355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Нефёдов » В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) » Текст книги (страница 33)
В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)
  • Текст добавлен: 14 января 2020, 00:30

Текст книги "В лето 6746 года от сотворения мира (СИ)"


Автор книги: Борис Нефёдов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 38 страниц)

– Давайте, кузнечики, покажите, чему вы научились.

Один из них сел верхом на арбалет и быстро крутя педалями лихо взвел его. Я вырвал чеку у гранаты и, положив ее в чашу арбалета, сам же нажал на спуск. Граната полетела к первому пороку и плюхнулась прямо в человеческую кучку около его основания. Еще секунду ничего не происходило, но я знаю, что разрыв во времени (в 4 секунды) для этих гранат нормальный. Затем, не подберу другого слова, ка-ак шандарахнуло. Ёкарный бабай! Людей разбросало. Кто-то лежал неподвижно, кто-то выл на тонкой высокой ноте, сжимая обувь. Похоже у него оторвало стопу, иначе кровь бы била фонтаном, а вот в стопе нет крупных кровеносных сосудов. Кто-то пытался подняться. Вот тебе и слабая граната. Видимо раз на раз…Я не мог отвести взгляда, но меня дернули за рукав. Оказывается, арбалет был уже готов отправить новый подарочек. За мной дело не стало. Потом отправили еще один. Потом еще. Взрывы разворотили все, что было можно для гранат такой мощности. На земле корчились в агонии люди, в том числе и в разорванных красивых шелковых халатах. Неужели инженеров китайских уконтропупили? То-то в Козельске потом долго штурм не начинали.

– Ну-ка, ребятки, по второму пороку сами давайте бейте.

Я бегом помчался в коморку, открыл окна, вцепился в бинокль и стал рассматривать результаты нашей работы с другого угла. Пока бегал, мои кузнечики раздолбили и второй порок, но главное, осколки разбили кувшины с горючим возле и того и другого механизма. Самих горшков не видно, но лужи от них – вон они. Что же, дело за мной. Осталось поднять к плечу СВД, которую на этот раз я зарядил патронами с пулями, имевшими красную маркировку наконечников. Для чайников – так маркируют зажигательные пули. Со второй пули занялась огненная смесь у первого порока, но с содержимым горшков у второго пришлось повозиться, но вот занялась и она. Потом пыхнуло еще что-то (может порох, не знаю), затем что-то рвануло и весь участок запылал таким пламенем, что под ним и вокруг него снег моментально растаял до земли. Что там еще горело было не видно, но в нос ударил тошнотворный запах горелого жареного мяса и меня, как в добрые старые времена, скажем так, «чуть не вывернуло».

Видимо, моя упреждающая бомбардировка кого-то сильно взбесила и кем-то великим на той стороне был отдан приказ на штурм. В трехстах метрах от нас, из леска у дальнего конца поляны, появились и стали продолжать выходить все новые и новые воины, заполняя все пространство. По тому, как они двигались, как готовились к рывку, как проверяли оружие и бронь на груди, было ясно, что это не вчерашние (в своей массе) ремесленники и крестьяне, а профессионалы. Это тебе не хашар. Не ошибешься, даже если доспехи прикрыты.

Я усмехнулся. Только у русских привычка надевать что-то поверх брони не прижилась. У наших все железо сверху. Своих-то бойцов с огромным трудом заставил кольчуги под полушубки спрятать. Так у них мода пошла, по Новгороду полушубки нараспашку носить. А как же, доспехи должны быть всегда напоказ, стоимость-то у брони какая! А раз у тебя такая броня есть, то ты, бесспорно, и богатый, и успешный. На тебя и люди (ну и женщины само собой) совсем по-другому смотрят.

Впереди у готовившихся к атаке – открытое простреливаемое пространство. Каждый из них понимает, что спасение в такой ситуации только в одном: прикрыться щитами и быстро атаковать, стремительным броском сокращая расстояние до стены. При этом разгон нужно начинать практически сразу, поскольку с середины этого расстояния стрелы врага становятся исключительно меткими и опасными и нужно подбежать к этому пункту на хорошей скорости.

Появились и первые островки из монгольских бурых малахаев. С каждым стрельцом – по два нукера с тяжелыми, чуть не в рост щитами и охапкой стрел. Подробнее рассмотреть не успел. Не знаю каким образом, но у монголов был дан приказ на начало штурма. Вражеское море, вначале как бы раскачиваясь и медленно, но все быстрее и быстрее устремилось вперед, а из леса все выходили и выходили новые силы. Что-то внутри меня дрогнуло. Казалось, что ничто и никто не сможет остановить эту плотную и стремительную массу вооруженных людей. Я знал, что все полторы сотни моих стрельцов, что остались на этой стене, сейчас посылают стрелу за стрелой, но их результата видно не было. Бегущая масса тел захлестывала упавших и, сомкнувшись над ними, продолжали свой бег. Но вот толпа стала спотыкаться, мои стрельцы стали отстреливать воинов, несущих лестницы, и те, падая, успевали создать небольшой затор, но чьи-то новые сильные руки подхватывали их ношу и несли ее дальше, чтобы тоже, может быть через мгновение, выпустить ее из внезапно ослабевших пальцев убитого тела. Но вот враги уже под стеной, устанавливают лестницы, забрасывают на колья крюки с привязанными волосяными веревками. Еще несколько мгновений и вот уже вся стена покрылась чуть не сплошным слоем разгоряченных тел, стремительно надвигающихся на вершину вдруг ставшего таким низким частокола. Да, это тебе не хашар.

Метрах в 80 от стены монгольские стрельцы (не в линейку, а, чтобы не мешать новым потокам атакующим, один за другим и в шахматном порядке) установили ростовые щиты с бойницами и, прикрываясь ими, начали посылать стрелу за стрелой в защитников крепости. Вот уже волна атакующих начинает захлестывать вершину частокола, кажется, вот-вот и она перехлестнет ее. Я уже был готов послать за своим резервом – моей спешенной кавалерией, но здесь открылись окна башен и началось открытое «избиение младенцев». Почувствовав слабину, и «сенокосилка» на стене заработала более ритмично, деловито и без истерик делая свое дело. Нападающие сыпались с 20-ти метровой высоты как горох, внизу из-за их тел начала стремительно уменьшаться высота стены. Но это как будто вообще никак не сказалось на атакующих. Какие воины! Они продолжали свой путь наверх, а из леса продолжали выходить и выходить подготовленные резервы.

В бою наступило этакое равновесие, подобное натянутой до предела леске, готовой порваться как струна при самом незначительном рывке рыбы. Кто-то должен был… Я подал свой сигнал. Застоявшиеся стрельцы из окопов нанесли свой мощнейший и хорошо подготовленный удар. Две с лишним сотни луков, казалось, безостановочно били с близкого расстояния, выкашивая целые улицы и переулки в рядах атакующих. Крепко досталось и монгольским стрелкам. Кто-то стал выхватывать их луки из мертвых рук, кто-то пытался развернуть щиты. Этих валили в первую очередь, а те, кто пытался повернуть щиты и уйти от смерти с флангов, попадал под безжалостные стрелы с фронта.

Наконец, на поле появились новые монгольские стрелки и нукеры, защищавшие их с трех сторон ростовыми щитами. Эти сразу вступили в единоборство с моими стрельцами, но те, молодцы, моментом ушли вниз и стали оттуда безнаказанно расстреливать в спину вражеских воинов, атакующих стену. Между теми, кто уже висел на стене и резервом (впервые!) образовался заметный разрыв. Людей же на стене расстреливали на выбор. Жесточайшая схватка наверху перемалывала оставшихся. Штурм захлебнулся. В это время сверху сбросили на атакующих пару бревен и леска порвалась. Почувствовав это и, думаю, больше с целью сохранить лицо нападавшие получили команду отступить, и под восторженный рев тысячи глоток моих бойцов начали спешно покидать поле битвы, а потом и просто побежали. Но сразу скажу, уйти удалость не всем. С большими потерями монголы (точнее «татары») отхлынули от стен.

Штурмовать окопы никто не спешил и мои стрельцы, еще немного порезвившись и получив команду на выход, не торопясь покинули их. Вынесли четырех убитых и было полтора десятка раненых. Но как только их отправили с санитарами, люди, как это часто бывает после смертельной опасности, стали неожиданно веселыми, говорливыми и шумными. Но я не дал им даже несколько минут выговориться и сбросить пар, сразу отправил на стену. День не закончился, и атака степняков могла повториться с минуты на минуту.

Чтобы окопами не могли воспользоваться монголы, немногочисленные опоры в них были обрушены, а проходы под стеной сразу засыпали заранее приготовленными огромными каменными глыбами, камнями поменьше и, в конце, щебнем. Справившись с этим, я передохнул пять минут и направился на другой край стены проследить за тем, как там выполнены аналогичные работы.

Боевая площадка была чуть не по щиколотку в крови. Отрубленные пальцы, руки, какие-то куски плоти, которые трудно опознать и валявшиеся без счета, внутренности и просто блевотина сгребались на лопаты и выбрасывались наружу. У стены стояли пустые ведра из-под золы и песка. Их явно не хватило. Около них катались две отрубленные головы, которые почему-то еще не успели убрать. Видно, что бой здесь кипел тяжелый. Меня встретили командиры родов войск. Я потребовал доложить о потерях. В отличие от «окопников», потери в людях на боевых площадках оказались более существенными. Убитых было не так много, немногим более шести десятков, но вот число раненых – почти полторы сотни – на мой взгляд зашкаливало. Тем не менее, по сравнению с тем слоем мертвых тел, что покрыло все поле… это была бесспорная и славная победа.

Вместе с отцами командирами я вышел к «своей» башне, где с двух сторон собралось фактически все мое воинство, за исключением оставленной на стенах сторожи. Нас встретили восторженным ревом сотни глоток и долго я не мог начать говорить. Наконец, они утихомирились, и я смог поздравить их. Но надо было еще что-то сказать, а речи толкать я, скажу честно, не очень большой мастак. А тут еще говорить надо с солидными перерывами. Дело в том, что толпа большая, задние ряды слов не слышат и те, что впереди им мои слова пересказывают по цепочке. На это им нужно давать время.

Закончил свою речь я, на мой взгляд, красиво:

– Мы должны, как солдаты Фабия…, поклясться не умереть или победить…, а вернуться только победителями и сдержать клятву…Сюда мы шли биться…Я шел биться… и Я желаю биться… И жице, то есть и жить.

Ну надо же было здесь пробиться к моей импровизированной трибуне какому-то тугоухому десятнику:

– Не понял, Михаил Игнатьевич, Яжелбицы и Ижицы, это что такое?

– Это, батя, у нас новый клич теперь такой. Означает, победить и остаться живым – не то пошутил, не то правда так понял какой-то довольно молодой сорванец.

Толпа грохнула смехом, но задние ряды причины его не уловили, переспрашивают, а им, те, что в середине, отвечают то, что до них дошло, что мол раз нет у нас никакого боевого клича, то Игнач предлагает клич Яжелбица и клич Ижица. Что эти слова означают – хрен его знает, но ведь это Игнач предлагает! Да после такой победы! «Яжелбица», – заревел один край стены. «Ижица», – взревели с другого края. В общем объяснять что-либо было уже поздно и бесполезно, и мы, так уж получилось, в преддверии главной схватки, получили сразу два боевых клича.

На Руси, вообще, был другой боевой клич, «За землю русскую». Потом, «С нами бог». У новгородцев – «За святую Софию». Именно с ним на ворога шли дружины. При Петре I кличи были запрещены. Полностью. Солдат в бой шел с молчаливой неотвратимостью. Но до Петра еще далеко, так что собственный клич может и был нужен. Ну, пусть будет «Яжелбица» да «Ижица». Но выступать где-либо вот так перед толпой на будущее я зарекся.

Поскольку противник никакой активности не проявлял, людей начали кормить, а командному составу накрыли в штабе. У стены, как бы нечаянно стоял бочонок с медовухой, но пить я запретил.

Провели совещание накоротке.

– Понятно, что в ночь нас атаковать не будут. Нашего «подарочка» монголы явно не ожидали, и теперь, пока не зачистят наши рвы и не приготовят нам какой-нибудь особой пакости на завтра, не упокоятся. Надо готовиться к завтрашнему дню. Проба сил закончилась. Завтра нас пойдут убивать. Думаю, что направят против нас самих монголов и, с учетом сегодняшнего опыта, будут штурмовать стену непрерывно, пока не возьмут. Сутки на ней никто простоять не сможет. У нас относительно большие потери в людях, но главное, много потратили стрел. С толком, но много. Генеральный штурм, что завтра наверняка начнется, с таким их количеством можем и не отбить. Значит сегодня, как хорошо стемнеет, снова вниз отправим охотников, число которых, между прочим, после вчерашней удачной вылазки думаю сильно прибавится. Но монголы – вояки умелые, поэтому без моей команды вниз не соваться, а наверху пусть стрельцы обязательно будут на страже, да поддержат в случае чего.

– Я прослежу за этим.

– Первый вопрос, почему такие большие потери?

– Вначале такой вал шел, что одно время казалось, что мы не устоим. Руки устают, за смену отдохнуть не успевают. Несколько раз степняки оказывались по эту сторону стены. Слишком их было много. Убиваешь их, убиваешь, а они все лезут и лезут. Были отдельные прорывы. Резерв блокировал стену, но с прорвавшимися приходилось сражаться врукопашную, часто даже ножами. А дрались они сильно. Даже стрельцы сверху нам на помощь прыгали. Думаю, завтра, за счет того, что стрельцов на стене будет считай втрое больше, и нам полегчает. Я не к тому, что они будут прыгать к нам, да помогать отбиваться, а к тому, что части стрельцов нужно на краю стены, а не за ней свои цели искать. Пусть каждый третий или хотя бы каждый четвертый нас поддержит. Уже насколько нам легче будет.

– Очень сильно помогли нам стрельцы из башен. Только это и ордынцы заметили. Сам видел, как один одежку снял, да пытался ею дыру для стрельбы заткнуть. И ведь получилось, только после боя смогли этот кляп вытащить. Думаю, завтра они постараются бойницы башен заклепать любыми способами.

– Что предлагаешь?

– Прежде всего, поручить конкретным стрельцам отслеживать тех нападающих, что не стены, а башни будут штурмовать. Завтра наверняка таких довольно много объявится. Ну и думаю, что нелишним будет дополнительные окна в башнях за ночь прорубить. Но не до конца. Чтобы снаружи бревно целым казалось, а изнутри за два удара обухом вырубленное полено можно было на улицу вытолкнуть.

– Дельно.

– Я сделаю.

– По-моему у стены, что к озеру выходит, какую-то пакость монголы готовят.

– Сразу после нашего веча пойду посмотрю. Монголы любят с нескольких сторон бить, растягивая оборону. Они думали, что нас тут совсем мало, но теперь примерное число знают. Так что на легкую победу завтра не рассчитывайте.

После совещания, пока не стемнело, я взял Митяя, мешок от противогаза с гранатами, моток лески и Ксюху, прицел свой волшебный и выдвинулся к крепостной стене, что у озера. Монголы здесь заметно продвинулись. Их работы идут быстрее, чем я рассчитывал. Могут к утру успеть. Большую толпу по этим тропинкам, конечно, не проведешь, но напакостить могут хорошо. По крайней мере, отвлекающий удар может хороший получиться. А на два фронта воевать трудно. Тем более, что перед стеной небольшая, но все-таки свободная от завалов площадка имеется. Честно скажу, я такую возможность предполагал, хотя и считал, что монголы провести тропы через заснеженную засеку не успеют. Думал и над возможностью отражения атаки с этой стороны. Я не случайно попросил Добрилу сделать именно у контролирующей с этой стороны обороны башни трудноразличимые ворота. Моя кавалерия сможет ударить наступающих с фланга, и, «заткнув» тропинки своими стрельцами, прижать остальных наступающих к стене и уничтожить.

Тем не менее, я решил установить несколько растяжек на местах явно прослеживаемых выходов троп. Мой адъютант впервые видел установку растяжки, но сильно не впечатлился. Мол, тот же принцип, что у самострела, когда его настораживаешь. Задел за жилку, она и вырвала из гранаты чеку, которую так устанавливают, чтобы она еле держалась. Тут сразу бабах. А перерезал жилку и ходи мимо сколько хочешь. Пришлось ему показать, что жилка может быть натянута между двумя гранатами, когда один ее конец, как обычно, привязан к кольцу чеки, а другой – к гранате уже без чеки, но с зажатым этой же жилкой рычагом. Если перерезал леску, то рычаг у второй гранаты от зажима освобождается и тогда все равно «бабах». Впечатлило.

Но на этом дело не закончилось. Ситуация изменилась и вечером мне пришлось пригласить к себе Марцина и подняться с ним на стену.

– Понимаешь, Марцин, скажу тебе честно, берег я свою кавалерию для неожиданного удара. Вы должны будите завтра в самый тяжелый момент выйти из левых ворот основной стены крепости пройти по дороге быстренько, прикрываясь завалами над нашими рвами для стрельцов, а затем свернуть и всесокрушающим ударом пройти 150 сажен (300 метров) вдоль линии нашей обороны, но не под стенами, а вот там, где засядут монгольские лучники, перебив всех встретившихся ордынцев, после чего уйти в правые ворота.

– А почему не нанести удар вдоль стены?

– Там кони не пройдут по этому месиву тел.

Вацлав наклонился над стеной и поглядел вниз на видневшуюся в лунном свете гору уже закоченевших трупов:

– Да тут пешему-то трудно будет пробраться, а о коннице нужно просто забыть. Если только почистить поле…

– Это невозможно. Так что придется атаковать вот там. Но все дело в том, что вам и нужно атаковать именно там. Этот рейд будет очень опасен и не все вы вернетесь из него, но он должен дать необходимую передышку бойцам на стенах, оставить атакующих, пусть ненадолго, но без поддержки монгольских стрельцов, что, как следствие, может быть даже позволит перебить их. Наличие у нас конницы наверняка пока еще является секретом для ордынцев и все может получиться, но…

– Мы готовы умереть. Люди засиделись в резерве. Еле их сдерживаю. Хоть со стрельцами подмени.

– Но, – перебил я его, – дело в том, что это может перестать быть секретом раньше времени. Ерема языка притащил, а я этого языка разговорил. Выяснилось, что молодые детки богатых беков решили инициативу проявить, положить крепость к ногам Бату хана. Формально у командира своего тумена они разрешение уже получили. Так что завтра утром попытаются эти монголы напасть на крепость со стороны озера. Пойдут пешком, там по тропам на конях не пройти. Там всего пять тропинок, так что думаю, будет их несколько сотен. На стене наших воинов мало, монголы это знают. Как только начнется штурм стены, вам нужно напасть отсюда им в бок, отсечь группу, атакующую стену, перекрыть тропинки легкой конницей (только близко к самим выходам из троп пусть не подходят, я там подарки для монголов оставил). Другие пусть в копья ударят монголов с тыла. Только не задерживайся, на стене наших сил будет немного. Мне на главной стене завтра каждый человек дорог, а когда эти ударят неизвестно. Перебейте монголов, но не всех. Тех, кто будет помоложе, в хорошей защите и дорогой одежде нужно взять живыми. Живыми!

– Сделаем.

– Пешком там не успеть. Нужно с вечера, лучше ночью, расчистить снег и лед у тайных ворот башни и как только монголы атакуют сами стены, (не раньше) ударить верхами!

– А «подарки» твои нужных монголов не перебьют?

– Не перебьют, у них такие лица впереди всех не бегают. Сразу, как закупоришь за собой ворота переведи своих людей к воротам левой башни главной стены. Нужно, чтобы ваша атака перед главной стеной все-таки оказалась неожиданной для ордынцев. На недалекость этих кочевников рассчитывать не приходится.

– Да мы вроде и не рассчитываем. Но как сегодня им бока намяли, так и завтра намнем.

– Не говори «гоп», пока яму не перепрыгнул. Не может все пройти вот так гладко, как мы запланировали. Не тот перед нами враг.

– Все понял. Сейчас же займусь подготовкой.

– У тебя вся ночь впереди, но ты все равно поторапливайся. О готовности доложи в любое время.

Чуть позднее, как только совсем стемнело пошел посмотреть, как там сегодня со, скажем так, хитромудрыми монгольскими стрельцами, любителями подстеречь неосторожного воина на крепостной стене. Однако получился полный облом. Ни напротив основной стены, ни у остальных стен я, как не вглядывался, никого из них не нашел. Монголов не было видно даже у леса, что оставался напротив главной стены. Только у стены, что у озера в ночи продолжалась работа по созданию проходов через засеку. Но тут рабы уже старались работать потише. Пусть продолжают. У меня на их работу свои планы неожиданно изменились.

Вернувшись на главную стену, дал команду охотникам на спуск. Такое впечатление, что все мое войско ринулось вниз. Я махнул рукой и ушел к себе, изредка посматривая в прицел на окрестности. Но, как ни странно, там все было тихо. И все бы хорошо, но настораживал стук топоров в монгольском лагере. Не люблю я неожиданностей, а мне готовили явно какую-то бяку, что-то, чего я не ожидаю.

Под охраной Митяя немного вздремнул, но часа в три ночи поднялся и потребовал вернуть трофейную команду. Азарт азартом, но им тоже надо отдохнуть. Когда вернулись последние охотники за трофеями, мне доложили результаты. Все живы-здоровы, только один ногу подвернул. Удивительно, что один. В такой куче мертвых и закоченевших тел можно не только ноги переломать, но и шею.

Трофеи оказались знатными. Чтобы сложить монеты и изделия из драгоценных металлов, ко мне закатили бочку! И это еще смогли обыскать только верхние слои вражеских тел. До остальных пока не добраться. Но не это главное. Удалось вернуть больше 12 тысяч стрел, да полторы сотни сулиц. Стрелы женщины отмывали теплой водой и по меткам раскладывали по сотням стрельцов. Завтра с утра их разберут по десяткам, а в десятках – по стрельцам.

Так бы почаще, ё-пэ-рэ-сэ-тэ.

Дело темное

В думах о том, как пройдет завтрашний день я возвращался к себе, когда услышал за углом неторопливую беседу двух моих ратников.

– Да, дело темное…

– Темное? Бревно ты, Радей, неотесанное.

– Ты чего, дядька Натан?

– Темное… Это ж надо. Помнишь, мы с тобой у его дверей сторожей стояли? Что из дверной щели шло? Тьма? Дым вонючий? Свет лился! Во как! Да какой свет. Я такого отродясь не видал. Тут тьмой не пахнет.

– А как тогда?

– А ты подумай. Где ж это видано, чтобы не купец к князю, но князь к купцу поспешал. Сам ведь едет. Запрутся, беседуют неспешно. Как думаешь, это князь купца наставляет? Не-ет, Радей. Думаю, все как раз наоборот. Ну, князь молодой ишшо, а архиепископ наш? Смотри, как он смотрит на нашего вождя, да как с ним разговаривает. И тут дело не в дарах и не в свечах, что Михаил Игнатьевич ему передает. Тут другое. Смотри какие между ними отношения. С чего бы? Да что там люди набо́льшие. Ты на народ посмотри. В кузнечном ряду какое к ему уважение. Да разве только в кузнечном? На свои братчины в качестве почетного гостя почитай все ряды на торге ему челом бьют. А ведь это праздники людей одной профессии, посторонних на них не зовут, это собрания только своих. Это не пирушка для всех желающих. Одна из самых страшных вещей, которую можно сделать в Новгороде, – прийти на братчину незваным гостем. А тут – зовут! Перед всем Новгородом объявляют его своим. Попробуй тронь. А честь-то какая! Ты вспомни хотя бы раз, чтобы кузнецы или иной какой ремесленный люд на свои братчины купца приглашали? Да пусть он хоть все товары у них скупит. А бортники… Ты где видел, чтобы бортники сами товар на двор купца везли, да еще в ноги кланялись? А гончары, а кожевенники? А..

– Так ведь купец, да еще и с гривнами…

– Бревно ты, Радей, бревно и есть. Купец? Да какой он тебе на хрен купец? Купец бы что, он бы первым делом все под себя греб. Отстроил бы себе терем, набил бы хоромы прислугой да холопами, чтобы чубы им драть. Да девок красных прикупил для потехи. Да жрал бы от пуза, да шубы соболиные в жару не снимал. А этот? Сколько серебра вложил, а во что? Одного железа сколько…людей… Вон оно, серебро – то его бегает. В кольчугах да бахтерцах, при мечах, да сложных луках. Какая для него от того прибыль? Для чего воев собрал, одел, обул, накормил, вооружил, обучил? А? Чего молчишь? Обозы охранять? Так столько воев для этого не надобно. На большую дорогу повести? Так он за две куны, что его холопы отняли у проезжавших мимо селян двоих из них (своих, а они денег стоят!) приказал повесить. Может, чтобы чудь грабить, да отнятыми мехами клети свои набить? Нет… Он о другом думал. Он, Радей, о земле нашей вместо нас с тобой думал, о защите ее и о ее защитниках. Больше скажу. Может и не столько о земле новгородской, сколько обо всей Руси нашей… А ведь не князь, не боярин. Да и то сказать, знал, видно, что злые времена у нас впереди.

– Да откуда он знать-то может?

– Этот может.

– Объясни, дядька Натан.

– А ты прикинь, паря. Вот появился он, а с ним товару (тяжелого!) чуть не под 100 возов. А я у Радомира, своего свояка, что в воротной страже и поинтересовался между делом. Так вот, не приходило в те дни таких обозов. Вообще обозов не было. Все праздник праздновали. А теперь сложи все вместе. Когда он один, свет от него исходит чудесный, появился в Новгороде, а в ворота городские не въезжал, думы его – не о мошне своей, а о защите (о защите же, ну…) земли нашей, люди его – вои, о которых его первая забота. Ну…ну же, Радей. Говорю же, бревно, бревно и есть. Помнишь, что люди на торге про нападение Нечая с подручными на Михаила Игнатьевича рассказывали? Хлопнули крылья два раза и все нападавшие легли мертвыми. Еще не сообразил? Ладно, вот тебе еще одна подсказка. Кто у нас покровитель воинов – людей, которые правдой и верой защищают свою землю, свой дом, своих родных от всего нечистого? Ну, в какой день «купец» наш у нас появился?

– На Михаила архангела.

– А зовут его как?

– Мих…Неужто сам…?

– Ты рот-то закрой. Може сам, а може от него. Раз не признался, значитца, не время ишшо. Вот и ты помалкивай. Да, будет мимо проходить, аль заговорит с тобой, ты глазищи-то не таращ, да не заикайся. Знаешь и знай, а виду не подавай. И языком не трепли. Ох, Радей.

Я отошел тихонько, а затем шумно топая снова прошел к себе мимо этой сторожи. Не останавливаясь. Не хотел себя выдать чем-либо. Давно до меня доходили слухи про подобные разговоры. Нет, я не Михаил Архангел, но может быть именно в этих подозрениях людских кроется для меня какая-то подсказка? Я не верю в случайности, а, значит, подслушанный мною разговор накануне третьего, решающего дня битвы, уверен, не был случайным. Это не бойцы мои, это кто-то другой мне подсказку подает. Где-то здесь нужно искать правильный ответ на завтрашний день. Два дня простоял Батый на этом месте. Завтра третий день, после него монголы должны уйти. Что же должно произойти? Что я пропустил? Где искать подсказку?

Где-где. В летописях! Я кинулся к своему сундуку, достал тексты летописей, что относились к происходящему моменту.

Вот новгородская первая летопись: «…Тогда гоняша оканнии от Торжку Серегрскы путем нолни до Игначача крста, а все людие секще, аки траву. За сто верст до Новагорода не дошли, Нов же город заступи Богъ и свята Богородица». Значит, вот здесь, в этом самом месте Новгород заступили Бог и святая Богородица. Вот об этом же в другой летописи, здесь заступников больше: «Новгород же заступил Бог и святая, и великая соборная и апостольская церковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и святых правоверных архиепископов молитва». Правда немного позднее в летописях этот круг еще немного увеличился: «Новгород же сохранил Бог, и святая и великая соборная и апостольская церковь Софии, и святой преподобный Кирилл, и молитвы святых правоверных архиепископов и благоверных князей, и преподобных монахов иерейского собора»[19]19
  Ну что же, как говорил 35-й Президент США Джон Ф. Кеннеди: «У победы тысяча отцов, а поражение всегда сирота».


[Закрыть]
.

А что, в этом что-то есть. Батый ни за что не сможет согласиться с тем, чтобы его остановил человек, а вот если бы на его пути встали силы небесные…? Но мольбами и молитвами его точно не остановишь. Во всех захваченных городах молились, но ведь не помогло. Должно быть еще что-то важное. И я продолжил поиски.

И нашел! Вот же: «И поиде у Великому Новуграду, и за 100 верст не доходя возвратился, нападе на него страх, инии глаголют, яко Михаила Ар-хангела виде со оружием путь ему возбраняюще». Ага, значит, все-таки путь Батыю загородили оружием. И даже, якобы видели Михаила Архангела, который ему путь загородил. Значит Батый его точно должен увидеть. А как же мне Батыю его показать? Проектор смастрячить да картинку на тучу направить? Ну и где тут оружие Архистратига, его знаменитый огненный меч? Нет, что-то так, да не так и должно быть еще что-то.

Нашел и «еще что-то». Волоколамский Патерик, то есть сборник рассказов о святых и нравоучительных повестей, созданный предположительно в 40-х гг. XVI в., а в нем читаю рассказ преподобного Пафнутия Боровского о чудесном спасении Новгорода: «…внегда по Божию попущению грех ради наших безбожный агарянский царь Батый Росискую землю поплени и пожже и поиде к Новому граду и покры его Бог и Пречистая Богородица явлением Михаила Архистратига, иже возбрани ему итти на него. Он же поиде на Литовския грады и прииде к Киеву и виде у каменныя церкви над дверьми написан великий Михаил Архангел и глагола князем своим указуя перстом: «сей ми возбрани пойти на Великий Новгород».

Переведу текст на язык, понятный в ХХI веке: «…когда Божьим попущением, ради наших грехов, безбожный агарянский (т. е. татарский) царь Батый Российскую землю взял в плен и пожег, то он пошел к Новгороду, который Бог и пречистая Богородица защитили явлением архистратига Михаила, запретившего ему идти на Новгород. Батый пошел на литовские города, и пришел к Киеву, и увидел написанный над дверями каменной церкви образ великого архангела Михаила, и сказал своим князьям, указывая на него перстом: «Этот мне запретил идти на Великий Новгород».

Значит, Михаил Архангел должен встретиться с Батыем и во время встречи запретить ему идти на Новгород и при этом что-то такое сделать и так сказать, что у хана даже сомнения не возникнет в необходимости исполнить его приказ. Но как же он это сделает? Неужели мы действительно увидим явление Архангела?

Но додумать мне не дал стук в дверь. Ну кто там еще, ё-пэ-рэ-сэ-тэ.

Любовь на войне

За дверями оказался отец Варфоломей – старший среди священнослужителей, присланных Владыкой. Они всегда тихо выполняли свою работу и никогда в дела стратегические, слава Богу, не вмешивались. На совещаниях Варфоломей обычно сидел в сторонке и только слушал, а если что нужно было, сам приходил ко мне и вел беседу один на один. Честно скажу, в этот напряженный момент я ожидал услышать от него все, что угодно, но только не это.

– Тут вот какое дело, Михаил Игнатьевич. Перед возможным смертным часом (на все воля Божья) обратилось ко мне несколько пар с просьбой обвенчать их.

– Что? Да разве сейчас время думать об этом?

– Любовь бывает и на войне. Не следует поощрять греховные поступки, но освященные таинствами брака отношения мужчины и женщины становятся богоугодными.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю