355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Нефёдов » В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) » Текст книги (страница 8)
В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)
  • Текст добавлен: 14 января 2020, 00:30

Текст книги "В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)"


Автор книги: Борис Нефёдов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

– А что же простой люд пьет? Неужто двадцать лет ждет?

– Да нет, пьют тот же мед, только в него добавляют хмель, для скорости созревания и более высокой крепости. Типа, как у нас в брагу табак добавляют. И выдерживают недолго – 3–5 лет.

– Ну а бедным родственникам, нищим там и случайным прохожим что наливают.

– Тоже мед, только варенный. Его готовят три недели (седьмицы по-тутошнему). Крепкий зараза и голову после него два дня не поднимешь, но продирает, а главное – задарма.

На столе присутствовало и вино, привозимое в Новгород купцами издалека, но, видно стояло оно больше «на показ». Пили его мало. Я, кстати, попробовал и дальше пить его тоже не стал. Хоть и заграничное питье, да качеством не отличается. Не то, что медовуха.

Вскоре захмелевшие гости начали петь песни, устраивать прямо во дворе танцы под местные музыкальные инструменты, учинять какие-то задорные игры. Некоторые до того разгорячились, что шубы скинули. Оказалось, что мужчины под ними носят штаны, заправленные в кожаные мягкие сапоги и кафтаны на пуговицах до колен, а женщины – длинные шерстяные сарафаны с длинными рукавами (охваченные похоже серебряными обручами-браслетами) поверх многочисленных юбок и непонятных мне кофточек, а на голове – платок, завязанный вокруг собранных волос сзади, а сверху платка на стягивающей его тесьме висят драгоценные колты, женские украшения такие, округлой и звёздчатой формы. Никаких длиннющих рукавов, золотых кафтанов и цветных шаровар, а также сапог, украшенных вышивкой у мужчин, я не заметил, как не увидел у женщин бисера, бус и румян. Скорее всего все это появилось позднее и было привнесено в русский быт ордынцами. Потом все снова уселись за стол, и праздник пошел по второму кругу.

Наконец, когда ажиотаж начал стихать, на столы подали так называемые «заедки», что-то типа нашего десерта (ягоды и овощи, сваренные в меду, пастилу, орехи) и горячий сбитень на травах. Это был своеобразный сигнал. Закусив на дорожку, гости стали хозяев благодарить и собираться. При этом (у меня даже челюсть отвисла) сотрапезники стали вытирать свои лица и рот вместо салфеток листами капусты и своими же бородами, а руки и ложки после еды – концами скатертей, свисавших со стола. Поскольку кроме меня это никого не смущало, как я понял, такое поведение было в рамках общепринятых правил и не нарушало приличий. Ну надо же…

Затем гости (и хозяева) встали и все вместе, с песнями, пошли в соседний дом, где их снова встречали полные столы и чарки, и все началось сначала. И так, как я понял, празднуют по кругу, пока сил хватит. Я выпил совсем немного, песен и игрищ местных не знал, поэтому в четвертом дворе немного загрустил, и Сергей отпустил меня домой, тем более что представлять меня уже было некому, а оправдать мое отсутствие тем, что я «с дороги» было возможно. Правда, к тому времени и оправдываться-то было уже почти не перед кем, ёкарный бабай.

Дела житейские

Когда Сергей с семьей вернулся, я, несмотря на все его возражения, дал ему минут двадцать почистить перышки и, затащив в свою комнату, заставил его отвечать на мучившие меня вопросы. Они касались, прежде всего, того, что я сегодня увидел, т. е. прежде всего питания. Ответы на них вовсе не представлялись мне второстепенными, поскольку, во-первых, мне здесь нужно будет жить, и я не должен выделяться из остальной среды, а, во-вторых, мне мою армию кормить надо будет, нужно определиться чем кормить, чтобы потом меня не обвинили в непочтении к существующим правилам, а тем более к каким-либо религиозным нормам, которые, чувствовалось, в отношении еды в средневековом Новгороде сильно отличались от правил моего времени.

Если кратко сформулировать результаты этой (садистской по мнению Сергея) беседы, то получается следующее:

Во-первых, главной пищей новгородцев были хлеб, каша и только потом шли мясо и рыба, и только в конце – молочные продукты, никакого изобилия которых на самом деле не было. Во-вторых, представления о том, как и чем питались наши предки вXIIIвеке, изложенные в различных источниках моего времени, не подтвердились, либо в значительной степени отличались от действительности в важных деталях, незнание которых могло повлечь для меня крайне негативные последствия и даже поставить крест на возложенной на меня миссии. Да-да, именно так.

Вот возьмем, как один из основных продуктов питания, мясо. В дохристианские времена на любое мясо, похоже, вообще никаких запретов не существовало. Тот же Святослав Игоревич, так вообще конину любил и, согласно Ипатьевской летописи, в походах ел ее постоянно, «изжарив на углях». Разве что крыс считали «мясом осажденных», да осуждался каннибализм и то не на всей территории, если учесть некоторые традиции у зависимых от славян «самоедов». Однако с принятием христианства в этом вопросе многое изменилось. Теперь стало допустимым, в соответствии с положениями Ветхого Завета, есть мясо только тех животных, чтоимеют раздвоенное копыто и жуют жвачку. Отсюда зайцев и лошадей (а также верблюдов), например, есть стало нельзя, поскольку они хотя и жуют жвачку, но не имеют раздвоенных копыт. Хорош бы я был со своим желанием отведать пирогов с зайчатиной. А мясо свиньи нельзя было есть, поскольку та «хотя копыта раздваивает, но жвачку не жует». Чтобы моим современникам понять отношение в XIII веке к мясу этих животных, добавлю, что оно ставилось в один ряд с мясом собак, кошек и древесной корой. Но дело не только в брезгливости. Считалось, что употребление в пищу такого мяса оскверняет не только тело, но и душу, а это было гораздо важнее. Поэтому запрещалось не только есть такое мясо, но даже к трупам таких животных прикасаться. Я, по аналогии, даже сделал вывод о том, что после установления так называемого татаро-монгольского ига во многих регионах Руси стали выращивать свинину именно потому, что в силу своих верований ее не ели ни татары, ни монголы (а значит этих животных они не отбирали). Они даже не убивали их, поскольку это не только осквернило бы их руки, но и (что для них было даже более важно), их оружие.

Или такой факт. Из мяса домашних парнокопытных животных тяжким грехом считалось поедание телятины и (правда, это уже не везде) ягнятины. При этом, взрослых коров ели с удовольствием. Я так понял, что это было связано с ветхозаветным запретом употреблять в пищу мясо и молоко, сваренные вместе, а ведь телята (как и ягнята), долгий период питаются именно молоком. До сих пор помню, как моя бабка говорила помогавшей ей родственнице, хотевшей молоком разбавить фарш для пельменей: «не разбавляй мясо теленка молоком матери его». Хотя не исключаю, что эти запреты вызваны были с явно недостаточным поголовьем этих животных. А может быть в их основе лежало что-то иное (запрещают же у нас вылов рыбы, не достигшей определенных размеров), кто знает.

Как бы там ни было, но нарушителей этого запрета могли даже лишить жизни. Я потом поковырялся в компьютере и нашел интересные записки шведского дипломата Петрея, который даже не в XIII, а уже в XVII веке, пересказывал такую историю: «… Когда великий князь строил с башнями и раскатами город Орел, лежавший на литовской границе, он до того изморил голодом рабочих и крестьян, что они принуждены были убить самого жирного между ними и так спаслись от голода. Другие же, которые не могли есть человеческого мяса, принуждены были с голода заколоть теленка. Узнав о том, великий князь велел евших телятину сжечь живьем и пепел бросить в реку, а евшие человечье мясо были прощены и избавлены от наказания». И это несмотря на то, что нечистое мясо (ту же свинину) не запрещено было есть во время нужды или голода[7]7
  Не знаю, правда это или нет, но вот то, что в 1606 году боярам удалось натравить на Лжедмитрия I толпу народа, по существу, одним сообщением (соответствовавшему действительности) о том, что царь не настоящий, ибо ест телятину, т. е. еду для них «гнусную» – исторический факт.


[Закрыть]
. Только в конце XVIII века телятина стала блюдом праздничных столов богатых людей и знати.

Оказалось также, что именно по церковным канонам этого времени запрещалось употреблять мясо целого ряда не только домашних, но и диких животных, а именно медведя, бобра, белки, дикой свиньи, а также некоторых птиц, таких как дикий голубь, лебедь и тетерев, а ведь я на добычу такого мяса сильно рассчитывал. Так что многочисленные басни о наличии на столах славян в этот период медвежатины или мяса огромных секачей (к моему сожалению) оказались ничем иным, как досужим вымыслом. Да и поедание мяса диких парнокопытных (лосятины, оленины и др.) церковью напрямую хотя и не запрещалось, но и, не знаю уж почему, тоже не одобрялось, тем более что у тех и копыто раздвоено и жвачку они жуют. Все это могло в значительной степени затруднить обеспечение моего будущего воинства белковой пищей, по крайней мере, до той поры, пока я от самого Владыки не получу каким-либо образом разрешение на включение мяса диких парнокопытных в рацион моей рати. Но, если честно, то полной уверенности на получение такого разрешения у меня на тот момент не было. Кто знает, как еще все сложится?

Но и это оказалось еще не все. В соответствии с Ветхим Заветом, к «нечистому» также относилось мясо тех животных и птиц, которые на момент смерти не были обескровлены (например, умерли от старости или были пойманы в петли и другие удушающие силки и т. п.). Дело в том, что, как считалось, именно в крови животных и птиц находится их душа, и если человек начнет употреблять в пищу их кровь (даже вместе с мясом), то он может приобрести их внешность и сущность. Поэтому запрещалась кровяная колбаса и иные продукты, что делались с использованием крови. Так что описания того, как русичи в средневековье ловили силками боровую дичь (чем я и сам планировал заняться), мягко говоря, тоже оказались не соответствующими реальностям жизни средневекового Новгорода.

К этому следует добавить, что в XIII веке существовало чёткое разделение дней, в части питания, на постные, когда на столе могла быть только растительная, рыбная да грибная пища (и то не любая), и на скоромные, когда в рацион включалась также мясные, молочные продукты, а также яйца. Поскольку большинство дней в году (от 192 до 216 в разные годы) были постными, то не было ничего удивительного, что сами жители славянских княжеств в то время не считали мясо основой своего рациона. Тем не менее, я принял к сведению, что мне необходимо уточнить дни постных дней и степень соблюдения постов (что оказалось, тоже имело место). Уточнить, так сказать, во избежание…

Куда большее значение новгородцы придавали жирам. Ничего не зная о холестерине, они особенно ценили животные жиры, думаю, как более калорийные. Внутренний жир от всех идущих на мясо животных вытапливали, разливали в горшки и, до нужного момента, хранили в погребах. Отсюда для меня последовал вывод, что моим армейским поварам необходимо будет делать также, но, по моему указанию, вытапливать, в основном, бараний жир, поскольку в баранине холестерина примерно в 2,5 раза меньше, чем в говядине (и, кстати, в 4 раза меньше, чем в свинине, но свиной жир мы, по понятным причинам, топить уже не будем).

Мясо новгородцы жарили на углях, на вертеле (как я уже говорил, такое мясо называлось «верченым»), коптили, вялили, солили либо, как большинство блюд, тушили крупными кусками в печи. Вот этот последний способ мне особенно понравился, и я его взял на особую заметку. Дело не только во вкусовых предпочтениях. Просто оказалось, что в те времена никаких супов, борщей и им подобных блюд, что мы называем «первыми» блюдами, вообще не готовили, а когда мясо тушишь, то при этом какой-никакой, но бульончик получался. Кроме того, думаю, что мы обязательно будем заготавливать мясо впрок, готовя солонину. В летний период это будет основной мясной пищи моего воинства, хотя я постараюсь, конечно, разбавить ее свежатиной (как домашней, так и дикой). Конечно, солонина беднее белком, чем свежее мясо примерно в три раза, да и соль делает мышечные волокна более грубыми, что затрудняет их разжевывание и переваривание, но с этим придется мириться, поскольку хранение мяса в леднике не может быть столь же долгим, как и в морозильной камере.

Но и это еще не все. Выяснилось, что церковные запреты касались не только мяса, но и рыбы, а также членистоногих. Оказалось, что истинно верующим и почитающим Бога людям нельзя было есть рыбу, «которая не имеет чешуи», а также раков, крабов и т. п. Иными словами, легенды о метровых осетрах и стерлядях, сомах и угрях, а также кадушках с раками на столах новгородцев, опять же, оказались ни чем иным как легендой. Впрочем, в новгородском княжестве и другой рыбы вполне хватало: карельская лососина, волжская белорыбица, ладожская сырть, белозерский снеток (маленькая озерная корюшка), ну и, конечно же, упомянутая уже «владычица морская белозёр-палтус рыба». Даже в ближних водоемах обитали таймень, судак, щука, жерех, язь, лещ, карась, окунь, пескарь, всего не перечтешь. Но как можно было даже с рыбкой подставиться!

По способу приготовления рыба могла быть любой: вяленой, сухой, соленой, провесной, ветряной, паровой, вареной, запеченной, копченой…, но не сырой. Считалось, что в рыбе есть некоторое количество крови, которую выпустить нельзя, поэтому никто не позволял себе съесть даже кусочек сырой рыбы (как это тысячелетиями делали, например, народы, живущие на нашем Крайнем Севере, китайцы или, скажем, японцы). А с кровью, напомню, считалось что передается и душа. Так что строганиной здесь или «пятиминуткой» никого угощать было нельзя. В то же время, нужно признать, что к рыбе отношение христианства было более лояльным, чем к мясу. По крайней мере, ее можно было употреблять в пищу даже в определенные дни поста. Буду добавлять ее большими кусками в просяную кашу.

Со слов Сергея, все эти ограничения, относящиеся, как к мясу, так и к рыбе в значительной степени будут отменены, но только в 1650-х годах, в рамках реформ Патриарха Московского Никона (но многие из них так и сохранятся у староверов). Он специально этим вопросом интересовался. Их отмена самым благоприятным образом повлияет на рацион, а, значит, и на здоровье нации. Но запрет на потребление, например, конины в пищу окончательно будет снят в нашем государстве только в 1867 году.

Что касается каш, то, как оказалось, издревле на Руси под этим словом подразумевалось, прежде всего, блюдо из семян конопли (!), правда к моему прибытию такая каша уже утратила свое значение. В средневековом Новгороде наиболее распространенными были овсяная, пшенная и гороховая каша. Впрочем, каши варились и на основе иных злаковых (ржи, ячменя, пшеницы). Такие каши подразделялись по видам дробления зерна и его обкатки, а по консистенции делились на рассыпчатые, размазни и кашицы (т. е совсем жидкие). Рис и гречка были привозными, а, значит, очень дороги и каши из них, если и готовили, то только в семьях зажиточных и исключительно по большим праздникам.

Правда, овсяная каша совсем не была похожа на отечественный Геркулес моего времени. Она готовилась из цельного очищенного от шелухи зерна овса и, чтобы стать достаточно съедобной, долго запаривалась в печи. Заправляли ее обычно растительным (льняным или, опять же, конопляным) маслом. На городской торг привозили и оливковое масло, но для моего «общепита» оно было не по карману, а подсолнечное масло появится (причем, именно в России) только в 1829 году.

Так что самым распространенным блюдом была пшенная каша с рыбой или мясом, ее же и мои орлы будут есть в первую очередь. Тут главное, особенно в весной, что будет что есть.

Важную часть рациона новгородцев составляли бобовые, особенно горох, который, несмотря на свои «музыкальные» качества пользовался чрезвычайным уважением. Оказывается, из него делали замечательные каши, его сухие зерна мололи в муку и пекли из нее вкусные пироги. А в середине лета его варили и ели прямо в молодых стручках.

Что касается овощей. Конечно же, самым распространенной была репа, которая фактически занимала ту нишу, что в ХХI веке занимает картофель. Только репу можно было еще есть и сырой. В Средневековом Новгороде она была очень популярна и постоянно присутствовала на столах, причем и у бедняков, и у богачей. Каким-то образом в этом северном климате новгородцы умудрялись собирать ее урожай дважды в год, причем первый урожай шел только на еду. Второй урожай снимали в конце сентября и оставляли на зиму. Правда, сохранять ее в «живом» виде не умели, по крайней мере до нового урожая сохранить ее никогда не удавалось, в лучшем случае – до конца зимы. Но это не мешало ее переработке. Чего только не делали из репы: и масло выжимали, и квас настаивали, и солили, и вялили, и варили из нее кашу, и фаршировали ею птицу, и делали из нее начинку для пирогов, а пареная репа, поскольку она от этого становилась сладковатой, была своеобразным лакомством (десертом). Важно было и то, что ее можно было квасить и солить на зиму.

На втором месте стояла редька (или как ее еще называли «покаянный овощ»). Дело в том, что до весны, в частности, до Великого поста, из «сырых» овощей «доживала» только она. Вот ее весь пост и приходилось есть. Существовала даже поговорка о семи блюдах из редьки в этот период: «Редька териха (тертая), редька ломтиха (ломтиками), редька с квасом, редька с маслом, редька куском, редька бруском и редька целиком». (Именно тогда и возникло выражение «надоел хуже горькой редьки»). Не могу сказать почему, но эта средневековая редька сильно отличается от современной нам, как по своим размерам (была в разы больше), так и по вкусу. Ее ели сырой, тушили, делали из нее начинку для пирогов и даже жарили.

Следующей по распространенности была капуста. Она была известна на Руси с XI века и так пришлась ко двору, что начиная с XII века ее уже стали повсеместно активно выращивать. Употребляют ее новгородцы и в свежем, и в вареном виде, но больше всего любят капусту квашенную, особенно в зимний период. Лук к тому времени уже был широко известен, но выращивался местами. Тем не менее, со слов Сергея, его почти до января можно было легко купить на торгу и, если надо, то и в товарном количестве. А по весне новгородцы собирают дикий лук (некоторые считают, что это дикий чеснок) – черемшу. Духан после него, конечно, сильный, но зато витамины.

В этот исторический период начинает появляться в продаже в Новгороде и свекла, но пока, если она и появлялась на торге, то в небольших количествах, как диковинка. Знавали в то время и морковь, которая, правда, считалась деликатесом. Она была совсем не похожа на современную нам, поскольку представляла собой дикую морковь – многолетник. Я такую даже в нашем мире под Москвой находил. Морковь современного нам внешнего вида завезли на Русь из Голландии только в ХVI веке. Любопытно, что, в дальнейшем и свекла, и морковь, и сахар, производимый из сахарной свеклы, были причислены к скоромной пище. Так что хоть в этой части я сильно не грешил.

Важным подспорьем в решении вопросов питания были дары природы: грибы (привозили телегами), ягоды (именно они давали основное количество витаминов, особенно необходимых в конце зимы и начале весны), зелень (сныть, крапива, щавель, а в голодные годы и лебеда), орехи (лещина, а вот кедрового ореха нет) и коренья.

Что касается грибов, то таковыми в Новгороде XIII века называют только пластинчатые грибы (грузди, лисички, сыроежки и др.), а губчатые грибы (белые, подберезовики, подосиновики и др.), называют «губами». Каждый вид грибов, на удивление, в то время готовили отдельно. Причину этого мне внятно никто так объяснить и не смог (тем более что и рыбу, как оказалось, тоже готовили каждый вид отдельно, никакой тебе «тройной» ухи). Грибы, как и в наше время, здесь и сушат, и варят, и жарят, и солят бочками. Ягоды, как лесные, так и болотные (землянику, клюкву, бруснику, чернику, голубику, костянику, малину, ежевику, княженику, смородину, морошку и др.), собирают в невероятном количестве и ее достаточно много идет на продажу. Именно они в зимний период давали новгородцам львиную долю витаминов.

Что касается фруктов (кроме очень дорогих «заморских да «дички»), то их практически нет, за исключением яблок, привозимых из Пскова, но и они были большим подспорьем, в том числе, в зимний период. Не были диковинкой ни яблоки моченые, ни сушеные, ни вареные в меду (между прочим, гораздо вкуснее современного нам варенья). Правда ко времени моего прилета, новгородцы уже также стали закладывать сады с яблоневыми и вишневыми деревьями, так что это тоже уже можно было принимать в расчет.

Этот список съедобных припасов дополнялся, конечно же, медом, молочными продуктами и яйцами. Из молочных делали сметану и творог, который почему-то называют здесь сыром. Сливок и масла, похоже, вообще не умели делать. Я где-то читал, что «в широкой продаже» они появятся только в XIV–XV веках. Но, думаю, никто же не запретит мне их делать «для себя». Здесь нарушения религиозных правил или криминала нет. А что там едят в Константинополе тут практически никто не знает.

Закончу напитками. В обычные дни вместо чая (он еще не появился) новгородцы пьют отвар из кипрея, ягодные морсы, квасы (около 3 десятков видов), кисели, природные соки (в том числе, березовый) и сбитни. Правда, кисели на современные походили мало. Готовили их на основе ржаных, овсяных и пшеничных отваров, кисловатых на вкус и имеющих серовато-коричневый цвет. Были они упругими, напоминающими холодец. Поскольку сахара в те времена ещё не было, для вкуса в них добавляли мёд, варенье или ягодные сиропы. Варили мед (лично мне больше всего нравились вишневый, можжевеловый и черемуховый).

Казалось бы, ушел Сергей от меня не так уж поздно, но поспать ему не удалось. Оказывается, главный пир праздника приходится на следующий день, причем, ни свет, ни заря – с четырех утра, а точнее, кто и когда очнется. И начали его праздновать не где-нибудь, а у нас. Мне тоже пришлось встать и до обеда отдуваться, пока, наконец-то, дело снова не дошло до заедок. На этот раз я сразу остался дома. Хоть выспался. Одно радовало, многие гости (после совместных пьянок) уже стали воспринимать меня как «своего», а Сергей сказал, что на женскую половину я произвел впечатление человека «сурьезного» и «положительного». Но отметили, что нужно, чтобы борода побыстрее отросла.

Казалось бы, хватит, но на третий день праздник снова продолжился – к нам пожаловали многочисленные родственники жены Сергея, причем приехавшие, как я понял, не только из других концов Новгорода, но и издалека. Честно скажу, меня (как, пусть не коренного, но москвича) удивило то, что их приезду и Сергей, и его супруга искренне обрадовались. Оказывается, считалось крайне обидным, если знакомые и родня в такой день не приезжали. Это не прощалось, и к таким тоже носа не показывали. В общем, опять гуляли до обеда, а потом хозяева с гостями засобирались и поехали к другой родне, а я, наконец-то, смог начать разбирать прилетевшее со мной имущество.

Как тут не вспомнить Корнея Чуковского:

 
Ох, нелегкая это работа —
Из болота тащить бегемота!
 

Вещи тяжелые, укладывались по принципу «только бы вошли» да еще три дня какого-никакого, а загула. Годы уже не те, а за помощью не обратишься. То чуть не пришибло упавшей железякой, то едва не завалило сапогами и полушубками. За что мне все это. Не, ну за что, а? Ну ёкарный бабай!

Торг

В четверг хозяева с утра отлеживались, но к обеду Сергей, изрядно помятый и с сильным перегаром, но все-таки приполз ко мне:

– Все, хватит праздновать, – сказал он, по-моему, больше себе, чем мне, – нет, так-то можно было бы и «истцо», но завтра пятница – большой торговый день. На торг пойдем, а, значит, голова должна быть свежей. Торг у нас большой, хоть и открывается рано, а за день не обойдешь. Так что, где остановимся, а где и мимо пройдем. Главное, тебе с ним в целом познакомиться, общее представление, так сказать, получить. Сильно задерживаться не будем. Световой день сейчас короток, и закрывают торг рано. Да и не след поздно возвращаться: улицы города не освещаются, а в темное время, что греха таить, они могут быть небезопасны. В общем, всякое бывает. А лошадь с санями брать – кого-то оставлять с ними надо. Завтра одевайся потеплее, зима все-таки, морозец, а мы пойдем на весь день.

– Торг большой?

– Только лавок почти две тысячи.

В принципе, я знал, что пятница в средневековом Новгороде была базарным днем, а также днем исполнения разных торговых обязательств. Расчеты не всегда проходили одновременно с передачей товара. Поэтому именно в пятницу, в большой торговый день, получая деньги, давали честное слово привезти к торгам на следующей неделе заказанный товар. Или, наоборот, получая товар, обещали в следующий пятницу, отдать полагающиеся за него деньги. О нарушивших эти обещания говорили, что у них семь пятниц на неделе. Такой славы никто не хотел. С такими людьми серьезные купцы потом просто не желали иметь дело. Было понятно, что или Сергею должны, или он должен исполнить в эту пятницу какое-то обязательство, но ему обязательно нужно было на торгу быть. Впрочем, это – его дела. Мне нужно его лавку посмотреть, да с кузницами о встрече договориться. Время терять нельзя, оружие и бронь надо делать. Да и помещение маленько разгрузить, ведь привезенные вещи чуть не полдома занимают, а кроме того – тяжесть какая, подпоры с низу хорошие, но все равно тяжеленько дому.

Встали рано и на торг пошли пешком, мимо детинца да по Великому мосту. Весь центр города замощен сосновыми настилами, поэтому идти легко. Но улицы узкие, все-таки город-то средневековый. Погода нам благоприятствовала. Стоял легкий морозец, сковавший лужи и грязь, но, главное, снег не шел и не было ветра (когда снег, да метёт какая торговля).

По дороге Сергей продолжал меня просвещать:

– В ходу для крупных расчетов в Новгороде используют серебряные гривны. Самая распространенная у нас – новгородская гривна. По форме это длинная серебряная палочка размером 14–20 см и весом 204 грамма. Не 200 и не 210, а именно 204. Пол фунта. Вот такая, – и он вынул откуда-то из-за пазухи (карманов у одежды к тому времени еще не изобрели) «образец». Я повертел его в руках и вернул со словами:

– Видел я в интернете фотографии таких гривен, когда к полету готовился.

– Видел и хорошо. Имей в виду, размер нашей (т. е. новгородской) гривны может «играть», а вот вес – ни-ни. И чистота серебра должна быть высокая. В ходу еще киевская гривна. Она имеет шестиугольную форму. Ее показать не могу. Этакий, знаешь, усеченный сверху и снизу ромб, размером 9-10 на 4–5 сантиметра и весом 163–164 грамма. У нас эту гривну немного недолюбливают, но в расчет она принимается без проблем. Наконец, черниговская гривна – это что-то среднее между киевской и новгородской гривнами, по форме больше похожа на киевскую, а по весу – на новгородскую. Так и сам Чернигов. Туда-сюда, смык-смык. Ладно, мы не об этом. Довольно редко, но попадаются и литовские гривны – слитки серебра в виде палочек (как новгородки) с зарубками на спине, размером 10–17 см, а весом 100–105 граммов, т. е. в два раза меньше веса новгородок.

– А зачем зарубки?

– Для проверки качества слитков, чтобы подтвердить, что в его середине нет другого (менее ценного) металла. Мухлюют часто.

– А как у всех этих гривен с чистотой?

– Все эти гривны из серебра тоже довольно высокой пробы (не 999 конечно, но больше 900).

– А поменьше весом денег нет? Зачем такие большие «неразменные» слитки? На них пирожок не купишь (у продавца сдачи не хватит).

– Да, с монетами (особенно с мелкими) туго. Это время потом так и будут называть «безмонетным периодом». В качестве денег используются товары, прежде всего шкурки зверей, особенно белок, меняют товар на товар, в общем каждый выкручивается как может. Хоть период и «безмонетный», но полновесные монеты тоже есть. До сих пор у нас ходят азиатские дирхемы. Их для удобства режут так, чтобы получились кусочки весом 1/20 новгородки (то бишь 10 граммов), но бывает, что и на более крупные и более мелкие части. В ходу также серебряные западноевропейские монеты. Но у них процент серебра постоянно падает. Сейчас (из тех, что привозят) в них серебра на четверть. Гривна серебра эквивалентна по весу некоторому числу одинаковых монет, но стоимость такой гривны из монет в четыре раза меньше. А поскольку основные торговые партнеры на западе, то и у новгородцев появилось как бы две гривны – нормальная (серебряная новгородка) и так называемая гривна кун. Понятно, что гривна кун по своей покупательной способности ниже новгородки, причем в 4 раза, но парадокс заключается в том, что применяется в торговле именно она. Все цены на торге, как правило, указаны именно в гривнах кун или в их частях. Не перепутай.

– А какие у нее части?

– 1 гривна кун это 20 ногат или 50 кун (намек на шкурку куницы), или 150 векш (векша – это белка). Но последнее – достаточно условно. Вначале трудно подсчитывать, но потом быстро привыкаешь. Конечно, сегодня «куны» да «векши» обозначают металлические деньги, приравненные к стоимости соответствующих мехов и сохранившие свое первоначальное название по мехам. Но вместо денег, при нужде, действительно оплатить товар или услугу можно и самими шкурками, и какими-то дорогими и не очень дорогими товарами, в том числе стеклянными браслетами, пряслицами и даже красивыми такими ракушками. В основном происходит не купля-продажа, а мена. Ну да разберешься.

Так за разговором и не заметили, как подошли к торгу. Он оказался огромен. Сплошные лавки, которые, для порядка, делились на ряды. Название ряда соответствовало продаваемой на нём продукции: иконный, хлебный, калашный, рыбный свежий, кожевенный, котельный, серебряный и т. д. Глаза разбегаются. Все хочется посмотреть, потрогать, попробовать.

Но в начале Сергей решил заняться своими делами и повел меня к краю площадки, туда, где торговали скотиной. Пока он улаживал свои дела, я пробежался по этому куску торга. Нет, скотоводством я заниматься не собирался, а вот кормить моих людей (и хорошо кормить) мне потребуется. Опять же лошадей для конницы, да для обоза приобретать надо будет. Хорошо бы прицениться по первому разу.

Итоги этой пробежки меня впечатлили. На одну полновесную новгородскую гривну можно было купить 3 хороших (на мой взгляд) дойных коровы (за трехлетнюю просили и того меньше). На ту же гривну можно было купить пору неплохих рабочих крестьянских лошадки или одного доброго жеребца (но тут, чувствовалось, еще можно было поторговаться), или 40 молодых телят (по 5 кун), или 8 телят – двухлеток (0,5 гривны кун). Нельзя сказать, что дорого, просто их еще вырастить надо, а это сколько одного корма потребуется. На эту же сумму можно было бы также купить 20 овец (по 0,2 гривны кун), или десяток (!) жеребят. А вот птица стоила несоразмерно дорого. В одном месте вообще за гуся просили 30 кун, т. е. на одну новгородку можно было купить только 6–7 птиц. Тут за вола нужно было отдать 2–3 гривны кун или 0,75 новгородской гривны, а тут – птицы. Видимо на это были какие-то причины, но я не спрашивал. Не мог поверить, но столько же стоили кошки и собаки. Три гривны кун за штуку! Как говаривал Киса Воробьянинов, – однако! Эта цена просто ошеломляла, учитывая то, что она была установлена на обычных в нашем мире животных. Может они какой-то особой породы? А может быть вместо того, чтобы серебро накупать, надо было просто эвакуировать из нашего времени собачий приют? Дешево и сердито, да еще и польза была бы. Правда, Сергей почему-то об этих братьях наших меньших вообще не говорил. Знать, не обо всем мы еще поговорили.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю