Текст книги "Я слышу все… Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967"
Автор книги: Борис Фрезинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
Перехожу к этим «точкам» не по степени их важности, а в порядке следования страниц.
Стр. 2. Фраза «об игроке и карте» [951]951
Фраза из 35-й главы 4-й книги: «Писателю трудно работать в газете: он думает, что он – игрок, а он только карта» (7, 609).
[Закрыть]. Сентенция не бог весть какой новизны и глубины, но обращенная к советской печати в такой категорической форме не может быть принята. Редакция здесь не может, как в иных случаях, отстаивать Ваши права на своеобычную форму выражения.
Стр. 8. Концовка главы. Смысл: война непосредственное следствие пакта СССР с Германией. Мы не можем встать на такую точку зрения. Пакт был заключен в целях предотвращения войны. «Хоть с чертом», как говорил Ленин, только бы в интересах мира.
Стр. 32. «Дача кому-то приглянулась» [952]952
Имеется в виду дача ИЭ в Переделкино, переданная В.П.Катаеву по его настоянию, поскольку ИЭ был назван им «невозвращенцем».
[Закрыть]. Фраза как будто невинная, но мелочность этой мотивации так несовместима с серьезностью и трагичностью обстоятельств, что она выступает к Вашей крайней невыгоде. И потом, есть вещи, о которых читателю должны сообщать другие, а не сам «пострадавший». От этой фразы несет урон дальнейшее изложение в своей существенности, значительности. И далее (33): «Есть вещи, о которых приходится повторятьдля того, чтобы они никогда больше не повторились». Дело опять же в несоизмеримости исторических обстоятельств с конкретным поводом, по которому высказывается это заключение. Да и так ли важно, Илья Григорьевич, Вам доказывать сейчас, что Вы не были «невозвращенцем» – поднимать эту старую сплетню, одну из многих забытых сплетен?
Стр. 39–40. Сотрудники советского посольства, приветствующие гитлеровцев в Париже. «Львов», посылающий икру Абетцу [953]953
Отто Абетц (1903–1958) – гитлеровский резидент в Париже.
[Закрыть]. Мне неприятно, Илья Григорьевич, доказывать очевиднейшую бестактность и недопустимость этой «исторической детали».
Стр. 43. «Немцам нужны были советская нефть и многое другое»… Это излишнее натяжение в объяснение того частного факта, который и без того объяснен Вами: Вашей фамилии в документах не было.
Стр. 45. Весь первый абзац. «Свадебное настроение» в Москве в 40 г.? Это, простите, неправда. Это было уже после маленькой, но кровавой войны в Финляндии, в пору всенародно тревожного предчувствия. Нельзя же тогдашний тон газет и радиопередач принимать за «свадебное настроение» общества.
Стр. 46. Услышанные где-то от кого-то слова насчет «людей некоторой национальности» представляются для той поры явным анахронизмом.
Стр. 47. Опять о «причислении» Вас к невозвращенцам. Можно подумать, что Вам нравится повторять эту сплетню.
Стр. 50. «Мартынов шевелил губами» [954]954
Речь идет о фразе в 40-й главе о встрече в Москве с Л.Мартыновым, чью поэзию Твардовский не принимал («Мы проговорили полночи о силлабическом стихосложении – Мартынов шевелил губами: искал новую музыку»).
[Закрыть]и т. п. Это, конечно, Ваше дело, но я не могу не заметить, что это место делает Вас вместе с Мартыновым смешным. Претензий никаких.
Стр. 52. То, что Вы говорите о Фадееве здесь, как и в другом случае – ниже, для меня настолько несовместимо с моим представлением о Фадееве, что я попросту не могу этого допустить на страницах нашего журнала. Повод, конечно, чисто личный, но редактор – тоже человек [955]955
Аналогично Твардовский отказался печатать главу о Фадееве из 6-й книги ЛГЖ.
[Закрыть].
Стр. 54. Фраза насчет собак в момент телефонного звонка от Сталина, согласитесь, весьма нехороша [956]956
Фраза из 40-й главы о том, что, когда 24 апреля 1941 г. ИЭ сказали по телефону: «Сейчас с вами будет разговаривать товарищ Сталин», «Ирина поспешно увела своих пуделей, которые не ко времени начали играть и лаять». На пассаж Твардовского касательно домашних собак ИЭ ответил в 1-й главе 6-й книги ЛГЖ (8, 111–112), и эту реплику Твардовскому было неудобно снять.
[Закрыть]. Заодно замечу, что для огромного количества читателей Ваши собаки, возникающие там-сям в изложении, мешают его серьезности. Собаки (комнатные) в представлении народном – признак барства и это предубеждение так глубоко, что, по-моему, не следовало бы его «эпатировать».
Стр. 57. «Рыбе разрешили на минуту пырнуть в воду». Не нужно так, Илья Григорьевич, слишком это форсисто.
Стр. 58. Слова Ахматовой: «Ничему не нужно удивляться». Вы уверены, что она не против опубликования их?
«Вот пели „если завтра война“…» – непонятно – что про что, кто говорит ( тогдаеще не критиковали этих строк песни).
Стр. 59. «Понятно, когда наивная девушка жалуется, что ее обманул любовник…» Здесь Вы предлагаете читателю поставить вместо слов «наивная девушка» слово противоположного смысла. Это – ни в какие ворота.
Может быть, я не все перечислил, что-нибудь осталось вне перечня. И среди перечисленных есть вещи большей и меньшей важности. Но в целом – это пожелания, в обязательности которых мы убеждены, исходя не из нашего редакторского произвола или каприза, а из соображений прямой необходимости.
Будьте великодушны, Илья Григорьевич, просмотрите еще раз эту часть рукописи.
Желаю Вам, как всегда, всего доброго.
Ваш А.Твардовский.
Впервые – Минувшее, №8, Париж, 1990, С.388–391 (публикация Е.Берар; без указания на то, что все публикуемые материалы предоставлены публикатору И.И.Эренбург). Машинописная копия – собрание составителя. Прокомментированный ответ ИЭ от 10 апреля 1962 г. см. П2, №489.
396. Т.М.Литвинова
Москва, 21. 4. 1962
Дорогой Илья Григорьевич, спасибо за теплую строчку обо мне [957]957
Речь идет о фразе в 12-й главе 4-й книги мемуаров, где ИЭ рассказывал о знакомстве с английским писателем Г.Уэллсом в 1934 г.: «На даче у Литвинова, разговаривая с дочкой Максима Максимовича, озорной девочкой Таней, он вдруг становился естественным, даже добрым».
[Закрыть]– я ее ощутила именно как Вашедоброе и милое отношение ко мне. Что касается H.G.W. [958]958
Герберт Джордж Уэллс.
[Закрыть]– «естественность» его тогда проявлялась вот в чем: Костя Уманский велел мне с Зиной прогулять W. по саду – он захмелел и грозил раскиснуть. Мы взяли его под руки, он попеременно мокро заглядывал нам в лицо, дышал перегаром, говорил, что Ленин – великий человек, а Сталин – нет (чем весьма нас эпатировал тогда) и пытался – не знаю, как бы это выразить политературней – лапать нас, а мы пытались отцеплять его приапические когти.
Когда я (впоследствии) маме об этом рассказала, она воскликнула: The old dog! [959]959
Старый пес! ( англ.)
[Закрыть]Он был другом моего английского деда (который, кстати сказать, был евреем, они вместе начинали карьеру, ухаживал за бабушкой и должно быть подъезжал и к маме в свое время).
Но я бы не стала Вам об этих слухостях писать, если бы не испытывала необходимости выразить – далее не знаю что: восторг, умиление, благодарность – за главу о Фальке [960]960
Роберт Рафаилович Фальк (1886–1958) – художник, которому посвящена 13-я глава 4-й книги ЛГЖ.
[Закрыть]– как бы мне хотелось ему её показать! Я еще раз почувствовала – какая я счастливая, что знала немного Фалька. Я написала «немного» из ложной скромности. Его нельзя было знать немного. Кто только попадал в его орбиту, становился его другом, исключительным и единственным, хотя таких друзей у него было много, и каждый имел право так чувствовать.
Кстати, ведь с Фальком познакомили меня как раз Вы с Любовь Михайловной, во всяком случае впервые у него я была в вашем обществе.
Так что получается, что Вы дважды подарили его мне.
Я никак не реагирую на отца – п.ч. ни у Вас, ни у кого он никогда не будет «похожим» на то, чем он жив для меня. Это ужасно, но важнее всяких Лиг наций для меня то, как он хрустел огурцами, как макал зеленый лук (белым концом) сперва в соль, потом в сметану [961]961
В портрете Литвинова в 29-й главе 6-й книги ЛГЖ ИЭ использовал это письмо («…приятно было на него глядеть, когда он ел – так восхищенно он макал молодой лучок в сметану, с таким вкусом жевал»).
[Закрыть], как шел утром по коридору в халате, помятый и небритый в ванную, и выходил оттуда – тугой, благоухающий, сияющий предвкушением завтрака…
Привет! Ваша Т.Литвинова.
Это было ежедневное чудо, как восход солнца.
Впервые. Подлинник – ФЭ. Ед.хр.1820. Л.5–6.
397. А.Л.Каплан
Ленинград, 2 мая <19>62
Дорогой Илья Григорьевич!
Давно не писал, не желая беспокоить Вас лишним письмом, но думаю о Вас каждый день.
Дай бог Вам много здоровья и успешно осуществить свои творческие планы. Очень хочется видеть Вас и рассказать о работе, которую выполняю для Англии.
Теперь делаю 12 цветных автолитографий на мотивы еврейских народных песен. По настойчивой просьбе г-на Эсторина я повторю работу «Песнь песней» Ш<олом>-Алейхема из 6-ти листов (условно – один титульный лист, четыре фронтисписа и один заключительный). Эти листы не посылаю Вам, боясь, что они Вам не очень понравятся.
Если разрешите, то пошлю вместе с 12-ю листами песен. У нас в Союзе <художников> новый председатель – скульптор Аникушин [962]962
Михаил Константинович Аникушин (1917–1997) стал главой ленинградской организации Союза художников СССР.
[Закрыть]. Скоро в Москве съезд художников. Меня никогда никуда не выбирают и не посылают. Бог с ними. Не обижаюсь. Было бы здоровье работать. Материально у меня стало хорошо. Получил письмо, что в Нью-Йорке открылась выставка моих литографий. Просил, чтобы прислали каталоги.
Желаю Вам и Любови Михайловне всего-всего доброго.
Ваш Каплан.
Впервые. Подлинник – ФЭ. Ед.хр.1651. Л.19–20.
398. С.де Бовуар
<Париж, май 1962>
Дорогой друг!
Сартр и я приедем 1 июня в Москву по приглашению Союза писателей. Я сожалею, как и Сартр, что не сможем задержаться до конгресса [963]963
Имеется в виду Всемирный конгресс за разоружение и мир (Москва, июль 1962), в подготовке которого ИЭ принимал участие.
[Закрыть]. Но мы можем договориться о нашем участии в нем заочно.
Извините нас, учитывая все события, за наш запоздалый ответ и простите Сартра за то, что пишу за него. Мы очень рады свиданию с Вами.
Горячий дружеский привет от пас.
С. де Бовуар.
Впервые. Подлинник – ФЭ. Ед.хр.1302. Л.2. Ответ на письмо ИЭ от 10 апреля 1962 (см. П2 №488). Симона де Бовуар (1908–1986) – франц. писательница, жена Ж.П.Сартра.
399. П.В.Утевская
<Киев,> 12.VI <19>62
Дорогой Илья Григорьевич!
Для Вас, вероятно, не в диковинку получать письма от незнакомых людей. И все же в первую очередь, вероятно, нужно представиться. Вам пишет племянница Абрама Григорьевича Вишняка [964]964
А.Г.Вишняк (1895–1943, погиб в Освенциме) – владелец издательства «Геликон», друг ИЭ.
[Закрыть]. Зовут меня Утевская Паола Владимировна. Кстати, Вы видели меня в фильме «Паола и роман», снятого в Ялте Виктором Платоновичем Некрасовым [965]965
Имеется в виду шуточный любительский кинофильм, который В.П.Некрасов снимал в Ялте, при участии О.Г.Савича; именно Савичи показывали этот фильм ИЭ.
[Закрыть]. Не в порядке саморекламы, а для «ясности» добавлю, что я приятельница Виктора Платоновича. На сей раз пословица «Скажи мне, кто твой друг» для меня весьма кстати. Как-то легче писать Вам.
А писать нелегко. Не один год, не один раз я собираюсь обратиться к Вам, спросить о судьбе Веры Лазаревны [966]966
В.Л.Вишняк (погибла в 1943 г. в Освенциме) – жена А.Г.Вишняка.
[Закрыть]и Абрама Григорьевича. Но все не решалась.
В своей книге [967]967
ЛГЖ.
[Закрыть]Вы говорите, что Вам трудно писать о Пикассо, быть может, потому, что он очень знаменит. В какой-то мере по той же причине мне было трудно написать Вам. Кроме того, где-то в глубине души теплилась надежда, что они все же живы.
Абрам Григорьевич – двоюродный брат моей матери. Вместе провели детство, юность, начало молодости. К нам в деревню уехали они из Москвы в девятнадцатом.
До тридцать седьмого мы довольно регулярно переписывались. Из их писем знали о Вашей с ними дружбе. Маме и ее брату (я тогда была еще совсем малой) Абрам Григорьевич присылал изданные им Ваши книги. С Верой Лазаревной мама была, пожалуй, даже дружнее, чем со своим кузеном. Пишу так подробно, чтобы оправдаться, что-ли – объясняя, что заставляет меня Вас потревожить.
В прошлом году в Ялте я познакомилась с Савичем. Мы подружились, и от него я узнала правду, которую, каюсь, до сентября скрывала от стариков.
Дорогой Илья Григорьевич! От всего сердца спасибо Вам за теплые слова, сказанные Вами о наших Верочке и Абраше. В сентябре, прочтя девятую книжку «Нового мира» [968]968
За 1961 г. с началом 3-й книги ЛГЖ.
[Закрыть], хотела написать Вам, да постеснялась.
Сейчас все же пишу. В конце февраля и начале марта я буду в Москве. И вот решилась попросить Вас, если сможете, если захотите – разрешить мне к Вам приехать. Вы – единственный человек на свете, который может рассказать моим старикам о последних годах Веры и Абраши. Но старикам к Вам не добраться. Живем мы в Киеве. А они принадлежат к старшим в том поколении, которое хорошо помнит «Хулио Хуренито».
По моей просьбе Валентина Ароновна Мильман узнала у Вас о сыне покойных Жене [969]969
Е.А.Вишняк спасся и после войны жил в Швейцарии; ИЭ с ним встречался.
[Закрыть]. Я хотела ему написать, но письмо не получилось. Уж очень мы далекие, чужие. Вы ближе. Так ведь?
Быть может, Вы не захотите или не сможете меня принять. Так позвольте воспользоваться этим письмом, как единственным случаем сделать Вам маленький подарок. Уезжая из Киева в эвакуацию, моя мать захватила с собой несколько «семейных реликвий» и среди них два проспекта издательства «Геликон». Один из них и посылаю Вам.
Если сможете меня принять – буду очень благодарна. Если же нет, то простите за это письмо. И спасибо Вам не только за Верочку и Абрашу, а и за все, что вы сделали и делаете, спасибо и за Вашу книгу «Люди, годы, жизнь».
Всего Вам доброго.
П.Утевская.
Впервые. Подлинник – ФЭ. Ед.хр.2263. Л.1. Писательница П.В.Утевская – дочь (от первого брака) давнего парижского знакомого ИЭ, скульптора В.А.Издебского (сообщено А.Е.Парнисом).
400. Н.Саррот
Париж, 23 июня 1962
Дорогой Илья Григорьевич, я позвонила в четверг вечером в Hotel Cayrès, как мы условились. Надеюсь, что там Вам передали мое поручение.
Поговорив с хирургом, который будет 10-го июля оперировать мою дочь, я выяснила, что операция не так проста, как я думала, – и что мне необходимо быть здесь.
Думаю, что Вы легко поверите, насколько я сожалею о том, что не могу ответить на приглашение, которым очень тронута и за которое искренне благодарю.
Надеюсь, что в следующий приезд в Париж Вы и Любовь Михайловна дадите мне об этом знать и что я смогу более гостеприимно принять Вас, чем мне удалось это сделать в тот раз, и, набравшись свежими силами и найдя Вам новых противников, угостить Вас спором, в котором Вам будет гораздо труднее победить!
С сердечным приветом Любовь Михайловне и Вам
Наталья Саррот.
Впервые – ДП, с.703. Подлинник – ФЭ. Ед.хр.2146. Л.1. Натали Саррот (Наталия Ильинична Черняк; 1900–1999) – франц. писательница, жившая во Франции с 1909 г.; с 1959 г. сотрудничала с иностранной комиссией Союза сов. писателей; дружески общалась с ИЭ (27 октября 1959 г., отвечая на присланные ей книги, писала сотруднице иностранной комиссии: «Мне кажется, заметки Эренбурга о Стендале замечательны»).
401. Ж.Кокто
Париж, 30 июня 1962
Мой дорогой Эренбург!
Цитируемые Вами стихи Жоашена Дю Белле [970]970
Любимый ИЭ поэт французского Возрождения; в 1957 г. он написал о Дю Белле очерк для «Французских тетрадей» и перевел ряд его сонетов.
[Закрыть]изумительно передают тяжкое одиночество поэтов.
Первым движением души и тела было принять Ваше приглашение [971]971
Видимо, имеется в виду приглашение принять участие в работе Московского международного конгресса за разоружение и мир (июль 1962).
[Закрыть], по глубоко все продумав, увы, я хочу, чтобы мой пыл «отстоялся», как говорят виноделы красного вина.
Поездка в Москву остается чудесным сном.
Вы знаете о моем культе Вашей родины и как высоко я ценю человеческие контакты, они неповторимы. Однажды я прикоснулся к Вам пальцами слепца, и Ваш визит составляет часть моих не столь уж многочисленных сокровищ.
Думайте обо мне иногда с любовью и знайте, что я люблю Вас.
Жан Кокто.
Я много говорил о Вас с Арагоном.
Впервые – ДП, с.701. Здесь – в переводе И.И.Эренбург. Подлинник – ФЭ. Ед.хр.1694. Л.1. Жан Кокто (1889–1963) – франц. писатель, художник, режиссер; ИЭ был знаком с ним с 1910-х гг.
402. А.С.Эфрон
<Латвия,> 15 июля 1962
Дорогой Илья Григорьевич! Пересылаю Вам Ваши – сорокалетней давности – письма маме [972]972
Письма 1922 года – см. П1.
[Закрыть]. Они переписаны ее рукой в маленькую записную книжку, очевидно накануне отъезда в СССР, году в 1938-39; кроме Ваших, там два письма Белого и неполностью переписанное пастернаковское (одно, первое). Записная книжечка озаглавлена «Письма друзей». Подлинники писем не сохранились; думаю, что не только в мамином здешнем архиве не сохранились, а пропали вообще, со всем парижским цветаевским архивом, оставленным на хранение Вл<адимиру> Ив<ановичу> и Марг<арите> Ник<олаевне> Лебедевым [973]973
В.И.Лебедев (1884–1956) – один из редакторов журнала «Воля России», М.Н.Лебедева (1880–1958) – его жена – друзья М. Цветаевой.
[Закрыть]и затопленным водою во время войны в подвале дома 18 bisrue Denfert-Rochereau [974]974
Дом в Париже, где жили Лебедевы.
[Закрыть]. Теперь и улица эта переименована – что, впрочем, отношения к делу не имеет.
Переписала для Вас письма моя приятельница, которой Вы неск<олько> лет тому назад помогли выдраться из чрева китова [975]975
Все, что из этого следует (франц.).
[Закрыть]и получить реабилитацию et tout се qui s’ensuit [976]976
Т. е. освободиться из ссылки; речь идет об А.А.Шкодиной.
[Закрыть]. Сидим с ней обе в Вашем избирательном округе [977]977
До 1966 г. ИЭ был депутатом Верховного Совета СССР от Даугавпилсского избирательного округа (Латвия).
[Закрыть]– т. е. Латвии, где погода переменная, осадки в виде того-сего и т. д. Городок Лиепая (б. Либава), утратив свое прежнее портовое и курортное значение, не стал от этого захолустным и провинциальным, нет – просто ушел в себя; не дай Бог, однако, чтобы вышел из. Каждое утро, отворяя окно в окружающую строгость, стройность и отчужденность, так и тянет задать захаянный современностью вопрос: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе» [978]978
Строки из 5-й строфы стихотворения Пастернака «Про эти стихи» (1917).
[Закрыть]?
Впрочем, окраины городка новехонькие, в центре имеется также новехонький разухабистый памятник, на котором, вернее, на постаменте которого железобетонные матрос, рабочий и женщина неопределенных занятий размахивают гранатами, напоминающими пивные бутылки. Так и хочется вызвать наряд милиции. Редкие прохожие стыдливо опускают глаза.
В магазинах дополн а тканей, изделий из янтаря и гончарных, редиски, творога, а также дамской обуви местного производства – фасончики всё какие-то лоцманские, боцманские, шкиперские; цены – доступные.
В местном музее – великолепнаявыставка прикладного искусства работы выпускников лиепайского худ<ожественного> техникума.
Море и ветер всё те же, о к<отор>ых Вы писали маме 40 лет назад [979]979
10 июня 1922 г. ИЭ писал М.Цветаевой с Балтийского моря: «Сегодня ветер и впервые море напоминает о море» – см. П1, №133.
[Закрыть].
Обнимаю Вас и Любовь Михайловну, А<да> А<лександровна> шлет самый искренний привет. Будьте здоровы!
Ваша Аля.
Впервые – А.Эфрон, С.204–205. Подлинник – собрание составителя.
403. Е.Г.Полонская
Эльва, 18/VII <19>62
Дорогой Илья!
Не знаю, получил ли ты мои письма. От тебя я имела только поздравление с новым годом и, правда, не могла на него ответить, только поздравила тебя с днем рождения.
Твои воспоминания в 5–6 номерах Нового мира [980]980
4-я книга ЛГЖ.
[Закрыть]прочла поспешно, с замирающим сердцем. Это хроника нашего времени, которую ту пишешь, является жизнеописанием сотен людей, и ты успеваешь сказать о каждом все, что нужно, кратко и выразительно. О каждом из этих людей можно было бы написать большой роман, а может быть, еще и напишут. Но все действующие лица эпопеи нашего времени намечены тобой. То лирическое отступление «о себе», которое ты сделал, необходимо было мне особенно, потому что у меня сохранились твои письма из Парижа, Берлина, Бельгии довоенных лет, сохранились стихи, которые ты писал тогда, страницы стихов, напечатанные на машинке. Какая жизнь. Я смотрела на рисунок, сделанный на Конгрессе, где схвачено выражение твоего лица, такая усталость и решимость [981]981
Речь идет о Конгрессе за разоружение и мир (Москва, июль 1962); 7 июля 1962 г. ЛГ поместила 5 казенных графических портретов советских участников конгресса, включая ИЭ, работы А.Балагура.
[Закрыть]. Дорогой мой. Я так желаю тебе много сил для того, чтобы ты мог сделать все, что задумал, и отдохнуть потом.
Целую тебя,
твоя Лиза.
Если напишешь, сообщи о Кате [982]982
Имеется в виду первая жена ИЭ Екатерина Оттовна Сорокина (Шмидт), жившая с Т.И.Сорокиным в Новом Иерусалиме (после войны).
[Закрыть]. Как ее здоровье? Когда я была в прошлом сентябре. Катя болела. Ты все ездишь по всему Земному шару. Может быть, попадешь в Эстонию. Приезжай повидаться ко мне в Эльву. В сентябре – октябре, быть может, буду в Москве, но увижу ли тебя? Эльва в 40 минутах езды от Тарту, машиной 30 минут.
Впервые. Подлинник – ФЭ. Ед.хр.2055. Л.29–30.
404. А.С.Эфрон
<Москва,> 7 августа 1962
Милый Илья Григорьевич, пишу Вам по поводу всё того же камня (памятника в Тарусе), о к<отор>ом писала Вам Валерия Ив<ановиа> Цветаева (мамина сестра от первого брака). История такова: некий Островский, студент-филолог из Киева, прочтя «Хлыстовок» («Кирилловны» в «Тар<усских> стран<ицах>») [983]983
Имеется в виду публикация очерка М.Цветаевой в альманахе «Тарусские страницы» (Калуга, 1961).
[Закрыть]решил установить памятник, о к<отор>ом мама пишет в рассказе; приехал в Тарусу, получил разрешение исполкома, нанял рабочих (всё это «на свои скудные средства», как он писал мне впоследствии) и приступил к осуществлению своего замысла, с одобрения Вал<ерии> Ив<ановны> и Аси [984]984
А.И.Цветаева.
[Закрыть](к<отор>ая там случайно оказалась).
Я ничего об этом не знала, т. к. тетки позабыли мне сообщить, а Островский вообще не подозревал о моем существовании – да и вообще о чем бы то ни было! – Знакомые мамины и мои, живущие в Тарусе, случайноузнали о том, что некий памятник должен быть воздвигнут сугубо самодеятельным путем, дали мне телеграмму, я дала ответную (копию которой Вам отправила тогда же). Я пришла в ужас, поняв, что речь идет о некоей скульптуре, неведомо как и кем сотворенной, и только потом узнала, что слово «памятник» подразумевает камень с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Моя телеграмма приостановила работы, памятник не былустановлен – так написала мне Ася, и камень остался у ограды участка, где был похоронен Борисов-Мусатов [985]985
Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов (1870–1905) – художник.
[Закрыть]; потом и его – камень то есть, убрали.
Т.к. сейчас, летом, невозможно собрать цветаевскую комиссию, хочу узнать мнение каждого из членов ее хотя бы в письменном виде. Нужно решить вопрос о памятнике в Тарусе вообще и об «островском варианте» в частности.
Считаете ли Вы приемлемым, возможным, необходимым установление в Тарусе камня с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева»?
Если да, то не считаете ли Вы нужным поручить выбор и оформление такого камня какому-нибудь настоящему скульптору, чтобы камень был красив и надпись высечена надлежащим образом? Не считаете ли Вы необходимым поместить – хотя бы на другой стороне такого памятника, короткий текст о том, кто была М.Ц., когда родилась, умерла, чем связана с Тарусой? Не нужно ли приурочить установление памятника к юбилейной дате – 70-летию со дня рождения – в нач<але> окт<ября> 1962?
Не думаете ли Вы, что воздвигать такой памятник сейчас – преждевременно? Не вызовет ли это ненужного ажиотажа, не повредит ли намечающимся изданиям и публикациям? Секретариат Союза Пис<ателей>, рассмотрев протокол первого заседания комиссии, обошел молчаниемпредложение о памятной доске на доме, где мама жила и писала много лет, в Борисоглебском пер., и утвердил лишь вопрос о введении Алигер в состав комиссии (а также предложил Лесючевскому [986]986
Николай Васильевич Люсечевский (1908–1978) – глава издательства «Советский писатель», последовательно мешавший изданию лучших книг, с 1930-х гг. автор губительных доносов на писателей.
[Закрыть]рассмотреть вопрос об издании книжечки о Пушкине).
Как только узнаю, где сейчас Паустовский (а м.б., его и не трогать с этим делом?) и Макаров [987]987
Александр Николаевич Макаров (1912–1967) – советский литкритик.
[Закрыть]– напишу и им, спрошу их мнения; Орлову написала в Эстонию [988]988
Письмо В.Н.Орлову от 7 августа 1962 г. – см.: А.Эфрон, С.206–207.
[Закрыть]; Маргарита Иосифовна <Алигер> положительно относится к идее памятника, но считает, что ее (его, памятник!) надо усовершенствовать, равно как и надпись (объяснительную) добавить. А.Саакянц [989]989
Анна Александровна Саакянц – секретарь Комиссии по наследию М.Цветаевой.
[Закрыть](редактор первой книжечки и член комиссии) считает установление памятника преждевременным, считает, что сейчас самое главное– добиться наибольшего количества «памятников нерукотворных», т. е. книг и публикаций, вслед за чем наступит настоящее время и для камня, и для бронзы; считает, что не стоит «гусей дразнить».
Если Вам неудобно, некогда ответить мне – письменно – то, м.б., скажете свое мнение Алигер, по телефону, когда будете в Москве?
Получили ли переписанные для Вас Ваши письма (1922 г.) мамы? Послала Вам их из Латвии.
Обнимаю Вас и Любовь Михайловну.
Ваша Аля.
Впервые. Подлинник – собрание составителя.
405. М.И.Алигер
<Москва,> 8 сентября 1962
Дорогой Илья Григорьевич, посылаю Вам рукопись цветаевской книги, о которой мы с Вами говорили [990]990
Речь идет о книге М.И.Цветаевой «Мой Пушкин», включавшей статьи о Пушкине, стихи, посвященные Пушкину, и отрывки из статей; книга была сдана в производство в 1966 г. и в 1967 г. издана.
[Закрыть]. Если у Вас найдется время, было бы очень важно, чтобы Вы ее поглядели.
Статьи и отрывки (почти все), по-моему, чудо как хороши, но я не уверена в том, следует ли сочетать их со стихами, и уж во всяком случае твердо уверена в том, что не следует ими открывать книгу. Это придает книге несколько домашний характер. Как по-Вашему?
Сердечный привет Любовь Михайловне.
Всего доброго
М.Алигер.
Впервые. Подлинник – собрание составителя. ИЭ подружился с М.Алигер в годы Отечественной войны, ее имя не раз встречается в 5-7-й книгах ЛГЖ. Апигер – автор воспоминаний об ИЭ «Нас сдружила поэзия».
406. А.Т.Твардовский
Москва, 11. IX. 1962
Дорогой Илья Григорьевич!
Я очень винюсь перед Вами, что так задержал, по разным причинам, с прочтением очередной (5-й) части Вашей книги.
Теперь я ее прочел, многое здесь на уровне лучших страниц предыдущих частей, многое мне не просто не нравится, но вызывает серьезные возражения по существу (как, впрочем, и у многих соредакторов).
Однако я не спешу беспокоить Вас подробным высказыванием моих замечаний, главным образом по той причине, что, как выяснилось, в этом году мы уже не сможем, к сожалению, начать печатание этой части [991]991
В ожидании разрешения на публикацию в НМ повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» Твардовский не спешил форсировать публикацию 5-й части ЛГЖ.
[Закрыть].
Кроме того, в ближайшие дни я на несколько дней уеду в Смоленские края по совершенно неотложным делам.
Таким образом, надеюсь встретиться с Вами не ранее 20-х чисел.
С неизменным уважением
Ваш А.Твардовский.
Впервые. Подлинник – РГАЛИ. Ф.1702. Оп.9. Ед.хр.79. Л.121.
407. Ф.А.Вигдорова
Москва, 2 окт<ября 19>62
Дорогой Илья Григорьевич, – в июне прошлого года мы с Вами говорили о том, как помочь О.В.Ивинской [992]992
Ольга Всеволодовна Ивинская (1912–1995) – подруга Б.Л.Пастернака, вторично арестованная и заключенная в лагерь уже после его смерти.
[Закрыть]и ее дочери. В тот раз удалось перевести их в лагерь с более человеческими условиями, а этой осенью Ира Емельянова (дочка Ивинской) вернулась в Москву. Здесь ее прописали, устроили на работу и даже вернули в институт. С помощью Иностранной комиссии Союза писателей ей удалось даже избежать встречи с иностранными корреспондентами (она очень этой встречи боялась).
Но теперь во всей остроте встает новая проблема, и тут, я боюсь, без Вашей помощи не обойтись.
В очень трудном положении находится сама Ольга Всеволодовна. Она осталась одна, без дочери. Она больна, истощена, а посылки в лагерь отменены.
В августе ее навещал сын и говорит, что она находится в состоянии последнего отчаяния, а, главное, очень больна.
Я прошу Вас, Илья Григорьевич, если можно, повидайте Ирину Емельянову [993]993
Как сообщила составителю И.И.Емельянова, она дважды бывала у ИЭ вместе с Ф.А.Вигдоровой. Первый раз – когда обсуждался вопрос об отказе ей в московской прописке и письмо на бланке депутата Верховного Совета СССР И.Г.Эренбурга, направленное им в МВД, положительно решило вопрос о ее прописке в Москве. Второй раз – когда отказались принять посылку с необходимыми медикаментами для О.В.Ивинской. Опять-таки вмешательство ИЭ сняло и эту проблему.
[Закрыть]и выслушайте ее.
Если Вы, узнав обо всем подробнее, посоветуете, как нам следует действовать дальше, чтоб не сделать ложного шага, я буду Вам очень благодарна.
Уважающая Вас
Ф.Вигдорова.
Впервые. Подлинник – соброние составителя.
О постоянстве контактов Ф.Вигдоровой с ИЭ свидетельствует ее недатированная (примерно того же времени) записка О.Г. и А.Я.Савичам: «Дорогие, забегала и не застала. Между тем – соскучилась. Очень. И дело есть. 1) Надо сказать Илье Григорьевичу, что после обсуждения в университете его мемуаров трех студентов исключили. Фамилии узнаю. 2) Вернулась из Новосибирска Елена Сергеевна Вентцель, разговаривала с Ляпуновым. Ляпунов сказал: „Я проверил по правдинской подшивке, в 44-м году в статье Эренбурга „Убей немца“ были слова „Убей немчонка““. Молодой аспирант, присутствовавший при разговоре, эти слова подтвердил. Дело стоит того, чтобы в какой-то части мемуаров дать им по морде и сказать, что этого не было и быть НЕ МОГЛО. Целую Вас и очень хочу видеть. Ф.». В п.2 этой записки речь идет об инсинуации сибирского математика А.А.Ляпунова, обвинявшего ИЭ, вслед за Геббельсом, в призыве к уничтожению германского населения (в указанной Ляпуновым подшивке такой статьи ИЭ нет; в статье «Убей!» – Красная звезда, 24 июля 1942 г. – речь шла о немцах-оккупантах, вторгшихся в СССР с оружием в руках).
408. А.И.Цветаева
Москва, 22.Х <19>62
Дорогой Илья Григорьевич!
1) Оченьрасстроилась, услыхав, что уезжаете довечера о Марине и не будете выступать, – а сейчас так рада, что вечер переместили на 25-ое и что будетечитать о М<ари-не> вступительное слово [994]994
Имеется в виду вечер Марины Цветаевой в Московском литературном музее, на котором председательствовал ИЭ.
[Закрыть].
Читать стихи будут, верно, плохо – самодеятельность – иду толькоиз-за Вас и зову всех всех друзей только п<ото-му>, ч<то> Вы будете.
2) Давно хочу Вас спросить, знали ли Вы жену Paul Elouard Grindel, Галю [995]995
Поль Элюар (Грендель; 1895–1952) – франц. поэт; Галя (Гала) – Элен Грендель (Дьяконова Елена Дмитриевна; 1895–1982) – первая жена П.Элюара (прозвище Гала – от франц. Gala – праздник).
[Закрыть]? Это моя подруга, и я в 27 г. была у них. С 28 г. я о ней ничего не знаю. Жива ли она? Об Elouard я пишу в м<оих> воспоминаниях о Горьком [996]996
Рассказ о встрече с Элюаром см. в воспоминаниях А.Цветаевой о Горьком – Новый мир, 1966, №2. С.123-125.
[Закрыть](сдала их в Архив Горького для – через несколько лет тома воспоминаний о нем). Мы говорили – Галя, Elouard и я – с утра до ночи, я им рассказывала о Марине. Прекрасный собеседник, умный, тонкий человек. Если знаете что-нибудь о Гале – была бы рада услыхать о ней.
Сердечный привет.
Желаю Вам сил и сил, отдыха, бодрости, радости.
Ваша А.Цветаева.
Впервые. Подлинник – собрание составителя.
409. А.И.Цветаева
Москва, 19. XI. 1962
Дорогой Илья Григорьевич!
Запоздало благодарю Вас за добрые слова о Марине, радуюсь, что ее посмертное вступление в русскую литературу началось Вашимисловами – в Лит<ературном> Музее. Тронуло меня Ваше сожаление о неудачной последней с ней встрече, упомянутое и 3 года назад, в 1959-м, в Вашем разговоре со мной: значит, годы этого Вашего сожаления не коснулись [997]997
Имеются в виду слова о последней встрече с Цветаевой из 3-й главы 2-й книги ЛГЖ: «Она пришла ко мне в августе 1941 года; мы встретились после многих лет, и встреча не вышла – по моей вине…»
[Закрыть].
Вот на этом я строю мое письмо к Вам. Дорогой Илья Григорьевич! Я совершенно уверена и говорю об этом с цветаевской прямотой, что единственное, что Вы можетесделать для памяти Марины, для Вашей, еще живой дружбы с ней – это прочесть мои воспоминания о нашем детстве и юности.
Подождите, не негодуйте – дочтите.
Я знаю, что то чтенье доставит Вам радость. И знаю, что это – Ваш долг по отношению к Марине. Знаю Вашу непомерную занятость, необходимость бережности к Вашему здоровью, утомленности, возрасту– Вы еще, кажется, на 3 года старше меня (мне 68).
Но ведь и Вы и я любим Марину. И если я преодолеваюмою, тоже очень большую усталостьот всего перенесенного в разлуке с Мариной, и пишу( безнадежд вскорости отдать труд в печать), пишу из последних сил, то первый читатель, которого я бы хотела и считаю вправе иметь – Вы. Вы должны прочесть эти Воспоминания. «Когда смогу, прочту?» так Вы написали около 2-х лет назад. Но будущее не в нашей власти. Что мне за радость, если Вы прочтете их после меня?( Ведь и я хочу радостиот этого Вашего прочтения их! Толькорадости, ничего делового я от Вас не прошу и не жду, никаких «устройств» этой вещи, протекций и проч., – только чтоб Вы узналиМаринину жизнь. Ведь никто кромеменя Вам (и никому) ее не расскажет.
Я хвораю, ухудшается и сердце и зрение, его всего 2 1/ 2– 3 %, у одного глаза нарушена сетчатка. Я спешу, как Гриновская «бегущая по волнам», закончить хоть юностью, до 1911 г., Марининым: «Когда над лесом и над полем / Все небеса замрут в звездах / Две неразлучных к разным долям / Помчатся в разных поездах» [998]998
Последняя строфа стихотворения М.Цветаевой «Неразлучной в дорогу» (1911) из книги «Волшебный фонарь».
[Закрыть].
Есливыживу и буду видеть – продолжу наши встречи с М., с 1912-27, после замужества, и о переписке с 27–37, и о моей поездке в 1960 г. в Елабугу, искать ее могилу, и обо всем, что узнала о ней здесь, о ее 39–41 гг.
В этом году, услыхав от читавших мои Воспоминания в машинописи, Литературный Музей предложил мне сдать для их архива один экземпляр, что я сделала – первые 412 стр<аниц>(у Вас, кажется, есть менее300 стр.). Теперь я сдаю им еще 2 части, 180 стр. (до 1909 г., Марининого 17-ти и моего 15-летия, всего около 590 стр. И вот я не знаю, что же мне делать с Вами: присылать Вам все эти, за 2 года дописанные части(сколько же, сколько я передала Вам в 1 раз) или не присылать?
Столькие хотят их прочесть, я даю их с таким отбором людей, у меня всего 3 читаемых экземпляра, трачу на машинисток, отрываю от рта, – и мне больно, что Вы, говорящий и имеющий право говорить людям о Марине, не знаете до сих пор ни ее детства, ни отрочества, ни юности, которые уже прочтены некоторыми из тех, которые Вас слушают.
Илья Григорьевич, у меня есть еще одно предложение: я могу сделать одну вещь, чтобы облегчить Вам чтение: подчеркнуть по всему объему этой машинописи сбоку, скажем, синим карандашом, все и только те места, что относятся прямо к Марине, хоть это безмерно обеднит вещь, и чтение(но хоть начало, о семье, родителях, родных, доме, желательно прочесть полней). Я готова на эту добавочную работу, только чтоб Вы – прочли. Я оставляю в стороне себя, свое отрочество, то. что Вам не важно (всё, где обо мне – отдельно).Из моих подруг – только тех, кого любила Марина, среди них – Галю, 1-ую жену Paul Elouard. Grindel. Хотите? Но если и этого прочесть Вы не можете– тогда зачемэтим Воспоминаниям лежать у Вас мертвым грузом? Не лучше ли их тогда отдать мне в Центр<альный> Лит<ературный> Архив или в Лен<инскую> Б<иблио>теку? Решайте – Вы. Я ведь была очень терпелива эти почти два года, не так ли?
Илья Григорьевич!
Вы над этой машинописью – это будет как будто Марина снова пришла к Вам после того печального последнего прихода, и снова у Вас зазвучит ее голос (М<арина> Ц<ветаева>. Волшебн<ый> фонарь «Пусть повторяет общий голос / Доныне общие слова» [999]999
2 строки из того же стихотворения М.Цветаевой.
[Закрыть]) – этот голос расскажет Вам о ее детстве, годах до замужества. Разве это не нужно Вам? И разве Вы не имеете права – на погруженье в нее, на радость побыть с ней, вновь, с маленькой, растущей, молодой? Борис П<астерн>ак, как я уже Вам писала, этой радости частично успел хлебнуть, взволновался; – я, Илья Григорьевич, неплохой напиток Вам предлагаю, и, мне думается, целительный для Вашей печали о Марине.
