Текст книги "В волчьей пасти"

Автор книги: Бруно Апиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

– Гефель, Кропинский! Где вы?

– Здесь! Здесь!

Ферсте бросился навстречу товарищам.

– Дверь заперта, и у меня нет ключа!

Бохов кинулся к камере.

– Это я, Бохов, вы меня слышите?

– Да, да, да!.. О господи! Герберт! Да, да, да, мы тебя слышим.

– Отойдите от двери. Я разобью замок выстрелами!

Бохов вынул пистолет.

– Внимание, стреляю!

Загремели выстрелы. Бохов расстрелял всю обойму. Все вместе они трясли и дергали дверь. Развороченный замок качался и дребезжал. Гефель и Кропинский навалились на дверь. Она распахнулась, и оба узника, не удержавшись на ногах, вывалились в коридор. Их подхватили, не дав им упасть. Тяжело дыша, Гефель повис на руках у Бохова.

Сотни заключенных взобрались на крыши бараков. На дорогах кишели и метались толпы людей. Там, откуда был виден забор, возбужденные обитатели лагеря наблюдали, как их товарищи, вырвавшиеся за колючую проволоку, мчались дальше, как они вторгались на лестницы вышек, а затем победителями появлялись на верхних площадках.

– Наши занимают вышки!

Сотни людей бежали по пустырям на северном склоне. В долине на пути к Готтельштедту горела мельница. В той стороне все чаще грохотали разрывы. Дым и пепел поднимались к небу. Вооруженные палками, камнями и рогатинами, всем, что можно было подобрать в пути, заключенные устремлялись к ничейной зоне, перебирались через надолбы и с криками пролезали сквозь каждую дыру. Пленных эсэсовцев протаскивали сквозь бреши забора в лагерь и под ликующие возгласы массы гнали вперед, в наскоро обнесенный колючей проволокой семнадцатый барак. Здесь уже стояла с добытыми карабинами в руках стража из заключенных. Мюллер и Брендель впихнули в этот барак Цвейлинга, своего первого пленника, который трясся всем телом.

Прибула и его группа умчались в лес, в сторону Готтельштедта.

Между тем Бохов и его товарищи перенесли Гефеля и Кропинского в комнату Мандрила. Карцер наполнился заключенными. Некоторые взялись за дело и перетащили трупы из коридора в умывальню. Гефель и Кропинский сидели на койке. Ферсте принес им кружку воды. Жадно глотали обессиленные люди живительную влагу!

Прибежал связной и передал Бохову донесение о том, что заняты все без исключения вышки.

В порыве радости Бохов прижал к себе Гефеля и Кропинского.

– Свобода! Свобода! – кричал он им и смеялся, ибо в эти минуты радостью была переполнена его грудь.

Потом вместе с другими членами ИЛКа он перебежал в другое крыло административного здания, в кабинет Рейнебота.

На вершине главной вышки один из заключенных сорвал знамя со свастикой и поднял на мачту раздобытую где-то белую скатерть.

Бохов живо освоился с радиоаппаратурой, включил микрофон, и его голос, проникая во все бараки, разнесся по лагерю.

– Товарищи! Мы победили! Фашисты бежали! Мы свободны! Вы меня слышите? Мы свободны!

Бохов, всхлипнув, прижался лбом к аппарату, и овладевшее им чувство счастья вдруг излилось слезами, которых он больше не мог сдержать.

Услышав голос Бохова, заключенные в бараках повскакали с мест. Пламя этих слов взлетело тысячеголосой бурей возгласов. Она не стихала и бушевала, рождаясь вновь и вновь.

– Свобода! Свобода!

Люди смеялись, плакали, плясали! Они, словно обезумев, вскакивали на столы, вскидывали руки, кричали что-то друг другу. Их ничто не могло удержать. Из всех бараков повалила толпа. Подобно гонимой штормом волне, опьяневшая масса залила апельплац.

Единый крик, единое устремление: к воротам!

Не для того, чтобы бессмысленно бежать куда глаза глядят. Нет, лишь для того, чтобы вкусить хмельную радость – наконец, наконец прорваться всем за ненавистные ворота и, ликуя, пасть в раскрытые объятия свободы.

Невероятный восторг увлек и всех тех, кто только что еще был в бараке подле Кремера.

Свобода! Так огромна была их радость, что они внезапно забыли о раненом и убежали. Кремер смеялся и одновременно ругал их про себя.

– Забыли нас! Черти полосатые, взять нас с собой забыли! – вдруг закричал он так неистово, что малютка громко заплакал от испуга.

– Кричи! Ну, кричи! Пойдем, будем кричать вместо с другими! Ведь все кричат! Разве не слышишь?

Он подхватил плачущего ребенка, как узелок, под здоровую руку и, шатаясь, вышел наружу.

Его окружили ликующие заключенные. Стремясь помочь ему, они хотели отобрать у него кричащую ношу.

– Лапы прочь! – огрызнулся он и, пыхтя, поплелся по дороге, которая вела в гору, на апельплац.

Там он застал всех, и среди них Бохова, беспомощного против этого людского потопа, который он сам накликал.

И еще увидел Кремер – сердце замерло у него от дикой радости…

– Андре! – закричал он. – Андре, Андре! Мариан!

Крики Кремера не были слышны среди общего гула, но его самого уже заметили.

– Вальтер! – радостно закричал Гефель и заковылял к нему, все еще с болтающейся на шее веревкой.

– Возьми у меня маленького, он тяжелый.

Товарищи подскочили на помощь. Риоман и ван Дален поддержали ослабевшего Кремера. Гефель взял у него ребенка. Малыш завопил еще громче, когда косматобородый дядя прижал его к себе. Гефель покачнулся и чуть не упал. Кропинский осторожно отобрал ребенка. Смеясь, крича, выкрикивая немецкие и польские слова, он показывал всем драгоценную ношу.

И вдруг Кропинский побежал, держа перед собой ребенка, к воротам, в бушующий поток.

– Мариан! – крикнул ему вслед Гефель. – Куда ты бежишь?

Но водоворот уже поглотил его.

Кропинский поднял малыша над собой, чтобы его не раздавила бурлящая масса.

Как ореховая скорлупа, покачивался ребенок над волнующимся морем голов. Вот он уже миновал теснину ворот, и тогда поток принял его на свои освобожденные воды и понес неудержимо вперед.