355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Нефёдов » В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) » Текст книги (страница 13)
В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)
  • Текст добавлен: 14 января 2020, 00:30

Текст книги "В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)"


Автор книги: Борис Нефёдов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

– Кстати, весной одно зеркало могу продать за дестриэ.

Я знал, что это такая выведенная на Западе очень крупная порода лошадей, достигавшая в холке 180 сантиметров и даже больше (мои обозные лошадки – до 145, а монгольские так вообще от 120 до 140 максимум) и весом по меньшей мере 800 килограммов.

Купцы вначале опешили, а потом заговорили наперебой:

– Дестриэ?

– Зачем тебе дестриэ, уважаемый Михаил Игнатьевич? Эта огромная лошадь и она, в силу своего громадного веса, не может даже долго двигаться с приличной скоростью.

– Или совершать прыжки. Рвы и тяжелые подъемы часто для нее просто непреодолимы.

– Эти кони быстро утомляются. Запас хода галопом у них не превышает 500 саженей, так что, атаку на нем (чтобы у дестриэ сохранились силы для боя) надо начинать не дальше 100 саженей, а до этого придется под стрелами идти шагом.

– При этом надо учитывать, что тяжелые лошади медленно разгоняются.

– Дестиэ нужно до 10 килограммов овса в день. Да он «сожрет» все ваше серебро.

Мне пришлось остановить их и привести свои аргументы:

– Но это – монстр на поле боя. Он может спокойно нести на себе тяжелого всадника в мощном доспехе. А также навешанную на себя собственную броню. Он весит, как четыре монгольских лошади, а это тоже может оказаться важным. Своим мощным ударом он просто сметает с пути пехоту и легкую кавалерию. Разгоняется он долго, но, когда такая махина на скорости врывается в чужой строй, он вытаптывает в нем целые улицы на своем пути. Впрочем, обычной тяжелой кавалерии тоже приходилось не сладко. Кроме того, у нас дестриэ может стать родоначальником собственных пород тяжеловозов.

– Купить и доставить в другую страну дестриэ …довольно сложно.

– А вот это другое дело. Но я и не называю поставку дестриэ обязательным условием. Не сможете – оплатите все зеркала серебром. Но, на всякий случай (вдруг у вас получится) я скажу вам о том, что мне нужно. Дестриэ созревают поздно, поэтому мне нужен жеребец 8-10 лет. Из того, что я слышал об этой породе, могу назвать такие требования к их …э…внешнему виду: уголки губ непременно загнуты вниз, сильно выражена надбровная дуга и дестриэ никогда не должен опускать уши.

– А нельзя ли будет обменять зеркало на другую лошадь?

– Можно, но только тогда обмен будет производиться не на лошадь, как в случае с дестриэ, а на лошадей. Лошади нужны мне для тяжелой кавалерии, но не тяжеловозы. Дестриэ мне нужен только один. Привезете – буду рад.

– А по какой цене будешь брать таких коней?

– Нельзя называть цену не видя товара. Но думаю, что договоримся. Вы в любом случае не прогадаете. Такие лошади сегодня в Новгороде не застаивается. Ходовой товар. Не я куплю, так купит князь, или посадник, или Владыка, или тысяцкий. Но думаю, что до этого не дойдет. Мне такие лошади очень нужны, и я куплю всех, что вы привезете.

– Даже три десятка?

– Даже сто голов, уважаемый Горст.

– Тогда надо подумать.

Купцы переглянулись и опустили глаза. Похоже, что у них есть подходы к этому товару.

Дальше мне отвлечься не дали, купцы требовали «продолжения банкета». Я крикнул, чтобы Марфа принесла нормальной закуски, открыл бочонок и пошла вульгарная пьянка, по ходу которой я им все втолковывал, что товар хрупкий, рассказывал, как его лучше паковать да увязывать. Но вскоре, чувствую, доходить до них мои слова стали плохо. На халяву-то что же не надраться?

В общем, когда прощались, на ногах они уже стояли плохо. Хорошо «людишки» их сильно не набрались. В конце не удержались и снова попросили «чудо показать». Я показал, мне не трудно, но на этот раз встал между ними и зеркалом. Вот купите, потом хоть сутками около него крутитесь. Разобьете – только ваши убытки. Снова стали они языками цокать, да щеки надувать. Попривыкли уже, да выпили немало.

А потом давай в зеркало хохотать, пальцами тыкать, да рожи корчить. Вот ведь, солидные ж люди, ну что за народ, ну ёкарный бабай.

У бондаря

Для моего хлебопекарного производства, да и для организации нормальной жизни всего моего воинства (тара для рыбы, мяса, солений, питьевой воды), мне нужны кадки, кадушки, лоханки, ведра и шайки (и даже купель), но, прежде всего – бочки, причем довольно большие. Значит, нужно идти к бондарям, т. е. мастерам, которые как раз и изготовляют такие емкости, общим для которых является то, что их стенки собираются из отдельных деревянных планок (их называют клепками), стянутых обручами.

Хорошо, что в средние века это ремесло имело повсеместное распространение. Кстати, именно эта профессия подарила в будущем своим владельцам соответствующие фамилии. У русских – Бондарев, Бочаров и Бочкарёв, у украинцев – Бондарь, Бондаренко и Бондарчук, у поляков – Беднарц, Беднарски, Беднарчук и Беднарек, у чехов – Беднарж, у болгар – Бачваров. Это касается не только славян. Именно здесь истоки английской фамилии Купер, французской – Тоннелье, греческой – Варелас, датской – Бёдкер, немецких – Фасбиндер, Бёттхер, Шеффлер и Кублер, голландских – Кёйпер или Кёйперс, португальских фамилий Таноеиро и Тонелеиро, испанской – Куберо, а итальянской – Боттаи.

Было много бондарей и в средневековом Новгороде. Мне посоветовали одного из них с незамысловатой кличкой Еремей-бондарь, но называли его так только за глаза. Был он мужик дородный, с окладистой бородой, со спокойной и немного растянутой речью, и с особым достоинством в глазах, какая бывает только у уважающего себя человека. Правда он и меня встретил с почтением:

– Наслышан, Михаил Игнатьич, наслышан. Что привело тебя ко мне?

Я не стал заходить издалека и сразу выложил перед ним весь заказ. Тот покачал головой:

– Для чего тебе бочки?

– А разве это имеет значение?

– Иногда имеет. Нельзя, например, делать бочку под мед из дуба, потому что в такой бочке мед быстро приобретет совершенно иной аромат и потемнеет.

– Мне, Еремей Елизарович, нужно несколько больших бочек для хранения зерна, закваски теста, засолки мяса, рыбы и капусты, остальное – под воду.

Для хранения муки я решил бочки не заказывать. Срок ее хранения будет не большой, а значит, для этого подойдут обычные лари.

Еремей на свое отчество и бровью не повел:

– Тогда нужен именно дуб. Не могу объяснить, но в дубовых бочках продукты могут сохраняться очень долго, дольше, чем в других емкостях. Такие бочки хороши и для закваски. Для воды – неплохое дерево это кедр, можжевельник (но он очень тяжел), ясень и даже осина (не гниет).

– А сосна?

– У нее высокая упругость, она хорошо гнется, но у нее невысокая твердость и сильный смоляной запах. Она для хранения пищевых продуктов не годится. Вообще, дуб – для пива и растительных масел, ель – под воду, липа – для молока и мёда.

– Ну, тогда – из дуба.

– В бондарстве используется не любой дуб. Нужен дуб толщиной не менее половины сажени, без бугристостей, сучков и крученостей, причем в дело идут только первые 4 метра ствола («тюлька» по-нашему) …

– Да ладно тебе, я не бондарь. Делай как надо, потому к тебе и обратился.

Тот призадумался:

– Понимаешь, Михаил Игнатьевич, тут вот какое дело. Часто представление о нашей работе слишком упрощенное. Мол, бондарь с помощью топора и столярных инструментов прилаживает клёпки одна к другой, выстругивает их, делает фальцы зауторником, в них вгоняет днище и всё связывает деревянными или железными обручами. Всего и делов-то. На самом деле это не так, или, точнее, не совсем так. Возьми столяра, его задача подготовить деревянные детали нужных размеров, а затем просто соединить их с помощью гвоздей, шипов или клея. Те же клепки так соединить не получится. Мало сделать нужные планки. Если клепки поставить произвольно, а не чередовать планки с противоположным направлением волокон, та же бочка вряд ли проживет долго. Мало того, эти планки с помощью пара или огня, которые размягчают древесные волокна, еще согнуть надо, причем согнуть с одинаковой кривизной. Или еще один ответственный этап – вырезание во внутренней части стенок бочки уторных пазов под донья. Если дно войдет в уторный паз неплотно, бочка даст течь. Если паз расточить недостаточно, дно не позволит плотно сомкнуть клепки (это ведь дуб, а не мягкая липа) – значит, опять течь.

– Зачем мне эти подробности, Еремей Елизарович, при твоем-то всем известном мастерстве это не проблема…

– Ты меня, Михаил Игнатьич, не дослушал, – и он покачал чуть согнутым пальцем, – а зря.

Я понял, что допустил неуважение. Мастера (по крайней мере этого) нужно слушать не перебивая, даже если он будет говорить весь день.

– Извини, Еремей Елизарович, я, конечно же, со всем вниманием тебя слушаю, но не мог бы ты для начала сказать, возьмешься ли ты за эту работу и, если да, то сколько ты за нее попросишь?

– Я об этом как раз и говорю. Колотые планки выдерживают три-пять лет для качественной просушки. Эту просушку можно ускорить, но ненамного. Есть у меня запасец, конечно, но заказ у тебя уж слишком большой. Могу не потянуть.

– Но ведь заготовки, эти самые…клепки, у других бондарей добрать можно.

– Не принято у нас друг у дружки побираться, – вздыбил бороду Еремей, опять я что-то не то сказал. Но на этот раз он как-то быстро отошел:

– Ладно, посмотрим, поищем.

Потом подошел к одной из свежесобранных бочек.

– Посмотри, выглядит грубовато. Это потому, что только после окончательной обработки (циклевки, пропитки воском) она примет свой истинный вид. Большую ты мне заказываешь работу, придется еще кое-кого в подмастерья привлекать.

– Но ведь большой заказ – это благо.

– Тоже, верно. Ну, пошли, пообедаешь с нами, заодно и о цене поговорим.

За обедом он продолжал раскрывать мне секреты своей профессии, чем, честно скажу, несколько притомил меня. Иногда мне даже казалось, что он все понимает, но найдя «свободные уши» не может остановиться. В общем, мне пришлось демонстрировать ему все свое внимание. Мне показалось, что он это оценил и плату с меня потребовал умеренную. На этих условиях я готов бы был и еще его послушать, но ёкарный бабай.

Нечай

– Это ты что ли Игнач – кривоссач?

Хм, начало, как у нашей дворовой шушеры в эпоху моего стыдливо-розового детства.

Я медленно повернулся. Нечто похожее я и ожидал. Группа из четырех человек. Впереди амбал (по местным понятиям). В шубе. Стоит фертом (в позе буквы Ф, одна нога вперед, руки на бедрах), в глазах – снисходительная убежденность в своей силе и превосходстве. Господи, сколько же я таких повидал. Рядом – три его шавки. Эти послабее, но обманываться на их счет не стоит, тоже могут быть опасны. Вон у одного демонстративно кистень заткнут за пояс, другой, как бы невзначай, что-то достал из сапога.

Когда на тебя собирается наброситься собака, первое, что ты всегда должен сделать – это шагнуть вперед.

– Ну, я, мил человек. Хорошо, что окликнул. А то я все думаю, откуда здесь так козлиным духом прет.

Улыбку с его лица как стерли. Игравшие рядом пацаны прыснули в стороны.

– Чего?

– Ничего, козел. Что надо?

В голове сразу промелькнула история еще из «старого» времени. Направили, помню, нас, слушателей третьего курса школы милиции, в сентябре месяце в совхоз. Ну там, за порядком следить, ток с зерном охранять и т. п. А в те времена было принято студентов гражданских вузов в сентябре тоже направлять в деревни для помощи в уборке урожая. Вот и в нашем селе жила большая группа студентов (точнее студенток) из пединститута, которым местные «первые парни на деревне» проходу не стали давать. К нам сопровождавшая этих девчонок преподавательница и подошла. Сама наглецов побаивается. Обращалась к председателю, а тот только посмеялся, мол, дело молодое, сами разберутся. Чувствуя это, деревенские вовсю распоясались. Нас только трое было, но наш старший, доброй памяти сержант Грицько, решил за институтских ввязаться. Так вот, начал он с того, что сразу узнал, кто тут в деревне среди местной шпаны считается самым сильным. Таких оказалось двое – братья Васильевы (фамилии до сих пор помню). Один уже «отсидел», второй, скажем так, собирался. Сержант наш в первый же день выловил этих двоих возле клуба, спровоцировал на драку и отделал обоих как Бог черепаху. Без проблем, все-таки был он кандидатом в мастера спорта по рукопашному бою. Мы при этом не вмешивались, хотя были рядом. Наша помощь не понадобилась, т. к. из деревенских после такого никто в драку не встрял. Опешили, надо полагать, но вот только надолго ли. Впрочем, на этих нас бы одних хватило, все-таки третий курс и спортзал три раза в неделю. Но в деревне молодежи много. Дошла до нас информация, что нас месить собрались и что даже из города выходцы из деревни для поддержки уже подтянулись. Для демонстрации силы, в тот же день собрали мы однокурсников, что были распределены по нашему району. Набралось многовато, человек тридцать. Ну, прошлись по деревне. Кого вежливо предупредили о возможных последствиях «приставания к городским», кому сразу по сопатке, а остальное и так всем понятно было. Тут мамаша братанов выскочила, орала на всю деревню. Но это хорошо, пусть остальные мамаши послушают.

На следующий день председатель совхоза к нам на машине подтянулся. Мы ему его же словами и намекнули, что, мол, дело молодое, сами разберемся, а вот ему следует больше внимания уделять охране социалистической собственности вообще и зерновому току, в частности. В общем, вежливо так поговорили. Он нас понял. На этом эпопея навязчивых приставаний к студенткам и закончилась. Потом перезнакомились со всеми местными. Они оказались славными ребятами, только думаю, они не были бы такими славными, если бы не показательные выступления нашего сержанта. И Васильевы потом «мириться» приходили, только сержант разговаривать с ними не стал. Что же, он в своем праве.

Ну, это когда было. А тут, вроде, хороший сабантуй намечается. Но ситуация та же. Надо вытащить заводилу и хорошенько ему вломить. Ясно же, что эти именно нас ждали. Вокруг уже образовался круг из любопытных. Амбал сбросил шубу, жестом остановил своих и вразвалочку направился в мою сторону.

– А ну повтори… Щас я тебя, дедуля…

– Ох ты, ах ты! «Сталось у нас раздумье да в голове почесушки. Пойду нараспашку да побью в размашку». Ну давай, чего встал.

Я не оборачиваясь кивнул Сереге:

– Я сам. Ты не лезь, а то его дружки ввяжутся. В общей свалке можно и ножом получить. А на этого меня с лихвой хватит.

Я тоже сбросил шубу и шагнул в круг.

Зрелища не получилось. Боя быков просто не состоялось. Амбал протянул вперед руку, пытаясь схватить меня за грудки, а второй рукой начал было, как я и ожидал, свой молодецкий «деревенский» замах. Я без проблем ручку-то его вытянутую перехватил, сразу ее вывернул, да и перевел на болевой. Все на автомате. Знал бы он, как нас заставляли этот финт отрабатывать. Для контроля сразу свободной рукой схватил амбала за волосы, да так на болевом поднял его на цыпочки и повел к ближайшему столбу, чтобы постучать об него амбаловским личиком. Для ума. Тот шел истошно вопя, что ему больно, и чтобы я его отпустил. Его дружки только хмуро поглядывали, но в защиту не лезли. Я так понимаю, что собравшийся народ этого бы не допустил. Да и не один я.

Сергей мои намерения понял и не одобрил:

– Не стоит, отпусти дурака.

Толпа разразилась смехом и ядреными замечаниями. Я оглянулся, около Сергея стояло немного запыхавшихся пять довольно крепких мужиков, которые кровожадно поглядывали на дружков амбала, а со стороны кузнечных рядов еще набегало человек двадцать, захвативших с собой что под руку попало. У корешей моего контрагента вид был неважный. Кистень из вида исчез, пустые руки – демонстративно на виду. Сами стоят не дышат, ведь только кивни я и будет им месиво.

Я чуть ослабил хватку, а потом просто оттолкнул амбала головой в сугроб, а сам разорвал дистанцию:

– Продолжать, как я понимаю, не будем?

Тот отвернулся и молча седел на снегу, потирая плечо. Подошел Сергей, а мужики с кузнечных рядов демонстративно окружили дружков амбала, но пока агрессивности не проявляли. Те тоже. Бой был честным, вызвал меня амбал сам, какие могут быть претензии. Толпа стала разочарованно расходиться. Зря время потеряли, даже юшку никому не пустили. Я поднял упавшую шапку моего противника, ударом об коленку стряхнул с нее снег, и натянул ее тому на голову.

– Ну а теперь, мил человек, скажи, как тебя зовут?

– Нечай, – буркнул амбал.

– И чего на меня попер? Только честно.

– Весь торг говорит о том, сколько ты железа на свои поделки кузнецам передал. А, значит, цены на него упадут, наш труд за полгода, считай, насмарку… А тут ты идешь. Ну я и это…

А, так это рудокопы местные, что железо добывают из «болотных» руд. В примитивных домницах получают кричное железо, от которого до стали, как до Луны пешком. Хотя что-то тут не так, но я выяснять не стал.

– А из каких краев будете? Из Устюжны, Яма, Копорья, Орешка?

– Из Устюжны Железнопольской.

– О, слышал я о такой.

Помню, что где-то в это время там появился целый город Устюг – Железный. Название говорит само за себя.

– Вот что, Нечай, бери-ка ты своих дружков да пойдем вон в ту харчевню, там и поговорим.

Осели мы в харчевне по легкому, заказали домашнего пива, отпили понемногу. Правда, через стол сели и те пятеро из кузнечных рядов, что подтянулись первыми.

Вот тут я и стал Нечаю и его дружкам объяснять основы экономики:

– Конечно, Нечай, я бы мог просто тебе сказать, что торг есть торг. Он никому не подчиняется и каждый волен здесь продавать и покупать все, что он захочет. Так?

– Так, – хмуро согласился Нечай, искоса поглядывая на соседей.

– Больше того, Новгород, несмотря на ваше железо, – кивнул я в сторону его дружков, – постоянно покупает его у купцов из Ганзы, от немцев да свеев дополнительно. Не хватает городу железа, особенно хорошего. Покупают и железную проволоку, и иголки, и просто кусками «в четях». Так?

– Ну. Так.

– А чего ж ты заморским купцам не идешь морды их поганые бить?

– Им набьешь.

– Ага, а своим, значит, можно? Эх, Нечай. Ну да ладно, не для того я тебя пригласил, чтобы стыдить, взрослый ты уже для этого. А для того позвал, чтобы объяснить вам, – и я обвел пальцем его компанию, – что в отличие, скажем, от купцов немецких, никакой я вам в торговых делах не соперник.

– Это как же?

– А вот так. Я действительно передал кузнецам большое количество железа. Но, во-первых, это железо очень высокого качества, и его вашим железом не заменишь. Из моего и вашего железа разные вещи куют. Ваше – оно тоже нужно, но на этот ваш рынок я не покушаюсь. Во-вторых, я его им не продавал. Я его им передал для исполнения моего заказа. Весь заказ я один у них и заберу. Не куплю, а заберу. Потому, что оплачивать им я буду только их работу. Мечи, что они мне ковать будут, я в Новгороде продавать не буду. Каким образом это может отразиться на цене вашего железа? А никаким.

Нечай с минуту смотрел на меня оторопевшими глазами, но потом в них промелькнула какая-то новая мысль:

– Ты подожди, но ведь ты две кузни задействовал на своем металле, значит, эти кузнецы у нас железо теперь долго не купят.

– Не две, а четыре. Две наковальне я еще им передал, чтобы они успели с заказом моим справиться. Но до этого кузниц было действительно две. Но, во-первых, две из скольких? Сегодня в Новгороде тридцать одна кузница. Что две кузни из этого числа для тебя погоду сделают? Ты что, один железом торгуешь? Или я всем кузнецам своё железо всучил? Нет, Нечай, никаким образом на цену твоего железа это повлиять не может. И второе. Кузни новгородские сегодня работают как? Исключительно под заказ. Станет ли заказов меньше после моего заказа? Да нет, сколько было бы, столько и останется. Кузнецы меньше простаивать будут, а железа, сколько требовалось, столько требоваться и будет.

Помолчали, еще выпили по паре глотков.

– Больше того, на все мои заказы моего железа может и не хватить. Мне вот пару сотен коней подковать надо будет, а это 800 подков. Может на часть этих подков у меня железа и хватит, а может и нет. Да и жалко мне мое железо на подковы-то переводить. Тогда как? Заказов у кузнецов станет больше, а количество железа на их выполнение от меня уже не будет, что получится?

– Подскочит цена на наше железо, – впрягся один из нечаевских дружков.

– Мудак ты, Нечай, – сказал один из них, – и нас чуть в грязное дело не втянул.

О, «мудак»! Я хорошо расслышал, мне не послышалось. Знали, оказывается, в XIII веке такое замечательное словечко.

– Слушай, а сколько ж ты мечей заказал?

– Двести штук, – а чего скрывать, по-моему, это уже весь торг знает.

– Сколько? – у дружков Нечая глаза из орбит полезли.

– Ну, это только мечи…Есть и еще заказы.

– Да зачем же тебе, Михаил Игнатьевич, так много мечей?

Я снова про себя хмыкнул. Что, сопля зеленая, уже «Михаил Игнатьевич»?

– Ну, то дела купеческие, – встрял Сергей.

– Да, это конечно… это мы с пониманием.

Стали прощаться. Нечай за пиво нам заплатить не дал, все винился, что бес его попутал. Мы спорить не стали. Разошлись было каждый по своим делам.

Но Нечая и его компанию остановили мужики, что сидели с нами в харчевне:

– Игнач у нас человек добрый, отпускает вас – его дело. Но мы вас так не отпускаем. Чтобы вас на торге больше не было. Я понятно объяснил?

– И че будет?

– А здесь в сугробе и останетесь. А боле – ничего.

Когда Нечай с дружками отошёл подальше, к нам повернулся тот, что с Нечаем разговаривал. Решил меня предупредить:

– Ну, ты даешь, Игнач. Нечай – известный бузотер, любит на драку нарываться. И кодла у него не простая. А ты его при всем народе уделал, причем даже не ударив ни разу. Силен ты, Игнач, силен. Но поосторожись теперь. Мы не всегда рядом будем. Ну ладно, бывай, нам в свои ряды пора.

– Послушайте, а как вы так быстро узнали, что на меня тут «наехали»?

– А вон мальчишки играют, так к нам тот, что в куцей шапке и прибежал. Мы-то тут совсем недалече.

– Ну, спасибо вам.

– Да не за что. Добрый ты, а надо было бы этих всех как вшей, до щелчка давить, до щелчка…

Когда мы с Сергеем вышли на свежий воздух, я подозвал указанного нам пацана. Видно, что когда-то знавал он неплохие времена, одет был даже прилично, только заметно вырос из своей одежонки, да и прорехи на ней кое-где появились, хотя и аккуратно заштопанные.

– Ну, и кто ты есть, добрый молодец, как тебя звать величать, сколько тебе лет?

Пацан не смутился, смотрит прямо, даже с некоторым вызовом. Заметил, видать, как я его одежонку рассматриваю.

– Мал я еще, чтобы меня по отчеству называть. Я – Митрий Щавель. Можно Митяй. Сын вдовы Елизара Чебота, кожевника. Годов мне четырнадцать, к лету – пятнадцать будет.

– А почему прозвище у тебя такое?

Митрий усмехнулся:

– Так это, как отец помер, голодно было. По весне мы с матерью, почитай, на одном щавеле жили. Так вот и пошло.

– А тут что делаешь?

– Так торг ведь. Не тут, так там не тому, так другому, что-то поможешь, донесешь, что-то…

– Украдешь …

– Не. Мы чужого не берем. Вон те – он кивнул на другую группу совсем молодых оборванцев, что стояли в стороне кучкой и смотрели в нашу сторону, – те да, а мы что заработаем, на то еды себе и покупаем, а бывает, что и домой хватает что принести.

– Вот что, Дмитрий. Приходи-ка ты завтра к нам домой, прямо к обеду. Знаешь, где мы живем?

– Митрий я. Где живешь знаю. Тут это все знают.

Вот и приходи. А сейчас пошли в калашный ряд, я тебя и всю твою ватагу угостить хочу.

Когда уходили из калашного ряда, молчавший до этого Сергей на меня все-таки «наехал»:

– Ну ладно, показал силу, в очередной раз весь торг удивил. Так мало этого. Ну, дал бы этому Нечаю по сопатке, да и разошлись бы в разные стороны. Так нет, надо было с ними еще в эту харчевню тащиться? А если бы они тебе там нож в бок в темном углу засадили?

Но я его урезонил:

– Таких людей врагами оставлять было нельзя. Они за собой правду считали. Я объяснил людям, что к чему, что нет за ними никакой правды. Так они и впредь не будут видеть во мне конкурента, других людей не будут против меня настраивать. Больше того, должниками себя теперь считать будут. Так, нет? Да и ты с мужиками рядом был.

Про то, что под одеждой на мне мягкий кевларовый бронежилет я упоминать не стал.

Но на этом все не закончилось.

Уходили мы с торга в тот день поздно, а на выходе нас снова поджидал Митяй:

– Слышь, Игнач. А ведь Нечай не тебя пас. Он твоего друга хотел одного оставить.

– Не понял.

– Я слышал, как он своим говорил, что вот он (кивнул он на Сергея) все время меняет серебряные гривны на золотые, что сегодня он опять много наменял, да что долг ему большой вернули. Мол, этих денег им на всю жизнь хватит. Они хотели к тебе придраться, ну и… чтобы в общем друг твой один домой пошел.

– Но не получилось же. Так что, думаю, на сегодня все закончилось.

– Не закончилось. Перед вами они прошли. По разговору, на мосту ждать вас будут.

– Все четверо?

– Четверо, только двое других. Нечай хотел с Коськой жирным объединиться (этот из … в общем из разбойничков местных, всех остальных вот так держит), да тот, как про тебя услышал, так сразу в отказ пошел. Но Нечай двух его людей как-то уговорил, а то двое из его кодлы, как я понял, дело иметь с тобой наотрез отказались.

– А как уговорил?

– Понятно как. Говорил, что не воины вы, а купцы, что гривен у вас с собой столько, что на лошади не увезешь, а из оружия, если что и есть, так только ножи.

Я поправил «Ксюху»:

– Это верно. Ну, спасибо, Митяй. А теперь уходи, мы дальше сами разберемся.

– Не разберетесь, двое вас, а их четверо и у них, как минимум, два меча. Я решил, что с вами пойду.

– Иди отсюда, пацан. Не смеши. Не детское это дело.

Тут и Сергей прорезался:

– Слушай, Михаил Игнатьевич, может кого из попутчиков подождем?

– Не подождем, Сережа. Сегодня мы знаем сколько их и где они нас ждать будут, а завтра так может не повезти. Нам их сегодня всех кончить надо. Прав был кузнец, не объяснять таким что и как, а давить их надо, как гнид, «до щелчка». Хотя смотри, двое-то все-таки в отказ пошли.

С этими словами я стал, не торопясь, накручивать на ствол автомата глушитель, потом дослал патрон в патронник.

– Спорить с тренером по борьбе может только тренер по стрельбе.

И мы двинулись к мосту. Сергей не выдержал:

– Как чувствовал, торопил тебя. Ходить по мосту через Волхов ночью у нас не ходят: можно не просто ограбленным оказаться, но и «головой» стать. Так тут убитых татями называют. А тут не только Нечай может на охоту выйти.

– Не мандражи, Серый.

Адреналинчик уже привычно ударил в кровь. Я чувствовал, что готов к «встрече».

Зимой темнеет быстро, и мы действительно подошли к мосту уже в довольно густых сумерках. И с этой и с другой стороны моста было тихо. Я снял рукавицу, стал на ходу согревать спусковой крючок. А тут и засада наша объявилась.

Четверо загородили дорогу. Двое с мечами, один с кистенем (старый знакомый) и Нечай с длинной такой, то ли булавой, то ли битой в руке. Это он зря. Для удара битой нужен замах, а для замаха нужно время, да и сам ты в этот момент наиболее уязвим. Все остановились. Нечай, с демонстративно наигранным сожалением, явно рассчитывая на «театральный» эффект решил видимо пару слов мне напоследок сказать:

– Не обижайся, Игнач, но придется тебе сегодня умереть. Не можем мы тебя и друга твоего, купца новгородского, сегодня живыми оставить. Во-первых, должок за тобой, а во-вторых, таких врагов живыми оставлять, самому головы лишиться, а, значит, нельзя.

И уже другим голосом:

– Ну, чего встали. Кончайте их.

Здесь произошло два момента, каждый из которых произвел на меня «неизгладимое впечатление». Первым удивил Сергей. Он, показалось, просто махнул рукой и шагнувший влево вооруженный мечом налетчик стал без слов опускаться на ставших внезапно сгибаться коленях. Из его раскрытого рта вырвалось какое-то бульканье, а из левого глаза, прямо распоров его на две части, торчала рукоять Серёжкиного ножа. Я не успел удивиться, как последовало действие второе. Из-за спины бандита с кистенем выпрыгнула небольшая фигура и заскочив ему за спину, рванула ему голову назад. Блеснула сталь и нож вошел прямо в яремную ямку. Так мужик, как стоял, так и завалился на нападавшего. Пора было и мне что-то «сказать». Два хлопка зачистили территорию. На таком расстоянии, даже для «Ксюхи», промазать было трудно, а больше стрелять не понадобилось. Серега скинул шапку, вытер рукавом лоб, затем коленом уперся прямо в лицо своему бывшему противнику и с трудом вывернул нож из его глазницы. При этом я заметил, что в рукаве у него еще что-то блеснуло. Неплохо оказывается экипировался. Я отвернулся, но ноги предательски подрагивали, и мне пришлось сесть прямо на то, что когда-то было Нечаем:

– Не слабо. Всех кончили?

Выбравшийся из-под бандита человек оказался Митяем, который молча вытер свой нож о рукав чужой одежды и ответил на мой вопрос коротко:

– Всех.

А потом, явно обращаясь к Сергею:

– Ге. А Игначу, похоже, погулять-то не хватило. Все по сторонам смотрел, кого бы еще … Я так даже струхнул и решил сразу из-под этого вот не вылезать.

– Но-но с шуточками-то. Струхнул он. Ничего так струхнул, такого бугая завалил. Но смотри у меня. Что это ты с ними делаешь? Никак мародерствуешь?

– Так этих обшманать, ну, осмотреть, обыскать то есть, обязательно надо. Хабар же наш, надо забрать. На нас напали, мы в своем праве. Пояса проверить, в них всегда каляту (это такой мешочек для денег) прячут. В сапоги заглянуть, туда тоже деньги часто кладут, ну, в общем, я быстро. Одежду лучше не брать. Мало ли она как этим досталась, а она может оказаться приметной. Объясняйся потом. А вот монеты, гривны (если повезет), так их обязательно забрать надо. Нечего их ворам дарить. Тем более, что народец вам попался, сразу видно, не очень бедный. Вон, целых два меча. Они, кстати, тоже наши.

«Работал» Митяй быстро. Только у трупа Нечая задержался, потрогал зачем-то дыру от пули и вытирая запачкавшиеся кровью пальцы о сапоги, оглянулся на меня, повел головой, но ничего не сказал. Скоро в лежащей у моих ног шапке одного из нападавших уже лежало с десяток серебряных, да пара (глазам не поверил) золотых монет, четыре серебряных гривны, две из которых, как я понял по описанию, были гривнами киевскими, какие-то небольшие обрезки металла, похожего на серебро, бусы из речного жемчуга, какая-то мелочь. При этом рядом было сложено оружие нападавших.

– Посмотри, может у них мешок какой есть?

– Мешок у меня свой есть.

– Ну складывай, да пошли.

Но далеко отойти нам не удалось. Метров через 40 у края моста еще показалось несколько темных силуэтов. Один из них вышел вперед. Митяй дернул меня за рукав:

– Подожди их убивать. Это Коська жирный. Раз он сам вышел, значит чего-то от тебя надо. Если бы убивать или грабить, то он бы других послал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю