Текст книги "Мои сводные монстры (СИ)"
Автор книги: Дана Блэк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Глава 30
Просыпаюсь, и еще долго лежу в кровати.
Обстановка незнакомая, вчера ночью я ее рассмотреть толком не успела, мы с Ником поднимались наверх, и я была подшофе.
Наши с ним комнаты в мансарде, соседние. Как для самых младших – он так сказал. Может, пошутил.
А, может, мне приснилась эта ночь, шоколадный торт на столе, и вино, и он, и его слова.
Сорвать папе свадьбу.
Я же не самоубийца.
Будильник звенит повторно, и я неохотно выпутываюсь из одеяла. Сползаю с двуспальной кровати. От белья вкусно пахнет кондиционером, и в комнате запах приятный, лаванда.
Во всю боковую стену шкаф с зеркальной дверью, останавливаюсь возле него и любуюсь своим помятым отражением.
Волосы спутались, на щеке отпечаток подушки, глаза сонные-сонные. Пить хочется. И голова побаливает после вина.
Юркаю в ванную и долго плещусь под душем, а дальше фен, тушь для ресниц, черная кофточка и синие обтягивающие джинсы.
Сразу беру рюкзак, проверяю время на телефоне.
И выхожу в коридор.
На счет завтрака мне ничего не сказали, а желудок жалобно урчит. Но если здесь в утренних традициях семейные посиделки – это не ко мне, со старшими Рождественнскими я бы лучше год-другой, вообще, не пересекалась.
А Николас меня защищать не собирается, похоже.
Я ведь ему никто.
Спускаюсь на первый этаж, и здесь уже слышны голоса – раздаются из столовой. Значит, все таки семейный завтрак. Улавливаю слабый аромат свежей выпечки и глотаю слюнки.
Со вздохом шагаю в прихожую.
– И куда это мы так торопимся, – слышу за спиной ворчливый голос папы, когда наклоняюсь за обувью.
– В универ, – оборачиваюсь и отбрасываю за спину волосы. После душа пышные, и пахнут приятно и незнакомо, пришлось взять шампунь из пакетика.
– У тебя до занятий, – папа смотрит на наручные часы, – полно времени. Пойдем, там завтрак накрыли.
– Да я перекушу по дороге, в кафе заскочу, – открываю шкаф и глупо пялюсь на вешалки с чужой одеждой.
Вчера же я бросила свою кожанку на кухне.
– В кафе она перекусит, – передразнивает папа, и призывно машет на меня рукой, – когда начнешь считать деньги, Алиса? Я их не из воздуха беру. Поесть можно и дома, Регина все утро пекла булочки, старалась, иди за стол.
Поколебавшись, стягиваю обувь. Бросаю рюкзак на диванчик напротив шкафа и плетусь к папе.
Он дожидается, пока я первой сверну в арку, и лишь потом шагает за мной. Чувствую себя под конвоем.
Захожу в столовую.
– А вот и Алиса, – тепло встречает меня Регина. Сколько раз я ее видела – она постоянно в движении, что-то делает. Сейчас расставляет на столе блюда с пышными румяными булочками и носится между кресел.
Вежливо бормочу приветствия и с облегчением замечаю, что старших братьев нет. За столом их тетя, дед, и Ник, и все.
– А мальчики на работу уехали, срочные дела у них, завтракать всем вместе не всегда получается, а жаль, – Регина ставит кофейник и вытирает руки белым полотенцем. Зовет папу. – Саш, садись скорей, пока не остыло.
Рассаживаюсь напротив Ника.
Он намазывает булочку маслом и что-то с увлечением рассказывает деду, а тот с таким одобрительным видом слушает, что сразу ясно – младший у него явно в любимчиках, ему все прощается, его больше всех баловали, вот он и вырос таким – распущенным и горячим, словно боится не успеть жить.
Ем вкусную сладкую выпечку с черничным джемом. Запиваю кофе с молоком и глазею на семейство, краем уха ловлю разговоры, смех, шуточки их свои, особенные какие-то, и бросаю невольные взгляды на папу.
Ему все нравится.
Хоть и пришлось переехать в дом к женщине, а не наоборот.
И что я должна сказать ему, мол, меня сексуально домогаются сыновья твоей невесты, поэтому отмени свадьбу и поехали обратно домой?
Допиваю кофе, и впервые за весь завтрак ощущаю на себе черный взгляд Ника. Поднимаю голову, тоже смотрю на него. В памяти смутно, мазками, всплывают его объятия, он вел меня наверх этой ночью, провожал в комнату, и это почти осязаемо сейчас – тепло его сильного тела.
И самое главное – он не приставал. Не напрашивался в комнату ко мне. И это странно.
Я внезапной братской заботе не верю ни капли, я снова не в курсе правил игры.
Ведь он так на меня смотрит. Взгляд густой, томный, он мужским интересом наполнен, и я на автомате плотнее сжимаю под столом ноги.
Он и дед первыми встают из кресел, и будто по команде, рассасываются остальные.
– На счет твоей подписи, Алиса, – напоминает папа, когда я, наплевав на куртку, собираюсь выйти из дома. Он по пятам за мной ходит сегодня, и это слишком знакомо, в прошлый раз, когда он метался со своими документами, было тоже самое, каждый мой шаг контролировал.
– Встреча же отложилась? – оглядываюсь от двери. – Когда понадобится – скажешь.
– В конце недели, – он ближе шагает ко мне, на ходу влезает в черный пиджак. – Поэтому сиди дома. И не шляйся со своей Викой. Чтобы я потом не искал тебя, не обрывал телефоны. Вчера во сколько пришла?
Он открывает дверь, и первым выходит на улицу.
– Ближе к ночи, – признаюсь, – зато вон, – рукой показываю за ворота. – Моя машина.
Он ничего не говорит, не прощается даже, просто идет к своему авто.
Стою на крыльце и качаю головой.
Да он из-за этих Рождественских гавкает на меня целыми днями, боится, что ему новую жизнь с Региной испорчу, не сорвать мне эту свадьбу, никак.
Я и не хочу.
Зачем мешать счастью.
– Чего загрустила, лапушка? – позади хлопает дверь, и на ягодицы нагло ложатся ладони Ника. – Какая аппетитная попа, – он сжимает меня. – Как я люблю эту попу. Стой, а ты почему в одной кофте?
Через пару секунд мне на плечи опускается его джинсовка с белым меховым воротником.
– К тебе есть претензии, – продолжает Николас, и обходит меня, спускается, оглядывается, и смотрит снизу вверх. – Моя машина в ремонте после того, как повстречалась с моей лапушкой-вандалкой. Поэтому два варианта. Либо я беру твою. Либо ты меня подбросишь до студии. А по дороге, – его глаза загораются дьявольским блеском, – займемся чем-нибудь интересным.
– Ты подумала над моими словами, лапушка? – спрашивает Ник и, не дожидаясь ответа, выставляет вперед палец. – Погоди, важный звонок.
Он принимает вызов. Четвертый или пятый по счету за всю дорогу, а мы уже в черте города. Сверяюсь с картой, послушно поворачиваю на светофорах, везу его на работу или куда там ему надо, и он все это время болтает по телефону.
Нет, я слышу, там что-то важное. Краем уха ловлю отдельные фразы и впервые различаю в его голосе командные ноты, присущие всем Рождественским.
Поэтому еду. И бросаю на мужчину любопытные взгляды.
Он ведь лишь с виду такой – выбирает удобную неформальную одежду, сидит, лениво развалившись в кресле, волосы держит в вечном беспорядке, словно всю ночь до утра занимался сексом, и только что вылез из постели.
И кажется, будто он весь на ладони – любит вредную еду, скорость, драки, красивых женщин, крутые машины. Много смеется, бегает от проблем, богатый бездельник с ветром в голове.
Но вот он ерошит волосы. Машинально закуривает. И чуть огорченно, устало говорит в трубку:
– Актриса слетела вчера, а новость эта ко мне добиралась голубиной почтой, я так понимаю? Гена, ты хреновый администратор, чего тебе еще сказать? Я не знаю, что тебе теперь делать. Подумай, Гена. Может, ты вчера мне позвонить должен был, ну так, как вариант, м?
И я вижу – все, что он в себе показывал раньше – оно напускное, а вот сейчас, когда он забыл о моем присутствии и занят работой – сейчас здесь настоящий Николас Рождественский, самый младший в роду, и самый счастливый, наверное, знает, что он любимец фортуны, но при этом усердно трудится, как и вся семья.
Папа был прав, когда говорил, что Рождественские – настоящие правильные мужики.
Я с этим утверждением согласна.
Ник сбрасывает вызов и кратко матерится себе под нос. Опускает стекло и стряхивает за окно пепел, который тут же подхватывает порыв ветра.
– Проблемы? – вклиниваюсь с вопросом. Смотрю на карту, сворачиваю во дворы.
– Нет, – он затягивается дымом, и красный уголек трещит. – Если у человека нет мозгов – это не проблемы. Это, пожалуй, беда.
– Нам сюда? – хмыкаю и подъезжаю к длинному четырехэтажному дому с несколькими подъездами и с интересом смотрю в окно. Какие фильмы снимает этот Просто Гений я помню, и уже готова согласиться, что подобный контент тоже нужен, и очень многим, ведь занятия любовью – это часть жизни, и…
– Здесь останови, лапушка, – просит Ник, и я послушно торможу под деревом, не доезжая до желтого здания.
В универ я уже опоздала безбожно, и теперь не хочу, чтобы Ник уходил так быстро, я не против немного поговорить, обсудить наши ночные посиделки, кое-что спросить, поэтому глушу мотор.
– Слушай, – откашлявшись, поворачиваюсь в кресле.
И от неожиданности бьюсь локтем об руль, когда Ник обхыватывает ладонями мою голову и рывком притягивает к себе.
На выдохе открываю рот, и мужской горячий язык сталкивается с моим. Поцелуй глубокий и жесткий, и руки Ника тоже, за плечи он тянет меня из кресла, на себя, сам откидывается на спинку, в объятиях сдавливает меня.
Ладонью упираюсь в стекло, другой рукой в его кресло, удержаться на весу не могу, и с трудом уворачиваюсь от его жадных губ.
– Ник, мне неудобно, отпусти, – пищу и чувствую, как его широкая ладонь давит мне на шею, он пригибает меня, ниже и ниже, лицом везет по груди до тугой ширинки синих джинсов.
– Потом отпущу, – обещает хрипло. – Сначала мне кое-что нужно от тебя.
– Что ты делаешь, – все еще кажется, что он просто силу не рассчитал, и вот-вот даст мне выпрямиться, но перед носом вдруг появляется его рука.
Он касается пуговицы.
– Ник! – ладонью молочу по панели. – Выпусти меня!
– Алиса, расслабься, – жестко произносит он. Неторопливо расстегивает ширинку, и я вижу, как на серую ткань боксеров напирает твердый бугор, и потемневшее пятнышко выделившейся смазки.
Я помню, какая она на вкус.
У его брата.
Из его хватки не могу вывернуться, от напряжения слезятся глаза. Или это от обиды, он ночью торт со мной ел и вино пил, заверял, что мне бежать нужно от Арона, а теперь сам, держит так крепко, что дернусь – и шея хрустнет.
– Ник.
– Ты его уже трогала, Алиса. На свадьбе, под столом. Сейчас сделай тоже самое. Только ротиком. Язычком. Давай, сладкая.
Его рука зарывается в мои волосы, держит пряди у затылка, его пальцы ныряют под резинку боксеров, слегка оттягивают ее, и я замираю. Все это сон словно, я в лапах этих братьев будто навечно застряла, не выбраться больше.
– Никому не скажем, – хрипло обещает Ник.
Я чувствую этот запах – мужской, животный, и это все феромоны, они минуя мозг, бьют сразу в порок и похоть, в тугие сплетения внизу живота, и я ощущаю это – женское влечение к мужчине, в теле хранятся отголоски той ласки, и сладкой дрожи, если от удовольствия хотелось кричать в голос – значит, ошибки не было, вчера я занималась чем-то хорошим и правильным, и я хочу продолжения, хочу твердый член между ног, и чтобы Ник вгонял его в меня так же жестко, как вчера его брат в рот мне.
Я запуталась в них.
Николас приспускает боксеры ниже.
Жду, когда покажется бархатная головка, и от собственных мыслей становится страшно.
– Я не хочу, отпусти, – твержу, себя или его убеждаю – не знаю, и мутнеет в глазах.
– Хочешь, – он тянет ткань еще ниже, и я вижу толстый корень, и черные волосы, я в полубезумии представляю первобытные времена, ни стыда, ни морали, лишь грязная дикая отвратительно-прекрасная бессмертная страсть.
– Дай мне встать, – дергаюсь из последних сил, и перестаю вырываться. – Николас, пожалуйста.
Еще чуть-чуть, и я сама зубами стяну с него трусы, на таком я пределе.
А он знает, что со мной происходит, ослабляет пальцы и ведет ладонью по моему затылку.
– Если бы я захотел, Алиса, ты бы уже стонала и захлебывалась, – он рывком поднимает меня, и отталкивает от себя.
Отлетаю к своей двери. Убираю волосы, прилипшие к губам, и смотрю ему в лицо.
Я почти поддалась. Он прав, миг назад все зависело от него, осознаю свое падение, и щеки огнем горят, а он точно такой же – взъерошенный и красивый, и невозмутимый, в кресле развалился, смотрит в ответ.
– Если можно одному, значит, и другим тоже, – после паузы говорит он. – Виктор не один, нас трое. Ты ведь не глупая девочка, все понимаешь, – он опускает руку вниз, и поднимает с коврика улетевшую пачку, открывает, зубами вытягивает сигарету. – Какая между нами тремя разница, знаешь?
Если бы и знала, не сказала, язык не поворачивается во рту, с трудом сглатываю.
– Умение вертеть хвостиком – это не все, лапушка, подразнить и поулыбаться – ты не на тех нарвалась. – он не закуривает, зажимает сигарету в уголке губ. Смотрит на меня неотрывно. – Я никогда не буду обращаться с тобой так, как сейчас. А они будут.
По коже несутся мурашки. На мне его куртка, на мне его запах. Я слушаю его, и не верю ему больше, играет со мной, словно кошка с мышкой, он такой же, как они, он Рождественский.
– Что ты маленькая, напугал тебя? – его голосу возвращается привычная легкость. Он отбрасывает сигарету и подается ко мне. – Просто доверься, – просит он вкрадчиво, – я тебя не обижу, – обещает.
И я взрываюсь
– Хватит мне лапшу на уши вешать! – рявкаю и машу рукой в окно, – пошел вон.
Он смотрит на меня несколько секунд, мое терпение и так закончилось, он усмехается.
– А дальше что, Алиса?
– Вон иди из моей машины! – кричу.
Он не уходит, с блеском в глазах разглядывает меня.
За лямку хватаю рюкзак, что провалился между сиденьем и дверью, и щелкаю ручкой. Выбираюь на улицу и стягиваю его куртку, швыряю в салон.
– Куда ты рванула, – он тоже выходит, мнет в руках джинсовку. – Иди сюда, холодно же, оденься, дура!
– Пошел нах*й! – выкрикиваю на всю улицу, и на нас оглядываются прохожие, на холодном ветру обхватываю себя за плечи и пячусь по тротуару, не выпускаю его из виду.
Он отвлекается, чтобы ширинку застегнуть, куртка падает из его рук на асфальт.
Пользуясь случаем, ускоряю шаг, юркаю между деревьев и бегу по желтому газону, ветер свистит в ушах, я знаю одно – в дом к этим монстрам я больше не вернусь.
Глава 31
– Мы разговаривали с Александром. Документы у нас на руках. Коттедж сдавался со всей обстановкой, мы не мошенники, у нас дети, – хмуро говорит рыжеволосая женщина.
Она стоит в дверях моего дома.
И не пускает меня на порог.
– А когда вы заехали? – растерянно тереблю связку. Я даже ключ в замок вставить не успела, эта зоркая дама завидела меня, едва я вошла в ворота.
– Сегодня с утра заехали, сразу, как дом посмотрели, – отвечает она и плотнее кутается в шикарную белую шаль. – У вас все? Тогда до свидания, некогда мне тут с вами стоять.
Она хлопает дверью.
Смотрю, как баран на новые ворота и топчусь на крыльце.
После универа заехала в магазин за новой курточкой, и теперь мне хотя бы не холодно. И на этом хорошие новости заканчиваются.
Потому, что машины моей возле киностудии не было. Мы с Ником поменялись ролями, и теперь злостный угонщик он.
В нашем доме уже живут незнакомые люди, а мою комнату заняла дочка этой блондинки, у которой красивая шаль.
Такси я отпустила.
Что еще?
Понуро спускаюсь по ступенькам и бреду обратно к воротам. В десятый раз набираю Викин номер.
На учебу Вика не явилась, остыпается после смены в сауне, и трубку не берет, игнорирует меня. Но вдруг, когда я уже хочу сбросить вызов в динамике раздается ее сонный голос:
– Ну сколько можно трезвонить?
– Привет, – радуюсь и ускоряю шаг, – давай мириться. Я уже и сама пожалела, что тогда поехала с Виктором, он…
Она бросает трубку.
Просто так, не дослушав меня даже.
В растерянности смотрю на смолкнувший телефон и шагаю по тропинке вдоль деревьев. Шмыгаю носом на ветру и тру глаз. Быстро моргаю, мысленно прошу себя не расстраиваться.
Все не все потеряно. Здесь неподалеку стоянка, возьму такси и поеду в гостиницу, там поем и лягу спать, а завтра проснусь…
В собственной постели, в обнимку с мягкой игрушкой. И последние дни окажутся сном, мы с папой по-прежнему будем жить дома, а эта страшная фамилия Рождественские из моей жизни исчезнет.
Мечтаю.
Добравшись до пятачка усаживаюсь в такси.
И уже через сорок минут выхожу возле гостиницы.
Выбираю одноместный номер и кладу на стойку карточку. С интересом оглядываюсь в холле.
Просторное помещение, и верхний свет, наверное, горит круглосуточно, вдоль стен стоят черные кожаные диваны и журнальные столики, у дверей суровый мужчина в форме, как статуя.
Ни разу не ночевала в гостиницах.
И не придется.
Потому, что девушка-администратор с вежливой улыбкой возвращает мне карточку и поясняет:
– Счет заблокирован.
– Как это? – верчу в пальцах пластиковый треугольник и пугливо смотрю на девушку. – Почему?
– Этого я не знаю.
У меня за спиной покашливают, напоминая, что я не единственный гость, и я поспешно отхожу к диванам.
Набираю папин номер и кусаю губы. Слышу его недовольный голос в трубке и выдыхаю:
– Хотела тут кое-что прикупить, но на карточке почему-то нет средств.
– Их и не будет, – меланхолично отвечает папа. – Мне сегодня уже пришло сообщение из банка, что ты по магазинам одежды гуляешь.
Машинально трогаю воротник новой куртки.
– А я тебе утром говорил, что траты пора ограничить, – продолжает он. – Последний курс университета, можно и на работу устроиться. А не с подружкой за покупками шляться. Теперь у тебя будет лимит на неделю. Через полчаса ужин, постарайся успеть. Слышишь меня, Алиса?
Отключаю звонок.
Пальцы трясутся, и губы от обиды дрожат.
Отчитал, как девчонку, хоть я и не транжира вовсе, у меня все есть, я не разбрасываюсь деньгами, зачем он меня этим тычет?
Сажусь на диванчик и лезу в кошелек, пересчитываю наличность.
Вздыхаю.
На номер в гостинице не хватит. Если бы я знала, что так получится – не покупала бы куртку…
Откидываюсь на спинку.
Сначала зачем-то листаю глянцевый журнал, потом глазею на гостей, потом бездумно копаюсь в интернете, а за окном темнеет, вечер скоро станет ночью.
Тяну время, тяну до последнего, и терпение у администратора иссякает. Девушка за стойкой манит к себе пальцем охранника. Тот слушает ее краткую жалобу и решительно шагает к диванам.
– Девушка, номер бронировать будете? – строго смотрит он на меня.
– Нет, – нахожу в себе силы встать. Несколько часов сидела на одном месте, и ноги затекли, подошвой постукиваю по полу. – Такси жду. Сейчас уйду.
Я и, правда, признав поражение, вызываю такси. И спустя пятнадцать минут сажусь в машину, которая везет меня в дом Рождественских.
Эта семья проклята, точно. После знакомства с братьями моя жизнь покатилась в тартарары.
Когда подъезжаем к дому первым делом смотрю на окна. Везде темно.
Проверяю телефон с кучей пропущенных от папы, в надежде увидеть сообщение от Вики, я готова развернуться и ехать к ней, настолько не хочется мне идти в этот дом.
Но от подруги ничего нет, и я обреченно выбираюсь из машины. Захожу в калитку, пересекаю сад, взбегаю по ступенькам и толкаю дверь.
В прихожей тихонько разуваюсь. И крадусь в мансарду.
Моя комната самая последняя по коридору, это я помню. На пути мне никто не попался – и я радуюсь, хотя бы эту ночь до утра проведу спокойно, а дальше буду думать.
Мне чертовски везет.
Захожу в комнату. Света не включаю, на ходу расстегиваю куртку и, наощупь, пробираюсь к кровати.
И вздрагиваю всем телом, когда слышу негромкий щелчок.
Загорается красноватый ночник.
И я замечаю в кресле возле стола темную мужскую фигуру.
– Долго гуляешь, красвица, – хрипло говорит Виктор.
Он сидит, широко расставив ноги. На его коленях покоится полицейская дубинка. Он подхватывает со стола нечто блестящее, раздается звяканье…
Щурюсь.
И ощущаю, как по спине сползает холодная струйка пота.
Это наручники.
Он вертит их на пальце, подхватывает дубинку, неторопливо встает из кресла…
И отдает приказ:
– Лицом к стене, руки за голову, Алиса. И побыстрее. Я тебя третий час здесь дожидаюсь. Так что не зли меня.
Арон
– Рождественский, наливай, – требует мой новый клиент, и я охотно разливаю по рюмкам-тюльпанам коньяк.
Не день, а долбаная херня, с утра несколько часов торчал в СИЗО и ждал встречи с клиентом, в изоляторе видите ли проводили санобработку.
После стоял в пробках, из одного конца города добраться в другой в час пик – для этого надо просить у волшебника ковер-самолет.
Потом мило и приятно проводил время в суде.
Потом гулял в ресторане – у коллеги родился сын.
И везде ты должен засветить свою физию, таковы правила.
– За взаимовыгодное сотрудничество, – поднимает свой бокал Гавришин.
Тяну свой.
Клиентов двое. Оба ростом с ирландского волкодава, и оскалом тоже не уступают собакам, этим мужикам лучше не улыбаться, ну кто поверит в добрые намерения, если на тебя смотрят, как на бифштекс с кровью?
– Такс, раз с делами покончено, – Гавришин расправляется с коньяком и хлопает себя по ляжкам. – Тогда что? На очереди девочки?
Волкодавы разражаются хохотом.
Играет музыка.
В коридоре не смолкают голоса.
Будни, а в сауне аншлаг, потому, что это “Пантера”, а у деловых людей выходных нет. Сидеть здесь, развалившись на диване с бокалом коньяка – это тоже работа, просто комфортная, в неформальной обстановке, с финской парной в двух шагах и девочками.
Девочки всегда. Сразу после того, как подписанные документы отправляются в дипломаты, и партнеры друг другу руки жмут.
– Можно, – поднимаю с дивана пухлый альбом и шлепаю им по столу.
Портфолио с фотками путан забрал из сауны еще в воскресенье. Альбом возил в машине, а сегодня на автомойке, пока кофе пил, полистал.
И нет там. Фотографии светловолосой занозы, что живет сейчас в моем доме. Ни ее, ни рыжей подружки.
Однако, странно.
Клиенты придирчиво выбирают, кто им эту ночь скрасит.
Я цежу коньяк и зеваю в ладонь. Оглядываю стол с остатками позднего ужина и нажимаю на кнопку вызова официантки.
Это все надо отсюда убрать, и пусть еще спиртного захватит, планировал сегодня вызвать Лису-Алису на работу и выдрать ее, наконец, здесь, в комнате.
Залпатить, и даже с чаевыми, чтобы потом таблетки себе купила для горла, ведь она глотку сорвет, когда орать будет подо мной. Хочу ее пизд*ц.
Но какого хрена нет фотки?
В стеклянную дверь стучат, она приоткрывается, и в зал заходит девица в легкомысленной короткой юбке. Она стучит каблуками, деловито держит перед собой блокнотик.
– Добрый вечер, господа, – мурлычет она.
А я смотрю на ее огненно-рыжие волосы, разбросанные по плечам.
И резко встаю с дивана.
– Ой, – говорит официантка. Узнала меня, конечно, хоть и пялится не в лицо, а ниже пояса, будто взглядом просветить хочет, что там в трусах у меня.
А там все в порядке.
– Вика, – обхожу стол. – Привет. Работу сменила? Подруга тоже здесь?
– Подруга? – она изгибает бровь. И я почти вижу, с какой скоростью шестеренки у нее в мозгах ворочаются, настолько говорящая у нее мимика. Вика облизывает губы, намазанные каким-то розовым блеском. – А зачем нам она? Дружба дело такое, Арон, сегодня она есть. А завтра ее уже нет, – выдает философски.
– Согласен. А все таки, – оглядываюсь на любопытные морды клиентов, и беру Вику за локоть, веду обратно к дверям. – Я хочу, чтобы нас она обслуживала. Устроишь это для меня? В долгу не останусь.
– А чем расплачиваться будешь? – Вика игриво шлепает меня по голому плечу. – Я женщина с запросами.
– Подарки, – усмехаюсь. – Помню. Выбирай.
– Подарки – дело наживное, Арон, – походкой от бедра Вика выходит в коридор, и я цепляюсь взглядом за ее виляющую задницу. Вика рассуждает. – В наше время важны связи.
– Короче.
– Хочу нормальную работу, – она поворачивается. – Не в юбке до пупа коньяк носить пьяным бизнесменам, а в дорогих платьях ходить на приемы, сопровождать состоятельных мужчин на всяких там презентациях…– она болтает и болтает, и глазками в меня стрелять не забывает, хлопает длинными накрашенными ресницами, – сам посуди, я заслуживаю большего.
– Заслуживаешь. Я подумаю. Алису позови.
– А Алисы нет, – она сжимает блокнотик. – Она же тут и не работала, только вот в пятницу, как мы приехали на стажировку, так и все, она не возвращалась. Ты у нее всю охоту трудиться отбил, – Вика хихикает.
– На стажировку приехали? – отбираю у нее потрепанный блокнот.
– Официантками. Но вот, видишь, – Вика расправляет плечи, – я вернулась, и работаю. Пробиваюсь по жизни. А Алиса белоручка, на папу только надеется.
Алиса белоручка.
Немыслимо.
Два слова всего, зато сколько они объясняют.
И почему девчонка, у которой всё есть раздвигает ноги за деньги, и почему у мужика, который скоро в правительстве на удобное кресло усядется такая дочь, и почему она так долго цену себе набивала, шарахалась от нас.
И почему в альбоме нет фотки самой красивой путаны.
Вывод до простого смешной…
…не продает она себя.
– Стой, ты куда? – волнуется Вика, а я возвращаюсь в зал, шагаю в комнату, подхватываю свои брюки.
Достаю телефон и набираю номер младшего брата.
– Ты дома? – спрашиваю, когда он снимает трубку.
– Я еще в студии, – отзывается Ник, и там на фоне у него кто-то протяжно стонет.
– Алиса где? Дед сказал, вы с утра вместе уехали.
– Я отчитываться перед тобой должен? – брат раздражен. – Мне не десять лет, Арон. Уехали – значит, захотели.
– Ты забываешься, Николас.
– Не знаю я, где Алиса, – шумно выдыхает. – У тебя всё? Я занят, – рявкает он и отключается.
Чертыхаюсь и набираю другой номер, считаю гудки.
Виктор или на работе. Или спит.
Или с ней. Учит крошку, как правильно ублажать мужчину.
Я не разрешал. И вчера не разрешал членом в рот к ней лезть, и Виктор все понял, и теперь ослушаться не посмеет, но я же вижу. Как средний брат на нее пялится.
Влезаю в брюки, накидываю рубашку, хватаю пальто. Молча бросаю клиентов.
И выхожу из сауны.








