватало, – в панике пячусь, поясницей упираюсь в подоконник. Затравленно смотрю на троицу. – Я тут с папой. Знакомиться. Помолвка, – мой голос под конец скатывается в шепот.
Не может быть.
Как же я так.
Вздрагиваю, когда он в один широкий шаг оказывается рядом.
– Что? – хватает меня и притягивает к себе.
– С папой, – тяжело дышу, смотрю ему в лицо. В его глазах черти пляшут, слышу, как позади Ник смеется, весело и страшно.
– Выпустите меня отсюда, – требую. Дергаюсь из рук Арона. – Я на ужин не останусь. Мне уже ночью досталось.
– Тебе досталось? Ты так думаешь, Алиса? А твой отец знает, чем ты зарабатываешь? – Арон наклоняется и выдыхает мне в губы. – Он очень обрадуется. Вот прямо как я сейчас.
По телу мурашки несутся от его слов.
Его руки на бедрах, задирают юбку, и по-хозяйски сжимают ягодицы. Он так смотрит, что кажется, здесь меня сразу уложит, на пол.
– Дайте уехать, – прошу.
Я парализована. Как во сне, где меня целовали, обнимали, тискали, а я не вырывалась.
Мужские руки сжимаются сильнее, мнут ягодицы.
– Арон, не запугивай лапушку, – за его спиной негромкие шаги слышу, рядом вырастает Ник. Косится вниз на мои голые бедра и негромко присвистывает, – а нижние девяносто мы еще не оценили. Алиса, бегом снимай трусики.
У меня в ушах шумит, поверить не могу. В доме, где полно народу, где мой отец.
Со мной такое.
Взвизгиваю, когда руки Арона тянут кружевную ткань вниз.
– Хватит! – пытаюсь прикрыться юбкой, и одновременно бью его по плечам.
– Ну-ка тихо, – командует он привычно жестко, уверенный, что его послушают. Наклоняется и сдирает с меня белье вниз по ногам.
Ощущаю, как другая пара рук меня приподнимает за талию.
Остаюсь без трусиков.
Тяну руку.
– Так походишь, Алиса, – Арон мнет кружево в кулаке и толкает в карман пиджака. – Потрясешь голой попкой. Тебе не привыкать.
– Упругая? – Ник смотрит на мои бедра.
– Не твое дело! – судорожно поправляю юбку, не понимаю, как быть теперь. Хочется закричать и всем рассказать, как они трое за мной гонялись всю ночь.
– Вот это видишь? – Ник приближает свое лицо, и я вижу, легкий синяк и припухлость на идеально выточенной скуле. – Если бы не Арон. Я бы тебя уже где-нибудь в кладовке сладко трахнул, заразу, – большим пальцем он оттягивает мою нижнюю губу.
– Не надо, – шлепаю его по руке.
Вспоминаю сон и низ живота тянет. Представляю мужские руки на теле. Стою, зажатая в углу этими двумя, и боюсь скандала, что мне на это папа скажет, ужин в образцовой семье вот-вот накроется.
И не медным тазом.
Чем-нибудь похуже.
– Парни отбой, – зовет Виктор, и я сразу выглядываю из-за спины Арона. Виктор смотрит в арку. – Идут.
– Явились? – по зоне отдыха разносится густой, тяжелый бас. И появляется сам мужчина – весь седой, но такой гордый, высокомерный, он несет себя с таким достоинством, что мне сразу ясно становится – глава семьи.
Дед.
Бородатый, как в сказке.
– Вы опоздали, – ворчит он и хмуро оглядывает своих бессовестных внуков. Смотрит на меня. – Алиса?
– Да. Добрый вечер, – топчусь рядом с Ником и Ароном. Тереблю край юбки. Без трусиков неуютно, кажется, все уже знают, что они у Арона в кармане, и что только что здесь творилось.
– Регина накрыла на стол, – он кивает в сторону Арки.
– Как освободились – так сразу примчались, – Арон закатывает рукава. Бросает краткий взгляд на меня, и похлопывает себя по карману, намекая.
Щеки пылают.
– У меня еще и машину угнали, – Ник отступает от меня, вслед за Ароном шагает к арке. – Я бы так наказал этого гонщика, руки чешутся. Ла…– он оглядывается. Хотел лапушкой меня назвать, но осекается. Карие глаза сверкают, огнем горят. Он поправляется. – Лариса, идем за стол. Будет вкусно.
– Алиса, – дед с подозрением разглядывает меня такими же черными глазами. – Николас неприлично имена коверкать.
– Понял, принял. Алиса.
Неуверенно семеню к арке.
Нужно шепнуть папе, что я уезжаю.
Я не останусь.
Прохожу мимо Виктора, дожидающегося остальных и несмело смотрю на него.
У него лицо каменное, он на меня внимания не обращает.
Выдыхаю и юркаю в арку.
И тут же вздрагиваю всем телом, когда его руки тянут за юбку назад. Задирают и звонко шлепают по ягодице.
На нас оглядываются Ник с Ароном.
– Клевая попка, – ухо опаляет дыхание Виктора. – Как я и думал.
– Виктор, руки не распускай, – цедит Арон.
Ягодица горит. Вырываюсь вперед и обгоняю их, за дедом проскакиваю в столовую.
Вслед мне раздаются смешки.
Оборачиваюсь и вижу три похожих хищных лица.
Они теперь знают меня.
Мою фамилию, кто мой отец, где я живу.
Они меня уже все трое облапали, забрали трусики.
Они не отстанут.
Понимаю это и шагаю к папе, который сидит в кресле за столом.
Глава 11
Пересекаю столовую.
Папа сидит в кресле. За столом еще светловолосая женщина, похоже, тетя моих будущих сводных братьев.
Семейка мне уже не нравится.
Их фамилия теперь мыслей о праздниках не вызывает. Рождественские – дьяволы во плоти.
Регина гремит бокалами.
– Я поеду, – наклоняюсь к отцу. – У Вики случилась беда.
– С твоей машиной? – он следит за Региной. Улыбается ей, когда она ставит рядом с ним графин с соком. Переводит взгляд на меня. – Алиса. Про ужин ты знала еще за неделю. Прекращай мне нервы трепать, – он говорит тихо, удерживает меня за руку, когда я хочу выпрямится.
Спиной чувствую присутсвие мужчин. А я стою без белья, еще и наклонилась.
Вырываю руку и выпрямляюсь.
Папа краснеет.
– В чем дело? – волнуется Регина. Поправляет кофточку.
– У Алисы плохое настроение, – позади звучит насмешливый голос Ника. – Не хочет с нами ужинать.
Большими глазами смотрю на папу.
Вокруг так тихо становится. Исподлобья кошусь на правильную семью.
Дед садится во главе стола, хмурит густые брови. Русоволосая сестра Регины едва заметно качает головой. С шумом двигают кресла эти наглецы Рождественские.
И папа, взгляд такой нехороший, кажется, если я сейчас уйду – он меня потом из дома выгонит.
Вещи выставит на крыльцо.
– Все уже нормально, – злюсь, делаю пару мелких шагов к столу. Резко спрашиваю. – Куда сесть?
Ловлю взгляды карих глаз.
Они все трое напротив. Мерзавцы. Расселись и пялятся.
Обхожу кресло, и троица смотрит на мои ноги.
Я бы не надела юбку, если бы знала, что меня тут эти секс-маньяки поджидают.
– Ребенка не смущайте, – негромко требует дед. – Уставились.
За столом сразу начинает греметь посуда. Оживают разговоры.
Арона поздравляют, что он выиграл очередное дело.
Плюхаюсь в кресло напротив, папа устраивается рядом.
С симпатией смотрю на деда, защитник.
– У моего покойного мужа испанские корни, – рассказывает Регина. – Дома мы готовим национальные блюда, – она кивает мне и рукой показывает на стол. – Вот тут паэлья. А это тортилья, – она двигает блюдо ближе ко мне. – Здесь у нас сладости…я потом тебе запишу рецепты, будешь готовить, Алиса. Научу. Семья у нас большая, – она с теплой улыбкой смотрит на сыновей. – Теперь еще и вы с Александром передете, – Регина смущенно трет рукой нос.
И садится возле папы.
Перевариваю ее заявление.
Куда это мы переедем?
У нас свой большой дом.
И мне ничего такого не говорили.
– А зачем к вам переезжать? – игнорирую пристальные взгляды, щеки так и горят. Наклоняюсь над столом и щурюсь на Регину. – У нас же коттедж.
– Алиса, дорогая, – напевно говорит она и накладывает папе паэлью. Или тортилью – вылетело из головы. Она ставит блюдо ближе к мужчинам. – Так принято. Семья у нас традиционная, многопоколенная. И очень дружная. Живем все вместе.
Перевожу взгляд на дружную троицу Рождественских.
Кто-то из них под столом ногой задевает мою.
У всех похожие невозмутимые лица.
Закашлившись, подтягиваю ноги ближе к креслу.
– За знакомство, Алиса, – Ник ухмыляется. Берет кувшин с чем-то красноватым. Там плавают фрукты. Он наполняет бокал. – После ужина на экскурсию тебя приглашаю. Покажу дом.
Дед молчит.
Я себя белкой в колесе чувствую, всю ночь от них удирала, а прибежала прямиком в лапы.
– Я в дамскую комнату, – бросаю и вылезаю из-за стола.
Юркаю в арку, отдышаться пытаюсь.
Какого же черта.
Что это такое, вообще.
Ногу покалывает от касания, просто жжет. Вспоминаю поцелуи, и как грудь ласкали умелые губы, руки, шлепок по голой ягодице, рубашку Ника с его запахом, мужским и терпким, трусики в кармане пиджака Арона.
Слышу шаги из столовой.
Смотрю на тень, мелькнувшую в арке.
На крупную крепкую фигуру.
Ко мне выходит Виктор.
– В дамскую комнату, красотка? – в его тоне низкие глубокие ноты, у меня немеют ноги. За плечи он резко разворачивает меня. Сильные ладони смещаются на талию, сжимают, направляют. Пальцы сминают юбку. – Провожу. Двадцать пять оргазмов обсудим заодно.
– Нравится дом? – он ведет меня в зону отдыха, где мы и встретились.
Оттуда в коридор.
Дом мне понравился, несмотря ни на что. Он большой и красивый, арки внутри и снаружи, все элегантно и так изящно. Камины и лестницы с расписными изразцами. Кованые ворота, перила и светильники.
Все хорошо, кроме троих моих преследователей.
– Традиционная многопоколенная семья, – повторяю слова его матери. В его руках разворачиваюсь к нему.
– Я все знаю о нашей семье, Алиса, – он объятий не разжимает. Его идеально выбритое лицо воспоминания запускает о ночи, его машине, о клубе и поцелуе в закутке у комнаты охраны. – Так же знаю, – его голос тянется, словно в паутину кутает. – Что мне не нравится новый член семьи, красотка.
Сглатываю.
Это словно укол, слышать, что я не нравлюсь.
А с другой стороны. Это возможность уйти.
Подальше от греха.
– Мне тоже новые родственники не нравятся, – я смелею. Вряд ли этот бесстыдник свои оргазмы начнет требовать в собственном доме, сейчас. – Порчу машины я считаю заслуженной, – говорю ему в глаза.
И вижу, как они загораются, блестят, становятся золотистыми.
Как крепкое спиртное в кровь, разум мутят.
– Ты наглая девочка, Алиса, – его руки сильнее сжимаются на моих бедрах, ткань юбки мнется, задирается. – Что у тебя случилось? Отец карточки заблокировал?
– Нет.
– Почему тогда собой приторговываешь?
Словами он меня будто по щекам бьет, наотмашь.
– Отпусти! – лицо горит, я вырываюсь.
– То, что ты сюда с отцом пришла, не делает тебя приличной девушкой, – он толкает меня на себя. Цедит в глаза. – Ты безбашенная грязная сексуальная самочка, Алиса.
Это получается рефлекторно, просто мое колено оказывается у него между ног. Бью с размаху, и его хватка слабнет, лицо меняется, в глазах нет больше наглости, они мутнеют.
Отскакиваю от него, когда он слегка сгибается.
Разворачиваюсь и бегу к входной двери. Налетаю на нее плечом и вываливаюсь на улицу.
На парковке возле дома машины. Папина заперта, я помню.
Но оставаться здесь безумие, эти трое замучают меня, развратят и испортят, я уже после ночи лишь о них только думаю.
Босиком по траве, едва не врезаюсь на скорости в белый Бэнтли. Стекла на месте, терять мне нечего.
Дергаю дверь на себя.
Радостно ныряю в салон. Замечаю ключи, брошенные на панели.
И тут сзади под юбку скользит горячая ладонь.
Взвизгиваю, пытаюсь повернуться.
– Куда опять собралась, красотка?
Мужские пальцы сжимаются на ягодице. Смещаются ниже, в промежность.
Касаются складок.
Чувствую, как там мокро.
Меня тянут назад. Резко разворачивают.
Налетаю на Виктора. На его лице смесь злости и еще чего-то неуправляемого, порочного и дикого, его ладонь накрывает промежность и растирает влагу.
– Почему так влажно, Алиса? – выдыхает он мне в губы. Раздвигает складки. Другой рукой треплет мои волосы, стянутые в хвост. – Черт, – кратко ругается он, – как ты заводишь.
Его язык врывается в рот.
Не могу ноги сдвинуть и выгибаюсь в спине навстречу ему.
Эти ощущения, от мужской руки между ног с головой накрывают. Он гладит меня, умело и напористо, я вся в мурашках и в огне, на жадный поцелуй отвечаю.
Его пальцы скользят, надавливают куда-то, круговыми движениями швыряют меня на карусель, и мне кричать хочется, от этого безумия.
Цепляюсь в его футболку.
И дергаюсь, словно от тока, когда слышу его имя. Его выкрикивает женский голос, на повторе в ушах:
– Виктор!
Он отрывается от меня с тяжелым выдохом. Убирает руку.
Сердце колотится. Вместе оглядываемся на ворота.
Там, сквозь решетку, вижу женщину.
Стоит у машины и размахивает сумкой.
– Виктор! – кричит, надрывается. – Я тебя ненавижу, сволочь!
Виктор
Тина говорила, что сегодня отчет по командировке сдает. И на наш ужин приехать она не сможет. Хотя знает, насколько это важно. Она у нас дома еще ни разу не была.
А у нас правила такие. Уж если порог переступил – отныне ты вхож в семью.
А если нет…
Смотрю на фигуру Тины в решетке ворот. И вытираю губы.
В нос мне бьет запах, оставшийся на пальцах, какой-то невероятный, это запах юного тела, страсти, жара, горячая влага ее возбуждения.
Я ее возбуждаю – понимаю это.
– Можно мне твою машину взять? – глухой вопрос летит мне в грудь.
Опускаю глаза на Алису.
Губы пухлые, красные, мною искусанные. Длинный хвост растрепался, светлые прядки спадают вдоль лица. На шее пульсирует жилка. Аппетитная грудь вздымается.
А под юбкой…
Там только что были мои пальцы.
Машинально подношу руку ко рту. Лизнув палец, пробую Алису на вкус.
– Рождественский! – орут снаружи.
Да бл*ть.
Усилием воли перевожу взгляд на Тину. Ворота расплываются. И зелень деревьев.
На языке сладко-соленый привкус. Рядом тяжело дышит Алиса. Я никак не могу. Начать соображать. В паху такое давление, кажется, что слышу, как швы на брюках трещат.
– Я поеду? – не дожидаясь ответа Алиса нагло лезет в мою машину.
Проморгавшись, наклоняюсь в салон. С панели подхватываю ключи, на которые она уже положила глаз. Поворачиваюсь на нее.
Встречаемся взглядами. Огромные, напуганные, голубые блюдца.
Свое отражение вижу. И сам себя не узнаю.
– Попробуй, – пальцем касаюсь ее приоткрытых губ, проталкиваю в рот. Чувствую, как она языком мазнула подушечку.
Ее зрачки в удивлении расширяются.
– Рождественский! Я сейчас просто уеду! – давит на меня скандальный крик.
Оглядываюсь.
И у меня из рук тут же вырывают ключи. Алиса ловко, зайцем юркает на пассажирское сиденье, юбка задирается, оголяя круглые, крепкие ягодицы.
Дьявол ее подери, она же специально.
Она дразнит.
Мелкая провокаторша, хитрая юная стерва.
В раздражении хлопаю дверью. Еще одного окрика не жду, шагаю к воротам, и так уже дома все слышали представление.
Подхожу, лязгаю засовами. Толкаю створку, распахиваю настежь.
– У тебя совсем совести нет? – набрасывается на меня Тина. – Стоишь и какую-то девку нацеловываешь прямо возле дома! А я смотрю! Ты бы еще через час подошел, после того, как трахнул ее!
– Тина, кричать не надо, – выхожу к ней, сдвигаю ее к машине. – Это случайность. Недоразумение.
– То что ты ее облизывал стоял? Это недоразумение? – она аж подпрыгивает. – Ты совсем оборзел, Виктор? Я невеста твоя или кто?
– Я виноват, Тина, – ладонями растираю лицо.
– Виноват он! – она хмыкает. – Так ты это называешь?
Молчу.
Меня эта зараза Лиса-Алиса уже с ума сводит, я так облажался, каким чертом ее в мою жизнь занесло.
– Извини, – смотрю на Тину.
Мы полгода вместе. У нас все серьезно. Я наверное, спятил.
– Кто она такая? – Тина выдыхает, уже спокойнее. Запускает руку в каштановые волосы. Они на закате отдают рыжиной.
Цвет такой, как у подружки Алисы. Вика, кажется ее зовут.
Бл*ть, опять. Я не о том думаю.
– Да никто она, – отрезаю. – Просто.
– Просто? – Тина снова заводится. – Просто ты с ней возле дома целуешься и разрешаешь гонять на твоем Бентли. Просто, Рождественский!
– Я не…– осекаюсь.
Скандалом увлекся. И лишь сейчас слышу мерный гул двигателя. Шелест шин. Скрежет металла – моя машина, разогнавшись, налетела либо на статую, либо на фонтан, либо на скамейку во дворе.
– Алиса, мать ее, – ругнувшись сквозь зубы, оборачиваюсь.
И наблюдаю, как Бентли, выскочив за ворота, заносит, виляет. И удаляется по дороге к шлагбауму.








