Текст книги "Императрица Ядов"
Автор книги: Бри Портер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
18
Елена Фальконе
– Как выглядят мои волосы? – спросила я Николая.
Он лежал на кровати и играл с игрушечными грузовичками, которые ему подарил Роман. Нико был полностью одет и готов ко сну, но я еще не смогла уложить его.
– Как пуки!
Я положила руку на бедро.
– Что ты только что сказал?
Его тон быстро изменился.
– Красиво, – проворковал он.
– Так я и думала.
Я посмотрела на свое отражение в зеркале и еще раз поправила пряди волос.
Тривиально и глупо быть такой тщеславной в такое время. Я заставила себя не одалживать одежду Роксаны, оставшись в джинсах и зеленом свитере, но все равно обнаружила, что нанесла макияж и уложила волосы.
Мужчины, ругалась я про себя. Они сводят женщин с ума. За что? Значит, мы можем сами воспитывать их детей и жить в бегах три года?
Не мужчины – мужчины.
Я никогда не думала ни о ком другом из мужского рода так, как о Константине. Все части меня, которые я считала ядовитыми или уродливыми на вид, он любил и заботился о них. Даже когда он понял, сколько крови у меня на руках, сколько секретов, он все еще безумно любил меня.
Я посмотрела на Николая.
Слава Богу, что он любил, подумала я. Иначе у меня не было бы моего сына.
В дверь постучали.
– Ты должен хорошо себя вести с Роксаной, – сказала я Николаю, когда пошла открывать ее. – Хорошо? Мне нужно, чтобы ты был хорошим мальчиком.
Николай сполз с кровати, прихватив с собой игрушки.
– Я хороший мальчик, мама.
– Это можно было бы обсудить.
Я открыла Антону дверь. Прежде чем он успел открыть рот, его прервал голос Еввы.
– Антон! – она побежала по коридору. – Привет, тетя Лена.
– Привет, Евва. Нико, давай.
Через несколько секунд в конце коридора появилась Роксана. Она тепло улыбнулась мне, когда приблизилась.
Я нахмурилась.
– Ты просматриваешь сразу за тремя?
– Ох, это не проблема.
Николай протиснулся мимо моих ног.
– Евва!
– Уверена, что с тобой все будет в порядке? – спросила я Роксану. – Они могут быстро передвигаться, особенно когда тебе приходится гоняться за тремя.
Она элегантно рассмеялась.
– Артем придет мне на помощь, как только закончит с работой. Надеюсь, что они все достаточно устали, чтобы, если я поставлю фильм и дам им немного теплого молока, они быстро уснут. – Роксана тайно улыбнулась мне. – Тогда ты с Костей сможешь провести столько времени, сколько захочешь.
Мои щеки покраснели.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Да, все ты понимаешь. Ты могла бы сказать, что не любишь его, но поступки говорят громче слов, Елена.
Я вздернула подбородок.
– Я говорила правду. — нет, не говорила. – Я не знаю... Я чувствую то, что чувствую. Не понимаю, почему должна быть наказана за это.
– Если бы Константин был с другими женщинами, пока тебя здесь не было, ты бы не возражала против этого? – спросила она.
Гнев охватил меня сильно и жестоко.
– С кем? – потребовала я.
Я бы нашла их, и медленно отравила бы их, этих глупых..
– Он не смотрел на другую девушку с тех пор, как положил на тебя глаз, – Роксана рассмеялась. – Но спасибо тебе за то, что доказала мою точку зрения. – она уперла руки в бока и посмотрела на детей сверху вниз. – Итак, кто готов к потрясающему вечеру кино с тетей Рокси?
– Я, я, я! – закричали они все.
– Веди себя хорошо, – предупредила я Николая, когда они уходили.
Он одарил меня очаровательной улыбкой в ответ.
Если дом загорится сегодня, я знаю, кого винить.
Ровно в 5 часов вечера в мою дверь вновь постучали.
По какой-то странной причине мой желудок наполнился бабочками, а ладони вспотели.
Этот мужчина видел тебя голой, сказала я себе. Из-за чего еще можно нервничать?
Константин стоял в коридоре, одетый в накрахмаленный костюм. Его татуировки проступали поверх рубашки за тысячу долларов, его прошлое было нанесено чернилами на его кожу. Как обычно, на его ботинках не было ни единой пылинки, ни единой царапины.
Я выглядела очень плохо одетой.
Константин улыбнулся мне сверху вниз, безумия внутри него нигде не было видно.
– Прекрасно выглядишь.
– Я просто надела первое, что попалось. – ложь: я провела два часа с Даникой, пытаясь усовершенствовать сексуальный без усилий образ.
– Ты выглядишь нормально, я думаю.
Еще одна ложь.
Его ухмылка была личной.
– Разве мы не полны комплиментов на сегодня?
Он протянул руку.
Я засунула руки в карманы, чтобы удержаться от прикосновения к нему.
– Где будем ужинать? В твоем кабинете, столовой?
– Ни в одном из этих мест. – он опустил руку, ничуть не пострадав от моего опровержения. – Пойдём, Елена. Ужин ждет.
– Думаю, ты имеешь в виду, что ждет допрос.
– Ты видишь Данику с нами?
Я обдумала это.
– Справедливое замечание.
– Кроме того, – размышлял он, – Ты собираешься добровольно рассказать мне все свои маленькие секреты, Елена. В допросе не будет необходимости.
Я ненавидела то, что он был так уверен... и, вероятно, прав.
Константин провел меня через поместье и наружу. Холодный воздух щипал мою обнаженную кожу, но я отказывалась признаваться, что мне холодно. Честно говоря, я бы предпочла замерзнуть насмерть.
Мы шли по извилистым самодельным дорожкам сада, удаляясь все дальше и дальше от поместья. Я думала, что мы продолжим путь в лес, но Кон резко повернул налево и завел меня за восхитительную коллекцию разросшихся кустов.
Посреди сада стоял старый павильон. Много лет назад он был выкрашен в белый, но теперь сквозь косы глициний, росших вокруг, виднелось коричневое дерево. Посередине стоял стол и стулья, свечи освещали пространство в наступающей темноте.
– Будет холодно, – сказала я, потому что действительно не знала, что еще сказать.
Константин засмеялся.
– Я снабжу тебя одеялами, не волнуйся.
– Людей легче допрашивать, когда им неудобно.
Но он был прав, рядом со столом стояла корзина с одеялами.
– Как я уже говорил ранее, это не допрос.
Он протянул руку, чтобы помочь мне подняться, но я отказалась.
– Я могу подняться на три ступеньки, Константин, – огрызнулась я.
– Я знаю, что ты можешь, но тебе тоже не следовало этого делать, – ответил он. – Я приглашаю тебя на ужин, сопровождаю тебя на ужин.
Я закатила глаза.
– Я позволю тебе отодвинуть мой стул, как насчет этого?
Константин действительно выдвинул мой стул, но как только он сел на свой, я встала, выдвинула его, а затем села. Он только покачал головой.
– В чем смысл этого, Елена? – осведомился он.
– Упрямство. – я фыркнула. – Моя мать часто говорила, что это моя худшая и лучшая черта. Это делало меня предсказуемой, говорила она мне.
– Я думаю, она могла что-то заподозрить. – Константин разложил перед нами еду, сняв крышки с тарелок. – Дмитрий сказал, что собирается приготовить по старому семейному рецепту.
Дмитрий ? Сколько людей помогали организовать этот ужин ?
– Это жаркое.
– Он делает с этим что-то особенное, – сказал он. – Увидишь. Вина?
– Нет, спасибо.
Я должна оставаться трезвой. Алкоголь не помешал бы мне прикоснуться к Константину. На самом деле, это, вероятно, ускорило бы процесс.
Я всегда отмечала, насколько хорошими были манеры Константина за столом. Я видела, как он убил человека, но также видела, как он вытирал уголки рта после еды и всегда использовал правильные столовые приборы. Я никогда не утруждала себя изучением разницы между суповой и десертной ложкой, и у меня также не было никаких планов.
– Каков твой первый вопрос? – я спросила.
Он улыбнулся, потягивая вино.
– Мы ужинаем. Расслабься. Наслаждайся жизнью. – он указал на вилку, которую я держала в руках. – Если ты будешь сжимать ее еще крепче, она сломается. Артему это не понравится.
Я заставила себя расслабить костяшки пальцев. Даже не осознавала, как сильно сжимала кулаки, пока моя рука не ослабла.
– Надеюсь, у тебя нет никаких планов соблазнить меня. Это не тот способ, которым можно это сделать.
Не могу поверить, что только что это сказала. Не могу поверить, что только что это сказала. Ты шутишь, Елена ?
Не знаю, почему я решила сегодня ткнуть медведя – возможно, это мое естественное состояние, – но потемнение в глазах Константина заставило меня пожалеть, что я ничего не сказала.
Если бы он продолжал так смотреть на меня, будто я была обедом на его тарелке, я могла бы отбросить все ободряющие речи, которые произносила, и поддаться ему.
Преступный гений хочет убить его, Елена! Я напомнила себе. Ты будешь скучать по Константину намного больше, если он будет на глубине шести метров, я могу тебе это обещать.
– У нас с тобой сын, – сказал он. – Однажды мне уже удалось соблазнить тебя. Кто сказал, что я не смогу сделать это во второй раз?
Я уронила вилку и вскочила на ноги.
– Это была плохая идея. Ты... ты должен двигаться дальше! – лучше бы ему, блядь, этого не делать. – То, что у нас было, закончилось. Да, у нас есть Николай. Но я бросила тебя, Кон, потому что я не... – скажи это, скажи это! Но как бы я ни старалась, я не могла заставить себя сказать это во второй раз. – Я ушла, потому что хотела, – запинаясь, закончила я.
Глаза Константина скользнули по моему лицу, прежде чем упасть на мои руки. Появились новые слова. Скрытность, тоска, душевная боль. С таким же успехом я могла бы носить свое сердце на рукаве.
– Елена, сядь. – его голос был добрым, мягким. Больше, чем я заслуживала. – Больше не будет ни побега, ни возвращения. Мы семья, а семьи не бегут друг от друга.
Я уселась обратно на стул.
– Роксана сказала, что ты даже не взглянул на другую девушку, пока меня не было. Это правда?
Я знала, что мучаю себя, что ответ мне не понравится. Он Пахан, царь и красивый мужчина. Сексуальная активность была для него еще одной чертой характера.
– Других не было.
Я подняла на него глаза. Его лицо было открытым и честным.
– В самом деле? Больше никого? Ты был монахом три года?
Константин протянул свое вино, будто был хозяином, произносящий тост.
– Кто может сравниться, Елена?
Это заставило меня замереть.
Я посмотрела на свою еду, чувствуя, как щеки заливает жар.
Кто может сравниться, Елена ?
– Какой ответ я могу ожидать, если задам тот же вопрос? – он спросил.
Это меня немного привело в чувство. Я прищурилась, глядя на него.
– Ой, да, будучи родителем-одиночкой, работая и посещая курсы в колледже, я была действительно беспорядочной. – я покачала головой. – Нет, Константин. Больше никого не было.
Константин выглядел довольным и сделал глоток вина.
– Колледж. Расскажи мне об этом.
– Я не могла позволить себе ничего роскошного, – ответила я, прежде чем здравый смысл смог заставить меня замолчать. – Но я много работала. Мне удалось сократить срок обучения с четырех лет до трех. Окончила учреждение с отличием.
– Конечно, ты это сделала. Я не ожидал бы ничего меньшего. – Константин нарезал овощи. – Тебе понравилось?
– Понравилось ли мне? – я почувствовала, как на моем лице появляется улыбка. – Мне понравилось. Мне нравилось каждое мгновение. Я приходила раньше всех и оставалась последней. Я подружилась с лаборантами, чтобы они пускали меня на выходные и праздники.
Я начала расслабляться и приступила к ужину.
Константин прав, это восхитительно. Курица и подливка были аппетитными, специи смешивались вместе, создавая изысканное блюдо.
Между укусами я добавила:
– Хотя колледж меня ненавидел.
– О?
– Нико пришлось пойти в детский сад, пока я училась, и он был самым непослушным ребенком. – я старалась не рассмеяться. Он был настоящей угрозой. – Он не был ужасным или мстительным. У него просто было много энергии, и он был безрассудным. Это создает плохую комбинацию.
– Он и то, и другое, – пробормотал Константин в знак согласия. – Он напоминает мне Наташу, когда она была моложе. Полный энергии, но сообразительный.
– Они похожи друг на друга?
– Они могли быть близнецами. Я найду фотографию. – когда он подвинулся, чтобы наполнить свой бокал, он предложил мне немного вина.
– Совсем чуть-чуть.
Какая-то глубокая часть меня кричала от ярости, но я проигнорировала ее. Вино было кислым, но хорошо приготовленным, вероятно, из виноградника, который стоил больше, чем это поместье.
– Мне сказали, что в последнее время ты сам не свой.
Когда Даника сказала мне это, она произнесла это тихо и вполголоса, словно боялась, что мыши могут услышать и доложить Константину. Я бросила на него один взгляд и поняла, что что-то не так, но Даника подтвердила, что это глазурь на торте.
Константин никак не отреагировал.
– Напряженно обеспечивать власть над Стейтен-Айлендом и иметь дело с другими организациями. Много сил изменилось с тех пор, как ты была в этом мире в последний раз, Елена. Ломбарди ушли, и Вашингтон, округ Колумбия, никому не принадлежит. Три семьи Бостона в мире, а король Майами в тюрьме.
– Все это звучит довольно интересно, – сказала я, но продолжала настаивать. – Но что насчет тебя?
– Меня? – он тихо рассмеялся. – Я занимался семьей, которая разваливалась на кусочки, криминальным авторитетом, который проник в мой дом и имел дело с разбитым сердцем. Все, что я делал, я делал для своей Братвы.
– Кто-то сказал мне, что ты был жестоким.
– Я всегда был жестоким, Елена.
Я покачала головой.
– По-видимому, ты сейчас сам проводишь допросы? Даже Артем, Дмитрий или Роман не присоединятся к тебе. Черт, даже Олежка. Почему? Почему они так напуганы, видя тебя в действии?
Мускул на челюсти Кона дрогнул. Единственный физический признак того, что он все больше расстраивался из-за разговора.
– Ты очень любопытная для человека, которая не планирует задерживаться надолго.
– Я знаю тебя, Кон. Я знаю тебя. И знаешь, какая первая мысль пришла мне в голову, когда я увидела тебя в том лесу, после трех лет агонии, разлуки и боли?
– До или после того, когда ты набросилась, как дикая кошка?
Я ткнула в него пальцем.
– Я подумала, что с ним что-то не так. Что-то внутри него сломалось, сцепление соскользнуло. Это не тот человек, которого я... – я замолчала. Эмоции начали забивать уши и горло, затуманивая все рациональные мысли. – Я просто хочу знать, что с тобой случилось.
– Ты знаешь, Елена, – сказал он. – Ты просто не хочешь в это верить.
Я сглотнула, несмотря на пересохшее горло.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Да, ты понимаешь, – он передал мне тарелку. – Хлеб?
Я отшвырнула ее прочь.
– Нет, я не хочу хлеба. Я хочу наорать на тебя. Что произошло?
Константин скривил губы, зверь внутри него вышел на поверхность. Он хорошо носил свою маску, лучше, чем большинство, но даже у него не бесконечное терпение. Если и было что-то, в чем я была хороша, так это в раздражении этого человека.
Когда я только приехала, когда мне было двадцать три и я была более апатичной, чем Дьявол, Даника однажды задумалась над тем, что я единственная, кто может проникнуть под кожу Константина. Он такой терпеливый и дипломатичный со всеми остальными, но почему-то ты действительно выводишь его из себя.
Спасибо? Я сказала.
Она рассмеялась. Это комплимент. Ты знаешь, какой это талант заставлять некоторых людей смеяться? У тебя все наоборот. Твой талант заставляет Константина хотеть сломать его фасад.
– Девушка, которую я любил, бросила меня, – прорычал он. – Я предложил свое королевство, свою семью. Даже предложил ей бросить все ради нее.
– Ты не это имел в виду...
– Да, именно это я имел в виду.
Тон Константина был жестким, но он говорил со мной не так, как тогда, когда мы были в его кабинете. Может, мне нужно разозлить его еще немного.
Боже, подумала я, охваченная печальной яростью, неужели Роман чувствует себя так каждый день? Неудивительно, что он в таком состоянии.
– Что я должна была сказать, Константин? Спасибо?
– Мне не нужна твоя благодарность, – прорычал он. – Все, чего я хотел, это чтобы ты осталась.
– Теперь уже слишком поздно.
Он фыркнул.
– Действительно, уже поздно.
Секунду мы смотрели друг на друга, разглядывая. Моя грудь резко поднялась, и адреналин разогрелся в венах, когда на горизонте появилось обещание битвы. Константин выглядел ненамного спокойнее.
– Ты злился на меня, – сказала я. – Я могу сказать.
Его глаза заострились в улыбке.
– Я злился. – он сделал еще один глоток вина. – Я был в ярости на тебя. Иногда, на короткое время, я все еще зол.
– Что изменилось?
– Это связано с двумя причинами.
У меня было нехорошее чувство, что я знаю, что это, но все равно попросила разъяснений.
– Его зовут, – ответил Константин. – Николай Константинович Тарханов.
С акцентом Кона имя легко и красиво слетело с языка. Это звучало правильно и уместно, так, как должно было быть произнесено имя моего сына. Как будто каждый слог был одой его царственной родословной.
Я сжала бокал в руке.
– О?
– Не ту фамилию женщина дает своему сыну, когда ненавидит его отца.
Он прав. Я ненавидела то, что он прав.
Слово «разоблачена» прозвучало в сознании как сигнал тревоги. Разоблачена, разоблачена, разоблачена. Мне повезло, что поблизости не было ничего, что могло бы производить чернила, иначе я превратилась бы в словарь с тем количеством раз, на котором написала бы это слово. Я почти могла представить это в своем воображении: на лбу, на шее, на тазовой кости и на внутренней стороне бедра. Разоблачена, разоблачена, разоблачена.
– Вторая причина в том, что ты научила его русскому языку. Зачем тебе учить его русскому... Если ты все это время не планировала вернуться к нам?
Ты планировала вернуться к нам.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Не прикидывайся дурочкой, Елена. Тебе это не идет.
Я поставила свой бокал немного сильнее, чем нужно было. Вино выплеснулось за края.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала, Константин?
Он не пропустил ни одного удара.
– Я хочу знать, почему ты ушла.
– Я сказала тебе причину, когда уходила,. Мне что, нужно все время повторяться?
– Пока ты не скажешь мне правду. – он сложил салфетку, которой пользовался. – Да, ты скажешь.
Я скрестила руки на груди, надевая свои воображаемые доспехи. Ты уже лгала ему раньше, успокаивала я себя. Это прогулка в парке для тебя, Елена.
– Я говорю правду. То, что тебе это не нравится, ничего не меняет.
– Правда изменила бы все, Елена, потому что это объяснило бы ложь, – был его дипломатичный ответ. Он хорошо умел держать себя в руках. – Почему ты ушла?
– Я сказала тебе.
Константин слишком сильно уронил вилку. Его гнев начинал становиться все более заметным.
– Отлично. Тогда что имела в виду Татьяна? Они или ты?
19
Елена Фальконе
Они или ты ?
Мне снились кошмары о том дне. О слащавой улыбке Татьяны и ее прощальных словах. Даже ее короткая речь навсегда запечатлелась в моем мозгу, слова постоянно повторялись, как плохая песня.
Ох, Елена, ворковала она. Самая глупая вещь, которую ты когда-либо делала, это заботилась о ком-то, кроме себя. Теперь ты не такая умная, не так ли ?
Иногда мне казалось, что она права.
Когда я была моложе и стремилась к собственному выживанию, я никогда не испытывала такой сильной агонии. Мои мысли были наполнены моими достижениями в области комфорта и ботаники, а не тем беспорядком, как сейчас. Счастлив ли Николай? Сердится ли на меня Константин? Здорова ли Даника, страдает ли Роксана, преуспевает ли Роман? Что насчет Артема, Дмитрия и Антона? Что насчет Еввы и Натальи?
Черт, даже Бабушка зарезервировала время в моей голове. Где она? Все ли с ней хорошо? Находятся ли птицы в окрестностях в безопасности от нее?
Мой взгляд метнулся к плечу Константина. Я знала имена, которые там были перечислены – у меня на сердце были нацарапаны те же самые.
– Как ты это выдерживаешь?
Он нахмурился.
– Это то, что Татьяна имела в виду?
– Мы больше не говорим о ней. Я спросила тебя: как ты это выдерживаешь? Любишь всех этих людей, оберегаешь и защищаешь их? Я чувствую, что сейчас сойду с ума, черт возьми.
Лицо Константина смягчилось. Он выглядел моложе, когда ласково улыбнулся, открывая человека, который все еще жил в нем, как бы сильно он ни пытался съесть его заживо.
– Разве не поэтому мы все здесь, lyubimaya – любимая? – спросил он. – Чтобы удержать и быть удержанным в ответ? Любить и быть любимым в ответ?
– Не думаю, что именно поэтому я должна остаться здесь, – ответила я, пытаясь говорить ровным голосом, но с треском провалилась.
Я не знала, что такого в Константине, что заставило мои губы стать такими свободными, что растворило мой фильтр. Но прежде, чем я осознала это, я выплеснула свои самые глубокие страхи в воздух, между нами.
– Я думаю, что мне предназначено сидеть в какой-нибудь лаборатории и весь день смешивать химикаты. Бог создал меня для развития науки и мира, в котором мы живем. Я не была создана для заботы о людях, предложения заботы и комфорта. Что подумают друзья Николая, когда окажутся сюда? Или его учителя? Неужели они подумают, что его любит надменное создание, стоящее на кухне?
Я указала на свое лицо, на неловкие черты, сливавшиеся вместе. Я всегда была странной, никогда не была уродливой или хорошенькой, просто меня было трудно рисовать. Меня это никогда не беспокоило; это оберегало меня от пустых комплиментов.
На самом деле, я обычно смеялась про себя, когда моя семья пыталась сделать мне комплимент, всегда замолкая перед словом «красивая», потому что это никогда не было правильным словом для описания меня. Елена, ты выглядишь... Затем они замолкали. Как будто молчание лучше, чем ложь.
– Я похожа на ветку с глазами, – закончила я свою тираду. – На ветку с гребаными глазами.
Константин засмеялся.
Он действительно рассмеялся.
Я чуть не вылетела со своего места.
– Ты смеешься?
– Прости меня, моя Елена. – ему удалось успокоиться достаточно долго, чтобы он мог говорить. – Я не хотел смеяться.
Моя Елена. У меня была всего секунда, чтобы подобрать ласковое выражение, прежде чем мой гнев взял верх.
– Я рада, что развлекаю тебя, – почти прошипела я.
Константин склонил голову.
– Приношу свои извинения. Это просто сбило меня с толку, насколько ты умна и все же... можешь быть такой невежественной?
Невежественной? Я чуть не вылила на него свое вино.
– Что это должно означать?
Он усмехнулся и покачал головой. Затем с пылающей сосредоточенностью приковал свой взгляд ко мне, удерживая на месте.
– Это значит, что ты самое прекрасное создание, которое когда-либо ходило по земле. Когда я смотрю на тебя, я впервые вижу горные вершины и цветущие цветы. Ты ручей, бегущий среди деревьев, и ветерок, шелестящий листву. Тебя никогда нельзя было свести к таким словам, как «красивая», «жестокая» или «добрая». Все языки мира никогда не смогли бы подобрать определения, которое воздало бы тебе должное, не говоря уже о пустом комплименте. – Константин не отрывал от меня глаз. Меня проглотили целиком. – Описание тебя требует всех уст и эссе идиом. Другого способа определить тебя просто нет.
Я не могла говорить. Мой язык весил во рту тысячу килограмм, мозг не функционировал.
– И ты спрашиваешь меня, будет ли мир думать, что ты не способна любить своего сына. Ты спрашиваешь меня, способна ли ты любить кого-нибудь по-настоящему? Ох, lyubimaya – любимая, ты изливаешь любовь. Долгое время это могло быть не для человека, но я прочитал твои слова и увидел, как загорелись твои глаза, при словах о данных и лабораториях. Ты всю свою жизнь была творением любви; любить людей просто труднее, чем любить вещи.
Мне пришлось опустить взгляд на свои руки, разрывая зрительный контакт. Навернулись слезы, но я не позволила им пролиться.
– Почему ты говоришь обо мне такие приятные вещи? – я спросила.
– Это правда, – сказал он. – Ты человек, которого я люблю, и тебе нужно было напомнить почему.
Я не смотрела на него, поэтому не могла видеть выражение его лица, но в его голосе не было ничего, кроме обожания и доброты.
Я впилась ногтями в кожу, ощущая пронзительную боль в течение нескольких секунд, прежде чем прекратить. Слова в голове кричали, чтобы вырваться наружу, практически царапая горло.
Я сглотнула.
– Я разбила твое сердце, Константин.
– Честь, которую я не позволил бы никому другому.
Это меня погубило.
Я подняла глаза, встретив его пристальный взгляд. В темных глубинах не было ни презрения, ни ненависти, только бесконечная любовь и гордость. Он смотрел на меня так, словно в мире больше ничего не было; он заставил меня почувствовать, что в мире больше ничего нет.
Я открыла рот.
– Я...
Они или ты? Голос Татьяны безжалостно прорезался в сознании, разрезав мое предложение пополам.
Они или ты, Елена ?
Если бы с Константином что-нибудь произошло, я бы никогда не смогла оправиться. А если бы это случилось из-за моей недостаточной силы? Потому что я подвела его?
Кон никогда не подводил меня. Он заслуживал такого же обращения.
Я вскочила на ноги, вино упало и разбилось вдребезги. Кроваво-красная жидкость пропитала столовую скатерть.
– Мне нужно идти.
– Елена..
Я побежала.
***
Спотыкаясь, я выбежала в коридор, глотая воздух. Я хотела своего ребенка, я хотела своего сына. Мне хотелось обнять его маленькое личико и осыпать поцелуями, хотелось услышать его сладкий голосок..
Я резко остановилась. Дверь в гостиную была приоткрыта, но на экране не играл ни один фильм. Вместо этого Роман сидел на полу, Евва у него на коленях, Нико справа от него, а Антон слева. Перед ними была открыта книга, и Роман читал вслух детям.
Я почувствовала влагу на своих щеках, и, быстро проведя рукой, обнаружила, что это слезы.
Роман умел читать. Он умел читать и читал своей племяннице и племянникам.
Мои глаза не могли оторваться от сына. Нико внимательно слушал, указывая на что-то на странице и смеясь над забавными голосами Романа для каждого персонажа. Он был счастлив и увлечен, не боялся и не чувствовал себя неловко. Он вел себя так, словно Роман читал им сказки каждый вечер, и это просто часть его жизни.
Я так боялась разбить свое сердце, что не до конца разглядела сердце Николая.
Оставить его семью... О, Боже.
Боль пронзила сердце, и я инстинктивно схватилась за грудь. Неужели я действительно собиралась оторвать его от них? Неужели я заставлю его пережить ту же боль, что и три года назад?
Какой матерью это сделало меня?
Я прислонилась головой к стене, слушая грубый голос Романа. Какие еще варианты? Я бы предпочла, чтобы Николай был жив и убит горем, а не... Я даже не могла произнести это в уме. Я бы сделала все возможное, чтобы уберечь его, но что, если, чтобы уберечь его, мне придется разбить ему сердце?
Ты глупая, я проклинала себя. Если бессердечной тебе удалось влюбиться в семью Тархановых, что, по-твоему, испытывал твой сын? Ты действительно думаешь, что сможешь навещать его семью, как на каникулах, и уезжать, когда пребывание закончится?
Я вонзила ногти в штукатурку.
Они или ты? Голос Татьяны эхом отозвался в моем сознании.
Если с ними что-нибудь случится, я никогда не смогу восстановиться. Если что-то случится с Николаем? Черт, я даже не могла этого представить.
Мы твоя семья, тихо донесся до меня голос Артема. Сестра.
Стена застонала, когда мои ногти вонзились ещё глубже.
Именно слова Константина решили мое решение, помогли принять решение. Моя Елена, о моя Елена. Lyubimaya – Любимая. Моя душа, мое сердце.
– Ни то, ни другое, – выдохнула я, мое решение, наконец, проявилось. – Я не выбираю ни то, ни другое.
