Текст книги "В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)"

Автор книги: Борис Нефёдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

По эту сторону стены все уже было кончено. Трупы убитых еще лежали неубранными, но люди уже уплотнили строй и контролировали периметр, а стрельцы заняли свои места и принялись за свою работу. Я поднялся к ним. То, что я увидел, не могло меня не порадовать. Сверкая доспехами, за спиной монголов разворачивалась грозная конная лава. Вот пустили коней вскачь. Вот ударили копьями, вот прижали оставшихся к стене, рубят саблями, подавляя остатки организованного сопротивления. Стрельцы со стен помогли добивать тех немногих, кто еще пытался сопротивляться, а сзади легкая конница со свистом гонялась и рубила последних бегающих в поисках спасения и не находивших его людей. Закончили быстро. На снегу остались лежать не меньше пяти сотен тел. Вырубили бы всех (в этой войне пленные мне ни к чему, а до Женевских конвенций было еще ой как далеко) но на этот раз был приказ взять живыми молодых и хорошо вооруженных монголов. Шестерых таких уже «упаковали» и, кого из них гнали, а кого везли, перекинув через седла, к воротам. Еще один монгол сам бежал за ними что-то крича и о чем-то умоляя. Его почему-то не убивали. Ко мне подскакал Бельский, еще разгоряченный боем и с трудом сдерживающий своего коня.

– Извини, Михайло Иванович. Мирко вчера снизу укрепил ворота подпорками, а поперечные бревна, служащие запорами, снял. Хотел как лучше, чтобы утром быстрее и без шума ворота открыть. А тут вечером-то оттаяло, а ночью приморозило, они и вмерзли. Пока поняли в чем дело, пока их вышибли… вот и припозднились немного.

Кавалеристы, уже не спеша и даже как-то деловито, добивали раненых. Безвозвратных потерь среди них видно не было, но раненые были. Кого-то перевязывали прямо здесь же, кого-то повезли в седлах, поддерживая с боков. А кое-кто, смотрю, уже и трофеями занялся.

– Слушай, Марцин. Разборки потом. Трофеи тоже потом. Уводи всех людей за стену. Пленных в баню и поставь караул из легкораненых. Лошадей – коноводам. Всех остальных – на главную стену. Пусть немного стрельцам помогут. Пусть каждый расстреляет по тулу. Затем, как договаривались, посадишь снова всех на лошадей и – к восточным воротам. Вылазку сделаем. Я там буду тебя ждать.

– А как здесь?

– Дальше здесь и без вас разберутся. И вот еще что. Возьми стрелы вот из того монгола.

– Он еще дышит.

– Почему «еще дышит»?

– Живучий, гад.

– Я не это спрашиваю. Мне что, еще и тебя учить? Добей и вырежи. Мне стрелы эти целыми нужны. Потом передашь. Жду тебя у восточных ворот.

Я подозвал Суздальца:

– Помоги Яну заново здесь организовать оборону и возвращайся к своим. Нехорошо, что меченосцы остались без командира. Раненых – к Матрене. Убитых, чтоб не мешали – вон к тому дереву, а монголов пусть выкинут за частокол. Больше, думаю, сегодня здесь не полезут, но, если что накажи, чтобы знали, что делать.

И не оглядываясь трусцой побежал к себе. А за спиной:

– Куда? Убью с-суки. Десятников ко мне! Слушай меня. Спрошу лично. Справишься – станешь сотником, не справишься – трупом. Нет, не монголы тебя убьют. Кто еще не понял? Значит так…».

Ну, все. За эту стену я спокоен.

Уже который час шум битвы не умолкал. В узком проходе без флангов и маневра, монголы встали намертво в лобовых атаках. Я шел по стене, перешагивая через тела, изуродованные мечами и копьями, отсеченные конечности, вывалившиеся наружу внутренности и что-то еще столь же страшное и отвратительное. В воздухе висело какое-то смрадное облако, от которого несло мочой, кровью и какой-то тухлятиной. Я ускорил шаг.

В каморке оказалось темно. Монголы успели плотно законопатить окна и в моем убежище, правда, небольшие отверстия, оставшиеся в стене, все еще позволяли рассмотреть то, что за ней происходило. Не было сомнений, что в битву вступили сами монголы. Они заполонили все пространство у подошвы стены, сноровисто преодолевая горы трупов своих предшественников, а затем ползли вверх, плотно покрывая всю стену своими телами. Было понятно, что не смотря на отвагу и слаженность действий обороняющихся, рано или поздно огромный численный перевес скажется, и монголы прорвутся. Мои люди не выдерживали, смены стали проводиться чаще, но они уже не позволяли воинам восстановить силы, а ярость боя не утихала. Нам во что бы то ни стало нужна была передышка. Что же, эту передышку должен будет обеспечить удар моей конницы и чем быстрее он будет нанесен, тем лучше. Я принял решение и направился к восточным воротам, забирая по дороге лучших стрельцов и людей свободного резерва.

Всадники с нетерпением уже ждали меня. Марцин подошел, ожидая приказа, но я решил вначале пройти вдоль сформировавшейся колонны. У моей конницы мало шансов вернуться и было понятно, что, скорее всего, я направляю их всех на смерть. Заметив у них луки и тулы, приказал первым пяти десяткам их оставить. Они будут на острие атаки и луки будут им только мешать. Остальным оставить только по тулу. Дай Бог, чтобы успели расстрелять даже это. Похвалил тех, у кого у седла увидел монгольские волосяные веревки с крюками. Эти хорошо подготовились к выполнению главной задачи – сваливать вышки, повредив их, насколько возможно, и добить выпавших из «гнезд» монгольских птенчиков. Пока степняки свои вышки восстановят и заменят убитых стрельцов на новых, их воинам, сражающимся на стенах не выстоять под ливнем наших стрел, и они вынуждены будут отступить.

– Слушай меня внимательно, Марцин. Когда выйдите за стену, немного попридержи коней, чтобы ударный кулак успел сформироваться. Никто на той стороне не ожидает от нас такой дерзости и, думаю, что до поворота у леса, прикрываясь завалом над окопом, вы пройдете вообще не замеченными. Как повернете, сразу у леса первым делом выруби вон ту группу. Это обслуга монгольских стрельцов и их смена. Оставлять их в тылу очень опасно, да и их присутствие позволит быстро заменить убитых вами стрельцов и ваш рейд достигнет своей цели только наполовину. Но сильно не задерживайтесь, уходите к вышкам, а легкая конница пусть их там добивает. Сразу определи, кто из твоих будет сбивать с вышек стрельцов стрелами, кто – валить вышки, кто добивать их стрельцов на земле, кто обеспечивать их работу. Не останавливайся, не оглядывайтесь на сбитых с коней или раненых твоих людей. Что смотришь? Это не предательство, это – необходимая жертва, без которой вам не выполнить мой боевой приказ. Понимаешь? Это хорошо, что понимаешь, нужно, чтобы и люди твои это поняли. Когда дойдете до последней вышки осмотрись. Сегодня я думаю, что монголы, глядя на направление твоей атаки, могут перекрыть вам возможность уйти через западные ворота. Тогда разворачивайся и с боем уходи назад. Это тоже будет для них неожиданностью, ведь этот путь длиннее оставшегося. По дороге ни на что времени не теряй. Имей в виду, монголы наверняка пошлют сюда свой конный отряд из тяжелой кавалерии. Это – мощные и хорошо экипированные воины. Если они успеют перекрыть тебе дорогу, вам не пробиться. И наши стрельцы вам помочь не смогут, слишком далеко. И я не смогу, их будет слишком много. Но если успеете проскочить, бейте их, стреляя назад. Бейте по коням, там дорога узкая, создайте из них затор, кучу-малу, а там и наши стрельцы прикроют ваше возвращение. Для этого я собрал на этом участке стены лучших из них. Так что пока еще раз пройдись вдоль своих, еще раз им все объясни, а я пока подготовлю отряд Алексея Щуки на вылазку.

– Что за вылазка?

– Пока вы там воюете, здесь у стены и ворот надо будет зачистить территорию от монголов. Во избежание. Как будете готовы, скажи, чтобы открывали ворота, это будет сигнал лучникам. После начала вашей атаки, пойдет пешая вылазка. Я уйду в свою коморку, помолюсь там, глядишь силы небесные и не оставят нас в этот тяжелый час, и моя…гм… молитва …не окажется для вас лишней.

Я хлопнул «на счастье» по крупу его лошадь и не оглядываясь пошел к подчиненным Алексея Щуки.

Начало атаки получилось, как по писанному. Стрельцы открыли по не ожидавшим этого монголам ураганную стрельбу, ворота распахнулись, всадники выехали и из ворот сразу же выбежал отряд пехоты, который принялся крайне энергично зачищать свой участок. Тех, кто пытался оказать сопротивление быстро добили, тем более что и стрельцы не упустили здесь своих возможностей.

Я бегом бросился в коморку и сразу выбил с помощью заранее подготовленных пропилов два свежих окна. Затем схватил винтовку и стал рассматривать поле боя в прицел, изредка отстреливая наиболее ретивых противников моих всадников. Так незаметно. Человек сорок монгольских стрельцов и их поддержки, что находились у леска, уже были вырублены полностью, большая половина вышек валялась на земле, но дальше продвижение замедлилось. Сопротивление монголов нарастало, но Бельский все-таки дошел до последней вышки. Было видно, что монголы перекрывают всадникам дорогу к ближайшей крепостной башне. Но вот Бельский что-то закричал, отдавая команду и показывая поднятой окровавленной саблей назад. Всадники на ходу перестроились и понеслись в обратном направлении. Их ряды заметно поредели. Копий не видно, одни сабли. Много раненых. Тем не менее они еще останавливаются и в нарушение приказа забирают своих товарищей. Ну что делают?! Только вернитесь, я вами …отхожие места, я… Что я с ними сделаю я додумать не успел. У дальнего поворота появилась плотная стена скачущих во весь опор с копьями наперевес монгольских нукеров. Речь шла о секундах. Если монголы достигнут развилки раньше, чем проскочат к воротам всадники Бельского, моя конница будет легко и быстро уничтожена до последнего человека. Говорил же, предупреждал… Ладно, скулить будем потом. У меня зубы заскрипели, я поднял винтовку и аккуратно выпустил всю обойму в захлестывавшую пространство монгольскую кавалерию. В полусотне метров от перекрестка я устроил то, что и хотел – ту самую кучу малу. Это дало Бельскому несколько спасительных секунд, которых ему явно не хватило. Что говорить, монголы – профессиональные воины. Часть из них сразу стала обтекать образовавшийся завал, другие, отбросив копья, доставали свои страшные луки. Их было слишком много, чтобы я смог что-либо сделать. Но здесь вступили в дело мои стрельцы. Первые мои всадники уже врывались в ворота, когда в небе появилась дымка от наших и встречных монгольских стрел. Монголы смешались, не ожидая такого отпора, поползли с лошадиных тел их раненые и убитые, но и моему арьергарду, несмотря на закинутые за спины щиты, досталось от души. И людям, и лошадям. Но на адреналине они все-таки успели укрыться за спасительными стенами, но не все. Несколько человек остались лежать на дороге. Помочь им мы уже не могли, опасность прорыва через ворота была слишком велика и нужно было в первую очередь ликвидировать именно ее.

Я поплелся к восточным воротам выяснить все до конца. Страшные для меня потери не были напрасными. Отсутствие у нападавших прикрытия позволило моим стрельцам «выйти из тени». Снова «заработали» башни, а меченосцы и копейщики больше не опасались монгольских стрел и сами агрессивно атаковали неожиданно растерявших свой боевой пыл степняков. Наконец, те стали отходить.

Бельскому перевязывали руку, но ранение было не тяжелым. Спас «погон» – пластина стали на плече. Вместе с ним вернулось 74 человека. 63 из них могут продолжить участие в бою. Всех распределили стрельцами. Договорились, что после того, как они расстреляют свои стрелы и стрелы своих товарищей, то перейдут вниз, в качестве стратегического резерва.

Было понятно, что передышка не может быть долгой, но минут 40, а то и час мы получили. Людям уже тащили воду, а местами и еду. Это поможет восстановить силы. Ну, где же этот Апостол?

Мои люди на боевых площадках времени не теряли: выворачивали из стен крючья, затаскивали их вместе с веревками, поднимали лестницы и порубив их «на дрова», швыряли остатки назад за стену, подтаскивали и устанавливали на краю частокола бревна и камни, очищали площадку, засыпая их песком, проводили «переформирование» собственных сил, пробивали новые бойницы в башнях. Наконец, большинство из них просто расселись кто где смог, и закрыл глаза восстанавливая силы.

Передышка оказалась даже немного больше, чем я рассчитывал, но вот монголы снова установили вышки и все началось по второму кругу. За ближайшие пару часов я мог быть спокоен, но что делать потом? Козырей в колоде практически не осталось. Где ты, Апостол? А пока я со спокойным видом прошелся по стене, давая понять, что все идет нормально и по моему плану. А что я еще мог сделать?

На этот раз «татары» дошли до стены быстрее и быстрее поднялись до вершины частокола. Быстрее и монголы выдвинулись им на смену. Стрельцы стали экономнее и берегли стрелы для помощи своим на стене. Я уже решил втихаря побросать гранат вниз, но тут сам услышал разрыв гранаты у дальней стены. Ерема звал на помощь!

Я вырвал последний резерв из двух десятков кавалеристов, схватил Ксюху и снова «вышел» на спринтерскую дистанцию. Но пробегая мимо стены Падеревского никакой тревоги у них не увидел. Это сняло напряжение, но не успокоило. А тут еще и небеса пронзил жуткий волчий вой. Два таких забега за день – для меня было явно многовато. Казалось, что я сейчас упаду и умру. Наконец, спотыкаясь, я «добежал» до воинов Еремы. Они были в моих маскхалатах, но все в крови, как будто их обливали кровью из ведер. Однако стояли спокойно, а, значит, непосредственной опасности уже не было. В сторонке штабелем лежало около двадцати тел убитых монголов и трое живых, но связанных.

– Кто бросил гранату?

– Ерема.

– Где он?

– Вон.

Я повернулся в ту сторону и увидел моего командира разведчиков, который стоял на коленях возле тела своего бойца, обхватив его голову и задрав свою голову к небу. Вместо воя из его горла вырывался уже только какой-то клекот.

– Что здесь произошло?

Ответил тот же разведчик, остальные стояли, опустив голову:

– Монголы пришли, как ты и говорил. Мы их встретили и потихоньку начали резать. Но один успел подать сигнал и нам пришлось вступить с ними в прямую схватку. Здесь Осипа окружило пятеро. Ерема кинулся ему на помощь, но немного не успел, вершок не дотянулся. А он Осипа любил сильно, чуть не сыном считал.

– Ну а потом?

– А потом он их стал всех убивать. Мы то вон троих уже к тому времени повязали, так он с остальными почитай без нас разобрался. Потом кинулся к стене, а там внизу этих еще семеро. Он к ним. И давай их кромсать. Вон, погляди за стеной. Они уже и не шевелятся, а он их все… А двое в стороне были, убежать попытались. Ерема видит, что не догнать ему их, вот он твою железяку в них и кинул. Вон они лежат.

– А сам?

– А сам поднялся, упал около Осипа, обхватил ему голову и давай выть. Даже нам жутко стало.

Я отправил кавалеристов на стену, ведь последний резерв увел. Сам подошел к Ереме, тяжело опустился рядом. Помолчал. Смотрю тот на меня глаза поднял:

– Прости, Ерема, но бой не закончен. Страшный бой, жуткий.

– Понимаешь, Игнач, я чуть-чуть не успел. Чуть-чуть.

– Осипу не поможешь. Потом похороним его, как героя.

– Нет, Игнач. Мы его сами похороним. По нашим обычаям.

А потом опустил свой тяжелый взор на пленных:

– Эти мне нужны будут.

Я молчал. Было понятно, для чего он просил пленных.

– Игнач, отдай их мне. Они мне нужны будут. Они должны проводить Осипа. Игнач?

– Они твои, Ерема. Только отцу Варфоломею не рассказывай. А сейчас поднимайся, распредели своих ребят. Если что, окажите помощь стене, что у озера, я у них вынужден буду часть людей забрать. Тяжело на главной стене.

– Может мы туда?

– Нет, мне нужно быть уверенным за эти стены. С тобой – я уверен.

И я пошел к Падеревскому, тяжело переступая под тяжестью только что сделанного.

На главной стене шел кровопролитный бой и только выучка моих бойцов позволяла еще сдерживать ярость монгольских атак. Но прорывы намечались все чаще. Вот один из монголов даже пробился за спины и бросился на копейщика. Тот ударил его поверх щита, а затем отступил в сторону и с силой всадил копье пробегавшему монголу в спину. Ба, да это же княжий крестник! Но сзади на него уже замахнулся саблей еще один противник, но ударить не успел. Сверху на него свалился один из стрельцов, который чуть не по рукоять всадил ему свой тесак в шею, который вошел в нее с каким-то мерзким чавканьем и жутким хрустом ломаемых костей. В попытавшегося напасть на него третьего монгола с двух сторон вошло сразу две стрелы, ему в шею ударил крюк багра и выдернул уже мертвое тело из свалки. Потом я услышал, как хрустнул под ударом ножа хрящ гортани, тело потащили в сторону, а прорыв тут же закрыли соседи слева и справа. Стена еще держится. Но долго ли ей осталось держаться?

Я знаю, что будет дальше. Проходили. Будет идти час за часом, волна нападающих за волной. Постепенно смертельная усталость начнет притуплять чувства, люди еще будут убивать на автомате, но все больше и больше их будет охватывать непонятная отрешенность и безразличие к происходящему и собственной судьбе. Они буду продолжать использовать свое оружие, и все вокруг будет продолжать происходить снова и снова, но оружие будет становиться все тяжелее и тяжелее, пот окончательно зальет глаза и наконец наступит покой. В это время монголы прорвутся и в ярости от понесенных потерь, начнут крушить все живое, убивая без разбора и жалости за тот страх и ужас, который им самим пришлось перенести. Никого не оставят в живых. Ну, где же ты, Архистратиг? День уже на исходе. Мои люди умирают один за другим, а ты…

И тут на меня накатило прозрение. Никакого явления Архангела без меня не будет. Весь промысел Божий как раз и заключается в том, что я (я, человек из другого мира) нахожусь именно здесь. И Господь возлагает на меня эту великую и ответственную миссию. На меня! Я сегодня и есть Михаил Архангел!

Догнавшая меня мысль потрясла меня. Я бы еще может быть долго стоял в таком состоянии, но здесь прямо перед моим лицом в бревенчатую стену вошла стрела и задрожала своим оперением, едва не царапая мою щеку и возвращая к реальности.

Больше не оглядываясь по сторонам, я двинулся к моей коморке. То ли от осознания ситуации, то ли от лязга железа и криков я ничего не слышал.

Монголы побеждают не за счет своих личных человеческих качеств или какой-то особой боевой подготовки, а за счет преимуществ, которые дают им новые средства ведения войны, (луки, равных которым у противников не было или стенобитные машины, с которыми покоряемые народы до этого не сталкивались) и отсутствие любых моральных ограничений в методах ее ведения и поддержания дисциплины. Бой идет заведомо не на равных. И это именно я (я, и никто другой!) должен, как в свое время Самуэль Кольт и его оружие, «уровнять шансы». Именно я должен все поменять местами и взять на себя грех (возможной) победы за то, что она будет одержана (впрочем, лучше сказать – может быть одержана) за счет иных средств ведения войны, еще не известных этому миру. Я не зря оговариваюсь. Один пулемет против этакой оравы гарантии победы дать не может. Вон, стрельцы мои тоже бьют стрелами не хуже пулемета.

Ладно, хватит сопли распускать. Мои новые окна в каморке снова оказались законопаченными. Ничего, я взял заранее приготовленный топор и выбил еще два куска не до конца прорубленного окна в западной стене моей каморки. В помещение ворвался шум боя, но я уже ни на что не обращал внимания и действовал на автомате. Заправил ленту, установил поудобнее сошки Печенега, скинул на полок под себя полушубок, поворочался на нем и, наконец, прижал приклад к своему плечу. Все куда-то отступило. Был я и был мой враг. Пришло, как всегда, в такие минуты какое-то необъяснимое спокойствие. Такое испытывал не я один и мне доводилось слышать, что именно в такие минуты и рождается офицер, а до этого он только «пацан в погонах».

Пора. Потрудимся, джентльмены.

Первую ленту я «подарил» монгольским стрельцам на вышках. Пули как бумагу прошивали их бревенчатую защиту (только щепа летела), а за одно и их вшивую (в буквальном смысле) бронь и тела. Пять – шесть патронов на вышку и птенчик выпадал из гнезда даже без крика «кар-р». Закончив со «скворечниками» этой стороны, остаток первой ленты выпустил по «группе поддержки» монгольских снайперов. Те прыснули по углам, как цыплята от коршуна. Звякнуло металлом, и первая использованная лента на 200 патронов отлетала в угол. Значит, в оставшейся части пристегнутой ленты их осталось еще 500.

Я развернул пулемет, передо мной была сплошная масса шевелящихся тел, неумолимо напирающая снизу и ползущая по стене вверх. Они идут убивать и, если поднимутся, то убьют всех без пощады. Ну что же, ребятки, в таком случае и вам нужно быть готовыми умереть. И я нажал на спусковой крючок. Вся накопившаяся усталость, горечь потерь, ненависть так долго не имевшие выхода и еще что-то, но уже откровенно звериное вырвались из меня наружу. Пулемет бился в моих руках не останавливаясь, я что-то дико кричал и с каким-то необъяснимым бешенством и радостью полоскал эту толпу огненным смерчем. Щелчок – еще минус лента на 200 патронов, казалось бы, почти сразу – еще щелчок, еще минус 200. Подо мной лежало месиво из тел. Патроны сильные, а штурмующие шли тесной толпой. Каждая пуля убивала и ранила несколько человек. Я развернул ствол и длинной очередью на всю оставшуюся сотню «почистил» стену. Щелчок. Лента кончилась.

Внизу был ад, но наверху почему-то было тихо. Может быть мне уши забило от стрельбы в тесном помещении? Но жуткий ор внизу стены я различал хорошо. Или случилось что? Неужели я не успел?

Я кинулся в двери мимо стоявшего столбом Митяя и выскочил наружу. То, что я увидел, мне сильно не понравилось. И нападавшие и защитники стены стояли ошарашенные и не обращая внимания друг на друга смотрели за стену. Ба, да их застопорило, ёкарный бабай. Я вырвал у отца Варфоломея из рук копье и всадил его в живот стоявшему против него с открытым ртом противнику. Тот завизжал, а я заорал во всю мощь:

– Вали их, ребята. Яжелбица, вашу мать!

Чары развеялись. Рев вырвался из сотен глоток моих бойцов:

– Б-е-й!

– Огненный меч!

– Вали их!

При чем здесь огненный меч я в тот момент не понял, но повернувшись к стене наконец увидел, как стремительно исчезают на боевой площадке бурые пятна монгольских малахаев.

Куда подевалась одуряющая усталость? Стрельцы не жалели последних стрел, окрыленные копейщики и меченосцы действовали так, будто только что вступили в бой, без каких-либо признаков усталости. Монголы были сломлены и последние из них в панике просто прыгали со стены, уже не соображая от ужаса, что результатом таких прыжков может быть только увечье или смерть. Дальше смотреть было некогда.

Я снова забежал в коморку, дал подзатыльник Митяю, чтобы побыстрее приходил в себя и начал выбивать себе окно с другой стороны стены башни. На этой стороне стены бой еще продолжался. Центральная башня заслоняла обзор и не позволяла сражавшимся понять, что произошло, хотя сама схватка уже проходила без прежнего ожесточения. Но мои люди продолжали гибнуть, поэтому я медлить не стал. Вставить новую ленту и расположиться у вновь проделанного окна, много времени не заняло. Первую очередь я снова выпустил по монгольским вышкам. Стрельцы у них классные и могли существенно скорректировать результата моего вмешательства не в мою пользу. Но как только щепки полетели от их бревенчатой защиты, штурм фактически прекратился, а когда я перенес огонь на толпу нападающих, те уже скатывались со стены и начали отступление. Но я не дал им спокойно уйти и под бешенный рев моих бойцов стал расстреливать бежавших. Щелчок и эта лента тоже кончилась.

Я окинул поле боя и сполз с полки:

– Развалинами… Берлина… удовлетворён.

– Какими развалинами?

– А? Потом, Митяй, объясню. Потом. А сейчас пошли отсюда, от пороховых газов не продохнуть.

И опять я увидел не то, что ожидал. Люди не орали, не плясали и не праздновали победу. Кто еще имел силы, торопясь в ожидании нового штурма по инерции лопатами и вениками очищал боевые площадки, перебрасывал мертвых (из нападавших) на ту сторону частокола, помогал перевязывать раненых. Но большинство без сил просто сидели с отрешенными лицами прямо там, где их застал конец битвы. Прямо напротив входа в мою коморку отец Варфоломей на коленях стоял около двух своих людей. Один был уже мертв и его лицо было закрыто, а второй видимо еще жив, и Варфоломей что-то утешительное шептал ему на ухо. Я не стал мешать их прощанию и пошел по стене.

Первым ко мне подбежал Кежай, отвечавший за ее оборону в этой части:

– Тяжко пришлось, Михаил Игнатьевич. Алексей Щука сильно помог, прибежал с большей частью своих людей, ударил по чуть не образовавшемуся прорыву. И Степан Молчун, молодец, последние поскребыши сюда на стену с собой привел. Но, если честно, долго, думаю, все-равно бы не продержались, вовремя ты их …это…

Я ушел от обсуждения этой темы.

– Вижу, все вижу, Кежай. Ты, смотрю, весь в крови, не ранен?

– Это не моя кровь.

– Сильно не расслабляйся. Дай передохнуть людям и займись восстановлением обороны. Эй, Степан Молчун, подойди. За помощь спасибо, но со своими людьми вернись к Марфе и помоги ей, у нее людей мало. Бойцов кормить надо, воды им принести. Без сил воины.

– Сам бы ты передохнул немного. Лица на тебе нет.

– Обойду стену, будет время, передохну.

Алексей Щука встретил меня довольно бодро, но руку от меня за спину спрятал:

– На моем участке стены все нормально.

– А с рукой что?

– Да…, зацепил один … сабелькой.

– Покажи.

– Да забинтованная она уже, раны не видать. Командовать это мне не мешает.

– Не храбрись. Пока тебя действительно заменить некем, но как только затихнет – бегом к Милице, пусть посмотрит. Чуть воспалится – ко мне. У меня есть свои лекарства. Ну, рассказывай, как ты стену бросил, да Кежаю помогал.

– Меня атаковали явно только для вида. Да и атака здесь возможна не по всей длине стены, дальше – засека. А на узком участке что за штурм. Баловство одно. Стрельцы монгольские из вышек поддержать атаку своих не могли, им эту стену за башней не видно, а с местными их стрельцами мы и сами неплохо разбирались. Хорошо помогли бревна на стенах. Как первые нехристи по лестницам полезли, мы им эти гостинцы и отправили. Вон, посмотри внизу, там их лестницы, да тела переломанные. Тогда они и заходили кругами. Прикроются щитами, сидят, кричат нам чего-то, а мои им отвечают. Толку-то, что отвечают, ни те, ни эти все равно друг друга не понимают. Потом те кидаются на стену, но забираются до середины и назад. Убитых своих посчитают и опять под щит кричать. Так и воевали. Один раз только до верха частокола дошли, когда я большую часть людей действительно на помощь Кежаю увел. Но Бог не допустил. Из башни стрельцы хорошо помогли. Дождались, пока монголы до самого верха поднимутся и давай их отстреливать. А этим куда деваться, вниз не спрыгнешь. Много набили. После этого противник наш из-за щитов и не вылазил, только криком извещал своих, что они атакуют.

– А сейчас они где?

– Так, получили, видно, команду отойти. Никого не осталось. Мои даже за стрелами и хабаром вниз слазили. Все тихо.

– Вот и славненько. Ё-пэ-рэ-сэ-тэ.

После боя

Ждать парламентеров с той стороны долго не пришлось. Опять прискакал этот переводчик (как только его в этот раз не пристрелили) и мы снова договорились встретиться на «старом месте» опять трое на трое.

Я отправил Митяя с приказом Алексею Щуке срочно расчистить место у ворот и дорогу на возможное расстояние, а сам начал одеваться к этой важнейшей встрече.

Первым делом надел на себя архиерейское облачение, какого, кстати, в то время на Руси, как я узнал уже после прибытия сюда, еще не существовало. Это, прежде всего саккос (напомню, бело-золотой с красивым рисунком, натуральный шелк с отделкой золотым галуном), такие же по цветовой гамме и материалам большой и малый омофоры (широкие ленты, украшенные вышитыми изображениями крестов) и сулок – платок такой. Правда сулок я сразу пришил к правому рукаву так, чтобы он скрывал ладонь и то, что в ней, а в сам рукав на резинке опустил пистолетик, подаренный Гарри. Береженого Бог бережет. Под саккос одел белый подризник (между прочим, атлас, мокрый шелк, вышивка «золотой» нитью, бахрома). Ну, правда, под него одел кевларовый бронежилет. Тут, как любят говорить дипломаты и политики – «без комментариев». На голову водрузил митру архиерейскую. Но с его формой не угадал. Оказывается, в тот период русские митры были похожи на разные формы короны византийских царей, а я купил этакую полусферическую высокую твердую шапку чем-то сильно напоминающую Большую императорскую корону российской империи. Как потом выяснилось и саккос, и такую митру Константинопольский патриарх начал использовать в своём облачении только после падения Константинополя в 1453 году. Но выглядело впечатляюще.

Под саккос подвесил на пояс мини мегафон на аккумуляторах, причем так, чтобы левой рукой можно было его включать и регулировать громкость, а микрофон шел от митры. Выехать решил на Слоне. Приказал его оседлать и подать к воротам. Сидя верхом на нем через ворота мне было не выехать, а понты требовали появиться перед сынком «потрясателя вселенной» именно на дестриэ. Если честно, то я его для чего-то подобного и брал. Поэтому я предупредил моих сопровождающих, что они выведут моего коня, потом выйду я, затем они, сложив руки, должны подсадить меня в седло.

Видя, что у лесочка остановилась группа монгольских переговорщиков, мы тоже не стали задерживаться. И так уже начинало темнеть.

Вначале все шло как по маслу, хотя и было с нашей стороны сплошной импровизацией. На этот раз я взял с собой Митяя и Матвея. Они чинно выехали на своих лошадях, затем два «гренадера» вывели Слона, а затем появился и я. Как водится – весь в ослепительно белом. Митяй и Матвей подсадили меня в седло, сами чинно также сели в седла, и мы тронулись (слава Богу, дорога от тел уже была расчищена). Но потом начались проблемы.

Пройдя вальяжным шагом метров 5 °Cлон неожиданно остановился и все мои скрытые и явные понукания его никакого эффекта не имели. Матвей и Митяй, не понимая, что происходит, тоже осадили своих лошадей. Пришлось сделать вид, что это было так задумано. Монголов вначале смутило то, что встреча должна произойти в пределах досягаемости стрел со стены крепости и за пределами защиты со стороны собственных стрельцов, но потом, хотя и с видимым недоумением, они решились и подъехали к нам. Главным среди них явно был довольно молодой монгол, в котором мне трудно было не узнать самого хана. Хотя, как говорят, Батый и не обладал талантами военачальника, но трусом, похоже, он не был точно. Правда, и подъехал он третьим, фактически прикрывшись от крепости своими сопровождающими.