Текст книги "Политика и рынки. Политико-экономические системы мира"

Автор книги: Чарльз Линдблом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

Многие изменения в структуре потребительских расходов практически не подвержены какому бы то ни было прямому воздействию рекламной деятельности как таковой. Начиная с 1960-х годов в Соединенных Штатах произошло несколько крупных изменений в стиле и моде в одежде – например, в моду вошли джинсы. Хотя в настоящее время дальнейшее продвижение моды на рынке стимулируется искусством продаж, все-таки мода на эти товары появилась раньше, чем началось их коммерческое продвижение. Приблизительно тогда же возникла волна нового спроса на велосипеды, также без усилий специалистов в области искусства продаж.

Совокупный эффект рекламных акций и стимулирования продаж может выражаться в увеличении объемов потребительских трат и сокращении объемов потребительских сбережений. Исходя из подобного предположения делаются попытки точно измерить такой эффект, но пока эти попытки неубедительны⁵.

Можно выдвинуть гипотезу, согласно которой коммерческое продвижение товаров и стимулирование объемов продаж может являться мощным, всеохватным, неизменно высокоэффективным фактором, формирующим культуру многих наций, для которых данный вид деятельности является одним из важнейших. Не подкрепленная убедительными доказательствами и основанная только на имеющейся у нас недостаточной информации, эта гипотеза предполагает, что коммерческое продвижение товаров на рынке может заставить народные массы стремиться к приобретению продвигаемых товаров и услуг и, что еще более важно, с успехом убедить эти народные массы в том, что покупка – это путь к популярности, достоинству, исключительности, удовольствию, безопасности. В Америке начала XX века по меньшей мере несколько крупнейших лидеров в сфере бизнеса и экономики были уверены, что коммерческое продвижение товаров и стимулирование продаж на рынке должно быть нацелено на достижение именно таких целей. Они видели новые возможности для развития массового производства на огромных новых развивающихся рынках. Эти возможности, по их мнению, требовали нового уровня и разнообразия потребительских расходов, к которым потребителей еще нужно было подготовить и с помощью специально организуемых рекламно-информационных кампаний внушить им: они хотят того, что американская промышленность в состоянии для них произвести⁶.

Как заставить покупателя сидеть смирно

В отношении коммерческого продвижения товаров следует особо отметить то, что дилерам совсем не обязательно бороться с покупателем. Совершенно очевидно, что можно заработать гораздо больше, если продать покупателю то, что он хочет (или то, что можно выдать за предмет его желаний), нежели пытаясь продавать ему то, что он не хочет покупать. Так как бизнесмены стремятся делать деньги, а не преобразовывать мировую структуру потребительского выбора, ни в одиночку, ни в сговоре друг с другом им не свойственно поступать подобным образом: сначала принять решение о том, что именно потребители должны покупать, а затем начать одновременно и производить, и убеждать покупателей покупать данный товар. В действительности ближе всего к такому фантастическому сценарию будет следующий пример коммерческого продвижения товара корпорацией. Технологические линии производства нашей взятой для примера корпорации недостаточно гибки для развития потенциала производства; корпорация направила весь свой капитал и квалифицированную рабочую силу на одну или несколько линий производства и теперь обнаруживает, что ее оставляют клиенты, делая выбор в пользу новых товаров. Корпорация слишком стара, чтобы менять что-либо в своем производстве и образе деятельности, поэтому она может приложить все возможные усилия для того, чтобы удержать прежнюю клиентуру.

Но в основном коммерческое продвижение товаров на рынке представляет собой деятельность иного плана. По преимуществу она заключается в восхвалении достоинств новых товаров. И для новых товаров – и, конечно, для новых предприятий и отраслей промышленности – продвижение товаров на рынке используется с целью продажи в максимально возможных объемах того, что потенциальные покупатели могут счесть соответствующим своим желаниям. Есть ли какая-нибудь причина для бизнесменов заниматься чем-либо еще? Стратегия продвижения товара на рынке наиболее наглядно представлена на примере современной универсальной корпорации, способной производить практически что угодно, если это найдет спрос у покупателей, и проводящей маркетинговые исследования, которыми пользуется в качестве ориентира. Если даже конкретное маркетинговое исследование есть не более чем надувательство (например, корпорация дает исследователям заказ определить, насколько можно укоротить сигарету так, чтобы покупатель этого не заметил⁷), это все равно поиск средств удовлетворения потребителей.

Однако в силу технических причин даже самым универсальным корпорациям приходится беспокоиться о том, что покупатели не купят произведенную корпорацией продукцию. Когда для освоения новых сложных технологий или продукции требуется несколько лет, корпорации уже не могут быть уверены в том, что потребитель через, скажем, пять лет, в течение которых корпорация будет разрабатывать новый товар и налаживать его выпуск, не изменит своего мнения и не передумает покупать новую продукцию. Корпорации, следовательно, будут использовать маркетинговые стратегии продвижения товаров, чтобы удержать покупателей в рамках ранее спрогнозированной модели предпочтений. Хотя Гэлбрейт рассматривает эту форму продвижения товаров на рынке как доказательство перехода управления процессом выбора того, что производить, от потребителей к корпорациям, в соответствии с его же собственными доводами оказывается, что данным видом маркетинговой деятельности корпорация пытается ответить на предпочтения потребителя, а не диктовать их. В своей попытке убедить покупателя приобрести то, что было указано аналитиками в прогнозах, корпорация ведет себя подобно фотографу-портретисту из старинной студии, который закрепляет специальной фигурной скобкой голову клиента, чтобы она не двигалась во время съемки. Является ли клиент пленником фотографа?

Некоторые сравнения

А теперь сравним деятельность по продвижению товаров на рынке и попытки корпораций и правительства манипулировать волеизъявлениями в полиархических системах. В области политики лидеры проводят пресс-конференции и ищут другие подготовленные аудитории, способные воспринять сообщения, которые лидеры собираются транслировать. СМИ наполнены их заявлениями, полемикой друг с другом, обещаниями. Их слова о том, что они хотят «продать», составляют предмет новостей. Иначе обстоит дело у официальных представителей корпораций, рекламирующих новый товар. То, что они должны говорить как продавцы, представляет очень кратковременный интерес для населения и обычно небольшой интерес для их собственных клиентов. За то, чтобы получить аудиторию, им приходится платить большие суммы денег, и даже в этом случае они могут лишь ненадолго удержать внимание потребителей такими лихорадочными мерами, как 30-секундные рекламные ролики.

Кроме того, люди воспринимают политических лидеров более серьезно, чем продавцов. В 1970 году, непосредственно перед тем, как президент Никсон отдал приказ о переводе наземных войск из Вьетнама в Камбоджу, по результатам одного из опросов избирателей, проведенного Службой опросов Харриса, сообщалось, что всего 7 процентов респондентов одобряют такой шаг. Стоило президенту действительно совершить этот шаг, как его поддержали уже 50 процентов респондентов⁸. Это обычное и широко распространенное явление: волеизъявление граждан меняется быстро и существенно в ответ на действия или обращения власти. Ничего подобного нет в сфере организации продаж и продвижения товаров на рынок. Имеющийся в наличии новый товар может почти немедленно создать новую клиентуру, но свое мнение о товаре покупатели не перенимают у руководства корпорацией подобно тому, как граждане перенимают свои политические мнения от политического руководства. Если завтра конгрессмен или член парламента объявит, что после долгих размышлений он решил одобрить эвтаназию, многие из его избирателей, которые доверяют его суждениям и ценят его совет, вслед за ним изменят и свое мнение. Если завтра глава Royal Dutch Shell объявит, что его компания разработала изумительный новый товар, единственное, что сделает большинство потенциальных покупателей, – примет это заявление к сведению, дав ему возможность конкурировать за свое сознание со многими другими противоречащими друг другу заявлениями и сведениями.

Легко упустить еще одну противоположность. Чрезвычайно редко бизнесмен настолько стремится продавать то, что, по его мнению, требуется общественности, что готов скорее разориться и потерять свой бизнес, чем продавать людям то, что они хотят. Только в политике есть место для такого лидера – апологета какой-либо идеологии или доктрины (или очень принципиального лидера), который готов скорее проиграть, чем изменить свое мнение. Голдуотер^*, как представляется, вступил в предвыборную борьбу не столько ради победы, сколько ради пропагандирования своих идей и убеждений. Он явно скорее бы привел свою партию к поражению, чем к «неправильной» победе. То же самое, очевидно, можно с полным основанием сказать о Линкольне, де Голле, Черчилле, Гитлере, Венделле Уилки^**, Роберте Тафте^***, Рональде Рейгане. Однако еще в 1960 году было подсчитано, что две трети американских кандидатов на сенаторские и губернаторские посты прибегали к использованию каких-либо форм маркетинговых исследований⁹. Возможно, это различие между политическими лидерами и бизнесменами постепенно исчезает.

Борьба идей

Возможно, самое фундаментальное сравнение, которое необходимо сделать, – если бы у нас была информация, позволяющая сделать его с уверенностью, – это сравнение характера «борьбы идей» на этих двух аренах: в политике и в рыночной экономике. Борьба идей в рыночных системах в некоторых отношениях намного шире и интенсивнее, чем в политике. Большинство из нас не может купить намного больше того, что позволяет наш доход, и ни один из нас не тратит весь свой доход на покупку какого-либо одного товара. Следовательно, при обдумывании любой покупки мы находимся под перекрестным давлением импульсов совершить огромное количество других возможных покупок – или совершенно другого товара, или другой марки того же самого товара. Таким образом, во многом успех одного рекламодателя – это проигрыш другого. Каждый борется со всеми остальными сразу.

В полиархической системе избирателю предлагается всего лишь горстка кандидатов на какую-либо должность и только малое число альтернативных политических решений по любому из вопросов и проблем. Правда, за его внимание борются сторонники действительно сотен или тысяч альтернативных потенциальных политических стратегий и решений: например, защитники высшей меры наказания, программ дешевого жилья, легализации абортов, ужесточения политики в отношениях с Советским Союзом, ядерной электроэнергетики, запрета вивисекции, полной занятости или реформирования плана городской застройки. Но они не конкурируют между собой таким же образом, как каждый рыночный товар или услуга конкурирует за деньги покупателя. Большую часть политических обращений никто не слушает. По большинству проблем гражданин делегирует ответственность за принятие решений властям и чиновникам, оставляя для собственного рассмотрения лишь несколько возможностей выбора. Иногда борьба идей не выходит за рамки обсуждения достоинств нескольких (зачастую лишь двоих) участников предвыборных кампаний. И попытки должностных лиц, кандидатов и политических партий повлиять на предпочтения гражданина по важнейшим общественным проблемам, как мы видели, едва ли конкурентоспособны вообще.

Распространенная путаница

Хотя продвижение товара точно так же, как и манипуляция политическим волеизъявлением, мешает осуществлению общественного управления, создавая в нем определенную цикличность, они могут помешать ему еще раз – итого, следовательно, дважды, – причинив более серьезный ущерб народным массам. Многочисленные «послания» запутывают общественность и вводят ее в заблуждение. В результате люди не в состоянии понимать и защищать свои интересы, хоть и не всегда делают то, что хочет руководство.

Ведущим корпорациям успешно удается убеждать потребителей приобретать автомобили, пассажиры которых могут подвергнуться риску выхлопов угарного газа; пестициды, опасные для тех, кто их применяет; детские игрушки, окрашенные свинцовыми красками; косметику и другие лекарственные и косметические препараты, которые не дают обещанного изготовителями эффекта; пищевые продукты с опасными добавками; все виды товаров, покупаемых в кредит, со скрытыми или преднамеренно неправильно указанными кредитными начислениями; дорогостоящие полисы страхования жизни, не обеспечивающие обещанных клиентам сбережений; огнеопасные коврики и ткани; а также дома-новостройки, которые вскоре начинают требовать дорогостоящего ремонта.

Политическая агитация, не позволяющая сделать взвешенный выбор на основе имеющейся информации, присутствует повсюду и становится все более и более явной в американской политике. Президент Кеннеди пытался обмануть общественность по поводу операции в заливе Кочинос, а президент Джонсон – по поводу Тонкинского инцидента. Сегодня в Соединенных Штатах практически не верят никаким официальным опровержениям по поводу каких бы то ни было утверждений, наносящих ущерб репутации какого-либо правительственного чиновника. В глазах многих граждан доверие в области правительства и политики стало чем-то случайным.

Что хуже: обман потребителей или обман граждан? Что имеет большее значение? Трудно подсчитать точно те случаи, когда что-то скрывалось, что-то осталось неизвестным для граждан. Мы, однако, можем взять на заметку, что лидеры полиархических систем делают своей профессией привлечение внимания к неувязкам в политических высказываниях оппонентов, и порой они делают это весьма успешно. Кеннеди попал под огонь со своей версией операции в заливе Кочинос, и истинная история вышла наружу. За свою многократную ложь Никсон был вынужден уйти в отставку. В целом, однако, продвижение товара в условиях рыночной экономики следует правилу: избегать явных нападок и споров по поводу заявлений и обещаний конкурентов, наглядным примером чего является рынок фармацевтических препаратов. Тысячи обещаний и заявлений делаются в печати и в эфире из года в год, но это не вызывает никаких взаимных нападок или публичных споров между многочисленными производителями и поставщиками фармацевтической продукции.

И лидеры полиархических структур, и лидеры бизнеса пытаются ослабить борьбу идей, ограничивая сферы разоблачений и дебатов. В Великобритании традиция неофициальных договоренностей и более строгого, чем в Соединенных Штатах, правового контроля за «утечками» информации ограничивает критику правительства¹⁰. В Соединенных Штатах время от времени случаются вспышки нетерпимости по отношению к критике со стороны оппозиционеров и противников официальной политики. Министр юстиции США Алекс Митчелл Палмер после Первой мировой войны осуществлял преследование радикалов в судебном порядке. В 50-х годах XX века с подачи сенатора Джозефа Маккарти государственные служащие, профессора колледжей и писатели подвергались давлению и угрозам, некоторые потеряли работу. В 1960-х годах Мартин Лютер Кинг и другие лидеры движений за гражданские права подвергались нападкам и притеснениям со стороны правительственных чиновников. В 1973 году Управление по политике в области телекоммуникаций Белого дома угрожало теле– и радиовещательным компаниям¹¹. В 1960-х годах во Франции правительственная телекомпания неоднократно нарушала традиционные правила политического нейтралитета в узкопартийных отношениях, и начавшиеся по этому поводу протесты продолжались в 70-х годах¹².

Бизнесмены успешно превратили секреты торговли в объект права собственности. Суды сочли, что в некоторых случаях определенная информация не должна раскрываться даже в ходе правительственных расследований. Много лет Союз потребителей пытался заставить правительство США опубликовать результаты тестирования товаров, проведенного правительственными агентами по снабжению в ходе закупки товаров для правительственных нужд. То, что эти попытки так и окончились неудачей, показывает, до какой степени право бизнеса защищать свою рентабельность – то есть, опять же, привилегированное положение бизнеса – является приоритетным по отношению к праву потребителей получать информацию об имеющихся на рынке возможностях выбора. Бизнесмены также заставили прессу, иногда с помощью угрозы судебных исков, с особой осторожностью подходить к раскрытию названий конкретных корпораций в сюжетах, посвященных незаконным действиям корпораций и другим случаям сомнительного корпоративного поведения. В Соединенных Штатах, однако, точно установленные факты незаконной деятельности корпораций в настоящее время становятся темой все большего и большего числа публикаций.

* * *

Что важно уяснить о манипуляции рыночным спросом и политическим волеизъявлением? В начале этой главы мы отметили, что количественных данных для проведения сравнительного анализа недостаточно. Получается – но тут мнения могут различаться, – что борьба идей может быть более жесткой в рыночной экономике, чем в полиархической структуре. Это объясняется тем, что корпорации, которые состязаются за власть над умами потребителей, объединяются друг с другом для обработки умов граждан по важнейшим проблемам в области политики.

Сравнение полиархической системы и рыночной экономики труднее провести, если принять во внимание широко распространенную дезинформацию и последующую путаницу в умах граждан и потребителей, от которых они страдают даже в том случае, если процесс индоктринации не увенчался успехом. Как в полиархической системе, так и в рыночной экономике рядовой гражданин-потребитель часто – каждый день – подвергается воздействиям, целью которых является обман.

Глава 17

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КЛАСС

Чтобы проанализировать цикличность общественного управления в полиархических структурах, мы должны теперь добавить влияние социального класса. Это малопривлекательная перспектива. Каждому, кто сунется в это классовое гнездо, предстоит отбиваться от разъяренных нападок и споров, как от потревоженных ос. Несмотря на все доклады и книги о классе, ученый мир, подобно более обширной сфере просвещенных содержательных дискуссий, похоже, разделен на два лагеря, каждый из которых признает существование классов в обществе, но один – марксистский лагерь – делает классовый конфликт главной движущей силой в истории человечества¹, в то время как другой – традиционалистский – ставит классовую принадлежность на одну доску с десятками или сотнями других факторов, определяющих организацию общества, социального конфликта и социальных перемен².

В рамках этой книги нельзя обеспечить проведение адекватного и полного анализа. Возможно, в таком случае каждый читатель должен дополнить ее своей собственной главой о влиянии класса на политико-экономическую структуру полиархических обществ. Но мы можем сделать нечто лучшее. Пусть каждый читатель напишет свою главу, но позвольте нам предварить каждую такую главу кратким аналитическим вступлением, ограниченным и осторожным, в котором мы попытаемся определить некоторые связи между классом и цикличностью общественного управления при полиархии. Это будет своего рода простейшая «азбука», вводное пособие по теме «класс». В нем будут выведены несколько наименее спорных суждений о классе, затем на базе этих суждений будет сделан вывод, с которым трудно не согласиться, – хотя в классовых вопросах все, что вызывает полное одобрение и доверие в одном лагере, может полностью отрицаться в другом. То, что взятые нами суждения просты и элементарны, а не сложны или чересчур своеобразны, является огромным достоинством в свете наших целей. Не забираясь в разреженную атмосферу высоких и крайне умозрительных размышлений о социальном классе, мы добавим некоторые важные элементы к нашему анализу идентифицируемых механизмов политико-экономической организации в полиархических сообществах.

Для наших ограниченных целей необязательно четко выяснять, сколько существует классов, имеют ли они четко определенные границы, осознают ли члены этих классов свою классовую принадлежность и много ли между ними существует конфликтов и противоречий. Также нам не требуется точного определения. На самом деле мы не хотим, чтобы все то, что мы говорим о классе, зависело бы и опиралось на одно конкретное определение и, таким образом, было бы ошибочным при любом другом.

Общественный класс – это совокупность людей^*. Большая совокупность, насчитывающая по меньшей мере миллионы членов. Она отличается общей для всех ее членов культурой. В рамках национального сообщества она является субкультурой, так как включает не всех, кто является гражданами или подданными данного национального государства. Эта более крупная национальная группа сама может быть группой, члены которой объединены одной общей культурой. Рассматриваемый в глобальном, а не в национальном аспекте, любой класс является межнациональной группой, объединенной общей для всех членов культурой. Субкультура или культура строятся не на основе признаков расовой, этнической, религиозной, языковой принадлежности и не зависят от политических границ. Вместо этого группа, за исключением нескольких атипичных членов, является «горизонтальным» социально-экономическим слоем³.

Это культура, различаемая по уровню власти и богатства, а следовательно, и по оказываемому влиянию и имеющимся полномочиям (в структурах рыночной экономики, в правительстве и тому подобном). Сказать, что это культура, означает также сказать, что ее характерные особенности увязаны или взаимосвязаны и что они передаются из поколения в поколение, хотя и с бесконечными постепенными деформациями⁴. Так, с властью, влиянием, богатством и силой каждого класса связаны и другие его особенности и свойства – такие, например, как язык, форма обращения друг к другу и другие стандартизованные виды межличностной коммуникации, а также хотя бы минимальные отличия в одежде, идеологии, принятых формах проявления уважительного отношения к другим членам общества, поведении полов. Каждый класс обладает своим, свойственным именно ему кластером отличительных особенностей, но не все особенности у разных классов полностью различны. Кроме того, не всегда различия между характерными чертами классов остаются неизменными на протяжении долгого периода времени.

Низшие слои – или, по крайней мере, значительная часть их представителей – перенимают многие из характерных черт и особенностей высших слоев общества (считая, например, что их «просторечная» манера говорить или одеваться хуже, чем у высших слоев), поэтому культурные различия между классами в некоторых отношениях могут быть неочевидными, трудно уловимыми. Для наших же целей не требуется заходить настолько далеко, чтобы настойчиво доказывать – или, наоборот, отрицать – существование различных, в высшей степени дифференцированных классовых культур, в пользу которых выдвигаются различные концепции – такие, например, как концепция «культуры бедности»⁵.

Некоторые простейшие предположения

Для начала отметим, что классы существуют во всех полиархических системах^*. Нам необходимо задержаться на этом предположении ровно настолько, насколько требуется, чтобы опровергнуть наивное американское утверждение о том, что классы существуют везде, кроме Соединенных Штатов. Существование классов в Соединенных Штатах абсолютно надежно подтверждено документально. Десятки исследователей обнаружили классовые различия у детей дошкольного и школьного возраста⁶. Кинси и его многочисленные преемники выявили классовые различия в поведении полов⁷. Социологи пришли к заключению, что не могут объяснить различия в электоральном поведении, политической активности или отношениях к различным политическим реалиям безотносительно принадлежности к социальному классу⁸. Классовые различия пронизывают все американское общество. Даже различные протестантские конфессии дифференцируются по классам. Многие американцы, тем не менее, остаются в неведении о всепроникающих классовых различиях в поведении, разговорной речи, мышлении. Ведь до сих пор эти различия никогда и никем явно не оспаривались, не было ничего похожего на то противодействие укоренившимся сексистским моделям поведения, речи, мышления, которое возникло в результате движения за эмансипацию женщин.

Наличие классов не отрицает существования других вариантов разделения общества или того, что последние могут быть более важны с той или иной точки зрения. Разделению по признакам пола, этнической принадлежности, отношениям «производитель – потребитель» и «космополитический – провинциальный» уделяется огромное внимание, не говоря уже о широко известных и признанных вариантах разделения по расовому, региональному, религиозному и национальному признакам ⁹.

Следующее предположение: один класс объединяет в себе большинство богатых людей, многих высокопоставленных политических деятелей (среди них многих высших чинов госучреждений и законодательных органов), многих президентов средних и крупных корпораций, некоторых высококвалифицированных специалистов и научных работников (в зависимости от величины их дохода, места работы или клиентуры), некоторых журналистов и других видных общественных деятелей, а также некоторых высокообразованных людей, не попадающих ни в одну из вышеперечисленных категорий.

Это люди, которых объединяет набор общих, присущих им всем разнообразных характерных особенностей: таких, опять же, как манера речи, высокий доход, обладание властью, а также единый для всей группы относительно сложный и изощренный фольклор. Этот фольклор в американском случае формируется на основе заимствований из таких негласно принятых всеми источников информации, как, среди прочих, нью-йоркская «The Times» и еженедельные журналы новостей. Основными чертами класса, как будет показано в последующих предположениях, являются высокий доход или обладание властью в правительстве, корпорации, ряде других организаций. Идеальный представитель класса будет обладать всеми основными чертами, свойственными группе, но группа, которую мы описываем, является объединением индивидуумов, каждый из которых обладает большим, чем у других членов общества, количеством характеристик или более высокой интенсивностью нескольких из этих характеристик. Всех других членов общества мы считаем, следовательно, членами другого класса.

То, что существует такой класс, большинство людей не станет оспаривать, хотя точный состав этот класса вызовет разногласия. Одним из свидетельств его существования является тот многократно подтвержденный социологами факт, что высшее корпоративное руководство, высшие слои бюрократии и большинство высокопоставленных государственных чиновников, занимающих выборные должности, связаны между собой как класс множеством способов. Литература по общественным наукам полна упоминаний о классовой однородности, охватывающей эти категории во всех полиархических системах, а также объяснений и доказательств этого: социально-экономическое происхождение, старые школьные связи, близость профессионального и социального обмена, клубы, внутриклассовые браки и тому подобное¹⁰.

Следующее предположение: только что описанный класс находится в обществе на положении привилегированного, и общество различными способами предоставляет ему многочисленные преимущества. Начнем с того, что этот класс богат и влиятелен. Но это только начало. Членство в этом классе обеспечивает большие и разнообразные преимущества.

Исследования документально подтвердили следующее явление: школьные учителя более охотно помогают учащимся, которые, по их представлению, принадлежат к средним или высшим классам общества, чем учащимся из низших слоев; школьные ресурсы более щедро выделяются для представителей высших классов; считается, что детям из высших классов в школах нужны особая педагогическая поддержка или специально разработанные учебные планы¹¹. Те же исследования и ряд других показывают, что родительское отношение и обращение с детьми поощряет бóльшую независимость, воображение, уверенность в себе и изобретательность у детей, относящихся к среднему или высшему классам общества^*. Множество только что процитированных работ по обучению в школе и воспитанию детей показывают, что привычка повиновения властям и почтительного отношения к людям в большей степени привита детям из менее привилегированных классов. Судебная система при производстве арестов, задержаний и назначении наказаний более жестко относится к представителям низшего класса, чем к представителям средних или высших классов. Данные исследования, которые приведены Сазерлендом и на которые мы уже ссылались, говорят о том, что отношение к президентам и высшему менеджменту корпораций в Соединенных Штатах очень бережное и деликатное¹². История самого языка отражает полноту распространения в обществе установленных различий в уважении, престиже и почитании, соотносимых с членами различных классов. Многие из слов, до сих пор употребляемых в обществе и в целом характеризующих хороших и плохих людей, происходят из различий в социально-экономическом статусе: «благородный» как обозначение качества человека происходит от того же слова, которое когда-то обозначало высший класс общества; «сброд» – производное значение слова, ранее обозначавшего представителей самых низших слоев общества – крестьян-холопов; «средний» – от употреблявшегося ранее значения «посредственный, низкого происхождения» (в противоположность высшему классу)^** и так далее.

Те, кому фактически даны неординарные возможности власти или богатство, получают также и все преимущества пользования ими, что помогает приобретать все больше и власти, и богатства. Таким образом, члены этого привилегированного класса действительно широко и изобретательно, в большом и в малом, в нематериальном и материальном получают преимущества; эти преимущества им предоставляют другие члены их собственного класса, члены других классов и в целом все правила, законы и процедуры, действующие в обществе.

Теперь посмотрим каково различие между принадлежностью к определенному социальному классу и видимостью такой принадлежности. Это различие все больше исчезает, если исходить из тех определений, которые часто даются понятию «класс», но мы можем использовать его, чтобы разобраться в различных аспектах такого явления, как класс. Если класс объединяет какая-либо общая культура или субкультура, из этого следует, что существует некоторое хотя бы смутное и неярко выраженное чувство принадлежности к этому общему. Люди, входящие в класс могут лично никогда не пользоваться концепцией класса, но у них будет некое чувство, что «он один из нас» или «наш человек». Им и в действительности может быть комфортнее с этим человеком, и тогда они будут более искренними и восприимчивыми по отношению к нему, чем к членам других классов. Однако члены любого класса могут делать ошибочные заключения о принадлежности людей к их собственному классу или к другим классам. Стиль одежды и манера говорить, например, могут заставить их и членов других классов относиться к постороннему человеку так, как будто он обладает также и прочими чертами, являющимися атрибутами привилегированного класса.